Оправившись от первого шока, родители одобрили решение дочери: языковая и медицинская практика никогда не окажется лишней. К тому же за океаном Наташа не останется без присмотра: Валерий Николаевич созвонился с Кейт, и американка уже с нетерпением ждёт в гости подругу его племянника. Всё складывалось более чем удачно.
Но ни родители, ни знакомые не знали, что всё свободное время, оставшееся до отъезда, Алиэ вместе с Итилем, Ласом и Фроди проводит у Руаэллин. Разговаривали они в обстановке строгой секретности, и никто не смог бы предположить, что девушка отправляется в Америку не ради практики, а облечённая особой миссией. Самой Алиэ такое положение вещей казалось скорее забавным: она была не против поиграть в шпионов и супергероев. Но видя сосредоточенную серьёзность волшебниц и Ласа, Наташа начинала верить, что затея эта — опасная, и значит надо быть как можно более осторожной.
Немое отчаяние Итиля вообще нельзя было выразить словами. Известие о том, что Алиэ отправляется в Америку, он принял как трагическую неизбежность. Остановить её Ярослав не пытался, не произнёс ни единого слова упрёка или одобрения, только, казалось, ещё больше замкнулся в себе.
— Я вернусь! — говорила Наташа, умоляюще глядя в потухшие глаза своего друга. — Дождись меня! Обещаешь?
Пытаясь улыбнуться, Ярослав только крепче сжимал её руку, и Алиэ отчётливо ощущала, как тяжело у него на душе. В эти моменты ей самой нестерпимо хотелось разрыдаться и, бросившись на шею возлюбленному, умолять: «Ругай меня, пожалуйста, хочешь — бей, только не молчи, слышишь?!» Но чтобы не расстраивать его ещё сильнее, Наташа брала себя в руки и только тихо говорила:
— У нас с тобой одна судьба. На моём месте ты бы поступил так же…
Итиль, конечно, соглашался, но легче от этого не становилось.
Наконец настал день отъезда. Избегая долгих прощаний, Алиэ не позволила друзьям провожать её до аэропорта. С ней отправились только родители и Руаэллин. Последние улыбки, поцелуи и рукопожатия — и машина тронулась с места.
— Пока, Алиэ! До встречи! — прокричал вслед Лас, видя, как, высунувшись из окна, Наташа машет им рукой.
— До встречи… — едва слышно повторил Ярослав.
Сэм положил руку на его плечо. Плутовские глаза менестреля лучились нежностью и теплотой.
— Такая девушка! — заметил он восхищённо. — Ты, Яр, держись, не раскисай! Она у тебя одна! А мы всегда рядом будем. Правда, Лас?
Эльфёнок только кивнул. У него не находилось слов, чтобы выразить всю бурю чувств, нахлынувших в момент прощания. «Всё-таки есть настоящая любовь! — повторял он себе с удивлением и гордостью за друзей. — Пусть, что хотят, говорят, но есть! Я видел, я теперь знаю!»
1
Октябрь подходил к концу. Бабье лето закончилось рано, и вот уже вторую неделю без перерыва моросил мелкий холодный дождь. Под порывами ветра листья быстро облетали с деревьев, густо устилая асфальт и размазываясь по нему, словно паштет по бутерброду. Везде блестели лужи, серые тучи ходили низко, едва не задевая крыши девятиэтажек.
Настроение у Ласа было сродни погоде — пасмурным. Смутная тревога, которую он ощутил ещё в начале сентября, сейчас разрасталась, порой заставляя нервничать и раздражаться по пустякам. Напряжённое ожидание витало в воздухе, и эльфёнок признавался себе в том, что ему совсем не хочется развлекаться. Свободное время он теперь делил на две части: вечер проводил у Ярослава в обсуждении темы курсовой, а ночью выискивал в Интернете материалы по «ведьминой болезни». Мама радовалась: наконец-то её непутёвый сын повзрослел и всерьёз занялся учёбой! И Назар не спешил её разочаровывать: он понимал, что с головой окунуться в науку — это сейчас для него, пожалуй, единственная возможность не думать о кострах инквизиции.
С Руаэллин Лас виделся достаточно часто, но в основном, в университете, где возможности поговорить об интересующих его вещах совершенно не было. В связи с предстоящей защитой кандидатской диссертации Марта Всеволодовна была вынуждена просить изменить своё расписание, и теперь на курсе, где учился Лас, философия стала едва ли не основным предметом. Экзамен предполагалось сдать после Нового года, с небольшим отставанием от основной сессии. Но студенты на судьбу не жаловались: гораздо лучше сдать философию у своей преподавательницы — молодой и весёлой, чем у какого-нибудь чужого зануды с кафедры.
Несмотря на частые встречи с эльфами в стенах университета, предметов разговора, входящих в сферу дружеского общения, Руаэллин не касалась. То ли не хотела задевать чувства других студентов и давать повод к ненужным разговорам о несуществующих «любимчиках», то ли опасалась быть услышанной нескромными ушами. Лишь однажды, когда они случайно остались одни в аудитории, Руа взглядом подозвала Назара и заговорщически шепнула:
— Вчера Алиэ звонила. Всё идёт по плану!
Эльфёнок открыл было рот, чтобы спросить подробности, но в дверь уже входили студенты следующей группы. Волшебница моментально превратилась в преподавательницу (Лас всегда поражался, как быстро и незаметно у неё это выходило) и, взяв со стола стопку листов, протянула оторопевшему эльфу.
— Назар, ты всё равно понесёшь журнал в деканат, отдай, пожалуйста, эти контрольные четвёртому курсу. Группа «Б» там рядышком, в восьмой аудитории.
Лас кивнул и, улыбаясь, едва ли не бегом бросился исполнять поручение Руаэллин. Эти слова, сказанные строгим учительским тоном, на самом деле означали: «Передай скорее Итилю, что у Алиэ хорошие новости». Влетев в восьмую аудиторию, где занималась группа Ярослава и где Назара все знали прекрасно, эльфёнок прямо с порога крикнул:
— Четвёртый курс! Контрольные по психологии!
Подбежали студенты, стали смотреть листочки и обсуждать оценки. В этой суматохе Лас успел шепнуть Итилю: «Вечером мы идём к Руа: Алиэ звонила, есть хорошие новости!» Лицо Ярослава осветилось счастливой улыбкой. Как бы ни было тяжело юному принцу, но в целях конспирации приходилось мириться с тем, что его возлюбленная из Америки звонила только Руа или Фроди. Итиль прекрасно понимал, что сейчас им с Ласом надо вести себя как можно осторожнее, стараясь не привлекать к себе лишнего внимания, и, находясь в курсе всех событий, связанных с «ведьминой болезнью», самим оставаться в тени.
Наташа звонила редко, торопливо и скупо сообщая то, что ей удалось выяснить, общаясь с больными. Все они панически боялись смотреться в зеркало и бредили кострами инквизиции. Иногда кто-нибудь из них упоминал «синюю смерть» или «синий ужас», однако после таких воспоминаний беднягам требовалось срочно давать успокоительное. О себе Алиэ не рассказывала ничего, но Ярослав готов был поклясться, что спокойствие и трезвая оценка ситуации уже сейчас даются ей с большим трудом.
Сам Итиль был стоически спокоен. Он вёл себя так же, как раньше, словно ничего не случилось: учился, смеялся с друзьями, ходил в клуб и библиотеку. Неделю назад его дядя уехал в длительную командировку в столицу, однако это обстоятельство практически никак не отразилось на образе жизни племянника. На расспросы приятелей об Алиэ, он с беспечной улыбкой говорил, что у неё всё в порядке, а подробности Наташа расскажет сама, когда вернётся.
Лас удивлялся спокойствию принца сумеречных эльфов и… не верил ему. Вечерами, когда они с Ярославом обсуждали тему курсовой по «Истории средних веков», Назар отмечал про себя, какой у его друга уставший взгляд. Когда же наступало время прощаться, Итиль неизменно бледнел и прятал глаза. Он не хотел оставаться один.
Однажды, уже после лекций, Лас за какой-то надобностью забрёл в ту часть здания, где занимались филологи. Потеряв нужное направление, эльфёнок медленно шёл по пустому коридору, заглядывая во все аудитории в поисках ориентиров. За одной из дверей он услышал голоса, но, двинувшись, было, навстречу, вдруг остановился. Говорил Сэм:
— Ты форменный псих!
— А что теперь делать прикажете? — насмешливо поинтересовался другой голос, в котором Лас с удивлением узнал голос Итиля. — Или ты караулить меня вздумал?
— Если понадобится, буду под дверью спать, — огрызнулся Семён. — Только нечего тебе шляться по ночам, где ни попадя!
— Ты меня ещё поучи. — Ярослав, казалось, намеренно издевался. Но менестрель не поддался на провокации.
— Придурок! — почти ласково заметил он. — Анжела ведь всё знает! Глупо искать приключений тогда, когда они сами вот-вот тебя найдут.
— Спасибо, утешил.
Лас попятился назад. Лучше уйти сейчас, а то, не дай бог, ещё узнаешь чужую тайну. Если бы Итиль хотел что-то рассказать ему, он бы уже давно это сделал. Однако эльфёнок смутно чувствовал, что этот нарочито насмешливый тон друга сродни его собственной подавленности. «Мы оба сходим с ума от ожидания… каждый по-своему, — подумал он, выходя на улицу. — И Фроди понять можно: я-то у Руа постоянно на виду, а за Итилем не уследишь, особенно ночью. Вот она и просила Сэма приглядеть…» Назар вдруг торжествующе улыбнулся: если волшебницы так заботятся о них, значит, эльфам действительно отведена серьёзная роль во всей этой истории.
— Лас!
Эльфёнок обернулся. Его догонял Ярослав — в расстёгнутой куртке, с рюкзаком, небрежно перекинутым через плечо, растрёпанный и… весёлый. Лицо его светилось задорной, плутовской улыбкой, карие глаза излучали счастье, и это казалось тем более странным, что радоваться-то вроде было нечему.
— Ты спешишь?
Назар неопределённо пожал плечами:
— Нет. А что?
— Пройдёмся?
— Угу…
Они молча вышли из ворот университета и направились в сторону парка. Лас чувствовал, что разделить радость Итиля он не в силах: на душе сейчас было тяжело и хмуро, хотя, казалось бы, для этого тоже нет серьёзных причин. Но особенное внутренне неудобство доставляло воспоминание о только что услышанном разговоре. Идти рядом с другом, зная, что совсем недавно ты подслушивал за дверью то, что твоим ушам не предназначалось… И хотя всё действительно вышло случайно, но до чего же погано себя при этом чувствуешь!
— Итиль, прости, — вдруг сказал эльфёнок, остановившись посреди улицы. — Я нечаянно слышал ваш разговор с Сэмом. Всё так глупо получилось! Мне бы сразу уйти…
Но вопреки ожиданиям Ласа Ярослав не рассердился. Даже не удивился.
— Знаю, — коротко бросил он, подмигнув. — Там не было ничего такого… секретного. Просто Фроди волнуется, да и Сэм туда же.
Назар непонимающе заморгал:
— Знаешь?!
Итиль рассмеялся.
— Напряжённое ожидание на всех по-разному действует, — заметил он. — Ты засыпаешь на ходу, у меня чувства обостряются. Что тут удивительного?
— Наверно, ничего, — вздохнул эльфёнок. — Мне как-то в последнее время особенно муторно. Словно с головой засасывает в болото. Пока барахтаюсь, силы уходят, а толку никакого.
Ярослав озабоченно глянул на друга. Вид у эльфёнка действительно был более чем подавленный.
— Болото? Может, ты чувствуешь то, что не с тобой происходит? У меня такое бывает иногда.
— А если не со мной, то с кем?
— Ну… — Итиль задумался. — Ты о ком чаще всего думаешь в последнее время?
Назар пожал плечами.
— Сам не знаю, мысли разбегаются. О тебе думаю, об Алиэ, о волшебницах наших… А иногда такое накатит: вижу лица незнакомые — мелькнут и тонут в красном мареве. Я тот закат всё забыть не могу…
— Закат… — пробормотал Ярослав, видимо, вспомнив о чём-то. — Слушай, может это тебя на мысль наведёт. Я когда от вас ушёл в тот вечер, долго бродил, пока окончательно не заблудился. Опомнился у птичьего озера, там чёрный лебедь на волнах качался. Там же впервые возникло очень странное чувство: будто я звёзды в себе собираю. Падают они с неба, а я их руками ловлю и к груди прижимаю — уходят звёзды прямо в сердце. Удивительно и сладко, и прекрасно непередаваемо, только больно потом по-настоящему. А теперь это чувство возникает всё чаще. Так много уже во мне звёзд скопилось, что стали рваться наружу. Тесно им. Фроди чувствует, что у меня сердце барахлит время от времени, оттого и волнуется. Только дома одному сидеть тошно! Как ты уходишь, меня словно раздирает — на улицу, на воздух, а ноги сами в парк тащат, к птичьему озеру.
Назар оторопело глядел на друга.
— Сэм прав, — наконец проговорил эльфёнок с нескрываемым восхищением. — Ты форменный псих.
Ярослав расхохотался.
— Глупости, всё под контролем! Светлая Варда не даст мне пропасть, пока предназначение своё не исполню. Да и тебе не о чем волноваться, просто делай, как сердце велит.
— Почему не о чем волноваться?
Итиль сразу стал серьёзен.
— Понимаешь, мы не случайно оказались втянутыми в эту историю. Значит, нам предначертано что-то такое… — он сделал паузу, подбирая нужное слово, но не нашёл его и просто продолжил: — что положит конец всей «ведьминой болезни». Я думаю об этом каждый день. И звёзды стал собирать не от нечего делать: сердце само рвётся им навстречу. А если Фроди до сих пор не вкатила мне нагоняй за самодеятельность, значит, пока всё идёт по плану.
— Но мы же рыцари, воины! — Ласа вдруг прорвало. — Ты хоть знаешь, с кем мы сражаемся? Меня порой страшно мучает сознание того, что Алиэ там работает, а мы тут… И хотелось бы сделать что-то, только ума не приложу — что и как!
Эльфёнок от досады даже ногой топнул. Итиль усмехнулся.
— Делать — не всегда значит мечом махать. Жди. К тому же, ты сейчас занимаешься темой инквизиции.
— Ты про курсовую? — удивился Лас.
— Именно. Почему-то сдаётся мне, что твоя работа просто обязана быть лучшей. Оттого и помогать тебе взялся.
Эльфёнок задумчиво пошевелил носком кроссовка кучку мокрых осенних листьев. Друзья находились в парке, достаточно далеко от тех тропинок, по которым гуляли обычно. Вокруг не было ни души. Смеркалось.
— Как-то по-другому я себе эту войну представлял… — пробормотал Лас. Порывшись в карманах, он достал кулон, подаренный Руаэллин, и фотографию Ники. Смущённо улыбаясь, эльфёнок протянул свои сокровища Итилю.
— Помнишь, ты спрашивал, смогу ли я тебе свою жизнь доверить? Смотри — вот здесь сейчас моя жизнь, вся, без остатка. Как оно так получается?..
Ярослав бережно взял кулон, поднял его за цепочку так, чтобы исчезающий вечерний свет блеснул весёлыми искорками в камне, и, улыбаясь, застегнул на шее Ласа.
— Этот амулет слишком драгоценен, чтобы ты носил его в кармане! Даже догадываюсь, кто его тебе подарил…
Эльфёнок смотрел на друга широко распахнутыми глазами: перед ним вновь стоял лунный рыцарь. Белый камень в серебряном венце переливался призрачно и прозрачно, а взгляд лучился мягким звёздным светом. То, что говорит он сейчас — истинная правда!
Итиль внимательно рассматривал фотографию. Руаэллин, помнится, тоже сильно заинтересовалась этим снимком…
Девять жизней у кошки моей, девять звёзд,
Девять утренних солнышек, радужных рос.
Девять разных улыбок на алых губах,
Девять сказок таится в лучистых глазах.
Только ты для меня неизменно одна!
В новогоднюю ночь наступает весна,
Под пушистою лапкою тают снега,
Утихает сварливая вьюга-пурга.
Я тебя сберегу от коварных волков,
Хитрых лис, зимних сумерек и сквозняков.
Через тени и мрак я иду за тобой —
Девять жизней у кошки моей дорогой.
Улыбаясь ласково и как-то отрешённо, принц сумеречных эльфов вернул Ласу фотографию.
— Береги её, прячь, никому не показывай. Эта девочка не простая. А я не всегда смогу быть рядом с тобой…
Но ни родители, ни знакомые не знали, что всё свободное время, оставшееся до отъезда, Алиэ вместе с Итилем, Ласом и Фроди проводит у Руаэллин. Разговаривали они в обстановке строгой секретности, и никто не смог бы предположить, что девушка отправляется в Америку не ради практики, а облечённая особой миссией. Самой Алиэ такое положение вещей казалось скорее забавным: она была не против поиграть в шпионов и супергероев. Но видя сосредоточенную серьёзность волшебниц и Ласа, Наташа начинала верить, что затея эта — опасная, и значит надо быть как можно более осторожной.
Немое отчаяние Итиля вообще нельзя было выразить словами. Известие о том, что Алиэ отправляется в Америку, он принял как трагическую неизбежность. Остановить её Ярослав не пытался, не произнёс ни единого слова упрёка или одобрения, только, казалось, ещё больше замкнулся в себе.
— Я вернусь! — говорила Наташа, умоляюще глядя в потухшие глаза своего друга. — Дождись меня! Обещаешь?
Пытаясь улыбнуться, Ярослав только крепче сжимал её руку, и Алиэ отчётливо ощущала, как тяжело у него на душе. В эти моменты ей самой нестерпимо хотелось разрыдаться и, бросившись на шею возлюбленному, умолять: «Ругай меня, пожалуйста, хочешь — бей, только не молчи, слышишь?!» Но чтобы не расстраивать его ещё сильнее, Наташа брала себя в руки и только тихо говорила:
— У нас с тобой одна судьба. На моём месте ты бы поступил так же…
Итиль, конечно, соглашался, но легче от этого не становилось.
Наконец настал день отъезда. Избегая долгих прощаний, Алиэ не позволила друзьям провожать её до аэропорта. С ней отправились только родители и Руаэллин. Последние улыбки, поцелуи и рукопожатия — и машина тронулась с места.
— Пока, Алиэ! До встречи! — прокричал вслед Лас, видя, как, высунувшись из окна, Наташа машет им рукой.
— До встречи… — едва слышно повторил Ярослав.
Сэм положил руку на его плечо. Плутовские глаза менестреля лучились нежностью и теплотой.
— Такая девушка! — заметил он восхищённо. — Ты, Яр, держись, не раскисай! Она у тебя одна! А мы всегда рядом будем. Правда, Лас?
Эльфёнок только кивнул. У него не находилось слов, чтобы выразить всю бурю чувств, нахлынувших в момент прощания. «Всё-таки есть настоящая любовь! — повторял он себе с удивлением и гордостью за друзей. — Пусть, что хотят, говорят, но есть! Я видел, я теперь знаю!»
Часть 2. У кошки девять жизней
1
Октябрь подходил к концу. Бабье лето закончилось рано, и вот уже вторую неделю без перерыва моросил мелкий холодный дождь. Под порывами ветра листья быстро облетали с деревьев, густо устилая асфальт и размазываясь по нему, словно паштет по бутерброду. Везде блестели лужи, серые тучи ходили низко, едва не задевая крыши девятиэтажек.
Настроение у Ласа было сродни погоде — пасмурным. Смутная тревога, которую он ощутил ещё в начале сентября, сейчас разрасталась, порой заставляя нервничать и раздражаться по пустякам. Напряжённое ожидание витало в воздухе, и эльфёнок признавался себе в том, что ему совсем не хочется развлекаться. Свободное время он теперь делил на две части: вечер проводил у Ярослава в обсуждении темы курсовой, а ночью выискивал в Интернете материалы по «ведьминой болезни». Мама радовалась: наконец-то её непутёвый сын повзрослел и всерьёз занялся учёбой! И Назар не спешил её разочаровывать: он понимал, что с головой окунуться в науку — это сейчас для него, пожалуй, единственная возможность не думать о кострах инквизиции.
С Руаэллин Лас виделся достаточно часто, но в основном, в университете, где возможности поговорить об интересующих его вещах совершенно не было. В связи с предстоящей защитой кандидатской диссертации Марта Всеволодовна была вынуждена просить изменить своё расписание, и теперь на курсе, где учился Лас, философия стала едва ли не основным предметом. Экзамен предполагалось сдать после Нового года, с небольшим отставанием от основной сессии. Но студенты на судьбу не жаловались: гораздо лучше сдать философию у своей преподавательницы — молодой и весёлой, чем у какого-нибудь чужого зануды с кафедры.
Несмотря на частые встречи с эльфами в стенах университета, предметов разговора, входящих в сферу дружеского общения, Руаэллин не касалась. То ли не хотела задевать чувства других студентов и давать повод к ненужным разговорам о несуществующих «любимчиках», то ли опасалась быть услышанной нескромными ушами. Лишь однажды, когда они случайно остались одни в аудитории, Руа взглядом подозвала Назара и заговорщически шепнула:
— Вчера Алиэ звонила. Всё идёт по плану!
Эльфёнок открыл было рот, чтобы спросить подробности, но в дверь уже входили студенты следующей группы. Волшебница моментально превратилась в преподавательницу (Лас всегда поражался, как быстро и незаметно у неё это выходило) и, взяв со стола стопку листов, протянула оторопевшему эльфу.
— Назар, ты всё равно понесёшь журнал в деканат, отдай, пожалуйста, эти контрольные четвёртому курсу. Группа «Б» там рядышком, в восьмой аудитории.
Лас кивнул и, улыбаясь, едва ли не бегом бросился исполнять поручение Руаэллин. Эти слова, сказанные строгим учительским тоном, на самом деле означали: «Передай скорее Итилю, что у Алиэ хорошие новости». Влетев в восьмую аудиторию, где занималась группа Ярослава и где Назара все знали прекрасно, эльфёнок прямо с порога крикнул:
— Четвёртый курс! Контрольные по психологии!
Подбежали студенты, стали смотреть листочки и обсуждать оценки. В этой суматохе Лас успел шепнуть Итилю: «Вечером мы идём к Руа: Алиэ звонила, есть хорошие новости!» Лицо Ярослава осветилось счастливой улыбкой. Как бы ни было тяжело юному принцу, но в целях конспирации приходилось мириться с тем, что его возлюбленная из Америки звонила только Руа или Фроди. Итиль прекрасно понимал, что сейчас им с Ласом надо вести себя как можно осторожнее, стараясь не привлекать к себе лишнего внимания, и, находясь в курсе всех событий, связанных с «ведьминой болезнью», самим оставаться в тени.
Наташа звонила редко, торопливо и скупо сообщая то, что ей удалось выяснить, общаясь с больными. Все они панически боялись смотреться в зеркало и бредили кострами инквизиции. Иногда кто-нибудь из них упоминал «синюю смерть» или «синий ужас», однако после таких воспоминаний беднягам требовалось срочно давать успокоительное. О себе Алиэ не рассказывала ничего, но Ярослав готов был поклясться, что спокойствие и трезвая оценка ситуации уже сейчас даются ей с большим трудом.
Сам Итиль был стоически спокоен. Он вёл себя так же, как раньше, словно ничего не случилось: учился, смеялся с друзьями, ходил в клуб и библиотеку. Неделю назад его дядя уехал в длительную командировку в столицу, однако это обстоятельство практически никак не отразилось на образе жизни племянника. На расспросы приятелей об Алиэ, он с беспечной улыбкой говорил, что у неё всё в порядке, а подробности Наташа расскажет сама, когда вернётся.
Лас удивлялся спокойствию принца сумеречных эльфов и… не верил ему. Вечерами, когда они с Ярославом обсуждали тему курсовой по «Истории средних веков», Назар отмечал про себя, какой у его друга уставший взгляд. Когда же наступало время прощаться, Итиль неизменно бледнел и прятал глаза. Он не хотел оставаться один.
Однажды, уже после лекций, Лас за какой-то надобностью забрёл в ту часть здания, где занимались филологи. Потеряв нужное направление, эльфёнок медленно шёл по пустому коридору, заглядывая во все аудитории в поисках ориентиров. За одной из дверей он услышал голоса, но, двинувшись, было, навстречу, вдруг остановился. Говорил Сэм:
— Ты форменный псих!
— А что теперь делать прикажете? — насмешливо поинтересовался другой голос, в котором Лас с удивлением узнал голос Итиля. — Или ты караулить меня вздумал?
— Если понадобится, буду под дверью спать, — огрызнулся Семён. — Только нечего тебе шляться по ночам, где ни попадя!
— Ты меня ещё поучи. — Ярослав, казалось, намеренно издевался. Но менестрель не поддался на провокации.
— Придурок! — почти ласково заметил он. — Анжела ведь всё знает! Глупо искать приключений тогда, когда они сами вот-вот тебя найдут.
— Спасибо, утешил.
Лас попятился назад. Лучше уйти сейчас, а то, не дай бог, ещё узнаешь чужую тайну. Если бы Итиль хотел что-то рассказать ему, он бы уже давно это сделал. Однако эльфёнок смутно чувствовал, что этот нарочито насмешливый тон друга сродни его собственной подавленности. «Мы оба сходим с ума от ожидания… каждый по-своему, — подумал он, выходя на улицу. — И Фроди понять можно: я-то у Руа постоянно на виду, а за Итилем не уследишь, особенно ночью. Вот она и просила Сэма приглядеть…» Назар вдруг торжествующе улыбнулся: если волшебницы так заботятся о них, значит, эльфам действительно отведена серьёзная роль во всей этой истории.
— Лас!
Эльфёнок обернулся. Его догонял Ярослав — в расстёгнутой куртке, с рюкзаком, небрежно перекинутым через плечо, растрёпанный и… весёлый. Лицо его светилось задорной, плутовской улыбкой, карие глаза излучали счастье, и это казалось тем более странным, что радоваться-то вроде было нечему.
— Ты спешишь?
Назар неопределённо пожал плечами:
— Нет. А что?
— Пройдёмся?
— Угу…
Они молча вышли из ворот университета и направились в сторону парка. Лас чувствовал, что разделить радость Итиля он не в силах: на душе сейчас было тяжело и хмуро, хотя, казалось бы, для этого тоже нет серьёзных причин. Но особенное внутренне неудобство доставляло воспоминание о только что услышанном разговоре. Идти рядом с другом, зная, что совсем недавно ты подслушивал за дверью то, что твоим ушам не предназначалось… И хотя всё действительно вышло случайно, но до чего же погано себя при этом чувствуешь!
— Итиль, прости, — вдруг сказал эльфёнок, остановившись посреди улицы. — Я нечаянно слышал ваш разговор с Сэмом. Всё так глупо получилось! Мне бы сразу уйти…
Но вопреки ожиданиям Ласа Ярослав не рассердился. Даже не удивился.
— Знаю, — коротко бросил он, подмигнув. — Там не было ничего такого… секретного. Просто Фроди волнуется, да и Сэм туда же.
Назар непонимающе заморгал:
— Знаешь?!
Итиль рассмеялся.
— Напряжённое ожидание на всех по-разному действует, — заметил он. — Ты засыпаешь на ходу, у меня чувства обостряются. Что тут удивительного?
— Наверно, ничего, — вздохнул эльфёнок. — Мне как-то в последнее время особенно муторно. Словно с головой засасывает в болото. Пока барахтаюсь, силы уходят, а толку никакого.
Ярослав озабоченно глянул на друга. Вид у эльфёнка действительно был более чем подавленный.
— Болото? Может, ты чувствуешь то, что не с тобой происходит? У меня такое бывает иногда.
— А если не со мной, то с кем?
— Ну… — Итиль задумался. — Ты о ком чаще всего думаешь в последнее время?
Назар пожал плечами.
— Сам не знаю, мысли разбегаются. О тебе думаю, об Алиэ, о волшебницах наших… А иногда такое накатит: вижу лица незнакомые — мелькнут и тонут в красном мареве. Я тот закат всё забыть не могу…
— Закат… — пробормотал Ярослав, видимо, вспомнив о чём-то. — Слушай, может это тебя на мысль наведёт. Я когда от вас ушёл в тот вечер, долго бродил, пока окончательно не заблудился. Опомнился у птичьего озера, там чёрный лебедь на волнах качался. Там же впервые возникло очень странное чувство: будто я звёзды в себе собираю. Падают они с неба, а я их руками ловлю и к груди прижимаю — уходят звёзды прямо в сердце. Удивительно и сладко, и прекрасно непередаваемо, только больно потом по-настоящему. А теперь это чувство возникает всё чаще. Так много уже во мне звёзд скопилось, что стали рваться наружу. Тесно им. Фроди чувствует, что у меня сердце барахлит время от времени, оттого и волнуется. Только дома одному сидеть тошно! Как ты уходишь, меня словно раздирает — на улицу, на воздух, а ноги сами в парк тащат, к птичьему озеру.
Назар оторопело глядел на друга.
— Сэм прав, — наконец проговорил эльфёнок с нескрываемым восхищением. — Ты форменный псих.
Ярослав расхохотался.
— Глупости, всё под контролем! Светлая Варда не даст мне пропасть, пока предназначение своё не исполню. Да и тебе не о чем волноваться, просто делай, как сердце велит.
— Почему не о чем волноваться?
Итиль сразу стал серьёзен.
— Понимаешь, мы не случайно оказались втянутыми в эту историю. Значит, нам предначертано что-то такое… — он сделал паузу, подбирая нужное слово, но не нашёл его и просто продолжил: — что положит конец всей «ведьминой болезни». Я думаю об этом каждый день. И звёзды стал собирать не от нечего делать: сердце само рвётся им навстречу. А если Фроди до сих пор не вкатила мне нагоняй за самодеятельность, значит, пока всё идёт по плану.
— Но мы же рыцари, воины! — Ласа вдруг прорвало. — Ты хоть знаешь, с кем мы сражаемся? Меня порой страшно мучает сознание того, что Алиэ там работает, а мы тут… И хотелось бы сделать что-то, только ума не приложу — что и как!
Эльфёнок от досады даже ногой топнул. Итиль усмехнулся.
— Делать — не всегда значит мечом махать. Жди. К тому же, ты сейчас занимаешься темой инквизиции.
— Ты про курсовую? — удивился Лас.
— Именно. Почему-то сдаётся мне, что твоя работа просто обязана быть лучшей. Оттого и помогать тебе взялся.
Эльфёнок задумчиво пошевелил носком кроссовка кучку мокрых осенних листьев. Друзья находились в парке, достаточно далеко от тех тропинок, по которым гуляли обычно. Вокруг не было ни души. Смеркалось.
— Как-то по-другому я себе эту войну представлял… — пробормотал Лас. Порывшись в карманах, он достал кулон, подаренный Руаэллин, и фотографию Ники. Смущённо улыбаясь, эльфёнок протянул свои сокровища Итилю.
— Помнишь, ты спрашивал, смогу ли я тебе свою жизнь доверить? Смотри — вот здесь сейчас моя жизнь, вся, без остатка. Как оно так получается?..
Ярослав бережно взял кулон, поднял его за цепочку так, чтобы исчезающий вечерний свет блеснул весёлыми искорками в камне, и, улыбаясь, застегнул на шее Ласа.
— Этот амулет слишком драгоценен, чтобы ты носил его в кармане! Даже догадываюсь, кто его тебе подарил…
Эльфёнок смотрел на друга широко распахнутыми глазами: перед ним вновь стоял лунный рыцарь. Белый камень в серебряном венце переливался призрачно и прозрачно, а взгляд лучился мягким звёздным светом. То, что говорит он сейчас — истинная правда!
Итиль внимательно рассматривал фотографию. Руаэллин, помнится, тоже сильно заинтересовалась этим снимком…
Девять жизней у кошки моей, девять звёзд,
Девять утренних солнышек, радужных рос.
Девять разных улыбок на алых губах,
Девять сказок таится в лучистых глазах.
Только ты для меня неизменно одна!
В новогоднюю ночь наступает весна,
Под пушистою лапкою тают снега,
Утихает сварливая вьюга-пурга.
Я тебя сберегу от коварных волков,
Хитрых лис, зимних сумерек и сквозняков.
Через тени и мрак я иду за тобой —
Девять жизней у кошки моей дорогой.
Улыбаясь ласково и как-то отрешённо, принц сумеречных эльфов вернул Ласу фотографию.
— Береги её, прячь, никому не показывай. Эта девочка не простая. А я не всегда смогу быть рядом с тобой…
