Всегда мечтал попробовать японскую кухню, - Совиньи сел в ресторане ровно на то же место, на котором сидел накануне. Гена встретил его еще у входа в зал. Верзила молча прошел мимо официанта, спокойно расположился за столиком.
- Я принесу то, на что у меня хватит денег, - ответил официант. Он трусил.
Увидев входившего в ресторан Совиньи, Гена сразу решил, что выполнит все требования гиганта.
«Деваться некуда! С этим типом явно что-то не чисто. Он намекал на какие-то силы, которые за ним стоят. Скорее всего, так и есть. Уж больно необычно себя ведет... Бороться с какой-нибудь мафией, а может быть - и со спецслужбами - бесполезно».
- Ну, принеси... А потом раздобудь денег и принеси еще. Я, между прочим, сейчас от твоего дома. Там у тебя маманя...
Официант похолодел.
- В пенсионный фонд с утра направилась. Сейчас там сидит, книжку в очереди читает... - как о чем-то совершенно неважном продолжал Совиньи. Гигант взял со стола металлический столовый нож, оставшийся здесь после предыдущего посетителя, схватил его одновременно за лезвие и рукоятку и резким движением согнул пополам. - Мать читает книжку в пенсионном фонде, а дом стоит никем не охраняемый. Смотри, вернешься с работы - а там пепелище. Подумай, что проще - строить заново дом или накормить меня как хорошего знакомого. Как старого друга. К тому же, я в Главносибирске - гость. А обычаи гостеприимства обязывают жителей города выполнять желания своих гостей. Или у вас, у главносибирцев, не так?.. Тогда придется научить вас вежливым манерам. Вот это что там, на соседнем столе? - Совиньи показал пальцем на тарелку, стоявшую на столике через проход. Сидевший за ней с деревянными палочками молодой человек со страхом посмотрел на рыжеволосого детину и сосредоточенно принялся ковыряться в еде.
- Это темпура... - слабым голосом ответил Гена.
- Тащи сюда такую же! - резким, грубым тоном распорядился Совиньи.
Официант медленно, безвольно опустив руки, поплелся на кухню.
Алевтина увидела за деревьями шоссе. Где-то совсем рядом раздался звук автомобильного мотора. «Люди!» - девушка рванула к дороге. Краем глаза видела верзилу, он был уже совсем рядом. Огромный детина, на голове которого надет какой-то жуткий мешок с прорезями для глаз. Уже тянул к ней руки! Из последних сил задыхавшаяся девушка рванулась вперед.
Вот шоссе, сноп автомобильных фар. Не помня себя Алевтина бросилась наперерез.
Сильный удар. Девушку подбросило в воздух. Затем она упала на асфальт.
Водитель машины, которая ее сбила, остановился, выскочил на шоссе, вызвал скорую и полицию. Никакого человека в черном саване при этом не видел.
Девушка была без сознания.
В больнице пришла в себя, рассказала про огромного мужика, выскочившего из-за кладбищенского забора.
Через два дня ей неожиданно стало хуже: воспалилась гематома в голове, поднялась температура и еще через двое суток Алевтина умерла.
В день ее похорон на шоссе в районе кладбища ночью была обнаружена машина. Две ехавшие на ней девушки зверски убиты.
Полиция установила: у автомобиля лопнуло колесо, он съехал на обочину. После этого на девушек напали.
Мимо кладбища часто ходили работники мясокомбината и еще нескольких предприятий, расположенных в промзоне. После этих двух случаев оказаться здесь в одиночку не рисковали не только женщины, но и мужчины. По округе, а потом и по всему Главносибирску поползли слухи о таинственном «кладбищенском монстре».
- Слушай, ну и клиент у тебя! Он жрет непрерывно, наверное, уже часа три! И все никак не наестся. Сколько он уже слопал? Наверное, чаевых тебе отвалит немерено, - сказал Гене повар-сушист, готовивший в зале за специальной стойкой суши. С его рабочего места был прекрасно виден столик, за которым сидел верзила с рыжей нечесаной шевелюрой.
В ответ Гена промямлил что-то нечленораздельное.
Совиньи тем временем поднял глаза от тарелки и, заметив за стойкой рядом с поваром в колпаке Гену, поманил его рукой.
- Вот что, я наелся... Но на всякий случай... Сейчас мне надо уехать в одну поездку. За город. Собери мне пакет со жратвой. Темпуры положи побольше и этих самых... С тунцом. И денег!.. Давай, иди скорее. А то я уже опаздываю. Да, не забудь парочку бутылок пива мне положить. А лучше, знаешь что, положи пять банок. А то бутылки могут разбиться.
Некоторое время назад
«Алкоголь позволяет мне заглянуть в самые глубины моей души», - думал Совиньи, чувствуя, что понемногу трезвеет.
Сегодня он попробовал - впервые в жизни - сначала пиво, а потом водку.
Знакомство гиганта с алкоголем случилось на окраине маленького поселка в двадцати километрах от Главносибирска...
...Длинный забор, за которым - товарная станция. Возле забора в разросшейся траве лежат старые шпалы. На них расположились два небольшого роста мужичка. На одной из шпал расстелили газетку, поставили на нее двухлитровую пластиковую бутыль с пивом, бутылку дешевой водки, разложили огурцы, зеленый лук и нарезанный ломтями черный хлеб.
Совиньи наткнулся на мужичков случайно. В поселок он прикатил на попутном автокране, за которым на жесткой сцепке волочился прицеп с ржавыми трубами. Водитель, огромных размеров толстый мужик, едва умещался в кабине. Но он был настолько добрым малым, что сам остановил машину, когда увидел верзилу, медленно бредущего вдоль узкого, с разбитым асфальтом, шоссе.
Открыл окно со стороны пассажирского сиденья, крикнул: «Подвезти не надо?»
Совиньи охотно забрался в кабину.
Гигант был в дурном расположении духа. Если бы не добродушная улыбка водителя автокрана, не веселые истории, которые тот тут же начал рассказывать, Совиньи обязательно через короткое время пристал бы к нему. Неизвестно чем бы это кончилось: крановщик, конечно же, не сдался бы без драки - наверняка, ожесточенной и кровавой.
Но Совиньи впервые встретил человека, который оказался, - о, чудо! - ему симпатичен. Верзиле даже показалось, что голос водителя автокрана напоминает голос одного актера из комедийной радиопостановки, которую как-то давно с большим удовольствием слушал в материнской избушке.
Водитель автокрана шутил и улыбался не преставая, угостил Совиньи пирожком с мясом.
Хотя в кульке были еще пирожки, верзила не стал брать второй - хотя и был голоден и в другой ситуации отобрал бы у шофера и пирожки, и деньги, и одежду не задумываясь.
Совиньи вылез из остановившегося на обочине автокрана на самой окраине маленького поселка. Водитель сказал: дальше едет «на точку в глухой лес».
Подразумевалось, что попутному пассажиру туда не нужно.
Совиньи, путешествовавший без всякой цели, молча вылез из кабины автомобиля.
Он был по-прежнему голоден, но о том, что не ограбил водителя автокрана, не жалел. И дело было не в том, что Совиньи побоялся связываться с ним. Симпатия, впервые в жизни испытанная к человеку, помешала ему сделать зло.
Автокран уехал, Совиньи сошел с шоссе и медленно побрел пешком в сторону видневшихся в полукилометре одно-двухэтажных деревянных строений.
Вскоре он вышел к длинному забору, за которым на некотором расстоянии торчали высокие мачты с прожекторами. Метрах в пятидесяти от Совиньи у забора сидели два человека. Явно что-то ели. Верзила пошел быстрее.
Вот он уже возле них...
Совиньи примостился рядом с мужичками на пропитанную каким-то раствором, не позволяющим ей гнить, шпалу, принялся, не произнося при этом ни слова, сверлить их по очереди, то одного, то другого, взглядом.
В первые мгновения мужички не могли понять, в чем дело. Прежде, чем кто-либо из них раскрыл рот, Совиньи произнес:
- Догадываетесь, что я могу сейчас с вами сделать? - левой рукой слегка прихватил шею одного мужичка, правой - другого. Тот выронил кусок хлеба.
Мужичков парализовал страх.
- Я голоден. Все это должны оставить мне, - верзила снял левую руку с шеи одного из мужичков и показал на разложенную на газетке нехитрую снедь, водку, пиво.
- Да ешь, пожалуйста, раз голоден! Конечно, мы ж понимаем, - еле выдавил из себя, с трудом ворочая одеревеневшим языком в пересохшем рту, мужичок.
- Никогда не пробовал этого, - Совиньи показал пальцем на водку и пиво.
Его мучила жажда, он взял в руки бутылку водки.
- Не пробовал, так попробуй, - услужливо предложил другой мужичок, перепуганный не меньше первого. Протянул к бутылке руки, - налить «гостю» водки в стоявший тут же, на газетке, пластиковый стаканчик.
Совиньи перехватил руку мужичка за запястье:
- Куда тянешь лапу, это мое!
- Да просто хотел… - забормотал тот.
Совиньи продолжал крепко держать его за запястье. Свободной левой рукой свинтил с бутылки пробку, поднес горлышко ко рту, сделал большой глоток.
Вкус водки напомнил Совиньи вкус одного из приготовленных «международным профессором» снадобий, которым тот лечил его.
Оно было настояно на спирту. Но порция, которую за один раз принимал верзила - небольшая, водки же хлебнул много. Как будто это – вода, и, мучимый жаждой, хотел напиться.
Спиртное обожгло горло. Резкий вкус, неожиданный спазм, - хотел выплюнуть водку, но как-то (сам не понял, как) проглотил ее. Тут же закашлялся.
Мужички смотрели на него с ужасом. Тот, которого Совиньи держал за руку, попытался ее выдернуть, но верзила тут же сжал ее крепче.
Давно ничего не ел. Водка ударила в голову. Минуту сидел не шевелясь. Потом зарычал и, поставив бутылку на шпалу, резким движением сломал мужичку руку.
Тот закричал от боли, глазами с расширившимися зрачками уставился на Совиньи.
Верзила смотрел вдаль и на мужичка не обращал внимания.
В голове Совиньи бурлили мысли. Одновременно и хотелось в общество - поговорить с кем-то, привязаться к кому-нибудь, и спеть - правда, никогда до этого не пел. И даже сплясать - хотя не представлял, как это делается. Чувствовал в руках и ногах зуд, вот-вот они начнут ходить ходуном.
Думал, где бы ему сейчас найти общество, в котором сможет осуществить обуревавшие его желания.
Медленно перевел взгляд на второго мужичка. Тот настолько парализован страхом, что не в состоянии даже позвать на помощь.
Верзила отпустил сломанную руку. Первый мужичок застонал, тут же поднялся со шпалы. Придерживая сломанную руку, баюкая ее, торопливо посеменил вдоль забора.
Совиньи испытал прилив сил, настроение - прекрасное. Взял с газетки пластиковую бутыль с пивом, свинтил и отшвырнул в траву пробку, начал пить большими глотками. Потом с аппетитом принялся за разложенную на газетке закуску.
Настроение стало еще лучше.
- Ну и уроды же вы все! - воскликнул Совиньи и расхохотался.
Хлебнул пивка. Поставил бутыль на шпалу, опять захохотал, хлопнул сидевшего напротив мужичка по плечу.
Тот опрокинулся навзничь. Торопливо встал на четвереньки, отполз от Совиньи на несколько метров, - верзила хлопнул себя по коленке, захохотал громче прежнего.
Мужичок, преодолев метра четыре на четвереньках, встал на ноги и, не оборачиваясь, побежал, почему-то прихрамывая на правую ногу, в сторону дороги. Туда, откуда недавно появился гигант.
Совиньи в его сторону уже не смотрел. Опять взял бутыль с пивом, сделал несколько больших глотков. Доел закуску. Потянулся к бутыли. Обнаружил, что пива в ней - на донышке. Выхлебал его, почувствовал тяжесть во всем теле. Потянулся к водочной бутылке, но руки после выпивки были неловкими: Совиньи нечаянно столкнул поллитровку со шпалы. Она полетела к земле, застряла где-то между шпалами горлышком вниз, водка вылилась.
Совиньи не особенно досадовал - вкус водки не понравился: напоминал бесконечные времена болезни, которые были его прошлой жизнью.
Закуски на газете уже не осталось.
Совиньи поднялся со шпалы. Хотелось общения.
Но местность, куда ни посмотри, пустынна, ни одного человека. Лишь виднелась уменьшавшаяся в размерах спина мужичка со сломанной рукой.
Верзила издал утробное рычание, погрозил кому-то, сам не знал кому, кулаком. Резко наклонился вниз, вытащил из щели между шпалами пустую бутылку, приложился к горлышку, высосал последние капли.
Опять зарычал, швырнул бутылку на шпалы, - она с жалобным звоном разбилась, - медленно двинулся вдоль забора.
Фигура мужичка со сломанной рукой все удалялась и уменьшалась. Совиньи она не интересовала. Чувствовал, что из всех возможных обществ ему необходимо только женское. И спиртное сильнее заставляло почувствовать это.
Гена направился в сторону кухни. Прекрасно понимал, что отвязаться от Совиньи не получится. Но и общаться с ним дальше не намерен.
Набил сумку продуктами, засунул в нее пять банок пива - оно было в ресторане самым дорогим. Потом пошел к кассе, пробил чек. Вытащил из кармана свои собственные деньги - отдал за пиршество верзилы почти всю свою зарплату.
Потом взял сумку, чтобы иди к столику... Совиньи уже стоял за его спиной.
Верзила спокойно забрал из рук официанта сумку, потом взялся пальцами за лацкан надетого на официанте пиджака. Посмотрел по сторонам. В маленьком коридорчике у самого входа на кухню никого не было.
- Денюжки есть у тебя?
Гена с омерзением почувствовал, как огромные лапищи гиганта роются в его карманах.
У официанта после того, как он рассчитался за пиршество верзилы, еще оставались кое-какие деньги. На пару обедов в их ресторане могло хватить.
Совиньи вытащил деньги. Вместе с пакетом, полным еды, спокойно ушел.
Все произошло стремительно, - Анастасия Сергеевна не успела даже вскрикнуть.
Десять минут назад Юля открыла дверь своим ключом. Анастасия Сергеевна тут же подскочила к порогу: едва дочь переступила его, принялась кричать на нее. Рука матери в этот момент легла на дверную ручку. Юля быстрым шагом прошла в комнату. Мать прошла за ней, - нет, чтобы при этом закрыть дверь на замок!..
Тот, кто неожиданно вошел в дом, поразил Анастасию Сергеевну своим видом. У него были длинные рыжие волосы, чрезвычайно всклокоченные, на руки надеты черные перчатки огромного размера.
- Я из леса, из пригорода, - просипел гость.
Анастасии Сергеевне вдруг показалось: напрасно обмерла от страха - это какой-то знакомый, может быть, по работе, может, когда-то бывала с ним вместе на военном полигоне. Получив неожиданный удар в лицо, женщина отлетела вглубь комнаты и рухнула на пол.
Совиньи не умер после первого «курса» лекарств. Наступили те несколько дней передышки, о которых предупреждал «международный профессор».
Они не принесли облегчения. Просто мучиться Совиньи стал по-другому. У него было ощущение, что яд, до этого атаковавший его желудок, сердце и мозг, отхлынул от них (впрочем, не полностью, - муки стали не такими адскими, но не исчезли насовсем), но при этом растекся по рукам и ногам. Они начали болеть. Если раньше они болели только, когда Совиньи двигался, теперь он испытывал мучения даже, когда лежал. Из-за этого почти не спал, а утомление, нервы, которые без того были перенапряжены, делали его совсем слабым.
У него неожиданно, хотя он не простужался и почти наверняка не мог ниоткуда подхватить заразу, развилась сильная ангина.
Вдобавок из носа текло, да еще и появился кашель, каждый приступ которого, сотрясая на кровати тело Совиньи, причинял ему адскую боль.
К тому моменту, когда надо было пить второе «лекарство», Совиньи еще не умер от сердечной недостаточности. Но был уже, в сущности, трупом... Истощенным, исхудавшим, с воспаленным горлом, которое отзывалось дикой болью на каждое проглатывание слюны.
- Я принесу то, на что у меня хватит денег, - ответил официант. Он трусил.
Увидев входившего в ресторан Совиньи, Гена сразу решил, что выполнит все требования гиганта.
«Деваться некуда! С этим типом явно что-то не чисто. Он намекал на какие-то силы, которые за ним стоят. Скорее всего, так и есть. Уж больно необычно себя ведет... Бороться с какой-нибудь мафией, а может быть - и со спецслужбами - бесполезно».
- Ну, принеси... А потом раздобудь денег и принеси еще. Я, между прочим, сейчас от твоего дома. Там у тебя маманя...
Официант похолодел.
- В пенсионный фонд с утра направилась. Сейчас там сидит, книжку в очереди читает... - как о чем-то совершенно неважном продолжал Совиньи. Гигант взял со стола металлический столовый нож, оставшийся здесь после предыдущего посетителя, схватил его одновременно за лезвие и рукоятку и резким движением согнул пополам. - Мать читает книжку в пенсионном фонде, а дом стоит никем не охраняемый. Смотри, вернешься с работы - а там пепелище. Подумай, что проще - строить заново дом или накормить меня как хорошего знакомого. Как старого друга. К тому же, я в Главносибирске - гость. А обычаи гостеприимства обязывают жителей города выполнять желания своих гостей. Или у вас, у главносибирцев, не так?.. Тогда придется научить вас вежливым манерам. Вот это что там, на соседнем столе? - Совиньи показал пальцем на тарелку, стоявшую на столике через проход. Сидевший за ней с деревянными палочками молодой человек со страхом посмотрел на рыжеволосого детину и сосредоточенно принялся ковыряться в еде.
- Это темпура... - слабым голосом ответил Гена.
- Тащи сюда такую же! - резким, грубым тоном распорядился Совиньи.
Официант медленно, безвольно опустив руки, поплелся на кухню.
***
Алевтина увидела за деревьями шоссе. Где-то совсем рядом раздался звук автомобильного мотора. «Люди!» - девушка рванула к дороге. Краем глаза видела верзилу, он был уже совсем рядом. Огромный детина, на голове которого надет какой-то жуткий мешок с прорезями для глаз. Уже тянул к ней руки! Из последних сил задыхавшаяся девушка рванулась вперед.
Вот шоссе, сноп автомобильных фар. Не помня себя Алевтина бросилась наперерез.
Сильный удар. Девушку подбросило в воздух. Затем она упала на асфальт.
Водитель машины, которая ее сбила, остановился, выскочил на шоссе, вызвал скорую и полицию. Никакого человека в черном саване при этом не видел.
Девушка была без сознания.
В больнице пришла в себя, рассказала про огромного мужика, выскочившего из-за кладбищенского забора.
Через два дня ей неожиданно стало хуже: воспалилась гематома в голове, поднялась температура и еще через двое суток Алевтина умерла.
В день ее похорон на шоссе в районе кладбища ночью была обнаружена машина. Две ехавшие на ней девушки зверски убиты.
Полиция установила: у автомобиля лопнуло колесо, он съехал на обочину. После этого на девушек напали.
Мимо кладбища часто ходили работники мясокомбината и еще нескольких предприятий, расположенных в промзоне. После этих двух случаев оказаться здесь в одиночку не рисковали не только женщины, но и мужчины. По округе, а потом и по всему Главносибирску поползли слухи о таинственном «кладбищенском монстре».
***
- Слушай, ну и клиент у тебя! Он жрет непрерывно, наверное, уже часа три! И все никак не наестся. Сколько он уже слопал? Наверное, чаевых тебе отвалит немерено, - сказал Гене повар-сушист, готовивший в зале за специальной стойкой суши. С его рабочего места был прекрасно виден столик, за которым сидел верзила с рыжей нечесаной шевелюрой.
В ответ Гена промямлил что-то нечленораздельное.
Совиньи тем временем поднял глаза от тарелки и, заметив за стойкой рядом с поваром в колпаке Гену, поманил его рукой.
- Вот что, я наелся... Но на всякий случай... Сейчас мне надо уехать в одну поездку. За город. Собери мне пакет со жратвой. Темпуры положи побольше и этих самых... С тунцом. И денег!.. Давай, иди скорее. А то я уже опаздываю. Да, не забудь парочку бутылок пива мне положить. А лучше, знаешь что, положи пять банок. А то бутылки могут разбиться.
Некоторое время назад
«Алкоголь позволяет мне заглянуть в самые глубины моей души», - думал Совиньи, чувствуя, что понемногу трезвеет.
Сегодня он попробовал - впервые в жизни - сначала пиво, а потом водку.
Знакомство гиганта с алкоголем случилось на окраине маленького поселка в двадцати километрах от Главносибирска...
...Длинный забор, за которым - товарная станция. Возле забора в разросшейся траве лежат старые шпалы. На них расположились два небольшого роста мужичка. На одной из шпал расстелили газетку, поставили на нее двухлитровую пластиковую бутыль с пивом, бутылку дешевой водки, разложили огурцы, зеленый лук и нарезанный ломтями черный хлеб.
Совиньи наткнулся на мужичков случайно. В поселок он прикатил на попутном автокране, за которым на жесткой сцепке волочился прицеп с ржавыми трубами. Водитель, огромных размеров толстый мужик, едва умещался в кабине. Но он был настолько добрым малым, что сам остановил машину, когда увидел верзилу, медленно бредущего вдоль узкого, с разбитым асфальтом, шоссе.
Открыл окно со стороны пассажирского сиденья, крикнул: «Подвезти не надо?»
Совиньи охотно забрался в кабину.
Гигант был в дурном расположении духа. Если бы не добродушная улыбка водителя автокрана, не веселые истории, которые тот тут же начал рассказывать, Совиньи обязательно через короткое время пристал бы к нему. Неизвестно чем бы это кончилось: крановщик, конечно же, не сдался бы без драки - наверняка, ожесточенной и кровавой.
Но Совиньи впервые встретил человека, который оказался, - о, чудо! - ему симпатичен. Верзиле даже показалось, что голос водителя автокрана напоминает голос одного актера из комедийной радиопостановки, которую как-то давно с большим удовольствием слушал в материнской избушке.
Водитель автокрана шутил и улыбался не преставая, угостил Совиньи пирожком с мясом.
Хотя в кульке были еще пирожки, верзила не стал брать второй - хотя и был голоден и в другой ситуации отобрал бы у шофера и пирожки, и деньги, и одежду не задумываясь.
Совиньи вылез из остановившегося на обочине автокрана на самой окраине маленького поселка. Водитель сказал: дальше едет «на точку в глухой лес».
Подразумевалось, что попутному пассажиру туда не нужно.
Совиньи, путешествовавший без всякой цели, молча вылез из кабины автомобиля.
Он был по-прежнему голоден, но о том, что не ограбил водителя автокрана, не жалел. И дело было не в том, что Совиньи побоялся связываться с ним. Симпатия, впервые в жизни испытанная к человеку, помешала ему сделать зло.
Автокран уехал, Совиньи сошел с шоссе и медленно побрел пешком в сторону видневшихся в полукилометре одно-двухэтажных деревянных строений.
Вскоре он вышел к длинному забору, за которым на некотором расстоянии торчали высокие мачты с прожекторами. Метрах в пятидесяти от Совиньи у забора сидели два человека. Явно что-то ели. Верзила пошел быстрее.
Вот он уже возле них...
Совиньи примостился рядом с мужичками на пропитанную каким-то раствором, не позволяющим ей гнить, шпалу, принялся, не произнося при этом ни слова, сверлить их по очереди, то одного, то другого, взглядом.
В первые мгновения мужички не могли понять, в чем дело. Прежде, чем кто-либо из них раскрыл рот, Совиньи произнес:
- Догадываетесь, что я могу сейчас с вами сделать? - левой рукой слегка прихватил шею одного мужичка, правой - другого. Тот выронил кусок хлеба.
Мужичков парализовал страх.
- Я голоден. Все это должны оставить мне, - верзила снял левую руку с шеи одного из мужичков и показал на разложенную на газетке нехитрую снедь, водку, пиво.
- Да ешь, пожалуйста, раз голоден! Конечно, мы ж понимаем, - еле выдавил из себя, с трудом ворочая одеревеневшим языком в пересохшем рту, мужичок.
- Никогда не пробовал этого, - Совиньи показал пальцем на водку и пиво.
Его мучила жажда, он взял в руки бутылку водки.
- Не пробовал, так попробуй, - услужливо предложил другой мужичок, перепуганный не меньше первого. Протянул к бутылке руки, - налить «гостю» водки в стоявший тут же, на газетке, пластиковый стаканчик.
Совиньи перехватил руку мужичка за запястье:
- Куда тянешь лапу, это мое!
- Да просто хотел… - забормотал тот.
Совиньи продолжал крепко держать его за запястье. Свободной левой рукой свинтил с бутылки пробку, поднес горлышко ко рту, сделал большой глоток.
Вкус водки напомнил Совиньи вкус одного из приготовленных «международным профессором» снадобий, которым тот лечил его.
Оно было настояно на спирту. Но порция, которую за один раз принимал верзила - небольшая, водки же хлебнул много. Как будто это – вода, и, мучимый жаждой, хотел напиться.
Спиртное обожгло горло. Резкий вкус, неожиданный спазм, - хотел выплюнуть водку, но как-то (сам не понял, как) проглотил ее. Тут же закашлялся.
Мужички смотрели на него с ужасом. Тот, которого Совиньи держал за руку, попытался ее выдернуть, но верзила тут же сжал ее крепче.
Давно ничего не ел. Водка ударила в голову. Минуту сидел не шевелясь. Потом зарычал и, поставив бутылку на шпалу, резким движением сломал мужичку руку.
Тот закричал от боли, глазами с расширившимися зрачками уставился на Совиньи.
Верзила смотрел вдаль и на мужичка не обращал внимания.
В голове Совиньи бурлили мысли. Одновременно и хотелось в общество - поговорить с кем-то, привязаться к кому-нибудь, и спеть - правда, никогда до этого не пел. И даже сплясать - хотя не представлял, как это делается. Чувствовал в руках и ногах зуд, вот-вот они начнут ходить ходуном.
Думал, где бы ему сейчас найти общество, в котором сможет осуществить обуревавшие его желания.
Медленно перевел взгляд на второго мужичка. Тот настолько парализован страхом, что не в состоянии даже позвать на помощь.
Верзила отпустил сломанную руку. Первый мужичок застонал, тут же поднялся со шпалы. Придерживая сломанную руку, баюкая ее, торопливо посеменил вдоль забора.
Совиньи испытал прилив сил, настроение - прекрасное. Взял с газетки пластиковую бутыль с пивом, свинтил и отшвырнул в траву пробку, начал пить большими глотками. Потом с аппетитом принялся за разложенную на газетке закуску.
Настроение стало еще лучше.
- Ну и уроды же вы все! - воскликнул Совиньи и расхохотался.
Хлебнул пивка. Поставил бутыль на шпалу, опять захохотал, хлопнул сидевшего напротив мужичка по плечу.
Тот опрокинулся навзничь. Торопливо встал на четвереньки, отполз от Совиньи на несколько метров, - верзила хлопнул себя по коленке, захохотал громче прежнего.
Мужичок, преодолев метра четыре на четвереньках, встал на ноги и, не оборачиваясь, побежал, почему-то прихрамывая на правую ногу, в сторону дороги. Туда, откуда недавно появился гигант.
Совиньи в его сторону уже не смотрел. Опять взял бутыль с пивом, сделал несколько больших глотков. Доел закуску. Потянулся к бутыли. Обнаружил, что пива в ней - на донышке. Выхлебал его, почувствовал тяжесть во всем теле. Потянулся к водочной бутылке, но руки после выпивки были неловкими: Совиньи нечаянно столкнул поллитровку со шпалы. Она полетела к земле, застряла где-то между шпалами горлышком вниз, водка вылилась.
Совиньи не особенно досадовал - вкус водки не понравился: напоминал бесконечные времена болезни, которые были его прошлой жизнью.
Закуски на газете уже не осталось.
Совиньи поднялся со шпалы. Хотелось общения.
Но местность, куда ни посмотри, пустынна, ни одного человека. Лишь виднелась уменьшавшаяся в размерах спина мужичка со сломанной рукой.
Верзила издал утробное рычание, погрозил кому-то, сам не знал кому, кулаком. Резко наклонился вниз, вытащил из щели между шпалами пустую бутылку, приложился к горлышку, высосал последние капли.
Опять зарычал, швырнул бутылку на шпалы, - она с жалобным звоном разбилась, - медленно двинулся вдоль забора.
Фигура мужичка со сломанной рукой все удалялась и уменьшалась. Совиньи она не интересовала. Чувствовал, что из всех возможных обществ ему необходимо только женское. И спиртное сильнее заставляло почувствовать это.
***
Гена направился в сторону кухни. Прекрасно понимал, что отвязаться от Совиньи не получится. Но и общаться с ним дальше не намерен.
Набил сумку продуктами, засунул в нее пять банок пива - оно было в ресторане самым дорогим. Потом пошел к кассе, пробил чек. Вытащил из кармана свои собственные деньги - отдал за пиршество верзилы почти всю свою зарплату.
Потом взял сумку, чтобы иди к столику... Совиньи уже стоял за его спиной.
Верзила спокойно забрал из рук официанта сумку, потом взялся пальцами за лацкан надетого на официанте пиджака. Посмотрел по сторонам. В маленьком коридорчике у самого входа на кухню никого не было.
- Денюжки есть у тебя?
Гена с омерзением почувствовал, как огромные лапищи гиганта роются в его карманах.
У официанта после того, как он рассчитался за пиршество верзилы, еще оставались кое-какие деньги. На пару обедов в их ресторане могло хватить.
Совиньи вытащил деньги. Вместе с пакетом, полным еды, спокойно ушел.
***
Все произошло стремительно, - Анастасия Сергеевна не успела даже вскрикнуть.
Десять минут назад Юля открыла дверь своим ключом. Анастасия Сергеевна тут же подскочила к порогу: едва дочь переступила его, принялась кричать на нее. Рука матери в этот момент легла на дверную ручку. Юля быстрым шагом прошла в комнату. Мать прошла за ней, - нет, чтобы при этом закрыть дверь на замок!..
Тот, кто неожиданно вошел в дом, поразил Анастасию Сергеевну своим видом. У него были длинные рыжие волосы, чрезвычайно всклокоченные, на руки надеты черные перчатки огромного размера.
- Я из леса, из пригорода, - просипел гость.
Анастасии Сергеевне вдруг показалось: напрасно обмерла от страха - это какой-то знакомый, может быть, по работе, может, когда-то бывала с ним вместе на военном полигоне. Получив неожиданный удар в лицо, женщина отлетела вглубь комнаты и рухнула на пол.
***
Совиньи не умер после первого «курса» лекарств. Наступили те несколько дней передышки, о которых предупреждал «международный профессор».
Они не принесли облегчения. Просто мучиться Совиньи стал по-другому. У него было ощущение, что яд, до этого атаковавший его желудок, сердце и мозг, отхлынул от них (впрочем, не полностью, - муки стали не такими адскими, но не исчезли насовсем), но при этом растекся по рукам и ногам. Они начали болеть. Если раньше они болели только, когда Совиньи двигался, теперь он испытывал мучения даже, когда лежал. Из-за этого почти не спал, а утомление, нервы, которые без того были перенапряжены, делали его совсем слабым.
У него неожиданно, хотя он не простужался и почти наверняка не мог ниоткуда подхватить заразу, развилась сильная ангина.
Вдобавок из носа текло, да еще и появился кашель, каждый приступ которого, сотрясая на кровати тело Совиньи, причинял ему адскую боль.
К тому моменту, когда надо было пить второе «лекарство», Совиньи еще не умер от сердечной недостаточности. Но был уже, в сущности, трупом... Истощенным, исхудавшим, с воспаленным горлом, которое отзывалось дикой болью на каждое проглатывание слюны.
