Стягивая за собой по полу палас и куски оборванных обоев, она выползает за мной в коридор, прихватывается за косяк, боясь потерять равновесие.
«Я раньше хотела на восточные танцы записаться…»
«Ценная информация. Попробуй быстрее. Нам лучше убраться до подхода войск».
Лестничные пролёты даются прощё, хотя она по-прежнему почти не отпускает перила. Мы спускаемся вниз, пересекаем холл, усыпанный сверкающими кусочками разбитых зеркал. Толстая змеиная кожа, усиленная роговыми чешуйками, скользит прямо по ним без какого либо ущерба. Пыльный воздух наполняется солнечными бликами, играет лучиками цветного света.
«А кто там? Наши? Или не наши?»
«Наши».
«Тогда почему?...»
Я ловлю её непонимающий взгляд.
«Это всего лишь люди. Они могут быть недостаточно подготовлены или плохо проинформированы. Могут нервничать. Кто-то случайно выстрелит, я буду вынужден защищаться… Когда включаются рефлексы, я превращаюсь просто в…»
«Да видела я. На видосах. Страшно, п***ец. Но круто! А вообще так и надо с макаками этими! Скакали они… Доскакались теперь! Кастрюли, е**ные…»
«Так неправильно говорить. Во-первых, это тоже всего лишь люди. Во-вторых, ненависть — это эмоция. Эмоции тратят энергию. А нам не надо тратить энергию. Надо просто есть».
Она не дослушивает меня.
«Да какие они люди?! Они знаешь, что с братаном моим сделали?! В подвал забрали и пытали там. Потом выкинули мёртвого. Мы когда тело нашли… А он весь изрезанный. С него с живого кожу ножом снимали, прикинь! П***расы… Решили, с*ка, что он из ополчения. А у него просто штаны и куртка были типа военные. Не было других вещей. Достал такие и ходил… А сам он студентом был просто. У*бки… Мочить их, б**дь, всех надо! Если бы могла, я бы их живьём на части прям расп***расила…»
Я вижу, как резко переменилась моя Галатея. Кулаки сжаты. Вены на висках вздулись. Под кожей крутятся нити ризомы, прорастают сквозь волосяные луковицы, приводя в движение всю её чёрную гриву, будто превращая в клубок тонких извивающихся змей.
Да, она может. Теперь может… Ещё несколько секунд и вспышка гнева быстро сходит на нет. Не обнаружив вокруг подходящей добычи, ризома подавляет агрессию. Агния облегчённо вздыхает.
«Это странно… Раньше, когда я вспоминала весь этот ужас, то каждый раз плакала. А сейчас… Злость и вдруг… Пустота».
«Это нормально. Я же говорил… Гнев, ненависть и страх — это спутники слабости. Они несут в себе разрушение и хаос. А я — спокойствие, порядок и силу. И ты теперь тоже».
Она долго и молча смотрит прямо в мои глаза.
«Где же ты был все эти восемь лет?»
«Болел…»
* * *
Куда ни глянь, до самого горизонта всё поросло подмаренником. Ярко-жёлтые пушистые метёлки, как волны, колышутся под голубым небом. Дрон с надписью «Пресса» снимает сверху всю панораму. Зрители на другой стороне экрана с нетерпением ждут появления своей любимицы. Сегодня представление проходит без меня. Я такой же простой зритель. Но всё равно сижу в самом первом ряду — на башне развороченного «абрамса».
Метрах в трёхстах от меня находится, а вернее уже находился неплохо оборудованный тренировочный лагерь. До линии фронта сотни прикрытых ПВО километров. Могли ли «гарные службовцы» предположить, что сегодня их боевая подготовка пойдёт по особому сценарию? Это вряд ли… Сейчас там творится невообразимый кошмар.
Большие брезентовые палатки завалены. Несколько затентованных грузовиков буквально смяты и перекушены посереди. Исступлённо визжащие человеческие тела пытаются скрыться в высокой траве, но это бесполезно. Их смерть повсюду. В каждой травинке. В каждом сантиметре земли. В каждом вдохе заражённого спорами воздуха.
Щупальца гигантской многоглавой гидры толщиной с увесистое полено вылезают прямо из-под земли. Как зубастыми цветами, раскрываются хищными восьмистворчатыми пастями. Разбрасывают людей в стороны, ломая пополам, хватают, заглатывают целиком и рвут на части. Выблёвывают чёрную слизь, которая мгновенно взмывает вверх. Рои хищных клеток облепляют ещё тёплую трепещущую плоть, утаскивая в бурлящую тёмную жижу.
Техника, оружие, люди, живые и мёртвые, сама земля с травой и жёлтыми цветами — всё срывается со своих мест, сжимается в кучу, хрустит, хлюпает и пережёвывается. Посреди перекопанной площадки, словно гигантский гриб, в небо вырастает земляной колосс. Мёртвая голова из костей и глины, почему-то напоминающая мне Че Гевару. С обгоревшей покрышкой вместо звезды на округлом берете, с золотыми космами из вырванный цветов и с пустыми чёрными глазницами. Вокруг него ровными рядами из грунта всплывают белые черепа.
И всё замирает. Рассекая волны золотых растений, ко мне неспешно приближается Агния.
Она оборачивается, оценивая дистанцию, достаёт смартфон, выбрав наилучший ракурс, делает сэлфи на фоне своего творения в грациозной позе с четырьмя расставленными руками.
«Это ещё зачем? — спрашиваю я, — Холдинг уже всё заснял».
«Для персонального аккаунта».
«Чего?»
«Регнулась на платформе. Веду арт-бложек. Kali108. Уже тридцать тысяч подписчиков».
«Тоже мне художница…»
«А что? Музыканты уже были. Чем мы хуже?»
Мне нечего на это ответить, просто укоризненно качаю головой. А она срывает ближайшую жёлтую кисточку и, смеясь, тычет мне в лицо.
«Да расслабься ты… Понюхай! Чувствуешь? Мёдом пахнут».
И правда — мёдом. Глядя в смеющиеся зелёные глаза, я и сам невольно начинаю улыбаться. Сколько ещё притягательной человечности остаётся в этом чудовище. И кто она мне теперь? Моя жена? Сестра? Ребёнок? Может, я сам? Вопрос, остающийся вне тактических интересов генной инженерии. Но всё же шутливо спрашиваю:
«Ты понимаешь, что когда-нибудь мне придётся тебя съесть?»
«Зачем?» — так же весело переспрашивает она.
«Ну, я же феномен. Революция в биоинженерии. Апофеоз войны за выживание. Отец всех чудовищ, — ехидничаю я. — А все революции и войны в итоге всегда пожирают своих детей».
«В конце должен остаться только один, да? — смеётся Агния. — И какой план дальше?»
«Двинемся дальше — на запад».
«Нет. Твой план для последнего чудовища».
Я задумываюсь.
«Не знаю… Покрыть собой всю планету. Превратиться в мыслящий океан…»
«Зачем?» — она делается серьёзной.
«Чтобы обрести покой».
«Ну… Тогда я согласна».
Философские раздумья прерывает шум мотора. По заросшей грунтовке движется бронированный «хаммер». Свернув прямо на поле, он быстро приближается и останавливается напротив нас. Из кабины смотрит добродушный боец в натовской форме. Жёлтый скотч на каске. Шевроны с крестами и вилками. По экстерьеру просто калиброванный нацик. Не подкопаешься.
«Здоровеньки вам и вашей панночке!» — смеётся солдатик. И я вдруг узнаю своего вертолётчика.
«Ты что тут делаешь?»
«Вживаюсь… И улыбаюсь, — отвечает со вздохом. — Такая работа».
Он приветствует рукой съёмочный дрон. Свои, мол. Всё в порядке. Оператор удаляется. Ясно. Главным героям тоже пора менять локацию.
«Видали?! Махнул, как говорится, не глядя, — чуть высунувшись из окна, довольно хлопает он по борту машины. — Залазь назад! Я кругом тонирован. Ха! Подкину до первого КПП, а там уж сами…»
Мне вдруг кажется, что я вижу, как под его кожей крутится тоненькая чёрная ниточка. Пустили в серию? Да вряд ли… Почудилось, наверное. Садимся. Машина резво трогается с места. Снова выезжает на дорогу, поворачивает в западном направлении. Что ждёт нас там? Ещё больше еды. В этом я совершенно уверен.
* * *
Наш организм — не более чем набор клеток. Они не знают друг о друге. Отлаженный механизм вдруг оказывается просто колониями одноклеточных. И когда хрупкий биохимический баланс нарушается, исчезает и былое единство. Начинается саморазрушение, воспаления, рак...
До жути похоже на то, как живём мы. Винтики в государственной машине, создающие ячейки общества внутри гигантских человейников. Мы составляем целевую аудиторию. Входим в группы по интересам. Вливаемся в народные массы и вливаем в себя масс-медиа. Потребляем сами и служим пищей для чьего-то потребления. Нападаем и защищаемся. Может, и мы сами — клетки какого-то организма. Просто ещё не поняли этого… И кто я в этой пищевой цепочке? Консумент высшего порядка.
«Есть такая интересная штука — регенерация… Взять, к примеру, саламандру, которая способна отрастить, скажем, хвост… Ну, первое — как такое возможно? А второе — почему саламандра может, а мы не можем?»— спрашивает чуть запинающийся ведущий в стильной рубашке и квадратных очках. Приглашённый гость, вроде бы биолог, своей вьющейся косматой гривой, напоминающий старого льва. Хитро щурится, улыбается из-под густых усов и бороды.
«Такое возможно. Это лёгкий ответ. Вы просто вспоминаете эмбриональную программу развития хвоста, запускаете на том месте, где вы его отрезали. Клетки перестают думать, что они клетки взрослой саламандры; начинают думать, что они клетки эмбриона саламандры, и не абы какие, а те, которые находятся в той области, где хвост должен расти; и хвост отрастает. Вы просто перезапускаете программу роста хвоста. В этом смысле, она уже существует, её просто надо перезапустить. А почему одни могут, а другие не могут… Это хороший вопрос… Ну, по кочану!»
Ведущий весело смеётся. Кажется, он коллекционирует такие ответы от гостей. Учёный задумчиво поднимает глаза к потолку.
«Есть люди, которые такое изучают на самом деле... Белорусские товарищи в институте биоорганической химии, кажется… Пытались понять, что разного в геномах существ способных к регенерации и не способных к регенерации. Кстати, не знаю, умеет ли саламандра отращивать хвост. Вот аксолотль умеет. Он вообще личинка. Это к эмбриологам. Но, понимаете, тут проблема вот в чём… Это на самом деле штука не безобидная. Потому что способность клеток вернуться к эмбриональной программе — она у нас с вами есть — это раковые опухоли. И наша попытка отрастить себе новую руку, вместо отрезанной, приведёт к тому, что вырастет не рука, а какая-нибудь ужасная хрень… Ну, а дальше не знаю. Кому-то это может быть полезно… Не знаю. Дальше только фантазировать».
* * *
«Да сам ты хрень!»— недовольно восклицает Агния и жмёт кнопку пульта, чтобы переключить канал. Это получается у неё не с первого раза. Выплюнув пару менюшек, огромный смарт-телевизор, закреплённый на стене, наконец, сдаётся. На экране появляется один из центральных каналов федеральной сетки. Президент делает заявление в своей обычной невозмутимой манере. Для меня это скучно. Но моя напарница впечатлена.
«Ничосе! Темнейшего показывают! Я думала все русскоязычные каналы давно заблочили».
«Это веб-ТВ. Вон и роутер на шкафу торчит. Хозяин, видимо, настроил себе вещание через проксированный интернет».
«У-у-у, какой ватник. Хавает имперскую пропаганду»,— иронизирует девушка, нескрываемо радуясь находчивости неизвестного земляка.
«Можем и фантастический боевичок посмотреть… Поищи там в списке. Политота — это скучно»,— зевая, озвучиваю я свою мысль. Но словоохотливая барышня не унимается…
«Голосовал за него?»
«Нет. Без меня справились».
«Но операцию ты поддерживаешь…»,— она смотрит на меня своими въедливыми зелёными глазами.
«Не поддерживаю, а участвую… Как и ты, кстати».
«Ну, у меня-то личное… А ты почему?»
«Без меня не справлялись…»
Я снова зеваю. Переворачиваюсь с боку на бок на старом запылённом диване, отворачиваясь от экрана, и прикрываю глаза.
«Спать будешь?»
«Нет. Нам нельзя. Транспорт может прибыть в любое время…»
«Тогда пойду, сделаю кофе. Видела на кухне пачку».
Её массивное чёрное тело поднимается с каким-то сухим скрипом, шуршит по полу. Преодолев дверной проём, сворачивает в соседнее помещение. Слышится шум воды, гулкий шлепок чайника, щелчок электрической плиты, скрип створки кухонного шкафчика, звяканье кружек.
«Вообще-то это мародёрство…— замечаю я,— хозяину не понравится, что ты шарилась по его вещам».
«Думаешь, он жив?»
«Это не важно».
«И не я, а мы… Нужно разделять ответственность».
«Это тоже не важно».
«В любом случае, эта пачка была ему не так уж нужна… Иначе бы он взял её с собой,— Агния снова появляется в комнате, протягивает мне кружку.— На!»
Девочка подросла. Сейчас она еле проходит в дверь. Даже вынуждена пригибать голову. Однако, это её совсем не портит. Прямые угольно-чёрные волосы, сами собой сплетшиеся в увесистую косу, стали ещё длиннее. Потёртая кожанка, как и тонкие плечи, которые она прикрывает — память о своём человеческом прошлом. Начинаясь небольшими родинками на шее и быстро увеличиваясь к ключицам, всё тело покрывают чёрные ороговевшие эпителиальные пластинки. В районе яремной ямки они окончательно смыкаются, образуя плотную ромбическую чешую. Несмотря на все эти особенности, торс, тем не менее, выглядит всё ещё нормальным и даже женственным. Что же до нижней части, то она распластана по всей квартире. Массивный, покрытый причудливым узором, хвост свёрнут кольцами и постоянно подтягивается, сжимается пружиной, набрасывая петлю на петлю, чтобы занять более компактное положение.
«Ну ты кофе будешь чи нет?»
Я понимаю, что так и не забрал кружку из её рук.
«Да, спасибо... Зачем ты накопила столько биомассы?»
«Экспериментирую со своим телом… Попробовала сделать пластинки толще. Смотри, почти как броник!»
Агния демонстративно стучит кулаком в грудь.
«Бессмысленно…— качаю я головой.— Разве что от пистолета… Возможно, остановит автоматную пулю. Но в тебя будут стрелять из крупного калибра. И целить в голову. Попробуют взорвать. И даже взорвут. Костная ткань только снизит подвижность. Трёхслойный хитин оптимальнее».
«Зато, зацени! Так сиськи получаются больше…»
Я отпиваю гадкий кофе, теперь понятно, почему оставленный хозяином, и молча вздыхаю. В девчонке ещё осталось слишком много человеческого. Жить с этим будет трудно. А воевать ещё труднее. Уж я-то знаю…
«Не держись за прежнюю форму. Прими свою новую сущность. Ты всего лишь набор клеток. Биомасса. Будь, как вода. Воду нельзя разрезать. Воду нельзя связать. В воду бесполезно стрелять. Она просто течёт».
Агния смеётся.
«Ну ты дзен-бу…» — но не успевает договорить, потому что справа из окна прямиком в её шею влетает крупнокалиберная пуля. Девушка инстинктивно хватается рукой за горло. Захлёбываясь в крови, падает за диван. Кажется, часть разлетевшейся крови попадает в мою кружку. Что ж, хуже этот кофе уже не будет…
Выстрел не повторяется. Но тот, кто засел с «лёгкой пятидесяткой» в доме напротив, вряд ли оставит свою позицию быстро. Он ждёт. Закинул удочку и ждёт.
Агния стонет от боли и злобно хрипит. Чёрный хвост судорожно бьётся, раскидывая по комнате вещи. «Сука… Я порву его!»
«Порвёшь… Порвёшь… Лежи спокойно»,— я беру девушку за руку. Чёрные нити ризомы уже принялись стягивать края раны, штопая человеческую плоть.
«Какого хера?!»— зелёные глаза Агнии чернеют от злости.
«Это отвлекающий ход… Мы ждём транспорт. Завяжем бой — упустим цель. Надо...»
Но девчонка меня уже не слушает. Вытянутое тело начало трансформироваться. С каждым ударом по стенам, оно словно разбрызгивается, растекается, как клякса, распадается на отдельные невесомые нити клеток, скручивается в плотные жгуты, вновь обретая материальность, устремляется к окну. Вкрутившись в пулевое отверстие, ризома молниеносно пробивается наружу, разбивает стекло и заполняет собой стеклопакет.
«Я раньше хотела на восточные танцы записаться…»
«Ценная информация. Попробуй быстрее. Нам лучше убраться до подхода войск».
Лестничные пролёты даются прощё, хотя она по-прежнему почти не отпускает перила. Мы спускаемся вниз, пересекаем холл, усыпанный сверкающими кусочками разбитых зеркал. Толстая змеиная кожа, усиленная роговыми чешуйками, скользит прямо по ним без какого либо ущерба. Пыльный воздух наполняется солнечными бликами, играет лучиками цветного света.
«А кто там? Наши? Или не наши?»
«Наши».
«Тогда почему?...»
Я ловлю её непонимающий взгляд.
«Это всего лишь люди. Они могут быть недостаточно подготовлены или плохо проинформированы. Могут нервничать. Кто-то случайно выстрелит, я буду вынужден защищаться… Когда включаются рефлексы, я превращаюсь просто в…»
«Да видела я. На видосах. Страшно, п***ец. Но круто! А вообще так и надо с макаками этими! Скакали они… Доскакались теперь! Кастрюли, е**ные…»
«Так неправильно говорить. Во-первых, это тоже всего лишь люди. Во-вторых, ненависть — это эмоция. Эмоции тратят энергию. А нам не надо тратить энергию. Надо просто есть».
Она не дослушивает меня.
«Да какие они люди?! Они знаешь, что с братаном моим сделали?! В подвал забрали и пытали там. Потом выкинули мёртвого. Мы когда тело нашли… А он весь изрезанный. С него с живого кожу ножом снимали, прикинь! П***расы… Решили, с*ка, что он из ополчения. А у него просто штаны и куртка были типа военные. Не было других вещей. Достал такие и ходил… А сам он студентом был просто. У*бки… Мочить их, б**дь, всех надо! Если бы могла, я бы их живьём на части прям расп***расила…»
Я вижу, как резко переменилась моя Галатея. Кулаки сжаты. Вены на висках вздулись. Под кожей крутятся нити ризомы, прорастают сквозь волосяные луковицы, приводя в движение всю её чёрную гриву, будто превращая в клубок тонких извивающихся змей.
Да, она может. Теперь может… Ещё несколько секунд и вспышка гнева быстро сходит на нет. Не обнаружив вокруг подходящей добычи, ризома подавляет агрессию. Агния облегчённо вздыхает.
«Это странно… Раньше, когда я вспоминала весь этот ужас, то каждый раз плакала. А сейчас… Злость и вдруг… Пустота».
«Это нормально. Я же говорил… Гнев, ненависть и страх — это спутники слабости. Они несут в себе разрушение и хаос. А я — спокойствие, порядок и силу. И ты теперь тоже».
Она долго и молча смотрит прямо в мои глаза.
«Где же ты был все эти восемь лет?»
«Болел…»
* * *
Куда ни глянь, до самого горизонта всё поросло подмаренником. Ярко-жёлтые пушистые метёлки, как волны, колышутся под голубым небом. Дрон с надписью «Пресса» снимает сверху всю панораму. Зрители на другой стороне экрана с нетерпением ждут появления своей любимицы. Сегодня представление проходит без меня. Я такой же простой зритель. Но всё равно сижу в самом первом ряду — на башне развороченного «абрамса».
Метрах в трёхстах от меня находится, а вернее уже находился неплохо оборудованный тренировочный лагерь. До линии фронта сотни прикрытых ПВО километров. Могли ли «гарные службовцы» предположить, что сегодня их боевая подготовка пойдёт по особому сценарию? Это вряд ли… Сейчас там творится невообразимый кошмар.
Большие брезентовые палатки завалены. Несколько затентованных грузовиков буквально смяты и перекушены посереди. Исступлённо визжащие человеческие тела пытаются скрыться в высокой траве, но это бесполезно. Их смерть повсюду. В каждой травинке. В каждом сантиметре земли. В каждом вдохе заражённого спорами воздуха.
Щупальца гигантской многоглавой гидры толщиной с увесистое полено вылезают прямо из-под земли. Как зубастыми цветами, раскрываются хищными восьмистворчатыми пастями. Разбрасывают людей в стороны, ломая пополам, хватают, заглатывают целиком и рвут на части. Выблёвывают чёрную слизь, которая мгновенно взмывает вверх. Рои хищных клеток облепляют ещё тёплую трепещущую плоть, утаскивая в бурлящую тёмную жижу.
Техника, оружие, люди, живые и мёртвые, сама земля с травой и жёлтыми цветами — всё срывается со своих мест, сжимается в кучу, хрустит, хлюпает и пережёвывается. Посреди перекопанной площадки, словно гигантский гриб, в небо вырастает земляной колосс. Мёртвая голова из костей и глины, почему-то напоминающая мне Че Гевару. С обгоревшей покрышкой вместо звезды на округлом берете, с золотыми космами из вырванный цветов и с пустыми чёрными глазницами. Вокруг него ровными рядами из грунта всплывают белые черепа.
И всё замирает. Рассекая волны золотых растений, ко мне неспешно приближается Агния.
Она оборачивается, оценивая дистанцию, достаёт смартфон, выбрав наилучший ракурс, делает сэлфи на фоне своего творения в грациозной позе с четырьмя расставленными руками.
«Это ещё зачем? — спрашиваю я, — Холдинг уже всё заснял».
«Для персонального аккаунта».
«Чего?»
«Регнулась на платформе. Веду арт-бложек. Kali108. Уже тридцать тысяч подписчиков».
«Тоже мне художница…»
«А что? Музыканты уже были. Чем мы хуже?»
Мне нечего на это ответить, просто укоризненно качаю головой. А она срывает ближайшую жёлтую кисточку и, смеясь, тычет мне в лицо.
«Да расслабься ты… Понюхай! Чувствуешь? Мёдом пахнут».
И правда — мёдом. Глядя в смеющиеся зелёные глаза, я и сам невольно начинаю улыбаться. Сколько ещё притягательной человечности остаётся в этом чудовище. И кто она мне теперь? Моя жена? Сестра? Ребёнок? Может, я сам? Вопрос, остающийся вне тактических интересов генной инженерии. Но всё же шутливо спрашиваю:
«Ты понимаешь, что когда-нибудь мне придётся тебя съесть?»
«Зачем?» — так же весело переспрашивает она.
«Ну, я же феномен. Революция в биоинженерии. Апофеоз войны за выживание. Отец всех чудовищ, — ехидничаю я. — А все революции и войны в итоге всегда пожирают своих детей».
«В конце должен остаться только один, да? — смеётся Агния. — И какой план дальше?»
«Двинемся дальше — на запад».
«Нет. Твой план для последнего чудовища».
Я задумываюсь.
«Не знаю… Покрыть собой всю планету. Превратиться в мыслящий океан…»
«Зачем?» — она делается серьёзной.
«Чтобы обрести покой».
«Ну… Тогда я согласна».
Философские раздумья прерывает шум мотора. По заросшей грунтовке движется бронированный «хаммер». Свернув прямо на поле, он быстро приближается и останавливается напротив нас. Из кабины смотрит добродушный боец в натовской форме. Жёлтый скотч на каске. Шевроны с крестами и вилками. По экстерьеру просто калиброванный нацик. Не подкопаешься.
«Здоровеньки вам и вашей панночке!» — смеётся солдатик. И я вдруг узнаю своего вертолётчика.
«Ты что тут делаешь?»
«Вживаюсь… И улыбаюсь, — отвечает со вздохом. — Такая работа».
Он приветствует рукой съёмочный дрон. Свои, мол. Всё в порядке. Оператор удаляется. Ясно. Главным героям тоже пора менять локацию.
«Видали?! Махнул, как говорится, не глядя, — чуть высунувшись из окна, довольно хлопает он по борту машины. — Залазь назад! Я кругом тонирован. Ха! Подкину до первого КПП, а там уж сами…»
Мне вдруг кажется, что я вижу, как под его кожей крутится тоненькая чёрная ниточка. Пустили в серию? Да вряд ли… Почудилось, наверное. Садимся. Машина резво трогается с места. Снова выезжает на дорогу, поворачивает в западном направлении. Что ждёт нас там? Ещё больше еды. В этом я совершенно уверен.
* * *
Наш организм — не более чем набор клеток. Они не знают друг о друге. Отлаженный механизм вдруг оказывается просто колониями одноклеточных. И когда хрупкий биохимический баланс нарушается, исчезает и былое единство. Начинается саморазрушение, воспаления, рак...
До жути похоже на то, как живём мы. Винтики в государственной машине, создающие ячейки общества внутри гигантских человейников. Мы составляем целевую аудиторию. Входим в группы по интересам. Вливаемся в народные массы и вливаем в себя масс-медиа. Потребляем сами и служим пищей для чьего-то потребления. Нападаем и защищаемся. Может, и мы сами — клетки какого-то организма. Просто ещё не поняли этого… И кто я в этой пищевой цепочке? Консумент высшего порядка.
Часть 2. ДЕСЦЕНДЕНТ ПОСЛЕДНЕГО ПОКОЛЕНИЯ
«Есть такая интересная штука — регенерация… Взять, к примеру, саламандру, которая способна отрастить, скажем, хвост… Ну, первое — как такое возможно? А второе — почему саламандра может, а мы не можем?»— спрашивает чуть запинающийся ведущий в стильной рубашке и квадратных очках. Приглашённый гость, вроде бы биолог, своей вьющейся косматой гривой, напоминающий старого льва. Хитро щурится, улыбается из-под густых усов и бороды.
«Такое возможно. Это лёгкий ответ. Вы просто вспоминаете эмбриональную программу развития хвоста, запускаете на том месте, где вы его отрезали. Клетки перестают думать, что они клетки взрослой саламандры; начинают думать, что они клетки эмбриона саламандры, и не абы какие, а те, которые находятся в той области, где хвост должен расти; и хвост отрастает. Вы просто перезапускаете программу роста хвоста. В этом смысле, она уже существует, её просто надо перезапустить. А почему одни могут, а другие не могут… Это хороший вопрос… Ну, по кочану!»
Ведущий весело смеётся. Кажется, он коллекционирует такие ответы от гостей. Учёный задумчиво поднимает глаза к потолку.
«Есть люди, которые такое изучают на самом деле... Белорусские товарищи в институте биоорганической химии, кажется… Пытались понять, что разного в геномах существ способных к регенерации и не способных к регенерации. Кстати, не знаю, умеет ли саламандра отращивать хвост. Вот аксолотль умеет. Он вообще личинка. Это к эмбриологам. Но, понимаете, тут проблема вот в чём… Это на самом деле штука не безобидная. Потому что способность клеток вернуться к эмбриональной программе — она у нас с вами есть — это раковые опухоли. И наша попытка отрастить себе новую руку, вместо отрезанной, приведёт к тому, что вырастет не рука, а какая-нибудь ужасная хрень… Ну, а дальше не знаю. Кому-то это может быть полезно… Не знаю. Дальше только фантазировать».
* * *
«Да сам ты хрень!»— недовольно восклицает Агния и жмёт кнопку пульта, чтобы переключить канал. Это получается у неё не с первого раза. Выплюнув пару менюшек, огромный смарт-телевизор, закреплённый на стене, наконец, сдаётся. На экране появляется один из центральных каналов федеральной сетки. Президент делает заявление в своей обычной невозмутимой манере. Для меня это скучно. Но моя напарница впечатлена.
«Ничосе! Темнейшего показывают! Я думала все русскоязычные каналы давно заблочили».
«Это веб-ТВ. Вон и роутер на шкафу торчит. Хозяин, видимо, настроил себе вещание через проксированный интернет».
«У-у-у, какой ватник. Хавает имперскую пропаганду»,— иронизирует девушка, нескрываемо радуясь находчивости неизвестного земляка.
«Можем и фантастический боевичок посмотреть… Поищи там в списке. Политота — это скучно»,— зевая, озвучиваю я свою мысль. Но словоохотливая барышня не унимается…
«Голосовал за него?»
«Нет. Без меня справились».
«Но операцию ты поддерживаешь…»,— она смотрит на меня своими въедливыми зелёными глазами.
«Не поддерживаю, а участвую… Как и ты, кстати».
«Ну, у меня-то личное… А ты почему?»
«Без меня не справлялись…»
Я снова зеваю. Переворачиваюсь с боку на бок на старом запылённом диване, отворачиваясь от экрана, и прикрываю глаза.
«Спать будешь?»
«Нет. Нам нельзя. Транспорт может прибыть в любое время…»
«Тогда пойду, сделаю кофе. Видела на кухне пачку».
Её массивное чёрное тело поднимается с каким-то сухим скрипом, шуршит по полу. Преодолев дверной проём, сворачивает в соседнее помещение. Слышится шум воды, гулкий шлепок чайника, щелчок электрической плиты, скрип створки кухонного шкафчика, звяканье кружек.
«Вообще-то это мародёрство…— замечаю я,— хозяину не понравится, что ты шарилась по его вещам».
«Думаешь, он жив?»
«Это не важно».
«И не я, а мы… Нужно разделять ответственность».
«Это тоже не важно».
«В любом случае, эта пачка была ему не так уж нужна… Иначе бы он взял её с собой,— Агния снова появляется в комнате, протягивает мне кружку.— На!»
Девочка подросла. Сейчас она еле проходит в дверь. Даже вынуждена пригибать голову. Однако, это её совсем не портит. Прямые угольно-чёрные волосы, сами собой сплетшиеся в увесистую косу, стали ещё длиннее. Потёртая кожанка, как и тонкие плечи, которые она прикрывает — память о своём человеческом прошлом. Начинаясь небольшими родинками на шее и быстро увеличиваясь к ключицам, всё тело покрывают чёрные ороговевшие эпителиальные пластинки. В районе яремной ямки они окончательно смыкаются, образуя плотную ромбическую чешую. Несмотря на все эти особенности, торс, тем не менее, выглядит всё ещё нормальным и даже женственным. Что же до нижней части, то она распластана по всей квартире. Массивный, покрытый причудливым узором, хвост свёрнут кольцами и постоянно подтягивается, сжимается пружиной, набрасывая петлю на петлю, чтобы занять более компактное положение.
«Ну ты кофе будешь чи нет?»
Я понимаю, что так и не забрал кружку из её рук.
«Да, спасибо... Зачем ты накопила столько биомассы?»
«Экспериментирую со своим телом… Попробовала сделать пластинки толще. Смотри, почти как броник!»
Агния демонстративно стучит кулаком в грудь.
«Бессмысленно…— качаю я головой.— Разве что от пистолета… Возможно, остановит автоматную пулю. Но в тебя будут стрелять из крупного калибра. И целить в голову. Попробуют взорвать. И даже взорвут. Костная ткань только снизит подвижность. Трёхслойный хитин оптимальнее».
«Зато, зацени! Так сиськи получаются больше…»
Я отпиваю гадкий кофе, теперь понятно, почему оставленный хозяином, и молча вздыхаю. В девчонке ещё осталось слишком много человеческого. Жить с этим будет трудно. А воевать ещё труднее. Уж я-то знаю…
«Не держись за прежнюю форму. Прими свою новую сущность. Ты всего лишь набор клеток. Биомасса. Будь, как вода. Воду нельзя разрезать. Воду нельзя связать. В воду бесполезно стрелять. Она просто течёт».
Агния смеётся.
«Ну ты дзен-бу…» — но не успевает договорить, потому что справа из окна прямиком в её шею влетает крупнокалиберная пуля. Девушка инстинктивно хватается рукой за горло. Захлёбываясь в крови, падает за диван. Кажется, часть разлетевшейся крови попадает в мою кружку. Что ж, хуже этот кофе уже не будет…
Выстрел не повторяется. Но тот, кто засел с «лёгкой пятидесяткой» в доме напротив, вряд ли оставит свою позицию быстро. Он ждёт. Закинул удочку и ждёт.
Агния стонет от боли и злобно хрипит. Чёрный хвост судорожно бьётся, раскидывая по комнате вещи. «Сука… Я порву его!»
«Порвёшь… Порвёшь… Лежи спокойно»,— я беру девушку за руку. Чёрные нити ризомы уже принялись стягивать края раны, штопая человеческую плоть.
«Какого хера?!»— зелёные глаза Агнии чернеют от злости.
«Это отвлекающий ход… Мы ждём транспорт. Завяжем бой — упустим цель. Надо...»
Но девчонка меня уже не слушает. Вытянутое тело начало трансформироваться. С каждым ударом по стенам, оно словно разбрызгивается, растекается, как клякса, распадается на отдельные невесомые нити клеток, скручивается в плотные жгуты, вновь обретая материальность, устремляется к окну. Вкрутившись в пулевое отверстие, ризома молниеносно пробивается наружу, разбивает стекло и заполняет собой стеклопакет.
