История первая - Ментоловый пряник и дракон
«Я дракон, я — дракон, — кружил Гарри по комнате, виляя хвостом, как щенок. — Я дракон, дракон, драконище!»
И из его широких ноздрей валил дым, затапливая все подземелья. Подгорал надкушенный мятный пряник, воняло палёной обивкой.
Так вот оно каково — счастье для всех мальчишек!..
* * *
Стоял непогожий день, над сводами замка словно разлили чернила, и тут и там то посверкивало, то громыхало. Хагрид вывел Гарри во двор, приговаривая, какой он умница, раз всё ещё ничего не спалил.
«Это он про кресло не знает, — с некоторым удовольствием вспомнил Гарри, — никто пока что не знает».
Оно сгорело дотла, и только Северус мог понять, что в комнате чего-то недостаёт.
— Профессор наказала отправить тебя в Румынию, — тем временем произнёс с сожалением Хагрид, которому Гарри теперь дышал в подбородок, — а ты ведь такой хорошенький! Я ей говорю: «Он сам сюда прилетел. Я иду по школе, а на пороге — дракон ошивается. Симпатишный!». А она тут же вызвала кого-то из министерства. Если бы Дамблдор был сейчас в школе! Он бы не позволил… не позволил…
И Хагрид достал свой платок, похожий на простыню, чтобы промокнуть заслезившиеся глаза. Гарри стало его очень жалко, и, повиливая хвостом, он ткнулся мордой под широкую ладонь лесничего.
Тот зарыдал пуще прежнего:
— Како-ой милы-ый и добры-ый!
И стал гладить его по загривку.
Наверное, они выглядели странно, когда спустя пять минут их застали в таком положении. По крайней мере, волшебник, спешивший от замка в их сторону, изумлённо разинул рот и носом вырыл целую грядку.
«Под ноги нужно смотреть, когда бегаешь!» — посоветовал ему Гарри.
Но изо рта снова вылетел злобный рык, и незнакомец растолковал его по-особенному. Видимо, неприлично, потому что он обиделся и вытащил палочку.
Вот тут-то маленький Гарри, хулиган с семилетним стажем, малолетний разбойник, гроза Северуса Снейпа, а порою и Хогвартса, — испугался. Впервые за этот день он подумал, что попал в приключения, которые ему не совсем по плечу.
Волшебник нацелил на дракона палочку, глядя прямо в глаза, а тот — застыл и боялся пошевелиться.
Но когда рядом появилась железная клетка, на конце палочки — странный блик, а с неба сорвались первые капли, то больше не было сил терпеть:
«Или сейчас, или никогда!»
И Гарри выдохнул такой столп огня, что пламя задело даже хижину Хагрида.
«Я не уеду! Я не уеду из Хогвартса! — закрутился, в ужасе забил крыльями он. — Здесь — мой дом! Здесь — родители!»
— Помогите! — зарычал он, когда волшебник, весь в саже и с подпаленными усами, вынырнул из дыма. — Помогите мне, кто-нибудь!
И Гарри побежал, понёсся, как дикая лошадь, уворачиваясь от заклинаний; неуклюже расправляя крылья, он плевался огнём и не разбирал дороги. Позади кричали, тоскливо выл Клык, громыхал Хагрид («Вы мучаете зверюшку!»).
— Я не уеду! — разинул пасть Гарри, и эхо разнесло его рык по всей территории замка.
А потом Гарри едва не грохнулся в озеро, но вовремя… полетел. Он даже сам не понял, как у него получилось: он прыгнул в воду, а в итоге — ни капельки не промок. Просто — завис и наконец почувствовал свои крылья, как раньше чувствовал ноги и руки.
Не теряя времени, он устремился к другому берегу, кособоко, но уже намного смелее, а там — поднялся прямо над верхушками сосен.
И его силуэт на фоне загорающихся созвездий был последним, что видел волшебник из министерства.
* * *
Гарри забыл об испуге, стоило лишь башенкам Хогвартса исчезнуть в тумане. Он перевернулся в воздухе, ухнул к земле, вспугнул стаю птиц с деревьев, а затем — начал соревноваться с ними, летая наперегонки. Накрапывал слабый, но тёплый дождь, а драконьи глаза видели весь мир в другом цвете, и Гарри снова был счастлив: он так свободен! Он так велик! Он — настоящий, крылатый и с чешуёй:
— ДРАКОНИЩЕ!
И он полетел на знакомую полянку, заросшую сорняком и ветками вереска. Воздух вихрился между его животом и землёй, пока он планировал, и с восторгом, свойственным только детям и старикам, мальчишка увидел, как вспархивают ввысь светлячки. Их огоньки сливались со звёздами, становились ими, отражались в огромных драконьих глазах, летели в стороны и — следом.
Гарри тяжело опустился на землю и вскинул свою голову на длинной шее:
— Красиво! — восхитился он, вдыхая запах ночного леса.
Он был здесь один, но в целом — не одинок, никто его не преследовал, но Северус обязательно заберёт его, он хотел пить, но шёл дождь — и можно было ловить его языком и глотать, глотать, пока вокруг вытанцовывают зеленоватые звёзды, пока на сердце так весело, пока из тучи выходит луна, похожая на ментоловый пряник…
Это была одна из лучших его ночей.
И даже то, что он наступил на дракона, в целом, ничего не меняло.
— Эй! — возмутился тот, выныривая из-за сосны. — Ты чего это тут топчешься по чужим хвостам?
Гарри отпрыгнул:
— Извините, сэр! — машинально выдохнул он. А затем разглядел незнакомца, его рожки и серебристую чешую. — Ой…
И застыл на месте с поднятой лапой.
— О, я знаю эту игру! — появился из ниоткуда второй, зелёный, да ещё и с усами.
Он подпрыгнул к Гарри с лёгкостью пташки (хотя земля всё-таки затрещала) и тоже вдруг замер.
— Вы водите, коллега, — шепнул он сквозь зубы, не шевелясь.
— Кого вожу? — не понял тот.
— Не кого, а вообще. Это значит… Эй, парень! Что, уже не играем?
«Какие-то ненормальные», — с ужасом подумал Гарри, быстро пятясь назад: подальше от кромки леса и этих двоих.
— Невежливая молодежь! — фыркнул зелёный вслед и сплюнул струйку огня себе в лапы. — Вначале нас спугнул, костёр потушил, а теперь ещё и ходит хвостом вперёд.
— Позор драконов! — поддержал его друг.
А Гарри внезапно увидел, как занимается горка сосновых шишек, как маленький огонёк разгорается в пламя и как вырисовываются в ярком свете две любопытные, но очень добрые морды.
«Значит, он и не сплюнул вовсе, а просто разжёг костёр», — понял Гарри, и зелёный перестал казаться ему грубияном.
— Ну, куда топчешь-то, мальчик? Вернись!
Это были какие-то чудеса, но Гарри действительно не стал убегать, а осторожно подошёл к незнакомцам поближе. Ему стало так интересно: ведь когда ещё взаправду получится побеседовать с драконом?
— Садись, — и Гарри поманили ближе к огню, до которого не мог достать косой дождь. — Кто такой?
Гарри хотел было назвать своё имя, но призадумался: а солидно ли? Подумаешь, Поттер! Не звучит.
— Я Венгерец, — не дождавшись ответа, представился серый (это только при лунном свете чешуя его отливала начищенным серебром). — Это — Валлиец.
— Валлиец! — поддакнул зелёный.
— А ты кто таков?
«Любое имя покраше! Думай!»
— Я — Мальчик.
И Гарри даже сам удивился своей фантазии. Ну дурак! Ну простофиля!
— И такая порода есть, а, коллега?
— Чудеса!
Кажется, драконы решили над ним насмехаться. Но о вопросе забыли: видимо, не так уж это и важно — по породам делиться, если дружить пришёл.
Гарри разглядывал этих двоих с упоительным наслаждением: как у них бликует чешуя, как подрагивают кожистые крылья, как волнуется мощная грудь. Когда он сбегал из подземелий, то даже не глянул в настенное зеркало, и теперь вдруг задумался, такой же он красивый или даже покрасивее (ведь он был ещё очень молод, а Валлиец с Венгерцем, кажется, престарелые).
Эх, когда-то, наверное, эти драконы купались во славе и завоёвывали города! Так Гарри казалось (он читал мамины неволшебные книжки).
— Можно задать вам парочку вопросов? — робко поинтересовался Гарри, всовывая морду между новыми знакомыми.
— Пожалуйста, — ответил Венгерец.
— Сколько городов вы сожгли?
— Городов? — морда Валлийца вытянулась. — Сожгли?
— Ни одного!
Гарри немного расстроился, но продолжил:
— Может, вы сожгли какую-нибудь деревню?
— О, нет, мой мальчик!
Тогда Гарри поднатужился и сделал последнюю попытку:
— Наверное, вы были очень заняты, разоряя окрестности и пожирая прекрасных дам?
— Разоряя? Пожирая? Боже правый, конечно же, нет!
— Вы что, никогда не рискуете? — совсем не поверил Гарри.
Драконы задумались. А потом Венгерец похлопал смущённо крыльями:
— Ну, вообще-то, я занимаюсь… поэзией, — произнёс он.
— Поэзией, сэр?
— Да! Хочешь послушать моё последнее стихотворение?
Гарри подумал, как бы повежливей отказаться, но Венгерец уже ничего не слышал:
— Оно тебе понравится! — пообещал дракон. — Я назвал его «Торт-перевёртыш».
— Грустное?
— Очень! Вот, слушай:
Мой сладенький перевёртыш,
Твоё горе понять я могу.
Мой бедненький перевёртыш,
Ведь низ у тебя наверху!
— Ой! — не сдержался Гарри.
— Экспрессия! — поаплодировал Валлиец и, кажется, украдкой смахнул слезу. — Метафора!
Однако Венгерец поднял крыло:
— Я ещё не закончил.
Сожалею, мой перевёртыш,
Нет решения у меня.
Потому что, мой перевёртыш,
Низ — наверху у тебя.
После этого драконы многозначительно помолчали.
— Мне кажется, здесь поднята тема безнадёжности бытия, — наконец, отозвался со своей стороны Валлиец, подтирая глаза.
— Откуда поднята? — не понял Гарри, но его никто не заметил.
Венгерец лишь закивал головой:
— Да-да, вы абсолютно правы: безнадёжность, одиночество, предчувствие смерти — это основные лейтмотивы моей лирики…
— Лейт-чего?
— …когда я был маленьким, мамаша взяла меня на охоту, и я тогда впервые убил овцу. Не овцу даже, а ягнёнка, совсем ещё крошку. Именно в тот день я и понял, как же близка к нам смерть…
— Как жаль, как жаль! — заахал сочувственно зелёный Валлиец.
— Ну, к той овце она была ближе, чем к вам, сэр, — проницательно вставил Гарри. — Что же вы теперь? Не убиваете?
— Почему же? — оскорбился поэт. — Убиваю и плачу, конечно.
— Это ведь так элементарно! — пожурил его Валлиец со строгостью. — Он убивает и плачет!
«Ненормальные! В книжках совсем другие! А Северус ещё говорит, что книги — полезная штука».
— Разве может быть полезным то, что так завирается? — нечаянно закончил Гарри вслух, рассердившись.
Но на него никто не обиделся.
— А как часто полезно то, что правдиво?
Гарри посмотрел в желтоватые глаза Венгерца и призадумался.
Шишки совсем уже разгорелись и начали пахнуть. Лёгкий дымок вихрился над ними, будто прядь седых волосков; дождь затих, но светлячки, попрятавшись в лес, не спешили вылетать на поляну и всё продолжали кружить рядом с Гарри. Они ему мигали так, будто знали истину, а если не её, то хотя бы ответ на вопрос.
— Ну что же, — нарушил молчание зелёный, которому стало скучно. — Раз так, то и я признаюсь.
Гарри вмиг обо всём забыл. Он уже воспрял духом и приготовился к чему-нибудь интересному, как дракон продолжил:
— Я ведь тоже — поэт!
И Венгерец глянул на него с уважением, а маленький Гарри отвернулся, потому что обиделся.
— У меня немного другой стиль, — заскромничал тем временем Валлиец, а из его ушей от смущения повалил дым, — но тема всё та же.
— Мы слушаем, коллега!
— Стихотворение называется «В репей закутанная лошадь».
— Ой! — не выдержал Гарри опять.
В репей закутанная лошадь
Ждала подругу у пруда,
Но та на городскую площадь
Сменила встречу без труда.
— Вероломство! — всё понял Венгерец.
— А что там было? На городской площади?
— Главное, чего там не было, Мальчик! Друга не было! Бедняга лошадь прождала — и зазря. Её предали!
— О-о-о, — протянул Гарри. — Так значит, грустное стихотворение?
— Ещё какое! — и Валлиец достал платочек.
Точнее, он просто снял свои усы, которые усами с самого начала и не были, а так — притворялись. Прямо как Гарри притворяется драконом.
«Если бы он достал его раньше, то я бы не показался необразованным мальчиком», — насупился Гарри: ему было намного легче понимать поэзию, видя сморкающихся поэтов.
Венгерец похлопал друга хвостом в утешение.
— Да уж, коллега… — задумчиво сказал он. — И у вас тема смерти. Тема близости смерти!
— Почему?
— Потому что в любой момент может прилететь дракон.
— Но он может прилететь когда угодно и к кому угодно! — возразил Гарри.
— Какой смышленый парень! — умилился Венгерец. — Именно об этом я и подумал, когда решил стать поэтом и съесть овцу: смерть где-то рядом!
Кажется, Валлиец счёл это за огромный комплимент и общественное признание, так что теперь зарыдал в полную силу — от умиления.
— Да уж, вот они — творческие звери! — всё похлопывал хвостом Венгерец, отчего земля под Гарри уже сотрясалась. — Смерть им портит жизнь, а страдание приносит усладу.
— Убива-ать и пла-ака-ть, — поддержал зелёный.
Тут Гарри снова просунул между этими двумя свою любопытную морду:
— А вы плачете только над овцами, сэр? — обратился он к Венгерцу.
— Над этой лошадью я бы тоже поплакал, — уверил тот.
Но всё же он не показался Гарри сентиментальным (в отличие от Валлийца).
Тем вечером они ещё много о чём говорили. Драконы читали свои стихи, учили Гарри рифмовать строчки, рассказывали о далёких краях и о своих долгих жизнях. В конце концов, Гарри подумал, что так ему нравится больше: безо всяких принцесс и принцев. А как вкусно пахло! Мокрыми листьями, шишками, каштанами, завалявшимися в золе…
Гарри почти забыл, кто он и как оказался в такой компании, но вдруг на него навалились оковы, по спине зашлёпали заклинания, а на мордах друзей появилось новое, неизвестное выражение: ярости.
Итак, очень скоро на шею Валлийца закинули цепь, верный товарищ его не захотел улетать и лишь плевался огнём на волшебников, а Гарри тем временем согнулся в клетке, кажется, плача.
И сапоги из драконьей кожи затоптали костёр из шишек.
И разлетелись, наконец, все светлячки.
Разве таково счастье для всех мальчишек?..
* * *
Если от других вагонов тянуло запахом дыма и палёной шерсти, то здесь будто раскинулся хвойный лес. Гарри вдохнул глубже и почувствовал удовольствие: он вспомнил весь этот волшебный вечер в кругу у костра.
Внутри вагона было, по-видимому, очень темно, и свет из проёма падал на пол и стены, словно ненастоящий, словно кто-то пролил его, как молоко. Немного привыкнув, Гарри разглядел двух драконов, теснящихся по углам. Они оба помещались в клетках, сделанных скорее для гиппогрифов или львов, нежели для кого-то другого. Драконы пристально следили за перемещением Гарри (его клетку левитировали в ближний от входа угол), а когда дверь в их тюрьму, наконец, захлопнули, то один из них тут же рыкнул:
— Рад снова видеть, парень!
— И я, сэр.
— Откуда едешь?
Валлиец спросил это так, словно не знакомился раньше с Гарри, и теперь тот сидел напротив него в купе, цедя чай и читая газету.
— Из Хогвартса, — всё же ответил мальчик. — А вы, сэр?
— Слыхали, коллега? — проигнорировал его зелёный, обернувшись к другому углу. — В Хогвартсе теперь драконы!
— Были, — заметил Венгерец, и Гарри смог разглядеть, как посверкивает его чешуя. — Лучше бы они выманили того червяка наружу и расправились с ним, а не трогали наш молодняк. Как вы считаете?
— Я считаю, что давно не был в Румынии, коллега. Не навещал моих близких.
— А я не навещал своих дальних.
— Тогда это очень мило, что нас решили подбросить, не так ли?
Но Гарри всё же показалось, что драконы взгрустнули. Да и он — вместе с ними. Особенно защемило, когда поезд тронулся и понёсся куда-то прочь.
«Что я наделал! — затосковал Гарри. — Что же я натворил!»
«Господи, если меня сегодня разыщут, то я никогда больше не стану есть мятных пряников!»
«Я дракон, я — дракон, — кружил Гарри по комнате, виляя хвостом, как щенок. — Я дракон, дракон, драконище!»
И из его широких ноздрей валил дым, затапливая все подземелья. Подгорал надкушенный мятный пряник, воняло палёной обивкой.
Так вот оно каково — счастье для всех мальчишек!..
* * *
Стоял непогожий день, над сводами замка словно разлили чернила, и тут и там то посверкивало, то громыхало. Хагрид вывел Гарри во двор, приговаривая, какой он умница, раз всё ещё ничего не спалил.
«Это он про кресло не знает, — с некоторым удовольствием вспомнил Гарри, — никто пока что не знает».
Оно сгорело дотла, и только Северус мог понять, что в комнате чего-то недостаёт.
— Профессор наказала отправить тебя в Румынию, — тем временем произнёс с сожалением Хагрид, которому Гарри теперь дышал в подбородок, — а ты ведь такой хорошенький! Я ей говорю: «Он сам сюда прилетел. Я иду по школе, а на пороге — дракон ошивается. Симпатишный!». А она тут же вызвала кого-то из министерства. Если бы Дамблдор был сейчас в школе! Он бы не позволил… не позволил…
И Хагрид достал свой платок, похожий на простыню, чтобы промокнуть заслезившиеся глаза. Гарри стало его очень жалко, и, повиливая хвостом, он ткнулся мордой под широкую ладонь лесничего.
Тот зарыдал пуще прежнего:
— Како-ой милы-ый и добры-ый!
И стал гладить его по загривку.
Наверное, они выглядели странно, когда спустя пять минут их застали в таком положении. По крайней мере, волшебник, спешивший от замка в их сторону, изумлённо разинул рот и носом вырыл целую грядку.
«Под ноги нужно смотреть, когда бегаешь!» — посоветовал ему Гарри.
Но изо рта снова вылетел злобный рык, и незнакомец растолковал его по-особенному. Видимо, неприлично, потому что он обиделся и вытащил палочку.
Вот тут-то маленький Гарри, хулиган с семилетним стажем, малолетний разбойник, гроза Северуса Снейпа, а порою и Хогвартса, — испугался. Впервые за этот день он подумал, что попал в приключения, которые ему не совсем по плечу.
Волшебник нацелил на дракона палочку, глядя прямо в глаза, а тот — застыл и боялся пошевелиться.
Но когда рядом появилась железная клетка, на конце палочки — странный блик, а с неба сорвались первые капли, то больше не было сил терпеть:
«Или сейчас, или никогда!»
И Гарри выдохнул такой столп огня, что пламя задело даже хижину Хагрида.
«Я не уеду! Я не уеду из Хогвартса! — закрутился, в ужасе забил крыльями он. — Здесь — мой дом! Здесь — родители!»
— Помогите! — зарычал он, когда волшебник, весь в саже и с подпаленными усами, вынырнул из дыма. — Помогите мне, кто-нибудь!
И Гарри побежал, понёсся, как дикая лошадь, уворачиваясь от заклинаний; неуклюже расправляя крылья, он плевался огнём и не разбирал дороги. Позади кричали, тоскливо выл Клык, громыхал Хагрид («Вы мучаете зверюшку!»).
— Я не уеду! — разинул пасть Гарри, и эхо разнесло его рык по всей территории замка.
А потом Гарри едва не грохнулся в озеро, но вовремя… полетел. Он даже сам не понял, как у него получилось: он прыгнул в воду, а в итоге — ни капельки не промок. Просто — завис и наконец почувствовал свои крылья, как раньше чувствовал ноги и руки.
Не теряя времени, он устремился к другому берегу, кособоко, но уже намного смелее, а там — поднялся прямо над верхушками сосен.
И его силуэт на фоне загорающихся созвездий был последним, что видел волшебник из министерства.
* * *
Гарри забыл об испуге, стоило лишь башенкам Хогвартса исчезнуть в тумане. Он перевернулся в воздухе, ухнул к земле, вспугнул стаю птиц с деревьев, а затем — начал соревноваться с ними, летая наперегонки. Накрапывал слабый, но тёплый дождь, а драконьи глаза видели весь мир в другом цвете, и Гарри снова был счастлив: он так свободен! Он так велик! Он — настоящий, крылатый и с чешуёй:
— ДРАКОНИЩЕ!
И он полетел на знакомую полянку, заросшую сорняком и ветками вереска. Воздух вихрился между его животом и землёй, пока он планировал, и с восторгом, свойственным только детям и старикам, мальчишка увидел, как вспархивают ввысь светлячки. Их огоньки сливались со звёздами, становились ими, отражались в огромных драконьих глазах, летели в стороны и — следом.
Гарри тяжело опустился на землю и вскинул свою голову на длинной шее:
— Красиво! — восхитился он, вдыхая запах ночного леса.
Он был здесь один, но в целом — не одинок, никто его не преследовал, но Северус обязательно заберёт его, он хотел пить, но шёл дождь — и можно было ловить его языком и глотать, глотать, пока вокруг вытанцовывают зеленоватые звёзды, пока на сердце так весело, пока из тучи выходит луна, похожая на ментоловый пряник…
Это была одна из лучших его ночей.
И даже то, что он наступил на дракона, в целом, ничего не меняло.
— Эй! — возмутился тот, выныривая из-за сосны. — Ты чего это тут топчешься по чужим хвостам?
Гарри отпрыгнул:
— Извините, сэр! — машинально выдохнул он. А затем разглядел незнакомца, его рожки и серебристую чешую. — Ой…
И застыл на месте с поднятой лапой.
— О, я знаю эту игру! — появился из ниоткуда второй, зелёный, да ещё и с усами.
Он подпрыгнул к Гарри с лёгкостью пташки (хотя земля всё-таки затрещала) и тоже вдруг замер.
— Вы водите, коллега, — шепнул он сквозь зубы, не шевелясь.
— Кого вожу? — не понял тот.
— Не кого, а вообще. Это значит… Эй, парень! Что, уже не играем?
«Какие-то ненормальные», — с ужасом подумал Гарри, быстро пятясь назад: подальше от кромки леса и этих двоих.
— Невежливая молодежь! — фыркнул зелёный вслед и сплюнул струйку огня себе в лапы. — Вначале нас спугнул, костёр потушил, а теперь ещё и ходит хвостом вперёд.
— Позор драконов! — поддержал его друг.
А Гарри внезапно увидел, как занимается горка сосновых шишек, как маленький огонёк разгорается в пламя и как вырисовываются в ярком свете две любопытные, но очень добрые морды.
«Значит, он и не сплюнул вовсе, а просто разжёг костёр», — понял Гарри, и зелёный перестал казаться ему грубияном.
— Ну, куда топчешь-то, мальчик? Вернись!
Это были какие-то чудеса, но Гарри действительно не стал убегать, а осторожно подошёл к незнакомцам поближе. Ему стало так интересно: ведь когда ещё взаправду получится побеседовать с драконом?
— Садись, — и Гарри поманили ближе к огню, до которого не мог достать косой дождь. — Кто такой?
Гарри хотел было назвать своё имя, но призадумался: а солидно ли? Подумаешь, Поттер! Не звучит.
— Я Венгерец, — не дождавшись ответа, представился серый (это только при лунном свете чешуя его отливала начищенным серебром). — Это — Валлиец.
— Валлиец! — поддакнул зелёный.
— А ты кто таков?
«Любое имя покраше! Думай!»
— Я — Мальчик.
И Гарри даже сам удивился своей фантазии. Ну дурак! Ну простофиля!
— И такая порода есть, а, коллега?
— Чудеса!
Кажется, драконы решили над ним насмехаться. Но о вопросе забыли: видимо, не так уж это и важно — по породам делиться, если дружить пришёл.
Гарри разглядывал этих двоих с упоительным наслаждением: как у них бликует чешуя, как подрагивают кожистые крылья, как волнуется мощная грудь. Когда он сбегал из подземелий, то даже не глянул в настенное зеркало, и теперь вдруг задумался, такой же он красивый или даже покрасивее (ведь он был ещё очень молод, а Валлиец с Венгерцем, кажется, престарелые).
Эх, когда-то, наверное, эти драконы купались во славе и завоёвывали города! Так Гарри казалось (он читал мамины неволшебные книжки).
— Можно задать вам парочку вопросов? — робко поинтересовался Гарри, всовывая морду между новыми знакомыми.
— Пожалуйста, — ответил Венгерец.
— Сколько городов вы сожгли?
— Городов? — морда Валлийца вытянулась. — Сожгли?
— Ни одного!
Гарри немного расстроился, но продолжил:
— Может, вы сожгли какую-нибудь деревню?
— О, нет, мой мальчик!
Тогда Гарри поднатужился и сделал последнюю попытку:
— Наверное, вы были очень заняты, разоряя окрестности и пожирая прекрасных дам?
— Разоряя? Пожирая? Боже правый, конечно же, нет!
— Вы что, никогда не рискуете? — совсем не поверил Гарри.
Драконы задумались. А потом Венгерец похлопал смущённо крыльями:
— Ну, вообще-то, я занимаюсь… поэзией, — произнёс он.
— Поэзией, сэр?
— Да! Хочешь послушать моё последнее стихотворение?
Гарри подумал, как бы повежливей отказаться, но Венгерец уже ничего не слышал:
— Оно тебе понравится! — пообещал дракон. — Я назвал его «Торт-перевёртыш».
— Грустное?
— Очень! Вот, слушай:
Мой сладенький перевёртыш,
Твоё горе понять я могу.
Мой бедненький перевёртыш,
Ведь низ у тебя наверху!
— Ой! — не сдержался Гарри.
— Экспрессия! — поаплодировал Валлиец и, кажется, украдкой смахнул слезу. — Метафора!
Однако Венгерец поднял крыло:
— Я ещё не закончил.
Сожалею, мой перевёртыш,
Нет решения у меня.
Потому что, мой перевёртыш,
Низ — наверху у тебя.
После этого драконы многозначительно помолчали.
— Мне кажется, здесь поднята тема безнадёжности бытия, — наконец, отозвался со своей стороны Валлиец, подтирая глаза.
— Откуда поднята? — не понял Гарри, но его никто не заметил.
Венгерец лишь закивал головой:
— Да-да, вы абсолютно правы: безнадёжность, одиночество, предчувствие смерти — это основные лейтмотивы моей лирики…
— Лейт-чего?
— …когда я был маленьким, мамаша взяла меня на охоту, и я тогда впервые убил овцу. Не овцу даже, а ягнёнка, совсем ещё крошку. Именно в тот день я и понял, как же близка к нам смерть…
— Как жаль, как жаль! — заахал сочувственно зелёный Валлиец.
— Ну, к той овце она была ближе, чем к вам, сэр, — проницательно вставил Гарри. — Что же вы теперь? Не убиваете?
— Почему же? — оскорбился поэт. — Убиваю и плачу, конечно.
— Это ведь так элементарно! — пожурил его Валлиец со строгостью. — Он убивает и плачет!
«Ненормальные! В книжках совсем другие! А Северус ещё говорит, что книги — полезная штука».
— Разве может быть полезным то, что так завирается? — нечаянно закончил Гарри вслух, рассердившись.
Но на него никто не обиделся.
— А как часто полезно то, что правдиво?
Гарри посмотрел в желтоватые глаза Венгерца и призадумался.
Шишки совсем уже разгорелись и начали пахнуть. Лёгкий дымок вихрился над ними, будто прядь седых волосков; дождь затих, но светлячки, попрятавшись в лес, не спешили вылетать на поляну и всё продолжали кружить рядом с Гарри. Они ему мигали так, будто знали истину, а если не её, то хотя бы ответ на вопрос.
— Ну что же, — нарушил молчание зелёный, которому стало скучно. — Раз так, то и я признаюсь.
Гарри вмиг обо всём забыл. Он уже воспрял духом и приготовился к чему-нибудь интересному, как дракон продолжил:
— Я ведь тоже — поэт!
И Венгерец глянул на него с уважением, а маленький Гарри отвернулся, потому что обиделся.
— У меня немного другой стиль, — заскромничал тем временем Валлиец, а из его ушей от смущения повалил дым, — но тема всё та же.
— Мы слушаем, коллега!
— Стихотворение называется «В репей закутанная лошадь».
— Ой! — не выдержал Гарри опять.
В репей закутанная лошадь
Ждала подругу у пруда,
Но та на городскую площадь
Сменила встречу без труда.
— Вероломство! — всё понял Венгерец.
— А что там было? На городской площади?
— Главное, чего там не было, Мальчик! Друга не было! Бедняга лошадь прождала — и зазря. Её предали!
— О-о-о, — протянул Гарри. — Так значит, грустное стихотворение?
— Ещё какое! — и Валлиец достал платочек.
Точнее, он просто снял свои усы, которые усами с самого начала и не были, а так — притворялись. Прямо как Гарри притворяется драконом.
«Если бы он достал его раньше, то я бы не показался необразованным мальчиком», — насупился Гарри: ему было намного легче понимать поэзию, видя сморкающихся поэтов.
Венгерец похлопал друга хвостом в утешение.
— Да уж, коллега… — задумчиво сказал он. — И у вас тема смерти. Тема близости смерти!
— Почему?
— Потому что в любой момент может прилететь дракон.
— Но он может прилететь когда угодно и к кому угодно! — возразил Гарри.
— Какой смышленый парень! — умилился Венгерец. — Именно об этом я и подумал, когда решил стать поэтом и съесть овцу: смерть где-то рядом!
Кажется, Валлиец счёл это за огромный комплимент и общественное признание, так что теперь зарыдал в полную силу — от умиления.
— Да уж, вот они — творческие звери! — всё похлопывал хвостом Венгерец, отчего земля под Гарри уже сотрясалась. — Смерть им портит жизнь, а страдание приносит усладу.
— Убива-ать и пла-ака-ть, — поддержал зелёный.
Тут Гарри снова просунул между этими двумя свою любопытную морду:
— А вы плачете только над овцами, сэр? — обратился он к Венгерцу.
— Над этой лошадью я бы тоже поплакал, — уверил тот.
Но всё же он не показался Гарри сентиментальным (в отличие от Валлийца).
Тем вечером они ещё много о чём говорили. Драконы читали свои стихи, учили Гарри рифмовать строчки, рассказывали о далёких краях и о своих долгих жизнях. В конце концов, Гарри подумал, что так ему нравится больше: безо всяких принцесс и принцев. А как вкусно пахло! Мокрыми листьями, шишками, каштанами, завалявшимися в золе…
Гарри почти забыл, кто он и как оказался в такой компании, но вдруг на него навалились оковы, по спине зашлёпали заклинания, а на мордах друзей появилось новое, неизвестное выражение: ярости.
Итак, очень скоро на шею Валлийца закинули цепь, верный товарищ его не захотел улетать и лишь плевался огнём на волшебников, а Гарри тем временем согнулся в клетке, кажется, плача.
И сапоги из драконьей кожи затоптали костёр из шишек.
И разлетелись, наконец, все светлячки.
Разве таково счастье для всех мальчишек?..
* * *
Если от других вагонов тянуло запахом дыма и палёной шерсти, то здесь будто раскинулся хвойный лес. Гарри вдохнул глубже и почувствовал удовольствие: он вспомнил весь этот волшебный вечер в кругу у костра.
Внутри вагона было, по-видимому, очень темно, и свет из проёма падал на пол и стены, словно ненастоящий, словно кто-то пролил его, как молоко. Немного привыкнув, Гарри разглядел двух драконов, теснящихся по углам. Они оба помещались в клетках, сделанных скорее для гиппогрифов или львов, нежели для кого-то другого. Драконы пристально следили за перемещением Гарри (его клетку левитировали в ближний от входа угол), а когда дверь в их тюрьму, наконец, захлопнули, то один из них тут же рыкнул:
— Рад снова видеть, парень!
— И я, сэр.
— Откуда едешь?
Валлиец спросил это так, словно не знакомился раньше с Гарри, и теперь тот сидел напротив него в купе, цедя чай и читая газету.
— Из Хогвартса, — всё же ответил мальчик. — А вы, сэр?
— Слыхали, коллега? — проигнорировал его зелёный, обернувшись к другому углу. — В Хогвартсе теперь драконы!
— Были, — заметил Венгерец, и Гарри смог разглядеть, как посверкивает его чешуя. — Лучше бы они выманили того червяка наружу и расправились с ним, а не трогали наш молодняк. Как вы считаете?
— Я считаю, что давно не был в Румынии, коллега. Не навещал моих близких.
— А я не навещал своих дальних.
— Тогда это очень мило, что нас решили подбросить, не так ли?
Но Гарри всё же показалось, что драконы взгрустнули. Да и он — вместе с ними. Особенно защемило, когда поезд тронулся и понёсся куда-то прочь.
«Что я наделал! — затосковал Гарри. — Что же я натворил!»
«Господи, если меня сегодня разыщут, то я никогда больше не стану есть мятных пряников!»
