И мне совсем не хочется идти в такую воду. Затишью я предпочитаю непогоду. Мне бурю подавай, чтоб гром гремел, чтоб шторм и град, чтоб всё кипело и бурлило – от этого цветёт мой райский сад. С Антонио мои цветы совсем зачахнут. Нет, мой дорогой Морцелиус, приревновать к нему – напрасная затея. Уж кто другой? Соперником Антонио тебе не будет никогда.
Антонио не может сдержать недовольства.
Мельпомена: Как странно изменился ты в лице? Случилось что-то, мой Морцелиус? Подобного я раньше никогда не замечала: нахмуренные брови и этот странный взгляд. Как будто уже видела, но где? Девичья память вновь меня подводит.
Антонио опомнился и взял себя под контроль.
Мельпомена: Ну вот, опять ты прежний. Не волшебство ли? Ещё чуть-чуть - и ворохи сомнений уж точно поселились бы внутри. Так больше не пугай – не становись другим. Забудь ты про него, про всех, кто пел здесь под балконом. Сейчас тебе я отдана. Мгновеньем надо наслаждаться, а не искать причин, что портят сладость близости горячей.
Антонио улыбнулся на манер Морцелиусу, продолжая играть роль:
- Конечно, Мельпомена. В твоей любви я больше не позволю сомневаться.
7-ая сцена
Антонио у себя дома возле зеркала. Снова преображается в Морцелиуса, чтобы пойти к Мельпомене.
- Когда, мой друг, тебя травил, я думал, это выход. Я думал, разница совсем не велика, кого любовью окружает Мельпомена, но больно было видеть каждый раз, как на Морцелиуса смотрит, а мой же лик совсем не замечает. Лишь раз в порыве злости приоткрылся, как тут же появилось расстоянье между нами. Её вчерашнее признанье... Ведь сердце покорял отнюдь не я всё это время: любовь к Морцелиусу в ней я укреплял его стихами, внешностью и… ложью. О, как я ошибался… Час расплаты… Чужой костюм – моё извечное проклятье! Хоть каплю нежности её пытаясь получить, я каждый раз иду со страхом вдруг раскрытым быть. Я каждый раз терзаюсь и боюсь. И нет блаженства мне от близости с любимой. Ещё и тяжкий грех теперь тащу – убийство друга подлое и злое... Но час настал! Готов принять удар судьбы и роль сыграть совсем иначе. И наконец-то перед ней быть настоящим… Пускай отвергнет! Пускай прогонит прочь! Не буду больше я играть чужие роли. Чем повторять чужой успех точь-в-точь, к своей неведомой душе я отыщу пароли…
8-ая сцена
Антонио, перевоплотившись в Морцелиуса, вновь отправляется к Мельпомене. На этот раз он застаёт её в саду.
Мельпомена: Морцелиус? Как рано ты сегодня. А впрочем, хорошо: нам больше времени на близость.
Она оставляет все дела, бежит навстречу любимому и тут же обнимает его, но на этот раз Антонио ведёт себя очень сдержанно, не отвечая ей тем же.
Мельпомена: О мой избранник, что с тобой? Как отстранён сегодня? Что случилось?
Антонио: Я в предвкушении. Сегодня ждёт меня немилость той, которую люблю сильнее всех на свете. Но близость с нею в жертву приношу я ради правды.
Мельпомена: Ты говоришь загадками. Мне страшно.
Антонио: Я сам боюсь ужасно. Ведь это самый сильный страх: признаться, кто ты есть на самом деле. Увидеть в зеркале не выдуманный образ, что так тщеславием надменно щеголяет, а настоящего себя. Без масок, без нарядов, без прикрас. И не понравиться…
Мельпомена: Но что не так с тобой? Ты молод. Ты красив. Ты искренен. Талантлив. Очень нежен (гладит его по плечу). И неужели я тебя не вдохновляю, чтоб твёрже ты держался на ногах? Чтобы уверенно шагал ты через трудности мирские? Моя любовь к тебе все страхи вмиг рассеет.
Антонио: Вот именно. Любовь. Ко мне ли? Она и есть причина тех сомнений, что, словно корни, оплетают всё нутро, лишают душу возможности к движенью.
Мельпомена: Морцелиус, но как такое может быть? Возможно ль, что любовь моя способствует мученью? Ведь она взаимна.
Антонио: Да в том то всё и дело, что ни капли. И мучаюсь теперь неимоверно, что так ужасно поступил.
Мельпомена: Да как ни капли? Ведь я люблю тебя! Или не видишь ты меня перед собою? Не я ль сейчас тебя за шею обнимаю?
Антонио (не выдержав, срывается): Да я не тот! Я не Морцелиус!
Мельпомена (отстраняется от Антонио): О чём ты говоришь, любимый? Опять внутри растёт волненье. Шутить со мною вздумал?
Антонио: Да не до шуток мне сейчас совсем. Как часто сердце бьется. Ох, что-то дурно стало (присаживается). Я так удачно влился в этот образ и так талантливо играл. Сейчас начнётся…
Мельпомена: Морцелиус, мой милый, прошу же, прекрати.
Антонио со злостью: Я не Морцелиус! (срывает шляпу, парик, усы и другие элементы камуфляжа – превращается в себя).
Мельпомена в шоке шепчет: Джонни…
Антонио: Рукам чужим я искренне внимал. Искал благословенья Мельпомены. Из страха стал похож я на микроба. Теперь я наконец-то осознал, покуда крышка гроба не опустилась сверху, свой внутренний компа?с смелее слушай. Подчас среди штормов и ураганов, средь безразличья океанов лишь только он союзник твой. Его не стоит прятать глубоко, ведь жить другими жизнями легко. Свою судьбу живи, играй себя, собой делись со всеми. Лишь только так игру, свой гений распахнёшь, величием наполнив, вознесешь…
Так стоило ошибки совершать, чтобы понять всё это? Урок ценою в человеческую жизнь. Морцелиус убит, и нет за это мне прощенья. Я больше не ищу благословенья, Мельпомена. Не смог тебя я убедить, что и моя поэзия прекрасна. Возможно, всё было напрасно? Костёр горит… Он душу очищает через боль, через мученья. Морцелиус, ты был мой идеал, твою одежду надевал, чтоб на тебя лишь быть похожим. Стремленьем этим себя я убивал, плодил внутри сплошные страхи. Ради любви на грабли наступал в столь чуждой мне рубахе. Теперь внутри сплошная пустота. Мне всё равно! Ты слышишь, Мельпомена? Ступай, такой ценой твоя любовь мне не нужна…
Текстуры стали плыть, как будто краски на холсте снова сделались жидкими и подвижными. Райский сад постепенно превратился в мутный поток разноцветья. Прорисовались очертания иной картины. В ней уже не было костюма Морцелиуса из того давно забытого спектакля, не было Антонио, не было Мельпомены - Джон снова стал героем в маске. Он по-прежнему не один на сцене. Рик внимательно смотрит на него, будто ожидая чего-то ещё. Теперь Рик не выглядит таким огромным, как раньше.
- Я знаю, почему ты здесь, - Джон бросает на него уставший взгляд и отворачивается. Шаркая ногами, идёт к гримерке. – Я знаю, что ты хочешь услышать, - останавливается возле зеркала, смотрит, опёршись руками на стол. – Да, Рики, это был я. Из-за меня ты был избит в тот вечер и попал в больницу со сломанным ребром и переносицей. Причина? Ты хочешь знать, почему я это сделал? Страх. Я боялся. Тебя. Твоего таланта. Я боялся, что ты способнее меня. Ты и был способнее. А я так хотел занять твоё место. В итоге я занял его. Я стал Антонио. Но, поверь, Рики, не только ты пострадал от моего малодушия. Благодаря своему страху я продолжал идти той же тропой к обрыву, вновь и вновь делая неправильные выборы. И теперь снова вынужден ходить в чужом костюме. Антонио – и есть моя главная роль, - сделал глубокий вдох, - поэтому и сыграл его я, а не ты. Но теперь, оказавшись выброшенным на свалку, забытым, ненужным, я понял! Я понял, что рано или поздно тебе придётся встретиться со своим страхом лицом к лицу. Герой должен бояться, но страх не должен заполнять его, не должен определять поступки. Порой нужно действовать вопреки ему, а иногда стоит взять его за руку и идти вместе, так как иногда только он способен помочь не оступиться. И теперь я наконец-то могу сказать, что мой страх больше не контролирует меня. Он есть. Он часть меня. Он мой союзник.
Маска на лице вдруг стала мешать Джону. Теперь она - лишний элемент этого костюма. Джон решительно обхватил её обеими руками, затем ещё раз посмотрел на отражение и резко сорвал её.
- Теперь совсем другое разъедает меня изнутри, - продолжил Джон монолог, - совсем иное чувство. Ведь дело не только в самом выборе.
Джон взял другую маску со стола, внимательно осмотрел её внутреннюю поверхность и сказал:
- Хорошо бы, если из-за своих неправильных поступков страдал только я.
С этими словами он надел маску и отправился к сцене. Маска тут же вросла в лицо, слившись в единое целое с внутренним содержанием героя.
Рик исчез. Теперь среди зрителей Джон в первую очередь видит близких и родных, Джиллиан. Они будто светятся. И если другие зрители абсолютно безразличны, то эти охвачены печалью и болью. И Джон вторит им новой маской, ведь на ней изображена невероятная боль. Джон продолжает речь:
- Мечты, чаяния… Надежда на лучшее! Всё сгорело дотла. Душа – лоза, развеваемая ветрами бесплодных ожиданий. Мир – огромный, просторный. Бесконечный! Но почему-то клетка. Тесно и больно. Каждое движение, каждая мысль, каждый выбор – мука, выраженная тысячей сомнений. Где, на каком этапе, тебя с коварством хищника африканской саванны ожидает роковая ошибка? Немного недосмотрел, потерял бдительность - и теперь, словно антилопа гну, отбившаяся от стада: жертва вечных обстоятельств, навсегда растворившая в себе улыбку жизнерадостного ребёнка. И ведь ничего не исправить. Не изменить. Не переписать. Латать дыры, бороться с последствиями. Подкладывать булыжники под треснувший фундамент, которые рано или поздно тоже вымоет дождём ударов судьбы. Бежать. Бежать, надевая тысячи масок! Тысячи лиц! И ни одно из них не будет настоящим.
Опыт. Жизненный опыт. Я Вас умоляю! Тысячу раз не пожалею, если распрощаюсь с этим опытом. Может быть, поэтому мы ничего не помним из прошлых жизней? Потому что, узнав, что пережили, через что пришлось пройти, мы бы при первых проблесках сознания тут же вскрывали бы вены, дабы не мучиться! Эти наборы безвыходных ситуаций, неправильных поступков, неправильных слов – всё это лишний хлам. Бесполезное барахло, которое застряло в шкафу и лежит там только потому, что, возможно, когда-нибудь пригодится. Но на самом деле вы и сами понимаете, что больше никогда не будете это носить. Вам просто жалко это выбросить: «Ведь всё это не просто так»! Тешьте себя мыслью, что это вас чему-то научило, что вы стали мудрее или правильнее. Где гарантия, что научившись уворачиваться от летящего камня, так же легко можно увернуться от пули? А ведь в следующий раз это непременно будет пуля. Всё, камни закончились. Нет больше камней. Теперь только пули. Непременно всё наперекор: всё, что планировали, о чём мечтали. Покиньте зону комфорта! Слышите? Вы слишком долго были в тепле и ели сытный обед – пора снова в мерзкую, вонючую, сырую грязь. Вот ваше место! Сотворите из этого что-нибудь этакое. Слепите из этой грязи смысл, создайте изящную форму. Может быть, у вас получится? Может быть, вам поможет ваш опыт?
Опускает голову и трёт затылок.
- Извечный вопрос снова не даёт покоя...Нет, не так. Всё не так. Не может быть так. Хватит! Слишком много было оправданий! Не могу. Не могу больше! Всё равно не уйти и не спрятаться. Не сбежать из этого мира, из этой коробки, которую создал своими же руками. Она смотрит на тебя. Изучает. И всё, что ты можешь и должен, посмотреть в ответ. Потрогать руками эти стены. Или, может, даже попробовать их на прочность.
Делает длинную паузу. Вздыхает. Снова смотрит на зрителей.
- Герой не рождается из ничего – он проявляется из преодоления себя. Кому интересно смотреть на того, у кого всё всегда получается?! Даже у супермена есть камень, который лишает его сил и способен убить. Только что мы не знали в нём изъяна, считали его идеальным и всесильным, но вдруг какой-то камень – и герой в красно-синем костюме абсолютно беспомощен перед ним. Ведь создатели его – люди! Они могли сделать его всемогущим? Почему они создали этот камень? Зачем он был нужен?!
Герой должен сражаться с врагами, но прежде всего – со своим собственными демонами. Страх остался позади. Страдание. И это тоже часть пути. Именно благодаря страданиям герой становится сильнее и способен осознать, кто он есть на самом деле. Каждому герою, каждому человеку нужен такой камень. По крайней мере, хочется верить, что всё не напрасно. Не может быть, чтобы всё было просто бессмысленной суетой, - просто рефлексией.
Вам ещё интересно узнать, почему герою, стоящему здесь перед вами, приходится до сих пор носить маски? Сколько их? И что или кто прячется под каждой? Как видите, однозначных ответов нет. Прошу, будьте внимательнее. История не рассказана до конца, и здесь, может быть, не произойдёт чуда, к которому так привык искушённый зритель. Но наберитесь терпения, и последние тайны будут открыты, и уже никто не спрячется от неминуемого света истины…
Вдруг рядом, откуда ни возьмись, снова появились Коул и Морган. Они схватили Джона и стали тащить куда-то.
- Зафиксируй его руку сзади, а то вырвется, - скомандовал Морган.
- Уже сделано, мистер Морган, - ответил Коул.
- Куда вы меня тащите? Отпустите! Слышите? – начал сопротивляться Джон, но было уже слишком поздно.
- Джонни, ты немного не понял, - сказал мистер Морган. – Мы здесь не для того, чтобы помочь тебе осуществить твою заветную мечту: наконец-то из бездарности, коей ты и был всегда, превратиться в настоящего актёра. Мы здесь для того, Джонни, чтобы ты ответил по счетам. И ты ответишь по ним. Сегодня. Сейчас.
- Да, Джонни, теперь тебе не отвертеться, - злорадствовал Коул, вторя мистеру Моргану.
- Вперёд, Джонни. Смелее. Тебе там точно понравится, - Морган сделал сильный рывок, так что даже ноги Джона на секунду оторвались от земли.
У Джона начался озноб. От того, что ожидало его впереди, веяло пронизывающим холодом. Словно пещера изо льда, не видевшая солнечного света, не знавшая запаха цветов и лесных трав. Что в ней? Разве может что-то существовать в таких условиях? Если только сама смерть поселилась там. Вот и тени появились у входа. Помнится, они уже общались с ним, шептали ему, приглашали сюда. Неужели всё? Неужели это конец? Нет, не может быть. Тогда зачем он здесь? Почему после победы над своим самым главным врагом дорога привела его в мир, где нет жизни?
Коул и мистер Морган продолжали упорно тянуть его внутрь этой пещеры. Тени у входа совершенно не заботили их, будто они уже много раз бывали в этом месте. Тени касались рук Джона, и ледяные прикосновения растекались по телу неприятной дрожью.
- Давай, Джонни, не стесняйся. Прими это как новый дом. Думаю, ты здесь надолго,- продолжал мистер Морган.
- Пошевеливайся, Вайер, - пихал его сзади Коул.
Появилась какая-то странная, непреодолимая тяга. Джона словно засасывало внутрь, забирая у него всё прекрасное: радость, доброту, любовь. Взамен окружая холодной субстанцией, убивающей всякое проявление жизни. Ему хотелось сбежать из этого мрачного места. Оно угнетало, обездвиживало. Казалось, ещё немного и стены пещеры рухнут, похоронив его здесь навсегда.
Впереди он увидел человека. Джон не сразу узнал его. Человек выглядел так, словно это был скелет, обтянутый кожей. Очень бледный и с множественными коричневыми пятнами начавшегося разложения. Возле рта кусок живой плоти сгнил, обнажая часть зубов. Впавшие глаза выглядели очень мутно, а тонкие руки безжизненно висели вдоль туловища. Только оказавшись на расстоянии нескольких футов, Джон понял, кто это. Это был Роберт Шаферз.
Шаферз взял табуретку и поставил перед собой. Потом встал на неё двумя ногами.
Антонио не может сдержать недовольства.
Мельпомена: Как странно изменился ты в лице? Случилось что-то, мой Морцелиус? Подобного я раньше никогда не замечала: нахмуренные брови и этот странный взгляд. Как будто уже видела, но где? Девичья память вновь меня подводит.
Антонио опомнился и взял себя под контроль.
Мельпомена: Ну вот, опять ты прежний. Не волшебство ли? Ещё чуть-чуть - и ворохи сомнений уж точно поселились бы внутри. Так больше не пугай – не становись другим. Забудь ты про него, про всех, кто пел здесь под балконом. Сейчас тебе я отдана. Мгновеньем надо наслаждаться, а не искать причин, что портят сладость близости горячей.
Антонио улыбнулся на манер Морцелиусу, продолжая играть роль:
- Конечно, Мельпомена. В твоей любви я больше не позволю сомневаться.
7-ая сцена
Антонио у себя дома возле зеркала. Снова преображается в Морцелиуса, чтобы пойти к Мельпомене.
- Когда, мой друг, тебя травил, я думал, это выход. Я думал, разница совсем не велика, кого любовью окружает Мельпомена, но больно было видеть каждый раз, как на Морцелиуса смотрит, а мой же лик совсем не замечает. Лишь раз в порыве злости приоткрылся, как тут же появилось расстоянье между нами. Её вчерашнее признанье... Ведь сердце покорял отнюдь не я всё это время: любовь к Морцелиусу в ней я укреплял его стихами, внешностью и… ложью. О, как я ошибался… Час расплаты… Чужой костюм – моё извечное проклятье! Хоть каплю нежности её пытаясь получить, я каждый раз иду со страхом вдруг раскрытым быть. Я каждый раз терзаюсь и боюсь. И нет блаженства мне от близости с любимой. Ещё и тяжкий грех теперь тащу – убийство друга подлое и злое... Но час настал! Готов принять удар судьбы и роль сыграть совсем иначе. И наконец-то перед ней быть настоящим… Пускай отвергнет! Пускай прогонит прочь! Не буду больше я играть чужие роли. Чем повторять чужой успех точь-в-точь, к своей неведомой душе я отыщу пароли…
8-ая сцена
Антонио, перевоплотившись в Морцелиуса, вновь отправляется к Мельпомене. На этот раз он застаёт её в саду.
Мельпомена: Морцелиус? Как рано ты сегодня. А впрочем, хорошо: нам больше времени на близость.
Она оставляет все дела, бежит навстречу любимому и тут же обнимает его, но на этот раз Антонио ведёт себя очень сдержанно, не отвечая ей тем же.
Мельпомена: О мой избранник, что с тобой? Как отстранён сегодня? Что случилось?
Антонио: Я в предвкушении. Сегодня ждёт меня немилость той, которую люблю сильнее всех на свете. Но близость с нею в жертву приношу я ради правды.
Мельпомена: Ты говоришь загадками. Мне страшно.
Антонио: Я сам боюсь ужасно. Ведь это самый сильный страх: признаться, кто ты есть на самом деле. Увидеть в зеркале не выдуманный образ, что так тщеславием надменно щеголяет, а настоящего себя. Без масок, без нарядов, без прикрас. И не понравиться…
Мельпомена: Но что не так с тобой? Ты молод. Ты красив. Ты искренен. Талантлив. Очень нежен (гладит его по плечу). И неужели я тебя не вдохновляю, чтоб твёрже ты держался на ногах? Чтобы уверенно шагал ты через трудности мирские? Моя любовь к тебе все страхи вмиг рассеет.
Антонио: Вот именно. Любовь. Ко мне ли? Она и есть причина тех сомнений, что, словно корни, оплетают всё нутро, лишают душу возможности к движенью.
Мельпомена: Морцелиус, но как такое может быть? Возможно ль, что любовь моя способствует мученью? Ведь она взаимна.
Антонио: Да в том то всё и дело, что ни капли. И мучаюсь теперь неимоверно, что так ужасно поступил.
Мельпомена: Да как ни капли? Ведь я люблю тебя! Или не видишь ты меня перед собою? Не я ль сейчас тебя за шею обнимаю?
Антонио (не выдержав, срывается): Да я не тот! Я не Морцелиус!
Мельпомена (отстраняется от Антонио): О чём ты говоришь, любимый? Опять внутри растёт волненье. Шутить со мною вздумал?
Антонио: Да не до шуток мне сейчас совсем. Как часто сердце бьется. Ох, что-то дурно стало (присаживается). Я так удачно влился в этот образ и так талантливо играл. Сейчас начнётся…
Мельпомена: Морцелиус, мой милый, прошу же, прекрати.
Антонио со злостью: Я не Морцелиус! (срывает шляпу, парик, усы и другие элементы камуфляжа – превращается в себя).
Мельпомена в шоке шепчет: Джонни…
Антонио: Рукам чужим я искренне внимал. Искал благословенья Мельпомены. Из страха стал похож я на микроба. Теперь я наконец-то осознал, покуда крышка гроба не опустилась сверху, свой внутренний компа?с смелее слушай. Подчас среди штормов и ураганов, средь безразличья океанов лишь только он союзник твой. Его не стоит прятать глубоко, ведь жить другими жизнями легко. Свою судьбу живи, играй себя, собой делись со всеми. Лишь только так игру, свой гений распахнёшь, величием наполнив, вознесешь…
Так стоило ошибки совершать, чтобы понять всё это? Урок ценою в человеческую жизнь. Морцелиус убит, и нет за это мне прощенья. Я больше не ищу благословенья, Мельпомена. Не смог тебя я убедить, что и моя поэзия прекрасна. Возможно, всё было напрасно? Костёр горит… Он душу очищает через боль, через мученья. Морцелиус, ты был мой идеал, твою одежду надевал, чтоб на тебя лишь быть похожим. Стремленьем этим себя я убивал, плодил внутри сплошные страхи. Ради любви на грабли наступал в столь чуждой мне рубахе. Теперь внутри сплошная пустота. Мне всё равно! Ты слышишь, Мельпомена? Ступай, такой ценой твоя любовь мне не нужна…
Текстуры стали плыть, как будто краски на холсте снова сделались жидкими и подвижными. Райский сад постепенно превратился в мутный поток разноцветья. Прорисовались очертания иной картины. В ней уже не было костюма Морцелиуса из того давно забытого спектакля, не было Антонио, не было Мельпомены - Джон снова стал героем в маске. Он по-прежнему не один на сцене. Рик внимательно смотрит на него, будто ожидая чего-то ещё. Теперь Рик не выглядит таким огромным, как раньше.
- Я знаю, почему ты здесь, - Джон бросает на него уставший взгляд и отворачивается. Шаркая ногами, идёт к гримерке. – Я знаю, что ты хочешь услышать, - останавливается возле зеркала, смотрит, опёршись руками на стол. – Да, Рики, это был я. Из-за меня ты был избит в тот вечер и попал в больницу со сломанным ребром и переносицей. Причина? Ты хочешь знать, почему я это сделал? Страх. Я боялся. Тебя. Твоего таланта. Я боялся, что ты способнее меня. Ты и был способнее. А я так хотел занять твоё место. В итоге я занял его. Я стал Антонио. Но, поверь, Рики, не только ты пострадал от моего малодушия. Благодаря своему страху я продолжал идти той же тропой к обрыву, вновь и вновь делая неправильные выборы. И теперь снова вынужден ходить в чужом костюме. Антонио – и есть моя главная роль, - сделал глубокий вдох, - поэтому и сыграл его я, а не ты. Но теперь, оказавшись выброшенным на свалку, забытым, ненужным, я понял! Я понял, что рано или поздно тебе придётся встретиться со своим страхом лицом к лицу. Герой должен бояться, но страх не должен заполнять его, не должен определять поступки. Порой нужно действовать вопреки ему, а иногда стоит взять его за руку и идти вместе, так как иногда только он способен помочь не оступиться. И теперь я наконец-то могу сказать, что мой страх больше не контролирует меня. Он есть. Он часть меня. Он мой союзник.
Маска на лице вдруг стала мешать Джону. Теперь она - лишний элемент этого костюма. Джон решительно обхватил её обеими руками, затем ещё раз посмотрел на отражение и резко сорвал её.
- Теперь совсем другое разъедает меня изнутри, - продолжил Джон монолог, - совсем иное чувство. Ведь дело не только в самом выборе.
Джон взял другую маску со стола, внимательно осмотрел её внутреннюю поверхность и сказал:
- Хорошо бы, если из-за своих неправильных поступков страдал только я.
С этими словами он надел маску и отправился к сцене. Маска тут же вросла в лицо, слившись в единое целое с внутренним содержанием героя.
Рик исчез. Теперь среди зрителей Джон в первую очередь видит близких и родных, Джиллиан. Они будто светятся. И если другие зрители абсолютно безразличны, то эти охвачены печалью и болью. И Джон вторит им новой маской, ведь на ней изображена невероятная боль. Джон продолжает речь:
- Мечты, чаяния… Надежда на лучшее! Всё сгорело дотла. Душа – лоза, развеваемая ветрами бесплодных ожиданий. Мир – огромный, просторный. Бесконечный! Но почему-то клетка. Тесно и больно. Каждое движение, каждая мысль, каждый выбор – мука, выраженная тысячей сомнений. Где, на каком этапе, тебя с коварством хищника африканской саванны ожидает роковая ошибка? Немного недосмотрел, потерял бдительность - и теперь, словно антилопа гну, отбившаяся от стада: жертва вечных обстоятельств, навсегда растворившая в себе улыбку жизнерадостного ребёнка. И ведь ничего не исправить. Не изменить. Не переписать. Латать дыры, бороться с последствиями. Подкладывать булыжники под треснувший фундамент, которые рано или поздно тоже вымоет дождём ударов судьбы. Бежать. Бежать, надевая тысячи масок! Тысячи лиц! И ни одно из них не будет настоящим.
Опыт. Жизненный опыт. Я Вас умоляю! Тысячу раз не пожалею, если распрощаюсь с этим опытом. Может быть, поэтому мы ничего не помним из прошлых жизней? Потому что, узнав, что пережили, через что пришлось пройти, мы бы при первых проблесках сознания тут же вскрывали бы вены, дабы не мучиться! Эти наборы безвыходных ситуаций, неправильных поступков, неправильных слов – всё это лишний хлам. Бесполезное барахло, которое застряло в шкафу и лежит там только потому, что, возможно, когда-нибудь пригодится. Но на самом деле вы и сами понимаете, что больше никогда не будете это носить. Вам просто жалко это выбросить: «Ведь всё это не просто так»! Тешьте себя мыслью, что это вас чему-то научило, что вы стали мудрее или правильнее. Где гарантия, что научившись уворачиваться от летящего камня, так же легко можно увернуться от пули? А ведь в следующий раз это непременно будет пуля. Всё, камни закончились. Нет больше камней. Теперь только пули. Непременно всё наперекор: всё, что планировали, о чём мечтали. Покиньте зону комфорта! Слышите? Вы слишком долго были в тепле и ели сытный обед – пора снова в мерзкую, вонючую, сырую грязь. Вот ваше место! Сотворите из этого что-нибудь этакое. Слепите из этой грязи смысл, создайте изящную форму. Может быть, у вас получится? Может быть, вам поможет ваш опыт?
Опускает голову и трёт затылок.
- Извечный вопрос снова не даёт покоя...Нет, не так. Всё не так. Не может быть так. Хватит! Слишком много было оправданий! Не могу. Не могу больше! Всё равно не уйти и не спрятаться. Не сбежать из этого мира, из этой коробки, которую создал своими же руками. Она смотрит на тебя. Изучает. И всё, что ты можешь и должен, посмотреть в ответ. Потрогать руками эти стены. Или, может, даже попробовать их на прочность.
Делает длинную паузу. Вздыхает. Снова смотрит на зрителей.
- Герой не рождается из ничего – он проявляется из преодоления себя. Кому интересно смотреть на того, у кого всё всегда получается?! Даже у супермена есть камень, который лишает его сил и способен убить. Только что мы не знали в нём изъяна, считали его идеальным и всесильным, но вдруг какой-то камень – и герой в красно-синем костюме абсолютно беспомощен перед ним. Ведь создатели его – люди! Они могли сделать его всемогущим? Почему они создали этот камень? Зачем он был нужен?!
Герой должен сражаться с врагами, но прежде всего – со своим собственными демонами. Страх остался позади. Страдание. И это тоже часть пути. Именно благодаря страданиям герой становится сильнее и способен осознать, кто он есть на самом деле. Каждому герою, каждому человеку нужен такой камень. По крайней мере, хочется верить, что всё не напрасно. Не может быть, чтобы всё было просто бессмысленной суетой, - просто рефлексией.
Вам ещё интересно узнать, почему герою, стоящему здесь перед вами, приходится до сих пор носить маски? Сколько их? И что или кто прячется под каждой? Как видите, однозначных ответов нет. Прошу, будьте внимательнее. История не рассказана до конца, и здесь, может быть, не произойдёт чуда, к которому так привык искушённый зритель. Но наберитесь терпения, и последние тайны будут открыты, и уже никто не спрячется от неминуемого света истины…
Глава 85. Маски. Часть 3.
Вдруг рядом, откуда ни возьмись, снова появились Коул и Морган. Они схватили Джона и стали тащить куда-то.
- Зафиксируй его руку сзади, а то вырвется, - скомандовал Морган.
- Уже сделано, мистер Морган, - ответил Коул.
- Куда вы меня тащите? Отпустите! Слышите? – начал сопротивляться Джон, но было уже слишком поздно.
- Джонни, ты немного не понял, - сказал мистер Морган. – Мы здесь не для того, чтобы помочь тебе осуществить твою заветную мечту: наконец-то из бездарности, коей ты и был всегда, превратиться в настоящего актёра. Мы здесь для того, Джонни, чтобы ты ответил по счетам. И ты ответишь по ним. Сегодня. Сейчас.
- Да, Джонни, теперь тебе не отвертеться, - злорадствовал Коул, вторя мистеру Моргану.
- Вперёд, Джонни. Смелее. Тебе там точно понравится, - Морган сделал сильный рывок, так что даже ноги Джона на секунду оторвались от земли.
У Джона начался озноб. От того, что ожидало его впереди, веяло пронизывающим холодом. Словно пещера изо льда, не видевшая солнечного света, не знавшая запаха цветов и лесных трав. Что в ней? Разве может что-то существовать в таких условиях? Если только сама смерть поселилась там. Вот и тени появились у входа. Помнится, они уже общались с ним, шептали ему, приглашали сюда. Неужели всё? Неужели это конец? Нет, не может быть. Тогда зачем он здесь? Почему после победы над своим самым главным врагом дорога привела его в мир, где нет жизни?
Коул и мистер Морган продолжали упорно тянуть его внутрь этой пещеры. Тени у входа совершенно не заботили их, будто они уже много раз бывали в этом месте. Тени касались рук Джона, и ледяные прикосновения растекались по телу неприятной дрожью.
- Давай, Джонни, не стесняйся. Прими это как новый дом. Думаю, ты здесь надолго,- продолжал мистер Морган.
- Пошевеливайся, Вайер, - пихал его сзади Коул.
Появилась какая-то странная, непреодолимая тяга. Джона словно засасывало внутрь, забирая у него всё прекрасное: радость, доброту, любовь. Взамен окружая холодной субстанцией, убивающей всякое проявление жизни. Ему хотелось сбежать из этого мрачного места. Оно угнетало, обездвиживало. Казалось, ещё немного и стены пещеры рухнут, похоронив его здесь навсегда.
Впереди он увидел человека. Джон не сразу узнал его. Человек выглядел так, словно это был скелет, обтянутый кожей. Очень бледный и с множественными коричневыми пятнами начавшегося разложения. Возле рта кусок живой плоти сгнил, обнажая часть зубов. Впавшие глаза выглядели очень мутно, а тонкие руки безжизненно висели вдоль туловища. Только оказавшись на расстоянии нескольких футов, Джон понял, кто это. Это был Роберт Шаферз.
Шаферз взял табуретку и поставил перед собой. Потом встал на неё двумя ногами.
