– Тогда улыбнись, – прошептал он, нежно целуя её в нос. – Ты же знаешь, я не могу видеть, как ты плачешь.
– Хорошо, – ответила Настя, крепко прижимаясь к груди Макса.
– Хочешь пива?
Настя кивнула, и они прошли обратно в бар. Она уселась на высокий стул, а Макс стоял сзади, щипал её за бока и, дурачась, показывал язык, а потом подмигивал. Покупал пиво и задумчиво смотрел на неё.
– Поедем ко мне? – вдруг сказал он, подмигнув. – Дождемся только всех, а чуть позже сбежим.
В полночь Максим и Настя поймали машину и поехали в его квартиру. Они сидели на заднем сиденье и всю дорогу молчали. Настя дремала у него на плече. Несколько раз она просыпалась и смотрела в тёмные окна на ночной город, и тогда Макс нежно целовал её нос и лоб, а потом она снова засыпала.
Настя зашла в ванную помыть руки. На полках стояли те же самые пузырьки, шампуни, бритвы и полотенца. В комнате компьютер, три разноцветных стикера на мониторе… Разложенный диван, прикрытый смятым покрывалом, на котором валялись два коричнево-зелёных обнявшихся барашка. Настя села на диван и взяла их в руки.
– Ещё один пылесборник, – усмехнулась она, глядя на то, как Макс снимает футболку, и положила барашков на место. На прошлой неделе, когда Настя ночевала здесь, барашков ещё не было. – Яна прислала?
Макс улыбнулся, ненадолго задержав на ней взгляд.
– Какая разница?
Он открыл шкаф и положил туда аккуратно сложенный свитер. Настя помнила – в прошлом году этот свитер Максу подарили родители на Новый год. От него почему-то приятно пахло корицей. Пока дверь шкафа была открыта, Настя заметила, что на полупустой средней полке всё ещё лежат её вещи. С прошлой весны. Футболка, пара трусов «Calvin Klein» и зубная щётка. За эти полгода Максим ни разу не напомнил ей о шмотках; он даже не собрал их в пакет – они лежали в шкафу именно так, как она сама их швырнула, когда ночевала у него в начале лета.
Максим нежно поцеловал её в затылок и, подняв на руки, отнёс на кровать. От него пахло душистым мылом. Она знала это зелёное обычное мыло – у родителей Макса была целая коробка, хотя в тот момент всё было второстепенным. Они медленно раздели друг друга, а после всю ночь, молча, занимались любовью.
Макс не позвонил: ни на следующий день, ни через неделю, ни через две. Настя дремала, завернувшись в полосатый плед, в обнимку с учебником по сопромату. Под боком, вытянувшись во всю длину, спал кот. Вокруг валялись клетчатые листки из блочной тетради, исписанные карандашом, и обёртки «Мишек косолапых». Еле слышно работал телевизор. Маша открыла дверь и недовольно кинула сумку перед холодильником. На его двери криво висел кислотно-зелёный стикер, на котором было написано: «Я люблю тебя, Макс» и подрисовано сердечко, похожее почему-то на яблоко.
– Ну что, тебе «мужик» не писал? – спросила она.
– Не писал, отвернувшись к стенке, ответила Настя.
– Неделя почти прошла, – сказала Маша. – Он ведёт себя, как самый обычный прожжённый эгоист!.. Я глубоко возмущена. Знаешь, мой дядя Паша в таких случаях говорит: «Ну, что, мля, пойти, что ль, морду ему начистить?» Дурак какой-то, сам не знает, чего ему надо.
– Может, сходим в «Дионис», съедим чего-нибудь? А то жрать охота, а в холодильнике ни фига нет. Одни йогурты, – отозвалась Настя.
– Давай, – охотно согласилась Маша. – Шаурмы хочется с курочкой. Погнали!
Выходя из комнаты, Маша незаметно содрала с холодильника стикер и, нервно смяв его, бросила в мусорное ведро, доверху заполненное розовыми бутылочками от питьевых йогуртов.
В одиннадцать вечера в «Дионисе» было только шесть человек: бармен, трое латиносов, которые пили пиво через трубочки, и Дима с Мишей. Они играли в бильярд. В кафе приятно пахло жареной курицей и немного перцем.
Маша с Настей купили две шаурмы и пиво.
– Да, хрен знает, что этим мужикам надо! – возмущалась Машка. – Все говорят о женской логике, издеваются, мол, все бабы дуры. Ага! Пусть у нас она и женская, но хоть какая-то. А вот у них вообще логика напрочь отсутствует, никакой нет. Ни женской, ни мужской. Одни инстинкты… Преимущественно основные, как у животных. Увидят аппетитную попу и сразу хвостом виляют… А вчера к нам с Сашкой друг его приходил, Роберт. Я его спрашиваю: «Роберт, сколько тебе лет?» А он отвечает: «Я какать пошёл…» Женская логика не просто отдыхает – она спит мёртвым сном.
– Да уж… – вздохнула Настя, нажимая на кнопки телефона. Хотела что-то написать или посмотреть, но Машка отобрала и запихнула себе в сумку.
Подошёл Дима с кружкой пива и сел на соседний стул.
– Привет. Присоединитесь? Сыграем два на два.
– Я бы с радостью, но не умею, – рассмеялась Маша, многозначительно глядя на Настю.
– Я тоже не умею, – спокойно ответила она.
– Я научу тебя, – сказал Дима уже всерьёз.
– А меня? – обиженно произнесла Маша.
– А тебя, радость моя, Михалыч научит.
– Ладно, пойдём, – согласилась Настя.
Играть в бильярд она действительно не умела. Ещё три года назад, на первом курсе, факультет поголовно играл в бильярд, но тогда эта игра не интересовала её.
– Держи, – сказал Дима, протягивая Насте кий.
Она послушно взяла его и встала впереди стола.
– И что теперь делать?
– Теперь подойди ближе к столу… левую руку так, а правой держи так… ну а теперь наклонись и бей по шарику. Наши те, что с полоской.
– Нет, неправильно, Настюх, – терпеливо объяснял Дима, пытаясь своими же руками показать, как нужно правильно.
А Настя пыталась представить себя и Диму со стороны глазами Машки. «Такие они неловкие и нерешительные, как влюблённые семиклассники-девственники! А это не было похоже ни на одного из них. Дима невольно обнимает её сзади, что-то объясняет и заглядывает в глаза. Настя ведёт себя странно. Она смущается, теряется и… краснеет! А раньше никогда не краснела! Да между ними реально летают искры – даже воздух рядом наэлектризовался, а Настя, дура, всё за Макса цепляется. Какой такой Макс?!»
За полчаса они кое-как доиграли партию, и нужно было идти домой.
– Знаешь, у него такие горячие руки, – сказала вдруг Настя. – Как будто он долго держал чашку с кипятком, а потом дотронулся до меня.
– У кого? – не поняла Машка, сощурив глаз. – Ты про Димыча?
– Да, – измученно произнесла Настя, еле переставляя ноги. – Про Диму.
9.
Настя проснулась в обед с больной головой. Почему-то именно в этот момент, наливая в стакан остывший кипяток из чайника, чтобы растворить таблетку, она поняла: Макс ей не позвонит. Они не будут встречать вместе этот Новый год. Макс вообще больше звонить не будет.
Она уже пыталась звонить ему несколько раз, но он не ответил и не перезвонил. Настя снова набрала его номер. Сосчитала пять длинных гудков и отключилась.
Она проплакала час, сидя на полу, упираясь спиной в дверь холодильника и допивая из бутылки остатки текилы. Стало чуть лучше, голова уже не болела. Тихо работал телевизор на канале MTV. Нарисованная Глюкоза качалась на обледенелых качелях и пела песню про снег, а рядом сидел её доберман.
За три года учебы Настя ни разу не оказывалась без денег. Раньше она и подумать не могла, что потратить всю зарплату на еду и выпивку для бывшего парня.
Насте было понятно, что это конец. Просто не получалось снова в это поверить, пока он сам не скажет. Время уже шло к вечеру. Она собралась, оделась, взяла мобильный и вышла на улицу.
Через час она уже сидела на обледеневшем заборчике возле дома Максима на Тушинской. Смотрела на его окна. Десятый этаж. Дышала на замёрзшие пальцы, пытаясь согреть их, и не знала, что делать. В кармане всего десять рублей да мелочь.
Неделю назад этот двор казался сказочным, а теперь просто ледяной и безжизненный. Настя с волнением поднялась на десятый этаж и позвонила в дверь. Послышались шаги, звук замка. Максим открыл дверь и стоял в проходе. С кухни вкусно пахло жареной картошкой, играло радио.
–Привет, – сказала Настя. Максим оглядывался через плечо и не пускал Настю внутрь.
–Извини, я сейчас немного занят, – оправдывался он.
–Ты не пустишь меня?
–Не стоит, Насть, тебе лучше уйти.
–Ты не один?
–Да, я не один.
Максим вышел на лестничную клетку и захлопнул дверь.
– Чего ты от меня хочешь? О чём ты думаешь? – с каждым словом он раздражался все сильнее. – У нас нет отношений. Ничего нет!.. Мы с тобой всё выяснили ещё полгода назад! Насть, давай, не будем.
– Ты любишь её? – спросила она.
– Кого? – Максим сделал вид, что не понял.
– Её, – ответила Настя.
– А что ты хочешь услышать?
– Ничего, – прошипела Настя.
–Иди домой и успокойся, – советовал Максим. – Попей успокоительных.
–Да пошел ты.
Максим закатил глаза, вызвал Насте лифт и ушел к себе, хлопнув дверью.
Настя шла пешком в сторону метро.
Холодный ветер обжигал щёки и руки. Мокрый снег облепил волосы и лицо. Он таял на коже, смешиваясь со слезами. Пальцы так замёрзли, что даже дыхание не могло их отогреть. Пройдя одну остановку, Настя обернулась назад и посмотрела на окно Максима. Два желтеющих пятна на десятом этаже.
Она ощущала слабость, идти было трудно и больно, ноги не слушались, а голова начинала болеть и кружилась вместе со снегом. Вместо мыслей осталась только пустота, непроходимая, холодная и давящая, от которой хотелось кричать, кричать и кричать. Настя посмотрела на часы в мобильнике – проболталась на Тушинской три часа и даже не заметила.
В одиннадцать, отряхнув унты от снега, Настя спустилась в метро. Внизу никого, палатки уже закрыты.
– Девочка, подай на хлебушек. – Голос откуда-то сбоку.
Настя обернулась – у стены стояла старушка с протянутой рукой. Настя молча подошла и отдала ей десятку, что у неё осталась.
– Спасибо тебе, девочка, – сказала старушка. – Твоё счастье рядом. Ты его знаешь, но не видишь.
Настя спустилась вниз, в поезде села на крайнее место, положив голову на железную ручку. Напротив сидела маленькая девочка лет четырёх. Светлые, пепельные волосы торчали в разные стороны из-под шапки, кожа была такая же бледная и по цвету почти совпадала с цветом волос; глаза, прозрачно серые, не останавливались ни на чём. Девочка постоянно кривлялась, ёрзала на месте, вытирала кулаком сопли, говорила и, забравшись вдруг с ногами на сиденье, попыталась что-то спеть.
Девочку хотелось придушить или кинуть в неё чем-нибудь. Хотя при чём здесь этот ребёнок? Просто внутри так пусто и больно, что хотелось орать или пойти в туалет и два пальца под язык, как сегодня утром. Вдруг легче станет?
Каждые пять минут Маша набирала номер Насти, и каждый раз она оставалась недоступной. Она успела позвонить и Начо, и Анхен, и Васильеву, и почти всем общим знакомым, но все как один сказали, что Настю сегодня вообще не видели.
Маша взяла ноутбук. Настя почти никогда его не выключала. Ей нравилось всегда быть на связи. На экране осталось открытом окно переписки в ICQ. Настя общалась с какой-то Заинькой. По ее рассказам Маша знала, что это латышская подруга Максима, из-за которой он бросил Настю.
Заиньки в сети не было, но диалог сохранился. Яна рассказывала, что сдала последний экзамен и ездила в универ закрывать сессию. Каждый день, пока сдавала экзамены, она зачёркивала дни в календаре, чтоб хоть как-то приблизить этот момент.
Только сейчас Машка поняла: Яна приедет к Максу на Новый год, и они будут встречать его вместе. Иначе зачем тогда сдавать досрочно экзамены и так этому радоваться?
Маша не сомневалась, что Заинька уже в Москве. Но в этот момент ее намного сильнее волновала Настя. Не натворила бы она там глупостей на эмоциях.
Без пяти двенадцать в дверь постучали. Настя, в обнимку с Васильевым, еле стояла на ногах. Щёки и нос покраснели от мороза, сухие губы и больные глаза. Казалось, Настя ничего не соображала. В другой ситуации Маша подумала бы, что Настя намешала с десяток разных напитков в ближайшем баре студгородка и теперь не может идти без посторонней помощи. Только вот вид у неё был совсем не пьяный, а скорее – больной.
– Я тебе обзвонилась, – единственное, что могла сказать Маша. – Могла бы хоть записку оставить. Где ты её нашёл?
– Рядом с метро. Она еле стояла на ногах, – рассказывал Дима, помогая Насте лечь. – Мы доехали на такси. По-моему, у неё температура.
– Она ещё позавчера простыла, – объясняла Маша. – Никуда не собиралась ехать сегодня. Сама говорила, что плохо себя чувствует и будет лежать дома.
– Я зайду завтра днём, – сказал Дима и ушёл.
Маша стянула с неё куртку, а потом – рыжие мохнатые унты: полосатые носки оказались насквозь мокрыми.
– Ты ездила к Максу?
– Как ты догадалась? – отозвалась Настя, стягивая с ног мокрые носки и кидая под кровать. Машка ставила чайник.
– Я сразу о нем подумала.
–Он меня выгнал. Даже на порог не пустил. Говорили у лифта. Я приехала, а он там не один был. Наверное, его латышка приехала на новый год. Мне еще никогда не было так мерзко, Маш…
За разговором они не сразу заметили, что пришла Аня с пакетом из аптеки:
–Васильев послал. Сказал, что надо, – объяснила она.
Настя проснулась в час дня. Голова болела как с похмелья, ночная рубашка промокла насквозь – выжимать можно было. От солнечного света слезились глаза. Она осторожно встала, терпя неприятную боль во всём теле, быстро переоделась и, взяв ноутбук и коробку бумажных салфеток, чтоб вытирать нос, снова залезла под одеяло.
Ей казалось, что это все неправда – просто дурной сон, а на самом деле все хорошо – Максим ее любит, просто был не в настроении, и скоро все снова будет хорошо. Еще совсем немного, и они окончательно воссоединятся и будут счастливы.
Немного отогревшись, стала писать письмо. Максу. Через два часа у нее было пять страниц в тетради мелким почерком в каждой клеточке.
Настя вздохнула, перевела дыхание, высморкалась. Отправить или нет? Как бы сильно ей сейчас ни хотелось донести свои мысли до Макса, указательный палец руки упрямо отказывался кликать на кнопку «отправить». Настя вспомнила слова, которые ей не так давно сказала Машка: «Не отправляй любовное письмо сразу. Дай ему отлежаться хотя бы сутки, а там уже можешь отправить, если не передумаешь…»
Она сохранила письмо в «черновиках, выключила ноутбук и заплакала, уткнувшись головой в подушку. Два года подряд они с Максом встречали Новый год вместе, но этот год он будет встречать с Яной. Место известно, продукты и шампанское уже закупаются. Всё решено, окончательно и бесповоротно, и уже ничего нельзя изменить.
Да, ей не показалось тогда, две недели назад. Та ночь была их прощанием, а не продолжением. Только теперь Настя это поняла, осознала и прочувствовала всем своим сознанием. Всё кончено. Всё в прошлом.
10.
«…по щекам мне бьёт, бьёт. Болею очень, температура, стою и жду тебя, как дура. Снежинки ртом ловила…» Сквозь сон до Насти доносились слова песни Глюкозы и голос Маши. Чьи-то большие и прохладные руки бережно прикасались к её лбу и щекам. На минуту запахло снегом и прохладой. К вечеру температура поднялась ещё выше. Настя проснулась. Рядом сидел Дима
– Привет, – прошептала она, пытаясь улыбнуться.
– Как ты? – спросил он.
– Ужасно, – честно ответила Настя. – Я заснула. Ты давно здесь?
– Полчаса, – ответил он и протянул ей градусник. – Измерь температуру.
– Хорошо, – ответила Настя, крепко прижимаясь к груди Макса.
– Хочешь пива?
Настя кивнула, и они прошли обратно в бар. Она уселась на высокий стул, а Макс стоял сзади, щипал её за бока и, дурачась, показывал язык, а потом подмигивал. Покупал пиво и задумчиво смотрел на неё.
– Поедем ко мне? – вдруг сказал он, подмигнув. – Дождемся только всех, а чуть позже сбежим.
В полночь Максим и Настя поймали машину и поехали в его квартиру. Они сидели на заднем сиденье и всю дорогу молчали. Настя дремала у него на плече. Несколько раз она просыпалась и смотрела в тёмные окна на ночной город, и тогда Макс нежно целовал её нос и лоб, а потом она снова засыпала.
Настя зашла в ванную помыть руки. На полках стояли те же самые пузырьки, шампуни, бритвы и полотенца. В комнате компьютер, три разноцветных стикера на мониторе… Разложенный диван, прикрытый смятым покрывалом, на котором валялись два коричнево-зелёных обнявшихся барашка. Настя села на диван и взяла их в руки.
– Ещё один пылесборник, – усмехнулась она, глядя на то, как Макс снимает футболку, и положила барашков на место. На прошлой неделе, когда Настя ночевала здесь, барашков ещё не было. – Яна прислала?
Макс улыбнулся, ненадолго задержав на ней взгляд.
– Какая разница?
Он открыл шкаф и положил туда аккуратно сложенный свитер. Настя помнила – в прошлом году этот свитер Максу подарили родители на Новый год. От него почему-то приятно пахло корицей. Пока дверь шкафа была открыта, Настя заметила, что на полупустой средней полке всё ещё лежат её вещи. С прошлой весны. Футболка, пара трусов «Calvin Klein» и зубная щётка. За эти полгода Максим ни разу не напомнил ей о шмотках; он даже не собрал их в пакет – они лежали в шкафу именно так, как она сама их швырнула, когда ночевала у него в начале лета.
Максим нежно поцеловал её в затылок и, подняв на руки, отнёс на кровать. От него пахло душистым мылом. Она знала это зелёное обычное мыло – у родителей Макса была целая коробка, хотя в тот момент всё было второстепенным. Они медленно раздели друг друга, а после всю ночь, молча, занимались любовью.
Макс не позвонил: ни на следующий день, ни через неделю, ни через две. Настя дремала, завернувшись в полосатый плед, в обнимку с учебником по сопромату. Под боком, вытянувшись во всю длину, спал кот. Вокруг валялись клетчатые листки из блочной тетради, исписанные карандашом, и обёртки «Мишек косолапых». Еле слышно работал телевизор. Маша открыла дверь и недовольно кинула сумку перед холодильником. На его двери криво висел кислотно-зелёный стикер, на котором было написано: «Я люблю тебя, Макс» и подрисовано сердечко, похожее почему-то на яблоко.
– Ну что, тебе «мужик» не писал? – спросила она.
– Не писал, отвернувшись к стенке, ответила Настя.
– Неделя почти прошла, – сказала Маша. – Он ведёт себя, как самый обычный прожжённый эгоист!.. Я глубоко возмущена. Знаешь, мой дядя Паша в таких случаях говорит: «Ну, что, мля, пойти, что ль, морду ему начистить?» Дурак какой-то, сам не знает, чего ему надо.
– Может, сходим в «Дионис», съедим чего-нибудь? А то жрать охота, а в холодильнике ни фига нет. Одни йогурты, – отозвалась Настя.
– Давай, – охотно согласилась Маша. – Шаурмы хочется с курочкой. Погнали!
Выходя из комнаты, Маша незаметно содрала с холодильника стикер и, нервно смяв его, бросила в мусорное ведро, доверху заполненное розовыми бутылочками от питьевых йогуртов.
В одиннадцать вечера в «Дионисе» было только шесть человек: бармен, трое латиносов, которые пили пиво через трубочки, и Дима с Мишей. Они играли в бильярд. В кафе приятно пахло жареной курицей и немного перцем.
Маша с Настей купили две шаурмы и пиво.
– Да, хрен знает, что этим мужикам надо! – возмущалась Машка. – Все говорят о женской логике, издеваются, мол, все бабы дуры. Ага! Пусть у нас она и женская, но хоть какая-то. А вот у них вообще логика напрочь отсутствует, никакой нет. Ни женской, ни мужской. Одни инстинкты… Преимущественно основные, как у животных. Увидят аппетитную попу и сразу хвостом виляют… А вчера к нам с Сашкой друг его приходил, Роберт. Я его спрашиваю: «Роберт, сколько тебе лет?» А он отвечает: «Я какать пошёл…» Женская логика не просто отдыхает – она спит мёртвым сном.
– Да уж… – вздохнула Настя, нажимая на кнопки телефона. Хотела что-то написать или посмотреть, но Машка отобрала и запихнула себе в сумку.
Подошёл Дима с кружкой пива и сел на соседний стул.
– Привет. Присоединитесь? Сыграем два на два.
– Я бы с радостью, но не умею, – рассмеялась Маша, многозначительно глядя на Настю.
– Я тоже не умею, – спокойно ответила она.
– Я научу тебя, – сказал Дима уже всерьёз.
– А меня? – обиженно произнесла Маша.
– А тебя, радость моя, Михалыч научит.
– Ладно, пойдём, – согласилась Настя.
Играть в бильярд она действительно не умела. Ещё три года назад, на первом курсе, факультет поголовно играл в бильярд, но тогда эта игра не интересовала её.
– Держи, – сказал Дима, протягивая Насте кий.
Она послушно взяла его и встала впереди стола.
– И что теперь делать?
– Теперь подойди ближе к столу… левую руку так, а правой держи так… ну а теперь наклонись и бей по шарику. Наши те, что с полоской.
– Нет, неправильно, Настюх, – терпеливо объяснял Дима, пытаясь своими же руками показать, как нужно правильно.
А Настя пыталась представить себя и Диму со стороны глазами Машки. «Такие они неловкие и нерешительные, как влюблённые семиклассники-девственники! А это не было похоже ни на одного из них. Дима невольно обнимает её сзади, что-то объясняет и заглядывает в глаза. Настя ведёт себя странно. Она смущается, теряется и… краснеет! А раньше никогда не краснела! Да между ними реально летают искры – даже воздух рядом наэлектризовался, а Настя, дура, всё за Макса цепляется. Какой такой Макс?!»
За полчаса они кое-как доиграли партию, и нужно было идти домой.
– Знаешь, у него такие горячие руки, – сказала вдруг Настя. – Как будто он долго держал чашку с кипятком, а потом дотронулся до меня.
– У кого? – не поняла Машка, сощурив глаз. – Ты про Димыча?
– Да, – измученно произнесла Настя, еле переставляя ноги. – Про Диму.
9.
Настя проснулась в обед с больной головой. Почему-то именно в этот момент, наливая в стакан остывший кипяток из чайника, чтобы растворить таблетку, она поняла: Макс ей не позвонит. Они не будут встречать вместе этот Новый год. Макс вообще больше звонить не будет.
Она уже пыталась звонить ему несколько раз, но он не ответил и не перезвонил. Настя снова набрала его номер. Сосчитала пять длинных гудков и отключилась.
Она проплакала час, сидя на полу, упираясь спиной в дверь холодильника и допивая из бутылки остатки текилы. Стало чуть лучше, голова уже не болела. Тихо работал телевизор на канале MTV. Нарисованная Глюкоза качалась на обледенелых качелях и пела песню про снег, а рядом сидел её доберман.
За три года учебы Настя ни разу не оказывалась без денег. Раньше она и подумать не могла, что потратить всю зарплату на еду и выпивку для бывшего парня.
Насте было понятно, что это конец. Просто не получалось снова в это поверить, пока он сам не скажет. Время уже шло к вечеру. Она собралась, оделась, взяла мобильный и вышла на улицу.
Через час она уже сидела на обледеневшем заборчике возле дома Максима на Тушинской. Смотрела на его окна. Десятый этаж. Дышала на замёрзшие пальцы, пытаясь согреть их, и не знала, что делать. В кармане всего десять рублей да мелочь.
Неделю назад этот двор казался сказочным, а теперь просто ледяной и безжизненный. Настя с волнением поднялась на десятый этаж и позвонила в дверь. Послышались шаги, звук замка. Максим открыл дверь и стоял в проходе. С кухни вкусно пахло жареной картошкой, играло радио.
–Привет, – сказала Настя. Максим оглядывался через плечо и не пускал Настю внутрь.
–Извини, я сейчас немного занят, – оправдывался он.
–Ты не пустишь меня?
–Не стоит, Насть, тебе лучше уйти.
–Ты не один?
–Да, я не один.
Максим вышел на лестничную клетку и захлопнул дверь.
– Чего ты от меня хочешь? О чём ты думаешь? – с каждым словом он раздражался все сильнее. – У нас нет отношений. Ничего нет!.. Мы с тобой всё выяснили ещё полгода назад! Насть, давай, не будем.
– Ты любишь её? – спросила она.
– Кого? – Максим сделал вид, что не понял.
– Её, – ответила Настя.
– А что ты хочешь услышать?
– Ничего, – прошипела Настя.
–Иди домой и успокойся, – советовал Максим. – Попей успокоительных.
–Да пошел ты.
Максим закатил глаза, вызвал Насте лифт и ушел к себе, хлопнув дверью.
Настя шла пешком в сторону метро.
Холодный ветер обжигал щёки и руки. Мокрый снег облепил волосы и лицо. Он таял на коже, смешиваясь со слезами. Пальцы так замёрзли, что даже дыхание не могло их отогреть. Пройдя одну остановку, Настя обернулась назад и посмотрела на окно Максима. Два желтеющих пятна на десятом этаже.
Она ощущала слабость, идти было трудно и больно, ноги не слушались, а голова начинала болеть и кружилась вместе со снегом. Вместо мыслей осталась только пустота, непроходимая, холодная и давящая, от которой хотелось кричать, кричать и кричать. Настя посмотрела на часы в мобильнике – проболталась на Тушинской три часа и даже не заметила.
В одиннадцать, отряхнув унты от снега, Настя спустилась в метро. Внизу никого, палатки уже закрыты.
– Девочка, подай на хлебушек. – Голос откуда-то сбоку.
Настя обернулась – у стены стояла старушка с протянутой рукой. Настя молча подошла и отдала ей десятку, что у неё осталась.
– Спасибо тебе, девочка, – сказала старушка. – Твоё счастье рядом. Ты его знаешь, но не видишь.
Настя спустилась вниз, в поезде села на крайнее место, положив голову на железную ручку. Напротив сидела маленькая девочка лет четырёх. Светлые, пепельные волосы торчали в разные стороны из-под шапки, кожа была такая же бледная и по цвету почти совпадала с цветом волос; глаза, прозрачно серые, не останавливались ни на чём. Девочка постоянно кривлялась, ёрзала на месте, вытирала кулаком сопли, говорила и, забравшись вдруг с ногами на сиденье, попыталась что-то спеть.
Девочку хотелось придушить или кинуть в неё чем-нибудь. Хотя при чём здесь этот ребёнок? Просто внутри так пусто и больно, что хотелось орать или пойти в туалет и два пальца под язык, как сегодня утром. Вдруг легче станет?
Каждые пять минут Маша набирала номер Насти, и каждый раз она оставалась недоступной. Она успела позвонить и Начо, и Анхен, и Васильеву, и почти всем общим знакомым, но все как один сказали, что Настю сегодня вообще не видели.
Маша взяла ноутбук. Настя почти никогда его не выключала. Ей нравилось всегда быть на связи. На экране осталось открытом окно переписки в ICQ. Настя общалась с какой-то Заинькой. По ее рассказам Маша знала, что это латышская подруга Максима, из-за которой он бросил Настю.
Заиньки в сети не было, но диалог сохранился. Яна рассказывала, что сдала последний экзамен и ездила в универ закрывать сессию. Каждый день, пока сдавала экзамены, она зачёркивала дни в календаре, чтоб хоть как-то приблизить этот момент.
Только сейчас Машка поняла: Яна приедет к Максу на Новый год, и они будут встречать его вместе. Иначе зачем тогда сдавать досрочно экзамены и так этому радоваться?
Маша не сомневалась, что Заинька уже в Москве. Но в этот момент ее намного сильнее волновала Настя. Не натворила бы она там глупостей на эмоциях.
Без пяти двенадцать в дверь постучали. Настя, в обнимку с Васильевым, еле стояла на ногах. Щёки и нос покраснели от мороза, сухие губы и больные глаза. Казалось, Настя ничего не соображала. В другой ситуации Маша подумала бы, что Настя намешала с десяток разных напитков в ближайшем баре студгородка и теперь не может идти без посторонней помощи. Только вот вид у неё был совсем не пьяный, а скорее – больной.
– Я тебе обзвонилась, – единственное, что могла сказать Маша. – Могла бы хоть записку оставить. Где ты её нашёл?
– Рядом с метро. Она еле стояла на ногах, – рассказывал Дима, помогая Насте лечь. – Мы доехали на такси. По-моему, у неё температура.
– Она ещё позавчера простыла, – объясняла Маша. – Никуда не собиралась ехать сегодня. Сама говорила, что плохо себя чувствует и будет лежать дома.
– Я зайду завтра днём, – сказал Дима и ушёл.
Маша стянула с неё куртку, а потом – рыжие мохнатые унты: полосатые носки оказались насквозь мокрыми.
– Ты ездила к Максу?
– Как ты догадалась? – отозвалась Настя, стягивая с ног мокрые носки и кидая под кровать. Машка ставила чайник.
– Я сразу о нем подумала.
–Он меня выгнал. Даже на порог не пустил. Говорили у лифта. Я приехала, а он там не один был. Наверное, его латышка приехала на новый год. Мне еще никогда не было так мерзко, Маш…
За разговором они не сразу заметили, что пришла Аня с пакетом из аптеки:
–Васильев послал. Сказал, что надо, – объяснила она.
Настя проснулась в час дня. Голова болела как с похмелья, ночная рубашка промокла насквозь – выжимать можно было. От солнечного света слезились глаза. Она осторожно встала, терпя неприятную боль во всём теле, быстро переоделась и, взяв ноутбук и коробку бумажных салфеток, чтоб вытирать нос, снова залезла под одеяло.
Ей казалось, что это все неправда – просто дурной сон, а на самом деле все хорошо – Максим ее любит, просто был не в настроении, и скоро все снова будет хорошо. Еще совсем немного, и они окончательно воссоединятся и будут счастливы.
Немного отогревшись, стала писать письмо. Максу. Через два часа у нее было пять страниц в тетради мелким почерком в каждой клеточке.
Настя вздохнула, перевела дыхание, высморкалась. Отправить или нет? Как бы сильно ей сейчас ни хотелось донести свои мысли до Макса, указательный палец руки упрямо отказывался кликать на кнопку «отправить». Настя вспомнила слова, которые ей не так давно сказала Машка: «Не отправляй любовное письмо сразу. Дай ему отлежаться хотя бы сутки, а там уже можешь отправить, если не передумаешь…»
Она сохранила письмо в «черновиках, выключила ноутбук и заплакала, уткнувшись головой в подушку. Два года подряд они с Максом встречали Новый год вместе, но этот год он будет встречать с Яной. Место известно, продукты и шампанское уже закупаются. Всё решено, окончательно и бесповоротно, и уже ничего нельзя изменить.
Да, ей не показалось тогда, две недели назад. Та ночь была их прощанием, а не продолжением. Только теперь Настя это поняла, осознала и прочувствовала всем своим сознанием. Всё кончено. Всё в прошлом.
10.
«…по щекам мне бьёт, бьёт. Болею очень, температура, стою и жду тебя, как дура. Снежинки ртом ловила…» Сквозь сон до Насти доносились слова песни Глюкозы и голос Маши. Чьи-то большие и прохладные руки бережно прикасались к её лбу и щекам. На минуту запахло снегом и прохладой. К вечеру температура поднялась ещё выше. Настя проснулась. Рядом сидел Дима
– Привет, – прошептала она, пытаясь улыбнуться.
– Как ты? – спросил он.
– Ужасно, – честно ответила Настя. – Я заснула. Ты давно здесь?
– Полчаса, – ответил он и протянул ей градусник. – Измерь температуру.
