Это оказалось странно и... приятно. И я с удовольствием, словно это была новая интересная игра, обсудила с портным свой будущий гардероб и даже пощупала образцы тканей, чтобы оценить, какие из них будут приятней к телу. Хотя и о практичности не забывала — вдруг уже через пару дней мне придется сорваться с места и отправиться в дальний путь? Я еще не приняла окончательного решения.
Напоследок портной наклонился к моему уху и шепнул:
— Вы... пленница в этом доме?
— Я здесь гостья, — успокоила я его.
Впрочем, мне показалось, он не слишком успокоился после моих слов. Я его понимала: быть пригашенным в дом признанного безумца и получить заказ на наряды для дамы, которую нельзя видеть.... Кто угодно встревожился бы!
А я после визита портного наконец расслабилась и почти сразу улеглась в постель, блаженно растянувшись на чистой простыне — тот, кто не знал нескончаемых дорог, едва ли способен оценить такое счастье.
Здравствуй, Тень!
Впервые за все время с нашего расставания я осталась на несколько часов без присмотра и могу наконец взяться за перо. Еще бы знать, с чего начать — так много хочется тебе рассказать!
Сначала мне было страшно — мы впервые остались по-настоящему наедине с Ианом. Но я боялась не его, а того, что изменившиеся обстоятельства изменят что-то и между нами. Напрасно боялась — дорога не оставляла времени для праздных размышлений, мы просто не успевали уделить внимание этим переменам.
По правде сказать, сама дорога запомнилась мне плохо, слившись в непрерывный поток сменяющих друг друга картин. Кажется, лошадей мы продали на третий день пути, сменив их на других, попроще, а днем позже Иан купил на смену нашей карете обшарпанный экипаж с жесткими скамьями и скрипучими колесами.
Все это время Ианнар правил сам, но незадолго до границы нанял кучера. Я сначала не поняла зачем. Догадалась, только когда мы, не доезжая до заставы, покинули карету и отправились через границу пешком, лесом. Все правильно, нас уже начали искать, и на каждой заставе дежурили маги, которые могли разглядеть под иллюзией наш настоящий облик. Счастье еще, что магов не так много, чтобы расставить их вдоль всей границы, а не только на заставах.
Кучер, которому Иан основательно заморочил голову, должен был сказать на заставе, что его наниматели ждут в Илмайе, а он всего лишь переправляет оставшуюся часть багажа, для которой не нашлось места в хозяйской карете.
Задумка была примитивная, но она удалась, и кучер дождался нас на первой же развилке. В ближайшем городе Иан его рассчитал и нанял нового.
После пересечения границы мы могли чувствовать себя чуть свободнее, но расслабляться не спешили — все так же путешествовали под личиной и избегали общения, чтобы ненароком себя не выдать. Это было нетрудно в пути, когда лица и пейзажи сменяли друг друга раньше, чем я успевала их рассмотреть, не то что привыкнуть.
Зато когда мы прибыли в Гредрам — ты знаешь, это второй по величине порт Ругалдена, — я была оглушена: толпы людей, говорящих на разных языках, шум, бесконечное движение днем и ночью. В первый день я боялась выходить из гостиницы, и Иану пришлось меня уговаривать, потому что оставлять меня одну он не хотел.
В Гредраме нам пришлось осесть надолго, потому что в ближайшие недели ни на одном корабле не было свободных кают для двух пассажиров. Можно было, конечно, решиться на путешествие в трюме с бедняками, но... Иан хоть нервничал из-за длительной задержки, но предлагать мне такие условия не рискнул. И правильно. Я на многое готова, но это было бы, пожалуй, слишком.
Как ни странно, не сам побег и не расставание с тобой, а именно Гердрам поставил точку на моей прежней жизни. Здесь перестала существовать Нэлисса, младшая принцесса королевского дома Тауналя.
В Ругалдене браки заключаются не в храмах, а в городской управе. Нужно только расписаться в специальной книге. Однако чернила зачарованные, и стоит только служащему магу заверить согласие пары своей подписью на брачном свидетельстве, на запястьях появляются брачные рисунки. У нас это ольховая ветвь с шишечками. Я спрашивала у Иана, что она означает, но мой муж ушел от ответа.
Конечно, для заключения брака следовало назвать свои настоящие имена, но тут нам повезло: ведь девочки в Таунале носят родовое имя матери, а оно вряд ли известно кому-то в Ругалдене. Вот если бы о нашем исчезновении объявили официально и обратились с просьбой о помощи в розыске к местным властям, то тут бы наше путешествие и закончилось. Однако Ианнар был уверен, что этого не случится — пропажу принцессы станут скрывать до последнего. И оказался прав.
И потому на палубу корабля я ступила замужней женщиной, Нэлиссой Ауста.
Теперь я сижу за крохотным столиком в каюте и пишу тебе письмо, которое ты никогда не прочитаешь. На палубе весело переругиваются матросы (Тень, какое упущение, что на наших уроках ругалденского мы так мало внимания уделяли брани — я их почти не понимаю!), рядом спит мой умаявшийся, бледный до зелени муж — как оказалось, он подвержен морской болезни... А я от качки совсем не страдаю, наоборот, мне нравится, как колеблется пол под ногами, от этого делаются легче и мысли, и перо...
Я смотрела в потолок широко раскрытыми глазами, и мне казалось, что комната слегка покачивается, словно я все еще нахожусь на борту корабля.
Корабля?! Этот сон... или видение... Было ли это на самом деле? Я будто бы переместилась в тело Нэлиссы... Нет, я была ею — переживала ее воспоминания, думала ее мысли, писала письмо... сама себе. Возможно, это действовали до сих пор отголоски нашей связи. Или моя просьба, высказанная в предыдущем видении, была и впрямь услышана и исполнена таким странным образом.
И мне почему-то стало вдруг неуютно в доме старого Видящего. Словно я предала саму себя, отказалась от пути, который выбрала, подставив свое будущее, свою жизнь под удар. Поверила безумцу, позволила себе слабость, клюнула на туманные обещания и теперь сижу на одном месте и жду, пока меня схватят. А принцесса плывет через океан.
Не раздумывая больше, я сорвалась с постели, умылась наскоро, похватала свои вещи и, не дожидаясь завтрака, чтобы не встречаться с хозяином, выскользнула из комнаты.
Дом и сад легко выпустили меня, и я вздохнула с облегчением — оказывается, внутри меня успел поселиться необъяснимый страх оказаться запертой в этом странном месте.
Однако очутившись в центре города, я немного остыла, пускаться в путь прямо сейчас мне расхотелось. Я неспешно прошлась по торговым рядам, привычно лавируя в людском потоке.
С утра пролился дождь, но к полудню солнце начало припекать не на шутку. В поисках укрытия от палящих лучей, я нырнула в сумрачную прохладу оказавшегося поблизости храма. И тут же вспомнила о том, что Нэл просила молиться за нее. Лики богов, бесстрастные, одинаково чужие мне, смотрели на меня и сквозь меня, и было немного неуютно под этими взглядами, хотелось что-то сделать.
Я знала, что в храмах принято приносить жертвы, чтобы молитва была услышана, но... у меня ничего не было. Ничего, что я могла бы считать своим, кроме алхимических зелий и метательных ножей. Но едва ли богам нужно мое оружие, а предлагать им краденые вещи было бы и вовсе неправильно.
Остановившись в нерешительности, я заозиралась, и взгляд мой зацепился за распахнутую дверцу в дальнем уголке зала. Ноги сами привели меня в крохотную комнатушку без окон, в которой обнаружился кран с водой, различные ведра и бадейки, тряпки и мыльный порошок. Дальше мне не нужно было подсказывать, что делать — мои силы и время все еще принадлежали мне одной и были тем, что я могла принести в жертву.
Никогда прежде мне не приходилось заниматься уборкой. Я чувствовала себя неуклюжей, бестолковой неумехой, тряпки то и дело выскальзывали из непривычных рук, оставляли за собой грязные разводы, заставляя меня раз за разом возвращаться к одним и тем же местам, но спустя долгие часы и пол, и лавки вдоль стен, и подножия статуй если не сияли чистотой, то уж точно не оставляли впечатления запущенности.
Выйдя в последний раз из каморки, уже с пустыми руками, я сочла, что теперь могу донести до богов свои просьбы. Я говорила с Виарстом, Хранителем путей, и с двуликой Арнастрой, Повелевающей судьбами, — о себе, о принцессе... бывшей принцессе... и даже об Ианнаре, боль которого я остро ощутила через Нэл, — а напоследок заглянула в глаза Владыки молний Идьярда, Отверзающего очи, и... все поняла.
Меня больше не терзали сомнения и подозрения, и страхи улеглись в душе. Я просто точно знала, как мне следует поступить, и вскоре стояла перед знакомой уже калиткой, не сомневаясь, что меня ждут.
Райнер и правда ждал. Он встретил меня за накрытым к ужину столом. Старик сидел, уткнувшись невидящим взглядом в одну точку и не притрагивался к пище, но стоило мне подойти, улыбнулся криво и выдохнул:
— Вернулась все-таки. Значит, все правильно она сказала.
Я все еще не решалась спросить у Райнера, кто такая эта таинственная она, а потому промолчала, принявшись за еду. До меня только теперь дошло, что за весь день я и крошки в рот не взяла.
— Не хочешь сегодня почитать для меня? — неожиданно спросил Райнер после ужина.
— Не знаю, — растерялась я, — наверно. А вы сами? Или вам приятнее слушать, чем читать самому?
— Самому мне уже затруднительно, — признался старик, — прежде я впускал в себя духа, если возникало желание насладиться чтением, но теперь я слишком слаб для этого. Духи тянут много сил.
— Зачем... духа?
— Чтобы видеть, — просто ответил Райнер.
Выходит, не зря старик показался мне слепым при первой встрече. Но... он так уверенно передвигался!
Видимо, эти размышления как-то отразились на моем лице, потому что Райнер усмехнулся:
— Я живу в этом доме много лет — знаю каждый камушек в саду, каждую неровность на ступеньках. Здесь ничего не меняется, потому что я не позволяю.
— Значит... Видящие могут видеть только незримое? И зачем это все? Кому может быть нужен такой дар?
— Слепцу, — коротко и сердито отозвался хозяин. — Когда внезапно теряешь всё, и тебе, уже вкусившему тьмы, предлагают замену, тут уж не раздумываешь, берешь обеими руками и благодаришь. И служишь, покуда хватает сил.
— Простите, — я покаянно склонила голову. И тут же полюбопытствовала: — И какой же службы может потребовать Владыка Молний? Или это тайна?
— Я никогда ни с кем не говорил об этом. Пожалуй, не готов и сейчас. Возможно, позднее, если Отверзающий не станет возражать. И если ты останешься.
— Я остаюсь.
— Тогда пойдем.
Старик привел меня в библиотеку. Мы уже заглядывали сюда, когда хозяин показывал мне дом, но теперь я получила возможность не спеша пройти вдоль шкафов, вдыхая знакомые с детства ароматы и прикасаясь кончиками пальцев к корешкам книг. Райнер не торопил меня. Он устроился в кресле, налил из графина в маленький стаканчик какой-то мутновато-желтой жидкости и вроде бы забыл о моем существовании, погрузившись в собственные мысли.
Впрочем, его отрешенность была лишь кажущейся: стоило мне обернуться, бросив на хозяина вопросительный взгляд, он тут же встрепенулся:
— Выбери что-нибудь... на свой вкус.
Я взяла с полки «Путешествие купца Тосвеара Листи в Восточные земли и обратно». Мне уже попадалась прежде эта книга, и я помнила, что язык повествования гладкий и образный, но без витиеватости, осложняющей чтение.
Прежде я никогда никому не читала вслух и немного волновалась, но оказалось, это занятие, которое увлекает и завораживает не только слушателя, но и чтеца. Я наслаждалась. Время от времени украдкой бросая взгляд на Райнера, я видела умиротворенную улыбку у него на лице, и мне самой становилось тепло от этой улыбки.
За этот первый наш вечер я была искренне благодарна Видящему, но... Вернувшись в свою комнату, я горько рыдала в подушку. Впервые за много лет я плакала о том, чего лишена...
Где и кому люди чаще всего читают вслух? В семье — детям. Наверняка и в моей жизни такое было, но я не помнила. Те отдельные видения, которые посещали меня во сне, были слишком обрывочны и не складывались в цельную картину. Оне не были полноценными воспоминаниями о прежней жизни. А в новой — приютской — я быстро научилась читать сама, и мне не приходилось кого-нибудь просить об этом. Впрочем, подозреваю, эти просьбы остались бы без ответа — девочек в воспитательном доме было много, каждой не угодишь.
Но обиднее всего было сознавать, что и в будущем моем не предвидится ничего подобного. Может ли вообще Тень иметь семью и детей? До сих пор я не задумывалась об этом. Не загадывала так далеко — мне достаточно было определить ближайшую цель. Не то чтобы мне вдруг внезапно захотелось замуж, да еще и детей рожать, но не иметь даже шансов...
Словом, я плакала.
И утром встала с постели с опухшим лицом и заплывшими глазами. Хорошо, что портной, который доставил мой новый гардероб, не видел меня. Хорошо, что я сама себя не видела. Мне хватало и ощущений.
Райнер укоризненно покачал головой, когда я спустилась к завтраку:
— Ты спешишь, девочка. Всему свое время. Нельзя получить все сразу.
— Ты что-то видишь?
— Что-то вижу, — согласился старик.
— Тогда скажи, что меня ждет.
— Э, — усмехнулся Райнер, — я Видящий, а не провидец и уж тем болеее не Плетельщик. Я уже говорил тебе. Могу увидеть только то, что уже есть. А могу и не увидеть, если Идьярд не подтолкнет.
— Как это?
— Как и любой дар от высших, он действует через человека, но не по его воле. Ты замечаешь что-то, словно тебя заставили посмотреть в нужную сторону, делаешь что-то, потому что откуда-то знаешь, что это нужно. Да ты, наверно, и сама замечала.
— У меня нет дара Высших. Разве Высшие раздают свои дары, не спрашивая?
— Есть. В крови. Просто он спит, и ты его до конца не осознаешь. Захочешь пробудить — обратишься к Арнастре.
— Не захочу, — решительно отказалась я. — Меня пугает дар плетельщиков. Это ведь чудовищная власть — влиять на чужие судьбы.
— Плетельщики лишены возможности влиять по собственному произволу, только по указанию богини. Они видят точки расхождения, могут, как и другие провидцы, намекнуть на выбор, но если хотят вмешаться, указать конкретный путь, обращаются к Арнастре, и та взвешивает. Если подобное вмешательство не нарушает миропорядок, то богиня может дать согласие, но всегда возьмет плату. За серьезное вмешательство плетельщик расплачивается своим даром, поэтому решаются на такое немногие и только ради тех, кого любят. И даже в этом случае они вынуждены действовать мягко — советовать, просить, направлять, но не настаивать. И могут лишь надеяться, что в определенное время события повернутся нужным образом. А теперь представь, что в каждой судьбе таких развилок множество, и путь зависит не только от идущего, но и от тех, кого он встречает на своем пути. Плетение — это не насилие над судьбой, служители Арнастры всего лишь делают один из возможных путей чуть более вероятным, чем другие. Для того, кто действует в собственных интересах, прокладывает путь другу или родственнику, это только надежда на благополучный исход, но не гарантия его.
— Вы столько знаете об этом, — удивилась я.
— Боги часто действуют в согласии друг с другом, равно как и их служители. Плетельщику дозволяется вносить Видящего в свой расклад.
Напоследок портной наклонился к моему уху и шепнул:
— Вы... пленница в этом доме?
— Я здесь гостья, — успокоила я его.
Впрочем, мне показалось, он не слишком успокоился после моих слов. Я его понимала: быть пригашенным в дом признанного безумца и получить заказ на наряды для дамы, которую нельзя видеть.... Кто угодно встревожился бы!
А я после визита портного наконец расслабилась и почти сразу улеглась в постель, блаженно растянувшись на чистой простыне — тот, кто не знал нескончаемых дорог, едва ли способен оценить такое счастье.
***
Здравствуй, Тень!
Впервые за все время с нашего расставания я осталась на несколько часов без присмотра и могу наконец взяться за перо. Еще бы знать, с чего начать — так много хочется тебе рассказать!
Сначала мне было страшно — мы впервые остались по-настоящему наедине с Ианом. Но я боялась не его, а того, что изменившиеся обстоятельства изменят что-то и между нами. Напрасно боялась — дорога не оставляла времени для праздных размышлений, мы просто не успевали уделить внимание этим переменам.
По правде сказать, сама дорога запомнилась мне плохо, слившись в непрерывный поток сменяющих друг друга картин. Кажется, лошадей мы продали на третий день пути, сменив их на других, попроще, а днем позже Иан купил на смену нашей карете обшарпанный экипаж с жесткими скамьями и скрипучими колесами.
Все это время Ианнар правил сам, но незадолго до границы нанял кучера. Я сначала не поняла зачем. Догадалась, только когда мы, не доезжая до заставы, покинули карету и отправились через границу пешком, лесом. Все правильно, нас уже начали искать, и на каждой заставе дежурили маги, которые могли разглядеть под иллюзией наш настоящий облик. Счастье еще, что магов не так много, чтобы расставить их вдоль всей границы, а не только на заставах.
Кучер, которому Иан основательно заморочил голову, должен был сказать на заставе, что его наниматели ждут в Илмайе, а он всего лишь переправляет оставшуюся часть багажа, для которой не нашлось места в хозяйской карете.
Задумка была примитивная, но она удалась, и кучер дождался нас на первой же развилке. В ближайшем городе Иан его рассчитал и нанял нового.
После пересечения границы мы могли чувствовать себя чуть свободнее, но расслабляться не спешили — все так же путешествовали под личиной и избегали общения, чтобы ненароком себя не выдать. Это было нетрудно в пути, когда лица и пейзажи сменяли друг друга раньше, чем я успевала их рассмотреть, не то что привыкнуть.
Зато когда мы прибыли в Гредрам — ты знаешь, это второй по величине порт Ругалдена, — я была оглушена: толпы людей, говорящих на разных языках, шум, бесконечное движение днем и ночью. В первый день я боялась выходить из гостиницы, и Иану пришлось меня уговаривать, потому что оставлять меня одну он не хотел.
В Гредраме нам пришлось осесть надолго, потому что в ближайшие недели ни на одном корабле не было свободных кают для двух пассажиров. Можно было, конечно, решиться на путешествие в трюме с бедняками, но... Иан хоть нервничал из-за длительной задержки, но предлагать мне такие условия не рискнул. И правильно. Я на многое готова, но это было бы, пожалуй, слишком.
Как ни странно, не сам побег и не расставание с тобой, а именно Гердрам поставил точку на моей прежней жизни. Здесь перестала существовать Нэлисса, младшая принцесса королевского дома Тауналя.
В Ругалдене браки заключаются не в храмах, а в городской управе. Нужно только расписаться в специальной книге. Однако чернила зачарованные, и стоит только служащему магу заверить согласие пары своей подписью на брачном свидетельстве, на запястьях появляются брачные рисунки. У нас это ольховая ветвь с шишечками. Я спрашивала у Иана, что она означает, но мой муж ушел от ответа.
Конечно, для заключения брака следовало назвать свои настоящие имена, но тут нам повезло: ведь девочки в Таунале носят родовое имя матери, а оно вряд ли известно кому-то в Ругалдене. Вот если бы о нашем исчезновении объявили официально и обратились с просьбой о помощи в розыске к местным властям, то тут бы наше путешествие и закончилось. Однако Ианнар был уверен, что этого не случится — пропажу принцессы станут скрывать до последнего. И оказался прав.
И потому на палубу корабля я ступила замужней женщиной, Нэлиссой Ауста.
Теперь я сижу за крохотным столиком в каюте и пишу тебе письмо, которое ты никогда не прочитаешь. На палубе весело переругиваются матросы (Тень, какое упущение, что на наших уроках ругалденского мы так мало внимания уделяли брани — я их почти не понимаю!), рядом спит мой умаявшийся, бледный до зелени муж — как оказалось, он подвержен морской болезни... А я от качки совсем не страдаю, наоборот, мне нравится, как колеблется пол под ногами, от этого делаются легче и мысли, и перо...
***
Я смотрела в потолок широко раскрытыми глазами, и мне казалось, что комната слегка покачивается, словно я все еще нахожусь на борту корабля.
Корабля?! Этот сон... или видение... Было ли это на самом деле? Я будто бы переместилась в тело Нэлиссы... Нет, я была ею — переживала ее воспоминания, думала ее мысли, писала письмо... сама себе. Возможно, это действовали до сих пор отголоски нашей связи. Или моя просьба, высказанная в предыдущем видении, была и впрямь услышана и исполнена таким странным образом.
И мне почему-то стало вдруг неуютно в доме старого Видящего. Словно я предала саму себя, отказалась от пути, который выбрала, подставив свое будущее, свою жизнь под удар. Поверила безумцу, позволила себе слабость, клюнула на туманные обещания и теперь сижу на одном месте и жду, пока меня схватят. А принцесса плывет через океан.
Не раздумывая больше, я сорвалась с постели, умылась наскоро, похватала свои вещи и, не дожидаясь завтрака, чтобы не встречаться с хозяином, выскользнула из комнаты.
Дом и сад легко выпустили меня, и я вздохнула с облегчением — оказывается, внутри меня успел поселиться необъяснимый страх оказаться запертой в этом странном месте.
Однако очутившись в центре города, я немного остыла, пускаться в путь прямо сейчас мне расхотелось. Я неспешно прошлась по торговым рядам, привычно лавируя в людском потоке.
С утра пролился дождь, но к полудню солнце начало припекать не на шутку. В поисках укрытия от палящих лучей, я нырнула в сумрачную прохладу оказавшегося поблизости храма. И тут же вспомнила о том, что Нэл просила молиться за нее. Лики богов, бесстрастные, одинаково чужие мне, смотрели на меня и сквозь меня, и было немного неуютно под этими взглядами, хотелось что-то сделать.
Я знала, что в храмах принято приносить жертвы, чтобы молитва была услышана, но... у меня ничего не было. Ничего, что я могла бы считать своим, кроме алхимических зелий и метательных ножей. Но едва ли богам нужно мое оружие, а предлагать им краденые вещи было бы и вовсе неправильно.
Остановившись в нерешительности, я заозиралась, и взгляд мой зацепился за распахнутую дверцу в дальнем уголке зала. Ноги сами привели меня в крохотную комнатушку без окон, в которой обнаружился кран с водой, различные ведра и бадейки, тряпки и мыльный порошок. Дальше мне не нужно было подсказывать, что делать — мои силы и время все еще принадлежали мне одной и были тем, что я могла принести в жертву.
Никогда прежде мне не приходилось заниматься уборкой. Я чувствовала себя неуклюжей, бестолковой неумехой, тряпки то и дело выскальзывали из непривычных рук, оставляли за собой грязные разводы, заставляя меня раз за разом возвращаться к одним и тем же местам, но спустя долгие часы и пол, и лавки вдоль стен, и подножия статуй если не сияли чистотой, то уж точно не оставляли впечатления запущенности.
Выйдя в последний раз из каморки, уже с пустыми руками, я сочла, что теперь могу донести до богов свои просьбы. Я говорила с Виарстом, Хранителем путей, и с двуликой Арнастрой, Повелевающей судьбами, — о себе, о принцессе... бывшей принцессе... и даже об Ианнаре, боль которого я остро ощутила через Нэл, — а напоследок заглянула в глаза Владыки молний Идьярда, Отверзающего очи, и... все поняла.
Меня больше не терзали сомнения и подозрения, и страхи улеглись в душе. Я просто точно знала, как мне следует поступить, и вскоре стояла перед знакомой уже калиткой, не сомневаясь, что меня ждут.
Райнер и правда ждал. Он встретил меня за накрытым к ужину столом. Старик сидел, уткнувшись невидящим взглядом в одну точку и не притрагивался к пище, но стоило мне подойти, улыбнулся криво и выдохнул:
— Вернулась все-таки. Значит, все правильно она сказала.
Я все еще не решалась спросить у Райнера, кто такая эта таинственная она, а потому промолчала, принявшись за еду. До меня только теперь дошло, что за весь день я и крошки в рот не взяла.
— Не хочешь сегодня почитать для меня? — неожиданно спросил Райнер после ужина.
— Не знаю, — растерялась я, — наверно. А вы сами? Или вам приятнее слушать, чем читать самому?
— Самому мне уже затруднительно, — признался старик, — прежде я впускал в себя духа, если возникало желание насладиться чтением, но теперь я слишком слаб для этого. Духи тянут много сил.
— Зачем... духа?
— Чтобы видеть, — просто ответил Райнер.
Выходит, не зря старик показался мне слепым при первой встрече. Но... он так уверенно передвигался!
Видимо, эти размышления как-то отразились на моем лице, потому что Райнер усмехнулся:
— Я живу в этом доме много лет — знаю каждый камушек в саду, каждую неровность на ступеньках. Здесь ничего не меняется, потому что я не позволяю.
— Значит... Видящие могут видеть только незримое? И зачем это все? Кому может быть нужен такой дар?
— Слепцу, — коротко и сердито отозвался хозяин. — Когда внезапно теряешь всё, и тебе, уже вкусившему тьмы, предлагают замену, тут уж не раздумываешь, берешь обеими руками и благодаришь. И служишь, покуда хватает сил.
— Простите, — я покаянно склонила голову. И тут же полюбопытствовала: — И какой же службы может потребовать Владыка Молний? Или это тайна?
— Я никогда ни с кем не говорил об этом. Пожалуй, не готов и сейчас. Возможно, позднее, если Отверзающий не станет возражать. И если ты останешься.
— Я остаюсь.
— Тогда пойдем.
Старик привел меня в библиотеку. Мы уже заглядывали сюда, когда хозяин показывал мне дом, но теперь я получила возможность не спеша пройти вдоль шкафов, вдыхая знакомые с детства ароматы и прикасаясь кончиками пальцев к корешкам книг. Райнер не торопил меня. Он устроился в кресле, налил из графина в маленький стаканчик какой-то мутновато-желтой жидкости и вроде бы забыл о моем существовании, погрузившись в собственные мысли.
Впрочем, его отрешенность была лишь кажущейся: стоило мне обернуться, бросив на хозяина вопросительный взгляд, он тут же встрепенулся:
— Выбери что-нибудь... на свой вкус.
Я взяла с полки «Путешествие купца Тосвеара Листи в Восточные земли и обратно». Мне уже попадалась прежде эта книга, и я помнила, что язык повествования гладкий и образный, но без витиеватости, осложняющей чтение.
Прежде я никогда никому не читала вслух и немного волновалась, но оказалось, это занятие, которое увлекает и завораживает не только слушателя, но и чтеца. Я наслаждалась. Время от времени украдкой бросая взгляд на Райнера, я видела умиротворенную улыбку у него на лице, и мне самой становилось тепло от этой улыбки.
За этот первый наш вечер я была искренне благодарна Видящему, но... Вернувшись в свою комнату, я горько рыдала в подушку. Впервые за много лет я плакала о том, чего лишена...
Где и кому люди чаще всего читают вслух? В семье — детям. Наверняка и в моей жизни такое было, но я не помнила. Те отдельные видения, которые посещали меня во сне, были слишком обрывочны и не складывались в цельную картину. Оне не были полноценными воспоминаниями о прежней жизни. А в новой — приютской — я быстро научилась читать сама, и мне не приходилось кого-нибудь просить об этом. Впрочем, подозреваю, эти просьбы остались бы без ответа — девочек в воспитательном доме было много, каждой не угодишь.
Но обиднее всего было сознавать, что и в будущем моем не предвидится ничего подобного. Может ли вообще Тень иметь семью и детей? До сих пор я не задумывалась об этом. Не загадывала так далеко — мне достаточно было определить ближайшую цель. Не то чтобы мне вдруг внезапно захотелось замуж, да еще и детей рожать, но не иметь даже шансов...
Словом, я плакала.
И утром встала с постели с опухшим лицом и заплывшими глазами. Хорошо, что портной, который доставил мой новый гардероб, не видел меня. Хорошо, что я сама себя не видела. Мне хватало и ощущений.
Райнер укоризненно покачал головой, когда я спустилась к завтраку:
— Ты спешишь, девочка. Всему свое время. Нельзя получить все сразу.
— Ты что-то видишь?
— Что-то вижу, — согласился старик.
— Тогда скажи, что меня ждет.
— Э, — усмехнулся Райнер, — я Видящий, а не провидец и уж тем болеее не Плетельщик. Я уже говорил тебе. Могу увидеть только то, что уже есть. А могу и не увидеть, если Идьярд не подтолкнет.
— Как это?
— Как и любой дар от высших, он действует через человека, но не по его воле. Ты замечаешь что-то, словно тебя заставили посмотреть в нужную сторону, делаешь что-то, потому что откуда-то знаешь, что это нужно. Да ты, наверно, и сама замечала.
— У меня нет дара Высших. Разве Высшие раздают свои дары, не спрашивая?
— Есть. В крови. Просто он спит, и ты его до конца не осознаешь. Захочешь пробудить — обратишься к Арнастре.
— Не захочу, — решительно отказалась я. — Меня пугает дар плетельщиков. Это ведь чудовищная власть — влиять на чужие судьбы.
— Плетельщики лишены возможности влиять по собственному произволу, только по указанию богини. Они видят точки расхождения, могут, как и другие провидцы, намекнуть на выбор, но если хотят вмешаться, указать конкретный путь, обращаются к Арнастре, и та взвешивает. Если подобное вмешательство не нарушает миропорядок, то богиня может дать согласие, но всегда возьмет плату. За серьезное вмешательство плетельщик расплачивается своим даром, поэтому решаются на такое немногие и только ради тех, кого любят. И даже в этом случае они вынуждены действовать мягко — советовать, просить, направлять, но не настаивать. И могут лишь надеяться, что в определенное время события повернутся нужным образом. А теперь представь, что в каждой судьбе таких развилок множество, и путь зависит не только от идущего, но и от тех, кого он встречает на своем пути. Плетение — это не насилие над судьбой, служители Арнастры всего лишь делают один из возможных путей чуть более вероятным, чем другие. Для того, кто действует в собственных интересах, прокладывает путь другу или родственнику, это только надежда на благополучный исход, но не гарантия его.
— Вы столько знаете об этом, — удивилась я.
— Боги часто действуют в согласии друг с другом, равно как и их служители. Плетельщику дозволяется вносить Видящего в свой расклад.
