Судьбу не объедешь.
Шаги Судьбы легки;
Движенья - осторожны.
Но, сколько ни беги –
Избегнуть невозможно.
Нет сил, чтоб превозмочь
Благословенье Бога;
И, страх отринув прочь,
Шагай Любви дорогой…
Я.
«Судьбу не объедешь! – утверждали старики. И добавляли со вздохом: - И не убежишь!» Говорили со знанием дела – видимо, имели возможность убедиться на собственном опыте.
Капитан Сэмюэль Хайд, полтора десятка лет возглавлявший полицию Города Старателей в центре Белого Каньона, не собирался ни бегать, ни объезжать. Он вообще предпочитал ходить пешком, выезжая только по работе на срочные вызовы и задержания.
На данный момент, наслаждаясь неспешной прогулкой по чистым, знакомым до каждого камешка улочкам, мистер Хайд направлялся к дому друга и заместителя, чтобы в компании его семьи и немногочисленных гостей встретить Ночь Пришествия.
Раскланиваясь с редкими прохожими, спешащими домой – готовиться к праздничной ночи без сна, ненадолго останавливался и заговаривал о новостях из столицы или приметах приближающейся весны. Капитан радовался ясному морозному дню, и вообще… жизнь была хороша!
За несколько кварталов до Сиреневого Дома мужчина заметил яркую вывеску кондитерской Стейпа и вспомнил, что Энтони упоминал о приезде племянницы, а ещё – о том, что у самого Энтони трое сорванцов-сладкоежек. Хотя… старшая из сорванцов, мисс Хлоя, осваивала пышные юбки и нервы учителей танцев, но сладкоежкой была ещё той… Дверь кондитерской качнулась под уверенной рукой.
- Добрый день, мистер Хайд! – просиял в улыбке хозяин. Смуглый и крепкий, словно Ореховый Корж, он казался воплощенным духом старого городка.
- К Эндрюсам направляетесь? – доброжелательно поинтересовался Ореховый Корж. Впрочем, вопросительной была лишь его интонация, а руки, не дожидаясь указаний, ловко отсыпали разноцветной карамели и воздушного печенья в специально для этого дня подготовленные ярко раскрашенные кульки.
- Я слышал, у них сегодня людно. – Продолжил кондитер после утвердительного кивка и дружелюбной улыбки. – Две молоденькие девушки приехали недавно, Кроуны собираются со своими мальчишками – те все на каникулы прибыли – и ещё Айджесов поджидают ближе к вечеру… И тоже в полном составе! – Общительный хозяин вкусного разнообразия красиво упаковал сладости – но так, чтобы удобно было нести, – и залихватски подмигнул в ответ на прощальный кивок. Зная мистера Стейпа не первый день, капитан и не пытался вставить хотя бы словечко в речь кондитера, но про себя отметил, что, похоже, поторопился с выводами насчёт немногочисленности гостей… Да, кстати, - а почему девушек две?..
Айджесов и Кроунов Сэм Хайд знал давно. Познакомился сразу по приезде, когда радушный заместитель позвал отужинать одинокого и необустроившегося пока начальника. Являясь уроженцем этих мест, прослужив в полиции чуть не с рождения и дослужившись до должности заместителя, Энтони Эндрюс оставался всё таким же радушным и гостеприимным, готовым оказать поддержку и внимание обиженным судьбой. По службе видеть и испытывать ему приходилось всякое, но своих добрых качеств он так и не растерял. За что друг и начальник был ему бесконечно благодарен, потому что сам никогда не слыл мягким и добрым, а с возрастом стал жёстче и циничнее.
Так вот, Айджесы и Кроуны на момент приезда тогда ещё лейтенанта Хайда были соседями Эндрюсов, помещавшимися в двух уютных двухэтажных домиках через дорогу, хотя уже и многодетными, но не помышляющими о перемене деятельности и места жительства. Это позже они решили заделаться фермерами и приобрели по солидному поместью в диаметрально противоположных сторонах от Города Старателей.
На вопрос: «Почему так далеко друг от друга?» - главы семейств с ухмылками отвечали, что предпочитают не конкурировать и не ставить под удар многолетнюю дружбу. Но в чём была конкуренция, капитан так и не понял, потому что даже в отношении детей соперничества не наблюдалось: у Кроунов подрастало четверо сообразительных мальчишек, а двоих своих парней Айджесы компенсировали тремя живыми девицами-погодками…
А вот новость о двух молодых девушках капитана озадачила – ведь Энтони упоминал только об одной. От неясного предчувствия между лопаток знакомо закололо, но Хайд приказал себе успокоиться. Сейчас дойдёт, и на месте разберётся; волноваться не о чем. За воспоминаниями и размышлениями капитан и не заметил, как добрался до Сиреневого Дома. Нет, сам дом традиционно был выкрашен в белый цвет с оттенком речного жемчуга, но по периметру внушительного участка, оправдывая название, всю весну и половину лета, сводя с ума жителей города, благоухали сирени. Сейчас, правда, кусты прятались под снегом, но, казалось, неповторимый аромат витал над ними даже зимой… Принюхавшись сильнее, Хайд сообразил, что аромат витает над пакетом из кондитерской, а значит, ему стоит поторопиться, чтобы не подвергнуть подарок для сладкоежек надругательству; тем более, что к сладостям он никогда прежде пристрастия не испытывал…
Сэмюэль Хайд не испытывал пристрастия ко многим вещам, традиционно обязательным для мужчины. Как уже упоминалось, он не страдал от отсутствия лошадей и личной конюшни; был равнодушен к выпивке; не держал коллекций оружия и охотничьих трофеев, потому что терпеть не мог охоты, а оружие носил по долгу службы – не забывая, правда, содержать в порядке. Пережив в юности жестокое разочарование в любви, капитан воспринимал женщин сдержанно и отстранённо; навещал иногда сговорчивую вдовушку, но всегда предупреждал накануне – уверенность, что вдовушка принимает не только его визиты, подтверждалась фактами; не испытывая претензий по данному поводу, портить жизнь не хотел ни себе, ни другим поклонникам общительной вдовушки.
Только вот сами женщины не желали смириться с его отношением к слабому полу, а потому периодически объявляли охоту на самого закоренелого холостяка города и округи. Со временем такая охота объявлялась всё реже и почти сошла на нет, изредка возобновляясь в периоды паломничества туристов или приезда на праздники незамужних дальних родственниц…
Но у капитана Хайда имелась куча других пристрастий, перед которыми меркли все остальные. Он был патологически азартен. Нет, его страстью не были игры или пустяковые пари. Он обожал загадки! Он охотился за запутанными случаями и нестандартными происшествиями! Он не мог есть, если не выяснял, почему молочница пришла сегодня в синем фартуке взамен обычного клетчатого! А ещё он был жутким собственником… Нет, не жмотом или скопидомом, а… как бы объяснить… В его холостяцком домишке который год царила одна экономка; не проявляя к ней панибратства или личной заинтересованности, шеф полиции поставил дело так, что женщина не ушла бы от него и замуж! М-мм… вообще-то, замуж, может быть, и пошла, а вот всё остальное…
Он не любил делиться информацией и расследованиями, если они попадали в его цепкие руки; но никогда не жалел поощрений и добрых слов, если подчинённые этого заслуживали. Надо ли говорить, что с его прибытием на должность начальника полиции текучка кадров вначале уменьшилась, а затем и вовсе прекратилась.
И в свой внутренний круг он допускал крайне неохотно; как и выпускал из него…
И вот такой занудный тип получает в руки маленькую нестыковку, заставившую его насторожиться, словно пса в охотничьей стойке!..
Неудивительно, что внимание мужчины к окружающей действительности возросло на порядок, а наблюдательность увеличилась непомерно…
Однако, ступив за ворота, шеф полиции не обнаружил в привычном расположении дворовых построек ничего предосудительного. За домом, отведя лошадей в стойла, нанятые в помощь на время праздничных дней, работники откатывали в сторону вместительный дормез, чтобы не перегораживал открытое пространство; поодаль ютилась компактная коляска, а экипажи хозяев прятались в каретном сарае, не видимом от ворот.
На всякий случай, шагая мягко, почти крадучись, капитан осторожно приоткрыл входную дверь. И был вознаграждён, уловив шёпот по меньшей мере двух особ женского пола!
- Юсти, ты не можешь бросить меня в такой ситуации!.. – Даже в шёпоте можно было уловить возмущённую интонацию!..
- Эсти, разве я тебя бросаю?! – В мягком ответе угадывались удивлённо вскинутые брови.
- А то нет! Полный дом диких парней, скоро заявится их страшный шеф полиции, а потом ещё нагрянет толпа шумных парней и девиц!.. – Со вкусом перечислялись все ожидаемые и существующие ужасы.
- Как тебе не стыдно, Эстрелла! Молодые люди просто проявили к тебе интерес, а ты сразу дуться… - Не уловить мягкую улыбку способен был только глухой.
- Вот пусть они проявляют свой интерес к тебе! А я сюда не за интересом ехала! – Надутые губки никуда не делись.
- Они и проявили ко мне интерес, вполне достаточно. Я же не красивая племянница заместителя начальника полиции! – За внешней сдержанностью угадывалась лёгкая подначка и такая же лёгкая укоризна. Начальник полиции, сам не зная почему, ощутил зуд азарта. И ничуть не подумал, что такое вот поведение с его стороны – нарушение всяческих приличий и законов вежливости. Азарт – он такой…
- Жюстина, ты невозможна! – Почти с обидой воскликнула племянница Энтони. – Как долго еще ты собираешься избегать мужского внимания! Тебе давно пора выйти замуж и…
- Ни слова больше, Эстрелла, не то поссоримся. Если судьбе угодно, чтобы я встретила своего мужчину, то рано или поздно это произойдёт, но вешаться на каждого встречного я категорически отказываюсь! И пошли уже к твоим родственникам, пока они не придумали себе чего-нибудь неприличного! – С этими словами двери из прихожей в гудящий холл отворились и затворились, оставив в воздухе эхо произнесённых слов. Но не до того было сейчас бравому шефу полиции. Ощутив за своей спиной, где, вообще-то, располагалась твёрдая стена, упругое движение крыльев, он испытал, как в детстве, когда несёшься на санках с крутой ледяной горки, одновременный ужас и восторг; не собираясь, впрочем, оборачиваться, чтобы проверить, в самом ли деле зримое воплощение Богини Судьбы в виде вещей птицы появилось там, где Её упомянули…
Помедлив ещё немного в темноте прихожей, чтобы обдумать услышанное и сопоставить с ранее известным, мистер Хайд инстинктивно переместился в темноту лестницы, спускавшейся со второго этажа; и хотя ощущения Присутствия уже не было, но быть застигнутым на месте подслушивания капитану хотелось менее всего на свете.
Строго говоря, так называемая прихожая на самом деле прихожей не являлась, а была кусочком парадного холла предыдущего варианта дома. Когда десять лет назад перед Эндрюсами встал неизбежный вопрос о смене жилища по причине увеличения семейства, Энтони решил его весьма оригинальным способом: прикупил пустовавший рядом участок, временно переселившись в съёмное жильё, а семейство отправив к дальним родственникам в Зелёный Каньон. За лето жилище Эндрюсов значительно подросло и увеличилось в ширину, обзаведясь третьим этажом и дополнительным крылом, а также новым парадным входом; предыдущий решили не закладывать, просто уменьшили и приспособили для хозяйственных нужд и визитов близких друзей, имеющих доступ на второй этаж – именно там теперь обитали хозяева, с рабочими кабинетами и библиотекой и имелась пара спален для гостей из близкого окружения. На третьем этаже разместились детские с просторными классными комнатами и зал для занятий танцами, плюс несколько гостевых детских покоев. А наезжавших периодически гостей и родственников селили в дополнительное крыло, где находились дополнительная столовая и гостиная. На большие праздники традиционно открывалась парадная гостиная первого этажа и расширенная при перестройке столовая рядом с ней. Так как Сэмюэль Хайд являлся не только начальством, но и близким другом Энтони Эндрюса, то на втором этаже имелась, как говорил он сам, его «именная спальня», и потому-то капитан воспользовался привычным боковым полутёмным входом, совершенно проигнорировав украшенный парадный, осознав свою ошибку лишь после осмысления подслушанного разговора и всей ситуации…
Осознав свою ошибку, капитан Хайд резво поднялся «к себе», где споро скинул верхнюю одежду и переобулся в мягкие домашние туфли, а затем, глубоко вздохнув и натянув на лицо виноватую улыбку, отправился «сдаваться» на милость Мэйбелин Эндрюс, встречавшей гостей в украшенном хвойными букетами и колокольчиками просторном холле. В отличие от своего внушительного мужа миссис Эндрюс была небольшого роста и казалась особенно хрупкой на его фоне, сохранив стройность и после рождения троих детей. Уложенные в простую причёску волнистые тёмные волосы делали хозяйку дома намного моложе своих лет, а живые глаза и ямочки на щеках от весёлой улыбки вызывали ответные улыбки и поднимали настроение.
- Мэйбелин!..- склонившись не к руке, а – на правах старого друга – к душистой щеке миссис Эндрюс (капитан в росте ничуть не уступал своему заместителю, но сильно проигрывал в массивности и внушительности), мужчина вручил припасённый пакет со сладостями.
- Сэмюэль… - обрадовалась хозяйка дома, и тут же попробовала возмутиться: - Ну зачем…
- Затем! – веско припечатал подошедший для приветствия муж. Передал пакет подбежавшей миловидной служанке, а друга повлёк на второй этаж, чтобы составить, наконец, в библиотеке солидную мужскую компанию. Женская часть была сопровождена в гостевые покои, предупреждена о времени общего сбора для начала празднования Ночи Пришествия и оставлена для отдыха в преддверии бессонной ночи.
Когда-то давно, в мир, ещё не оправившийся после Великого Катаклизма, попали чужие Боги. Из каких дальних миров их занесло, были ли они изгнаны или ушли сами, о том не знал никто. Но то, что это был не первый мир на их пути, становилось ясно сразу, как и то, что во всех предыдущих мирах не нашлось доброй души, предложившей приют или хотя бы отдых неприкаянным небожителям. Да и не поддерживали их сейчас Небеса чужого мира. Чтобы воспарить в Небесные Чертоги, Богам нужна была Вера. А так… на земле бы не сгинуть!..
На тот момент в этом Мире царила зима. Всё, что могло, попряталось под снежный покров, спасаясь от трещавших лютых морозов. И поняли Боги, что ещё немного – и закончится их долгий путь безвестной смертью в чужом неуютном мире… Но мелькнул впереди отблеск огня в маленьком окошке, выкатилась под ноги узкая тропа, и с замиранием сердца они постучали в низенькую дверцу… Коротавший в одиночестве самую страшную и долгую ночь года старик обрадовался нежданным гостям, как родным. Приготовил нехитрое угощение, оживил огонь в печи. И предложил уставшим путникам остаться, ещё не догадываясь о их небесном происхождении. Ему не нужна была Божественная Милость, долгая жизнь или огромное богатство. Он видел гибель привычного мира, он пережил или потерял всех друзей и близких, и теперь просто дожидался конца, который всё не наступал… Может быть, именно поэтому бесприютные Боги смогли принять в руки корчившийся в муках мир и облегчить его боль, а Мир принял Их силу и власть…
Много воды утекло с тех пор… Мир возродился, став другим. Но каждый год, в самую долгую ночь люди не спят, зажигая в окне огонь-маячок, выставляя на стол разнообразное угощение и впуская в дом всех, постучавших в дверь… А в самую полночь самый старший мужчина в семье обходит всех присутствующих, вручая кусочек съестного – чтобы сбылась Ночь Пришествия и Мир продолжал жить…
Шаги Судьбы легки;
Движенья - осторожны.
Но, сколько ни беги –
Избегнуть невозможно.
Нет сил, чтоб превозмочь
Благословенье Бога;
И, страх отринув прочь,
Шагай Любви дорогой…
Я.
Глава 1. Праздник.
«Судьбу не объедешь! – утверждали старики. И добавляли со вздохом: - И не убежишь!» Говорили со знанием дела – видимо, имели возможность убедиться на собственном опыте.
Капитан Сэмюэль Хайд, полтора десятка лет возглавлявший полицию Города Старателей в центре Белого Каньона, не собирался ни бегать, ни объезжать. Он вообще предпочитал ходить пешком, выезжая только по работе на срочные вызовы и задержания.
На данный момент, наслаждаясь неспешной прогулкой по чистым, знакомым до каждого камешка улочкам, мистер Хайд направлялся к дому друга и заместителя, чтобы в компании его семьи и немногочисленных гостей встретить Ночь Пришествия.
Раскланиваясь с редкими прохожими, спешащими домой – готовиться к праздничной ночи без сна, ненадолго останавливался и заговаривал о новостях из столицы или приметах приближающейся весны. Капитан радовался ясному морозному дню, и вообще… жизнь была хороша!
За несколько кварталов до Сиреневого Дома мужчина заметил яркую вывеску кондитерской Стейпа и вспомнил, что Энтони упоминал о приезде племянницы, а ещё – о том, что у самого Энтони трое сорванцов-сладкоежек. Хотя… старшая из сорванцов, мисс Хлоя, осваивала пышные юбки и нервы учителей танцев, но сладкоежкой была ещё той… Дверь кондитерской качнулась под уверенной рукой.
- Добрый день, мистер Хайд! – просиял в улыбке хозяин. Смуглый и крепкий, словно Ореховый Корж, он казался воплощенным духом старого городка.
- К Эндрюсам направляетесь? – доброжелательно поинтересовался Ореховый Корж. Впрочем, вопросительной была лишь его интонация, а руки, не дожидаясь указаний, ловко отсыпали разноцветной карамели и воздушного печенья в специально для этого дня подготовленные ярко раскрашенные кульки.
- Я слышал, у них сегодня людно. – Продолжил кондитер после утвердительного кивка и дружелюбной улыбки. – Две молоденькие девушки приехали недавно, Кроуны собираются со своими мальчишками – те все на каникулы прибыли – и ещё Айджесов поджидают ближе к вечеру… И тоже в полном составе! – Общительный хозяин вкусного разнообразия красиво упаковал сладости – но так, чтобы удобно было нести, – и залихватски подмигнул в ответ на прощальный кивок. Зная мистера Стейпа не первый день, капитан и не пытался вставить хотя бы словечко в речь кондитера, но про себя отметил, что, похоже, поторопился с выводами насчёт немногочисленности гостей… Да, кстати, - а почему девушек две?..
Айджесов и Кроунов Сэм Хайд знал давно. Познакомился сразу по приезде, когда радушный заместитель позвал отужинать одинокого и необустроившегося пока начальника. Являясь уроженцем этих мест, прослужив в полиции чуть не с рождения и дослужившись до должности заместителя, Энтони Эндрюс оставался всё таким же радушным и гостеприимным, готовым оказать поддержку и внимание обиженным судьбой. По службе видеть и испытывать ему приходилось всякое, но своих добрых качеств он так и не растерял. За что друг и начальник был ему бесконечно благодарен, потому что сам никогда не слыл мягким и добрым, а с возрастом стал жёстче и циничнее.
Так вот, Айджесы и Кроуны на момент приезда тогда ещё лейтенанта Хайда были соседями Эндрюсов, помещавшимися в двух уютных двухэтажных домиках через дорогу, хотя уже и многодетными, но не помышляющими о перемене деятельности и места жительства. Это позже они решили заделаться фермерами и приобрели по солидному поместью в диаметрально противоположных сторонах от Города Старателей.
На вопрос: «Почему так далеко друг от друга?» - главы семейств с ухмылками отвечали, что предпочитают не конкурировать и не ставить под удар многолетнюю дружбу. Но в чём была конкуренция, капитан так и не понял, потому что даже в отношении детей соперничества не наблюдалось: у Кроунов подрастало четверо сообразительных мальчишек, а двоих своих парней Айджесы компенсировали тремя живыми девицами-погодками…
А вот новость о двух молодых девушках капитана озадачила – ведь Энтони упоминал только об одной. От неясного предчувствия между лопаток знакомо закололо, но Хайд приказал себе успокоиться. Сейчас дойдёт, и на месте разберётся; волноваться не о чем. За воспоминаниями и размышлениями капитан и не заметил, как добрался до Сиреневого Дома. Нет, сам дом традиционно был выкрашен в белый цвет с оттенком речного жемчуга, но по периметру внушительного участка, оправдывая название, всю весну и половину лета, сводя с ума жителей города, благоухали сирени. Сейчас, правда, кусты прятались под снегом, но, казалось, неповторимый аромат витал над ними даже зимой… Принюхавшись сильнее, Хайд сообразил, что аромат витает над пакетом из кондитерской, а значит, ему стоит поторопиться, чтобы не подвергнуть подарок для сладкоежек надругательству; тем более, что к сладостям он никогда прежде пристрастия не испытывал…
Сэмюэль Хайд не испытывал пристрастия ко многим вещам, традиционно обязательным для мужчины. Как уже упоминалось, он не страдал от отсутствия лошадей и личной конюшни; был равнодушен к выпивке; не держал коллекций оружия и охотничьих трофеев, потому что терпеть не мог охоты, а оружие носил по долгу службы – не забывая, правда, содержать в порядке. Пережив в юности жестокое разочарование в любви, капитан воспринимал женщин сдержанно и отстранённо; навещал иногда сговорчивую вдовушку, но всегда предупреждал накануне – уверенность, что вдовушка принимает не только его визиты, подтверждалась фактами; не испытывая претензий по данному поводу, портить жизнь не хотел ни себе, ни другим поклонникам общительной вдовушки.
Только вот сами женщины не желали смириться с его отношением к слабому полу, а потому периодически объявляли охоту на самого закоренелого холостяка города и округи. Со временем такая охота объявлялась всё реже и почти сошла на нет, изредка возобновляясь в периоды паломничества туристов или приезда на праздники незамужних дальних родственниц…
Но у капитана Хайда имелась куча других пристрастий, перед которыми меркли все остальные. Он был патологически азартен. Нет, его страстью не были игры или пустяковые пари. Он обожал загадки! Он охотился за запутанными случаями и нестандартными происшествиями! Он не мог есть, если не выяснял, почему молочница пришла сегодня в синем фартуке взамен обычного клетчатого! А ещё он был жутким собственником… Нет, не жмотом или скопидомом, а… как бы объяснить… В его холостяцком домишке который год царила одна экономка; не проявляя к ней панибратства или личной заинтересованности, шеф полиции поставил дело так, что женщина не ушла бы от него и замуж! М-мм… вообще-то, замуж, может быть, и пошла, а вот всё остальное…
Он не любил делиться информацией и расследованиями, если они попадали в его цепкие руки; но никогда не жалел поощрений и добрых слов, если подчинённые этого заслуживали. Надо ли говорить, что с его прибытием на должность начальника полиции текучка кадров вначале уменьшилась, а затем и вовсе прекратилась.
И в свой внутренний круг он допускал крайне неохотно; как и выпускал из него…
И вот такой занудный тип получает в руки маленькую нестыковку, заставившую его насторожиться, словно пса в охотничьей стойке!..
Неудивительно, что внимание мужчины к окружающей действительности возросло на порядок, а наблюдательность увеличилась непомерно…
Однако, ступив за ворота, шеф полиции не обнаружил в привычном расположении дворовых построек ничего предосудительного. За домом, отведя лошадей в стойла, нанятые в помощь на время праздничных дней, работники откатывали в сторону вместительный дормез, чтобы не перегораживал открытое пространство; поодаль ютилась компактная коляска, а экипажи хозяев прятались в каретном сарае, не видимом от ворот.
На всякий случай, шагая мягко, почти крадучись, капитан осторожно приоткрыл входную дверь. И был вознаграждён, уловив шёпот по меньшей мере двух особ женского пола!
- Юсти, ты не можешь бросить меня в такой ситуации!.. – Даже в шёпоте можно было уловить возмущённую интонацию!..
- Эсти, разве я тебя бросаю?! – В мягком ответе угадывались удивлённо вскинутые брови.
- А то нет! Полный дом диких парней, скоро заявится их страшный шеф полиции, а потом ещё нагрянет толпа шумных парней и девиц!.. – Со вкусом перечислялись все ожидаемые и существующие ужасы.
- Как тебе не стыдно, Эстрелла! Молодые люди просто проявили к тебе интерес, а ты сразу дуться… - Не уловить мягкую улыбку способен был только глухой.
- Вот пусть они проявляют свой интерес к тебе! А я сюда не за интересом ехала! – Надутые губки никуда не делись.
- Они и проявили ко мне интерес, вполне достаточно. Я же не красивая племянница заместителя начальника полиции! – За внешней сдержанностью угадывалась лёгкая подначка и такая же лёгкая укоризна. Начальник полиции, сам не зная почему, ощутил зуд азарта. И ничуть не подумал, что такое вот поведение с его стороны – нарушение всяческих приличий и законов вежливости. Азарт – он такой…
- Жюстина, ты невозможна! – Почти с обидой воскликнула племянница Энтони. – Как долго еще ты собираешься избегать мужского внимания! Тебе давно пора выйти замуж и…
- Ни слова больше, Эстрелла, не то поссоримся. Если судьбе угодно, чтобы я встретила своего мужчину, то рано или поздно это произойдёт, но вешаться на каждого встречного я категорически отказываюсь! И пошли уже к твоим родственникам, пока они не придумали себе чего-нибудь неприличного! – С этими словами двери из прихожей в гудящий холл отворились и затворились, оставив в воздухе эхо произнесённых слов. Но не до того было сейчас бравому шефу полиции. Ощутив за своей спиной, где, вообще-то, располагалась твёрдая стена, упругое движение крыльев, он испытал, как в детстве, когда несёшься на санках с крутой ледяной горки, одновременный ужас и восторг; не собираясь, впрочем, оборачиваться, чтобы проверить, в самом ли деле зримое воплощение Богини Судьбы в виде вещей птицы появилось там, где Её упомянули…
Помедлив ещё немного в темноте прихожей, чтобы обдумать услышанное и сопоставить с ранее известным, мистер Хайд инстинктивно переместился в темноту лестницы, спускавшейся со второго этажа; и хотя ощущения Присутствия уже не было, но быть застигнутым на месте подслушивания капитану хотелось менее всего на свете.
Строго говоря, так называемая прихожая на самом деле прихожей не являлась, а была кусочком парадного холла предыдущего варианта дома. Когда десять лет назад перед Эндрюсами встал неизбежный вопрос о смене жилища по причине увеличения семейства, Энтони решил его весьма оригинальным способом: прикупил пустовавший рядом участок, временно переселившись в съёмное жильё, а семейство отправив к дальним родственникам в Зелёный Каньон. За лето жилище Эндрюсов значительно подросло и увеличилось в ширину, обзаведясь третьим этажом и дополнительным крылом, а также новым парадным входом; предыдущий решили не закладывать, просто уменьшили и приспособили для хозяйственных нужд и визитов близких друзей, имеющих доступ на второй этаж – именно там теперь обитали хозяева, с рабочими кабинетами и библиотекой и имелась пара спален для гостей из близкого окружения. На третьем этаже разместились детские с просторными классными комнатами и зал для занятий танцами, плюс несколько гостевых детских покоев. А наезжавших периодически гостей и родственников селили в дополнительное крыло, где находились дополнительная столовая и гостиная. На большие праздники традиционно открывалась парадная гостиная первого этажа и расширенная при перестройке столовая рядом с ней. Так как Сэмюэль Хайд являлся не только начальством, но и близким другом Энтони Эндрюса, то на втором этаже имелась, как говорил он сам, его «именная спальня», и потому-то капитан воспользовался привычным боковым полутёмным входом, совершенно проигнорировав украшенный парадный, осознав свою ошибку лишь после осмысления подслушанного разговора и всей ситуации…
Осознав свою ошибку, капитан Хайд резво поднялся «к себе», где споро скинул верхнюю одежду и переобулся в мягкие домашние туфли, а затем, глубоко вздохнув и натянув на лицо виноватую улыбку, отправился «сдаваться» на милость Мэйбелин Эндрюс, встречавшей гостей в украшенном хвойными букетами и колокольчиками просторном холле. В отличие от своего внушительного мужа миссис Эндрюс была небольшого роста и казалась особенно хрупкой на его фоне, сохранив стройность и после рождения троих детей. Уложенные в простую причёску волнистые тёмные волосы делали хозяйку дома намного моложе своих лет, а живые глаза и ямочки на щеках от весёлой улыбки вызывали ответные улыбки и поднимали настроение.
- Мэйбелин!..- склонившись не к руке, а – на правах старого друга – к душистой щеке миссис Эндрюс (капитан в росте ничуть не уступал своему заместителю, но сильно проигрывал в массивности и внушительности), мужчина вручил припасённый пакет со сладостями.
- Сэмюэль… - обрадовалась хозяйка дома, и тут же попробовала возмутиться: - Ну зачем…
- Затем! – веско припечатал подошедший для приветствия муж. Передал пакет подбежавшей миловидной служанке, а друга повлёк на второй этаж, чтобы составить, наконец, в библиотеке солидную мужскую компанию. Женская часть была сопровождена в гостевые покои, предупреждена о времени общего сбора для начала празднования Ночи Пришествия и оставлена для отдыха в преддверии бессонной ночи.
Когда-то давно, в мир, ещё не оправившийся после Великого Катаклизма, попали чужие Боги. Из каких дальних миров их занесло, были ли они изгнаны или ушли сами, о том не знал никто. Но то, что это был не первый мир на их пути, становилось ясно сразу, как и то, что во всех предыдущих мирах не нашлось доброй души, предложившей приют или хотя бы отдых неприкаянным небожителям. Да и не поддерживали их сейчас Небеса чужого мира. Чтобы воспарить в Небесные Чертоги, Богам нужна была Вера. А так… на земле бы не сгинуть!..
На тот момент в этом Мире царила зима. Всё, что могло, попряталось под снежный покров, спасаясь от трещавших лютых морозов. И поняли Боги, что ещё немного – и закончится их долгий путь безвестной смертью в чужом неуютном мире… Но мелькнул впереди отблеск огня в маленьком окошке, выкатилась под ноги узкая тропа, и с замиранием сердца они постучали в низенькую дверцу… Коротавший в одиночестве самую страшную и долгую ночь года старик обрадовался нежданным гостям, как родным. Приготовил нехитрое угощение, оживил огонь в печи. И предложил уставшим путникам остаться, ещё не догадываясь о их небесном происхождении. Ему не нужна была Божественная Милость, долгая жизнь или огромное богатство. Он видел гибель привычного мира, он пережил или потерял всех друзей и близких, и теперь просто дожидался конца, который всё не наступал… Может быть, именно поэтому бесприютные Боги смогли принять в руки корчившийся в муках мир и облегчить его боль, а Мир принял Их силу и власть…
Много воды утекло с тех пор… Мир возродился, став другим. Но каждый год, в самую долгую ночь люди не спят, зажигая в окне огонь-маячок, выставляя на стол разнообразное угощение и впуская в дом всех, постучавших в дверь… А в самую полночь самый старший мужчина в семье обходит всех присутствующих, вручая кусочек съестного – чтобы сбылась Ночь Пришествия и Мир продолжал жить…
