— Вы сможете что-то сделать?— спросил Лёня.
— В общем и целом... Я уже умею настраиваться на их несущую частоту. Если начать воздействовать на систему в противофазе, возможно, получится ослабить сигнал...
— Глушилка. Гениально!— воскликнул ликующий Толик, уже ощущая скорую победу.
— Благодарю. Только держите дверь! Не думаю, что воскресшие товарищи оставят нас в покое...
Эти опасения оказались вовсе не беспочвенными. Сквозь постепенно стихающий гул отчётливо слушался звук нескольких десятков ног, бегущих по металлическим ступеням. С лестницы повеяло холодным воздухом. Не заставили себя ждать и те, кто высасывал это тепло ради каждого своего движения. Но как только бледные окровавленные лица замаячили в дверном проёме, Толя вновь нажал на гашетку излучателя. Рентгеновский импульс выкосил одновременно троих или четверых зомби, сразу посыпавшихся через перила и покатившихся вниз по ступеням.
Вдогонку Лёня отправил свою электростатическую пулю. Натолкнувшись в полумраке то ли на стену, то ли на чью-то голову, заряд треснул с яркой голубой вспышкой. Вновь послышались звуки падающих тел.
Дождавшись перезарядки конденсаторов, Толя опять приготовился стрелять.
— Ещё немного, коллеги,— внимательно наблюдая за извивающейся на осциллографе кривой, Пётр Петрович стал медленно поворачивать ручку настройки. В тот момент, когда пластмассовый кругляш сделал очередной щелчок, а нанесённый на него краской треугольник упёрся в среднюю рисочку на корпусе, всё вокруг стихло. Зеленоватая линия на круглом экране вытянулась в прямую. Вибрации башни прекратились. Воздух внутри уже не походил на жидкую взвесь, к нему вновь вернулась прозрачность и лёгкость. Сияние, которым он был «наэлектризован», тоже исчезло. Теперь помещение лаборатории освещалось лишь принесёнными фонарями и вспышками индикаторов. Но на лестнице всё ещё слышались торопливые сбивчивые шаги мертвецов. Новая их волна готова была прорваться через узкий дверной проём.
* * *
Толик поднял излучатель, целясь прямо в середину чёрной прямоугольной пустоты. И как только из неё появились две фигуры, незамедлительно вдавил кнопку, желая накрыть всех сразу. Но на пол в луч направленного на вход фонаря с коротким стоном упало одно тело. Только тогда студент увидел, что это была бледная, как бумага, миниатюрная девушка. На её белом фарфоровом лице с широко раскрытыми стеклянными глазами навсегда замерло удивление. Вторая фигура сразу же бросилась к ней. Крепкий старик с выбритым черепом бормотал что-то, прижимая к себе холодное мёртвое тело, словно ещё надеясь вдохнуть в него жизнь, а потом вдруг поднял свою лысую голову, посмотрел в упор на Толика и направил на него пистолет. Взгляд мужчины, полный решимости, был наполнен отчаянием и какой-то звериной ненавистью. Парень ещё раз нажал на курок излучателя. Устройство работало исправно. Он был уверен в этом, потому что внимательно отсчитывал в голове количество оставшихся зарядов и каждый раз слышал характерный звук. Но никакого эффекта не последовало. Толик опустил взгляд на подрагивающую на верхней панели стрелку, и в следующий миг ощутил, как в его живот входит пуля.
— Толя!— вскрикнула Валя, порываясь помочь упавшему навзничь другу, но мужчина осадил её.
— Стоять! А ну не рыпаться, суки!— Вексель провёл дулом пистолета перед всеми присутствующими.— Кто первый дёрнется, завалю сразу. Отошли быстро в сторону!
— Только не волнуйтесь, любезный,— примирительно согласился Пётр Петрович, медленно поднимая руки вверх и отъезжая на стуле от пульта управления.
— Вы не понимаете, что делаете...— решилась вразумить ворвавшегося мужчину девушка.
— Всё я прекрасно понимаю! Я уже раз потерял своего ребёнка... А теперь у меня появился второй шанс. Быть с дочкой... Думаете, я дам вам, падлам, отобрать её у меня?
Внезапно раздался ещё один выстрел. По всему телу Векселя голубоватой паутинкой пробежал электрический разряд. Старый уголовник пошатнулся и, бессмысленно хватаясь руками за воздух, упал наотзадок.
— Это же чудо... Настоящее чудо... Как же вы можете, суки?...— прохрипел Вексель и затих.
Пётр Петрович медленно поднялся из своего кресла и осторожно подошёл к неподвижному телу.
— Поздравляю, дорогой Леонид Ильич... Кажется, вы только что застрелили живого человека.
Уставившись на убитого старика, потрясённый Лёня выронил пистолет из дрожащей руки.
— Забавно. Вы ведь только слегка задели ему плечо. Основной эффект, судя по всему, произвёл электрический разряд. Сердчишко не выдержало...— спокойно подытожил учёный, вынимая из руки Векселя зажатый «ПМ» и подбирая с пола Лёнин наган.— Вот и всё... Как вы там, Анатолий Ефремович? Живы пока?
Толик лежал, скорчившись от боли, рефлекторно зажимая кровоточащую рану. Валя и Лёня усадили его, оперев спиной на приборный шкаф.
— Дышит...— ответил Лёня.
— Боюсь, это ненадолго,— спокойно заметил Пётр Петрович, возвращаясь за пульт.
— Ему нужно в больницу. Надо спешить!— заторопила учёного девушка.
— Думаю, спешить уже некуда...— безразлично ответил он и ещё больше вывернул ручку настройки. Кривая на осциллографе снова подпрыгнула и заплясала. По натянутым в башне фидерам опять пошла какая-то дрожь.
— Что вы делаете? Мы же собирались всех спасти...— удивилась Валя, вскакивая с места.
— Именно это я и делаю, барышня... Спасаю абсолютно всех, включая вашего друга. Очевидно, запуская физические процессы вспять, поле упорядочивает не только движение молекул, но и восстанавливает структуры тела. Реанимирует сознание. Это позволяет нашим немёртвым друзьям сначала совершать сложные действия, а потом и полноценно мыслить. Тоталитарный товарищ назвал это новой формой мыслящей материи. Слишком прекрасный эксперимент, чтобы его заканчивать...
«Вот и Петрович сошёл с ума... Кто знаете, что делает с людьми это излучение? И эти сны, как наяву... Неужели они были пророческими? Ну, уж нет...»— подумала Валя, и быстро оценив расстояние до пульта, бросилась к проводам, чтобы одним движением рвануть их что есть силы. Но учёный краем глаза заметил её движение, молниеносно развернулся на кресле и резко оттолкнул девушку. Вцепившись в пальто на спинке, она стянула его за собой, шлёпнулась на пол и снова замерла, потому что в руке Петра Петровича блеснул пистолет.
— Не думаю, что вы торопитесь перейти в новое физическое состояние,— расплылся физик в зловещей усмешке. Леонид посмотрел на него без страха, но с каким-то сожалением и серьёзно спросил:
— Считаете, что после такого количества крови ваш новый мир будет более справедливым?
— Это были оправданные страдания. Безупречный расчёт. Подумайте сами... Кто погибнет в хаосе раньше остальных? Те, кто сам является причиной проблем. Неадекватные наркоманы, опустившиеся алкоголики, бессмысленные менеджеры и побирушки всех мастей... Наименее приспособленные и полезные обществу паразиты. Чуть позже придёт время для патологических бунтарей и упёртых консерваторов. Но первыми, конечно же, сдохнут хипстеры. Останутся только те, кто действительно на что-то способен...— Пётр Петрович откинулся на спинку кресла с таким самодовольным видом, по которому стало очевидно, что он имеет в виду себя.— Помните, один чудак говорил, что нужно развиваться не революционно, а эволюционно. Ну, тогда мы все должны гордиться, что прошли этот естественный отбор.
— И что будет с остальными?
— Полагаю, они найдут себе применение... Под моим чутким руководством, разумеется.
— Заставите их менять для вас лампочки?— презрительно уточнил Лёня, кивнув на светящийся в чемодане супергетеродинный передатчик.
— Бесполезно менять лампочки. Надо менять всё...— учёный продолжил серьёзно.— Мёртвые сделают то, на что не хватило воли живым. Построят мосты и дороги. Восстановят заводы. Да мало ли ещё чего... Когда человек не стремится к саморазрушению, он способен достичь любых вершин. Реализовать самые великие мечты...— он вдруг подмигнул поникшим ребятам.— Да не кисните, коллеги! Мы прекрасно поработали на этой неделе. Осталось решить, чем заняться на следующей. А пока... Можете быть свободны. Не переживайте об Анатолии Ефремовиче. Вы же знаете, я умею заботиться о научных сотрудниках... Если хотите, возьмите пальто.
— Спасибо. Будем мечтать, о чём-нибудь великом,— огрызнулась Валя.
Лёня подал ей руку и помог встать, молча посмотрел на учёного, на лежащего у стенки мёртвого Толика, а потом всё-таки поднял с пола модный шерстяной реглан и протянул дрожащей девушке.
— Держи пальто... Пошли домой.
* * *
Бронетехника медленно выезжала с площади. Оборванные и запылённые люди организованно садились в автобусы. Они уже не выглядели опасными, но, кажется, ещё не до конца понимали, что происходит. Лёня постарался глазами найти в толпе Фагота, но так и не увидел никого похожего. Скорее всего, и его, и Петрова, и Витюню, уже утащили куда следует. По крайней мере, ни одного неподвижного трупа на площади уже не было.
Вместе с небольшими группками расходившихся по домам жителей, молодые люди беспрепятственно обогнули «строение 3» и свернули на уже знакомую аллею. Никто не обращал на них внимания, как обычно и бывает на улице в потоках незнакомых друг другу прохожих. Но Валя почему-то ощущала себя пустым местом. И Лёня, похоже, чувствовал то же самое, потому что большую часть пути они проделали в полном безмолвии.
Не разговаривали они ни на станции, ни когда запускали поезд в обратный путь, ни даже уже находясь в вагоне. За округлым окном снова замелькали заснеженные сосны, укрытые снегом поля, запорошенные одинокие станции. Только через несколько часов, когда на горизонте появились знакомые очертания радиотехнического завода, непривычно высвеченного яркими огнями, девушка прервала молчание.
— Смотри, завод заработал... Я его только закрытым и помню.
— Значит, теперь пригодится,— ответил Леонид, а после добавил.— Почти уже приехали.
— Да.
— И куда ты собираешься?
— Не знаю,— Валя пожала плечами.— Может, к родителям соберусь, наконец. Узнаю, как они там...
— В смысле: живые или?...— уточнил Лёня и сразу осёкся, сам испытав неловкость от своего вопроса.
— Или мёртвые,— кивнула девушка.— Какая теперь уж разница? Родители всё-таки...
На вокзале с момента отъезда ничего не изменилось. На путях стояли замерзшие поезда, ветер задувал позёмку на ступеньки в подземных переходах. Пройдя по гулким коридорам и преодолев холодный зал ожидания, ребята оказались на привокзальной площади.
В небе над домами постепенно начинало светать. Между облаков то тут, то там пробивались золотистые солнечные лучи. Похоже, кто-то продолжал подкручивать ручки, настраивая этот мир. Валя вдохнула колючий морозный воздух, и в её мозгу тоже вдруг стало удивительно ясно и светло, как никогда раньше. Так, что она даже изменилась в лице.
— Думаешь, всё наладится?— спросил Леонид, заметив это спокойное и почти блаженное выражение.
— Надеюсь, что да. А ты?
— А я... Надеюсь, мы тоже сделали то, что были должны.
— Но ведь... Он психопат...
— Может и так... Но он учёный. И знает, что делает. И потом, если не Петрович, то кто?
В кармане у парня подал сигнал смартфон.
— Вот и интернет заработал. Жизнь продолжается.
Лёня вытащил из кармана порядком застывший корпус и нажал на уведомление в телеграме. В окне открывшегося чатика появились две фотографии: девушка в противогазе с подписью «Зацените! СЛОН!» и та же героиня, но уже на совместном сэлфи с весело смеющимся парнем.
— Какая же козлина всё-таки!— улыбнулась Валя и на её глазах появились слёзы.
Округлая площадь и выходящие с неё улицы постепенно оживали. Куда-то проехала громыхающая кузовом древняя «полуторка». Современный автобус выгрузил на остановке каких-то людей и поехал дальше замыкать петлю своего маршрута. На бульваре появился сутуловатый дворник и принялся сгребать снег большой фанерной лопатой.
— Закурить есть?— спросил он у Лёни, когда ребята поравнялись с ним, и, получив отрицательный ответ, пояснил.— Голова болит, будто неделю не просыхал.
И стыдливо поправил шапку, под которой виднелась огромная запёкшаяся рана в проломленном черепе.
— Зато, день-то какой, гляньте...— продолжил дворник, явно испытывающий потребность в общении.— Красота! И, прям, есть желание поработать... Вот вы студенты, небось?
— Студенты,— подтвердил Лёня.
— Значит, грамотные... Вот, как думаешь, с чем я обычно работаю?
— С лопатой... С метлой.
— А вот и нет!— обиделся дворник,— Я работаю с эстетикой! Моя метла — что кисть у художника. Просто инструмент. А я гармонизирую окружающее пространство. Трансформирую реальность. Понял, оно как?! А я вот недавно понял. Не знаю как, но понял. Учиться тебе ещё и учиться, студент.
Оставив философствующего работника ЖКХ вместе с его работой, молодые люди неторопливо пошли дальше по бульвару. Только Валя на секунду обернулась, зачем-то пожелала дворнику на прощание: «Будьте здоровы» и вдруг увидела до ужаса знакомую фигурку. По параллельной дорожке шла маленькая девочка в розовом комбинезоне и растерянно оглядывалась по сторонам.
— Говорят, у мёртвых бывают незавершённые дела...— задумчиво проговорил Лёня.— Интересно, как у живых? Вот, что теперь?
— Попробуем сделать что-нибудь толковое...— ответила Валя и, перешагнув насыпанный дворником сугроб, подошла к ребёнку.
— Ты потерялась, да? Не бойся. Давай, мы поможем найти твою маму...
Деперсонализация
Автомобиль утыкается мордой в сугроб. Мелкий снег засыпает лобовое стекло, стоит только остановить дворники. Я сижу молча, прислушиваясь к равномерному урчанию мотора. А когда вот так погружаешься в собственные мысли, то часто задаёшься неожиданным странным вопросом: кто ты и где.
Конечно, я помню своё имя, понимаю, что нахожусь в своей машине и знаю, в какой точке города я её припарковал. Но я говорю о чём-то большем, чем простое запоминание сведений. Об ощущении. О самосознании. Восприятии всех этих фактов здесь и сейчас. Забавно, но большую часть времени, мы не испытываем этого. Жизнь течёт вокруг нас, как фильм. Мы переходим дорогу, жмём руку знакомому, отвечаем по телефону, гладим собаку, ударяемся мизинцем о ножку стола. Но всё это — не более чем супер-натуралистичное кино. Набор ярких впечатлений. Аттракцион виртуальной реальности в луна-парке с американскими горками. Ведь ни в один из этих моментов мы зачастую даже не понимаем: это я, это происходит сейчас и со мной. Не думаем об этом. С самого рождения мы вовлечены в окружающий мир, но совершенно отчуждены от самих себя.
* * *
Наверное, это начинается в тот самый миг, когда вы, покинув утробу матери, открываете свои глаза. Вы пытаетесь собрать воедино мысли внутри вашего пока что маленького мозга, чтобы ответить на эти простые вопросы. Кто я? Где я? Вы пытаетесь мучительно. Не имея возможности говорить, вы кричите. Каждый раз, погружаясь в сон без ответов и вновь пробуждаясь с этими вопросами. И в тот момент, когда вы, кажется, уже близки к нахождению себя, вам показывают первую погремушку. Такая яркая, громкая и интересная — она целиком и полностью приковывает к себе ваше внимание. В вашей жизни потом будет ещё много разных погремушек. Одни подарят родители, другие навяжет общество, третьи вы станете покупать себе сами. Всё — лишь бы не возвращаться мысленно к этому первобытному страху неизведанного. Кто я? Где я?
— В общем и целом... Я уже умею настраиваться на их несущую частоту. Если начать воздействовать на систему в противофазе, возможно, получится ослабить сигнал...
— Глушилка. Гениально!— воскликнул ликующий Толик, уже ощущая скорую победу.
— Благодарю. Только держите дверь! Не думаю, что воскресшие товарищи оставят нас в покое...
Эти опасения оказались вовсе не беспочвенными. Сквозь постепенно стихающий гул отчётливо слушался звук нескольких десятков ног, бегущих по металлическим ступеням. С лестницы повеяло холодным воздухом. Не заставили себя ждать и те, кто высасывал это тепло ради каждого своего движения. Но как только бледные окровавленные лица замаячили в дверном проёме, Толя вновь нажал на гашетку излучателя. Рентгеновский импульс выкосил одновременно троих или четверых зомби, сразу посыпавшихся через перила и покатившихся вниз по ступеням.
Вдогонку Лёня отправил свою электростатическую пулю. Натолкнувшись в полумраке то ли на стену, то ли на чью-то голову, заряд треснул с яркой голубой вспышкой. Вновь послышались звуки падающих тел.
Дождавшись перезарядки конденсаторов, Толя опять приготовился стрелять.
— Ещё немного, коллеги,— внимательно наблюдая за извивающейся на осциллографе кривой, Пётр Петрович стал медленно поворачивать ручку настройки. В тот момент, когда пластмассовый кругляш сделал очередной щелчок, а нанесённый на него краской треугольник упёрся в среднюю рисочку на корпусе, всё вокруг стихло. Зеленоватая линия на круглом экране вытянулась в прямую. Вибрации башни прекратились. Воздух внутри уже не походил на жидкую взвесь, к нему вновь вернулась прозрачность и лёгкость. Сияние, которым он был «наэлектризован», тоже исчезло. Теперь помещение лаборатории освещалось лишь принесёнными фонарями и вспышками индикаторов. Но на лестнице всё ещё слышались торопливые сбивчивые шаги мертвецов. Новая их волна готова была прорваться через узкий дверной проём.
* * *
Толик поднял излучатель, целясь прямо в середину чёрной прямоугольной пустоты. И как только из неё появились две фигуры, незамедлительно вдавил кнопку, желая накрыть всех сразу. Но на пол в луч направленного на вход фонаря с коротким стоном упало одно тело. Только тогда студент увидел, что это была бледная, как бумага, миниатюрная девушка. На её белом фарфоровом лице с широко раскрытыми стеклянными глазами навсегда замерло удивление. Вторая фигура сразу же бросилась к ней. Крепкий старик с выбритым черепом бормотал что-то, прижимая к себе холодное мёртвое тело, словно ещё надеясь вдохнуть в него жизнь, а потом вдруг поднял свою лысую голову, посмотрел в упор на Толика и направил на него пистолет. Взгляд мужчины, полный решимости, был наполнен отчаянием и какой-то звериной ненавистью. Парень ещё раз нажал на курок излучателя. Устройство работало исправно. Он был уверен в этом, потому что внимательно отсчитывал в голове количество оставшихся зарядов и каждый раз слышал характерный звук. Но никакого эффекта не последовало. Толик опустил взгляд на подрагивающую на верхней панели стрелку, и в следующий миг ощутил, как в его живот входит пуля.
— Толя!— вскрикнула Валя, порываясь помочь упавшему навзничь другу, но мужчина осадил её.
— Стоять! А ну не рыпаться, суки!— Вексель провёл дулом пистолета перед всеми присутствующими.— Кто первый дёрнется, завалю сразу. Отошли быстро в сторону!
— Только не волнуйтесь, любезный,— примирительно согласился Пётр Петрович, медленно поднимая руки вверх и отъезжая на стуле от пульта управления.
— Вы не понимаете, что делаете...— решилась вразумить ворвавшегося мужчину девушка.
— Всё я прекрасно понимаю! Я уже раз потерял своего ребёнка... А теперь у меня появился второй шанс. Быть с дочкой... Думаете, я дам вам, падлам, отобрать её у меня?
Внезапно раздался ещё один выстрел. По всему телу Векселя голубоватой паутинкой пробежал электрический разряд. Старый уголовник пошатнулся и, бессмысленно хватаясь руками за воздух, упал наотзадок.
— Это же чудо... Настоящее чудо... Как же вы можете, суки?...— прохрипел Вексель и затих.
Пётр Петрович медленно поднялся из своего кресла и осторожно подошёл к неподвижному телу.
— Поздравляю, дорогой Леонид Ильич... Кажется, вы только что застрелили живого человека.
Уставившись на убитого старика, потрясённый Лёня выронил пистолет из дрожащей руки.
— Забавно. Вы ведь только слегка задели ему плечо. Основной эффект, судя по всему, произвёл электрический разряд. Сердчишко не выдержало...— спокойно подытожил учёный, вынимая из руки Векселя зажатый «ПМ» и подбирая с пола Лёнин наган.— Вот и всё... Как вы там, Анатолий Ефремович? Живы пока?
Толик лежал, скорчившись от боли, рефлекторно зажимая кровоточащую рану. Валя и Лёня усадили его, оперев спиной на приборный шкаф.
— Дышит...— ответил Лёня.
— Боюсь, это ненадолго,— спокойно заметил Пётр Петрович, возвращаясь за пульт.
— Ему нужно в больницу. Надо спешить!— заторопила учёного девушка.
— Думаю, спешить уже некуда...— безразлично ответил он и ещё больше вывернул ручку настройки. Кривая на осциллографе снова подпрыгнула и заплясала. По натянутым в башне фидерам опять пошла какая-то дрожь.
— Что вы делаете? Мы же собирались всех спасти...— удивилась Валя, вскакивая с места.
— Именно это я и делаю, барышня... Спасаю абсолютно всех, включая вашего друга. Очевидно, запуская физические процессы вспять, поле упорядочивает не только движение молекул, но и восстанавливает структуры тела. Реанимирует сознание. Это позволяет нашим немёртвым друзьям сначала совершать сложные действия, а потом и полноценно мыслить. Тоталитарный товарищ назвал это новой формой мыслящей материи. Слишком прекрасный эксперимент, чтобы его заканчивать...
«Вот и Петрович сошёл с ума... Кто знаете, что делает с людьми это излучение? И эти сны, как наяву... Неужели они были пророческими? Ну, уж нет...»— подумала Валя, и быстро оценив расстояние до пульта, бросилась к проводам, чтобы одним движением рвануть их что есть силы. Но учёный краем глаза заметил её движение, молниеносно развернулся на кресле и резко оттолкнул девушку. Вцепившись в пальто на спинке, она стянула его за собой, шлёпнулась на пол и снова замерла, потому что в руке Петра Петровича блеснул пистолет.
— Не думаю, что вы торопитесь перейти в новое физическое состояние,— расплылся физик в зловещей усмешке. Леонид посмотрел на него без страха, но с каким-то сожалением и серьёзно спросил:
— Считаете, что после такого количества крови ваш новый мир будет более справедливым?
— Это были оправданные страдания. Безупречный расчёт. Подумайте сами... Кто погибнет в хаосе раньше остальных? Те, кто сам является причиной проблем. Неадекватные наркоманы, опустившиеся алкоголики, бессмысленные менеджеры и побирушки всех мастей... Наименее приспособленные и полезные обществу паразиты. Чуть позже придёт время для патологических бунтарей и упёртых консерваторов. Но первыми, конечно же, сдохнут хипстеры. Останутся только те, кто действительно на что-то способен...— Пётр Петрович откинулся на спинку кресла с таким самодовольным видом, по которому стало очевидно, что он имеет в виду себя.— Помните, один чудак говорил, что нужно развиваться не революционно, а эволюционно. Ну, тогда мы все должны гордиться, что прошли этот естественный отбор.
— И что будет с остальными?
— Полагаю, они найдут себе применение... Под моим чутким руководством, разумеется.
— Заставите их менять для вас лампочки?— презрительно уточнил Лёня, кивнув на светящийся в чемодане супергетеродинный передатчик.
— Бесполезно менять лампочки. Надо менять всё...— учёный продолжил серьёзно.— Мёртвые сделают то, на что не хватило воли живым. Построят мосты и дороги. Восстановят заводы. Да мало ли ещё чего... Когда человек не стремится к саморазрушению, он способен достичь любых вершин. Реализовать самые великие мечты...— он вдруг подмигнул поникшим ребятам.— Да не кисните, коллеги! Мы прекрасно поработали на этой неделе. Осталось решить, чем заняться на следующей. А пока... Можете быть свободны. Не переживайте об Анатолии Ефремовиче. Вы же знаете, я умею заботиться о научных сотрудниках... Если хотите, возьмите пальто.
— Спасибо. Будем мечтать, о чём-нибудь великом,— огрызнулась Валя.
Лёня подал ей руку и помог встать, молча посмотрел на учёного, на лежащего у стенки мёртвого Толика, а потом всё-таки поднял с пола модный шерстяной реглан и протянул дрожащей девушке.
— Держи пальто... Пошли домой.
* * *
Бронетехника медленно выезжала с площади. Оборванные и запылённые люди организованно садились в автобусы. Они уже не выглядели опасными, но, кажется, ещё не до конца понимали, что происходит. Лёня постарался глазами найти в толпе Фагота, но так и не увидел никого похожего. Скорее всего, и его, и Петрова, и Витюню, уже утащили куда следует. По крайней мере, ни одного неподвижного трупа на площади уже не было.
Вместе с небольшими группками расходившихся по домам жителей, молодые люди беспрепятственно обогнули «строение 3» и свернули на уже знакомую аллею. Никто не обращал на них внимания, как обычно и бывает на улице в потоках незнакомых друг другу прохожих. Но Валя почему-то ощущала себя пустым местом. И Лёня, похоже, чувствовал то же самое, потому что большую часть пути они проделали в полном безмолвии.
Не разговаривали они ни на станции, ни когда запускали поезд в обратный путь, ни даже уже находясь в вагоне. За округлым окном снова замелькали заснеженные сосны, укрытые снегом поля, запорошенные одинокие станции. Только через несколько часов, когда на горизонте появились знакомые очертания радиотехнического завода, непривычно высвеченного яркими огнями, девушка прервала молчание.
— Смотри, завод заработал... Я его только закрытым и помню.
— Значит, теперь пригодится,— ответил Леонид, а после добавил.— Почти уже приехали.
— Да.
— И куда ты собираешься?
— Не знаю,— Валя пожала плечами.— Может, к родителям соберусь, наконец. Узнаю, как они там...
— В смысле: живые или?...— уточнил Лёня и сразу осёкся, сам испытав неловкость от своего вопроса.
— Или мёртвые,— кивнула девушка.— Какая теперь уж разница? Родители всё-таки...
На вокзале с момента отъезда ничего не изменилось. На путях стояли замерзшие поезда, ветер задувал позёмку на ступеньки в подземных переходах. Пройдя по гулким коридорам и преодолев холодный зал ожидания, ребята оказались на привокзальной площади.
В небе над домами постепенно начинало светать. Между облаков то тут, то там пробивались золотистые солнечные лучи. Похоже, кто-то продолжал подкручивать ручки, настраивая этот мир. Валя вдохнула колючий морозный воздух, и в её мозгу тоже вдруг стало удивительно ясно и светло, как никогда раньше. Так, что она даже изменилась в лице.
— Думаешь, всё наладится?— спросил Леонид, заметив это спокойное и почти блаженное выражение.
— Надеюсь, что да. А ты?
— А я... Надеюсь, мы тоже сделали то, что были должны.
— Но ведь... Он психопат...
— Может и так... Но он учёный. И знает, что делает. И потом, если не Петрович, то кто?
В кармане у парня подал сигнал смартфон.
— Вот и интернет заработал. Жизнь продолжается.
Лёня вытащил из кармана порядком застывший корпус и нажал на уведомление в телеграме. В окне открывшегося чатика появились две фотографии: девушка в противогазе с подписью «Зацените! СЛОН!» и та же героиня, но уже на совместном сэлфи с весело смеющимся парнем.
— Какая же козлина всё-таки!— улыбнулась Валя и на её глазах появились слёзы.
Округлая площадь и выходящие с неё улицы постепенно оживали. Куда-то проехала громыхающая кузовом древняя «полуторка». Современный автобус выгрузил на остановке каких-то людей и поехал дальше замыкать петлю своего маршрута. На бульваре появился сутуловатый дворник и принялся сгребать снег большой фанерной лопатой.
— Закурить есть?— спросил он у Лёни, когда ребята поравнялись с ним, и, получив отрицательный ответ, пояснил.— Голова болит, будто неделю не просыхал.
И стыдливо поправил шапку, под которой виднелась огромная запёкшаяся рана в проломленном черепе.
— Зато, день-то какой, гляньте...— продолжил дворник, явно испытывающий потребность в общении.— Красота! И, прям, есть желание поработать... Вот вы студенты, небось?
— Студенты,— подтвердил Лёня.
— Значит, грамотные... Вот, как думаешь, с чем я обычно работаю?
— С лопатой... С метлой.
— А вот и нет!— обиделся дворник,— Я работаю с эстетикой! Моя метла — что кисть у художника. Просто инструмент. А я гармонизирую окружающее пространство. Трансформирую реальность. Понял, оно как?! А я вот недавно понял. Не знаю как, но понял. Учиться тебе ещё и учиться, студент.
Оставив философствующего работника ЖКХ вместе с его работой, молодые люди неторопливо пошли дальше по бульвару. Только Валя на секунду обернулась, зачем-то пожелала дворнику на прощание: «Будьте здоровы» и вдруг увидела до ужаса знакомую фигурку. По параллельной дорожке шла маленькая девочка в розовом комбинезоне и растерянно оглядывалась по сторонам.
— Говорят, у мёртвых бывают незавершённые дела...— задумчиво проговорил Лёня.— Интересно, как у живых? Вот, что теперь?
— Попробуем сделать что-нибудь толковое...— ответила Валя и, перешагнув насыпанный дворником сугроб, подошла к ребёнку.
— Ты потерялась, да? Не бойся. Давай, мы поможем найти твою маму...
Деперсонализация
Автомобиль утыкается мордой в сугроб. Мелкий снег засыпает лобовое стекло, стоит только остановить дворники. Я сижу молча, прислушиваясь к равномерному урчанию мотора. А когда вот так погружаешься в собственные мысли, то часто задаёшься неожиданным странным вопросом: кто ты и где.
Конечно, я помню своё имя, понимаю, что нахожусь в своей машине и знаю, в какой точке города я её припарковал. Но я говорю о чём-то большем, чем простое запоминание сведений. Об ощущении. О самосознании. Восприятии всех этих фактов здесь и сейчас. Забавно, но большую часть времени, мы не испытываем этого. Жизнь течёт вокруг нас, как фильм. Мы переходим дорогу, жмём руку знакомому, отвечаем по телефону, гладим собаку, ударяемся мизинцем о ножку стола. Но всё это — не более чем супер-натуралистичное кино. Набор ярких впечатлений. Аттракцион виртуальной реальности в луна-парке с американскими горками. Ведь ни в один из этих моментов мы зачастую даже не понимаем: это я, это происходит сейчас и со мной. Не думаем об этом. С самого рождения мы вовлечены в окружающий мир, но совершенно отчуждены от самих себя.
* * *
Наверное, это начинается в тот самый миг, когда вы, покинув утробу матери, открываете свои глаза. Вы пытаетесь собрать воедино мысли внутри вашего пока что маленького мозга, чтобы ответить на эти простые вопросы. Кто я? Где я? Вы пытаетесь мучительно. Не имея возможности говорить, вы кричите. Каждый раз, погружаясь в сон без ответов и вновь пробуждаясь с этими вопросами. И в тот момент, когда вы, кажется, уже близки к нахождению себя, вам показывают первую погремушку. Такая яркая, громкая и интересная — она целиком и полностью приковывает к себе ваше внимание. В вашей жизни потом будет ещё много разных погремушек. Одни подарят родители, другие навяжет общество, третьи вы станете покупать себе сами. Всё — лишь бы не возвращаться мысленно к этому первобытному страху неизведанного. Кто я? Где я?
