Ворча себе под нос, Прохор скрылся в кухне. Ира умылась и расчесала спутанные волосы; лицо, глядевшее на неё из зеркала, очевидно уступало в красоте маске, нарисованной Ксюшиной рукой, зато выглядело куда как счастливее. С кухни тянуло соблазнительными ароматами; квартира, вчера казавшаяся жутковатой и пустой, в одночасье стала уютной и почти знакомой. Ира на миг замешкалась, прежде чем переступить порог кухни. Помнит ли Яр, что шептал ей на грани яви и сна? Может, и нет; оба они были пьяны – алкоголем, ночью, друг другом. Впрочем, будет ещё время обо всём подумать, а прямо сейчас надо завтракать и ехать домой…
– Али гостьюшка печалится? – перепугался Прохор. – Нехорошо чего? Хозяин обидел?
– Нет-нет, Проша, всё в порядке, – Ира с поддельным энтузиазмом взялась за вилку. Есть не хочется, а надо. – Ты… э-э-э… не беспокойся так.
– Ить как не беспокоиться-то! – домовой всплеснул лапами – точь-в-точь как Афонька, не уследивший за шаловливыми хозяйскими внучками. – Прохор, по чести, у гостьюшки прощеньица просить должен. Он-то думал, она как все, а она – вон какая!
– Спасибо, – пробормотала Ира в кружку с чаем. Кто такие «все», лучше, пожалуй, не уточнять. – Очень вкусно у тебя получается.
Домовой надулся от гордости. Хронометры на духовке и на микроволновой печи в унисон показывали девять утра; родители наверняка уже проснулись. Ира сделала безнадёжную попытку помыть за собой посуду; Прохора едва удар не хватил от такого кощунства, и гостья была без церемоний выставлена вон из кухни. Больше предлогов задерживаться не нашлось. Сунув телефон в сумку, Ира натянула на ноги кроссовки и сама себя отчитала за малодушие. То есть на полудниц кидаться с голыми руками и играть в догонялки с безопасниками – это пожалуйста, а с матерью поговорить – всё уже, пороху не хватает? Смех, да и только.
Впрочем, самый сложный экзамен – тот, который ещё не сдан.
Стойкий запах кофе за семь лет насквозь пропитал кабинет вместе со всей мебелью, документами и даже, наверное, краской на стенах. Будущему преемнику придётся либо долго и с боем вытравливать отсюда кофейный дух, либо смириться и продолжить привычки Верховского. Сегодня впервые за последние недели утренняя доза терпкой горечи принесла подлинное удовольствие. Ещё в бытность свою рядовым безопасником он усвоил: дела могут идти либо терпимо, либо катастрофически плохо; сейчас из второй категории всё понемногу выруливало к первой.
– Как ты мог бы догадаться, – Верховский откинулся в кресле и праздно сцепил пальцы, – ничего, что однозначно указывало бы на подлинных зачинщиков, коллеги в «Восходе» не нашли. Наши друзья, спасибо их информатору поневоле, успели подготовиться и куда-то деть большую часть документов, в том числе те, о которых говорил Максим. Это значит, что две-три башки мы гидре, конечно, отрубили, но ещё штук шесть преспокойно продолжают шипеть и плеваться ядом. Хуже того, могут отрастить себе новое туловище и опять начать суетиться. На сей раз куда как более осмотрительно.
Зарецкий скептически нахмурился. Александр Михайлович опасался, что после вчерашних потрясений он вовсе не будет ничего соображать, однако парень неплохо справлялся. Верховский даже не стал отчитывать его за раздражающую привычку вертеть в руках какую-нибудь дребедень в процессе размышлений.
– Это будет сложнее, – заметил Ярослав, пропуская между пальцев посеребрённый «паркер». – Я чуть-чуть навёл шороху на другой стороне.
– Наслышан, – Верховский позволил себе уважительно хмыкнуть. – Будет время – опиши подробно и направь мне под грифом, подошьём к делу. Но надо вычищать гниль здесь, и чем быстрее – тем лучше.
– На примете есть кто-нибудь? – деловито спросил Зарецкий.
– Миша одно имя назвал, – подпустив в голос сомнения, ответил Александр Михайлович. – Депутат Митрофанов. Вы с ним как-то пересекались.
– Скорее всего, он – марионетка, – сходу определил Ярослав. – Ему сейчас тридцать с небольшим, организовать что-то серьёзное шестнадцать лет назад он вряд ли мог.
– Верно мыслишь, – кивнул Верховский. – На политическом горизонте он появился лет восемь тому назад и сделал с тех пор головокружительную карьеру.
– Кто-то его продвинул.
– Очевидное можно не озвучивать, – Александр Михайлович досадливо поморщился. – В деле «Цепи» Митрофанов, без сомнения, замазан, доказательствами пусть Старов занимается. Мне нужен его покровитель. Быстро. Пока круги по воде не успели далеко разойтись.
Зарецкий задумчиво оперся локтем о спинку стула, который подчинённые между собой именовали пыточным. Серебряный узор на чернильной ручке ловил солнечные блики.
– Есть документы по той конторе, что купила кусок земли с потенциальным разломом? – спросил Ярослав, склонив голову к плечу.
– Только то, что в свободном доступе, – сухо сказал Верховский. – Что-то мне подсказывает, что выйдем мы разве что на очередное подставное лицо.
– Можно поискать у этих подставных общие связи.
– Ты этим месяц будешь заниматься. Ещё варианты?
– Следственные архивы по тульскому…
– Забудь об этой макулатуре. У нас есть день, максимум – два. Делай, что хочешь, пользуйся своими талантами – я прикрою, но результат должен быть.
– Понял.
Сделает. Этот – сделает, хоть бы ему всю Управу пришлось перевернуть вверх дном. Что-то такое как раз и потребуется. Последняя точка в деле «Цепи» либо станет громкой и скандальной, либо не будет поставлена вовсе.
– Теперь о приятном, – Верховский мрачно усмехнулся и протянул подчинённому тонкую папку. – Вчера Викентьеву очень больно наступили на хвост. Он сам виноват, но и не ему одному застили взор карьерные перспективы. Отмываться теперь безопасности долго и упорно. Собственно, они уже начали. Здесь моральные компенсации и официальные покаянные письма. Я бы не хотел раздувать конфликт, так что буду очень признателен, если и ты, и Ирина извинения примете.
– Без претензий, – Ярослав мельком просмотрел бумаги и отложил папку на край стола.
– Замечательно, – Александр Михайлович поощрительно улыбнулся. – Думаю, что будут и ещё бонусы. Вы все отлично поработали. Буду откровенен – даже не ожидал.
– Но надеялись.
– С того самого момента, как сел в это кресло, – хмыкнул Верховский. – Надеялся, что однажды так будет. Но, признаться, в первые годы все мои начинания казались обречёнными. Ты должен помнить.
Зарецкий молча кивнул. Сколько времени прошло с тех пор, как они впервые сидели здесь вот так же – начальник и стажёр, один в ужасе от собственных промахов, второй потерянный и злой на себя и на весь мир? Верховский тогда нашёл в себе силы задвинуть куда подальше личную неприязнь и поверить двадцатилетнему мальчишке чуть больше, чем доставшимся ему вместе с отделом матёрым спецам. Не прогадал.
– Я был к тебе крайне несправедлив, – спокойно сказал Александр Михайлович. Зарецкий не изменился в лице – начальственная исповедь его не растрогала. Хорошо. – Не только во время стажировки, вообще. Всегда ждал от тебя больше, чем от других.
– Из-за наставницы, – уверенно предположил Ярослав.
Верховский кивнул.
– Да, из-за неё, разумеется. Ты чертовски на неё похож, знаешь? Не внешне, само собой. Манерой говорить и думать, жестами, суждениями. Я ещё на собеседовании заметил. Ни на миг не усомнился, что вы родственники.
– Сочту за комплимент, – Зарецкий осторожно усмехнулся.
– Сочти. Я всё понять не мог, какого лешего, – Верховский подпустил в голос ворчливого раздражения. – У меня потенциал был выше, а Лидия никогда не делала скидок на родственные связи. Но потенциал, очевидно, враньё, да и дело в другом.
– В необходимости. Я тогда не обошёлся бы без её помощи.
Александр Михайлович удовлетворённо кивнул. Либо подчинённый действительно так считает, либо раскусил манёвр и ловко подбирает правильные ответы. И то, и другое весьма неплохо.
– Очень мило с её стороны было оставить послание мне персонально, – заметил Верховский. Ярослав ничего не сказал. Судя по всему, насчёт биографии нынешнего начальника магконтроля наставница его не просвещала; он вёл бы себя иначе, начиная с собеседования и до сих пор. Пусть это остаётся как есть. – Ты знаком с Вяземским?
– Нет. Лично – нет, – уточнил Зарецкий. – Скорее всего, видел, но не запомнил.
– А вообще много людей знаешь из её круга?
– Почти никого. У меня нет никаких влиятельных связей, – Ярослав прохладно улыбнулся. – Давать поблажки было не в её духе.
– И при всём при том ты пришёл устраиваться на работу в контроль, – хмыкнул Александр Михайлович. – Нечем было пощекотать нервы?
Зарецкий бросил на начальника оценивающий взгляд.
– Я вам уже как-то говорил. Хочу привносить в мир порядок, – он усмехнулся краем рта. – А ещё досье офицеров контроля засекречиваются до первого уровня допуска.
После такого заявления и вышвырнуть можно. Верховский бы и вышвырнул лет пять тому назад, когда думал регламентами поперёд здравого смысла. Ладно уж, хватит мучить парня; всё, что нужно, он уже сказал.
– Теперь, может, больше не понадобятся такие предосторожности, – заметил Александр Михайлович. – Тебе, наверное, будет интересно: Обарин по результатам опросов уверенно лидирует в предвыборной гонке.
Ярослав небрежно пожал плечами.
– Рад за него.
– Магконтроль вне политики, – строго напомнил Верховский.
– Верно.
Наглец. Чернова, беднягу, аж трясёт от подобных выходок. Тяжко ему придётся после кадровых перестановок… Пусть привыкает, им ещё долго вместе работать. И, кстати, о выходках…
– Скажи мне, кудесник, – насмешливо хмыкнул Верховский, барабаня пальцами по столу, – как так вышло, что ведьма, удостоверение которой ты заверял, преспокойно раздумывала целый день, не доложить ли ей о запрещённых для её категории сведениях?
Сама невинность. Знает, шельмец, что начальник догадался, и всё равно…
– Я спрошу при случае насчёт ранее принесённых клятв.
Верховский фыркнул. Ну о чём тут говорить?
– Имей в виду: если бы речь шла о ком-нибудь другом, я бы первый обвинил тебя в нарушении служебной присяги и персональной ответственности, – заявил он. Зарецкий выслушал тираду с вежливо-недоумённым выражением лица; руки зачесались не то отвесить нахалу подзатыльник, не то покровительственно потрепать по плечу. – Девочка – золото. Из отдела ни в коем случае отпускать нельзя, вторую такую не найдём.
– Сам знаю.
Александр Михайлович пытливо прищурился.
– И что делать думаешь?
– А что тут думать?
И верно. Верховский выдвинул ящик стола, достал оттуда опечатанный безопасностью футляр и протянул подчинённому. Ярослав аккуратно снял пломбу, придирчиво оглядел «путеводную звезду», словно ожидал, что к старым сколам и царапинам прибавятся свежие, и повесил на шею.
– Спасибо.
– И как это ни одна собака не задумалась, на кой чёрт Свешниковой понадобилось писать завещание на артефакты, – ехидно заметил Верховский. Ярослав предпочёл пропустить это мимо ушей; конечно, так он и признается, что задурил когда-то голову контрольскому олуху! – По-моему, нам следует больше внимания уделять архивам минусов. Особенно сведениям о родственниках одарённых.
– Здравая мысль, – серьёзно сказал Зарецкий.
У Верховского возникло нехорошее и весьма стойкое подозрение, что над ним издеваются. Не одному Чернову тут тяжело. Что уж там, вся команда – один другого краше. Молодцы. Можно гордиться.
– Ах да, вот ещё что. Вдруг пригодится, – Александр Михайлович взял со стола телефон, скопировал короткий ряд цифр и отправил сообщение. – Ирина вчера звонила мне с этого номера. Я сперва подумал, что это хитрость, достойная Оксаны, но потом сообразил, что прежний телефон попросту был ей недоступен.
– Спасибо.
– Не за что, – Верховский коротко улыбнулся и сухо напомнил: – Я жду результатов по делу. Сегодня, в крайнем случае – завтра.
– Да, хорошо.
Зарецкий небрежно вбросил «паркер» в нагрудный карман и поднялся с пыточного стула. Он уже почти толкнул дверь, когда Верховскому в голову пришло ещё кое-что, позабытое за ворохом более важных дел.
– Момент, – Александр Михайлович скрестил на груди руки. – Кто-то из вас поцарапал мне машину. Либо ты, либо Некрасов. Заднее правое крыло. Раньше там точно ничего не было.
– Пусть буду я, – легко согласился Зарецкий. – Сколько за ремонт?
– Всё вычту из премии, – зловеще пообещал Верховский. Станет проверять или нет? – Не смею больше задерживать.
Ярослав кивнул и вышел. Верховский выждал для порядка пару минут и выглянул в кабинет. Там было пусто; подчинённый отправился размышлять куда-то в другое место. Андреева бегония, крайне довольная жизнью, беззаботно покачивала листьями на сквозняке. Александр Михайлович прищёлкнул пальцами, заставив ярко-голубую лейку величаво взмыть над столом и оросить подсохшую землю в горшке застоявшейся водой. Да уж, леший побери, нынешний состав отдела магического контроля Управа запомнит надолго.
Хорошо. Очень хорошо.
Мама открыла дверь и молча поджала губы. Ира вымученно улыбнулась, поправила на плече лямку сумки. Утро дома явно не было добрым.
– Привет, ма, – наигранно весело сказала она. Так ведут себя дочери, припозднившиеся с ночной гулянки? – Я пришла.
– Вижу, – буркнула мама и посторонилась, пропуская Иру в коридор. Дверь сердито захлопнулась за спиной. – Разувайся, иди завтракать.
– Я не голодная. Но чаю попью, – Ира скинула кроссовки и бросила сумку на тумбочку. – А папа где?
– Машину чинить поехал, – резковато пояснила мама и скрылась в кухне.
Ира тайком перевела дух и поплелась следом. Дома всё было в точности так же, как вчера: идеальный порядок, правильный, проверенный временем уют. Тихо тикали настенные часы, клокотал чайник, в вазочке на столе горкой громоздилось печенье. Прежде кухня не казалась такой тесной.
– Ну, – мама раздражённо опустила чашку с чаем перед Ириным носом, – может, расскажешь, где ты пропадала?
Что ни скажи – будет лучше, чем правда. Правду нельзя, неразглашение никто не снимал. Да и мама, как ни крути, связана присягой и категорией.
– Да так, сначала по делам, потом в баре посидели, – нарочито небрежно ответила Ира и отхлебнула горячего чаю. – Со смородиной?
– Не знаю, – мама уселась напротив. В её голосе слышались нотки предстоящего скандала. – Ирина, что с тобой творится? Что ты мечешься туда-сюда? В студенчестве надо гулянки оставлять! У тебя, между прочим, работа есть, если Наталья Петровна ещё не решила тебя уволить!
– Не уволит, мам, – заверила её Ира. После того, как Верховский место в отделе предлагал – пусть попробует!
Мама сдвинула брови; над переносицей у неё залегла тревожная складка. Переживает, и всерьёз… Она не знает, как начальница канцелярии увещевала Иру не увольняться, и рассказать тоже нельзя – тогда придётся и про больницу, и про ссору с Черновым, и про тень. И когда это успело наплодиться столько секретов?
– Не зарывайся, дочь, – мрачно посоветовала мама. – Всему есть предел.
Не поспоришь. Она и не пытается. Только неужели мама всерьёз думает, что Анохиной есть дело до похождений одной из десятков сотрудниц? Ей лишь бы отчётность вовремя собрать и чтоб от начальников жалоб не было. Ира неопределённо дёрнула плечом, демонстрируя покаянную солидарность.
– Я понимаю, зачем ты к бабушке удрала, – сердито заявила мама.
– Али гостьюшка печалится? – перепугался Прохор. – Нехорошо чего? Хозяин обидел?
– Нет-нет, Проша, всё в порядке, – Ира с поддельным энтузиазмом взялась за вилку. Есть не хочется, а надо. – Ты… э-э-э… не беспокойся так.
– Ить как не беспокоиться-то! – домовой всплеснул лапами – точь-в-точь как Афонька, не уследивший за шаловливыми хозяйскими внучками. – Прохор, по чести, у гостьюшки прощеньица просить должен. Он-то думал, она как все, а она – вон какая!
– Спасибо, – пробормотала Ира в кружку с чаем. Кто такие «все», лучше, пожалуй, не уточнять. – Очень вкусно у тебя получается.
Домовой надулся от гордости. Хронометры на духовке и на микроволновой печи в унисон показывали девять утра; родители наверняка уже проснулись. Ира сделала безнадёжную попытку помыть за собой посуду; Прохора едва удар не хватил от такого кощунства, и гостья была без церемоний выставлена вон из кухни. Больше предлогов задерживаться не нашлось. Сунув телефон в сумку, Ира натянула на ноги кроссовки и сама себя отчитала за малодушие. То есть на полудниц кидаться с голыми руками и играть в догонялки с безопасниками – это пожалуйста, а с матерью поговорить – всё уже, пороху не хватает? Смех, да и только.
Впрочем, самый сложный экзамен – тот, который ещё не сдан.
Глава LXIX. Здравый смысл
Стойкий запах кофе за семь лет насквозь пропитал кабинет вместе со всей мебелью, документами и даже, наверное, краской на стенах. Будущему преемнику придётся либо долго и с боем вытравливать отсюда кофейный дух, либо смириться и продолжить привычки Верховского. Сегодня впервые за последние недели утренняя доза терпкой горечи принесла подлинное удовольствие. Ещё в бытность свою рядовым безопасником он усвоил: дела могут идти либо терпимо, либо катастрофически плохо; сейчас из второй категории всё понемногу выруливало к первой.
– Как ты мог бы догадаться, – Верховский откинулся в кресле и праздно сцепил пальцы, – ничего, что однозначно указывало бы на подлинных зачинщиков, коллеги в «Восходе» не нашли. Наши друзья, спасибо их информатору поневоле, успели подготовиться и куда-то деть большую часть документов, в том числе те, о которых говорил Максим. Это значит, что две-три башки мы гидре, конечно, отрубили, но ещё штук шесть преспокойно продолжают шипеть и плеваться ядом. Хуже того, могут отрастить себе новое туловище и опять начать суетиться. На сей раз куда как более осмотрительно.
Зарецкий скептически нахмурился. Александр Михайлович опасался, что после вчерашних потрясений он вовсе не будет ничего соображать, однако парень неплохо справлялся. Верховский даже не стал отчитывать его за раздражающую привычку вертеть в руках какую-нибудь дребедень в процессе размышлений.
– Это будет сложнее, – заметил Ярослав, пропуская между пальцев посеребрённый «паркер». – Я чуть-чуть навёл шороху на другой стороне.
– Наслышан, – Верховский позволил себе уважительно хмыкнуть. – Будет время – опиши подробно и направь мне под грифом, подошьём к делу. Но надо вычищать гниль здесь, и чем быстрее – тем лучше.
– На примете есть кто-нибудь? – деловито спросил Зарецкий.
– Миша одно имя назвал, – подпустив в голос сомнения, ответил Александр Михайлович. – Депутат Митрофанов. Вы с ним как-то пересекались.
– Скорее всего, он – марионетка, – сходу определил Ярослав. – Ему сейчас тридцать с небольшим, организовать что-то серьёзное шестнадцать лет назад он вряд ли мог.
– Верно мыслишь, – кивнул Верховский. – На политическом горизонте он появился лет восемь тому назад и сделал с тех пор головокружительную карьеру.
– Кто-то его продвинул.
– Очевидное можно не озвучивать, – Александр Михайлович досадливо поморщился. – В деле «Цепи» Митрофанов, без сомнения, замазан, доказательствами пусть Старов занимается. Мне нужен его покровитель. Быстро. Пока круги по воде не успели далеко разойтись.
Зарецкий задумчиво оперся локтем о спинку стула, который подчинённые между собой именовали пыточным. Серебряный узор на чернильной ручке ловил солнечные блики.
– Есть документы по той конторе, что купила кусок земли с потенциальным разломом? – спросил Ярослав, склонив голову к плечу.
– Только то, что в свободном доступе, – сухо сказал Верховский. – Что-то мне подсказывает, что выйдем мы разве что на очередное подставное лицо.
– Можно поискать у этих подставных общие связи.
– Ты этим месяц будешь заниматься. Ещё варианты?
– Следственные архивы по тульскому…
– Забудь об этой макулатуре. У нас есть день, максимум – два. Делай, что хочешь, пользуйся своими талантами – я прикрою, но результат должен быть.
– Понял.
Сделает. Этот – сделает, хоть бы ему всю Управу пришлось перевернуть вверх дном. Что-то такое как раз и потребуется. Последняя точка в деле «Цепи» либо станет громкой и скандальной, либо не будет поставлена вовсе.
– Теперь о приятном, – Верховский мрачно усмехнулся и протянул подчинённому тонкую папку. – Вчера Викентьеву очень больно наступили на хвост. Он сам виноват, но и не ему одному застили взор карьерные перспективы. Отмываться теперь безопасности долго и упорно. Собственно, они уже начали. Здесь моральные компенсации и официальные покаянные письма. Я бы не хотел раздувать конфликт, так что буду очень признателен, если и ты, и Ирина извинения примете.
– Без претензий, – Ярослав мельком просмотрел бумаги и отложил папку на край стола.
– Замечательно, – Александр Михайлович поощрительно улыбнулся. – Думаю, что будут и ещё бонусы. Вы все отлично поработали. Буду откровенен – даже не ожидал.
– Но надеялись.
– С того самого момента, как сел в это кресло, – хмыкнул Верховский. – Надеялся, что однажды так будет. Но, признаться, в первые годы все мои начинания казались обречёнными. Ты должен помнить.
Зарецкий молча кивнул. Сколько времени прошло с тех пор, как они впервые сидели здесь вот так же – начальник и стажёр, один в ужасе от собственных промахов, второй потерянный и злой на себя и на весь мир? Верховский тогда нашёл в себе силы задвинуть куда подальше личную неприязнь и поверить двадцатилетнему мальчишке чуть больше, чем доставшимся ему вместе с отделом матёрым спецам. Не прогадал.
– Я был к тебе крайне несправедлив, – спокойно сказал Александр Михайлович. Зарецкий не изменился в лице – начальственная исповедь его не растрогала. Хорошо. – Не только во время стажировки, вообще. Всегда ждал от тебя больше, чем от других.
– Из-за наставницы, – уверенно предположил Ярослав.
Верховский кивнул.
– Да, из-за неё, разумеется. Ты чертовски на неё похож, знаешь? Не внешне, само собой. Манерой говорить и думать, жестами, суждениями. Я ещё на собеседовании заметил. Ни на миг не усомнился, что вы родственники.
– Сочту за комплимент, – Зарецкий осторожно усмехнулся.
– Сочти. Я всё понять не мог, какого лешего, – Верховский подпустил в голос ворчливого раздражения. – У меня потенциал был выше, а Лидия никогда не делала скидок на родственные связи. Но потенциал, очевидно, враньё, да и дело в другом.
– В необходимости. Я тогда не обошёлся бы без её помощи.
Александр Михайлович удовлетворённо кивнул. Либо подчинённый действительно так считает, либо раскусил манёвр и ловко подбирает правильные ответы. И то, и другое весьма неплохо.
– Очень мило с её стороны было оставить послание мне персонально, – заметил Верховский. Ярослав ничего не сказал. Судя по всему, насчёт биографии нынешнего начальника магконтроля наставница его не просвещала; он вёл бы себя иначе, начиная с собеседования и до сих пор. Пусть это остаётся как есть. – Ты знаком с Вяземским?
– Нет. Лично – нет, – уточнил Зарецкий. – Скорее всего, видел, но не запомнил.
– А вообще много людей знаешь из её круга?
– Почти никого. У меня нет никаких влиятельных связей, – Ярослав прохладно улыбнулся. – Давать поблажки было не в её духе.
– И при всём при том ты пришёл устраиваться на работу в контроль, – хмыкнул Александр Михайлович. – Нечем было пощекотать нервы?
Зарецкий бросил на начальника оценивающий взгляд.
– Я вам уже как-то говорил. Хочу привносить в мир порядок, – он усмехнулся краем рта. – А ещё досье офицеров контроля засекречиваются до первого уровня допуска.
После такого заявления и вышвырнуть можно. Верховский бы и вышвырнул лет пять тому назад, когда думал регламентами поперёд здравого смысла. Ладно уж, хватит мучить парня; всё, что нужно, он уже сказал.
– Теперь, может, больше не понадобятся такие предосторожности, – заметил Александр Михайлович. – Тебе, наверное, будет интересно: Обарин по результатам опросов уверенно лидирует в предвыборной гонке.
Ярослав небрежно пожал плечами.
– Рад за него.
– Магконтроль вне политики, – строго напомнил Верховский.
– Верно.
Наглец. Чернова, беднягу, аж трясёт от подобных выходок. Тяжко ему придётся после кадровых перестановок… Пусть привыкает, им ещё долго вместе работать. И, кстати, о выходках…
– Скажи мне, кудесник, – насмешливо хмыкнул Верховский, барабаня пальцами по столу, – как так вышло, что ведьма, удостоверение которой ты заверял, преспокойно раздумывала целый день, не доложить ли ей о запрещённых для её категории сведениях?
Сама невинность. Знает, шельмец, что начальник догадался, и всё равно…
– Я спрошу при случае насчёт ранее принесённых клятв.
Верховский фыркнул. Ну о чём тут говорить?
– Имей в виду: если бы речь шла о ком-нибудь другом, я бы первый обвинил тебя в нарушении служебной присяги и персональной ответственности, – заявил он. Зарецкий выслушал тираду с вежливо-недоумённым выражением лица; руки зачесались не то отвесить нахалу подзатыльник, не то покровительственно потрепать по плечу. – Девочка – золото. Из отдела ни в коем случае отпускать нельзя, вторую такую не найдём.
– Сам знаю.
Александр Михайлович пытливо прищурился.
– И что делать думаешь?
– А что тут думать?
И верно. Верховский выдвинул ящик стола, достал оттуда опечатанный безопасностью футляр и протянул подчинённому. Ярослав аккуратно снял пломбу, придирчиво оглядел «путеводную звезду», словно ожидал, что к старым сколам и царапинам прибавятся свежие, и повесил на шею.
– Спасибо.
– И как это ни одна собака не задумалась, на кой чёрт Свешниковой понадобилось писать завещание на артефакты, – ехидно заметил Верховский. Ярослав предпочёл пропустить это мимо ушей; конечно, так он и признается, что задурил когда-то голову контрольскому олуху! – По-моему, нам следует больше внимания уделять архивам минусов. Особенно сведениям о родственниках одарённых.
– Здравая мысль, – серьёзно сказал Зарецкий.
У Верховского возникло нехорошее и весьма стойкое подозрение, что над ним издеваются. Не одному Чернову тут тяжело. Что уж там, вся команда – один другого краше. Молодцы. Можно гордиться.
– Ах да, вот ещё что. Вдруг пригодится, – Александр Михайлович взял со стола телефон, скопировал короткий ряд цифр и отправил сообщение. – Ирина вчера звонила мне с этого номера. Я сперва подумал, что это хитрость, достойная Оксаны, но потом сообразил, что прежний телефон попросту был ей недоступен.
– Спасибо.
– Не за что, – Верховский коротко улыбнулся и сухо напомнил: – Я жду результатов по делу. Сегодня, в крайнем случае – завтра.
– Да, хорошо.
Зарецкий небрежно вбросил «паркер» в нагрудный карман и поднялся с пыточного стула. Он уже почти толкнул дверь, когда Верховскому в голову пришло ещё кое-что, позабытое за ворохом более важных дел.
– Момент, – Александр Михайлович скрестил на груди руки. – Кто-то из вас поцарапал мне машину. Либо ты, либо Некрасов. Заднее правое крыло. Раньше там точно ничего не было.
– Пусть буду я, – легко согласился Зарецкий. – Сколько за ремонт?
– Всё вычту из премии, – зловеще пообещал Верховский. Станет проверять или нет? – Не смею больше задерживать.
Ярослав кивнул и вышел. Верховский выждал для порядка пару минут и выглянул в кабинет. Там было пусто; подчинённый отправился размышлять куда-то в другое место. Андреева бегония, крайне довольная жизнью, беззаботно покачивала листьями на сквозняке. Александр Михайлович прищёлкнул пальцами, заставив ярко-голубую лейку величаво взмыть над столом и оросить подсохшую землю в горшке застоявшейся водой. Да уж, леший побери, нынешний состав отдела магического контроля Управа запомнит надолго.
Хорошо. Очень хорошо.
Глава LXX. Недостающее звено
Мама открыла дверь и молча поджала губы. Ира вымученно улыбнулась, поправила на плече лямку сумки. Утро дома явно не было добрым.
– Привет, ма, – наигранно весело сказала она. Так ведут себя дочери, припозднившиеся с ночной гулянки? – Я пришла.
– Вижу, – буркнула мама и посторонилась, пропуская Иру в коридор. Дверь сердито захлопнулась за спиной. – Разувайся, иди завтракать.
– Я не голодная. Но чаю попью, – Ира скинула кроссовки и бросила сумку на тумбочку. – А папа где?
– Машину чинить поехал, – резковато пояснила мама и скрылась в кухне.
Ира тайком перевела дух и поплелась следом. Дома всё было в точности так же, как вчера: идеальный порядок, правильный, проверенный временем уют. Тихо тикали настенные часы, клокотал чайник, в вазочке на столе горкой громоздилось печенье. Прежде кухня не казалась такой тесной.
– Ну, – мама раздражённо опустила чашку с чаем перед Ириным носом, – может, расскажешь, где ты пропадала?
Что ни скажи – будет лучше, чем правда. Правду нельзя, неразглашение никто не снимал. Да и мама, как ни крути, связана присягой и категорией.
– Да так, сначала по делам, потом в баре посидели, – нарочито небрежно ответила Ира и отхлебнула горячего чаю. – Со смородиной?
– Не знаю, – мама уселась напротив. В её голосе слышались нотки предстоящего скандала. – Ирина, что с тобой творится? Что ты мечешься туда-сюда? В студенчестве надо гулянки оставлять! У тебя, между прочим, работа есть, если Наталья Петровна ещё не решила тебя уволить!
– Не уволит, мам, – заверила её Ира. После того, как Верховский место в отделе предлагал – пусть попробует!
Мама сдвинула брови; над переносицей у неё залегла тревожная складка. Переживает, и всерьёз… Она не знает, как начальница канцелярии увещевала Иру не увольняться, и рассказать тоже нельзя – тогда придётся и про больницу, и про ссору с Черновым, и про тень. И когда это успело наплодиться столько секретов?
– Не зарывайся, дочь, – мрачно посоветовала мама. – Всему есть предел.
Не поспоришь. Она и не пытается. Только неужели мама всерьёз думает, что Анохиной есть дело до похождений одной из десятков сотрудниц? Ей лишь бы отчётность вовремя собрать и чтоб от начальников жалоб не было. Ира неопределённо дёрнула плечом, демонстрируя покаянную солидарность.
– Я понимаю, зачем ты к бабушке удрала, – сердито заявила мама.
