Чувство безвозвратно потерянного и светлого – вроде тоски по давно ушедшему детству, с ободранными коленками, ссадинами, подбитыми носами и отдыхом на Чёрном море. Он не помнил, как её зовут, но было приятно думать: а вдруг? Вдруг это была она, его Катюха. Ему казалось, это имя было очень к лицу той девчонке с песчаного пляжа.
Он проснулся в половине девятого, включил мобильник и посмотрел на число. Вспомнил, что уже два часа назад должен был быть на вокзале, обещал ведь встретить Настю… Стоило подумать о ней, как голову тут же скрутила дикая боль, а на мобильный поступил первый входящий вызов.
Представилась Настя, маленькая и замёрзшая, на пустом и холодном перроне. Наверняка опять без шапки, с голым животом и в дурацкой лёгкой куртке чуть ниже груди. Она будет искать его, ждать, звонить… уже звонит, а потом, так и не дождавшись, поедет домой одна.
«Настя, я вернулся к Кате. Прости.»
В девять утра Настя поднялась на шестой этаж. Двери лифта со скрипом открылись, и её снова окутал знакомый запах общаги, который её встретил три года назад, когда её впервые занесло сюда. Со временем она привыкла и перестала его замечать – здесь всегда пахло смесью азиатских специй, подгорелой еды с кухни и моющих средств.
Синие стены, бежевый в точечку линолеум. Дверь на балкон в конце коридора – распахнута. Всё именно так и было, когда Настя Иванова пришла сюда. Ей казалось, она встретила своего бывшего одноклассника, с которым она очень хорошо общалась в школе, и что он, этот одноклассник – ничуть не изменился, будто Насте сейчас двадцать лет, а ему – так и осталось десять.
Она медленно дошла до комнаты, открыла дверь своим ключом и вошла. В прихожей пахло малиной, значит, Анька сегодня ночевала дома и ушла совсем недавно, запах ещё не выветрился. На тумбочке – сковородка; под крышкой – жареный рис с луком, значит, вчера был Машкин черёд готовить ужин. Ничего, кроме риса с луком, она готовить не умела.
Настя прошла в комнату – всё было точно так же, как и неделю назад. Красный бегемот на её кровати, два стола и холодильник уставлены всевозможными косметическими средствами, лаками, помадами и тониками, вперемежку с DVD-дисками «Комеди Клаб» и всех семи сезонов «Секса в большом городе».
Заглянула в холодильник – сбоку на двери: маленькая, почти пустая, бутылка кофейного ликёра, пакет с соусом карри, просроченная пачка кефира и кусок сыра.
От невыносимой тоски и боли хотелось кричать и кидаться на стены.
Настя вытащила из пакета бутылку водки и, поставив ее на холодильник, продолжила обследование родной комнаты. В шкафу, где Машка хранила алкоголь, рядком стояли пустые бутылки из-под текилы. Те самые, с чёрными шляпами-крышками. Те самые, которые они с ним еще совсем недавно кидали с балкона и смеялись, как нашкодившие малолетки. Еще позавчера ничто не говорило о том, что все так закончится. В поезде Волгоград – Москва ей снилось, как они встретятся после этих шести зимних дней, что она провела дома. Неделю назад он познакомил её со своими родителями, а сегодня утром не встретил на вокзале, да ещё и мобилу свою вырубил.
14.
В конце февраля Настя и Машка сидели в кафе инженерного факультета, пили кофе и пытались придумать, что делать дальше.
– Слушай, здесь Васильев. Не оборачивайся! – Маша по привычке схватила Настю за рукав свитера. – Ты с ним не сталкивалась?
Настя отрицательно покачала головой, а потом, медленно и осторожно повернулась назад. Первыми в очереди стояли Андрей, Дима и какая-то невысокая светлая девочка рядом, которую он нежно обнимал своей большой рукой. У девочки была густая прямая чёлка и худые щиколотки.
–Один кофе со сливками и сахаром, три колечка, три полоски и две «Фанты». Из холодильника, – сказал Дима.
– Две «Фанты»? – издевательски переспросила рыжая буфетчица. – С похмелюки, что ли?
Настя, не допив кофе, вскочила и унеслась из кафе в сторону читального зала. Маша побежала за ней, но в проходе с размаху налетела на Васильева. Здороваться с ним не хотелось, но убежать незамеченной не получилось. Васильев твёрдо встал у неё на пути и сказал:
– Привет! Чего не здороваешься?
– Подержи, – грубо ответила Маша, пихнув ему в руки свою сумку. Затем она засучила рукава и сунула под нос Васильеву два средних пальца. – Один от меня, а другой – от твоей бывшей девушки. – Потом она резко выхватила свою сумку из его руки и быстро выбежала из кафе искать Настю.
Через сорок минут Машка нашла Настю на детской площадке за универом. Она выглядела бледной, почти зеленой, и пила воду.
Последнее время Настя неважно себя чувствовала. Быстро уставала, нервничала, то и дело срываясь в слезы. Иногда ее тошнило. Настя надеялась, что это из-за стресса, но врач не подтвердила ее надежды.
–Это все нервы, – сказала Настя. – Все в порядке. Кстати, я вчера ходила к врачу. У меня пятая неделя беременности. От Васильева.
–Ты скажешь ему?
–Пока не знаю.
–Надо сказать.
–Наверное.
–Что думаешь делать? – спросила Маша, протягивая Насте упаковку бумажных салфеток.
–Доучусь как-нибудь этот семестр, сдам сессию досрочно, возьму академ. Потом съезжу на море на неделю, а после домой. Что дальше – не знаю. Там посмотрим. Как раз будет время подумать.
–Ты сильная. Я бы не смогла так.
–Не сильная, – вздохнула Настя. – Я ведь правда влюбилась. Мне тяжело видеть его. Но я не хочу прятаться! Не хочу избегать. Знаешь, я могла бы сбежать. И знаю, что многие поддержали бы это. Но если я сейчас уйду, то лучше не станет. Мне будет так же плохо, только в другом месте.
–И будет тянуть обратно, – улыбнулась Маша.
–Это точно. Ладно. Надо возвращаться, а то на лекцию опоздаем.
Всё равно, лишь бы не думать, не думать, не думать… После еженедельных занятий со студентами Настя оставалась в зале ещё на три-четыре часа и занималась одна. Она старалась приходить сюда как можно чаще. Ей хотелось танцевать до седьмого пота, а потом валиться на свою постель поверх одеяла и спать без мыслей и без чувств.
Или не выходить вообще из комнаты, тупо доедать третий килограмм сушек и приклеивать скотчем пододеяльники на окна. В эти дни Настя не видела причин для своего существования.
В эти дни ей даже не хотелось вылезать из кровати, чтобы сделать три шага до туалета. Хотелось, чтоб пришёл кто-нибудь, вынул из одёжек и одеял, отряхнул от сушек, помыл, причесал и увёз развлекаться куда-то с самбукой и медведями, по ходу решив разом все проблемы. Соблазнял бы бешеными деньгами, а Настя бы демонически хохотала, поливая деньги самбукой и поджигая…
Три компакт-диска, четыре часа непрерывной музыки, которая слилась для Насти в одну-единственную длинную песню, под которую она танцевала, забыв о реальности. Последняя песня третьего диска подошла к концу, и в тёмном зале воцарилась звенящая тишина.
В эти дни Настя чувствовала себя самой одинокой девушкой в мире. Это был ее выбор. После занятий она не спешила домой. Там никто не ждал. Анька с нового года перебралась жить к Андрею, а Машка помирилась с бывшем парнем Сашей и теперь все время проводила рядом с ним. Настя гуляла в одиночестве по студгородку и не узнавала себя.
Она знала его до мелочей, до последней дверной ручки или ободранной двери в комнату. Маленький мир из пятнадцати корпусов общежития, небольших клубов и арабских забегаловок, где по утрам пахло шаурмой и подгорелым кофе.
Хотелось пройти по всем местам, по всем уютным кафешкам и забегаловкам, по всем крошечным магазинам и дешевым клубам. Посидеть в «Симбаде», где они раньше так часто с Васильевым пили пиво допоздна, а время летело, как сверхзвуковой самолет. Только сели за стол в шесть вечера, а через миг пора выходить. На часах без десяти двенадцать, арабы уже собирают стулья, а она не успела ему рассказать еще столько всего. Рядом с ним хотелось вывернуть душу наизнанку – то, что Настя рассказывала Диме, она не рассказывала даже Максу.
Вон там, на четвертом этаже, светится зеленым светом их с Андрюхой окно. Комната 410. Забыла – Андрей живет с Анькой рядом, а зеленое окно – комната Димы и Кати. Анька рассказывала о ней ещё два года назад.
Настя пыталась вспомнить, как выглядит комната. Что там внутри? Но вспоминалась лишь дверь – с двумя кроликами из черной самоклеящейся ленты.
В чём? Когда? Где именно я ошиблась? Чем виновата? Что сделала не так?
С каждой минутой безответных вопросов становилось все больше и больше. Она сама могла ответить на них: просто он понял, что любит ту, с которой был рядом два года. Такое не забывается за месяц. А Настя – просто мимолетное увлечение в попытках забыть бывшую любовь. Так же, как и Кристина до нее.
На автобусной остановке смеялись черные, обнажая крупные, ядовито-белые зубы. Пахло сумерками и тающим снегом. Она взяла стакан с капучино и сделала два осторожных глотка. На перекрестке зажегся зеленый свет, и группа крикливых студентов быстро перешла дорогу. Среди них был деловой парень с косичкой и тубусом за спиной. Рядом с ним девчонка с рыжими кудрями до талии, она держала парня под руку и что-то ему торопливо рассказывала. Анька и Андрей.
Настя знала: сейчас они пройдут через арку с надписью: «Студенческий городок», зайдут в девятый блок и, поднявшись на четвертый этаж, постучатся в комнату к Диме. Он откроет дверь с кроликами и скажет: «Здорово, Андрюха!» – чуть наклонит голову, засунет руки в карманы и будет внимательно смотреть своими карими глазами.
Она уже скучала по студгородку. Заранее. Готовилась к тому, что будет через несколько месяцев. Настя была спокойна, что у других теперь все хорошо. Машка вылезла из депрессии и помирилась с парнем. Анька и Андрей признались, что нравятся друг другу. А к Васильеву вернулась бывшая девушка, и он тоже счастлив.
Она снова посмотрела на окно. Темный силуэт отодвинул рукой зеленую штору и застыл, опустив голову. Настя пыталась рассмотреть его, но сумерки не позволили. В сумке зазвонил телефон.
Она была уверена, что это Машка, но… с экрана мобильника улыбался Васильев. Настя не подняла трубку. Через минуту силуэт в окне исчез.
Настя не избегала его, не меняла свои привычные маршруты, но все же была рада, что учась на одном факультете, они почти не виделись. Еще она радовалась, что ее редко тошнит и беременность совсем не заметна.
15.
Однажды вечером Аня забежала к Васильеву за лекциями по высшей математике. Постучала в дверь с кроликами, через пару секунд ей открыла Катя в футболке, доходившей почти до колен. Эта знаменитая футболка передавалась как наследство от бывшей девушки Васильева к новой. Теперь она снова принадлежала Кате.
– Васич дома? – спросила Аня.
– Он моется, – ответила Катя, нежно улыбнувшись. – Скоро придёт, а ты проходи в комнату. Давно не виделись. Как дела?
– Хорошо, – говорила Аня, проходя в комнату.
Катя прошла за ней и села на кровать по-турецки. Месяц назад, когда Катя к нему вернулась, они сдвинули вместе две кровати. На ногах у неё были длинные полосатые гольфы с пальчиками. Она пила чай с молоком и внимательно смотрела «Дом-2».
– Залезай на кровать, не стесняйся! – просто и весело сказала Катя. Казалось, она вся светится изнутри. – Может, хочешь чаю или кофе?
– Наверное, кофе, – произнесла Аня, забираясь на кровать с краю. Она ловила себя на мысли, что чувствует себя неуютно рядом с этой смазливой худой девочкой. Всё время приходилось напрягаться, думать, как ответить и что сказать, – постоянно играть. Мистика прям какая-то! Рядом с Катькой и раньше не получалось быть собой, расслабиться. Даже по-простецки забраться на кровать с ногами, как Анхен часто делала при Насте, и поболтать о всякой ерунде – казалось чем-то запредельным. Не сейчас, не здесь, не с этой девочкой.
– Конечно! – рассмеялась Катька и спрыгнула с кровати. – Со сливками?
– Со сливками.
– Дима тоже любит со сливками.
Аня пыталась расслабиться и начать хоть какой-нибудь примитивный разговор, но не получалось выдавить и слова.
Пока она делала кофе, Аня рассматривала комнату. Прямо на обои наклеены листы ватмана с Димиными курсовыми проектами по теории механизмов и деталям машин за второй и третий курсы и Катины проекты по архитектуре. Большие листы ватмана, чертежи редукторов. На всех трёх стояла оценка «отлично». Вспомнился прошлый год, третий курс и проблемы со сдачей проекта по деталям машин, которые были тогда у девяноста процентов учащихся. Единственным человеком, которого это не коснулось, была Машка. Свой проект она сделала за две недели и сдала ещё в середине семестра на «отлично», в то время как все студенты готовили проекты по три с лишним месяца и часто не успевали сдать их до Нового года.
На столе рядом с компьютером – в рамочке совместная фотография на фоне собора Василия Блаженного. В углу у стола валялся серый пыльный тубус, и стояла гитара, а рядом на полу лежали барабанные палочки, наполовину замотанные белым пластырем, и несколько мятых листков бумаги.
– Хочешь спою тебе что-нибудь? – предложила вдруг Катя.
– Давай, – согласилась Анька. Всё равно говорить с ней не о чем.
Катька снова спрыгнула с кровати, схватила гитару и запрыгнула обратно. Она пела песню Стинга «Fragile» ноль в ноль, но в то же время, прочувствованно, по-своему.
– Это наша с Димой песня, – сказала она, допев. – Это самая лучшая песня в мире. Другой никогда не будет. После неё мы с ним стали встречаться. Дима самый лучший, самый лучший парень в мире… – Она задумчиво улыбнулась сама себе. – А ты ведь с Андреем встречаешься? Это хорошо, – рассуждала Катя. – Девушка должна быть пристроена. А помнишь, как ты нагадала ему меня за две недели до нашего знакомства? Эта так романтично, я всем своим подругам об этом рассказываю… А ты сейчас гадаешь?
За дверью послышались шаги и знакомый голос, напевавший что-то из «Тараканов».
– А знаешь, открою тебе небольшой секрет… – начала шептать Катя, хитро и одновременно счастливо улыбнувшись. – Мы с Димой в этом году поженимся. Весной или летом. Ты не подумай ничего такого, я не беременна. Мы сами не спешим никуда, но родители… они еще в прошлом году говорили, что пора и ни к чему тянуть с этим. Двадцать лет – самое время, пока молодые. Я не против. Почему бы и нет, если все так хорошо складывается?
–Васильев ничего не говорил мне, – ответила Аня.
– Только не говори пока никому, – хихикнула она радостно. – Мы вчера подали заявление. Через два месяца нас распишут.
– П-поздравляю, – неуверенно произнесла Аня.
Катя вскочила с кровати и бросилась к двери – появился Дима, обвязанный полотенцем, с мокрыми волосами. Он поднял её как ребёнка, Катя крепко обняла его за шею и, смахивая ладонями капли воды с его лица, поцеловала в губы.
Аня встала с кровати и пошла к выходу. Она чувствовала себя третьей лишней и спешила уйти домой. Они оба – Дима и Катя – раздражали ее. По отдельности – совсем другое дело. А ещё было грустно из-за Насти. До сих пор ни ей самой, ни Аньке не было понятно, почему всё вышло так.
– Ань, не уходи, – сказал вдруг Дима. – Постучи в стену Андрюхе, пусть приходит, посидим все вместе.
– Спасибо, но как-нибудь без меня, – ответила она, остановившись у двери с плейбойскими зайцами.
Дима поставил Катю на пол. Девушка стояла рядом, крепко обхватив его руками. На чёрной футболке остались мокрые следы. Как-то неудобно и неприятно было находиться с ними в одной комнате. Дима протянул Анхен тетрадь.
Он проснулся в половине девятого, включил мобильник и посмотрел на число. Вспомнил, что уже два часа назад должен был быть на вокзале, обещал ведь встретить Настю… Стоило подумать о ней, как голову тут же скрутила дикая боль, а на мобильный поступил первый входящий вызов.
Представилась Настя, маленькая и замёрзшая, на пустом и холодном перроне. Наверняка опять без шапки, с голым животом и в дурацкой лёгкой куртке чуть ниже груди. Она будет искать его, ждать, звонить… уже звонит, а потом, так и не дождавшись, поедет домой одна.
«Настя, я вернулся к Кате. Прости.»
В девять утра Настя поднялась на шестой этаж. Двери лифта со скрипом открылись, и её снова окутал знакомый запах общаги, который её встретил три года назад, когда её впервые занесло сюда. Со временем она привыкла и перестала его замечать – здесь всегда пахло смесью азиатских специй, подгорелой еды с кухни и моющих средств.
Синие стены, бежевый в точечку линолеум. Дверь на балкон в конце коридора – распахнута. Всё именно так и было, когда Настя Иванова пришла сюда. Ей казалось, она встретила своего бывшего одноклассника, с которым она очень хорошо общалась в школе, и что он, этот одноклассник – ничуть не изменился, будто Насте сейчас двадцать лет, а ему – так и осталось десять.
Она медленно дошла до комнаты, открыла дверь своим ключом и вошла. В прихожей пахло малиной, значит, Анька сегодня ночевала дома и ушла совсем недавно, запах ещё не выветрился. На тумбочке – сковородка; под крышкой – жареный рис с луком, значит, вчера был Машкин черёд готовить ужин. Ничего, кроме риса с луком, она готовить не умела.
Настя прошла в комнату – всё было точно так же, как и неделю назад. Красный бегемот на её кровати, два стола и холодильник уставлены всевозможными косметическими средствами, лаками, помадами и тониками, вперемежку с DVD-дисками «Комеди Клаб» и всех семи сезонов «Секса в большом городе».
Заглянула в холодильник – сбоку на двери: маленькая, почти пустая, бутылка кофейного ликёра, пакет с соусом карри, просроченная пачка кефира и кусок сыра.
От невыносимой тоски и боли хотелось кричать и кидаться на стены.
Настя вытащила из пакета бутылку водки и, поставив ее на холодильник, продолжила обследование родной комнаты. В шкафу, где Машка хранила алкоголь, рядком стояли пустые бутылки из-под текилы. Те самые, с чёрными шляпами-крышками. Те самые, которые они с ним еще совсем недавно кидали с балкона и смеялись, как нашкодившие малолетки. Еще позавчера ничто не говорило о том, что все так закончится. В поезде Волгоград – Москва ей снилось, как они встретятся после этих шести зимних дней, что она провела дома. Неделю назад он познакомил её со своими родителями, а сегодня утром не встретил на вокзале, да ещё и мобилу свою вырубил.
14.
В конце февраля Настя и Машка сидели в кафе инженерного факультета, пили кофе и пытались придумать, что делать дальше.
– Слушай, здесь Васильев. Не оборачивайся! – Маша по привычке схватила Настю за рукав свитера. – Ты с ним не сталкивалась?
Настя отрицательно покачала головой, а потом, медленно и осторожно повернулась назад. Первыми в очереди стояли Андрей, Дима и какая-то невысокая светлая девочка рядом, которую он нежно обнимал своей большой рукой. У девочки была густая прямая чёлка и худые щиколотки.
–Один кофе со сливками и сахаром, три колечка, три полоски и две «Фанты». Из холодильника, – сказал Дима.
– Две «Фанты»? – издевательски переспросила рыжая буфетчица. – С похмелюки, что ли?
Настя, не допив кофе, вскочила и унеслась из кафе в сторону читального зала. Маша побежала за ней, но в проходе с размаху налетела на Васильева. Здороваться с ним не хотелось, но убежать незамеченной не получилось. Васильев твёрдо встал у неё на пути и сказал:
– Привет! Чего не здороваешься?
– Подержи, – грубо ответила Маша, пихнув ему в руки свою сумку. Затем она засучила рукава и сунула под нос Васильеву два средних пальца. – Один от меня, а другой – от твоей бывшей девушки. – Потом она резко выхватила свою сумку из его руки и быстро выбежала из кафе искать Настю.
Через сорок минут Машка нашла Настю на детской площадке за универом. Она выглядела бледной, почти зеленой, и пила воду.
Последнее время Настя неважно себя чувствовала. Быстро уставала, нервничала, то и дело срываясь в слезы. Иногда ее тошнило. Настя надеялась, что это из-за стресса, но врач не подтвердила ее надежды.
–Это все нервы, – сказала Настя. – Все в порядке. Кстати, я вчера ходила к врачу. У меня пятая неделя беременности. От Васильева.
–Ты скажешь ему?
–Пока не знаю.
–Надо сказать.
–Наверное.
–Что думаешь делать? – спросила Маша, протягивая Насте упаковку бумажных салфеток.
–Доучусь как-нибудь этот семестр, сдам сессию досрочно, возьму академ. Потом съезжу на море на неделю, а после домой. Что дальше – не знаю. Там посмотрим. Как раз будет время подумать.
–Ты сильная. Я бы не смогла так.
–Не сильная, – вздохнула Настя. – Я ведь правда влюбилась. Мне тяжело видеть его. Но я не хочу прятаться! Не хочу избегать. Знаешь, я могла бы сбежать. И знаю, что многие поддержали бы это. Но если я сейчас уйду, то лучше не станет. Мне будет так же плохо, только в другом месте.
–И будет тянуть обратно, – улыбнулась Маша.
–Это точно. Ладно. Надо возвращаться, а то на лекцию опоздаем.
Всё равно, лишь бы не думать, не думать, не думать… После еженедельных занятий со студентами Настя оставалась в зале ещё на три-четыре часа и занималась одна. Она старалась приходить сюда как можно чаще. Ей хотелось танцевать до седьмого пота, а потом валиться на свою постель поверх одеяла и спать без мыслей и без чувств.
Или не выходить вообще из комнаты, тупо доедать третий килограмм сушек и приклеивать скотчем пододеяльники на окна. В эти дни Настя не видела причин для своего существования.
В эти дни ей даже не хотелось вылезать из кровати, чтобы сделать три шага до туалета. Хотелось, чтоб пришёл кто-нибудь, вынул из одёжек и одеял, отряхнул от сушек, помыл, причесал и увёз развлекаться куда-то с самбукой и медведями, по ходу решив разом все проблемы. Соблазнял бы бешеными деньгами, а Настя бы демонически хохотала, поливая деньги самбукой и поджигая…
Три компакт-диска, четыре часа непрерывной музыки, которая слилась для Насти в одну-единственную длинную песню, под которую она танцевала, забыв о реальности. Последняя песня третьего диска подошла к концу, и в тёмном зале воцарилась звенящая тишина.
В эти дни Настя чувствовала себя самой одинокой девушкой в мире. Это был ее выбор. После занятий она не спешила домой. Там никто не ждал. Анька с нового года перебралась жить к Андрею, а Машка помирилась с бывшем парнем Сашей и теперь все время проводила рядом с ним. Настя гуляла в одиночестве по студгородку и не узнавала себя.
Она знала его до мелочей, до последней дверной ручки или ободранной двери в комнату. Маленький мир из пятнадцати корпусов общежития, небольших клубов и арабских забегаловок, где по утрам пахло шаурмой и подгорелым кофе.
Хотелось пройти по всем местам, по всем уютным кафешкам и забегаловкам, по всем крошечным магазинам и дешевым клубам. Посидеть в «Симбаде», где они раньше так часто с Васильевым пили пиво допоздна, а время летело, как сверхзвуковой самолет. Только сели за стол в шесть вечера, а через миг пора выходить. На часах без десяти двенадцать, арабы уже собирают стулья, а она не успела ему рассказать еще столько всего. Рядом с ним хотелось вывернуть душу наизнанку – то, что Настя рассказывала Диме, она не рассказывала даже Максу.
Вон там, на четвертом этаже, светится зеленым светом их с Андрюхой окно. Комната 410. Забыла – Андрей живет с Анькой рядом, а зеленое окно – комната Димы и Кати. Анька рассказывала о ней ещё два года назад.
Настя пыталась вспомнить, как выглядит комната. Что там внутри? Но вспоминалась лишь дверь – с двумя кроликами из черной самоклеящейся ленты.
В чём? Когда? Где именно я ошиблась? Чем виновата? Что сделала не так?
С каждой минутой безответных вопросов становилось все больше и больше. Она сама могла ответить на них: просто он понял, что любит ту, с которой был рядом два года. Такое не забывается за месяц. А Настя – просто мимолетное увлечение в попытках забыть бывшую любовь. Так же, как и Кристина до нее.
На автобусной остановке смеялись черные, обнажая крупные, ядовито-белые зубы. Пахло сумерками и тающим снегом. Она взяла стакан с капучино и сделала два осторожных глотка. На перекрестке зажегся зеленый свет, и группа крикливых студентов быстро перешла дорогу. Среди них был деловой парень с косичкой и тубусом за спиной. Рядом с ним девчонка с рыжими кудрями до талии, она держала парня под руку и что-то ему торопливо рассказывала. Анька и Андрей.
Настя знала: сейчас они пройдут через арку с надписью: «Студенческий городок», зайдут в девятый блок и, поднявшись на четвертый этаж, постучатся в комнату к Диме. Он откроет дверь с кроликами и скажет: «Здорово, Андрюха!» – чуть наклонит голову, засунет руки в карманы и будет внимательно смотреть своими карими глазами.
Она уже скучала по студгородку. Заранее. Готовилась к тому, что будет через несколько месяцев. Настя была спокойна, что у других теперь все хорошо. Машка вылезла из депрессии и помирилась с парнем. Анька и Андрей признались, что нравятся друг другу. А к Васильеву вернулась бывшая девушка, и он тоже счастлив.
Она снова посмотрела на окно. Темный силуэт отодвинул рукой зеленую штору и застыл, опустив голову. Настя пыталась рассмотреть его, но сумерки не позволили. В сумке зазвонил телефон.
Она была уверена, что это Машка, но… с экрана мобильника улыбался Васильев. Настя не подняла трубку. Через минуту силуэт в окне исчез.
Настя не избегала его, не меняла свои привычные маршруты, но все же была рада, что учась на одном факультете, они почти не виделись. Еще она радовалась, что ее редко тошнит и беременность совсем не заметна.
15.
Однажды вечером Аня забежала к Васильеву за лекциями по высшей математике. Постучала в дверь с кроликами, через пару секунд ей открыла Катя в футболке, доходившей почти до колен. Эта знаменитая футболка передавалась как наследство от бывшей девушки Васильева к новой. Теперь она снова принадлежала Кате.
– Васич дома? – спросила Аня.
– Он моется, – ответила Катя, нежно улыбнувшись. – Скоро придёт, а ты проходи в комнату. Давно не виделись. Как дела?
– Хорошо, – говорила Аня, проходя в комнату.
Катя прошла за ней и села на кровать по-турецки. Месяц назад, когда Катя к нему вернулась, они сдвинули вместе две кровати. На ногах у неё были длинные полосатые гольфы с пальчиками. Она пила чай с молоком и внимательно смотрела «Дом-2».
– Залезай на кровать, не стесняйся! – просто и весело сказала Катя. Казалось, она вся светится изнутри. – Может, хочешь чаю или кофе?
– Наверное, кофе, – произнесла Аня, забираясь на кровать с краю. Она ловила себя на мысли, что чувствует себя неуютно рядом с этой смазливой худой девочкой. Всё время приходилось напрягаться, думать, как ответить и что сказать, – постоянно играть. Мистика прям какая-то! Рядом с Катькой и раньше не получалось быть собой, расслабиться. Даже по-простецки забраться на кровать с ногами, как Анхен часто делала при Насте, и поболтать о всякой ерунде – казалось чем-то запредельным. Не сейчас, не здесь, не с этой девочкой.
– Конечно! – рассмеялась Катька и спрыгнула с кровати. – Со сливками?
– Со сливками.
– Дима тоже любит со сливками.
Аня пыталась расслабиться и начать хоть какой-нибудь примитивный разговор, но не получалось выдавить и слова.
Пока она делала кофе, Аня рассматривала комнату. Прямо на обои наклеены листы ватмана с Димиными курсовыми проектами по теории механизмов и деталям машин за второй и третий курсы и Катины проекты по архитектуре. Большие листы ватмана, чертежи редукторов. На всех трёх стояла оценка «отлично». Вспомнился прошлый год, третий курс и проблемы со сдачей проекта по деталям машин, которые были тогда у девяноста процентов учащихся. Единственным человеком, которого это не коснулось, была Машка. Свой проект она сделала за две недели и сдала ещё в середине семестра на «отлично», в то время как все студенты готовили проекты по три с лишним месяца и часто не успевали сдать их до Нового года.
На столе рядом с компьютером – в рамочке совместная фотография на фоне собора Василия Блаженного. В углу у стола валялся серый пыльный тубус, и стояла гитара, а рядом на полу лежали барабанные палочки, наполовину замотанные белым пластырем, и несколько мятых листков бумаги.
– Хочешь спою тебе что-нибудь? – предложила вдруг Катя.
– Давай, – согласилась Анька. Всё равно говорить с ней не о чем.
Катька снова спрыгнула с кровати, схватила гитару и запрыгнула обратно. Она пела песню Стинга «Fragile» ноль в ноль, но в то же время, прочувствованно, по-своему.
– Это наша с Димой песня, – сказала она, допев. – Это самая лучшая песня в мире. Другой никогда не будет. После неё мы с ним стали встречаться. Дима самый лучший, самый лучший парень в мире… – Она задумчиво улыбнулась сама себе. – А ты ведь с Андреем встречаешься? Это хорошо, – рассуждала Катя. – Девушка должна быть пристроена. А помнишь, как ты нагадала ему меня за две недели до нашего знакомства? Эта так романтично, я всем своим подругам об этом рассказываю… А ты сейчас гадаешь?
За дверью послышались шаги и знакомый голос, напевавший что-то из «Тараканов».
– А знаешь, открою тебе небольшой секрет… – начала шептать Катя, хитро и одновременно счастливо улыбнувшись. – Мы с Димой в этом году поженимся. Весной или летом. Ты не подумай ничего такого, я не беременна. Мы сами не спешим никуда, но родители… они еще в прошлом году говорили, что пора и ни к чему тянуть с этим. Двадцать лет – самое время, пока молодые. Я не против. Почему бы и нет, если все так хорошо складывается?
–Васильев ничего не говорил мне, – ответила Аня.
– Только не говори пока никому, – хихикнула она радостно. – Мы вчера подали заявление. Через два месяца нас распишут.
– П-поздравляю, – неуверенно произнесла Аня.
Катя вскочила с кровати и бросилась к двери – появился Дима, обвязанный полотенцем, с мокрыми волосами. Он поднял её как ребёнка, Катя крепко обняла его за шею и, смахивая ладонями капли воды с его лица, поцеловала в губы.
Аня встала с кровати и пошла к выходу. Она чувствовала себя третьей лишней и спешила уйти домой. Они оба – Дима и Катя – раздражали ее. По отдельности – совсем другое дело. А ещё было грустно из-за Насти. До сих пор ни ей самой, ни Аньке не было понятно, почему всё вышло так.
– Ань, не уходи, – сказал вдруг Дима. – Постучи в стену Андрюхе, пусть приходит, посидим все вместе.
– Спасибо, но как-нибудь без меня, – ответила она, остановившись у двери с плейбойскими зайцами.
Дима поставил Катю на пол. Девушка стояла рядом, крепко обхватив его руками. На чёрной футболке остались мокрые следы. Как-то неудобно и неприятно было находиться с ними в одной комнате. Дима протянул Анхен тетрадь.
