Вот вам сейчас весело, а мне тогда каково было?! Особенно, как один грабитель, здоровенный бугай, ухватил доску, которой мой гроб был накрыт, а вместе с ней — край плаща. Я тут же вскочил и с перепугу заорал дурным голосом. Эти двое как шарахнулись от неожиданности, а я ещё — весь в белом! Они так резво ломанулись к выходу, что опрокинули все гробы по дороге! И вопят: «Не погуби, Пречистая!» Так и убежали.
— Теперь, сами понимаете, спать я уже не мог, — продолжил Семён через некоторое время, позволив друзьям вдоволь насмеяться. — И рад бы был, если бы хозяева пришли. Едва рассвета дождался. А чуть стало светло, разглядел, наконец, эту злополучную доску. На ней была написана икона, образ Богоматери с младенцем. Как это называется, когда щека к щеке?
— Умиление, — подсказал Итиль.
— Во-во! Но не церковная, насколько я в этих делах понимаю. Только всё равно, глянул я на икону и понял, что тайком отсюда уйти не удастся. Уж так просительно младенец смотрел и так он на меня был похож... Даже верилось с трудом! Потому я и решил в дом постучаться. Если, думаю, придут второй раз — уворуют обязательно, а мне отчего-то жалко. Надо хозяев предупредить, иначе совесть замучает.
Сэм окинул развеселившихся эльфов удовлетворённым взглядом и, хитро подмигнув, начал подбрасывать в костёр дрова. Лас, Алиэ и Итиль с нетерпением ждали продолжения, но рассказчик не торопился.
— Чем же дело кончилось? — не выдержал, наконец, Назар. — Не забрали тебя в милицию?
Менестрель улыбнулся:
— Нет. Даже не побили. Дверь открыл дядя Костя собственной персоной. Это, оказывается, я в его сарае ночевал! А сосед, с которым они дом делят — гробовщик, ритуальных дел мастер — хранит там заготовки для своих шедевров. В общем, я даже рад был, что всё так получилось. Дядя Костя с тётей Леной отмыли меня после недели странствий, накормили по-человечески. А когда я им свои ночные приключения рассказал, смеялись, не хуже чем вы сейчас. Икону, конечно, тут же в дом перетащили. Тётя Лена всё приговаривала: «Чудотворная ты моя! Людей от греха спасла, а дом — от воров!»
Семён был очень доволен. Он плутовато поглядывал на друзей, и его улыбка выражала торжество мастера, создавшего нечто гениальное.
— Ты мне вот что скажи, — попросил Итиль после того, как стало ясно, что менестрель закончил свою историю, — икона-то настоящая была?
Сэм встрепенулся.
— Чуть не забыл самое интересное! — воскликнул он. — У дяди Кости в Алексине живёт друг, художник. Иногда приезжает в гости. Тут, ясное дело, наливочка, самовар... Вот однажды подвыпили они, и художник говорит: «Хочешь, я твою Ленку-красавицу так нарисую, что хоть сейчас — в церковь рядом с образами?» И написал портрет тёти Лены на той доске. А поскольку детей у моих родичей нет, личико младенца было срисовано с детской фотографии вашего покорного слуги. Не зря я сразу почувствовал сходство! Когда художник уехал, дядя Костя стал всем соседям в шутку хвастать: мол, нашёл я в сарае старинную икону! Кто-то позавидовал, решил украсть и продать. Интересно, во сколько бы её оценили?
С обеда зарядил дождь. Река сразу покрылась мурашками, а сосновый лес, погрустнев, нахмурился. Тёмные, тяжёлые облака густо облепили небо, и нашим друзьям оставалось надеяться только на то, что ночью поднимется ветер. Ливень временами усиливался, громко звеня листьями прибрежных лоз, или вдруг ненадолго прекращался, позволяя облегчённо вздохнуть травам, поникшим под тяжестью капель.
Лас и Алиэ, лёжа рядом и высунув головы из палатки, с интересом наблюдали за безуспешными попытками Семёна и Ярослава развести костёр. Намокшие дрова упорно не загорались, а над рекой уже повисла чёрная туча, обещавшая вылить вниз целый потоп воды.
Уже не первый раз Назар ловил себя на мысли, что его эльфийская стыдливость не распространяется на отношения с Алиэ. И дело было вовсе не в том, что Наташа являлась девушкой его друга. Конечно, это обязывало двух остальных эльфов соблюдать некую моральную дистанцию, чтобы не создавать неудобных ситуаций. Но подобные тонкости не казались слишком сложными, учитывая рыцарскую честность взаимоотношений, бывшую нормой для всех четырёх друзей. Наташа стала для Назара по-настоящему близким человеком, а духовная открытость и доверие придавали их взаимной привязанности тёплый, родственный оттенок. Поэтому рядом с ней эльфёнок вёл себя так, будто Алиэ была его старшей сестрой.
— Двадцать минут возятся! Костровые! — посмеиваясь, произнесла Наташа.
Лас кивнул:
— Гляди, сейчас пойдёт дождь, и мы останемся без ужина. Может, хватит нам их мучить? Сказать, что под навесом лежат сухие дрова?
Но девушка остановила его:
— Погоди! Яр, похоже, догадался.
Действительно, Итиль уже вытаскивал из-под навеса, где была оборудована походная кухня, вязанку сухого хвороста. Ещё через несколько минут костерок весело запылал, и ребята успели приготовить ужин до того, как ливень накрыл их маленький лагерь.
— Мы сегодня герои! — похвалился Сэм, втаскивая в палатку горячий котелок. — Жаль, мокро, пострелять не удастся.
— Можно искупаться, — предложил Лас.
На это возразила Алиэ:
— Ага, будете тут от холода зубами стучать!
Наташа была невероятно практичной девушкой, любившей во всём порядок и точность. С доверчивым, романтичным Итилем они составляли прекрасную пару, замечательно дополняя друг друга.
— А я бы пошёл, — пожал плечами Ярослав. — Когда в дождь купаешься, можно увидеть русалку.
Его слова развеселили Алиэ.
— Гляди-ка, дамский угодник! — проворковала она медовым голосом. — Кто ж тебе такую длинную лапшу на уши навешал?
Великий лучник капризно надулся:
— И помечтать теперь нельзя! А про русалок я от Фроди слышал, когда был у реконструкторов.
— Угу, — скептически покачала головой Наташа, — она вам сказки рассказывала! Ты что, Фроди не знаешь?
Сэм не участвовал в этом споре. Он молча сидел у входа и, приоткрыв брезентовую полу палатки, наблюдал, как тучи в небе медленно ползут к западу.
— Ночью будет ветер, — тихо, словно про себя, сказал менестрель.
— А я думаю, что это совсем не сказки, — вступил в разговор Лас. — Когда на улице дождь или туман, можно не только русалок, но и привидения, и даже ангелов увидеть. Есть такая теория о преломлении пространства.
— Точно! — воскликнула Наташа. — Яр, прости! Не знаю, как называется это явление, но выглядит оно примерно так: капли преломляют пространство, и те формы жизни, которые имеют более разреженную, по сравнению с нами, структуру тела, становятся относительно видимыми.
— Как это понимать: разреженную структуру тела? — удивился Итиль.
Ему ответил Лас:
— Это духи, во всяком случае, мы их так называем. Атомы относительно друг друга у подобных существ расположены на большем расстоянии, чем у людей. Поэтому наше зрение их не воспринимает.
— Вот, значит, почему привидения ходят через стены! — догадался Ярослав. Он радостно захлопал в ладоши и совершенно по-детски зажмурился от удовольствия. — Слышишь, Сэм? Хочешь ангела увидеть?
С сожалением оторвавшись от созерцания дождя за стенами палатки, менестрель проворчал:
— Не хочу. Видел уже...
Когда поздно вечером эльфы лежали, упакованные в тёплые спальные мешки, и лениво перебрасывались ничего не значащими фразами, Лас вдруг вспомнил:
— Сэм, ты говорил, что видел ангела.
Ребята были не прочь послушать интересную историю на ночь. Но сегодня менестрель выглядел рассеянным и, по всей видимости, находился в лирическом настроении. Он не заставлял друзей уговаривать себя, как обычно, и вообще было видно, что к шуткам Семён не расположен. Немного помолчав и вздохнув поглубже, словно собираясь с мыслями, он произнёс:
— Расскажу-ка я вам на сон грядущий сказочку про жадность... Случилась эта история, когда мы заканчивали школу. Помнишь, Итиль, на майские праздники я ездил в Питер? К Ромику Терёхину? Ты ещё жалел, что не смог со мной поехать...
— Помню, — буркнул Ярослав из глубины спального мешка. — Я тебе обзавидовался.
Сэм обратился к Алиэ и Ласу:
— Вы Ромика не знаете. Он учился в нашей школе на год старше. Удивил всех, когда поступил в Питер, в юридическую академию. А нас с Яром приглашал на Первомай в гости, обещал устроить в общаге, организовать экскурсию по городу. Но так получилось, что поехал я один. Встретив на вокзале, Ромик отвёз меня к себе и предупредил, что завтра они сдают последний зачёт, а потом будет мне культурная программа, как у интуриста. Поэтому на следующий день я отправился гулять по городу один. Деньги взял с собой, побоявшись оставить в общаге. Половина была рассована по карманам, половина — в рюкзаке.
Эльфы притихли, проникшись настроением менестреля, который задумчиво лежал, подперев голову рукой. Его серьёзный взгляд был устремлён куда-то мимо друзей в глубину воспоминаний. По крыше палатки по-прежнему барабанил дождь.
— Так вот, — неторопливо продолжил Сэм, — когда я ехал в троллейбусе в сторону центра, обратил внимание на девушку. Куколка! Красавица! Стройная, лёгкая, вся словно воздушная, светлые волосы по плечам струятся. Вижу, и она меня заметила, улыбнулась. А глаза тёплые, как весеннее солнышко! И выходить нам получилось на одной остановке.
— Ты, надеюсь, не растерялся? — осторожно спросил Итиль. — Эту историю даже я не знаю.
— Конечно! — усмехнулся Семён, саркастически скривив губы. — Если бы я тогда проявил себя героем, уже похвастался бы давно!.. Упустил я эту девушку в толпе. Потом долго ходил по Невскому проспекту, всё разглядывал и забрёл, наконец, под Арку Главного Штаба. Оттуда доносилась музыка, я, собственно, на звуки и пошёл. Вижу, моя красавица стоит, а с ней — два парня. Играют русский рок, и одеты в кожу, не хуже нашей Арвен. Студенты, подрабатывают таким образом. Девушка — ко мне, так и вьётся вокруг: мол, за десять рублей мы тебе что хочешь споём! И тут, братцы, я пожадничал. Смотрю ей в глаза, а сам думаю, паршивец: «Что я, миллионер, что ли? Деньги вам — щаз-з!» И пошёл дальше. Только в душе неприятный осадок остался. Скверно было, честное слово: девчонка такая красивая, и ребята здорово играли, а я десятки пожалел!
— Угрызения совести, конечно, нужная штука, но увлекаться ими вредно, — заметил Лас, когда менестрель прервал свой рассказ.
Семён согласно кивнул:
— Да, Ярик всегда говорил, что у меня самооценка занижена. Только в тот раз некому было толкнуть в спину, сказать: «Ты что делаешь, болван? Поступай, как сердце велит, если голова не работает ни к чёрту!» А за подобные фокусы судьба, обычно, даёт по шее. Мне в тот же день где-то в городе порезали рюкзак, и все деньги оттуда вытащили. Может, девушка и вовсе ангелом была, посланным с небес, чтобы проверить мою честность. Но я не сдал экзамен, не созрел ещё для добрых дел. Одно хорошо: после этого случая я стал серьёзно заниматься игрой на гитаре. Как сказала бы Руа, включилась система сложных подсознательных ассоциаций.
Семён замолчал, и в палатке стало тихо. Каждый думал о своём. Ласу никак не удавалось связать в единое целое образ беспечного, лёгкого, рыцарски великодушного Сэма, с тем слабым и неуверенным в себе подростком, каким предстал менестрель в этой истории. Оставив, наконец, безуспешные попытки разобраться в тонкостях сложного характера своего друга, эльфёнок стал слушать дождь. А ливень за стенами не унимался, монотонно шурша промокшей травой.
За ночь ветер действительно разогнал тучи, и непогода прекратилась. На рассвете Итиль растолкал Ласа, как у них было условлено ещё с вечера. Потихоньку, чтобы не будить остальных, друзья выбрались из палатки.
— Да здравствуют романтики! — прошептал Ярослав, вытаскивая из-под навеса удочки. — Пойдём русалок ловить!
Было ещё очень рано и холодно. Высокие травы гнулись от обильной росы, а с узких листьев лоз стекали крупные капли, норовя попасть прямо за шиворот. Итиль, любивший утренние купания, закатав штаны до колен, шагал босиком. Его лицо озаряла светлая улыбка, и Лас не мог припомнить случая, который бы заставил друга надолго утратить бодрость духа. Никто не видел великого лучника мрачным или скучающим: даже если в его жизни и случались неприятные моменты, окружающим этого заметно не было. С самого первого дня знакомства эльфёнок восхищался той лёгкостью, с которой Ярослав шёл по жизни, и его железным самообладанием.
Немного отойдя от лагеря, Итиль весело запел рассветную альбу, мотив к которой несколько дней назад они придумали вместе с Сэмом:
— Вместо нежного привета
Ей, царице всех услад,
Чтоб забыться, песнь рассвета
Я сложу на новый лад.
Лунный свет забрезжил где-то,
В птичьих трелях дремлет сад, —
Так мне тяжко бденье это,
Что заре я был бы рад.
О боже, как
Наскучил мрак!
Как я жду рассвета!
Брал я с бою замок грозный,
Мне не страшен был медведь,
Леопард неосторожный
Попадал мне часто в сеть, —
Пред любовью же ничтожна
Мощь моя досель и впредь:
Трепет сердца невозможно
Ни унять, ни одолеть!
О боже, как
Наскучил мрак!
Как я жду рассвета!
Пел Ярослав хорошо. Его голос словно был специально создан для того, чтобы исполнять эльфийские баллады или песни трубадуров. Не отличаясь особенной силой, своими тёплыми, ласковыми интонациями он напоминал Ласу утренние птичьи трели. Однако в кругу друзей первенство музыканта и сочинителя Итиль неизменно отдавал Семёну. Великий лучник не стремился стяжать славу скальда, хотя замечательно играл на гитаре, и даже иногда подбирал нехитрые мотивы для новых баллад менестреля.
— Какая прелесть! — похвалил эльфёнок песню и исполнителя.
Итиль, улыбаясь, поклонился.
— Мне самому нравится, особенно припев, — сказал он. — Правда, там, в середине, есть ещё два куплета, но в них слишком много имён и латыни.
Увлечением поэзией трубадуров всех своих друзей заразил Сэм — большой поклонник средневековой европейской литературы. Он мог часами говорить о короле Артуре и Сигурде, цитировать «Речи Высокого» и пересказывать рыцарские романы. Лас удивлялся той серьёзной страстности, с которой менестрель описывал своих любимых героев, принимая их чувства слишком близко к сердцу. Самого эльфёнка в романах и сагах больше привлекали героические эпизоды, и он был полностью согласен с мнением Итиля, утверждавшего, что в хорошем произведении должен быть счастливый конец.
Едва в конце тропинки показалась серая в утреннем тумане гладь Оки, Ярослав с радостным криком бросился в реку, не потрудившись даже снять одежду. Эльфёнок, поёжившись, тоже вошёл в холодную воду. Он не разделял восторга друга, но выглядеть перед ним неженкой не хотелось.
— Опять я всю рыбу распугал! — спохватился Итиль, когда друзья, вдоволь наплескавшись и наплававшись, выбрались на берег. — Даже не подумал...
Лас уже отжал волосы и теперь натягивал сухую рубашку, которую предусмотрительно снял перед купанием. С одежды и волос Ярослава струями стекала вода.
— Ты не замёрзнешь? — поинтересовался эльфёнок.
— Ерунда! Гляди, что у меня есть! — Итиль достал из дупла старой лозы коробок спичек.
Скоро сухие ветки, нашедшиеся под корягами, весело затрещали. Маленький костерок почти не давал тепла, и, конечно, не мог высушить мокрую до нитки одежду великого лучника, но ребята были абсолютно счастливы.
— Теперь, сами понимаете, спать я уже не мог, — продолжил Семён через некоторое время, позволив друзьям вдоволь насмеяться. — И рад бы был, если бы хозяева пришли. Едва рассвета дождался. А чуть стало светло, разглядел, наконец, эту злополучную доску. На ней была написана икона, образ Богоматери с младенцем. Как это называется, когда щека к щеке?
— Умиление, — подсказал Итиль.
— Во-во! Но не церковная, насколько я в этих делах понимаю. Только всё равно, глянул я на икону и понял, что тайком отсюда уйти не удастся. Уж так просительно младенец смотрел и так он на меня был похож... Даже верилось с трудом! Потому я и решил в дом постучаться. Если, думаю, придут второй раз — уворуют обязательно, а мне отчего-то жалко. Надо хозяев предупредить, иначе совесть замучает.
Сэм окинул развеселившихся эльфов удовлетворённым взглядом и, хитро подмигнув, начал подбрасывать в костёр дрова. Лас, Алиэ и Итиль с нетерпением ждали продолжения, но рассказчик не торопился.
— Чем же дело кончилось? — не выдержал, наконец, Назар. — Не забрали тебя в милицию?
Менестрель улыбнулся:
— Нет. Даже не побили. Дверь открыл дядя Костя собственной персоной. Это, оказывается, я в его сарае ночевал! А сосед, с которым они дом делят — гробовщик, ритуальных дел мастер — хранит там заготовки для своих шедевров. В общем, я даже рад был, что всё так получилось. Дядя Костя с тётей Леной отмыли меня после недели странствий, накормили по-человечески. А когда я им свои ночные приключения рассказал, смеялись, не хуже чем вы сейчас. Икону, конечно, тут же в дом перетащили. Тётя Лена всё приговаривала: «Чудотворная ты моя! Людей от греха спасла, а дом — от воров!»
Семён был очень доволен. Он плутовато поглядывал на друзей, и его улыбка выражала торжество мастера, создавшего нечто гениальное.
— Ты мне вот что скажи, — попросил Итиль после того, как стало ясно, что менестрель закончил свою историю, — икона-то настоящая была?
Сэм встрепенулся.
— Чуть не забыл самое интересное! — воскликнул он. — У дяди Кости в Алексине живёт друг, художник. Иногда приезжает в гости. Тут, ясное дело, наливочка, самовар... Вот однажды подвыпили они, и художник говорит: «Хочешь, я твою Ленку-красавицу так нарисую, что хоть сейчас — в церковь рядом с образами?» И написал портрет тёти Лены на той доске. А поскольку детей у моих родичей нет, личико младенца было срисовано с детской фотографии вашего покорного слуги. Не зря я сразу почувствовал сходство! Когда художник уехал, дядя Костя стал всем соседям в шутку хвастать: мол, нашёл я в сарае старинную икону! Кто-то позавидовал, решил украсть и продать. Интересно, во сколько бы её оценили?
Часть 3. Ангел в кожаной куртке
С обеда зарядил дождь. Река сразу покрылась мурашками, а сосновый лес, погрустнев, нахмурился. Тёмные, тяжёлые облака густо облепили небо, и нашим друзьям оставалось надеяться только на то, что ночью поднимется ветер. Ливень временами усиливался, громко звеня листьями прибрежных лоз, или вдруг ненадолго прекращался, позволяя облегчённо вздохнуть травам, поникшим под тяжестью капель.
Лас и Алиэ, лёжа рядом и высунув головы из палатки, с интересом наблюдали за безуспешными попытками Семёна и Ярослава развести костёр. Намокшие дрова упорно не загорались, а над рекой уже повисла чёрная туча, обещавшая вылить вниз целый потоп воды.
Уже не первый раз Назар ловил себя на мысли, что его эльфийская стыдливость не распространяется на отношения с Алиэ. И дело было вовсе не в том, что Наташа являлась девушкой его друга. Конечно, это обязывало двух остальных эльфов соблюдать некую моральную дистанцию, чтобы не создавать неудобных ситуаций. Но подобные тонкости не казались слишком сложными, учитывая рыцарскую честность взаимоотношений, бывшую нормой для всех четырёх друзей. Наташа стала для Назара по-настоящему близким человеком, а духовная открытость и доверие придавали их взаимной привязанности тёплый, родственный оттенок. Поэтому рядом с ней эльфёнок вёл себя так, будто Алиэ была его старшей сестрой.
— Двадцать минут возятся! Костровые! — посмеиваясь, произнесла Наташа.
Лас кивнул:
— Гляди, сейчас пойдёт дождь, и мы останемся без ужина. Может, хватит нам их мучить? Сказать, что под навесом лежат сухие дрова?
Но девушка остановила его:
— Погоди! Яр, похоже, догадался.
Действительно, Итиль уже вытаскивал из-под навеса, где была оборудована походная кухня, вязанку сухого хвороста. Ещё через несколько минут костерок весело запылал, и ребята успели приготовить ужин до того, как ливень накрыл их маленький лагерь.
— Мы сегодня герои! — похвалился Сэм, втаскивая в палатку горячий котелок. — Жаль, мокро, пострелять не удастся.
— Можно искупаться, — предложил Лас.
На это возразила Алиэ:
— Ага, будете тут от холода зубами стучать!
Наташа была невероятно практичной девушкой, любившей во всём порядок и точность. С доверчивым, романтичным Итилем они составляли прекрасную пару, замечательно дополняя друг друга.
— А я бы пошёл, — пожал плечами Ярослав. — Когда в дождь купаешься, можно увидеть русалку.
Его слова развеселили Алиэ.
— Гляди-ка, дамский угодник! — проворковала она медовым голосом. — Кто ж тебе такую длинную лапшу на уши навешал?
Великий лучник капризно надулся:
— И помечтать теперь нельзя! А про русалок я от Фроди слышал, когда был у реконструкторов.
— Угу, — скептически покачала головой Наташа, — она вам сказки рассказывала! Ты что, Фроди не знаешь?
Сэм не участвовал в этом споре. Он молча сидел у входа и, приоткрыв брезентовую полу палатки, наблюдал, как тучи в небе медленно ползут к западу.
— Ночью будет ветер, — тихо, словно про себя, сказал менестрель.
— А я думаю, что это совсем не сказки, — вступил в разговор Лас. — Когда на улице дождь или туман, можно не только русалок, но и привидения, и даже ангелов увидеть. Есть такая теория о преломлении пространства.
— Точно! — воскликнула Наташа. — Яр, прости! Не знаю, как называется это явление, но выглядит оно примерно так: капли преломляют пространство, и те формы жизни, которые имеют более разреженную, по сравнению с нами, структуру тела, становятся относительно видимыми.
— Как это понимать: разреженную структуру тела? — удивился Итиль.
Ему ответил Лас:
— Это духи, во всяком случае, мы их так называем. Атомы относительно друг друга у подобных существ расположены на большем расстоянии, чем у людей. Поэтому наше зрение их не воспринимает.
— Вот, значит, почему привидения ходят через стены! — догадался Ярослав. Он радостно захлопал в ладоши и совершенно по-детски зажмурился от удовольствия. — Слышишь, Сэм? Хочешь ангела увидеть?
С сожалением оторвавшись от созерцания дождя за стенами палатки, менестрель проворчал:
— Не хочу. Видел уже...
Когда поздно вечером эльфы лежали, упакованные в тёплые спальные мешки, и лениво перебрасывались ничего не значащими фразами, Лас вдруг вспомнил:
— Сэм, ты говорил, что видел ангела.
Ребята были не прочь послушать интересную историю на ночь. Но сегодня менестрель выглядел рассеянным и, по всей видимости, находился в лирическом настроении. Он не заставлял друзей уговаривать себя, как обычно, и вообще было видно, что к шуткам Семён не расположен. Немного помолчав и вздохнув поглубже, словно собираясь с мыслями, он произнёс:
— Расскажу-ка я вам на сон грядущий сказочку про жадность... Случилась эта история, когда мы заканчивали школу. Помнишь, Итиль, на майские праздники я ездил в Питер? К Ромику Терёхину? Ты ещё жалел, что не смог со мной поехать...
— Помню, — буркнул Ярослав из глубины спального мешка. — Я тебе обзавидовался.
Сэм обратился к Алиэ и Ласу:
— Вы Ромика не знаете. Он учился в нашей школе на год старше. Удивил всех, когда поступил в Питер, в юридическую академию. А нас с Яром приглашал на Первомай в гости, обещал устроить в общаге, организовать экскурсию по городу. Но так получилось, что поехал я один. Встретив на вокзале, Ромик отвёз меня к себе и предупредил, что завтра они сдают последний зачёт, а потом будет мне культурная программа, как у интуриста. Поэтому на следующий день я отправился гулять по городу один. Деньги взял с собой, побоявшись оставить в общаге. Половина была рассована по карманам, половина — в рюкзаке.
Эльфы притихли, проникшись настроением менестреля, который задумчиво лежал, подперев голову рукой. Его серьёзный взгляд был устремлён куда-то мимо друзей в глубину воспоминаний. По крыше палатки по-прежнему барабанил дождь.
— Так вот, — неторопливо продолжил Сэм, — когда я ехал в троллейбусе в сторону центра, обратил внимание на девушку. Куколка! Красавица! Стройная, лёгкая, вся словно воздушная, светлые волосы по плечам струятся. Вижу, и она меня заметила, улыбнулась. А глаза тёплые, как весеннее солнышко! И выходить нам получилось на одной остановке.
— Ты, надеюсь, не растерялся? — осторожно спросил Итиль. — Эту историю даже я не знаю.
— Конечно! — усмехнулся Семён, саркастически скривив губы. — Если бы я тогда проявил себя героем, уже похвастался бы давно!.. Упустил я эту девушку в толпе. Потом долго ходил по Невскому проспекту, всё разглядывал и забрёл, наконец, под Арку Главного Штаба. Оттуда доносилась музыка, я, собственно, на звуки и пошёл. Вижу, моя красавица стоит, а с ней — два парня. Играют русский рок, и одеты в кожу, не хуже нашей Арвен. Студенты, подрабатывают таким образом. Девушка — ко мне, так и вьётся вокруг: мол, за десять рублей мы тебе что хочешь споём! И тут, братцы, я пожадничал. Смотрю ей в глаза, а сам думаю, паршивец: «Что я, миллионер, что ли? Деньги вам — щаз-з!» И пошёл дальше. Только в душе неприятный осадок остался. Скверно было, честное слово: девчонка такая красивая, и ребята здорово играли, а я десятки пожалел!
— Угрызения совести, конечно, нужная штука, но увлекаться ими вредно, — заметил Лас, когда менестрель прервал свой рассказ.
Семён согласно кивнул:
— Да, Ярик всегда говорил, что у меня самооценка занижена. Только в тот раз некому было толкнуть в спину, сказать: «Ты что делаешь, болван? Поступай, как сердце велит, если голова не работает ни к чёрту!» А за подобные фокусы судьба, обычно, даёт по шее. Мне в тот же день где-то в городе порезали рюкзак, и все деньги оттуда вытащили. Может, девушка и вовсе ангелом была, посланным с небес, чтобы проверить мою честность. Но я не сдал экзамен, не созрел ещё для добрых дел. Одно хорошо: после этого случая я стал серьёзно заниматься игрой на гитаре. Как сказала бы Руа, включилась система сложных подсознательных ассоциаций.
Семён замолчал, и в палатке стало тихо. Каждый думал о своём. Ласу никак не удавалось связать в единое целое образ беспечного, лёгкого, рыцарски великодушного Сэма, с тем слабым и неуверенным в себе подростком, каким предстал менестрель в этой истории. Оставив, наконец, безуспешные попытки разобраться в тонкостях сложного характера своего друга, эльфёнок стал слушать дождь. А ливень за стенами не унимался, монотонно шурша промокшей травой.
Часть 4. Рыцарь, лекарь и насмешница
За ночь ветер действительно разогнал тучи, и непогода прекратилась. На рассвете Итиль растолкал Ласа, как у них было условлено ещё с вечера. Потихоньку, чтобы не будить остальных, друзья выбрались из палатки.
— Да здравствуют романтики! — прошептал Ярослав, вытаскивая из-под навеса удочки. — Пойдём русалок ловить!
Было ещё очень рано и холодно. Высокие травы гнулись от обильной росы, а с узких листьев лоз стекали крупные капли, норовя попасть прямо за шиворот. Итиль, любивший утренние купания, закатав штаны до колен, шагал босиком. Его лицо озаряла светлая улыбка, и Лас не мог припомнить случая, который бы заставил друга надолго утратить бодрость духа. Никто не видел великого лучника мрачным или скучающим: даже если в его жизни и случались неприятные моменты, окружающим этого заметно не было. С самого первого дня знакомства эльфёнок восхищался той лёгкостью, с которой Ярослав шёл по жизни, и его железным самообладанием.
Немного отойдя от лагеря, Итиль весело запел рассветную альбу, мотив к которой несколько дней назад они придумали вместе с Сэмом:
— Вместо нежного привета
Ей, царице всех услад,
Чтоб забыться, песнь рассвета
Я сложу на новый лад.
Лунный свет забрезжил где-то,
В птичьих трелях дремлет сад, —
Так мне тяжко бденье это,
Что заре я был бы рад.
О боже, как
Наскучил мрак!
Как я жду рассвета!
Брал я с бою замок грозный,
Мне не страшен был медведь,
Леопард неосторожный
Попадал мне часто в сеть, —
Пред любовью же ничтожна
Мощь моя досель и впредь:
Трепет сердца невозможно
Ни унять, ни одолеть!
О боже, как
Наскучил мрак!
Как я жду рассвета!
Пел Ярослав хорошо. Его голос словно был специально создан для того, чтобы исполнять эльфийские баллады или песни трубадуров. Не отличаясь особенной силой, своими тёплыми, ласковыми интонациями он напоминал Ласу утренние птичьи трели. Однако в кругу друзей первенство музыканта и сочинителя Итиль неизменно отдавал Семёну. Великий лучник не стремился стяжать славу скальда, хотя замечательно играл на гитаре, и даже иногда подбирал нехитрые мотивы для новых баллад менестреля.
— Какая прелесть! — похвалил эльфёнок песню и исполнителя.
Итиль, улыбаясь, поклонился.
— Мне самому нравится, особенно припев, — сказал он. — Правда, там, в середине, есть ещё два куплета, но в них слишком много имён и латыни.
Увлечением поэзией трубадуров всех своих друзей заразил Сэм — большой поклонник средневековой европейской литературы. Он мог часами говорить о короле Артуре и Сигурде, цитировать «Речи Высокого» и пересказывать рыцарские романы. Лас удивлялся той серьёзной страстности, с которой менестрель описывал своих любимых героев, принимая их чувства слишком близко к сердцу. Самого эльфёнка в романах и сагах больше привлекали героические эпизоды, и он был полностью согласен с мнением Итиля, утверждавшего, что в хорошем произведении должен быть счастливый конец.
Едва в конце тропинки показалась серая в утреннем тумане гладь Оки, Ярослав с радостным криком бросился в реку, не потрудившись даже снять одежду. Эльфёнок, поёжившись, тоже вошёл в холодную воду. Он не разделял восторга друга, но выглядеть перед ним неженкой не хотелось.
— Опять я всю рыбу распугал! — спохватился Итиль, когда друзья, вдоволь наплескавшись и наплававшись, выбрались на берег. — Даже не подумал...
Лас уже отжал волосы и теперь натягивал сухую рубашку, которую предусмотрительно снял перед купанием. С одежды и волос Ярослава струями стекала вода.
— Ты не замёрзнешь? — поинтересовался эльфёнок.
— Ерунда! Гляди, что у меня есть! — Итиль достал из дупла старой лозы коробок спичек.
Скоро сухие ветки, нашедшиеся под корягами, весело затрещали. Маленький костерок почти не давал тепла, и, конечно, не мог высушить мокрую до нитки одежду великого лучника, но ребята были абсолютно счастливы.
