- С врачами у нас тут очень плохо. Вот только в пансионате, где вы живете, был раньше медпункт, - ответила мать гиганта, Евлампия Савельева. - Там врачиха, Вероника Карповна. Но потом медпункт упразднили. А Вероника Карповна уехала к дочери. У нас в деревне ничего нет... Ни «полуклиники», ни чего такого... А возить я его куда-то не могла... Куда его такого? Видите, сколько в нем весу, - жестом руки она показала на своего сына, прикованного к постели гиганта Савелия.
Заезжий лекарь опять покосился на постель, на которой недвижимо лежал его пациент.
Из под кучи изорванного в клочья белья торчали две очень большого размера ступни с длинными грязными ногтями.
Савелий был болен странной болезнью костей и нервов, при которой каждый шаг, каждое движение руки вызывало у него чудовищную боль. От нее он тут же валился на пол или даже терял сознание ровно в тот момент, когда нога его ступала на пол и он опирался на нее всей массой тела.
- Что же он, у вас так и лежит всю жизнь на этой... - Саббатини запнулся, вовремя остановившись от того, чтобы произнести «помойке». - А как он учился?.. Он вообще говорит? Сколько ему лет?
- Тридцать три! Ровнехонько неделю назад исполнилось, - с готовностью ответила Савельева. - В школу он не ходил. Я его один раз только в город возила, когда инвалидность ему и пенсию оформляла... До ближайшей школы идти и ехать надо. Но читать я его научила. А еще он радио обожает слушать. Он, можно сказать, тридцать три года подряд его непрерывно слушает.
- Вот это? - Саббатини кивнул на приемник.
- Оно самое! - с готовностью проговорила Евлампия. - Только батарейки меняем. Радиоприемник здесь один хороший человек забыл. Ровно тридцать три года назад. - Так Савушка его с той поры и слушает! Прямо, можно сказать, с младенчества.
- Ненавижу тебя, сука старая! - наконец, впервые за все время, пока Саббатини был в доме, подал голос гигант. - С мужиками ты всю дорогу крутила, путалась с кем попало. Потому и меня больным родила. И не лечила, пока я вконец не захирел. А приемник ты у очередного кобеля своего украла. Он вот в этом вот пансионате, что и вы, господин Саббатиний, жил...
- Не Саббатиний, а Саббатини, - «международный профессор» с интересом посмотрел на верзилу.
- Почему я должна покупать вам эту книжку? - губы Машеньки дрожали.
- Почему? - негромко проговорил верзила. Он сделал короткую паузу.
- Я - Совиньи! - заявил он затем. - Знаешь, кто я такой?
- У тебя есть мать? - спросил верзила.
Девушка кивнула. Она была напугана, не знала, как себя вести.
- Я знаю, где ты живешь, - проговорил Совиньи, приближая свое лицо, которое показалось девушке огромным, как какое-нибудь широкое блюдо или автомобильное колесо, к ее лицу. - Уже проследил... Если ты не купишь мне книгу, я расправлюсь с твоей матерью. Ты, конечно, можешь позвать охрану или полицию, но знаешь: кто подтвердит твои слова? Свидетелей нашего разговора нет, - Совиньи посмотрел по сторонам, точно бы желая убедиться в том, что он на самом деле прав. Книжный магазин был пуст. - Я скажу, что ты сумасшедшая, что оклеветала меня... Если будет, кому говорить. Полиция приедет, дай бог, через пятнадцать минут, а охрана... У вас вообще тут есть охрана?
Он взял девушку двумя пальцами за хрупкое запястье и сильно сжал.
Машенька испытала почти непереносимую боль, но не проронила ни звука. Верзила отпустил ее руку.
- Я чудовищно силен. Никакая ваша охрана со мной не сможет справиться! Я уйду из магазина раньше, чем здесь появятся полицейские с автоматами. А вечером заявлюсь к тебе домой. Или нет... Я сделаю это прямо сейчас. Может, твоя мамаша сейчас дома...
- Что вам нужно? Что я вам сделала? - слабым голосом проговорила девушка. - Мне нужно, чтобы ты пошла, пробила на кассе эту книгу и отдала ее мне, - ответил Совиньи. - В этом случае можешь быть спокойна за свою мать.
Девушка не двигалась. Она готова была сделать то, что требовал от нее Совиньи. Но от нервного потрясения ее охватил ступор. Она не могла сдвинуться с места.
- Ну же, иди! - велел Совиньи.
Гигант уже имел опыт в таких делах: с того момента, как он покинул дом матери, уже прошло некоторое время. Совиньи успел «пообщаться» с людьми и знал, как они реагируют на его «штучки-дрючки». Ему было хорошо известно, что некоторых просто «парализует» - внутренне они готовы выполнять его приказы, но при этом от ужаса не в силах даже пошевелиться.
Поэтому теперь просто взял девушку за плечо и подтолкнул туда, где, как он успел заметить, была касса.
- И смотри, не забывай, про что я тебе сказал. Попробуешь как-то напакостить, рассчитаюсь с тобой уже сегодня вечером. Не сам, так с помощью дружков.
Никаких дружков у Совиньи не было. Но когда ему было нужно, любил сослаться на несуществующих приятелей. Мол, даже если врагам удастся справиться с ним самим, его товарищи тут же нанесут удар возмездия.
Молоденькая продавщица, - книга была у нее в руках, - медленно двинулась в сторону прилавка с кассой.
Совиньи вдруг показалось: в голове девушки все еще есть какие-то сомнения на его счет, она недостаточно боится.
- Стой! - громко проговорил он.
Машенька остановилась, обернулась. У нее было белое лицо, бескровные губы и какое-то странное выражение глаз - они точно бы были подернуты пеленой.
Для Совиньи все это было уже много раз виденным «спектаклем». Ничего странного для него во всем этом не было - страх, один лишь он!
Верзила подошел к ней. Остановился совсем близко - между ним и девушкой было теперь не больше тридцати сантиметров.
Он склонил к ней голову - теперь концы его грязных рыжих волос, торчавших в разные стороны, касались ее лица. Савелий заметил, что девушка принялась мелко-мелко дрожать.
- Я хочу сказать тебе еще одну вещь... Это по очень большому секрету. Ты никому не должна говорить, - Совиньи сделал паузу. - Я действую не от себя. Тут целая история, целая армия... Я только лишь ее часть. Так что ты на меня не обижайся. Я ведь не по своей воле. Хотя, что я говорю, конечно, и по своей тоже. Город ваш обречен... Лучше если ты выживешь, правильно?.. - он опять сделал паузу.
Она часто-часто закивала головой.
- Смотри, дело идет не только о каких-то там моих друзьях, а о... Ты знаешь, что такое чертовщина, бесы, космос... Люди могут появляться даже из-под земли, с крыш домов, из ванной комнаты - отовсюду. И они станут убивать тебя и твою мать, мстить всем твоим родственникам, сожгут к чертовой матери весь этот магазин, если ты не сделаешь так, как я тебе велел!
Девушка опять мелко-мелко затряслась. Потом развернулась и пошла к кассе.
ПРОДОЛЖЕНИЕ ИСТОРИИ ИЛЬИ МУРОМЦА
Поговорив некоторое время с Евлампией, Саббатини приступил к осмотру больного. Столичный доктор с брезгливым видом подождал, пока мать снимет со своего великовозрастного сыночка прикрывавшее его изорванное одеяло.
Савелий был одет в коричневые латанные - перелатанные штаны, синий шерстяной свитер, - ветхий, весь в дырах. Мать стала снимать с него одежду... Под ней оказалось грязное рваное, какого-то допотопного образца армейское белье - нижняя рубаха и кальсоны. Под ними - еще пара белья. Тоже рваного и грязного.
Пока мать раздевала его, Савелий никак не пытался помочь ей. Не шевелился. Лишь то и дело громко стонал.
- Любое движение причиняет ему боль, - пояснила женщина.
Наконец, Евлампия раздела гиганта полностью.
Саббатини привык к самым отвратительным картинам - струпьям, язвам...На теле верзилы не было ни ран, ни язв... Ни уродств.
«Международный профессор», наверное, предпочел бы увидеть гниющие язвы - воспринял бы их спокойно, как ко всему привыкший профессионал. Но это огромное мощное тело… Этот цепкий взгляд... Саббатини не мог понять, чем ему так неприятны глаза Савелия… Постепенно начал ловить себя на мысли, что боится смотреть в его лицо… Как-нибудь случайно не встретиться с ним взглядом!
Саббатини внимательно осматривал молодого мужчину, ощупывал кости, стучал по нервным центрам молоточком, - Савелий громко стонал.
Совиньи не торопясь шагал по улице. Под мышкой у него зажато детское издание - «Былины». Гигант искал место, где можно спокойно усесться и прочитать ту из «басен», в которой рассказывалось об Илье Муромце, о том, как тридцать три года тот лежал без движения, а потом встал на ноги и через некоторое время о нем заговорили... Как о богатыре!
«Я - как Илья Муромец! - думал Совиньи. - Так же, как и он, тридцать три года был недвижим, а теперь вот...» Он сжал кулаки, предвкушая, как он покажет этому городу, с кем тот имеет дело в лице Совиньи!
Гигант услышал про Илью Муромца в одной из радиопередач. Ждал продолжение истории, но сетку радиовещания изменили. В тот момент, когда передавали продолжение истории про Илью Муромца, верзила спал глубоким сном. Верзила спал и так и не узнал, что было с богатырем дальше. Просил мать достать ему книгу, но та только отмахивалась. Никаких книг в их деревне нигде не продавалось. Библиотек не было. Была одна - кстати, в том самом пансионате, в котором отдыхал «международный профессор» Саббатини, но ее некоторое время назад упразднили. Книги вывезли на помойку, а помещение отремонтировали и переоборудовали под биллиардную. Так что шанс узнать продолжение истории Ильи Муромца у Савелия - Совиньи появился только сейчас...
Вот скамейка - у самого метро... На ней нет свободных мест, но это не смущает Совиньи (кстати, позже расскажет одному человеку, почему теперь так представляется). Он знает: эти жалкие людишки - два паренька и девушка, быстро «слиняют» со скамейки, как только он попросит (по-своему, конечно, как только он умеет это делать) освободить ее.
Но тут Совиньи чувствует, что у него сводит желудок, - он еще не завтракал.
«Пожрать» было для гиганта важнее, чем прочитать, наконец, чем закончилась история Ильи Муромца.
«Международный профессор» познакомился с медицинскими документами: данными осмотров, заключением врачей. Их Евлампия собирала для назначения сыну пенсии по инвалидности.
В какой-то момент «международному профессору» стало ясно, что происходит с пациентом.
Костная система у Совиньи была не такой, как у всех людей. Она была словно бы взята у какого-то другого существа и вставлена в человеческое тело. Но человеческое тело не могло принять в себя такие кости и потому - болело. Нервы посылали в мозг тревожные сигналы, гудевшие колокольчиками физического страдания. Да и костям было трудно в такой оболочке - они разрушались, уничтожали постепенно суставы.
«Международный профессор» про себя уже решил, что этим больным заниматься не будет. Случай - сложный. И хотя знал некоторые способы «выхода из положения», риск при их применении - значительный. Не меньше пятидесяти шансов из ста, что больной не только не поправится, но и окажется на грани между жизнью и смертью. Да что там, на грани!.. Больной при неблагоприятном исходе просто-напросто скончается.
- Нет, прошу вас, не уходите, помогите нам! - молила Евлампия «международного профессора», хватая его за рукава.
Саббатини был уже в сенях.
- Я не могу ничем вам помочь. Случай с самого начала был очень сложный. К тому же, вы никогда не пытались лечить его. В тридцать три года такие болезни уже не лечатся, - говорил он.
Фраза лекаря про то, что она не пыталась лечить своего сына, заставила Евлампию испытать острое чувство вины. Одновременно накатило отчаяние, тоска. Баба завыла, повалилась на пол, успев при этом ухватить «международного профессора» за ногу.
- Не уходите, доктор, на вас была последняя надежда. Больше нам помощи ждать неоткуда, - выла Евлампия.
- Я же сказал вам, ничем помочь не смогу. Все! Бесполезно меня удерживать, - говорил он, пытаясь освободить ногу.
- Я заплачу вам, хорошо заплачу! Если вы поставите Саввушку на ноги... Я... Дам вам такое!.. - выкрикнула Евлампия.
- Что же, интересно, такое вы собираетесь мне дать? - перестав дергать ногой, спросил Саббатини. Ему стало любопытно.
- Вот... Идите сюда... Я покажу вам, - Евлампия отпустила ногу «международного профессора». Принялась медленно подниматься с колен.
В сотне метров от входа на станцию метро был торговый центр, а в первом его этаже - ресторан. Вход в него - отдельный. Не через торговый центр, а с улицы. Совиньи отправился туда.
Денег у него с собой - ни копейки. Но это верзилу не смущало. Намеревался плотно поесть.
Как он собирался это сделать - в этом-то как раз и заключалось «ноу-хау» Совиньи, с помощью которого он собирался покорить сначала этот город, а потом и весь мир.
Инна медленно, осторожными шагами отошла от двери. Только что повернула ручку и толкнула дверь от себя, но та не открылась. Как будто внутри, в большой комнате с камином и люстрой под потолком кто-то был. Придерживал, не давая открыть, дверь изнутри.
Но в комнате никого не было. Девушке стало страшно. Тут же в памяти возник вчерашний день.
Вот она стоит в холле первого этажа, разговаривает с подругой по курсу - Инна училась на филологическом факультете Главносибирского университета. Взгляд девушки блуждает по развешанным по стенам холла картинам в рамах, которые собирает ее отец, крупный главносибирский бизнесмен. И вдруг Инна обращает внимание: одна из картин мелко дрожит. Это деревенский пейзаж какого-то малоизвестного художника, жившего в Главносибирске, в то время - Старониколаевске - в самом конце девятнадцатого века.
Девушка очень удивилась. Тут же сказала о дрожавшей картине подруге.
- Наверное, грузовик тяжелый мимо дома проезжает. У нас в квартире бывает так. Сразу стекла начинают дрожать, - попыталась успокоить ее та.
После этого Инна занервничала сильнее. Дом находился хоть и на значительном расстоянии от других домов, но все же - на территории охраняемого коттеджного поселка. В центре поселка - пруд. В него впадала маленькая речка... Между домами, каждый из которых обнесен забором, пролегали неширокие асфальтовые дорожки. По ним изредка проезжали шикарные автомобили. Все стройки на территории поселка давно закончились, никакие грузовики, кроме разве что небольших мебельных фургонов, за забор не въезжали.
Инна уставилась на картину. Та больше не дрожала. «Странно!»«Наверное, что-то сломалось в замке...» - решила теперь Инна. Однажды жила в гостинице на курорте в Италии. Замок в ванной комнате неожиданно щелкнул. С этого момента собачка при повороте ручки больше не убиралась в торец двери. Открыть ее было невозможно.
Со сломанным замком придется повозиться. Но это лучше, чем какие-то таинственные необъяснимые явления. Подумав так, девушка испытала облегчение.
Она не любила одиночества. Тем более, в доме, где сами собой начинают ни с того ни с сего дрожать картины на стенах, а в комнате кто-то... Нет, дверь никто не держал! Просто сломался замок.
Отец девушки - за границей. Занимался семейной недвижимостью в Европе. Мать - тоже бизнесмен, уехала на Дальний Восток на какую-то там дилерскую конференцию, которую проводила принадлежавшая ей фирма. Инна в коттедже одна.
Подошла к двери и взялась за ручку. Дверь от небольшого толчка легко открылась.
Заезжий лекарь опять покосился на постель, на которой недвижимо лежал его пациент.
Из под кучи изорванного в клочья белья торчали две очень большого размера ступни с длинными грязными ногтями.
Савелий был болен странной болезнью костей и нервов, при которой каждый шаг, каждое движение руки вызывало у него чудовищную боль. От нее он тут же валился на пол или даже терял сознание ровно в тот момент, когда нога его ступала на пол и он опирался на нее всей массой тела.
- Что же он, у вас так и лежит всю жизнь на этой... - Саббатини запнулся, вовремя остановившись от того, чтобы произнести «помойке». - А как он учился?.. Он вообще говорит? Сколько ему лет?
- Тридцать три! Ровнехонько неделю назад исполнилось, - с готовностью ответила Савельева. - В школу он не ходил. Я его один раз только в город возила, когда инвалидность ему и пенсию оформляла... До ближайшей школы идти и ехать надо. Но читать я его научила. А еще он радио обожает слушать. Он, можно сказать, тридцать три года подряд его непрерывно слушает.
- Вот это? - Саббатини кивнул на приемник.
- Оно самое! - с готовностью проговорила Евлампия. - Только батарейки меняем. Радиоприемник здесь один хороший человек забыл. Ровно тридцать три года назад. - Так Савушка его с той поры и слушает! Прямо, можно сказать, с младенчества.
- Ненавижу тебя, сука старая! - наконец, впервые за все время, пока Саббатини был в доме, подал голос гигант. - С мужиками ты всю дорогу крутила, путалась с кем попало. Потому и меня больным родила. И не лечила, пока я вконец не захирел. А приемник ты у очередного кобеля своего украла. Он вот в этом вот пансионате, что и вы, господин Саббатиний, жил...
- Не Саббатиний, а Саббатини, - «международный профессор» с интересом посмотрел на верзилу.
***
- Почему я должна покупать вам эту книжку? - губы Машеньки дрожали.
- Почему? - негромко проговорил верзила. Он сделал короткую паузу.
- Я - Совиньи! - заявил он затем. - Знаешь, кто я такой?
Продавщица книжного отрицательно повертела головой.
- У тебя есть мать? - спросил верзила.
Девушка кивнула. Она была напугана, не знала, как себя вести.
- Я знаю, где ты живешь, - проговорил Совиньи, приближая свое лицо, которое показалось девушке огромным, как какое-нибудь широкое блюдо или автомобильное колесо, к ее лицу. - Уже проследил... Если ты не купишь мне книгу, я расправлюсь с твоей матерью. Ты, конечно, можешь позвать охрану или полицию, но знаешь: кто подтвердит твои слова? Свидетелей нашего разговора нет, - Совиньи посмотрел по сторонам, точно бы желая убедиться в том, что он на самом деле прав. Книжный магазин был пуст. - Я скажу, что ты сумасшедшая, что оклеветала меня... Если будет, кому говорить. Полиция приедет, дай бог, через пятнадцать минут, а охрана... У вас вообще тут есть охрана?
Он взял девушку двумя пальцами за хрупкое запястье и сильно сжал.
Машенька испытала почти непереносимую боль, но не проронила ни звука. Верзила отпустил ее руку.
- Я чудовищно силен. Никакая ваша охрана со мной не сможет справиться! Я уйду из магазина раньше, чем здесь появятся полицейские с автоматами. А вечером заявлюсь к тебе домой. Или нет... Я сделаю это прямо сейчас. Может, твоя мамаша сейчас дома...
- Что вам нужно? Что я вам сделала? - слабым голосом проговорила девушка. - Мне нужно, чтобы ты пошла, пробила на кассе эту книгу и отдала ее мне, - ответил Совиньи. - В этом случае можешь быть спокойна за свою мать.
Девушка не двигалась. Она готова была сделать то, что требовал от нее Совиньи. Но от нервного потрясения ее охватил ступор. Она не могла сдвинуться с места.
- Ну же, иди! - велел Совиньи.
Гигант уже имел опыт в таких делах: с того момента, как он покинул дом матери, уже прошло некоторое время. Совиньи успел «пообщаться» с людьми и знал, как они реагируют на его «штучки-дрючки». Ему было хорошо известно, что некоторых просто «парализует» - внутренне они готовы выполнять его приказы, но при этом от ужаса не в силах даже пошевелиться.
Поэтому теперь просто взял девушку за плечо и подтолкнул туда, где, как он успел заметить, была касса.
- И смотри, не забывай, про что я тебе сказал. Попробуешь как-то напакостить, рассчитаюсь с тобой уже сегодня вечером. Не сам, так с помощью дружков.
Никаких дружков у Совиньи не было. Но когда ему было нужно, любил сослаться на несуществующих приятелей. Мол, даже если врагам удастся справиться с ним самим, его товарищи тут же нанесут удар возмездия.
Молоденькая продавщица, - книга была у нее в руках, - медленно двинулась в сторону прилавка с кассой.
Совиньи вдруг показалось: в голове девушки все еще есть какие-то сомнения на его счет, она недостаточно боится.
- Стой! - громко проговорил он.
Машенька остановилась, обернулась. У нее было белое лицо, бескровные губы и какое-то странное выражение глаз - они точно бы были подернуты пеленой.
Для Совиньи все это было уже много раз виденным «спектаклем». Ничего странного для него во всем этом не было - страх, один лишь он!
Продавщица не произносила ни слова.
Верзила подошел к ней. Остановился совсем близко - между ним и девушкой было теперь не больше тридцати сантиметров.
Он склонил к ней голову - теперь концы его грязных рыжих волос, торчавших в разные стороны, касались ее лица. Савелий заметил, что девушка принялась мелко-мелко дрожать.
- Я хочу сказать тебе еще одну вещь... Это по очень большому секрету. Ты никому не должна говорить, - Совиньи сделал паузу. - Я действую не от себя. Тут целая история, целая армия... Я только лишь ее часть. Так что ты на меня не обижайся. Я ведь не по своей воле. Хотя, что я говорю, конечно, и по своей тоже. Город ваш обречен... Лучше если ты выживешь, правильно?.. - он опять сделал паузу.
Она часто-часто закивала головой.
- Смотри, дело идет не только о каких-то там моих друзьях, а о... Ты знаешь, что такое чертовщина, бесы, космос... Люди могут появляться даже из-под земли, с крыш домов, из ванной комнаты - отовсюду. И они станут убивать тебя и твою мать, мстить всем твоим родственникам, сожгут к чертовой матери весь этот магазин, если ты не сделаешь так, как я тебе велел!
Девушка опять мелко-мелко затряслась. Потом развернулась и пошла к кассе.
Глава третья.
ПРОДОЛЖЕНИЕ ИСТОРИИ ИЛЬИ МУРОМЦА
Поговорив некоторое время с Евлампией, Саббатини приступил к осмотру больного. Столичный доктор с брезгливым видом подождал, пока мать снимет со своего великовозрастного сыночка прикрывавшее его изорванное одеяло.
Савелий был одет в коричневые латанные - перелатанные штаны, синий шерстяной свитер, - ветхий, весь в дырах. Мать стала снимать с него одежду... Под ней оказалось грязное рваное, какого-то допотопного образца армейское белье - нижняя рубаха и кальсоны. Под ними - еще пара белья. Тоже рваного и грязного.
Пока мать раздевала его, Савелий никак не пытался помочь ей. Не шевелился. Лишь то и дело громко стонал.
- Любое движение причиняет ему боль, - пояснила женщина.
Наконец, Евлампия раздела гиганта полностью.
Саббатини привык к самым отвратительным картинам - струпьям, язвам...На теле верзилы не было ни ран, ни язв... Ни уродств.
«Международный профессор», наверное, предпочел бы увидеть гниющие язвы - воспринял бы их спокойно, как ко всему привыкший профессионал. Но это огромное мощное тело… Этот цепкий взгляд... Саббатини не мог понять, чем ему так неприятны глаза Савелия… Постепенно начал ловить себя на мысли, что боится смотреть в его лицо… Как-нибудь случайно не встретиться с ним взглядом!
Саббатини внимательно осматривал молодого мужчину, ощупывал кости, стучал по нервным центрам молоточком, - Савелий громко стонал.
***
Совиньи не торопясь шагал по улице. Под мышкой у него зажато детское издание - «Былины». Гигант искал место, где можно спокойно усесться и прочитать ту из «басен», в которой рассказывалось об Илье Муромце, о том, как тридцать три года тот лежал без движения, а потом встал на ноги и через некоторое время о нем заговорили... Как о богатыре!
«Я - как Илья Муромец! - думал Совиньи. - Так же, как и он, тридцать три года был недвижим, а теперь вот...» Он сжал кулаки, предвкушая, как он покажет этому городу, с кем тот имеет дело в лице Совиньи!
Гигант услышал про Илью Муромца в одной из радиопередач. Ждал продолжение истории, но сетку радиовещания изменили. В тот момент, когда передавали продолжение истории про Илью Муромца, верзила спал глубоким сном. Верзила спал и так и не узнал, что было с богатырем дальше. Просил мать достать ему книгу, но та только отмахивалась. Никаких книг в их деревне нигде не продавалось. Библиотек не было. Была одна - кстати, в том самом пансионате, в котором отдыхал «международный профессор» Саббатини, но ее некоторое время назад упразднили. Книги вывезли на помойку, а помещение отремонтировали и переоборудовали под биллиардную. Так что шанс узнать продолжение истории Ильи Муромца у Савелия - Совиньи появился только сейчас...
Вот скамейка - у самого метро... На ней нет свободных мест, но это не смущает Совиньи (кстати, позже расскажет одному человеку, почему теперь так представляется). Он знает: эти жалкие людишки - два паренька и девушка, быстро «слиняют» со скамейки, как только он попросит (по-своему, конечно, как только он умеет это делать) освободить ее.
Но тут Совиньи чувствует, что у него сводит желудок, - он еще не завтракал.
«Пожрать» было для гиганта важнее, чем прочитать, наконец, чем закончилась история Ильи Муромца.
***
«Международный профессор» познакомился с медицинскими документами: данными осмотров, заключением врачей. Их Евлампия собирала для назначения сыну пенсии по инвалидности.
В какой-то момент «международному профессору» стало ясно, что происходит с пациентом.
Костная система у Совиньи была не такой, как у всех людей. Она была словно бы взята у какого-то другого существа и вставлена в человеческое тело. Но человеческое тело не могло принять в себя такие кости и потому - болело. Нервы посылали в мозг тревожные сигналы, гудевшие колокольчиками физического страдания. Да и костям было трудно в такой оболочке - они разрушались, уничтожали постепенно суставы.
«Международный профессор» про себя уже решил, что этим больным заниматься не будет. Случай - сложный. И хотя знал некоторые способы «выхода из положения», риск при их применении - значительный. Не меньше пятидесяти шансов из ста, что больной не только не поправится, но и окажется на грани между жизнью и смертью. Да что там, на грани!.. Больной при неблагоприятном исходе просто-напросто скончается.
***
- Нет, прошу вас, не уходите, помогите нам! - молила Евлампия «международного профессора», хватая его за рукава.
Саббатини был уже в сенях.
- Я не могу ничем вам помочь. Случай с самого начала был очень сложный. К тому же, вы никогда не пытались лечить его. В тридцать три года такие болезни уже не лечатся, - говорил он.
Фраза лекаря про то, что она не пыталась лечить своего сына, заставила Евлампию испытать острое чувство вины. Одновременно накатило отчаяние, тоска. Баба завыла, повалилась на пол, успев при этом ухватить «международного профессора» за ногу.
- Не уходите, доктор, на вас была последняя надежда. Больше нам помощи ждать неоткуда, - выла Евлампия.
- Я же сказал вам, ничем помочь не смогу. Все! Бесполезно меня удерживать, - говорил он, пытаясь освободить ногу.
- Я заплачу вам, хорошо заплачу! Если вы поставите Саввушку на ноги... Я... Дам вам такое!.. - выкрикнула Евлампия.
- Что же, интересно, такое вы собираетесь мне дать? - перестав дергать ногой, спросил Саббатини. Ему стало любопытно.
- Вот... Идите сюда... Я покажу вам, - Евлампия отпустила ногу «международного профессора». Принялась медленно подниматься с колен.
***
В сотне метров от входа на станцию метро был торговый центр, а в первом его этаже - ресторан. Вход в него - отдельный. Не через торговый центр, а с улицы. Совиньи отправился туда.
Денег у него с собой - ни копейки. Но это верзилу не смущало. Намеревался плотно поесть.
Как он собирался это сделать - в этом-то как раз и заключалось «ноу-хау» Совиньи, с помощью которого он собирался покорить сначала этот город, а потом и весь мир.
***
Инна медленно, осторожными шагами отошла от двери. Только что повернула ручку и толкнула дверь от себя, но та не открылась. Как будто внутри, в большой комнате с камином и люстрой под потолком кто-то был. Придерживал, не давая открыть, дверь изнутри.
Но в комнате никого не было. Девушке стало страшно. Тут же в памяти возник вчерашний день.
Вот она стоит в холле первого этажа, разговаривает с подругой по курсу - Инна училась на филологическом факультете Главносибирского университета. Взгляд девушки блуждает по развешанным по стенам холла картинам в рамах, которые собирает ее отец, крупный главносибирский бизнесмен. И вдруг Инна обращает внимание: одна из картин мелко дрожит. Это деревенский пейзаж какого-то малоизвестного художника, жившего в Главносибирске, в то время - Старониколаевске - в самом конце девятнадцатого века.
Девушка очень удивилась. Тут же сказала о дрожавшей картине подруге.
- Наверное, грузовик тяжелый мимо дома проезжает. У нас в квартире бывает так. Сразу стекла начинают дрожать, - попыталась успокоить ее та.
После этого Инна занервничала сильнее. Дом находился хоть и на значительном расстоянии от других домов, но все же - на территории охраняемого коттеджного поселка. В центре поселка - пруд. В него впадала маленькая речка... Между домами, каждый из которых обнесен забором, пролегали неширокие асфальтовые дорожки. По ним изредка проезжали шикарные автомобили. Все стройки на территории поселка давно закончились, никакие грузовики, кроме разве что небольших мебельных фургонов, за забор не въезжали.
Инна уставилась на картину. Та больше не дрожала. «Странно!»«Наверное, что-то сломалось в замке...» - решила теперь Инна. Однажды жила в гостинице на курорте в Италии. Замок в ванной комнате неожиданно щелкнул. С этого момента собачка при повороте ручки больше не убиралась в торец двери. Открыть ее было невозможно.
Со сломанным замком придется повозиться. Но это лучше, чем какие-то таинственные необъяснимые явления. Подумав так, девушка испытала облегчение.
Она не любила одиночества. Тем более, в доме, где сами собой начинают ни с того ни с сего дрожать картины на стенах, а в комнате кто-то... Нет, дверь никто не держал! Просто сломался замок.
Отец девушки - за границей. Занимался семейной недвижимостью в Европе. Мать - тоже бизнесмен, уехала на Дальний Восток на какую-то там дилерскую конференцию, которую проводила принадлежавшая ей фирма. Инна в коттедже одна.
Подошла к двери и взялась за ручку. Дверь от небольшого толчка легко открылась.
