– Может выронила и не нашла? – Ладно, это потом. Увидели что-нибудь в записках? – Писал правша левой рукой. Вот эти три. А эти написаны печатными буквами. Другой почерк. Содержание этих записок сильно отличаются по смыслу. В одних требуют выполнить задание, а другие уговаривают уехать. – Интересно! Только кто? – Подозреваемые есть? - Как не быть! - Надо идти к нашему начальнику безопасности. Евлалий Хрисанфович, я Вас немного провожу. На всякий случай. Возьмите пистолет. Я его почистила, зарядила и поставила на предохранитель.
Профессор с сомнением посмотрел на эту «игрушку», пожал плечами и … взял из лотка скальпель. С ним ему было спокойнее и надёжней.
Кабинет лейтенанта безопасности отделения был на этом же этаже. Небольшая клетушка, где едва помещался стол с телефонами. Её оборудовали, когда в госпиталь лёг Матвей Васильевич Захаров.
Галя вздохнула и пошла встречать Зотова. Но тот задерживался. Девушка не знала, что Юрию очень хотелось доиграть партию. Она стояла в тамбуре центрального входа в здание и пыталась разобраться, соединить все факты в логическую цепочку. Не получалось. Но пришла к выводу, что ей надо присматривать за профессором.
Галя смотрела сквозь стекло тамбура, и МЕЧТАЛА. Нет, не о красивом парне, который будет её любить больше жизни. Это конечно хорошо, но не сегодня, после войны. Ей хотелось совершить подвиг. Вот она спасает светило медицины от происков вражеских агентов, стреляя с двух рук. Правда ей еще не доводилось, но она потренируется. И её поблагодарит лично Михаил Иванович Калинин. Потом … Девушка додумать не успела. Дверь тамбура открылась, на пороге стоял Юрий. – Принимай!
Галя, еще не очнувшаяся от своих грёз, сделала на автомате шаг назад. Щёки её начали розоветь. Юра вкатил в холл коляску. Он заметил смущение девушки. И впервые посмотрел на неё «мужским взглядом». Хорошенькая, глазищи-то! Остальное тоже в норме: - грудки, попка красивая, талия.
Галина воспитывалась без отца, строгой матерью и ещё более строгой бабушкой, и цену таким взглядам знала. Некоторые мальчишки в её группе так смотрели на податливых девушек. К ней не приставали с первого курса, когда одного из них она наградила оплеухой такой силы, что тот к стене отлетел. Спасибо спорту! Но здесь же взрослый и старый дядька! Ему же тридцатник! А может и больше. Конечно, она знала и про гуморальную систему, и про тестостерон, и про все прочие гормоны. Сдерживать свои мысли надо! Хам, этот Юрий!
Щеки её залил алый румянец. Галина перехватила у Юрия коляску. Прошипела, как рассерженная гадюка: - Отваливай, недоумок! - Добрый вечер, Галчонок! –Ой! Я не Вам, Александр Леонидович! - На кого ты так осерчала? – Так, на одного … нехорошего…
Она быстро везла коляску. Оба молчали. Наконец, Галя немного успокоилась, остановила агрегат и спросила: - Александр Леонидович, Вы меня наверно дурой считаете? – Отчего же, Галчонок? – Я так, просто, спросила сама не знаю, что. Вот мы и приехали.
В столовой оставались несколько мужчин и две женщины, да и те заканчивали ужин. Галя устроила Александра Леонидовича за отдельным столиком, принесла ему макароны с подливкой и стакан чая.
- Ты ужинала? – Нет. Я потом. – Из окна раздаточной выглянула повариха: - Галя, наконец-то. Твои талоны сестра-хозяйка принесла. Я тебе побольше макарошек положу, ты же без обеда…
Саша поглядывал на ужинавшую девушку.
Милая и вспыльчивая. Годом-двумя моложе моей младшей дочери. Та тоже могла взорваться по пустякам. Никогда я не пойму ход мыслей женщины. Даже маленькой. Что её обидело? Негодование и смущение, смешанное в одной чашке, то бишь в душе, заставляет невинных дев совершать поступки и говорить слова таким тоном, что потом стыдно станет. Когда-нибудь … может быть, она простит себя.
Тем временем Юрий Геннадьевич звонил Кононовой в госпиталь, чтобы напроситься на встречу. Ему хотелось снять или подтвердить свои подозрения, кем является профессор, заблудившимся или врагом. Сам Мезенцев стоял перед дверью лейтенанта Госбезопасности и собирал всё свое мужество, чтобы постучать и войти в этот кабинет.
Матвей Васильевич Захаров временами задрёмывал, приходя в себя после операции, сделанной накануне профессором.
Юра в полном недоумении за что ему прилетело, пожал широкими плечами, и поехал ставить «санитарку» в гараж.
Иван стоял на задней площадке трамвая, шедшего в сторону его дома. Он смотрел и не видел две грузовые платформы, прицепленные к последнему пассажирскому вагону. Усталость наваливалась на плечи.
Он соскочил на ходу недалеко от дома. Завернул за угол. И остановился в растерянности. Небольшого тупика больше не было. Двухэтажный дом, который его замыкал, сиротливо смотрел провалами окон единственной оставшейся стены. Верхний деревянный этаж разметало по брёвнышку ударной волной от фугаса, угодившего в жилой дом на соседней улице. У приходской церкви, притулившейся рядом, снесло верх колокольни «иже под колоколы». Одна из стен каменного строения осела и приобрела наклон, наподобие Пизанской башни. Сама церковь устояла. Старый камень выдержал. Дому рядом не повезло. Иван не задумывался, как он был построен. И вот теперь в остатках былого жилья, он увидел, - дом был композитным. Между кирпичными опорными столбами натягивали дранку в два слоя. Между слоями чем-то набивали. Понять невозможно. Вспыхнул домик сразу. Что не разрушила бомба, то завершил пожар.
Мысль мелькнула, и была запрятана глубоко в памяти. Потому, что от искр пожара загорелись крыши домов в бывшем тупичке. Его квартира располагалась на первом, каменном этаже. Второй, деревянный сгорел.
У входа в дом возился человек. Почувствовав, что на него смотрят, он разогнулся и повернулся к Ивану: - Здравствуй! Пришёл. Видишь оно как? Нет у нас теперь дома. Сказали, может рухнуть. Я тут, что смог из твоего вытащил. Письма вот … Почтальон накануне принёс
Сосед достал из внутреннего кармана пиджака два конверта. Нераспечатанные, помятые, согретые теплом его тела, пахнувшие мужским потом прямоугольники многое рассказали Ивану об отчаянной борьбе с огнём. Но что можно сделать, когда загорается старое пересушенное дерево?
Сосед был старше Ивана, слегка хромал и в ополчение его не взяли. Очень горевал он об этом. Простой человек, он любил свой город. Но знал ли он, что любит … Слова такого у него в лексиконе не было. Выражать словами чувства не умел. Выпив мог и в драку полезть, но жену не трогал. Вот послать в пешее путешествие, это да! И жена его была ему под стать! Ответ за пазухой не держала. Их крики раздавались на весь тупик, да и на соседней улице было слышно. Но такое случалось не часто. Вместе с женой в страшные дни паники в октябре 41 года копал укрытия, гасил зажигалки.
Дети их обзавелись семьями, нарожали соседям внуков и внучек и чета занималась шумной галдящей оравой, пока взрослые работали. Иван часто раздражался на этот ор и шум, выговаривал жене, мол сиди дома с детьми, а не подкидывай отпрысков соседям. Они не шиковали, но денег он приносил достаточно, подрабатывая где игрой, где математическими расчётами. Но жена твёрдо стояла на своем и бросать работу в библиотеке не хотела.
Иван стал часто уходить из дома. Ему легче думалось на воле, городской шум ему не мешал. Всего лишь фон. Многое интересное приходило на ум в таких, казалось бы, бесцельных скитаниях по улицам ночной Москвы. Ваня не заметил, как отдалился от семьи, все меньше и меньше вникая в проблемы жены и детей. Он оставил себе одну функцию – обеспечивать семейство.
Иногда он завидовал соседям - бесхитростная, простая жизнь у всех на виду. Никаких тайн! А у него, Ивана они были. И три из них, о которых не знал никто из его соратников и друзей, личная и затаённые, до сих пор «не требовали пищи для ума». Кому может помешать его безответная любовь к Тамаре Григорьевне? Он ведь ни взглядом, ни словом … Случайная встреча, а зацепила на смерть. И только газетная вырезка с её портретом, которую он хранил в одной из «математических» тетрадок, могла сказать о его страсти.
Физически он был верным мужем, но сам считал свою любовь изменой женщине, которой дал слово перед Господом, матери его детей, и которая незаметно стала чужой, ненужной и не интересной.
А вот со второй было сложнее. В госпитале он увидел лицо, сильно напоминавшее физиономию немецкого разведчика, с которым он столкнулся в Париже перед той войной. Только более молодое … Брат? Сын? Или случайное сходство?
Третья тайна может обернуться предательством. В 1939 году к нему обратился некий инженер с просьбой обсчитать прочность мостов Украины и Белоруссии. Он по данным этого инженера, а их было очень много, составил несколько матриц на каждую группу и каждый мост в отдельности. А потом любопытства ради попытался рассчитать их совместимость. Решений этой задачи сопромата было множество. Позже он её рассчитал методами вычислительной и дифференциальной математики.
Когда он увидел полузнакомое лицо в госпитале, он поднял те черновые записи для инженера. В них его интересовали заметки на полях, была у него такая привычка. Он нашел то, что искал. Матрицы совместимостей напоминали ключ шифра. Чья разведка его использовала? Наша или … И что Ивану с этим делать?!
Дорогие мои читатели, выкладываю еще один кусочек этой путаницы. Прошу меня извинить! Пользовалась остатками знаний математики, полученными в МАИ. Могла быть неточной.
Читайте и комментируйте!
Михаил Ильич ехал на работу в «Опель кадете». Ему было непривычно видеть за рулём женщину. Он смотрел на спину своего нового шофёра. С этого ракурса трудно было сразу разобраться, кто это: - щуплый мужчина, юноша или «мадам Колесникова». Так он про себя назвал Аглаю Владимировну при первой встрече.
Она пришла к нему после процедуры опознания сына. Чуть выше среднего роста, в трауре: - черная узкая юбка, блузон черного шифона, собранный на атласный пояс, набегал на бёдра, воротник-стойка застегнут на большую граненую черную пуговицу, такие же были, только меньшие по размеру, на манжетах длинных рукавов. Черные кружевные перчатки и маленькая сумочка без ремня того же цвета. Поместиться в такой мог только носовой платок, может быть кошелёчек с мелочью. Андреев не сомневался, и обувь на ней соответствующая. Но добило его не это! Шляпка- таблетка с вуалью закрывала лицо, едва различимое через часто разбросанные мушки.
Михаил Ильич ожидал чего угодно: - слез, просьб о выдаче тела, шло следствие, пока не закончится не отдадут, но не требования: - «Я механик- водитель высшей категории. Примите меня на работу в качестве шофёра «Опеля». На работу выйду завтра. Надо познакомиться с машиной.»
Сказано это было так, что не то, что лишнего, обычного вопроса при найме не задашь. Женщина вздохнула и пояснила: - До войны я работала на Мосфильме дублером, потом каскадером и постановщиком трюков. Вся наша группа ушла на фронт. Я осталась. Из-за Матвея. В военное время работала разъездным водителем на грузовике при хлебозаводе.
Директор принял в штат с испытательным сроком в неделю женщину такой необычной профессии и забыл о ней.
Он уступил Юру своему начальнику отдела безопасности, и ругал себя за мягкотелость. Михаил Ильич вспоминал об Аглае только тогда, когда Юрий не успевал заехать за ним и отвезти домой. Михаил редко бывал на своей квартире, чаще ночевал на диване в своем кабинете. Но со смертью Матвея Колесникова и командировки Юрия Геннадьевича темп его жизни увеличился. Зотов в госпитале, Ивана забрал с собой Щеглов, и как-то сразу основное производственное направление лишилось необходимого и достаточного контингента. Семь дней, не так уж и много. Сегодня шёл пятый.
Его дворяне приняли дополнительную нагрузку и пока справляются с ней. Как долго они смогут выдерживать перенапряжение сил? Где взять более молодых помощников? Или может быть обратиться к старикам? К таким, как тот геодезист, к которому отправляли консультироваться Зотова? Чем платить? И ещё вопрос, сможет ли он вернуть на завод того же Ивана и Щеглова?
Михаил Ильич понимал, что он найдет поддержку у наркома обороны Устинова. Какую?! Это не Борис Львович, с которым можно было решать дела, не уточняя происхождения исполнителей заданий. Потому как многие знания – многия печали!
За этими раздумьями он не заметил, как его привезли к наркомату. Женщина молча сидела за рулём и ждала дальнейших распоряжений.
- Аглая Владимировна, машина полностью оформлена? – Да. Документы, включая прикрепление к заводу и учет номеров в милиции.
Она подала тоненькую папку Андрееву. Михаил Ильич наскоро просмотрел оригиналы и копии документов. Секунду подумал и сказал: - Я в юротдел. Зайдите к хозяйственникам и получите талоны на бензин. – Всё есть. Ещё вчера.
Директор вздохнул и тронулся к юристам. К Устинову он заходить пока подождет. Нечего «бить в колокола» раньше времени.
- Аглая Владимировна, освобожусь, заедем ко мне на квартиру. Это не долго.
Он был бы и рад добираться до дома более «демократичным» способом на трамвае и пешком. Но какое-то время назад один из чиновников Мосгорисполкома разослал по заводоуправлениям приказ, запрещающий директорам заводов и их замам пользоваться общественным транспортом. Чем было вызвано появление такого распоряжения, - шпиономанией или карьеризмом, Михаил Ильич не знал и думать об этом не хотел.
У начальника юридического отдела Наркомата в кабинете сидела женщина лет тридцати в форме прокурора. Михаил Ильич всеми фибрами души почувствовал злость и угрозу, исходящие от неё. Поэтому он поспешил обратиться к юристу: - Здесь документы на начальника моего юридического отдела, утвержденные наркомом. Это документы на подсобное хозяйство «Гостюхино». Нужна Ваша виза.
- Не успели мы, Светлана Сергеевна. На заводе уже есть утвержденный начальник юридического отдела. Михаил Ильич, хотел Вам сосватать хорошего специалиста. Светлана Сергеевна была в группе следователей прокуратуры, которая занимается делом убийства Вашего сотрудника. Колесникова, кажется?
«Ему тоже не нравится эта стерва. Хорошо, что успел оформить Николая.»
Тут подала голос Светлана Сергеевна: - Может переиграем, Михаил Ильич? У меня опыта больше, чем у Вашего ставленника.
«В чём её интерес? Это ведь понижение. Из прокуратуры в начальники юридического отдела завода.»
- Светлана Сергеевна, - подал голос юрист, - мы с Николаем Федоровичем работаем полтора года. Он полностью соответствует должности. Как юрист он очень грамотен, но у него еще и прекрасное инженерное образование. А у Вас его нет.
Женщина поджала узкие губы. – Пусть ждет прокурорскую проверку!
Она встала и, не попрощавшись, вышла из кабинета. Юрист приложил палец к губам. Михаил понял, ЭТА станет подслушивать! И они занялись текущими вопросами, которые Михаил Ильич озвучил, войдя в кабинет.
На улице его ждал «сюрприз». Светлана Сергеевна разговаривала с Аглаей Владимировной. Андреев с любопытством прислушался к «опросу свидетеля». Подходил он к женщинам медленно, остановился «завязал» шнурок на ботинке.
Сегодня Аглая ничем не напоминала «мадам Колесникову». Перед стервой стоял водитель, и только. Плотная куртка, светлая рубашка, темные брюки, простые ботинки, в руках тряпка, которой она протирала стекла автомобиля.
Профессор с сомнением посмотрел на эту «игрушку», пожал плечами и … взял из лотка скальпель. С ним ему было спокойнее и надёжней.
Кабинет лейтенанта безопасности отделения был на этом же этаже. Небольшая клетушка, где едва помещался стол с телефонами. Её оборудовали, когда в госпиталь лёг Матвей Васильевич Захаров.
Галя вздохнула и пошла встречать Зотова. Но тот задерживался. Девушка не знала, что Юрию очень хотелось доиграть партию. Она стояла в тамбуре центрального входа в здание и пыталась разобраться, соединить все факты в логическую цепочку. Не получалось. Но пришла к выводу, что ей надо присматривать за профессором.
Галя смотрела сквозь стекло тамбура, и МЕЧТАЛА. Нет, не о красивом парне, который будет её любить больше жизни. Это конечно хорошо, но не сегодня, после войны. Ей хотелось совершить подвиг. Вот она спасает светило медицины от происков вражеских агентов, стреляя с двух рук. Правда ей еще не доводилось, но она потренируется. И её поблагодарит лично Михаил Иванович Калинин. Потом … Девушка додумать не успела. Дверь тамбура открылась, на пороге стоял Юрий. – Принимай!
Галя, еще не очнувшаяся от своих грёз, сделала на автомате шаг назад. Щёки её начали розоветь. Юра вкатил в холл коляску. Он заметил смущение девушки. И впервые посмотрел на неё «мужским взглядом». Хорошенькая, глазищи-то! Остальное тоже в норме: - грудки, попка красивая, талия.
Галина воспитывалась без отца, строгой матерью и ещё более строгой бабушкой, и цену таким взглядам знала. Некоторые мальчишки в её группе так смотрели на податливых девушек. К ней не приставали с первого курса, когда одного из них она наградила оплеухой такой силы, что тот к стене отлетел. Спасибо спорту! Но здесь же взрослый и старый дядька! Ему же тридцатник! А может и больше. Конечно, она знала и про гуморальную систему, и про тестостерон, и про все прочие гормоны. Сдерживать свои мысли надо! Хам, этот Юрий!
Щеки её залил алый румянец. Галина перехватила у Юрия коляску. Прошипела, как рассерженная гадюка: - Отваливай, недоумок! - Добрый вечер, Галчонок! –Ой! Я не Вам, Александр Леонидович! - На кого ты так осерчала? – Так, на одного … нехорошего…
Она быстро везла коляску. Оба молчали. Наконец, Галя немного успокоилась, остановила агрегат и спросила: - Александр Леонидович, Вы меня наверно дурой считаете? – Отчего же, Галчонок? – Я так, просто, спросила сама не знаю, что. Вот мы и приехали.
В столовой оставались несколько мужчин и две женщины, да и те заканчивали ужин. Галя устроила Александра Леонидовича за отдельным столиком, принесла ему макароны с подливкой и стакан чая.
- Ты ужинала? – Нет. Я потом. – Из окна раздаточной выглянула повариха: - Галя, наконец-то. Твои талоны сестра-хозяйка принесла. Я тебе побольше макарошек положу, ты же без обеда…
Саша поглядывал на ужинавшую девушку.
Милая и вспыльчивая. Годом-двумя моложе моей младшей дочери. Та тоже могла взорваться по пустякам. Никогда я не пойму ход мыслей женщины. Даже маленькой. Что её обидело? Негодование и смущение, смешанное в одной чашке, то бишь в душе, заставляет невинных дев совершать поступки и говорить слова таким тоном, что потом стыдно станет. Когда-нибудь … может быть, она простит себя.
Тем временем Юрий Геннадьевич звонил Кононовой в госпиталь, чтобы напроситься на встречу. Ему хотелось снять или подтвердить свои подозрения, кем является профессор, заблудившимся или врагом. Сам Мезенцев стоял перед дверью лейтенанта Госбезопасности и собирал всё свое мужество, чтобы постучать и войти в этот кабинет.
Матвей Васильевич Захаров временами задрёмывал, приходя в себя после операции, сделанной накануне профессором.
Юра в полном недоумении за что ему прилетело, пожал широкими плечами, и поехал ставить «санитарку» в гараж.
Иван стоял на задней площадке трамвая, шедшего в сторону его дома. Он смотрел и не видел две грузовые платформы, прицепленные к последнему пассажирскому вагону. Усталость наваливалась на плечи.
Он соскочил на ходу недалеко от дома. Завернул за угол. И остановился в растерянности. Небольшого тупика больше не было. Двухэтажный дом, который его замыкал, сиротливо смотрел провалами окон единственной оставшейся стены. Верхний деревянный этаж разметало по брёвнышку ударной волной от фугаса, угодившего в жилой дом на соседней улице. У приходской церкви, притулившейся рядом, снесло верх колокольни «иже под колоколы». Одна из стен каменного строения осела и приобрела наклон, наподобие Пизанской башни. Сама церковь устояла. Старый камень выдержал. Дому рядом не повезло. Иван не задумывался, как он был построен. И вот теперь в остатках былого жилья, он увидел, - дом был композитным. Между кирпичными опорными столбами натягивали дранку в два слоя. Между слоями чем-то набивали. Понять невозможно. Вспыхнул домик сразу. Что не разрушила бомба, то завершил пожар.
Мысль мелькнула, и была запрятана глубоко в памяти. Потому, что от искр пожара загорелись крыши домов в бывшем тупичке. Его квартира располагалась на первом, каменном этаже. Второй, деревянный сгорел.
У входа в дом возился человек. Почувствовав, что на него смотрят, он разогнулся и повернулся к Ивану: - Здравствуй! Пришёл. Видишь оно как? Нет у нас теперь дома. Сказали, может рухнуть. Я тут, что смог из твоего вытащил. Письма вот … Почтальон накануне принёс
Сосед достал из внутреннего кармана пиджака два конверта. Нераспечатанные, помятые, согретые теплом его тела, пахнувшие мужским потом прямоугольники многое рассказали Ивану об отчаянной борьбе с огнём. Но что можно сделать, когда загорается старое пересушенное дерево?
Сосед был старше Ивана, слегка хромал и в ополчение его не взяли. Очень горевал он об этом. Простой человек, он любил свой город. Но знал ли он, что любит … Слова такого у него в лексиконе не было. Выражать словами чувства не умел. Выпив мог и в драку полезть, но жену не трогал. Вот послать в пешее путешествие, это да! И жена его была ему под стать! Ответ за пазухой не держала. Их крики раздавались на весь тупик, да и на соседней улице было слышно. Но такое случалось не часто. Вместе с женой в страшные дни паники в октябре 41 года копал укрытия, гасил зажигалки.
Дети их обзавелись семьями, нарожали соседям внуков и внучек и чета занималась шумной галдящей оравой, пока взрослые работали. Иван часто раздражался на этот ор и шум, выговаривал жене, мол сиди дома с детьми, а не подкидывай отпрысков соседям. Они не шиковали, но денег он приносил достаточно, подрабатывая где игрой, где математическими расчётами. Но жена твёрдо стояла на своем и бросать работу в библиотеке не хотела.
Иван стал часто уходить из дома. Ему легче думалось на воле, городской шум ему не мешал. Всего лишь фон. Многое интересное приходило на ум в таких, казалось бы, бесцельных скитаниях по улицам ночной Москвы. Ваня не заметил, как отдалился от семьи, все меньше и меньше вникая в проблемы жены и детей. Он оставил себе одну функцию – обеспечивать семейство.
Иногда он завидовал соседям - бесхитростная, простая жизнь у всех на виду. Никаких тайн! А у него, Ивана они были. И три из них, о которых не знал никто из его соратников и друзей, личная и затаённые, до сих пор «не требовали пищи для ума». Кому может помешать его безответная любовь к Тамаре Григорьевне? Он ведь ни взглядом, ни словом … Случайная встреча, а зацепила на смерть. И только газетная вырезка с её портретом, которую он хранил в одной из «математических» тетрадок, могла сказать о его страсти.
Физически он был верным мужем, но сам считал свою любовь изменой женщине, которой дал слово перед Господом, матери его детей, и которая незаметно стала чужой, ненужной и не интересной.
А вот со второй было сложнее. В госпитале он увидел лицо, сильно напоминавшее физиономию немецкого разведчика, с которым он столкнулся в Париже перед той войной. Только более молодое … Брат? Сын? Или случайное сходство?
Третья тайна может обернуться предательством. В 1939 году к нему обратился некий инженер с просьбой обсчитать прочность мостов Украины и Белоруссии. Он по данным этого инженера, а их было очень много, составил несколько матриц на каждую группу и каждый мост в отдельности. А потом любопытства ради попытался рассчитать их совместимость. Решений этой задачи сопромата было множество. Позже он её рассчитал методами вычислительной и дифференциальной математики.
Когда он увидел полузнакомое лицо в госпитале, он поднял те черновые записи для инженера. В них его интересовали заметки на полях, была у него такая привычка. Он нашел то, что искал. Матрицы совместимостей напоминали ключ шифра. Чья разведка его использовала? Наша или … И что Ивану с этим делать?!
Дорогие мои читатели, выкладываю еще один кусочек этой путаницы. Прошу меня извинить! Пользовалась остатками знаний математики, полученными в МАИ. Могла быть неточной.
Читайте и комментируйте!
Прода от 20.03.2022, 17:56
Прода
Михаил Ильич ехал на работу в «Опель кадете». Ему было непривычно видеть за рулём женщину. Он смотрел на спину своего нового шофёра. С этого ракурса трудно было сразу разобраться, кто это: - щуплый мужчина, юноша или «мадам Колесникова». Так он про себя назвал Аглаю Владимировну при первой встрече.
Она пришла к нему после процедуры опознания сына. Чуть выше среднего роста, в трауре: - черная узкая юбка, блузон черного шифона, собранный на атласный пояс, набегал на бёдра, воротник-стойка застегнут на большую граненую черную пуговицу, такие же были, только меньшие по размеру, на манжетах длинных рукавов. Черные кружевные перчатки и маленькая сумочка без ремня того же цвета. Поместиться в такой мог только носовой платок, может быть кошелёчек с мелочью. Андреев не сомневался, и обувь на ней соответствующая. Но добило его не это! Шляпка- таблетка с вуалью закрывала лицо, едва различимое через часто разбросанные мушки.
Михаил Ильич ожидал чего угодно: - слез, просьб о выдаче тела, шло следствие, пока не закончится не отдадут, но не требования: - «Я механик- водитель высшей категории. Примите меня на работу в качестве шофёра «Опеля». На работу выйду завтра. Надо познакомиться с машиной.»
Сказано это было так, что не то, что лишнего, обычного вопроса при найме не задашь. Женщина вздохнула и пояснила: - До войны я работала на Мосфильме дублером, потом каскадером и постановщиком трюков. Вся наша группа ушла на фронт. Я осталась. Из-за Матвея. В военное время работала разъездным водителем на грузовике при хлебозаводе.
Директор принял в штат с испытательным сроком в неделю женщину такой необычной профессии и забыл о ней.
Он уступил Юру своему начальнику отдела безопасности, и ругал себя за мягкотелость. Михаил Ильич вспоминал об Аглае только тогда, когда Юрий не успевал заехать за ним и отвезти домой. Михаил редко бывал на своей квартире, чаще ночевал на диване в своем кабинете. Но со смертью Матвея Колесникова и командировки Юрия Геннадьевича темп его жизни увеличился. Зотов в госпитале, Ивана забрал с собой Щеглов, и как-то сразу основное производственное направление лишилось необходимого и достаточного контингента. Семь дней, не так уж и много. Сегодня шёл пятый.
Его дворяне приняли дополнительную нагрузку и пока справляются с ней. Как долго они смогут выдерживать перенапряжение сил? Где взять более молодых помощников? Или может быть обратиться к старикам? К таким, как тот геодезист, к которому отправляли консультироваться Зотова? Чем платить? И ещё вопрос, сможет ли он вернуть на завод того же Ивана и Щеглова?
Михаил Ильич понимал, что он найдет поддержку у наркома обороны Устинова. Какую?! Это не Борис Львович, с которым можно было решать дела, не уточняя происхождения исполнителей заданий. Потому как многие знания – многия печали!
За этими раздумьями он не заметил, как его привезли к наркомату. Женщина молча сидела за рулём и ждала дальнейших распоряжений.
- Аглая Владимировна, машина полностью оформлена? – Да. Документы, включая прикрепление к заводу и учет номеров в милиции.
Она подала тоненькую папку Андрееву. Михаил Ильич наскоро просмотрел оригиналы и копии документов. Секунду подумал и сказал: - Я в юротдел. Зайдите к хозяйственникам и получите талоны на бензин. – Всё есть. Ещё вчера.
Директор вздохнул и тронулся к юристам. К Устинову он заходить пока подождет. Нечего «бить в колокола» раньше времени.
- Аглая Владимировна, освобожусь, заедем ко мне на квартиру. Это не долго.
Он был бы и рад добираться до дома более «демократичным» способом на трамвае и пешком. Но какое-то время назад один из чиновников Мосгорисполкома разослал по заводоуправлениям приказ, запрещающий директорам заводов и их замам пользоваться общественным транспортом. Чем было вызвано появление такого распоряжения, - шпиономанией или карьеризмом, Михаил Ильич не знал и думать об этом не хотел.
У начальника юридического отдела Наркомата в кабинете сидела женщина лет тридцати в форме прокурора. Михаил Ильич всеми фибрами души почувствовал злость и угрозу, исходящие от неё. Поэтому он поспешил обратиться к юристу: - Здесь документы на начальника моего юридического отдела, утвержденные наркомом. Это документы на подсобное хозяйство «Гостюхино». Нужна Ваша виза.
- Не успели мы, Светлана Сергеевна. На заводе уже есть утвержденный начальник юридического отдела. Михаил Ильич, хотел Вам сосватать хорошего специалиста. Светлана Сергеевна была в группе следователей прокуратуры, которая занимается делом убийства Вашего сотрудника. Колесникова, кажется?
«Ему тоже не нравится эта стерва. Хорошо, что успел оформить Николая.»
Тут подала голос Светлана Сергеевна: - Может переиграем, Михаил Ильич? У меня опыта больше, чем у Вашего ставленника.
«В чём её интерес? Это ведь понижение. Из прокуратуры в начальники юридического отдела завода.»
- Светлана Сергеевна, - подал голос юрист, - мы с Николаем Федоровичем работаем полтора года. Он полностью соответствует должности. Как юрист он очень грамотен, но у него еще и прекрасное инженерное образование. А у Вас его нет.
Женщина поджала узкие губы. – Пусть ждет прокурорскую проверку!
Она встала и, не попрощавшись, вышла из кабинета. Юрист приложил палец к губам. Михаил понял, ЭТА станет подслушивать! И они занялись текущими вопросами, которые Михаил Ильич озвучил, войдя в кабинет.
На улице его ждал «сюрприз». Светлана Сергеевна разговаривала с Аглаей Владимировной. Андреев с любопытством прислушался к «опросу свидетеля». Подходил он к женщинам медленно, остановился «завязал» шнурок на ботинке.
Сегодня Аглая ничем не напоминала «мадам Колесникову». Перед стервой стоял водитель, и только. Плотная куртка, светлая рубашка, темные брюки, простые ботинки, в руках тряпка, которой она протирала стекла автомобиля.
