К тому же Савелий - чудовищно силен. И организм у него - невероятно крепок. Это давало «международному профессору» уверенность: пациент будет умирать от лекарства. Но все же не умрет. Там, где все остальные умрут, прикованный к кровати гигант выживет...
- Официант, привет. Это я, Совиньи.
Первой мыслью официанта было кинуться в дом - у него был старый пневматический пистолет, лупивший круглыми медными пульками. Но тут же он вспомнил, что пистолет валяется под кроватью не меньше полугода. Сжатый воздух из баллончика, вставленного в его рукоятку, давно вышел. Выстрела не получится.
- Я спускаюсь к тебе, официант, - над головой официанта раздался шум, треск, Где-то там, вверху, рискуя рухнуть вниз, ворочалось крупное тело.
Гена понял, как Совиньи, - имя верзилы уже врезалось ему в мозг, - забрался на крышу веранды. У забора валялась старая лестница. Верзила приставил ее к стене дома. Пока в комнатке, где Гена с матерью пили чай, громко работал телевизор, верзила мог взять лестницу, приставить ее к стене, подняться на крышу веранды и остаться при этом незамеченным.
«Главное, чтобы мать ничего не расслышала, - мелькнуло в голове официанта. - Иначе у нее просто остановится сердце».
- Вот и свиделись, - Совиньи очень быстро спустился с крыши, и теперь его огромная фигура «нависала» над Геной. - Я же говорил тебе, что для тебя история просто так не закончится. Вот она и не кончилась.
Воспоминания официанта о разговоре с Совиньи
Что-то грохнуло за углом, где был выход с кухни в ресторанный зал. Официант Гена поморщился, - он мучился похмельем, болела голова.
Накануне здорово напился. Все из-за разговора, который завела с ним мать: уговаривала уехать вместе с ней из Главносибирска. Мол, на город бьет из космоса какой-то особенный луч. Под его действием в Главносибирске происходят «адские» перемены: начинают орудовать кровавые неуловимые маньяки, люди словно бы разом заражаются массовым сумасшествием. На этой почве возникают стихийные восстания, появляются какие-то тайные организации, которые стремятся разрушить привычную размеренную городскую жизнь.
Мать задумалась над тем, чтобы переехать к дочери, Гениной сестре.
Та десять лет назад уехала в Москву искать счастья, вышла в столице замуж за такого же, как она, уроженца Главносибирска и осела вместе с ним в купленной на ипотечный кредит маленькой квартирке в дальнем Подмосковье.
Денег на то, чтобы гасить кредит, не хватало. Генина сестра уговаривала мать продать дом в Главносибирске и перебраться к ним.
Гена из Главносибирска уезжать не хотел. К тому же, с сестрой и ее мужем он был в натянутых отношениях... Что будет делать в Москве? Удастся ли устроиться на хорошее место? А в Главносибирске у него все же есть, пусть и не самая высокооплачиваемая, но работа. И жилье ему в родном городе снимать не надо. Если, конечно, мать не затеет продажу домика, в котором они жили.
«Втемяшился ей в голову этот космический луч! - с раздражением подумал официант. - Верит во всякую чушь!»
Опять что-то грохнуло.
- Эй, мне бы пожрать! - из-за угла в короткий коридор, в котором сейчас стоял Гена, вошел огромный дядька. Рост, ширина плеч, - все в нем впечатляло. Но все это, - и плечи, и рост, - было бы ерундой, не они привлекали главное внимание... Огромная башка в обрамлении копны рыжих волос. Как же чертовски они были грязны, длинны и нечесаны! И глаза, - какие-то мутные. И одновременно злые и внимательные. Зрачки, из которых исходил взгляд-буравчик, словно прикрыты пеленой.
- Идите в зал, садитесь за столик, - голос Гены звучал грубо. Но не от грубости и не от того, что Гене было плевать на какого-то странного посетителя, которому «мне бы пожрать» - наоборот, со страху голос сорвался на грубую ноту.
Рыжий верзила как-то странно растянул губы. То была не улыбка.
Гена что-то почувствовал: какое-то недоброе обещание таилось в гримасе...
Верзила ушел в зал...
Гена сходил на кухню, принес оттуда на столик, за которым сидели две тетки, суши.
Несколько фраз из разговора теток, случайно подслушанных официантом, пока он переставлял на столике пивные бокалы и бутылки, освобождая место для массивной деревянной «лодки» с суши, странно совместились с появлением гиганта:
- Пей, давай, ешь, вот, Верка! Суши вот. А то знаешь, какие разговоры ходят. Города нашего больше в прежнем виде не останется. Какой-то луч на нас из космоса бьет.
- Ой, да откуда вся эта ерунда?!
- Да слухи. Город наш хоть и миллионник, а большая деревня. В одном районе скажут, через день уже слухами другой район полнится… Из всех щелей... Уже, говорят, лезут какие-то не такие личности. Будут убийства и ограбления...
Тетка замолчала.
К этому моменту Гена, наконец, поставил деревянную «лодку» с суши в самом центре стола и, подхватив поднос с пустыми бутылками, понес его на кухню.
Там он провел не больше половины минуты, а затем вышел в зал, направился к рыжему гостю. Тот давно сидел за столиком у окна, дожидался, когда Гена подойдет к нему.
Шагая через зал к рыжеволосому, Гена почти физически чувствовал, что в зале взвихривается особенное напряжение. Оно возникло в ресторане в тот момент, когда здесь появился этот верзила. В этом у официанта сомнений не было.
Верзила - а это был Савелий или, как он теперь представлялся - Совиньи (мы расскажем о том, откуда появилось это имя позже) - в этот момент припоминал, как накануне заходил в магазин электроники...
«Приемничек!» - ни разу не выезжав за всю свою тридцатитрехлетнюю жизнь из родной деревни, Совиньи был поражен, увидев «вживую» целую выставку радиоприемников.
Пять минут назад он покинул привокзальную площадь. Пошел по какой-то улице, слева был дом, в нем, в первом этаже - магазин. Сквозь широкое витринное стекло была видна полка у стены - на ней стояли портативные радиоприемники. С выдвинутыми антеннами.
В жизни Совиньи до этого был только один радиоприемник. Старый транзисторный, работавший на батарейках. Но как много для него значил! Старенький радиоприемник, который (так считал Совиньи) оставил в их доме его отец, был для верзилы и собеседником, и единственным источником знаний. Он ловил всего несколько радиостанций, поэтому весь жизненный «опыт» Совиньи, все его знания были определены только тем набором передач, которые передавали эти радиостанции.
У них было много познавательных «культурных» передач - транслировали всякие старые радиоспектакли, записанные бог знает в какие лохматые года. Эти театральные постановки по известным пьесам добавили «образованию» Совиньи классического «оттенка». Спектакли повторяли по несколько раз, Совиньи слушал их до того, что умудрялся выучить некоторые куски из классических пьес наизусть. Также выучил несколько географических передач из цикла «Вокруг света». А уж про политику верзила знал очень многое! С утра до вечера с самого раннего детства слушал все выпуски новостей. Правда, он, никогда и нигде не учившийся - кроме небольшого количества домашних уроков, которые попыталась дать ему мать, которая сама была полуграмотной, - не понимал очень многого в этих передачах. Даже смысла некоторых слов не знал... Все равно - очень многое из услышанного крепко-накрепко оседало в голове Совиньи.
За тридцать три года он так свыкся со своим радиоприемником, что теперь ему не хватало всех этих радиопередач, постоянного звука, который бы звучал из динамика рядом с левым ухом.
В последнее время радиоприемник постоянно барахлил. Так что Совиньи (это было еще до появления в их доме Саббатини) все ждал - и его охватывала тоска - что он замолчит навсегда...
Но в тот момент не думал, что где-то в мире есть прекрасные новые приемники современных моделей.
Как был поражен Совиньи, когда увидел на витрине эти изделия электронной промышленности!
Гигант почти растаял. Если что и могло согреть его сердце, так это воспоминание о приемнике, который оставил в своей «избушке». Он, замирая от восторга и чувствуя, что ему становится тепло - так тепло бывало только, когда мать укутывала его одеялом, - переступил порог магазина.
Совиньи робко остановился, - такого с ним еще никогда в жизни не было: робость, кажется, вообще не могла появиться в его душе, но она появилась!..
У него першило в горле, хотелось кашлянуть. Но голос подать боялся. У другой стены магазина, у другой витрины стоял продавец и два каких-то паренька. Продавец рассказывал им что-то о стоявших на полке компьютерах. Верзила почему-то боялся громким звуком потревожить людей в магазине. До сих пор трое, похоже, вовсе не заметили его появления.
Совиньи был настолько околдован видом приемничка, что ему казалось: радио - видение, которое легко можно спугнуть неосторожным движением, звуком. Он двигался к полкам с приемничками на цыпочках, он - огромный мужчина с копной грязных рыжих волос на голове, один вид которого вызывал у всех ужас!
Настроение у официанта - чертовски скверное. Не выспался, последнюю зарплату получил совсем маленькую. А тут еще неудобство - этот страх. Он боялся нового посетителя. Не хотел об этом думать, но боялся. Все то короткое время, что находился в зале, пока ставил поднос перед этими тетками - боялся! И самое страшное в верзиле были не его огромные руки и ноги, не широкое туловище и не копна рыжих волос, а глаза. Странная патина, покрывавшая их... «Можно ждать от него, чего угодно!» - мелькнуло в голове официанта.
Он был уже рядом со столиком, за которым сидел гигант.
Совиньи рассматривал радиоприемнички. Товар этот в наши времена не назовешь ходовым, - ну, кому нужен отдельный радиоприемник, когда встроенное радио есть в мобильниках, в автомобилях?.. Да где только его нет!
Но гигант еще не успел толком разобраться во всем многообразии современных электронных «дивайсов». И радиоприемничек был слишком важной частью всей его предыдущей жизни, чтобы не стать для него чем-то большим, чем просто устройством для прослушивания радиопередач.
Те, что стояли на полке (кстати, он подошел к ней настолько тихо и как-то бочком, ссутулившись и словно бы намеренно уменьшившись в росте, чтобы его не заметили), были самых разных дизайнов и форм. Черные с блестящими тонкими вставками под металл, серебристо-стальные с округлыми пластмассовыми ручками. Все модели – компактные, гораздо меньше старого радиоприемника, оставшегося там, в деревне, в доме матери. Были и совсем маленькие - они вызвали у Совиньи особенное восхищение. Он взял в руки один из таких приемников, повернул рукоятку на его узеньком торце. Шкала радиоприемника осветилась мягким золотистым светом.
Гигант посмотрел на цену - она была смешной. Эти приемники мало, кто покупал. Разве что какие-нибудь дачники.
У Совиньи не было ни копейки. Он поставил приемник обратно на полку, пошел к выходу из магазина. Знал, что в скором времени у него в кармане заведется «монета» и он вернется сюда. Верзила обязательно хотел стать обладателем маленького радиоприемничка.
- Но денег у меня нет. Должны отдать только завтра. В крайнем случае, послезавтра. Поэтому я тебя прошу, друг. Сейчас как-нибудь там со своими реши все это дело. Мне надо где-то питаться, - голос раздавался словно бы из некого устройства, спрятанного внутри огромной пустой бочки. А вовсе не из живого человека. И опять официант видел что-то вроде странной пленки, покрывавшей белки глаз. Существовала ли она на самом деле?
- Братан, я тебя очень прошу, организуй мне обед, - Совиньи говорил негромко. Так, чтобы его слова не слышали те, кто сидел рядом в ресторане. Гигант смотрел на кушанья, которые стояли на соседних столах - он знал, что это такое. По радио передавали как-то передачу про японскую кухню, про Японию, про суши. Но ни суши, ни других блюд, которые разносили по столам, верзила, само собой, никогда в жизни не пробовал.
Не знал и вкуса пива, которое в ресторане подавали в красивых высоких бокалах.
Он вообще никогда до сих пор не пробовал алкоголя.
Официант молчал. Голова у него начала болеть еще, когда гигант произнес первую фразу. И она болела все сильнее. Гена чувствовал на себе взгляд странных глаз верзилы, белки которых покрыты «патиной». Официант нашел в себе силы сказать:
- Если у вас нет денег, то лучше уходите отсюда. Никто вас бесплатно кормить не будет. Если откажетесь платить - менеджер просто вызовет полицию.
- Друг, я не простой человек. И не с улицы здесь появился. За мной стоит... Слушай, я даже не стану тебе говорить, что за мной стоит, - тут Совиньи начал входить в раж. Он сам себе в эту минуту очень нравился. В голове его вертелись разные обрывки из новостных передач и радиоспектаклей, которые слушал по приемничку там, в «избушке», в которой жил с матерью. Как-то на волне одной радиостанции верзила слушал чтение в эфире длинного, - он передавался маленькими частями с продолжением, - детективного фантастического романа. В нем была масса интересных подробностей, которые так и стремились сорваться с языка верзилы. - Это люди, это явления... Ты знаешь, что они могут сделать с этим городом, с Главносибирском. А такой, как ты... Ты - песчинка. Тебя просто разотрут. Да нет, даже и растирать не будут, ты просто затеряешься, - верзила многообещающе улыбнулся.
Гена понял, что сейчас начнется что-то опасное. Надо было срочно сматываться из зала и говорить начальству, чтобы вызвали полицию. Официант уже чуть отступил назад, как верзила неожиданно резко приподнялся со стула, заставив Гену вздрогнуть, и произнес:
- Ладно, братанчик, я пойду. Но мы с тобой еще встретимся!
Верзила поднялся из-за стола и вышел из ресторана...
Все эти события ожили в памяти официанта пока стоявший перед ним гигант нахально ухмылялся, выдерживая паузу и, очевидно, наслаждаясь убийственным впечатлением, которое он произвел на Гену.
На третий день лечения Совиньи стало «окончательно» плохо. Кроме почти непрерывной рвоты и чудовищных головных болей у него начало останавливаться сердце.
Как раз на третьи сутки лечения убогий деревенский домик Евлампии и ее сына Савелия навестил «международный профессор».
Саббатини измерил пациенту пульс, давление и понял, что тот умирает. Работа сердца была нарушена. Пока оно еще билось. Но еще немного - и самая главная мышца огромного человека просто остановится.
«Ничего... Он сильный, - подумал Саббатини о Савелии. - Не остановится. Будет отчаянно барахлить, останавливаться, но все же самого страшного не произойдет...» В гиганте «международный профессор» был уверен. Перед тем, как назначить ему свое «фирменное» лечение, Саббатини постарался как можно лучше выяснить состояние здоровья пациента. И оно удивило его.
Совиньи страдал редким заболеванием нервной системы, из-за которого он испытывал при любых сколь-нибудь резких движениях рук и ног такую боль, что не мог ходить. Но по некоторым признакам (а Саббатини использовал экзотические методики восточной медицины и изучил пульс Савелия, цвет его глаз, осмотрел кожные покровы) - организм гиганта работал как часы. Запас его «прочности» был очень велик. Здоровья у верзилы хватило бы на многое. И должно было пройти немало времени и на него должно было навалится немало испытаний, прежде чем он потерял бы его.
«Рискну! - подумал Саббатини. - Ведь я с самого начала решил рискнуть. Все рассчитано точно. Беды не произойдет».
***
- Официант, привет. Это я, Совиньи.
Первой мыслью официанта было кинуться в дом - у него был старый пневматический пистолет, лупивший круглыми медными пульками. Но тут же он вспомнил, что пистолет валяется под кроватью не меньше полугода. Сжатый воздух из баллончика, вставленного в его рукоятку, давно вышел. Выстрела не получится.
- Я спускаюсь к тебе, официант, - над головой официанта раздался шум, треск, Где-то там, вверху, рискуя рухнуть вниз, ворочалось крупное тело.
Гена понял, как Совиньи, - имя верзилы уже врезалось ему в мозг, - забрался на крышу веранды. У забора валялась старая лестница. Верзила приставил ее к стене дома. Пока в комнатке, где Гена с матерью пили чай, громко работал телевизор, верзила мог взять лестницу, приставить ее к стене, подняться на крышу веранды и остаться при этом незамеченным.
«Главное, чтобы мать ничего не расслышала, - мелькнуло в голове официанта. - Иначе у нее просто остановится сердце».
- Вот и свиделись, - Совиньи очень быстро спустился с крыши, и теперь его огромная фигура «нависала» над Геной. - Я же говорил тебе, что для тебя история просто так не закончится. Вот она и не кончилась.
Воспоминания официанта о разговоре с Совиньи
Что-то грохнуло за углом, где был выход с кухни в ресторанный зал. Официант Гена поморщился, - он мучился похмельем, болела голова.
Накануне здорово напился. Все из-за разговора, который завела с ним мать: уговаривала уехать вместе с ней из Главносибирска. Мол, на город бьет из космоса какой-то особенный луч. Под его действием в Главносибирске происходят «адские» перемены: начинают орудовать кровавые неуловимые маньяки, люди словно бы разом заражаются массовым сумасшествием. На этой почве возникают стихийные восстания, появляются какие-то тайные организации, которые стремятся разрушить привычную размеренную городскую жизнь.
Мать задумалась над тем, чтобы переехать к дочери, Гениной сестре.
Та десять лет назад уехала в Москву искать счастья, вышла в столице замуж за такого же, как она, уроженца Главносибирска и осела вместе с ним в купленной на ипотечный кредит маленькой квартирке в дальнем Подмосковье.
Денег на то, чтобы гасить кредит, не хватало. Генина сестра уговаривала мать продать дом в Главносибирске и перебраться к ним.
Гена из Главносибирска уезжать не хотел. К тому же, с сестрой и ее мужем он был в натянутых отношениях... Что будет делать в Москве? Удастся ли устроиться на хорошее место? А в Главносибирске у него все же есть, пусть и не самая высокооплачиваемая, но работа. И жилье ему в родном городе снимать не надо. Если, конечно, мать не затеет продажу домика, в котором они жили.
«Втемяшился ей в голову этот космический луч! - с раздражением подумал официант. - Верит во всякую чушь!»
Опять что-то грохнуло.
- Эй, мне бы пожрать! - из-за угла в короткий коридор, в котором сейчас стоял Гена, вошел огромный дядька. Рост, ширина плеч, - все в нем впечатляло. Но все это, - и плечи, и рост, - было бы ерундой, не они привлекали главное внимание... Огромная башка в обрамлении копны рыжих волос. Как же чертовски они были грязны, длинны и нечесаны! И глаза, - какие-то мутные. И одновременно злые и внимательные. Зрачки, из которых исходил взгляд-буравчик, словно прикрыты пеленой.
- Идите в зал, садитесь за столик, - голос Гены звучал грубо. Но не от грубости и не от того, что Гене было плевать на какого-то странного посетителя, которому «мне бы пожрать» - наоборот, со страху голос сорвался на грубую ноту.
Рыжий верзила как-то странно растянул губы. То была не улыбка.
Гена что-то почувствовал: какое-то недоброе обещание таилось в гримасе...
Верзила ушел в зал...
Гена сходил на кухню, принес оттуда на столик, за которым сидели две тетки, суши.
Несколько фраз из разговора теток, случайно подслушанных официантом, пока он переставлял на столике пивные бокалы и бутылки, освобождая место для массивной деревянной «лодки» с суши, странно совместились с появлением гиганта:
- Пей, давай, ешь, вот, Верка! Суши вот. А то знаешь, какие разговоры ходят. Города нашего больше в прежнем виде не останется. Какой-то луч на нас из космоса бьет.
- Ой, да откуда вся эта ерунда?!
- Да слухи. Город наш хоть и миллионник, а большая деревня. В одном районе скажут, через день уже слухами другой район полнится… Из всех щелей... Уже, говорят, лезут какие-то не такие личности. Будут убийства и ограбления...
Тетка замолчала.
К этому моменту Гена, наконец, поставил деревянную «лодку» с суши в самом центре стола и, подхватив поднос с пустыми бутылками, понес его на кухню.
Там он провел не больше половины минуты, а затем вышел в зал, направился к рыжему гостю. Тот давно сидел за столиком у окна, дожидался, когда Гена подойдет к нему.
Шагая через зал к рыжеволосому, Гена почти физически чувствовал, что в зале взвихривается особенное напряжение. Оно возникло в ресторане в тот момент, когда здесь появился этот верзила. В этом у официанта сомнений не было.
Верзила - а это был Савелий или, как он теперь представлялся - Совиньи (мы расскажем о том, откуда появилось это имя позже) - в этот момент припоминал, как накануне заходил в магазин электроники...
***
«Приемничек!» - ни разу не выезжав за всю свою тридцатитрехлетнюю жизнь из родной деревни, Совиньи был поражен, увидев «вживую» целую выставку радиоприемников.
Пять минут назад он покинул привокзальную площадь. Пошел по какой-то улице, слева был дом, в нем, в первом этаже - магазин. Сквозь широкое витринное стекло была видна полка у стены - на ней стояли портативные радиоприемники. С выдвинутыми антеннами.
В жизни Совиньи до этого был только один радиоприемник. Старый транзисторный, работавший на батарейках. Но как много для него значил! Старенький радиоприемник, который (так считал Совиньи) оставил в их доме его отец, был для верзилы и собеседником, и единственным источником знаний. Он ловил всего несколько радиостанций, поэтому весь жизненный «опыт» Совиньи, все его знания были определены только тем набором передач, которые передавали эти радиостанции.
У них было много познавательных «культурных» передач - транслировали всякие старые радиоспектакли, записанные бог знает в какие лохматые года. Эти театральные постановки по известным пьесам добавили «образованию» Совиньи классического «оттенка». Спектакли повторяли по несколько раз, Совиньи слушал их до того, что умудрялся выучить некоторые куски из классических пьес наизусть. Также выучил несколько географических передач из цикла «Вокруг света». А уж про политику верзила знал очень многое! С утра до вечера с самого раннего детства слушал все выпуски новостей. Правда, он, никогда и нигде не учившийся - кроме небольшого количества домашних уроков, которые попыталась дать ему мать, которая сама была полуграмотной, - не понимал очень многого в этих передачах. Даже смысла некоторых слов не знал... Все равно - очень многое из услышанного крепко-накрепко оседало в голове Совиньи.
За тридцать три года он так свыкся со своим радиоприемником, что теперь ему не хватало всех этих радиопередач, постоянного звука, который бы звучал из динамика рядом с левым ухом.
В последнее время радиоприемник постоянно барахлил. Так что Совиньи (это было еще до появления в их доме Саббатини) все ждал - и его охватывала тоска - что он замолчит навсегда...
Но в тот момент не думал, что где-то в мире есть прекрасные новые приемники современных моделей.
Как был поражен Совиньи, когда увидел на витрине эти изделия электронной промышленности!
Гигант почти растаял. Если что и могло согреть его сердце, так это воспоминание о приемнике, который оставил в своей «избушке». Он, замирая от восторга и чувствуя, что ему становится тепло - так тепло бывало только, когда мать укутывала его одеялом, - переступил порог магазина.
Совиньи робко остановился, - такого с ним еще никогда в жизни не было: робость, кажется, вообще не могла появиться в его душе, но она появилась!..
У него першило в горле, хотелось кашлянуть. Но голос подать боялся. У другой стены магазина, у другой витрины стоял продавец и два каких-то паренька. Продавец рассказывал им что-то о стоявших на полке компьютерах. Верзила почему-то боялся громким звуком потревожить людей в магазине. До сих пор трое, похоже, вовсе не заметили его появления.
Совиньи был настолько околдован видом приемничка, что ему казалось: радио - видение, которое легко можно спугнуть неосторожным движением, звуком. Он двигался к полкам с приемничками на цыпочках, он - огромный мужчина с копной грязных рыжих волос на голове, один вид которого вызывал у всех ужас!
***
Настроение у официанта - чертовски скверное. Не выспался, последнюю зарплату получил совсем маленькую. А тут еще неудобство - этот страх. Он боялся нового посетителя. Не хотел об этом думать, но боялся. Все то короткое время, что находился в зале, пока ставил поднос перед этими тетками - боялся! И самое страшное в верзиле были не его огромные руки и ноги, не широкое туловище и не копна рыжих волос, а глаза. Странная патина, покрывавшая их... «Можно ждать от него, чего угодно!» - мелькнуло в голове официанта.
Он был уже рядом со столиком, за которым сидел гигант.
***
Совиньи рассматривал радиоприемнички. Товар этот в наши времена не назовешь ходовым, - ну, кому нужен отдельный радиоприемник, когда встроенное радио есть в мобильниках, в автомобилях?.. Да где только его нет!
Но гигант еще не успел толком разобраться во всем многообразии современных электронных «дивайсов». И радиоприемничек был слишком важной частью всей его предыдущей жизни, чтобы не стать для него чем-то большим, чем просто устройством для прослушивания радиопередач.
Те, что стояли на полке (кстати, он подошел к ней настолько тихо и как-то бочком, ссутулившись и словно бы намеренно уменьшившись в росте, чтобы его не заметили), были самых разных дизайнов и форм. Черные с блестящими тонкими вставками под металл, серебристо-стальные с округлыми пластмассовыми ручками. Все модели – компактные, гораздо меньше старого радиоприемника, оставшегося там, в деревне, в доме матери. Были и совсем маленькие - они вызвали у Совиньи особенное восхищение. Он взял в руки один из таких приемников, повернул рукоятку на его узеньком торце. Шкала радиоприемника осветилась мягким золотистым светом.
Гигант посмотрел на цену - она была смешной. Эти приемники мало, кто покупал. Разве что какие-нибудь дачники.
У Совиньи не было ни копейки. Он поставил приемник обратно на полку, пошел к выходу из магазина. Знал, что в скором времени у него в кармане заведется «монета» и он вернется сюда. Верзила обязательно хотел стать обладателем маленького радиоприемничка.
***
- Но денег у меня нет. Должны отдать только завтра. В крайнем случае, послезавтра. Поэтому я тебя прошу, друг. Сейчас как-нибудь там со своими реши все это дело. Мне надо где-то питаться, - голос раздавался словно бы из некого устройства, спрятанного внутри огромной пустой бочки. А вовсе не из живого человека. И опять официант видел что-то вроде странной пленки, покрывавшей белки глаз. Существовала ли она на самом деле?
- Братан, я тебя очень прошу, организуй мне обед, - Совиньи говорил негромко. Так, чтобы его слова не слышали те, кто сидел рядом в ресторане. Гигант смотрел на кушанья, которые стояли на соседних столах - он знал, что это такое. По радио передавали как-то передачу про японскую кухню, про Японию, про суши. Но ни суши, ни других блюд, которые разносили по столам, верзила, само собой, никогда в жизни не пробовал.
Не знал и вкуса пива, которое в ресторане подавали в красивых высоких бокалах.
Он вообще никогда до сих пор не пробовал алкоголя.
Официант молчал. Голова у него начала болеть еще, когда гигант произнес первую фразу. И она болела все сильнее. Гена чувствовал на себе взгляд странных глаз верзилы, белки которых покрыты «патиной». Официант нашел в себе силы сказать:
- Если у вас нет денег, то лучше уходите отсюда. Никто вас бесплатно кормить не будет. Если откажетесь платить - менеджер просто вызовет полицию.
- Друг, я не простой человек. И не с улицы здесь появился. За мной стоит... Слушай, я даже не стану тебе говорить, что за мной стоит, - тут Совиньи начал входить в раж. Он сам себе в эту минуту очень нравился. В голове его вертелись разные обрывки из новостных передач и радиоспектаклей, которые слушал по приемничку там, в «избушке», в которой жил с матерью. Как-то на волне одной радиостанции верзила слушал чтение в эфире длинного, - он передавался маленькими частями с продолжением, - детективного фантастического романа. В нем была масса интересных подробностей, которые так и стремились сорваться с языка верзилы. - Это люди, это явления... Ты знаешь, что они могут сделать с этим городом, с Главносибирском. А такой, как ты... Ты - песчинка. Тебя просто разотрут. Да нет, даже и растирать не будут, ты просто затеряешься, - верзила многообещающе улыбнулся.
Гена понял, что сейчас начнется что-то опасное. Надо было срочно сматываться из зала и говорить начальству, чтобы вызвали полицию. Официант уже чуть отступил назад, как верзила неожиданно резко приподнялся со стула, заставив Гену вздрогнуть, и произнес:
- Ладно, братанчик, я пойду. Но мы с тобой еще встретимся!
Верзила поднялся из-за стола и вышел из ресторана...
Все эти события ожили в памяти официанта пока стоявший перед ним гигант нахально ухмылялся, выдерживая паузу и, очевидно, наслаждаясь убийственным впечатлением, которое он произвел на Гену.
***
На третий день лечения Совиньи стало «окончательно» плохо. Кроме почти непрерывной рвоты и чудовищных головных болей у него начало останавливаться сердце.
Как раз на третьи сутки лечения убогий деревенский домик Евлампии и ее сына Савелия навестил «международный профессор».
Саббатини измерил пациенту пульс, давление и понял, что тот умирает. Работа сердца была нарушена. Пока оно еще билось. Но еще немного - и самая главная мышца огромного человека просто остановится.
«Ничего... Он сильный, - подумал Саббатини о Савелии. - Не остановится. Будет отчаянно барахлить, останавливаться, но все же самого страшного не произойдет...» В гиганте «международный профессор» был уверен. Перед тем, как назначить ему свое «фирменное» лечение, Саббатини постарался как можно лучше выяснить состояние здоровья пациента. И оно удивило его.
Совиньи страдал редким заболеванием нервной системы, из-за которого он испытывал при любых сколь-нибудь резких движениях рук и ног такую боль, что не мог ходить. Но по некоторым признакам (а Саббатини использовал экзотические методики восточной медицины и изучил пульс Савелия, цвет его глаз, осмотрел кожные покровы) - организм гиганта работал как часы. Запас его «прочности» был очень велик. Здоровья у верзилы хватило бы на многое. И должно было пройти немало времени и на него должно было навалится немало испытаний, прежде чем он потерял бы его.
«Рискну! - подумал Саббатини. - Ведь я с самого начала решил рискнуть. Все рассчитано точно. Беды не произойдет».
