В жены девушек покрепче и попышнее во всех местах лучше брать, известное же дело. Такие здоровее, в хозяйстве полезнее и детишками порадуют без всяких проблем. А эту хромоножку соплей перешибешь, как она рожать-то будет, помрет еще.
— Привет, красавица, без платья тебе лучше! Прогуляемся?
Прежде чем трактирщик успел сообразить, что надо поскорее увести дурочку от греха подальше, пусть Линда в комнату еду принесет и все, что ей понадобилось, Бит Осинник успел сделать свое дурное дело. Более чем ожидаемо, но как же досадно, такой душевный вечерок намечался. Ну точно ведьма, одни от нее напасти.
— Нет… — харадримка, замерев на секунду, как будто сказанное дошло с некоторой задержкой, попыталась пройти мимо, неловко протискиваясь между столпившихся у стола приятелей Бита.
— Нет уж, подожди! — оглушительно захохотал совсем захмелевший Осинник, с силой хлопнув по столу пустой кружкой. И усадил девушку к себе на колени, резко притянув за талию. — Вот так, другое дело… — ладонь пакостника бесцеремонно легла ей на грудь, а вторая рука скользнула ниже, с явным намерением забраться под юбку.
Вот срамотища-то, как и впрямь последние времена наступают. Никогда еще такого не было в его трактире. Наркисс даже онемел от возмущения, если уж начистоту, репутация заведения и собственное доброе имя волновали его гораздо больше, чем чувства приблудной девчонки.
К ней Наркисс чувствовал необъяснимую неприязнь, одно только ее излучаемое даже со спины пренебрежение чего стоит, не улыбнется добрым людям, не кивнет. Сейчас вроде и живот подвело от голода, давненько она ничего не ела, и за душой ничего нет, кроме единственного платьишка, по доброте душевной купленного, а по лестнице шла с таким видом, словно ей тут все по гроб жизни задолжали, и вообще псы недостойные.
Поэтому от возмутительной выходки Осинника трактирщик ощутил в глубине души некоторое злорадство, в чем, разумеется, никогда бы не сознался. И, похоже, не он один.
— Нет! — повторила харадримка, вырываясь. Презрительное выражение наконец сошло с ее лица, сменившись явной растерянностью. — Пусти!
— Ах ты, сучка! — пропустив неожиданный удар собственной кружкой по голове, достаточно сильный, чтобы из нее выбило все похабные мысли, Бит влепил девчонке пощечину и сбросил на пол. И тут же глухо замычал, внезапно потеряв твердую почву под ногами.
Бродяжник, занесенный нелегкой именно сегодня после долгого отсутствия, играючи поднял его за шиворот, несколько секунд подержал, пристально глядя в глаза… Осинник сразу сник и заметно приуныл, что-то бормоча. Потом дунаданец хорошенько встряхнул пьяницу, также молча и без всяких усилий донес до входной двери и, распахнув ее ногой, выбросил за порог.
— Не бойся… — чуть ли впервые на памяти Наркисса слегка улыбнувшись, Бродяжник протянул руку так и оставшейся сидеть на полу харадримке. Ударилась она на этот раз легко, но вставать почему-то не торопилась. — Он больше к тебе не подойдет.
Сделав многозначительную паузу, Бродяжник обвел взглядом присутствующих. Хихикать и сплетничать всем почему-то расхотелось, да и про поздний час как-то сразу вспомнилось. Девушка медлила, молча разглядывая своего спасителя, ее бледные щеки заметно окрасились румянцем.
— Не бойся, — повторил следопыт, улыбнувшись на этот раз еще шире, и легко поставил ее на ноги. — Тебя как зовут?
Девушка напряжённо задумалась, как будто вопрос оказался очень трудным.
— М… Ме… Морин.
Ну, хвала Эру, имя у нее теперь есть, хоть и странное какое-то.
— Пошли, я провожу тебя… ты здесь живешь?
Подоспевший Лавр Наркисс постарался вкратце объяснить Бродяжнику суть дела.
— Ты есть хочешь?
— Надо бы ей поесть, да, — перебил трактирщик, вытирая пот со лба. — Три дня ничего в рот не брала, только лежала и бредила на непонятном языке. Мы уж стали думать, помрет-таки.
Морин (не так ее окликали в своё время спутники, совсем не похоже) все это время молча разглядывала Бродяжника, никак не реагируя на трактирщика. Наркиссу даже обидно стало.
Скажите какая, хоть бы спасибо вымолвила. Будто пустым местом считает.
— Принесите ей еду, и выпить что-нибудь, — распорядился Бродяжник. — Идем? — обращаясь уже к девушке, он протянул ей руку и тут же нахмурился: — Что у тебя с ногой? Это Осинник?
— Нет, Финголфин, — словно совсем не думая о смысле сказанного, произнесла Морин.
Трактирщик ничего не понял, но, судя по тому, как рассмеялся Бродяжник, это была хорошая шутка.
— Как много ты, оказывается, знаешь, и шутить уже можешь. Это хорошо. Пошли! — Бродяжник взял Морин под руку, но она вдруг резко побледнела и пошатнулась, прижав ладонь ко лбу. — Ей срочно надо поесть, — нетерпеливо повторил Бродяжник, легко подхватив девушку на руки. — И вина принесите быстро, или пива.
Глава 2
Не может Он вернуться в своем зримом и осязаемом облике…
— Мама, я хочу поиграть с Иннару, можно?
Пока Владыки Запада восседают на своих тронах…
— Одень платок, Ирханну, и никогда не снимай его при чужих…
В Пустоте нет жизни.
Пики Тангородрима устремляются ввысь за ладонью, легко протыкая небо.
— Мама, посмотри, у меня получилось лучше, чем у Иннару. Построить самую высокую башню из песка, безупречно гладкую, с ровными острыми краями было трудно, но я так старалась и очень устала.
— Мама, я не хочу к ним, нет, пожалуйста!
Нет начала и нет конца.
— Прими эту жертву, о Владыка Тьмы!
— Не надо… нет!
Умирать не больно, просто щекотно, липко и горячо, что-то течет, как будто она… Мама, прости, я нечаянно. Мир сереет, блекнет и выцветает, улетает вверх, бешено кружась… Мама, мама, ты где…
Все становится Пустотой.
И Пустоты больше нет.
Как же жестко, невозможно терпеть, ужасно болит грудь слева, голова раскалывается пополам, обломки воспоминаний и мыслей проникли друг в друга до хруста сломанных костей, перемешались в нестерпимый мучительный бред, худшую из возможных пыток, хочется спать и не просыпаться никогда. Чтобы просто не было… вообще ничего.
Арда лежит под сенью еще черного неба, как самый большой и яркий Сильмарилл, которого не сделать никому и никогда.
Как… как браслет с цветными стеклышками, переливающимися на солнце голубым, красным и зеленым, мама купила его однажды для меня на базаре, и подарила просто так, и даже поцеловала меня, обнимала и гладила по голове, в самый счастливый и лучший день всех Трех эпох.
<center>***</center>
Изо всех сил стараясь не дать неподобающим мыслям о человеческих качествах жителей Бри проникнуть в голову, Арагорн, скрипя зубами от злости, быстро поднялся по жалобно застонавшей под его сапогами лестнице. Девушка… Морин — харадримок так не зовут обычно, может, она не уроженка Харада на самом деле — расслабленно лежала у него на руках, склонив голову на плечо. Веса в ней совсем не было, как кошку в руки взял. Единственная проблема — на свисающие до пола спутанные черные пряди случайно не наступить.
Люди, конечно, любимые дети Эру Илуватара, их эпоха вот-вот наступит… должна наступить. Но огорчительно многие из них оказываются гораздо ближе к оркам, чем к эльфам, Осинник так совершенно точно. И поведения остальных Арагорн понять никак не мог — глупой служанки с ее сплетнями, тупых толстокожих выпивох, нерасторопного трактирщика, и почему почтенные пригоряне дружно невзлюбили несчастную чужеземку, чего испугались? Было бы чего… как-то он до сих пор был лучшего мнения о них.
— Сюда, господин! — запыхавшаяся и испуганная Линда распахнула перед ним дверь самой скромной каморки, слабо освещенной полусгоревшей свечой, а тут же прибежавший Ноб поставил на стол поднос. Еще не успевший поесть Арагорн с удовольствием вдохнул запах жаркого с грибами, Линда всегда отлично его готовила. Даже вино в красивом резном кубке Наркис где-то нашел, Арагорн и не знал, что оно у него водится.
— Морин! — Арагорн осторожно потрепал ее по щеке, предварительно усадив на подозрительно шаткий стул, на вид все же лучший из двух имеющихся. Девушка так и норовила соскользнуть на пол, но позволить ей опять уснуть было нельзя.
— Попей… — он вплотную прижал край кубка к ее губам, заставив сделать несколько глотков, после чего девушка, все еще не открывая глаз, довольно быстро и с удовольствием выпила остальное.
— Молодец! — искренне порадовался Бродяжник. Давно ему ничем подобным заниматься не доводилось, он даже не может вспомнить когда. Возможно, оно действительно было в первый раз за всю его долгую жизнь, и в роли няньки следопыт чувствовал себя не слишком уверенно.
Обычно неповоротливая Линда ужом проскользнула в комнату и, сверкая любопытными глазами, поставила на стол початую бутылку и еще один кубок. Очень мило с ее стороны, устал он ужасно, и с гораздо большим удовольствием поест здесь, чем в общем зале. Хозяйка комнаты наверняка против не будет, возможно, даже и не заметит ничего.
Сколько ей лет-то вообще? В первую минуту она показалась почти ребенком, совсем недавно перестала им быть, наверное.
— Господин Бродяжник… — Линда, наклонившись было к его уху, попыталась рассказать что-то про харадримские темные ритуалы.
— Не верю в эту ерунду, Линда, и тебе не советую, — с нескрываемым раздражением оборвал он хоббитянку, недвусмысленно указав на входную дверь.
Да, харадримцы странный народ, не самый приятный, правда служили в прошлом Темному Властелину, и, возможно, еще послужат… нет, о плохом лучше не думать, хотя бы сегодня. На один вечер можно попробовать забыть и провести его спокойно, ничего не случится.
В то, что это опять может стать реальностью, верить не хотелось, хотя много чего свидетельствовало об обратном. Тьма опять понемногу сгущалась и наползала на Средиземье. Но девочка ничего дурного не сделала и опасности не представляла. Всего лишь несчастная рабыня, предназначенная в жертву Морготу. Отвратительные ритуалы харадримцев лучше и не пытаться себе представить, особенно в подробностях.
Неким шестым чувством, выработавшимся за годы патрулирования Северного предела и не раз спасшим ему жизнь, Арагорн ощутил устремленный на него взгляд, и нить бесплодных размышлений оборвалась. Харадримка наконец открыла глаза, совершенно неожиданно, без всякого перехода. Только что пребывала в полубессознательном состоянии, ему так до сих пор и приходилось стоять рядом и поддерживать ее.
— Тебе лучше? — мгновенно взяв себя в руки, как можно более мягко спросил Арагорн. В широко открытых темно-серых глазах пробегали, как разорванные ветром тучи в осеннем небе, обрывки сумбурных мыслей и чувств. — Давай выпьем немного, раз Наркис оторвал от сердца из своих личных запасов. Никогда раньше не видел здесь вина.
Охотнее всего он поел бы молча, без разговоров, как обычно, но девочку необходимо было успокоить и поддержать. Только вот что с ней будет дальше, интересно? В трактире и всем городке Морин явно и откровенно не рады, а у него может не оказаться возможности долго помогать ей, к сожалению.
Арагорн осторожно сел на не внушающий доверия стул, налив себе полный кубок, а ей чуть меньше половины.
— Это хорошее вино, похоже на эльфийское. — Он с удовольствием отпил большой глоток, чувствуя не полное расслабление, конечно же, такого он позволить себе не мог, но в душе понемногу начало разливаться спокойствие. — Меня зовут Арагорн, и я точно не обижу тебя. Выпей, не бойся… Морин.
Губы девушки при упоминании эльфийского происхождения напитка заметно искривились, а собственное имя заставило вздрогнуть, словно от неожиданности или удивления, но отвергать угощение она не стала. Лишь чуть помедлила, скептически прищурившись на кажущийся черным в неверном свете жалкого огарка дар Дорвиниона.
«Похоже на эльфийское», скажешь тоже… Что могут-то твои эльфы? Да ничего они не могут! Правда, люди могут еще меньше, нельзя не признать. Любимые дети Илуватара. Любимые… Человеческая девушка, фэа которой покинула тело, чувствовала это. К своей матери. Непонятное ощущение тепла внутри от ее присутствия… А мать — это что, как Илуватар? Мать девчонки часто била ее и ругала, а потом вообще продала. Оно так ускользает… что думать просто больно. Образы и лица уходят, как вода в пересохшую землю. И думать о чем раньше… о чем же… тоже больно. Вообще невозможно, в таком теле. Поэтому лучше просто выпить это… и побыстрее.
— Арагорн… — медленно, словно взвешивая и пробуя на вкус каждую букву его имени произнесла Морин, аккуратно поставив на стол пустой кубок. — Расскажи, что со мной было… до тебя. Я не очень помню.
Он только сейчас заметил, что на всеобщем языке она говорит совсем без присущего харадримцам акцента. Но какая-то неуловимая, ни на что не похожая особенность в ее произношении все же была.
— Это у Наркиса лучше спроси, или Линды. Но что знаю, скажу, конечно. А ты поешь пока. — Бродяжник заботливо подвинул миску ближе к ней.
— Поесть? — удивленно, как будто ей предложили заняться чем-то новым и необычным, переспросила Морин.
Арагорн не совсем понимал, правда она настолько оторвалась от реальности, или уже пытается с ним шутить, но благодаря сразу растекшемуся по всему телу живительным теплом и спокойствием дорвинионскому нектару это казалось исключительно милым и забавным.
— Ну да… люди всегда так делают, когда голодны, иначе будут болеть и падать в обмороки. Просто берешь ложку и… тут все по простому, знаешь. Это уже не эльфийское, можешь не морщиться. Линда готовила, хоббиты обожают грибы. Ну вкусно же, да? Вот видишь… А эльфийского вина не хочешь больше?
Придя к выводу, что девчонка все же не шутит, как ни жаль, Арагорн снова перешел на совершенно серьезный отеческий тон. Выражение лица, с которым Морин наконец взяла в рот ложку лучшего угощения Линды, специально изобразить было невозможно.
— А потом твои спутники принесли тебя в жертву, попытались то есть, у них ничего не вышло, раз ты здесь сидишь. Линда приняла тебя сначала за мертвую, свалилась в обморок в коридоре, и с тех пор тебя боится, и не только она, кстати, — немного невнятно закончил Арагорн. Говорить с набитым ртом этикет не рекомендует, но наконец-то поесть, впервые за долгий день, ему очень хотелось.
Заметив, что собеседница заметно погрустнела и задумалась, выражение явного удовольствия от еды сошло с ее лица, он решил закончить на более позитивной ноте.
— Жертвоприношение не удалось, скоро ты придешь в себя, и все будет хорошо. Давай допьем остатки и иди спать, а у меня дела еще есть. Завтра со всем разберемся.
Морин мрачно уставилась на кубок, словно пытаясь прожечь его взглядом, и тут же бессмысленно захихикала.
— Кому они жертвы-то приносят, а, Арагорн? Ты не знаешь, что ли, или произнести боишься? Тебе же неведом страх…
Она встряхнула волосами и энергично потерла глаза рукой, пытаясь сосредоточиться и сдержать беспричинный смех. Коварный напиток из южных краев явно сделал свое черное дело. Ну тем лучше, пусть порадуется. Может, к утру таки вспомнит, что нужно.
— Да я не боюсь, — пожал плечами Бродяжник, не теряя хорошего расположения духа. — Просто не принято имя Врага лишний раз произносить. Ты лучше меня должна в этом разбираться, если правда родом из Харада. Морготу харадримцы жертвы приносят.
