Я не могу объяснить это иначе.
Наверное: вот она-то,
Не понятная Моему разуму, зараза.
Весь Мой труд и испоганила.
И вот…
Вкривь и вкось
Всё,
Моё,
Дело и пошло,
Изначально:
Каин убил Авеля…
С этого всё и началось,
И понеслось… и понеслось.
И я смыл потопом всех безобразников,
Потому, что они своими деяниями,
Меня день и ночь только и расстраивали.
Сна и покоя Меня лишая…
И сердце Моё терзали.
А ведь вы знаете,
Что из всех людей Я только восьмерых оставил.
Понадеялся, что они и есть те самые праведные,
Которые Мне, потом, нормальных людей нарожают.
А новые народились и опять проказничают.
Это всё эта «субстанция!»
И как её, только, проглядел Я, давеча,
И в Ное и сыновьях его?
Думал, что в них-то, её не будет,
Ведь они праведные люди,
По крайней мере Ной.
За него могу поручиться, как за Себя Самого.
А значит от него,
К сыновьям его,
Она, ну ни как не могла перейти.
А вот поди ж ты…
И всё опять, по новой, закрутилось,
Грабежи, войны, убийства.
Ну, вот, смою их, опять, потопом…
А что толку?
Опять всё на свои круги вернётся…
Будь, эта «субстанция», трижды проклята!
Да и нет у Меня больше такого Ноя.
Так что, новый, потоп… это не выход.
А как её из людей выковырять?
Чтоб этот мир
Был
Таим,
Как Я его замысливал, задумывал?..
И Я ничего
Не придумал лучшего,
А как дать людям молитвы.
Чтобы они,
Ими,
От грехов, им грозящих, отгородились,
От «субстанции» этой отгородились.
А лучше бы, чтобы они молитвами эту» субстанцию» в себе удавили!
Чтобы они, о себе,
Теперь,
Заботились сами.
И эту «субстанцию» сами в себе уничтожали!
И становились праведниками.
А не только на Меня уповали.
А то… где ж Мне на это столько сил набраться?
А они вот…
Ну что за народ!
Опять Меня поняли неправильно…
А кто-то и специально,
И таких немало,
Сначала нагрешат, набезобразничают,
А уж, только, потом за молитвы принимаются!
Мол: «Господи, всё нормально!
Сейчас, вот, молитвы почитаю
И грех с меня сам свалится.
Ведь для этого же Ты и дал нам их?..
Молитвы Свои…
Правильно?
И снова стану праведником». –
И, ещё, ко Мне взывают:
«Прости,
Господи,
Не хотел я!» –
А кого они обманывают?..
Да, прежде, всего, себя и обманывают.
Потому, что с этого пути, так, и не сворачивают.
А молитвами…
Грехи свои,
Лишь,
Прикрыть желают,
Пред очами Моими прикрыть желают,
В душах своих ничего не меняя.
Души свои, от «субстанции» этой, не освобождая.
Да они про неё,
Скорее всего,
Даже и не знают…
Что в их роде, людском, существует такая,
Потому, что они с ней уже рождаются
И она, как должное, в них прибывает.
Ведь она, от всех прочих органов,
Что в человеке обитают,
Ничем не выделяется,
Она с человеком полностью сливается.
И у них в организме она находится…
Как, что-то, на подобии:
Селезёнки или почки.
Но на самом деле,
У неё в организме человека,
Есть, своих, три любимых места,
Там её лежбище.
Это мозг человека, его душа и сердце!
И вот когда она просыпается…
Тогда людьми мерзкие дела и творятся.
А она ненасытна, эта «субстанция»:
И всё ей мало, мало, мало…
Аппетит у неё знатный!
И откуда ей только было взяться?!
Даже мне, Богу, это непонятно…
А народ-то думает, что так жить и надо,
А то ведь: «Как прожить иначе?» –
Ведь для человека, что в жизни главное?
Быть успешным, а значит быть богатым.
А когда дело богатства касается,
Стать человеку богатым или продолжать просить подаяния,
То люди о порядочности уже не заморачиваются,
Ведь им главное добиться чего желают.
А грех,
Для человека в тот момент,
Это даже и не грех,
Хоть умом человек и понимает, что это грех,
А так… просто ступень.
Ещё одна ступень к его успеху.
И человек дальше, спокойно ведёт им начатое дело.
И дальше, неся «субстанцию» в себе, жить продолжает.
Правда: про неё ничего не ведая, не зная,
Что в нём живёт такая зараза.
А многим жить, с ней, просто очень удобно,
Ведь она им заменила Меня, Бога.
Им, так, мир понятнее и проще…
Без Бога.
Да, жизнь без меня, без Бога, для людей, проще и удобнее.
Ведь что надо Мне, Богу?
Чтобы душа у человека работала.
Чтобы она трудилась, оберегая себя от дурных поступков,
И человек, тем самым, становился лучше.
А народ трудится только своими желудками…
На свой желудок.
И чем больше человек съел – тем доля его лучше.
Потом один умный человек скажет:
«Бытие опредеЛЯЕТ сознание», –
Вот такая, она, эта «субстанция»,
Что весь Мой труд испоганила.
А я ведь другое в человека закладывал,
Чтобы: «Бытие опредеЛЯЛОСЬ сознанием!»
Но как-то всё вышло…
Криво.
Ну да ладно: как вышло – так вышло.
А новый потоп это невыход.
Вот такая, мои дети, история.
И ведь порою,
Добывая для своей семьи пропитание,
Человек и не думает, что он грех совершает.
Человек думает: «Да разве это грех,
Если я, для своих детей,
Украду немного хлеба
У своего соседа?
Которым, потом, накормлю своих детей?» –
И «с чистым сердцем», на это преступление, идёт человек.
А сосед-то не спит, свой амбар охраняет,
И ловит «за руку» соседа, вора – негодяя.
А вор, предвидя такое дело,
Взял с собою нож… и тут же, смело
Пускает его в дело, в тело…
И губит им хозяина амбара,
А потом мешок с мукой забирает
И к себе домой тащит.
Хозяин амбара будет гнить в могиле,
За то дети вора кушают сытно.
Вот накажу его… разорву его молнией Своей,
А кто будет кормить его детей?
Кто станет любить его жену,
Которая, уже, потеряла свою красоту?
Поэтому человеки,
Мои дети,
Сами обустроили свою жизнь так,
Что, по многим вопросам, оставили в покое Меня.
Мол: «Мы сами с усами». –
И теперь сами
Меж собой решают:
Кто, из них, праведный,
А кто неправедный.
Своих законов себе понаписали,
И теперь по ним свою жизнь сверяют:
Кто преступник, а кто праведник…
А Я и не против,
С годами я, что-то, стал сентиментальным, очень.
Поэтому, несколько, изменил, Свой, подход, к этому вопросу.
Ну, типа: «Богу – Богово,
А кесарю – кесарево». –
Я попозже дам людям мысль эту,
Чтобы им жизнь немного облегчить.
Но, увы, найдутся и такие,
Кто не сможет этой, Моей, мысли осилить.
Понять, всю суть, её правильно
И, такие, станут жить по понятиям.
Вообще: никаких законов, над собой, не признавая.
Отойдут от людей и будут жить стаей.
– Господи, Ты этих тоже любить станешь?
– Стану… доля Моя такая.
Куда ж деваться,
Раз я заварил всю эту кашу?
А я и не против…
Всё Мне меньше работы
И ответственности.
Разве какой человек посмеет,
Ко Мне,
Предъявить, потом, свои претензии,
Когда его «за руку поймают»
И поведут на плаху?
Разве, прежде чем испустить свой последний вздох,
Он Меня спросит:
– Господи, за что?..
Вот то-то и оно…
А всё потому, что это не Я,
А это он, сам себя,
Довёл до плахи.
Так то.
Так что…
Люблю я их всех,
Как тот человек,
Который любит вино.
Хотя и знает, что оно
Губит его,
Вредно для его здоровья.
Но ничего с собою поделать не может,
Пьёт и пьёт его…
Вот и со Мной такая же история.
Ведь все человеки – есть мои дети.
И в каждом из них
Есть кусочек Моей души.
И в хороших и в плохих…
А как, Самому, от Себя отказаться,
Кому подвластна сила такая?
Не знаю, как у Меня так получилось…
Но этот мир, уж, очень хитро Я выстроил.
Сам иногда, во всех его схемах, запутываюсь…
А может быть оно и к лучшему?
Иногда Мне кажется… что так жить веселее,
И Мне и Моим детям.
Вот на этом Он и закрыл эту тему.
И, правда… не убивать, же, Ему, например:
Всех воров или всех тех
Кто в Него не верит?
Вот тебя, Иосиф, к примеру?..
Ведь это тоже грех,
Перед Ним и душой своею.
Ведь ты тоже не поверил в Его слова,
Которые я тебе передал.
Что перед тобой Мария
Чиста и невинна.
Так что ж Ему… за это тебя убить,
Или Ему лучше, тебя, к вере привести?
И ведь, Иосиф, я знаю:
Ты всё, ещё, в Его словах сомневаешься…
А всё потому,
Что сатана,
Где-то, глубоко, в твоих мозгах,
Всё ещё,
Прибывает.
Впился пиявкой в твоё сознание.
И веру твою, в Бога, из него высасывает.
И я,
До конца,
Не смог его,
Ещё,
Оттуда его выковырять.
Прячется он от меня – эта гнида…
Крепко меня боится.
Прячется он от меня,
Где-то в глубине твоего сознания,
Ну, ничего… я всё равно, и там, его достану!
Рано или поздно я доберусь до него.
И меч, что мне вручил Господь,
Добьёт его!..
Так вот: как раз для таких,
Как ты…
Я всегда, с собой, плиту и таскаю.
Тяжёлая, знаю, сам надрываюсь.
А куда деваться?
Работа такая.
Но я её редко применяю,
Только в случаях самых крайних.
Когда воля Бога
Обязательно должна быть исполнена.
Короче, Иосиф,
Сын Давидов.
Что такое Вселенная?
Тебе объяснил я.
А на остальные мои слова…
Ты не заморачивайся:
Про доллары, про американцев.
Просто… я давненько, уже, ни с кем, так плотно, не общался.
Вот, что-то, и разболтался.
Просто живи и жизни радуйся.
И славь Имя Всевышнего.
Но, радуйся жизни,
Обязательно, только, вместе с Марией,
И вашем, твёрдо уясни себе это, Иосиф, Сыном!
Ну, всё, а то я уже опаздываю.
Господь меня ждёт к назначенному Им часу.
А я постараюсь там не задерживаться.
Ведь мне Господь поручил беречь вашего,
С Марией,
Младенца.
Будущего Царя Иудейского.
Иосиф
– Кого… кого,
Царя Иудейского,
Как это?!
Ангел Господень
– Иосиф, сын Давидов, в своё время узнаешь.
А сейчас, давай, просто живи и радуйся.
Не торопи события, не забегай вперёд…
А то, как бы, не «лопнул» разум твой.
А потом Иосиф ясно, чётко увидел, как ангел Господень взмахнул своими ослепительно белыми крыльями и уже через секунду скрылся от его глаз. Но Иосиф, до того мгновения, когда ангел Господень скрылся от его глаз, ясно почувствовал на своём лице, и на всём своём теле, мощную волну, мощный поток: ароматного, благодатного, освежившего, всё его существо, воздуха, который исходил от крыльев ангела Господня, и от всего его существа, и которым он, ангел Господень, дабы восстановить его силы и разум, обдул его.
СЦЕНА XXI
АВЕССАЛОМ РАЗБУШЕВАЛСЯ
Мария за всю ночь так и не смогла сомкнуть своих глаз. Она всё думала, думала, думала… что же могло такого случиться с Иосифом, с человеком который так хотел взять Её в жёны… а потом, вдруг, обрушился на Неё со всей этой чушью и руганью.
Мария
(мысленно)
«Голос, какой –то… который ему повелел
Расстаться со мной...
Уж не болен ли рассудком он?
Но как такое может быть?
Ведь за всё время, нашего знакомства,
С ним такое впервые происходит.
Хотя знакомы мы, с ним, всего три дня
И что там было, с ним, до меня…
Кто его знает?
Хотя, вот, мама спрашивала у людей на базаре,
Что он, Иосиф, из себя представляет?
И все только хорошее о нём говорили:
“Он человек правильный, вежливый, учтивый”. –
И вдруг он такой фортель выкинул!
А может быть он передумал жениться
И вот решил дурачком прикинуться?..
А тогда… зачем же он нас приглашал в гости,
К чему была вся эта помолвка?
Не, я чувствую: здесь что-то не так.
Не может человек в рас,
Поменяться вот так…
А может быть права мама
И это вино такую злую шутку с ним сыграло.
Мне его жалко…
По нему же видно: он человек добрый…
Что ж, пройдёт время и он образумится, успокоиться.
Тогда всё на свои места и встанет.
Что-то меня подташнивает…
Хочется воды,
А мама просила из комнаты не выходить,
До поры до времени.
Скорей бы уже»…
Не успела Мария закончить свою мысль, как она услышала гневные крики отца. Потом в комнату зашла Земфир а и попросила Её выйти для разговора с отцом.
Когда Мария увидела своего отца, на нём, что называется: «не было лица». Глаза его горели праведным гневом и вот в таком состоянии он обратился к ней:
Авессалом
– Мария, расскажи мне, что между вами случилось?
Мне мать такое про него наговорила!
Это правда?
Он обвинил тебя в этом… правда?
Вот мерзавец!
Ну, ничего… я ему мозги вправлю!
Он что, вздумал потешаться надо мной?
Ну я… я проучу его!
Сейчас к нему пойду и пусть он мне всё объяснит,
А потом я вырву, у него из глотки, его поганый язык!
И Мария, повинуясь воли отца, рассказала ему, как и до того своей матери, о всём том, что произошло между Ней и Иосифом, после того, как они отправились обратно домой, а Она осталась в доме Иосифа, чтобы прибраться в нём после застолья. Но в этот раз, вспоминая, то неприятное событие, Ей больше, не хотелось плакать. И даже, на удивление самой себе, Она больше не чувствовала себя униженной и оскорблённой Иосифом. Потому, что Она помнила те, его безумные глаза, которыми он смотрел на Неё, в те роковые минуты, в которые он вынес, такой неутешительный, приговор Ей и их будущему браку. Потому, что Она понимала, что такие глаза могут быть только у человека который, уж, совсем не владеет собой, который, вдруг, потерял свой рассудок
.
Авессалом
– Вот негодяй!
Такое девушке сказать,
Зная, что она из приличной семьи.
Ну, выродок, теперь держись!
Нет, такого я не стерплю,
О, Бог, мой, как же я его убить хочу!
Мария
– Отец, прошу тебя:
Держи себя в руках.
Ведь там же не было тебя
Вчера,
Не было… а я была.
И я видела, что это он не со зла.
Он не просто стал ругаться на меня.
Он мне сам об этом, так, сказал,
Что какой-то «голос» у него в голове, вдруг, зазвучал.
И этот «голос»…
Что за «голос?»,
Я сама не могу понять,
Ему и наговорил такое! про меня.
Ведь вы вчера
Изрядно выпили вина!
Да, ещё, стоит и такая жара…
Поэтому думаю Я,
Что здесь с холодной головой,
Во всём,
Надо разобраться.
Я тоже с тобой к нему отправлюсь.
Быть может он уже пришёл в себя?
Авессалом
– Я сам!
Это не женское дело.
Дочь моя, не лезь в это.
Там без крепких слов не обойтись.
Побереги уши свои.
Мария
– Отец, умоляю тебя
Возьми меня,
С собой, возьми и меня!
Я ведь вижу: в каком ты состоянии.
Как бы не случилась беда большая.
Вдруг ты его камнем по голове хватишь,
Или задушишь?..
Земфира
– И, правда, Авессалом,
Вдвоём-то будет лучше,
Мне так будет спокойнее.
А, ещё, возьмите Ариэля с собою.
Если что… он вас растащит.
Авессалом
– О, женщина!
И ты туда же?
Я сам, один справлюсь.
Мария
– Одного
Мы тебя не отпустим!
Я и Ариэль…
Так, на всякий случай…
Мария произнесла эти свои слова очень убедительным голосом. И Авессалом почувствовал в Её голосе такие нотки… которых он раньше в нём не слышал. И ему подумалось, что это уже голос не девочки, а уже взрослой девушки, женщины. И что с ним будет, когда подрастут и две его другие дочери, Соня и Сара? Уж тогда точно: его мнение против мнения этих женщин ничего не будет значить.
По его виду женщины поняли, что их взяла. Земфира громким голосом кликнула Сонечку. А когда та пришла то попросила её сходить за Ариэлем.
Семья брата Авессалома жила через пять домов от их дома.
Земфира
– Скажи ему, что его зовёт дядя.
Зачем?
Ты сама не знаешь.
Наверное: вот она-то,
Не понятная Моему разуму, зараза.
Весь Мой труд и испоганила.
И вот…
Вкривь и вкось
Всё,
Моё,
Дело и пошло,
Изначально:
Каин убил Авеля…
С этого всё и началось,
И понеслось… и понеслось.
И я смыл потопом всех безобразников,
Потому, что они своими деяниями,
Меня день и ночь только и расстраивали.
Сна и покоя Меня лишая…
И сердце Моё терзали.
А ведь вы знаете,
Что из всех людей Я только восьмерых оставил.
Понадеялся, что они и есть те самые праведные,
Которые Мне, потом, нормальных людей нарожают.
А новые народились и опять проказничают.
Это всё эта «субстанция!»
И как её, только, проглядел Я, давеча,
И в Ное и сыновьях его?
Думал, что в них-то, её не будет,
Ведь они праведные люди,
По крайней мере Ной.
За него могу поручиться, как за Себя Самого.
А значит от него,
К сыновьям его,
Она, ну ни как не могла перейти.
А вот поди ж ты…
И всё опять, по новой, закрутилось,
Грабежи, войны, убийства.
Ну, вот, смою их, опять, потопом…
А что толку?
Опять всё на свои круги вернётся…
Будь, эта «субстанция», трижды проклята!
Да и нет у Меня больше такого Ноя.
Так что, новый, потоп… это не выход.
А как её из людей выковырять?
Чтоб этот мир
Был
Таим,
Как Я его замысливал, задумывал?..
И Я ничего
Не придумал лучшего,
А как дать людям молитвы.
Чтобы они,
Ими,
От грехов, им грозящих, отгородились,
От «субстанции» этой отгородились.
А лучше бы, чтобы они молитвами эту» субстанцию» в себе удавили!
Чтобы они, о себе,
Теперь,
Заботились сами.
И эту «субстанцию» сами в себе уничтожали!
И становились праведниками.
А не только на Меня уповали.
А то… где ж Мне на это столько сил набраться?
А они вот…
Ну что за народ!
Опять Меня поняли неправильно…
А кто-то и специально,
И таких немало,
Сначала нагрешат, набезобразничают,
А уж, только, потом за молитвы принимаются!
Мол: «Господи, всё нормально!
Сейчас, вот, молитвы почитаю
И грех с меня сам свалится.
Ведь для этого же Ты и дал нам их?..
Молитвы Свои…
Правильно?
И снова стану праведником». –
И, ещё, ко Мне взывают:
«Прости,
Господи,
Не хотел я!» –
А кого они обманывают?..
Да, прежде, всего, себя и обманывают.
Потому, что с этого пути, так, и не сворачивают.
А молитвами…
Грехи свои,
Лишь,
Прикрыть желают,
Пред очами Моими прикрыть желают,
В душах своих ничего не меняя.
Души свои, от «субстанции» этой, не освобождая.
Да они про неё,
Скорее всего,
Даже и не знают…
Что в их роде, людском, существует такая,
Потому, что они с ней уже рождаются
И она, как должное, в них прибывает.
Ведь она, от всех прочих органов,
Что в человеке обитают,
Ничем не выделяется,
Она с человеком полностью сливается.
И у них в организме она находится…
Как, что-то, на подобии:
Селезёнки или почки.
Но на самом деле,
У неё в организме человека,
Есть, своих, три любимых места,
Там её лежбище.
Это мозг человека, его душа и сердце!
И вот когда она просыпается…
Тогда людьми мерзкие дела и творятся.
А она ненасытна, эта «субстанция»:
И всё ей мало, мало, мало…
Аппетит у неё знатный!
И откуда ей только было взяться?!
Даже мне, Богу, это непонятно…
А народ-то думает, что так жить и надо,
А то ведь: «Как прожить иначе?» –
Ведь для человека, что в жизни главное?
Быть успешным, а значит быть богатым.
А когда дело богатства касается,
Стать человеку богатым или продолжать просить подаяния,
То люди о порядочности уже не заморачиваются,
Ведь им главное добиться чего желают.
А грех,
Для человека в тот момент,
Это даже и не грех,
Хоть умом человек и понимает, что это грех,
А так… просто ступень.
Ещё одна ступень к его успеху.
И человек дальше, спокойно ведёт им начатое дело.
И дальше, неся «субстанцию» в себе, жить продолжает.
Правда: про неё ничего не ведая, не зная,
Что в нём живёт такая зараза.
А многим жить, с ней, просто очень удобно,
Ведь она им заменила Меня, Бога.
Им, так, мир понятнее и проще…
Без Бога.
Да, жизнь без меня, без Бога, для людей, проще и удобнее.
Ведь что надо Мне, Богу?
Чтобы душа у человека работала.
Чтобы она трудилась, оберегая себя от дурных поступков,
И человек, тем самым, становился лучше.
А народ трудится только своими желудками…
На свой желудок.
И чем больше человек съел – тем доля его лучше.
Потом один умный человек скажет:
«Бытие опредеЛЯЕТ сознание», –
Вот такая, она, эта «субстанция»,
Что весь Мой труд испоганила.
А я ведь другое в человека закладывал,
Чтобы: «Бытие опредеЛЯЛОСЬ сознанием!»
Но как-то всё вышло…
Криво.
Ну да ладно: как вышло – так вышло.
А новый потоп это невыход.
Вот такая, мои дети, история.
И ведь порою,
Добывая для своей семьи пропитание,
Человек и не думает, что он грех совершает.
Человек думает: «Да разве это грех,
Если я, для своих детей,
Украду немного хлеба
У своего соседа?
Которым, потом, накормлю своих детей?» –
И «с чистым сердцем», на это преступление, идёт человек.
А сосед-то не спит, свой амбар охраняет,
И ловит «за руку» соседа, вора – негодяя.
А вор, предвидя такое дело,
Взял с собою нож… и тут же, смело
Пускает его в дело, в тело…
И губит им хозяина амбара,
А потом мешок с мукой забирает
И к себе домой тащит.
Хозяин амбара будет гнить в могиле,
За то дети вора кушают сытно.
Вот накажу его… разорву его молнией Своей,
А кто будет кормить его детей?
Кто станет любить его жену,
Которая, уже, потеряла свою красоту?
Поэтому человеки,
Мои дети,
Сами обустроили свою жизнь так,
Что, по многим вопросам, оставили в покое Меня.
Мол: «Мы сами с усами». –
И теперь сами
Меж собой решают:
Кто, из них, праведный,
А кто неправедный.
Своих законов себе понаписали,
И теперь по ним свою жизнь сверяют:
Кто преступник, а кто праведник…
А Я и не против,
С годами я, что-то, стал сентиментальным, очень.
Поэтому, несколько, изменил, Свой, подход, к этому вопросу.
Ну, типа: «Богу – Богово,
А кесарю – кесарево». –
Я попозже дам людям мысль эту,
Чтобы им жизнь немного облегчить.
Но, увы, найдутся и такие,
Кто не сможет этой, Моей, мысли осилить.
Понять, всю суть, её правильно
И, такие, станут жить по понятиям.
Вообще: никаких законов, над собой, не признавая.
Отойдут от людей и будут жить стаей.
– Господи, Ты этих тоже любить станешь?
– Стану… доля Моя такая.
Куда ж деваться,
Раз я заварил всю эту кашу?
А я и не против…
Всё Мне меньше работы
И ответственности.
Разве какой человек посмеет,
Ко Мне,
Предъявить, потом, свои претензии,
Когда его «за руку поймают»
И поведут на плаху?
Разве, прежде чем испустить свой последний вздох,
Он Меня спросит:
– Господи, за что?..
Вот то-то и оно…
А всё потому, что это не Я,
А это он, сам себя,
Довёл до плахи.
Так то.
Так что…
Люблю я их всех,
Как тот человек,
Который любит вино.
Хотя и знает, что оно
Губит его,
Вредно для его здоровья.
Но ничего с собою поделать не может,
Пьёт и пьёт его…
Вот и со Мной такая же история.
Ведь все человеки – есть мои дети.
И в каждом из них
Есть кусочек Моей души.
И в хороших и в плохих…
А как, Самому, от Себя отказаться,
Кому подвластна сила такая?
Не знаю, как у Меня так получилось…
Но этот мир, уж, очень хитро Я выстроил.
Сам иногда, во всех его схемах, запутываюсь…
А может быть оно и к лучшему?
Иногда Мне кажется… что так жить веселее,
И Мне и Моим детям.
Вот на этом Он и закрыл эту тему.
И, правда… не убивать, же, Ему, например:
Всех воров или всех тех
Кто в Него не верит?
Вот тебя, Иосиф, к примеру?..
Ведь это тоже грех,
Перед Ним и душой своею.
Ведь ты тоже не поверил в Его слова,
Которые я тебе передал.
Что перед тобой Мария
Чиста и невинна.
Так что ж Ему… за это тебя убить,
Или Ему лучше, тебя, к вере привести?
И ведь, Иосиф, я знаю:
Ты всё, ещё, в Его словах сомневаешься…
А всё потому,
Что сатана,
Где-то, глубоко, в твоих мозгах,
Всё ещё,
Прибывает.
Впился пиявкой в твоё сознание.
И веру твою, в Бога, из него высасывает.
И я,
До конца,
Не смог его,
Ещё,
Оттуда его выковырять.
Прячется он от меня – эта гнида…
Крепко меня боится.
Прячется он от меня,
Где-то в глубине твоего сознания,
Ну, ничего… я всё равно, и там, его достану!
Рано или поздно я доберусь до него.
И меч, что мне вручил Господь,
Добьёт его!..
Так вот: как раз для таких,
Как ты…
Я всегда, с собой, плиту и таскаю.
Тяжёлая, знаю, сам надрываюсь.
А куда деваться?
Работа такая.
Но я её редко применяю,
Только в случаях самых крайних.
Когда воля Бога
Обязательно должна быть исполнена.
Короче, Иосиф,
Сын Давидов.
Что такое Вселенная?
Тебе объяснил я.
А на остальные мои слова…
Ты не заморачивайся:
Про доллары, про американцев.
Просто… я давненько, уже, ни с кем, так плотно, не общался.
Вот, что-то, и разболтался.
Просто живи и жизни радуйся.
И славь Имя Всевышнего.
Но, радуйся жизни,
Обязательно, только, вместе с Марией,
И вашем, твёрдо уясни себе это, Иосиф, Сыном!
Ну, всё, а то я уже опаздываю.
Господь меня ждёт к назначенному Им часу.
А я постараюсь там не задерживаться.
Ведь мне Господь поручил беречь вашего,
С Марией,
Младенца.
Будущего Царя Иудейского.
Иосиф
– Кого… кого,
Царя Иудейского,
Как это?!
Ангел Господень
– Иосиф, сын Давидов, в своё время узнаешь.
А сейчас, давай, просто живи и радуйся.
Не торопи события, не забегай вперёд…
А то, как бы, не «лопнул» разум твой.
А потом Иосиф ясно, чётко увидел, как ангел Господень взмахнул своими ослепительно белыми крыльями и уже через секунду скрылся от его глаз. Но Иосиф, до того мгновения, когда ангел Господень скрылся от его глаз, ясно почувствовал на своём лице, и на всём своём теле, мощную волну, мощный поток: ароматного, благодатного, освежившего, всё его существо, воздуха, который исходил от крыльев ангела Господня, и от всего его существа, и которым он, ангел Господень, дабы восстановить его силы и разум, обдул его.
СЦЕНА XXI
АВЕССАЛОМ РАЗБУШЕВАЛСЯ
Мария за всю ночь так и не смогла сомкнуть своих глаз. Она всё думала, думала, думала… что же могло такого случиться с Иосифом, с человеком который так хотел взять Её в жёны… а потом, вдруг, обрушился на Неё со всей этой чушью и руганью.
Мария
(мысленно)
«Голос, какой –то… который ему повелел
Расстаться со мной...
Уж не болен ли рассудком он?
Но как такое может быть?
Ведь за всё время, нашего знакомства,
С ним такое впервые происходит.
Хотя знакомы мы, с ним, всего три дня
И что там было, с ним, до меня…
Кто его знает?
Хотя, вот, мама спрашивала у людей на базаре,
Что он, Иосиф, из себя представляет?
И все только хорошее о нём говорили:
“Он человек правильный, вежливый, учтивый”. –
И вдруг он такой фортель выкинул!
А может быть он передумал жениться
И вот решил дурачком прикинуться?..
А тогда… зачем же он нас приглашал в гости,
К чему была вся эта помолвка?
Не, я чувствую: здесь что-то не так.
Не может человек в рас,
Поменяться вот так…
А может быть права мама
И это вино такую злую шутку с ним сыграло.
Мне его жалко…
По нему же видно: он человек добрый…
Что ж, пройдёт время и он образумится, успокоиться.
Тогда всё на свои места и встанет.
Что-то меня подташнивает…
Хочется воды,
А мама просила из комнаты не выходить,
До поры до времени.
Скорей бы уже»…
Не успела Мария закончить свою мысль, как она услышала гневные крики отца. Потом в комнату зашла Земфир а и попросила Её выйти для разговора с отцом.
Когда Мария увидела своего отца, на нём, что называется: «не было лица». Глаза его горели праведным гневом и вот в таком состоянии он обратился к ней:
Авессалом
– Мария, расскажи мне, что между вами случилось?
Мне мать такое про него наговорила!
Это правда?
Он обвинил тебя в этом… правда?
Вот мерзавец!
Ну, ничего… я ему мозги вправлю!
Он что, вздумал потешаться надо мной?
Ну я… я проучу его!
Сейчас к нему пойду и пусть он мне всё объяснит,
А потом я вырву, у него из глотки, его поганый язык!
И Мария, повинуясь воли отца, рассказала ему, как и до того своей матери, о всём том, что произошло между Ней и Иосифом, после того, как они отправились обратно домой, а Она осталась в доме Иосифа, чтобы прибраться в нём после застолья. Но в этот раз, вспоминая, то неприятное событие, Ей больше, не хотелось плакать. И даже, на удивление самой себе, Она больше не чувствовала себя униженной и оскорблённой Иосифом. Потому, что Она помнила те, его безумные глаза, которыми он смотрел на Неё, в те роковые минуты, в которые он вынес, такой неутешительный, приговор Ей и их будущему браку. Потому, что Она понимала, что такие глаза могут быть только у человека который, уж, совсем не владеет собой, который, вдруг, потерял свой рассудок
.
Авессалом
– Вот негодяй!
Такое девушке сказать,
Зная, что она из приличной семьи.
Ну, выродок, теперь держись!
Нет, такого я не стерплю,
О, Бог, мой, как же я его убить хочу!
Мария
– Отец, прошу тебя:
Держи себя в руках.
Ведь там же не было тебя
Вчера,
Не было… а я была.
И я видела, что это он не со зла.
Он не просто стал ругаться на меня.
Он мне сам об этом, так, сказал,
Что какой-то «голос» у него в голове, вдруг, зазвучал.
И этот «голос»…
Что за «голос?»,
Я сама не могу понять,
Ему и наговорил такое! про меня.
Ведь вы вчера
Изрядно выпили вина!
Да, ещё, стоит и такая жара…
Поэтому думаю Я,
Что здесь с холодной головой,
Во всём,
Надо разобраться.
Я тоже с тобой к нему отправлюсь.
Быть может он уже пришёл в себя?
Авессалом
– Я сам!
Это не женское дело.
Дочь моя, не лезь в это.
Там без крепких слов не обойтись.
Побереги уши свои.
Мария
– Отец, умоляю тебя
Возьми меня,
С собой, возьми и меня!
Я ведь вижу: в каком ты состоянии.
Как бы не случилась беда большая.
Вдруг ты его камнем по голове хватишь,
Или задушишь?..
Земфира
– И, правда, Авессалом,
Вдвоём-то будет лучше,
Мне так будет спокойнее.
А, ещё, возьмите Ариэля с собою.
Если что… он вас растащит.
Авессалом
– О, женщина!
И ты туда же?
Я сам, один справлюсь.
Мария
– Одного
Мы тебя не отпустим!
Я и Ариэль…
Так, на всякий случай…
Мария произнесла эти свои слова очень убедительным голосом. И Авессалом почувствовал в Её голосе такие нотки… которых он раньше в нём не слышал. И ему подумалось, что это уже голос не девочки, а уже взрослой девушки, женщины. И что с ним будет, когда подрастут и две его другие дочери, Соня и Сара? Уж тогда точно: его мнение против мнения этих женщин ничего не будет значить.
По его виду женщины поняли, что их взяла. Земфира громким голосом кликнула Сонечку. А когда та пришла то попросила её сходить за Ариэлем.
Семья брата Авессалома жила через пять домов от их дома.
Земфира
– Скажи ему, что его зовёт дядя.
Зачем?
Ты сама не знаешь.
