По их словам, во всех своих бедах неуравновешенные «трясиновцы» винили жителей процветающей части Деренвиля и перерезали горло всякому, кто оказывался на их территории.
«Попадёшься хоть одному на глаза — живым не выберешься», — говорили мальчикам и девочкам их родители и учителя, и дети боялись; боялись, пока не становились подростками, чьи детские страхи превращаются в любопытство и развлечения, и если раньше проверка на слабость проходила через поедание дождевого червя, то теперь, чтобы доказать сверстникам, что ты не трус и не слабак, нужно было осилить путь по «мёртвой дороге».
Некоторых никогда не находили.
Некоторых собирали в лесу как пазл по фрагментам.
Карла всхлипнула.
— Тсс,— приказал Риккардо. Напугавшие его голоса смолкли.
Он подался вперёд и тут же вернулся в исходное положение: кто-то спрыгнул с плиты.
Кто-то в ярких жёлтых гольфах и клетчатой юбке подошёл к трубе, постоял и резко присел: Риккардо стукнулся головой, а Карла вскрикнула.
Девушка, заглянувшая в трубу, серьёзно посмотрела на Риккардо, улыбнулась, прижала палец к губам, кивнула на сигареты, лежавшие между ним и Карлой, а затем поднесла руку, в которую Риккардо вложил пачку.
Незнакомка подмигнула Риккардо и выпрямилась.
— Что там визжит?— спросил у неё грубый мужской голос.
— В голове у тебя визжит, Бобби,— ответила она.
Щёлкнула зажигалка.
— Там кто-то есть?
— Твои мозги, если только.
Кто-то спрыгнул вниз.
— Дай посмотреть.
Он оттолкнул девушку и заглянул в трубу.
— Городские,— парень брезгливо поморщился.— Иди-ка сюда, крысёныш,— он схватил Риккардо за футболку и потянул на себя.
Риккардо вывалился из трубы.
— Бобби, ты идиот,— сказала девушка, помогая Риккардо встать.
— А ты, жирная свинья, — он обратился к Карле,— вылезай сама.
Девушка отряхнула Риккардо.
— Как тебя зовут?
— Риккардо.
— Я буду звать тебя «красавчик»,— она обняла его за плечи и повернула лицом к плите, где стоял высокий тощий парень. — Это Генри,— сказала девушка, затянувшись сигаретой,— это Бобби,— она развернулась вместе с Риккардо,— Бобби ненавидит жирных, а жирными Бобби считает всех, кого не может поднять. А так как Бобби не поднимает ничего, кроме собственного члена…Ну, ты понял. Я Фиона,— при третьем повороте она положила руки на плечи Риккардо и приблизила к нему лицо, будто собиралась поцеловать.— Что вы тут забыли, детишки?
— Мы заблудились.
— Заблудились, значит,— прорычал Бобби.
Он обошёл Риккардо, которого в очередной раз развернула Фиона, и сел на плиту.
— Да.
— Понятно. Мы покажем вам обратную дорогу,— Бобби достал из кармана складной нож, открыл его и направил на Риккардо.
Риккардо покосился на кусты, где валялся его велосипед.
— Показать?— спросил Бобби, впившись взглядом в Риккардо.
Риккардо нервно сглотнул.
— Нет.
Бобби вытащил из другого кармана яблоко, отрезал от него кусок и положил в рот.
— А вот и Хью!— Фиона, опёршись локтем на плечо Риккардо, повисла на нём.
К водохранилищу спускался блондин с отросшими тёмным корнями и тащил за собой плачущего Чака.
— Кусок собачьего дерьма,— выругался Хью и толкнул Чака, который упал на колени.— Шарился в нашем лесу, вынюхивал что-то,— он вытащил сигарету из предложенной Фионой пачки.
— Рикки,— Чак зашлёпал губами,— ты их знаешь, Рикки?
Фиона кивнула.
— Мы его друзья.
Хью, прикуривший от сигареты Фионы, недоумённо посмотрел на Бобби, но тот лишь закатил глаза.
— Рикки,— Чак сложил руки, точно в молитве и пополз на коленях по плите,—Рикки, пожалуйста, попроси их меня отпустить. Рикки, я больше никогда не буду тебя задирать. И бить тоже не буду. Ты слышишь, Рикки?
— Бить? — переспросила Фиона и Риккардо закрыл синяк рукой.— Он что, тебя бьёт, красавчик?
— Пожалуйста, Рикки.
Фиона метнула окурок в Чака, от которого он успел увернуться.
— Выбирай, красавчик. Тебе решать, что мы с ним сделаем: отпустим или накажем.
— Отпустим, — пролепетал Риккардо.
— Какое благородство,— Бобби хрустнул яблоком.
Хью примостился рядом с Бобби.
— Своё дерьмо с колёсами найдёшь сам,— сказал он.
— Чего встал? — Бобби замахнулся на Чака огрызком.— Пошёл отсюда!
— Спасибо, спасибо,— задыхаясь от плача, Чак приподнялся и побежал.
— Это что ещё за хрен?— спросил Хью, указывая на Риккардо.
Бобби хмыкнул.
— Помнишь, как в детстве Фиона подбирала бродячих кошек и собак? Теперь она подбирает бродячих детей. Городской. Говорит, потерялся.
— Хью, ты проведёшь его по «мёртвой дороге» или,— Фиона обратилась к Риккардо, — ты хочешь пойти с нами?
— Не хочет,— ответил за него Генри.
Риккардо взлохматил волосы.
—Как-нибудь в другой раз, Фиона.
Фиона поджала губы.
— Проведёшь, Хью?
Хью запрокинул голову и выпустил дым.
— Фиона, ради бога, я только оттуда пришёл. Пусть его Бобби отведёт.
— Не могу. У меня аллергия на жир.
— Бобби, катись в задницу со своими несуществующими аллергиями. Он не жирный.
— Он нет,— Бобби выплюнул яблочную косточку,— а его ручная свинья — да.
— Красавчик пришёл с подружкой!— весело сообщила Фиона.
— И она жирная,— добавил Бобби,— и застряла в трубе. И вытаскивать её из трубы будешь ты,— Бобби похлопал Хью по спине и встал.
Генри протянул Фионе руку.
— Я надеюсь, что в ближайшее время ты снова заблудишься. Я буду тебя ждать. Красавчик,— она поцеловала Риккардо в щёку и, смеясь, забралась на плиту. Втроём они направились к бару.
Хью докурил, молча высвободил заплаканную Карлу из трубы и также молча довёл их с Риккардо до Олм стрит. Риккардо, в свою очередь, проводил Карлу до дома и, попросив её не рассказывать о произошедшем ни брату, ни родителям, обнял на прощание.
Карла, растаявшая в его объятьях, дала слово, что будет молчать.
Плохая компания
20 сентября 1977 год
— Зачем ты сказала моей матери, что я сбежал от тебя?
Далия развела руками.
— Потому что ты сбежал от меня.
Риккардо заметался по гостиной.
— Я не нашла десятую симфонию,— Далия села на диван.
— Конечно, ты её не нашла. Десятой симфонии Бетховена не существует.
— Почему ты обманул меня?
Риккардо прислонился к дверному косяку.
— Просто. Просто так я сказал тебе, что мне нравится десятая симфония Бетховена. Просто так ты нажаловалась моей матери. Да?
— Я переживала за тебя, Риккардо. Боялась, что с тобой может что-то случится. Что кто-то может навредить тебе.
— Тебя не по этой причине наняли. Не потому, что кто-то может мне навредить.
— А по какой?
Риккардо фыркнул.
<Если я скажу тебе, ты уволишься, как другие?>
— Узнаешь. Ты обязательно узнаешь, почему мне в тринадцать лет требуется нянька. Кто-нибудь расскажет.
— Почему не расскажешь ты?
— Не хочу.
Далия вздохнула. Проще убедить маленького ребёнка не облизывать цветочный горшок, чем разговорить Риккардо.
— Ты голоден?
— Нет.
Он повозился в школьной сумке.
— Вот,— Риккардо положил перед Далией лист бумаги.
— Что это?
— Записка от моей матери. Она написала её, чтобы ты не решила, что я снова хочу от тебя сбежать. Ты же несёшь за меня ОТВЕТСТВЕННОСТЬ.
— Миссис Бенитос не предупреждала меня, что ты сегодня уйдёшь.
Через два дня после знакомства с Фионой и её друзьями Риккардо вновь оказался в «трясине»: партнёры отца назначили тому деловую встречу в баре.
Мужчины, заприметившие, как Аурелио выходит из автомобиля вместе с сыном, переглянулись, похвалили Риккардо за рвение, однако, попросили его подождать снаружи: до взрослых разговоров он пока не дорос, хотя отец может им гордиться уже сейчас, — в свои тринадцать он гораздо серьёзнее, чем их двадцатилетние наследники.
Польщённый их словами Аурелио потрепал сына по волосам и в спешке закрыл за собой дверь. Риккардо ухмыльнулся: отец извлёк выгоду даже из единственного раза, когда забрал его после уроков.
«Эй, красавчик! Ты пришёл ко мне?».
Фиона поднималась по дороге, ведущей к водохранилищу. Она улыбалась, и Риккардо почувствовал, как желудок сжался до размера пластмассового шарика, который он когда-то таскал в кармане.
«Привет».
Страха не было. Но была тревога и она пульсировала в висках.
«Как твои дела, красавчик? Тот мелкий засранец, я надеюсь, тебя больше не донимает?».
Риккардо не знал, кто именно пустил в школе слух, что он связался с «трясиновской» компанией, — Карла или сам Чак, но за две перемены слух разросся от «связи» до «крепкой дружбы».
«Нет».
Теперь если Чак или его приятели встречали Риккардо в коридоре, то убегали в противоположную сторону, сшибая с ног любого, кого посчитают преградой.
«Хорошо. Пойдёшь с нами на выжженное поле?».
«Сегодня не могу. Как-нибудь в другой раз».
Фиона надула губы.
«Ты только обещаешь».
«Сегодня никак не получится».
«А завтра? Послезавтра? На следующей неделе? Я хочу поближе с тобой познакомиться, но ты так редко у нас бываешь».
«Я же школьник».
«И что? Прогуляй».
Риккардо засмеялся.
«Это невозможно».
«Хочешь, я напишу тебе записку? Я писала записки для Хью, он тоже учится в вашей школе. Давай карандаш и бумагу. Давай, давай! — Фиона похлопала Риккардо по плечу. — Только ты скажи что писать, а то с моей фантазией тебя не просто с уроков отпустят, но ещё и на луну отправят».
«У меня есть идея получше».
— Столько ошибок, — Далия подняла глаза на Риккардо.
— Моя мать итальянка. Она говорит с акцентом и пишет с ошибками.
— А ты?
— Что я?
— Ты тоже итальянец.
— Я родился и вырос здесь, не нужно нас сравнивать, — он вырвал записку из рук Далии. — Не хочешь — не отпускай. Три предупреждения и ты уволена. Одно у тебя уже есть.
— Откуда ты знаешь про предупреждения?
— Я же говорю: ты не первая и не последняя, кто со мной сидит.
Далия закусила губу.
— Я не могу позвонить, у Молли нет телефона.
— Ничем не могу помочь.
— Эту записку правда написала миссис Бенитос?
Риккардо закатил глаза.
— Если я лгу, а ты отпустишь меня, у тебя будет второе предупреждение. Если я не лгу и ты не отпустишь меня, у тебя будет второе предупреждение. Что бы ты ни выбрала — у тебя будет второе предупреждение. Так ты рассуждаешь? Послушай, — Риккардо бросил сумку на диван, — я знаю, что в прошлый раз был неправ, когда сбежал от тебя. Мне стыдно, честно. И у тебя есть полное право больше мне не доверять, но…
— Иди.
Риккардо, ещё вчера заготовивший речь на случай их спора, на мгновение замолчал.
— Что?
— Иди, — повторила Далия. — Я верю тебе.
Риккардо поднял сумку, не спуская с Далии глаз.
— Минуту назад ты не верила.
— Минуту назад я не знала, что ты поймёшь, то есть признаешь…
<Возьму на себя ответственность?>
— Ага, я понял. Увидимся на следующей неделе!
Риккардо за два прыжка очутился на улице, вскочил на велосипед и помчался в «трясину», удивляясь, как не выпрыгнул от радости в окно, когда Далия отпустила его почти без лишних разговоров.
«Наивная дура», — всю дорогу вертелось на языке.
«Трясина» встретила Риккардо бранью двух женщин, куривших у бара. Они окликнули его, когда он проезжал мимо, но окликнули для порядка, как старые сторожевые псы, которые лают не чтобы запугать, а чтобы напомнить: здесь есть хозяин, и ты на его территории.
По рассказам Оскара, болтавшегося тут вечерами, взрослые были безобидны: да, они могли кричать, угрожать, даже размахивать ножом, однако, от слов они не переходят к действиям, зато подростки нападают без предупреждения.
Несовершеннолетние «трясиновцы» негласно делились на две компании: на младших — от восьми до пятнадцати, слоняющихся по лесу, и старши?х — от пятнадцати до восемнадцати, обитающих на выжженном поле. Те, кто не достиг возраста «младшей компании», собирались в кучки и играли на пустых безымянных улицах.
«Если младшие не схватят тебя на «мёртвой дороге» и не утащат к себе в лес, то будь уверен, что этим займутся старши?е, — Оскар зевал за прилавком аптеки. — А чего ты про них спрашиваешь? Собрался что ли туда?».
«Нет».
«Вот и славно. Нечего тебе там делать. Как я потом буду объяснять Карле, что любви всей её жизни вспороли брюхо? — он гоготнул и ударил Риккардо в плечо. — А если серьёзно, Рикки, то люди там мутные, непредсказуемые. Я слышал, ты с кем-то из них подружился. Так вот мой тебе совет. Совет первый, — Оскар вцепился в затылок Риккардо и прижал его лицом к прилавку, — не впутывай в свои делишки Карлу. Совет второй, — он расслабил руку и Риккардо отшатнулся, — не связывайся с людьми, готовых за маленькие деньги пойти на преступление».
«На какое преступление?»
«На любое. Когда человек беден и у него нет шансов на лучшую жизнь, он пойдёт на любое преступление, чтобы заработать пять жалких центов и не сдохнуть от голода, — Оскар улыбнулся. — По телеку вчера услышал. Какой-то крутой детектив говорил об этом своему напарнику».
Риккардо стоял на выезде из «трясины» и смотрел на спуск к выжженному полю; пустая проезжая часть словно была линией, что разделит жизнь Риккардо на «до» и «после», как на прошлой неделе уже разделила «мёртвая дорога»: «до» — неудачник и слабак, «после» — хулиган и приятель старши?х.
Риккардо разогнался, пересёк дорогу и покатился вниз, уворачиваясь от сухих веток. Спуск оказался короче, чем он предполагал, а узкая тропинка — ямы, чередующиеся с корягами, — не подходила для велосипедов. Риккардо наехал на корягу, затормозил и перелетел через руль, плюхнувшись на поле недалеко от бревна, на котором развалился Бобби.
— Опять ты? — он потянул Риккардо за рукав футболки. — Снова потерялся?
— Я пригласила, — сказала Фиона. Она сидела на земле, вытянув ноги в салатовых гольфах, а её указательный и средний пальцы поднимались от локтя до плеча сидевшего рядом Генри. — Не ушибся, красавчик? — спросила Фиона, не отвлекаясь от игры.
— Нет.
— Ты испачкался, я умою тебя, — Бобби вскочил на ноги и потащил упирающегося Риккардо к мостику между полем и фермой дядюшки Сэма, которую старик обнёс колючей проволокой. Вода под мостиком — не то жижа из водохранилища, не то из реки — булькала и воняла.
— Бобби, ты придурок, сядь на место! — крикнул Хью. Он выкатил из леса велосипед Риккардо и прислонил его к толстому дереву. — Ему и без тебя каждый день достаётся в школе!
Бобби вытер руки об джинсы и, присвистывая, поплёлся к бревну.
— Меня никто не достаёт, — огрызнулся Риккардо, подбежав к «трясиновцам».
— Не благодари, — ответил Хью и расположился у ног лежащего на бревне Бобби. — Генри, дай сигареты, — Генри кинул ему помятую пачку и спички. — Я пустил по старшей школе слух, что он наш друг.
— Зачем? — поинтересовался Генри.
— Мальчишку обижают, это нехорошо, даже если он городской. А так старшеклассники расскажут об этом младшим братьям, и те побоятся к нему подходить.
— Что ты сделал? — переспросил Бобби. — ЧТО ТЫ СДЕЛАЛ? ДА ТЫ СПЯТИЛ! — он пнул Хью ногой и оба свалились с бревна. — Я обхожу стороной наших, а ты хочешь, чтобы я общался с городским засранцем? Он таскается к нам, потому что у него нет друзей в городе, и я не собираюсь дружить со всякой сранью только потому, что вы с Фионой его пожалели! — Бобби навалился на Хью.
Риккардо посмотрел на Фиону. Она не заметила начинающуюся драку друзей, а её пальцы по-прежнему бродили по руке Генри. Фиона напевала ему в ухо: «Ла-ла-ла-ла-ли, маленькая птичка села на Генри Ли».
— Да успокойся ты! — Хью скинул с себя Бобби и взобрался на бревно. — Он пришёл к нам в последний раз! Да? — Хью обратился к Риккардо.
«Попадёшься хоть одному на глаза — живым не выберешься», — говорили мальчикам и девочкам их родители и учителя, и дети боялись; боялись, пока не становились подростками, чьи детские страхи превращаются в любопытство и развлечения, и если раньше проверка на слабость проходила через поедание дождевого червя, то теперь, чтобы доказать сверстникам, что ты не трус и не слабак, нужно было осилить путь по «мёртвой дороге».
Некоторых никогда не находили.
Некоторых собирали в лесу как пазл по фрагментам.
Карла всхлипнула.
— Тсс,— приказал Риккардо. Напугавшие его голоса смолкли.
Он подался вперёд и тут же вернулся в исходное положение: кто-то спрыгнул с плиты.
Кто-то в ярких жёлтых гольфах и клетчатой юбке подошёл к трубе, постоял и резко присел: Риккардо стукнулся головой, а Карла вскрикнула.
Девушка, заглянувшая в трубу, серьёзно посмотрела на Риккардо, улыбнулась, прижала палец к губам, кивнула на сигареты, лежавшие между ним и Карлой, а затем поднесла руку, в которую Риккардо вложил пачку.
Незнакомка подмигнула Риккардо и выпрямилась.
— Что там визжит?— спросил у неё грубый мужской голос.
— В голове у тебя визжит, Бобби,— ответила она.
Щёлкнула зажигалка.
— Там кто-то есть?
— Твои мозги, если только.
Кто-то спрыгнул вниз.
— Дай посмотреть.
Он оттолкнул девушку и заглянул в трубу.
— Городские,— парень брезгливо поморщился.— Иди-ка сюда, крысёныш,— он схватил Риккардо за футболку и потянул на себя.
Риккардо вывалился из трубы.
— Бобби, ты идиот,— сказала девушка, помогая Риккардо встать.
— А ты, жирная свинья, — он обратился к Карле,— вылезай сама.
Девушка отряхнула Риккардо.
— Как тебя зовут?
— Риккардо.
— Я буду звать тебя «красавчик»,— она обняла его за плечи и повернула лицом к плите, где стоял высокий тощий парень. — Это Генри,— сказала девушка, затянувшись сигаретой,— это Бобби,— она развернулась вместе с Риккардо,— Бобби ненавидит жирных, а жирными Бобби считает всех, кого не может поднять. А так как Бобби не поднимает ничего, кроме собственного члена…Ну, ты понял. Я Фиона,— при третьем повороте она положила руки на плечи Риккардо и приблизила к нему лицо, будто собиралась поцеловать.— Что вы тут забыли, детишки?
— Мы заблудились.
— Заблудились, значит,— прорычал Бобби.
Он обошёл Риккардо, которого в очередной раз развернула Фиона, и сел на плиту.
— Да.
— Понятно. Мы покажем вам обратную дорогу,— Бобби достал из кармана складной нож, открыл его и направил на Риккардо.
Риккардо покосился на кусты, где валялся его велосипед.
— Показать?— спросил Бобби, впившись взглядом в Риккардо.
Риккардо нервно сглотнул.
— Нет.
Бобби вытащил из другого кармана яблоко, отрезал от него кусок и положил в рот.
— А вот и Хью!— Фиона, опёршись локтем на плечо Риккардо, повисла на нём.
К водохранилищу спускался блондин с отросшими тёмным корнями и тащил за собой плачущего Чака.
— Кусок собачьего дерьма,— выругался Хью и толкнул Чака, который упал на колени.— Шарился в нашем лесу, вынюхивал что-то,— он вытащил сигарету из предложенной Фионой пачки.
— Рикки,— Чак зашлёпал губами,— ты их знаешь, Рикки?
Фиона кивнула.
— Мы его друзья.
Хью, прикуривший от сигареты Фионы, недоумённо посмотрел на Бобби, но тот лишь закатил глаза.
— Рикки,— Чак сложил руки, точно в молитве и пополз на коленях по плите,—Рикки, пожалуйста, попроси их меня отпустить. Рикки, я больше никогда не буду тебя задирать. И бить тоже не буду. Ты слышишь, Рикки?
— Бить? — переспросила Фиона и Риккардо закрыл синяк рукой.— Он что, тебя бьёт, красавчик?
— Пожалуйста, Рикки.
Фиона метнула окурок в Чака, от которого он успел увернуться.
— Выбирай, красавчик. Тебе решать, что мы с ним сделаем: отпустим или накажем.
— Отпустим, — пролепетал Риккардо.
— Какое благородство,— Бобби хрустнул яблоком.
Хью примостился рядом с Бобби.
— Своё дерьмо с колёсами найдёшь сам,— сказал он.
— Чего встал? — Бобби замахнулся на Чака огрызком.— Пошёл отсюда!
— Спасибо, спасибо,— задыхаясь от плача, Чак приподнялся и побежал.
— Это что ещё за хрен?— спросил Хью, указывая на Риккардо.
Бобби хмыкнул.
— Помнишь, как в детстве Фиона подбирала бродячих кошек и собак? Теперь она подбирает бродячих детей. Городской. Говорит, потерялся.
— Хью, ты проведёшь его по «мёртвой дороге» или,— Фиона обратилась к Риккардо, — ты хочешь пойти с нами?
— Не хочет,— ответил за него Генри.
Риккардо взлохматил волосы.
—Как-нибудь в другой раз, Фиона.
Фиона поджала губы.
— Проведёшь, Хью?
Хью запрокинул голову и выпустил дым.
— Фиона, ради бога, я только оттуда пришёл. Пусть его Бобби отведёт.
— Не могу. У меня аллергия на жир.
— Бобби, катись в задницу со своими несуществующими аллергиями. Он не жирный.
— Он нет,— Бобби выплюнул яблочную косточку,— а его ручная свинья — да.
— Красавчик пришёл с подружкой!— весело сообщила Фиона.
— И она жирная,— добавил Бобби,— и застряла в трубе. И вытаскивать её из трубы будешь ты,— Бобби похлопал Хью по спине и встал.
Генри протянул Фионе руку.
— Я надеюсь, что в ближайшее время ты снова заблудишься. Я буду тебя ждать. Красавчик,— она поцеловала Риккардо в щёку и, смеясь, забралась на плиту. Втроём они направились к бару.
Хью докурил, молча высвободил заплаканную Карлу из трубы и также молча довёл их с Риккардо до Олм стрит. Риккардо, в свою очередь, проводил Карлу до дома и, попросив её не рассказывать о произошедшем ни брату, ни родителям, обнял на прощание.
Карла, растаявшая в его объятьях, дала слово, что будет молчать.
Глава третья
Плохая компания
20 сентября 1977 год
— Зачем ты сказала моей матери, что я сбежал от тебя?
Далия развела руками.
— Потому что ты сбежал от меня.
Риккардо заметался по гостиной.
— Я не нашла десятую симфонию,— Далия села на диван.
— Конечно, ты её не нашла. Десятой симфонии Бетховена не существует.
— Почему ты обманул меня?
Риккардо прислонился к дверному косяку.
— Просто. Просто так я сказал тебе, что мне нравится десятая симфония Бетховена. Просто так ты нажаловалась моей матери. Да?
— Я переживала за тебя, Риккардо. Боялась, что с тобой может что-то случится. Что кто-то может навредить тебе.
— Тебя не по этой причине наняли. Не потому, что кто-то может мне навредить.
— А по какой?
Риккардо фыркнул.
<Если я скажу тебе, ты уволишься, как другие?>
— Узнаешь. Ты обязательно узнаешь, почему мне в тринадцать лет требуется нянька. Кто-нибудь расскажет.
— Почему не расскажешь ты?
— Не хочу.
Далия вздохнула. Проще убедить маленького ребёнка не облизывать цветочный горшок, чем разговорить Риккардо.
— Ты голоден?
— Нет.
Он повозился в школьной сумке.
— Вот,— Риккардо положил перед Далией лист бумаги.
— Что это?
— Записка от моей матери. Она написала её, чтобы ты не решила, что я снова хочу от тебя сбежать. Ты же несёшь за меня ОТВЕТСТВЕННОСТЬ.
— Миссис Бенитос не предупреждала меня, что ты сегодня уйдёшь.
Через два дня после знакомства с Фионой и её друзьями Риккардо вновь оказался в «трясине»: партнёры отца назначили тому деловую встречу в баре.
Мужчины, заприметившие, как Аурелио выходит из автомобиля вместе с сыном, переглянулись, похвалили Риккардо за рвение, однако, попросили его подождать снаружи: до взрослых разговоров он пока не дорос, хотя отец может им гордиться уже сейчас, — в свои тринадцать он гораздо серьёзнее, чем их двадцатилетние наследники.
Польщённый их словами Аурелио потрепал сына по волосам и в спешке закрыл за собой дверь. Риккардо ухмыльнулся: отец извлёк выгоду даже из единственного раза, когда забрал его после уроков.
«Эй, красавчик! Ты пришёл ко мне?».
Фиона поднималась по дороге, ведущей к водохранилищу. Она улыбалась, и Риккардо почувствовал, как желудок сжался до размера пластмассового шарика, который он когда-то таскал в кармане.
«Привет».
Страха не было. Но была тревога и она пульсировала в висках.
«Как твои дела, красавчик? Тот мелкий засранец, я надеюсь, тебя больше не донимает?».
Риккардо не знал, кто именно пустил в школе слух, что он связался с «трясиновской» компанией, — Карла или сам Чак, но за две перемены слух разросся от «связи» до «крепкой дружбы».
«Нет».
Теперь если Чак или его приятели встречали Риккардо в коридоре, то убегали в противоположную сторону, сшибая с ног любого, кого посчитают преградой.
«Хорошо. Пойдёшь с нами на выжженное поле?».
«Сегодня не могу. Как-нибудь в другой раз».
Фиона надула губы.
«Ты только обещаешь».
«Сегодня никак не получится».
«А завтра? Послезавтра? На следующей неделе? Я хочу поближе с тобой познакомиться, но ты так редко у нас бываешь».
«Я же школьник».
«И что? Прогуляй».
Риккардо засмеялся.
«Это невозможно».
«Хочешь, я напишу тебе записку? Я писала записки для Хью, он тоже учится в вашей школе. Давай карандаш и бумагу. Давай, давай! — Фиона похлопала Риккардо по плечу. — Только ты скажи что писать, а то с моей фантазией тебя не просто с уроков отпустят, но ещё и на луну отправят».
«У меня есть идея получше».
— Столько ошибок, — Далия подняла глаза на Риккардо.
— Моя мать итальянка. Она говорит с акцентом и пишет с ошибками.
— А ты?
— Что я?
— Ты тоже итальянец.
— Я родился и вырос здесь, не нужно нас сравнивать, — он вырвал записку из рук Далии. — Не хочешь — не отпускай. Три предупреждения и ты уволена. Одно у тебя уже есть.
— Откуда ты знаешь про предупреждения?
— Я же говорю: ты не первая и не последняя, кто со мной сидит.
Далия закусила губу.
— Я не могу позвонить, у Молли нет телефона.
— Ничем не могу помочь.
— Эту записку правда написала миссис Бенитос?
Риккардо закатил глаза.
— Если я лгу, а ты отпустишь меня, у тебя будет второе предупреждение. Если я не лгу и ты не отпустишь меня, у тебя будет второе предупреждение. Что бы ты ни выбрала — у тебя будет второе предупреждение. Так ты рассуждаешь? Послушай, — Риккардо бросил сумку на диван, — я знаю, что в прошлый раз был неправ, когда сбежал от тебя. Мне стыдно, честно. И у тебя есть полное право больше мне не доверять, но…
— Иди.
Риккардо, ещё вчера заготовивший речь на случай их спора, на мгновение замолчал.
— Что?
— Иди, — повторила Далия. — Я верю тебе.
Риккардо поднял сумку, не спуская с Далии глаз.
— Минуту назад ты не верила.
— Минуту назад я не знала, что ты поймёшь, то есть признаешь…
<Возьму на себя ответственность?>
— Ага, я понял. Увидимся на следующей неделе!
Риккардо за два прыжка очутился на улице, вскочил на велосипед и помчался в «трясину», удивляясь, как не выпрыгнул от радости в окно, когда Далия отпустила его почти без лишних разговоров.
«Наивная дура», — всю дорогу вертелось на языке.
«Трясина» встретила Риккардо бранью двух женщин, куривших у бара. Они окликнули его, когда он проезжал мимо, но окликнули для порядка, как старые сторожевые псы, которые лают не чтобы запугать, а чтобы напомнить: здесь есть хозяин, и ты на его территории.
По рассказам Оскара, болтавшегося тут вечерами, взрослые были безобидны: да, они могли кричать, угрожать, даже размахивать ножом, однако, от слов они не переходят к действиям, зато подростки нападают без предупреждения.
Несовершеннолетние «трясиновцы» негласно делились на две компании: на младших — от восьми до пятнадцати, слоняющихся по лесу, и старши?х — от пятнадцати до восемнадцати, обитающих на выжженном поле. Те, кто не достиг возраста «младшей компании», собирались в кучки и играли на пустых безымянных улицах.
«Если младшие не схватят тебя на «мёртвой дороге» и не утащат к себе в лес, то будь уверен, что этим займутся старши?е, — Оскар зевал за прилавком аптеки. — А чего ты про них спрашиваешь? Собрался что ли туда?».
«Нет».
«Вот и славно. Нечего тебе там делать. Как я потом буду объяснять Карле, что любви всей её жизни вспороли брюхо? — он гоготнул и ударил Риккардо в плечо. — А если серьёзно, Рикки, то люди там мутные, непредсказуемые. Я слышал, ты с кем-то из них подружился. Так вот мой тебе совет. Совет первый, — Оскар вцепился в затылок Риккардо и прижал его лицом к прилавку, — не впутывай в свои делишки Карлу. Совет второй, — он расслабил руку и Риккардо отшатнулся, — не связывайся с людьми, готовых за маленькие деньги пойти на преступление».
«На какое преступление?»
«На любое. Когда человек беден и у него нет шансов на лучшую жизнь, он пойдёт на любое преступление, чтобы заработать пять жалких центов и не сдохнуть от голода, — Оскар улыбнулся. — По телеку вчера услышал. Какой-то крутой детектив говорил об этом своему напарнику».
Риккардо стоял на выезде из «трясины» и смотрел на спуск к выжженному полю; пустая проезжая часть словно была линией, что разделит жизнь Риккардо на «до» и «после», как на прошлой неделе уже разделила «мёртвая дорога»: «до» — неудачник и слабак, «после» — хулиган и приятель старши?х.
Риккардо разогнался, пересёк дорогу и покатился вниз, уворачиваясь от сухих веток. Спуск оказался короче, чем он предполагал, а узкая тропинка — ямы, чередующиеся с корягами, — не подходила для велосипедов. Риккардо наехал на корягу, затормозил и перелетел через руль, плюхнувшись на поле недалеко от бревна, на котором развалился Бобби.
— Опять ты? — он потянул Риккардо за рукав футболки. — Снова потерялся?
— Я пригласила, — сказала Фиона. Она сидела на земле, вытянув ноги в салатовых гольфах, а её указательный и средний пальцы поднимались от локтя до плеча сидевшего рядом Генри. — Не ушибся, красавчик? — спросила Фиона, не отвлекаясь от игры.
— Нет.
— Ты испачкался, я умою тебя, — Бобби вскочил на ноги и потащил упирающегося Риккардо к мостику между полем и фермой дядюшки Сэма, которую старик обнёс колючей проволокой. Вода под мостиком — не то жижа из водохранилища, не то из реки — булькала и воняла.
— Бобби, ты придурок, сядь на место! — крикнул Хью. Он выкатил из леса велосипед Риккардо и прислонил его к толстому дереву. — Ему и без тебя каждый день достаётся в школе!
Бобби вытер руки об джинсы и, присвистывая, поплёлся к бревну.
— Меня никто не достаёт, — огрызнулся Риккардо, подбежав к «трясиновцам».
— Не благодари, — ответил Хью и расположился у ног лежащего на бревне Бобби. — Генри, дай сигареты, — Генри кинул ему помятую пачку и спички. — Я пустил по старшей школе слух, что он наш друг.
— Зачем? — поинтересовался Генри.
— Мальчишку обижают, это нехорошо, даже если он городской. А так старшеклассники расскажут об этом младшим братьям, и те побоятся к нему подходить.
— Что ты сделал? — переспросил Бобби. — ЧТО ТЫ СДЕЛАЛ? ДА ТЫ СПЯТИЛ! — он пнул Хью ногой и оба свалились с бревна. — Я обхожу стороной наших, а ты хочешь, чтобы я общался с городским засранцем? Он таскается к нам, потому что у него нет друзей в городе, и я не собираюсь дружить со всякой сранью только потому, что вы с Фионой его пожалели! — Бобби навалился на Хью.
Риккардо посмотрел на Фиону. Она не заметила начинающуюся драку друзей, а её пальцы по-прежнему бродили по руке Генри. Фиона напевала ему в ухо: «Ла-ла-ла-ла-ли, маленькая птичка села на Генри Ли».
— Да успокойся ты! — Хью скинул с себя Бобби и взобрался на бревно. — Он пришёл к нам в последний раз! Да? — Хью обратился к Риккардо.
