— Кто тебя ждёт? — спросил Риккардо. Он рассматривал марки автомобилей и гадал, кто позвал Далию на свидание.
— Никто меня не ждёт, — они посмотрели друг на друга. — Я живу на ферме, близ маленького городка, ещё меньше, чем Деренвиль. У нас не бывает «драйв-инов», — она повернулась к экрану. — Мне просто стало интересно, как они выглядят.
— Ты не говорила, что живёшь на ферме.
— Ты не спрашивал.
На секунду замешкавшись, Риккардо взял Далию за руку и побежал вниз по склону. Они спустились на пустырь и спрятались за багажником красного «Шевроле Бискейн».
— Жена нашего школьного охранника мистера Хорни — скандальная женщина, — прошептал Риккардо. На согнутых ногах они переместились за багажник соседнего автомобиля. — Она закатывает ему истерики по любому поводу, — они очутились возле третьего автомобиля. — Он приходит в «драйв-ин», чтобы отдохнуть от её криков и отоспаться.
— Откуда ты знаешь?
— Он пожаловался мне на неё две недели назад, — сказал Риккардо, не уточняя, что беседовал с охранником в тот вторник, когда удрал от Далии в аптеку. — Если найдём его автомобиль — сможем посмотреть кино.
Далия заупрямилась.
— Это неправильно.
— Зато рискованно и весело, — он повёл её к серому «Ситроену». — Я не знаю, какая марка у его автомобиля, так что придётся заглядывать в окна. Увидишь щекастого спящего мужчину — дай знать.
Они пробирались между рядами автомобилей, и если бы в салоне кто-то отвлёкся и повернул голову, то увидел бы, как на него пялятся два любопытных глаза — голубых или чёрных, словно жаба высунулась из воды, чтобы наблюдать за мошками, которых собирается съесть на ужин. Маленькие глупые мошки летают над болотом под осуждающим взглядом жабы, чьи торчащие глаза принимают за камешки, и жаба либо цепляет их длинным языком, либо уходит под воду, потеряв интерес.
Риккардо и Далия теряли интерес от автомобиля к автомобилю. Они видели целующихся подростков, бабушку, которая вытерла слюни трёхлетнему внуку, а затем высморкалась в тот же платок, обнимающихся стариков, семью из пяти человек, обменивающуюся пакетами из фастфуда в «минивэне», близнецов, играющих в покер, — кого угодно, но только не школьного охранника, удравшего от сумасбродной жены в «драйв-ин».
Ладонь Далии выскользнула из руки Риккардо.
Он подкрался к следующему автомобилю. Ко второму. К третьему. У четвёртого — белого «Бьюик Аполло» Риккардо остановился и жестом подозвал Далию.
— Обойди с той стороны, — прошептал он и приоткрыл заднюю дверцу. В «Импале», припаркованной за «Бьюиком», светловолосые парень и девушка были увлечены страстным поцелуем: Риккардо выдохнул и одновременно с Далией забрался в автомобиль.
Мистер Хорни спал. Он причмокивал и подвывал во сне, и его обвисшие щёки надувались, сдувались и тряслись, точно во рту у него сидел крошечный человечек и баловался со щеками охранника как с воздушными шариками.
На экране Ретт Батлер выпрыгнул из повозки.
— Ты сумасшедший, — сказала Далия.
— Я сделал это ради тебя.
Она посмотрела на Риккардо.
— Я говорю о герое фильма.
— Я озвучил его мысли.
Далия вернулась к просмотру и Риккардо заметил, как изменился её взгляд. В нём не было прежнего восторга, она смотрела не на экран, а сквозь него, и её голову определённо занимал не сюжет «Унесённых ветром».
Мистер Хорни присвистнул и захрапел.
Риккардо цокнул языком.
— Маленькая лошадка бежит по травке — цок цок цок, — сказал он и под его цоканье мистер Хорни заагукал как младенец.
Далия закусила губу, чтобы не рассмеяться, глянула на экран и тут же, открыв рот, прижала руки к груди: Ретт Батлер поцеловал Скарлетт.
Риккардо улыбнулся и коснулся её волос.
Далия улыбнулась ему в ответ. Сейчас он не казался капризным мальчишкой.
Она перевела взгляд с Риккардо на зеркало заднего вида и поменялась в лице: в зеркало на неё смотрел мистер Хорни, который перепугавшись, замахал руками и нажал на гудок.
— Бежим! — крикнул Риккардо и они выскочили из «Бьюика».
Остальные водители тоже нажали на гудки.
Взявшись за руки, Риккардо и Далия бежали мимо сигналящих им автомобилей и остановились лишь, когда очутились на улице Красных роз.
— Он не пустит тебя завтра в школу, — захохотала Далия.
— Тогда я приду к тебе, — Риккардо поправил пиджак на её плечах. — Я провожу.
Они неспеша прогуливались по пустынной улице.
— Жаль, что ты не посмотрела фильм, — сказал Риккардо.
— Но я посмотрела, — возразила Далия, — тот, про живых мертвецов, — она вытянула руки, закатила глаза и согнулась. Старушка из дома напротив выключила свет.
Миновав перекрёсток, Далия ускорила шаг.
— Если хочешь, я попрошу мистера Хорни взять нас на следующий сеанс. Если он согласится, мы будем самыми крутыми в «драйв-ине». Представляешь, нас привезёт почти личный водитель!
Она засмеялась и тут же поникла. От дома Молли их разделяла пара шагов.
— Пришли. Спасибо, что проводил.
— Не за что.
Они стояли у лестницы, и тяжёлая тишина давила на плечи Риккардо, как небесный свод на плечи Атланта.
— Ну, — хмыкнул Риккардо, — я пошёл.
— Да, хорошо. До встречи, — Далия поднялась на крыльцо. — Риккардо, пиджак!
Он вскочил на нижнюю ступеньку.
— До встречи? — повторил он.
— До встречи.
Риккардо спрыгнул на землю, закинул пиджак на плечо и, улыбаясь, поплёлся к перекрёстку.
Ближе к ночи Восьмая и Олм стрит оживали. Жители гуляли, рассекали на велосипедах, их зевающие кошки разминали лапы, — выспавшиеся днём улицы просыпались и наполнялись голосами.
— Мэтью! — перед Риккардо проехал малыш на трёхколёсном велосипеде, за которым с другого конца Олм стрит неслась растрёпанная женщина. — Мэтью, вернись! Без пяти десять вечера, Мэтью! Тебе пора спать!
— Чёрт, — Риккардо натянул пиджак.
<Отец убьёт меня>
На улице Красных роз он обогнал двух старушек, шуганул преследующего его чёрного кота и, добежав до окна закусочной, пробрался через него в туалет.
Риккардо нажал на слив и опёрся на раковину: из зеркала на него смотрел раскрасневшийся довольный юноша.
Риккардо улыбнулся своему отражению и умылся ледяной водой.
В зале бледный Игорь рассказывал Карле, как они готовят молочные коктейли в «Крабовом утёсе». Он запинался, поправлял очки и крутил перед ней стакан, на дне которого осела молочная пенка. Карла сидела на высоком стуле, трясла ногой и щурилась, смотря на Игоря: когда они встречались взглядами, Игорь терял мысль и начинал предложение сначала.
— Рикки! — она сползла со стула. — Воротник!
Риккардо застегнул пуговицы.
— Живот скрутило, — пояснил он.
Карла взяла его за руки и потащила к выходу.
Риккардо открыл дверь, пропустил Карлу вперёд и, обернувшись, беззвучно, одними губами поблагодарил Игоря.
Игорь уронил голову на руки. До закрытия закусочной оставалось два часа.
1 SNL — американское телешоу
2 Барбара и Бен — герои фильма Джорджа Ромеро «Ночь живых мертвецов» (1968)
3 Скарлетт О?Хара и Ретт Батлер — герои фильма «Унесённые ветром» (1939), снятого по одноимённому роману Маргарет Митчелл
Исповедь
25 октября 1977 год
Риккардо нервничал. Он подходил к двери, хватался за ручку, передумывал и возвращался к журнальному столику; пялился на обгрызенную ротвейлером обивку дивана, выглядывал в окно, наблюдал, как Далия, сидящая на лестнице, ковыряет пальцем ступеньку, и снова подходил к двери. Риккардо повторял маршрут раз за разом, не решаясь выйти к ней на улицу.
На фабрике бунтовали рабочие, и отец появлялся дома к полуночи, спал несколько часов и уезжал обратно, а мать перенесла встречу с подругами на вечер: обычная игра в покер им надоела и они устроили турнир, и дневное освещение не вписывалось в придуманный ими антураж.
«А как же я?» — спросил Риккардо. Он стоял в гостиной и ощущал себя в ней незнакомцем, переминался с ноги на ногу, словно заглянул в гости к однокласснику и ждал, когда тот спустится вниз. Это был первый вторник, обеденные часы которого Риккардо проводил дома, а не у Далии или, как на летних каникулах, у Карлы, и странные, неизвестные чувства падали ему на плечи каплями воды из пульверизатора экономки, кружившей между цветочными горшками.
«Ты побудешь с той девочкой», — ответила Альба. Не только гостиная, но и мать казалась чужой. Высокая статная женщина, — она улыбнётся мальчишке, который вот-вот сбежит по ступенькам, потреплет его по волосам и предупредит, что на ужин будет запечённая рыба. Он сморщится. Она засмеётся, поцелует его в нос, а он, вытираясь рукавом, проворчит «ну, мама», схватит Риккардо за руку и выбежит во двор.
«А если девочка не хочет тратить на меня свой свободный вечер?». Стены гостиной поплыли перед глазами Риккардо, приобретая знакомые черты.
«Девочке за это платят». Иллюзия развеялась. Теперь обстановка гостиной совпадала с той, из которой Риккардо выходил утром, а мать — высокая статная женщина — не отличалась от матери, пожелавшей ему перед школой «хорошего дня».
Риккардо развалился на диване в доме Молли, положив руки под голову.
С Далией договаривалась мать. И хотя Далия встретила его приветливо, улыбалась, но улыбка её была не то вымученной, не то грустной, и Риккардо понимал, что мать либо просто вынудила Далию согласиться, либо, если Далия возражала, ещё нагрубила. Одно Риккардо знал наверняка: мать сказала ей то же, что ему — «девочке за это платят».
Весь вечер Далия слонялась по дому тенью. Её болтовня, которая раздражала Риккардо в первые встречи, стала бы отличным поводом для взаимных шуток, но Далия молчала и бросала короткие «да-нет» на его вопросы.
Риккардо искал точку соприкосновения, любую — от размеров земного шара до едва заметной бусинки, катышка на одежде, — но Далия бродила по гостиной, цепляла с тарелки фрукты, чистила их, предлагала Риккардо, а, когда он брал почищенный апельсин или банан, ускользала на кухню, чтобы через минуту вернуться для борьбы с очередной кожурой.
Она ходила по кругу, словно несмышлёная заведённая кукла, пока в ней, как в игрушке, не сломался механизм, и она не вышла на улицу, прихватив с собой одеяло.
Риккардо лежал на продавленном диване, не шевелясь: при малейшем движении диван трещал и подобно хищнику накидывался на жертву, сжимая её в пахнущих мокрой псиной лапах. Риккардо ухмыльнулся, вспомнив, как Далия плюхнулась на диван, который почти сложился пополам, превратив её в начинку для своего сэндвича. Она выбиралась из него с громким смехом, и Риккардо тоже смеялся, но тихо, чтобы Далия не слышала, и прикрывал рот раскрытой тетрадкой по математике.
Тогда он не хотел сближаться и пресекал попытки Далии к общению. Он помнил, что трёп о погоде, о школе, о ползающих за окном жуках рано или поздно разрастается сначала до непринуждённого общения — «о, расскажи мне, как твои дела?», а затем до тесного. Трёп множится, разбухает до дружбы, но, в конечном счёте, взрывается, и его грязные ошмётки — сплетни, оскорбления, или чистые — неловкость, игнорирование, ты понесёшь дальше, и если не спрячешься, не закроешься, то придёт день, когда твоя жизнь будет состоять лишь из ошмётков закончившейся дружбы.
Так было с Чаком. Их детский трёп размножился, разбух и три года назад взорвался, и Риккардо получил от Чака и его приятелей неподъёмный мешок грязных ошмётков, который таскал на себе, и как Квазимодо простил Создателю свой горб, так и Риккардо смирился со своей ношей, но зарёкся больше не открывать людям душу.
Он находил утешение в книгах и пропадал в вымышленных историях часами: гасил страницами жаждущий человеческого тепла огонёк в сердце, но с прошлой недели огонёк разгорался сильнее и литература от него не спасала.
Риккардо потянуло к Далии после «драйв-ина», когда он поверил, что провёл вечер не с навязчивой девчонкой, чьё внимание было лживым и зависело от количества долларов, которые ей заплатит его мать, а с человеком, способным на истинные отношения.
Неравнодушие Далии побуждало Риккардо к искренности.
<Сейчас или никогда>
Под стон захлопнувшегося дивана он вскочил на ноги и вылетел на улицу.
Далия сидела, закутавшись в одеяло, и Риккардо подумал, что если бы «шуршащие штаны» из соседнего дома выглянули в окно, то приняли бы её за сытно покушавшее привидение.
— Привет, — Риккардо сел рядом с ней, — замёрзла?
— Нет, — её голос сухой. Безжизненный.
— Я хочу признаться тебе кое в чём.
— Я слушаю.
Порывистый ветер забавлялся с почтовыми ящиками: тряс их, дёргал дверцы, из старых и хлипких утаскивал письма, забрасывал в чужие дворы или гонял по Восьмой улице, и Риккардо, касаясь губами холодных пальцев, мечтал, чтобы ветер подхватил его слова и унёс далеко-далеко, к морю, в которое сцедит с них боль.
— У меня есть старший брат, — ветер затих, прислушиваясь к Риккардо. — Три года назад он убил человека.
Далия кивнула.
— Его зовут Моранди. Я знаю, — Риккардо посмотрел на неё. — Твоя мама рассказала, когда нанимала меня на работу.
Он ухмыльнулся.
— Ты первая, кому она сказала. Предыдущие сиделки узнавали от соседей.
Ветер завыл, своровал газету из почтового ящика Молли и погнал её на Олм стрит.
— Скучаешь по нему?
— Очень, — Риккардо стиснул кулаки. Костяшки пальцев побелели. — Его определили в психиатрическую лечебницу нашего города.
— Ты навещаешь его?
— Нельзя. Запрещено. Я даже не успел с ним попрощаться. Меня сбил автомобиль, я лежал в больнице, когда это произошло, когда он…, — Риккардо замолчал. Чем длиннее были фразы, тем больнее было их произносить: невидимая когтистая лапа царапала горло. Риккардо перешёл на шёпот. — Ты не представляешь, как я хочу увидеть его, поговорить с ним. Моранди был моим единственным близким человеком.
— Он убил того водителя?
— Нет, — Риккардо опустил голову. Ногти впивались в ладони до кровавых отметин. — Он убил стоматолога, отказавшего ему в практике. Он вырезал ему кадык, когда врач был ещё жив и…чёрт! — прошептал Риккардо. Ужасающие картины всплывали перед его глазами одна за другой.
Далия взяла его за руку.
— Не надо. Не думай об этом.
— Как я могу об этом не думать? Ты знаешь, что я хожу на приёмы к психиатру?
На секунду Далия отпустила его руку, но тут же взялась за неё снова. Крепче прежнего.
— Нет.
— Теперь ты знаешь. Я хожу на приёмы к психиатру, чтобы не тронуться умом.
— Предыдущие девушки увольнялись, потому что боялись тебя? — Далия пододвинулась к Риккардо. Их колени соприкоснулись. — Я не боюсь.
Он усмехнулся.
— Они удирали ещё до первого предупреждения. Ты продержалась долго, получила целых два, — она засмеялась. — Прости, что так вышло. Я не хотел, чтобы ты тратила на меня свободный вечер.
Далия заёрзала на ступеньке.
— Я не трачу на тебя свободный вечер. Я отрабатываю предупреждения.
Риккардо нахмурился.
— Что это значит?
— Это значит, что сегодня я нахожусь с тобой в счёт тех дней, когда ты сбегал от меня.
— Мама не заплатит тебе?
Далия грустно улыбнулась.
— Нет, — она накрыла его руку своей. — Но я получила что-то ценнее денег. Твою откровенность.
— Моя откровенность не прокормит тебя.
— Я буду питаться ей по вторникам, в остальные дни меня подкармливает дядюшка Сэм, — Далия откинула голову назад. — Смотри, падающая звезда! — Риккардо мельком глянул на небо и повернулся к Далии. Она светилась от восторга, как ребёнок, впервые увидевший рождественскую ёлку. — Мой папа говорит, что всё начинается там, где заканчивается — на небе.
— Никто меня не ждёт, — они посмотрели друг на друга. — Я живу на ферме, близ маленького городка, ещё меньше, чем Деренвиль. У нас не бывает «драйв-инов», — она повернулась к экрану. — Мне просто стало интересно, как они выглядят.
— Ты не говорила, что живёшь на ферме.
— Ты не спрашивал.
На секунду замешкавшись, Риккардо взял Далию за руку и побежал вниз по склону. Они спустились на пустырь и спрятались за багажником красного «Шевроле Бискейн».
— Жена нашего школьного охранника мистера Хорни — скандальная женщина, — прошептал Риккардо. На согнутых ногах они переместились за багажник соседнего автомобиля. — Она закатывает ему истерики по любому поводу, — они очутились возле третьего автомобиля. — Он приходит в «драйв-ин», чтобы отдохнуть от её криков и отоспаться.
— Откуда ты знаешь?
— Он пожаловался мне на неё две недели назад, — сказал Риккардо, не уточняя, что беседовал с охранником в тот вторник, когда удрал от Далии в аптеку. — Если найдём его автомобиль — сможем посмотреть кино.
Далия заупрямилась.
— Это неправильно.
— Зато рискованно и весело, — он повёл её к серому «Ситроену». — Я не знаю, какая марка у его автомобиля, так что придётся заглядывать в окна. Увидишь щекастого спящего мужчину — дай знать.
Они пробирались между рядами автомобилей, и если бы в салоне кто-то отвлёкся и повернул голову, то увидел бы, как на него пялятся два любопытных глаза — голубых или чёрных, словно жаба высунулась из воды, чтобы наблюдать за мошками, которых собирается съесть на ужин. Маленькие глупые мошки летают над болотом под осуждающим взглядом жабы, чьи торчащие глаза принимают за камешки, и жаба либо цепляет их длинным языком, либо уходит под воду, потеряв интерес.
Риккардо и Далия теряли интерес от автомобиля к автомобилю. Они видели целующихся подростков, бабушку, которая вытерла слюни трёхлетнему внуку, а затем высморкалась в тот же платок, обнимающихся стариков, семью из пяти человек, обменивающуюся пакетами из фастфуда в «минивэне», близнецов, играющих в покер, — кого угодно, но только не школьного охранника, удравшего от сумасбродной жены в «драйв-ин».
Ладонь Далии выскользнула из руки Риккардо.
Он подкрался к следующему автомобилю. Ко второму. К третьему. У четвёртого — белого «Бьюик Аполло» Риккардо остановился и жестом подозвал Далию.
— Обойди с той стороны, — прошептал он и приоткрыл заднюю дверцу. В «Импале», припаркованной за «Бьюиком», светловолосые парень и девушка были увлечены страстным поцелуем: Риккардо выдохнул и одновременно с Далией забрался в автомобиль.
Мистер Хорни спал. Он причмокивал и подвывал во сне, и его обвисшие щёки надувались, сдувались и тряслись, точно во рту у него сидел крошечный человечек и баловался со щеками охранника как с воздушными шариками.
На экране Ретт Батлер выпрыгнул из повозки.
— Ты сумасшедший, — сказала Далия.
— Я сделал это ради тебя.
Она посмотрела на Риккардо.
— Я говорю о герое фильма.
— Я озвучил его мысли.
Далия вернулась к просмотру и Риккардо заметил, как изменился её взгляд. В нём не было прежнего восторга, она смотрела не на экран, а сквозь него, и её голову определённо занимал не сюжет «Унесённых ветром».
Мистер Хорни присвистнул и захрапел.
Риккардо цокнул языком.
— Маленькая лошадка бежит по травке — цок цок цок, — сказал он и под его цоканье мистер Хорни заагукал как младенец.
Далия закусила губу, чтобы не рассмеяться, глянула на экран и тут же, открыв рот, прижала руки к груди: Ретт Батлер поцеловал Скарлетт.
Риккардо улыбнулся и коснулся её волос.
Далия улыбнулась ему в ответ. Сейчас он не казался капризным мальчишкой.
Она перевела взгляд с Риккардо на зеркало заднего вида и поменялась в лице: в зеркало на неё смотрел мистер Хорни, который перепугавшись, замахал руками и нажал на гудок.
— Бежим! — крикнул Риккардо и они выскочили из «Бьюика».
Остальные водители тоже нажали на гудки.
Взявшись за руки, Риккардо и Далия бежали мимо сигналящих им автомобилей и остановились лишь, когда очутились на улице Красных роз.
— Он не пустит тебя завтра в школу, — захохотала Далия.
— Тогда я приду к тебе, — Риккардо поправил пиджак на её плечах. — Я провожу.
Они неспеша прогуливались по пустынной улице.
— Жаль, что ты не посмотрела фильм, — сказал Риккардо.
— Но я посмотрела, — возразила Далия, — тот, про живых мертвецов, — она вытянула руки, закатила глаза и согнулась. Старушка из дома напротив выключила свет.
Миновав перекрёсток, Далия ускорила шаг.
— Если хочешь, я попрошу мистера Хорни взять нас на следующий сеанс. Если он согласится, мы будем самыми крутыми в «драйв-ине». Представляешь, нас привезёт почти личный водитель!
Она засмеялась и тут же поникла. От дома Молли их разделяла пара шагов.
— Пришли. Спасибо, что проводил.
— Не за что.
Они стояли у лестницы, и тяжёлая тишина давила на плечи Риккардо, как небесный свод на плечи Атланта.
— Ну, — хмыкнул Риккардо, — я пошёл.
— Да, хорошо. До встречи, — Далия поднялась на крыльцо. — Риккардо, пиджак!
Он вскочил на нижнюю ступеньку.
— До встречи? — повторил он.
— До встречи.
Риккардо спрыгнул на землю, закинул пиджак на плечо и, улыбаясь, поплёлся к перекрёстку.
Ближе к ночи Восьмая и Олм стрит оживали. Жители гуляли, рассекали на велосипедах, их зевающие кошки разминали лапы, — выспавшиеся днём улицы просыпались и наполнялись голосами.
— Мэтью! — перед Риккардо проехал малыш на трёхколёсном велосипеде, за которым с другого конца Олм стрит неслась растрёпанная женщина. — Мэтью, вернись! Без пяти десять вечера, Мэтью! Тебе пора спать!
— Чёрт, — Риккардо натянул пиджак.
<Отец убьёт меня>
На улице Красных роз он обогнал двух старушек, шуганул преследующего его чёрного кота и, добежав до окна закусочной, пробрался через него в туалет.
Риккардо нажал на слив и опёрся на раковину: из зеркала на него смотрел раскрасневшийся довольный юноша.
Риккардо улыбнулся своему отражению и умылся ледяной водой.
В зале бледный Игорь рассказывал Карле, как они готовят молочные коктейли в «Крабовом утёсе». Он запинался, поправлял очки и крутил перед ней стакан, на дне которого осела молочная пенка. Карла сидела на высоком стуле, трясла ногой и щурилась, смотря на Игоря: когда они встречались взглядами, Игорь терял мысль и начинал предложение сначала.
— Рикки! — она сползла со стула. — Воротник!
Риккардо застегнул пуговицы.
— Живот скрутило, — пояснил он.
Карла взяла его за руки и потащила к выходу.
Риккардо открыл дверь, пропустил Карлу вперёд и, обернувшись, беззвучно, одними губами поблагодарил Игоря.
Игорь уронил голову на руки. До закрытия закусочной оставалось два часа.
1 SNL — американское телешоу
2 Барбара и Бен — герои фильма Джорджа Ромеро «Ночь живых мертвецов» (1968)
3 Скарлетт О?Хара и Ретт Батлер — герои фильма «Унесённые ветром» (1939), снятого по одноимённому роману Маргарет Митчелл
Глава восьмая
Исповедь
25 октября 1977 год
Риккардо нервничал. Он подходил к двери, хватался за ручку, передумывал и возвращался к журнальному столику; пялился на обгрызенную ротвейлером обивку дивана, выглядывал в окно, наблюдал, как Далия, сидящая на лестнице, ковыряет пальцем ступеньку, и снова подходил к двери. Риккардо повторял маршрут раз за разом, не решаясь выйти к ней на улицу.
На фабрике бунтовали рабочие, и отец появлялся дома к полуночи, спал несколько часов и уезжал обратно, а мать перенесла встречу с подругами на вечер: обычная игра в покер им надоела и они устроили турнир, и дневное освещение не вписывалось в придуманный ими антураж.
«А как же я?» — спросил Риккардо. Он стоял в гостиной и ощущал себя в ней незнакомцем, переминался с ноги на ногу, словно заглянул в гости к однокласснику и ждал, когда тот спустится вниз. Это был первый вторник, обеденные часы которого Риккардо проводил дома, а не у Далии или, как на летних каникулах, у Карлы, и странные, неизвестные чувства падали ему на плечи каплями воды из пульверизатора экономки, кружившей между цветочными горшками.
«Ты побудешь с той девочкой», — ответила Альба. Не только гостиная, но и мать казалась чужой. Высокая статная женщина, — она улыбнётся мальчишке, который вот-вот сбежит по ступенькам, потреплет его по волосам и предупредит, что на ужин будет запечённая рыба. Он сморщится. Она засмеётся, поцелует его в нос, а он, вытираясь рукавом, проворчит «ну, мама», схватит Риккардо за руку и выбежит во двор.
«А если девочка не хочет тратить на меня свой свободный вечер?». Стены гостиной поплыли перед глазами Риккардо, приобретая знакомые черты.
«Девочке за это платят». Иллюзия развеялась. Теперь обстановка гостиной совпадала с той, из которой Риккардо выходил утром, а мать — высокая статная женщина — не отличалась от матери, пожелавшей ему перед школой «хорошего дня».
Риккардо развалился на диване в доме Молли, положив руки под голову.
С Далией договаривалась мать. И хотя Далия встретила его приветливо, улыбалась, но улыбка её была не то вымученной, не то грустной, и Риккардо понимал, что мать либо просто вынудила Далию согласиться, либо, если Далия возражала, ещё нагрубила. Одно Риккардо знал наверняка: мать сказала ей то же, что ему — «девочке за это платят».
Весь вечер Далия слонялась по дому тенью. Её болтовня, которая раздражала Риккардо в первые встречи, стала бы отличным поводом для взаимных шуток, но Далия молчала и бросала короткие «да-нет» на его вопросы.
Риккардо искал точку соприкосновения, любую — от размеров земного шара до едва заметной бусинки, катышка на одежде, — но Далия бродила по гостиной, цепляла с тарелки фрукты, чистила их, предлагала Риккардо, а, когда он брал почищенный апельсин или банан, ускользала на кухню, чтобы через минуту вернуться для борьбы с очередной кожурой.
Она ходила по кругу, словно несмышлёная заведённая кукла, пока в ней, как в игрушке, не сломался механизм, и она не вышла на улицу, прихватив с собой одеяло.
Риккардо лежал на продавленном диване, не шевелясь: при малейшем движении диван трещал и подобно хищнику накидывался на жертву, сжимая её в пахнущих мокрой псиной лапах. Риккардо ухмыльнулся, вспомнив, как Далия плюхнулась на диван, который почти сложился пополам, превратив её в начинку для своего сэндвича. Она выбиралась из него с громким смехом, и Риккардо тоже смеялся, но тихо, чтобы Далия не слышала, и прикрывал рот раскрытой тетрадкой по математике.
Тогда он не хотел сближаться и пресекал попытки Далии к общению. Он помнил, что трёп о погоде, о школе, о ползающих за окном жуках рано или поздно разрастается сначала до непринуждённого общения — «о, расскажи мне, как твои дела?», а затем до тесного. Трёп множится, разбухает до дружбы, но, в конечном счёте, взрывается, и его грязные ошмётки — сплетни, оскорбления, или чистые — неловкость, игнорирование, ты понесёшь дальше, и если не спрячешься, не закроешься, то придёт день, когда твоя жизнь будет состоять лишь из ошмётков закончившейся дружбы.
Так было с Чаком. Их детский трёп размножился, разбух и три года назад взорвался, и Риккардо получил от Чака и его приятелей неподъёмный мешок грязных ошмётков, который таскал на себе, и как Квазимодо простил Создателю свой горб, так и Риккардо смирился со своей ношей, но зарёкся больше не открывать людям душу.
Он находил утешение в книгах и пропадал в вымышленных историях часами: гасил страницами жаждущий человеческого тепла огонёк в сердце, но с прошлой недели огонёк разгорался сильнее и литература от него не спасала.
Риккардо потянуло к Далии после «драйв-ина», когда он поверил, что провёл вечер не с навязчивой девчонкой, чьё внимание было лживым и зависело от количества долларов, которые ей заплатит его мать, а с человеком, способным на истинные отношения.
Неравнодушие Далии побуждало Риккардо к искренности.
<Сейчас или никогда>
Под стон захлопнувшегося дивана он вскочил на ноги и вылетел на улицу.
Далия сидела, закутавшись в одеяло, и Риккардо подумал, что если бы «шуршащие штаны» из соседнего дома выглянули в окно, то приняли бы её за сытно покушавшее привидение.
— Привет, — Риккардо сел рядом с ней, — замёрзла?
— Нет, — её голос сухой. Безжизненный.
— Я хочу признаться тебе кое в чём.
— Я слушаю.
Порывистый ветер забавлялся с почтовыми ящиками: тряс их, дёргал дверцы, из старых и хлипких утаскивал письма, забрасывал в чужие дворы или гонял по Восьмой улице, и Риккардо, касаясь губами холодных пальцев, мечтал, чтобы ветер подхватил его слова и унёс далеко-далеко, к морю, в которое сцедит с них боль.
— У меня есть старший брат, — ветер затих, прислушиваясь к Риккардо. — Три года назад он убил человека.
Далия кивнула.
— Его зовут Моранди. Я знаю, — Риккардо посмотрел на неё. — Твоя мама рассказала, когда нанимала меня на работу.
Он ухмыльнулся.
— Ты первая, кому она сказала. Предыдущие сиделки узнавали от соседей.
Ветер завыл, своровал газету из почтового ящика Молли и погнал её на Олм стрит.
— Скучаешь по нему?
— Очень, — Риккардо стиснул кулаки. Костяшки пальцев побелели. — Его определили в психиатрическую лечебницу нашего города.
— Ты навещаешь его?
— Нельзя. Запрещено. Я даже не успел с ним попрощаться. Меня сбил автомобиль, я лежал в больнице, когда это произошло, когда он…, — Риккардо замолчал. Чем длиннее были фразы, тем больнее было их произносить: невидимая когтистая лапа царапала горло. Риккардо перешёл на шёпот. — Ты не представляешь, как я хочу увидеть его, поговорить с ним. Моранди был моим единственным близким человеком.
— Он убил того водителя?
— Нет, — Риккардо опустил голову. Ногти впивались в ладони до кровавых отметин. — Он убил стоматолога, отказавшего ему в практике. Он вырезал ему кадык, когда врач был ещё жив и…чёрт! — прошептал Риккардо. Ужасающие картины всплывали перед его глазами одна за другой.
Далия взяла его за руку.
— Не надо. Не думай об этом.
— Как я могу об этом не думать? Ты знаешь, что я хожу на приёмы к психиатру?
На секунду Далия отпустила его руку, но тут же взялась за неё снова. Крепче прежнего.
— Нет.
— Теперь ты знаешь. Я хожу на приёмы к психиатру, чтобы не тронуться умом.
— Предыдущие девушки увольнялись, потому что боялись тебя? — Далия пододвинулась к Риккардо. Их колени соприкоснулись. — Я не боюсь.
Он усмехнулся.
— Они удирали ещё до первого предупреждения. Ты продержалась долго, получила целых два, — она засмеялась. — Прости, что так вышло. Я не хотел, чтобы ты тратила на меня свободный вечер.
Далия заёрзала на ступеньке.
— Я не трачу на тебя свободный вечер. Я отрабатываю предупреждения.
Риккардо нахмурился.
— Что это значит?
— Это значит, что сегодня я нахожусь с тобой в счёт тех дней, когда ты сбегал от меня.
— Мама не заплатит тебе?
Далия грустно улыбнулась.
— Нет, — она накрыла его руку своей. — Но я получила что-то ценнее денег. Твою откровенность.
— Моя откровенность не прокормит тебя.
— Я буду питаться ей по вторникам, в остальные дни меня подкармливает дядюшка Сэм, — Далия откинула голову назад. — Смотри, падающая звезда! — Риккардо мельком глянул на небо и повернулся к Далии. Она светилась от восторга, как ребёнок, впервые увидевший рождественскую ёлку. — Мой папа говорит, что всё начинается там, где заканчивается — на небе.
