Но в следующий миг туман вновь затрепыхался от ветра и собрался уже совсем в другие узоры. Гиацу вздохнул, и облачко тёплого пара вырвалось из его рта. Мальчик подумал, что, верно, будет очень скучать по коню.
— Господин, а мы будем куда-нибудь ездить?
Оллид, не оборачиваясь, ответил:
— Нет.
— Совсем? — удивился семанин. — Но как же...
— Мне ничего не нужно. Я всё могу раздобыть или сделать сам.
— А... одежда?
— Я же сказал, — повторил колдун раздражённо: — Я всё могу сделать сам. У меня было семьсот зим, чтобы обучиться всему на свете! Но в дороге я не хотел тратить на это время.
Гиацу огорчённо замолчал. Он-то всё же рассчитывал порой выбираться отсюда и путешествовать по алльдскому краю. Ему даже захотелось вновь влезть на спину Туринара, зная уже, что это вовсе не конь, и прокатиться на нём куда-нибудь. А теперь выходит, этого не случится?
Гора круто уходила вверх. Господин по-прежнему шёл легко, но Гиацу пришлось кое-где пробираться ползком, чтобы ненароком не сорваться. Наконец, они добрались до небольшой плоской площадки — той самой, которую будто бы раздавил своим копытом огромный Небесный Лось. Лишь один большой валун — остатки былого гребня — тянулся заострённой вершиной вверх.
— Мы пришли! — сообщил Оллид.
Прямо в валуне стала проявляться дверь, которой до того не было видно. Её огибали загадочные знаки, так похожие на те, что серебром окаймляли плащ колдуна с зелёной стороны. Оллид приблизился к двери и велел:
— Отворись!
И она тяжело отъехала в сторону, приглашая путников спуститься в кромешную тьму. Гиацу стало жутко:
— Господин, — испуганно позвал он, — а в этих горах есть кто-нибудь ещё? Ну, другие люди или колдуны, кроме тебя?
— Нет.
Сильный ветер ударил Гиацу, и дрожь прошла по его телу: то ли от холода, то ли от страха. И всё же он задал ещё вопрос:
— А я смогу один порой куда-нибудь ходить? Может, ты будешь отпускать меня в ближайшую деревню?
Оллид смерил его взглядом:
— Зачем тебе? — спросил он.
— Неужели мы тут всегда будем сидеть?
— Именно так, — подтвердил Оллид. — Пока ты не знаешь этих гор, одному тебе лучше не ходить. Вниз, конечно, спустишься, но дальше я за тебя не ручаюсь. Да и до ближайших деревень здесь очень, очень далеко.
Гиацу совсем сник. Даже поклажа за спиной показалась ему теперь непомерно тяжёлой. До него вдруг дошло, что господин совсем не шутил, рассказывая, как он не любит жить рядом с другими людьми. Похоже, Оллид-тан и впрямь собирался запереться в Диких горах и не высовывать отсюда даже носа. Для Гиацу это означало, что он не только не сможет отыскать Тсаху и других ребят из родной деревни, на что семанин втайне надеялся, но и больше никогда не заведёт друзей среди сверстников. Да, не все алльды были ему рады, но Мьярн и Гьяра, в конце концов, охотно приняли его в свои игры! Неужели он никогда не увидит даже их?!
Гиацу судорожно сглотнул. Оллид стоял перед ним: непоколебимый, сильный, мрачный, и плащ его яростно трепыхался от холодных порывов ветра. За спиной колдуна чернел уходящий вниз провал пещеры, в которой, видно, отныне придётся жить. Семанину показалось, что если он зайдёт туда, то никогда не выйдет обратно, никогда больше не увидит белого света... И ноги его сами собой сделали шаг назад. Брови Оллида взметнулись:
— Гиацу, ты поклялся служить мне до последнего вздоха, — тихо напомнил он. — И сам просил оставить тебя моим слугой...
Помнится, на этом самом месте и явилась колдуну мёртвая Тахиё, умоляя вызволить сына из рабства. Порывы ветра сделались яростнее: казалось, вот-вот они сдуют худенького семанского мальчишку с горы, и он кубарем покатится к подножию, объятому густым туманом. Ноги Гиацу подкосились, и он упал на колени, спрятав лицо в ладонях. Всё его тело сотрясалось: холодно... как же здесь холодно! На небо набежали тёмные облака, прикрывшие часть звёзд и тонкий месяц, едва поднявшийся над горизонтом, и ночь стала ещё непрогляднее.
Наконец, Гиацу совладал с собой. Он отнял руки от лица и твёрдо пообещал:
— Господин, я не нарушу свою клятву! Но мне... очень страшно, — признался он почти шёпотом. — Меня пугает эта гора. Я не хочу всё время сидеть в ней. Я хотел бы видеть других людей, солнце... — он поднял глаза к почерневшему небу. — И звёзды...
Их было ещё немного видно: облака не полностью заволокли раскинувшийся над миром небосвод. Мерцающие серебристым светом точки — далёкие и негреющие огни чертогов Халльфры, которые даже на вершине Лосиной горы не стали ближе и теплее. Вот снова одна покатилась вниз: должно быть, кто-то из мёртвых печалится об участи, ждущей Гиацу... Но за первой полетела и вторая, и третья: сотни серебристых точек вдруг сорвались с неба и, кружа в бешеном танце, понеслись к земле. Гиацу в недоумении моргнул, но понял, что ему не кажется: звёзды в самом деле продолжали спускаться.
Оллид тоже поднял взгляд к небу. Бешеный ветер, круживший по Диким горам, постепенно стих и отправился к подножию, толкать туман в белёсые сырые бока. Гиацу вытянул руку и, перестав дышать, наблюдал, как крохотная звезда опускается ему прямо на ладонь, а через мгновение обращается в капельку ледяной воды. Звёзды падали и падали, ложась на плечи мальчика, на неровные каменистые поверхности, на скудную растительность, торчавшую из редких расщелин. Прошло совсем немного времени, а Гиацу, онемев от изумления, уже сидел посреди серебристо-белого моря.
— Это снег, — улыбнувшись, пояснил Оллид и добавил громче и торжественнее: — Похоже, Дикие горы приветствуют тебя, Гиацу, сын Атхая!
Он сделал пару шагов вперёд и поднял мальчика с колен:
— Кто сказал тебе, что ты не будешь видеть солнце и звёзды? — спросил колдун, пристально глядя в глаза слуги. — Я не собираюсь запирать тебя в пещере. Мы просто будем здесь спать. Ты ведь не хочешь замёрзнуть насмерть, заваленный снегом?
Гиацу замотал головой: конечно, он не хотел! Но...
— Тогда идём скорее, — поторопил Оллид. — Даже я продрог!
Он уверенно шагнул во тьму пещеры, и та мгновенно поглотила его, будто колдуна и не существовало никогда на этом свете. Гиацу глубоко вздохнул, собираясь с духом. Он сделал шаг, ещё и ещё... Вход был прямо перед его носом, но изнутри не доносилось ни звука. Мальчик обернулся, бросая взгляд на небо: облака уже сползали с него, вновь обнажая яркие огни. А внизу, под ними, расстилался переливающийся серебром мир, погруженный в вечный сказочный сон. «Так вот ты какой, снег, — подумал семанин. — Такой холодный и такой красивый, что можно даже умереть».
И, сжав кулаки, Гиацу решительно шагнул за порог пещеры. Тяжёлая каменная дверь тотчас затворилась за ним, возвращаясь на прежнее место, и стихла Лосиная гора. Лишь ветер поднялся к её вершине, но легонько разметав следы, оставшиеся на снегу, тут же унёсся прочь. И мир продолжил спать, укрытый лёгкой тканью из чистого серебра.
А далеко на юге молодой лисьепадский князь Мьямир вдруг распахнул глаза и резко сел в своей постели. Разгорячённое тело его покрыли капельки пота, насквозь пропитав рубаху. Мьямир в остервенении стащил её с себя и швырнул на пол.
Ночь нынче выдалась необычайно холодная, но в доме было тепло. Растопленная печь всё ещё грела, хотя дрова внутри давно прогорели и даже угли уже почернели и развалились. Мьямир опустил босые ступни на дощатый пол, застеленный заморским ковром, и в задумчивости потёр лицо.
Странный сон приснился ему: настолько живой, будто всё происходило в самом деле. Возможно ли, что кто-то из умерших предков пытался что-то сказать ему? Уж не отец ли, по которому совсем недавно отпылал погребальный костёр? А, может, сами боги благоволят молодому князю, едва принявшему власть, и посылают вещие сны?
Мьямир поднялся и, подойдя к окну, распахнул плотно закрытые ставни. Ледяной ветер тотчас ворвался в покои, выдувая из них тепло и холодя взмокшее тело князя. Но то был приятный холод: он остужал и голову. Несколько крохотных снежинок вдруг пронеслись мимо Мьямира. «Какая ранняя нынче зима, — подумал он. — Ещё ведь и листья не все с веток осыпались».
Но снег не торопился ложится: чуть покружив в стылом воздухе, он сгинул, как и не было. Ветер быстро гнал облака, и тонкий месяц порой проглядывал сквозь них, вися кривой ухмылкой над спящим княжеским двором. Мьямиру отчего-то почудилось, будто месяц смеётся над ним: мол, сколько зим будешь ты, княже, искать, а всё равно ничего не отыщешь. Отец твой не смог, дед не смог, и ты не сможешь.
Князь нахмурился, сжимая кулаки: не бывать этому! У него, Мьямира, сына Гаранура, обязательно получится! Ведь он собственными глазами видел во сне, что живёт в одной из деревушек Лисьей Пади колдунья, притворяющаяся простой знахаркой, и ходят к ней люди, лечить свои хвори да недуги. Мьямир явился к ней такой же точно ночью, как теперь, и одним сильным ударом снёс с плеч её непокорную голову. И сила, колдовская, желанная, наконец, потекла по его рукам...
Князь поднёс ладони к лицу. Пальцы его едва заметно дрожали, и Мьямир сжал их. Он ведь только что чувствовал её, эту силу, ощущал, как она взаправду струится по его жилам, заполняя собой всё тело, наделяя невиданным могуществом! Ох, что это было за чувство! Мьямир многое бы отдал за то, чтобы испытать его наяву.
Князь бросил взгляд в угол, где едва заметно светился неземным серебристым сиянием расписной посох. Его обронил в покоях Рована колдун Инг в тот роковой день. Да как потомки убитого князя ни пытались, не удалось им разгадать секрет посоха. По всему выходило, что никаких чар в нём нет, лишь сплошное сияние да красивые завитушки. Но у Мьямира было иное мнение на этот счёт. «Кажется, я знаю, как использовать эту вещицу», — подумал он, прищурившись.
Сколько зим его предки искали Инга Серебряного! Сколько людей — и молодых, и старых — убито по всей Лисьей Пади, но среди них — ни одного колдуна! Мьямир и сам ездил недавно в Горнскую Высь, чтобы высмотреть деревенского лекаря, о котором шла большая слава, да тот уже отправился к Халльфре. Однако ведь рождались на свет не только колдуны, но и колдуньи: отчего же князья так мало ими интересуются? Говорят даже, будто одна такая сидит на Гиблых болотах, да Мьямир не спешил проверять: сидит или нет, всё одно — утонешь там с концами.
Нет, жизнь свою стоит пока беречь, она и так рано закончится... Только-только ведь подходит шестнадцатая зима. Успеть бы пожить! Да как тут успеешь, когда дел у князя невпроворот: управиться бы... Вон воевода Хугар уже обозвал Мьямира пустоголовым мальчишкой. Сплюнул под ноги: «Не дорос ещё — князем зваться». Рассердился воевода, что юный князь ускакал в какую-то Дьяром забытую Илльгирку, когда враг почти на пороге. А выбирать слова Хугар совсем не привык. «Это он зря! Мы ещё посмотрим, кто здесь пустоголовый! — топнул ногой Мьямир. — Я ему ещё покажу!»
Но в чём-то он в самом деле прав, этот Хугар. Колдуны колдунами, а всякий раз, стоит помереть прежнему князю, как ерилльская дружина уже подходит к воротам, будто только и ждала, что погребального костра как некого знака. Всё кажется этим болванам, что если новый князь столь молод, то не сможет дать отпор, и Лисья Падь попросту рухнет.
«Ну уж нет, — зло рассмеялся Мьямир. — Я за своё княжество насмерть стоять буду! Я этих ерилльских псов лично покромсаю: будут знать, как на Лисью Падь рты разевать! Силу бы мне ещё колдовскую... Тогда ни один враг подойти не посмеет».
Но не стоит больше так срываться на поиски, иначе дружина рассердится и, чего доброго, пойдёт против своего князя. Проблем тогда не оберёшься. И нельзя позволять судачить о том, что князь лично ездит по лекарям, будто послать никого из людей не может. Не княжеское ведь это дело... Даже своим лучше не знать.
Ну а что до Ерилль-града, то битв юный князь не страшился. От проклятия Инга тоже есть польза: по крайней мере Мьямир скорее всего доживёт до отведённого срока. Просвистит мимо чужая стрела, не проткнёт князя вражеский меч. А как наступит тридцать третья зима, так сердце само и остановится. Сколько уже минуло времени, а род Рована всё не прерывается, уверенно держа Лисью Падь в своих руках, и раз за разом у князей рождаются сплошь сыновья. Чего ж хотел добиться Инг Серебряный своим проклятием?..
«Как холодно нынче! — вздохнул Мьямир, провожая взглядом ещё несколько снежинок. — Илльтор, ерилльский князь, скорее всего отзовёт воинов до лета. А летом я вышлю ему навстречу Винлинга с дружиной — уж он-то тепло его поприветствует... Хорошо бы Винлинг за меня ещё и дочку свою выдал: страсть, как она хороша! Ну да это ждёт. А пока...»
Мьямир захлопнул ставни и, вернувшись в постель, вновь вытянулся во весь рост. Пока что стоит ещё поспать.
Знахарка, значит... Найти бы её теперь.
Итак, друзья, часть первая, «Слуга колдуна», на этом кончается. Несмотря на то, что она заняла без малого двенадцать авторских листов (а это полноценный роман!), она даже не является половиной «Огней чертогов Халльфры», и впереди вас ждёт ещё много интересного.
Обратили ли вы внимание на историю о князе Миргане, сыне Ринука Рыжего? Это тот самый, который сначала повелел рубить Тёмный лес, потом жечь, и всё очень плохо кончилось для Лисьей Пади: княжество едва не сгорело! А уж сколько дровосеков погибло в страшных чащах, лучше даже не вспоминать... Так вот, на моей обложке есть лисица ? символ Лисьепадского княжества. И сидит она... рядом с пеньком. Это те самые пасхалочки, которые мы вместе с художницей Дарьей Вдовиной разбросали по иллюстрации (обложку можно посмотреть поближе во вступительном слове от автора).
Кстати, а с другой стороны леса вы можете найти лося. Его обычно почти никто не замечает: я намеренно просила Дашу сделать его сливающимся с лесом. Возможно, вы помните, что лось являлся символом погибшего Тусарского княжества, родного княжества Оллида? Именно поэтому лося на картинке едва видно. И именно поэтому конь Оллида скачет прочь от него, ведь Тусар-града больше нет на свете. Однако он всё ещё есть в душе самого колдуна, и потому я хотела, чтобы он был на обложке.
Оллид и Гиацу непременно вернутся на страницы моей истории, но не сразу: пройдёт целых десять зим прежде, чем вы встретите их вновь. А пока я расскажу вам о других важных персонажах, о которых до того лишь намекала. Во второй части, «Отряд Мираны», вы найдёте и лисьепадского князя Мьямира, и дочь Винлинга, на которой он желал жениться в конце тринадцатой главы, и даже город-крепость Ощрицу — ту самую, что была основана на месте битвы Тусарского и Лисьепадского княжеств (см. концовку седьмой главы и начало восьмой). А также вас ждёт, наконец-то, встреча с Вязким лесом и проклятыми гадурскими воронами, которые тенью летают туда-сюда сквозь главы романа (четверо воронов есть также и на обложке). И слава всем алльдским богам, что эта встреча ждёт вас лишь на страницах, и не более того! Так что не переключайтесь!))
Если вам нравится моя история, лучший способ поддержать меня ? оставить отзыв или стать моим доном вконтакте: там выложены последующие главы, не опубликованные пока больше нигде. Ссылку найдёте в моём профиле.
И как всегда — до скорых встреч в колдовском краю алльдов!
Ваша Алёна Климанова.
— Господин, а мы будем куда-нибудь ездить?
Оллид, не оборачиваясь, ответил:
— Нет.
— Совсем? — удивился семанин. — Но как же...
— Мне ничего не нужно. Я всё могу раздобыть или сделать сам.
— А... одежда?
— Я же сказал, — повторил колдун раздражённо: — Я всё могу сделать сам. У меня было семьсот зим, чтобы обучиться всему на свете! Но в дороге я не хотел тратить на это время.
Гиацу огорчённо замолчал. Он-то всё же рассчитывал порой выбираться отсюда и путешествовать по алльдскому краю. Ему даже захотелось вновь влезть на спину Туринара, зная уже, что это вовсе не конь, и прокатиться на нём куда-нибудь. А теперь выходит, этого не случится?
Гора круто уходила вверх. Господин по-прежнему шёл легко, но Гиацу пришлось кое-где пробираться ползком, чтобы ненароком не сорваться. Наконец, они добрались до небольшой плоской площадки — той самой, которую будто бы раздавил своим копытом огромный Небесный Лось. Лишь один большой валун — остатки былого гребня — тянулся заострённой вершиной вверх.
— Мы пришли! — сообщил Оллид.
Прямо в валуне стала проявляться дверь, которой до того не было видно. Её огибали загадочные знаки, так похожие на те, что серебром окаймляли плащ колдуна с зелёной стороны. Оллид приблизился к двери и велел:
— Отворись!
И она тяжело отъехала в сторону, приглашая путников спуститься в кромешную тьму. Гиацу стало жутко:
— Господин, — испуганно позвал он, — а в этих горах есть кто-нибудь ещё? Ну, другие люди или колдуны, кроме тебя?
— Нет.
Сильный ветер ударил Гиацу, и дрожь прошла по его телу: то ли от холода, то ли от страха. И всё же он задал ещё вопрос:
— А я смогу один порой куда-нибудь ходить? Может, ты будешь отпускать меня в ближайшую деревню?
Оллид смерил его взглядом:
— Зачем тебе? — спросил он.
— Неужели мы тут всегда будем сидеть?
— Именно так, — подтвердил Оллид. — Пока ты не знаешь этих гор, одному тебе лучше не ходить. Вниз, конечно, спустишься, но дальше я за тебя не ручаюсь. Да и до ближайших деревень здесь очень, очень далеко.
Гиацу совсем сник. Даже поклажа за спиной показалась ему теперь непомерно тяжёлой. До него вдруг дошло, что господин совсем не шутил, рассказывая, как он не любит жить рядом с другими людьми. Похоже, Оллид-тан и впрямь собирался запереться в Диких горах и не высовывать отсюда даже носа. Для Гиацу это означало, что он не только не сможет отыскать Тсаху и других ребят из родной деревни, на что семанин втайне надеялся, но и больше никогда не заведёт друзей среди сверстников. Да, не все алльды были ему рады, но Мьярн и Гьяра, в конце концов, охотно приняли его в свои игры! Неужели он никогда не увидит даже их?!
Гиацу судорожно сглотнул. Оллид стоял перед ним: непоколебимый, сильный, мрачный, и плащ его яростно трепыхался от холодных порывов ветра. За спиной колдуна чернел уходящий вниз провал пещеры, в которой, видно, отныне придётся жить. Семанину показалось, что если он зайдёт туда, то никогда не выйдет обратно, никогда больше не увидит белого света... И ноги его сами собой сделали шаг назад. Брови Оллида взметнулись:
— Гиацу, ты поклялся служить мне до последнего вздоха, — тихо напомнил он. — И сам просил оставить тебя моим слугой...
Помнится, на этом самом месте и явилась колдуну мёртвая Тахиё, умоляя вызволить сына из рабства. Порывы ветра сделались яростнее: казалось, вот-вот они сдуют худенького семанского мальчишку с горы, и он кубарем покатится к подножию, объятому густым туманом. Ноги Гиацу подкосились, и он упал на колени, спрятав лицо в ладонях. Всё его тело сотрясалось: холодно... как же здесь холодно! На небо набежали тёмные облака, прикрывшие часть звёзд и тонкий месяц, едва поднявшийся над горизонтом, и ночь стала ещё непрогляднее.
Наконец, Гиацу совладал с собой. Он отнял руки от лица и твёрдо пообещал:
— Господин, я не нарушу свою клятву! Но мне... очень страшно, — признался он почти шёпотом. — Меня пугает эта гора. Я не хочу всё время сидеть в ней. Я хотел бы видеть других людей, солнце... — он поднял глаза к почерневшему небу. — И звёзды...
Их было ещё немного видно: облака не полностью заволокли раскинувшийся над миром небосвод. Мерцающие серебристым светом точки — далёкие и негреющие огни чертогов Халльфры, которые даже на вершине Лосиной горы не стали ближе и теплее. Вот снова одна покатилась вниз: должно быть, кто-то из мёртвых печалится об участи, ждущей Гиацу... Но за первой полетела и вторая, и третья: сотни серебристых точек вдруг сорвались с неба и, кружа в бешеном танце, понеслись к земле. Гиацу в недоумении моргнул, но понял, что ему не кажется: звёзды в самом деле продолжали спускаться.
Оллид тоже поднял взгляд к небу. Бешеный ветер, круживший по Диким горам, постепенно стих и отправился к подножию, толкать туман в белёсые сырые бока. Гиацу вытянул руку и, перестав дышать, наблюдал, как крохотная звезда опускается ему прямо на ладонь, а через мгновение обращается в капельку ледяной воды. Звёзды падали и падали, ложась на плечи мальчика, на неровные каменистые поверхности, на скудную растительность, торчавшую из редких расщелин. Прошло совсем немного времени, а Гиацу, онемев от изумления, уже сидел посреди серебристо-белого моря.
— Это снег, — улыбнувшись, пояснил Оллид и добавил громче и торжественнее: — Похоже, Дикие горы приветствуют тебя, Гиацу, сын Атхая!
Он сделал пару шагов вперёд и поднял мальчика с колен:
— Кто сказал тебе, что ты не будешь видеть солнце и звёзды? — спросил колдун, пристально глядя в глаза слуги. — Я не собираюсь запирать тебя в пещере. Мы просто будем здесь спать. Ты ведь не хочешь замёрзнуть насмерть, заваленный снегом?
Гиацу замотал головой: конечно, он не хотел! Но...
— Тогда идём скорее, — поторопил Оллид. — Даже я продрог!
Он уверенно шагнул во тьму пещеры, и та мгновенно поглотила его, будто колдуна и не существовало никогда на этом свете. Гиацу глубоко вздохнул, собираясь с духом. Он сделал шаг, ещё и ещё... Вход был прямо перед его носом, но изнутри не доносилось ни звука. Мальчик обернулся, бросая взгляд на небо: облака уже сползали с него, вновь обнажая яркие огни. А внизу, под ними, расстилался переливающийся серебром мир, погруженный в вечный сказочный сон. «Так вот ты какой, снег, — подумал семанин. — Такой холодный и такой красивый, что можно даже умереть».
И, сжав кулаки, Гиацу решительно шагнул за порог пещеры. Тяжёлая каменная дверь тотчас затворилась за ним, возвращаясь на прежнее место, и стихла Лосиная гора. Лишь ветер поднялся к её вершине, но легонько разметав следы, оставшиеся на снегу, тут же унёсся прочь. И мир продолжил спать, укрытый лёгкой тканью из чистого серебра.
***
А далеко на юге молодой лисьепадский князь Мьямир вдруг распахнул глаза и резко сел в своей постели. Разгорячённое тело его покрыли капельки пота, насквозь пропитав рубаху. Мьямир в остервенении стащил её с себя и швырнул на пол.
Ночь нынче выдалась необычайно холодная, но в доме было тепло. Растопленная печь всё ещё грела, хотя дрова внутри давно прогорели и даже угли уже почернели и развалились. Мьямир опустил босые ступни на дощатый пол, застеленный заморским ковром, и в задумчивости потёр лицо.
Странный сон приснился ему: настолько живой, будто всё происходило в самом деле. Возможно ли, что кто-то из умерших предков пытался что-то сказать ему? Уж не отец ли, по которому совсем недавно отпылал погребальный костёр? А, может, сами боги благоволят молодому князю, едва принявшему власть, и посылают вещие сны?
Мьямир поднялся и, подойдя к окну, распахнул плотно закрытые ставни. Ледяной ветер тотчас ворвался в покои, выдувая из них тепло и холодя взмокшее тело князя. Но то был приятный холод: он остужал и голову. Несколько крохотных снежинок вдруг пронеслись мимо Мьямира. «Какая ранняя нынче зима, — подумал он. — Ещё ведь и листья не все с веток осыпались».
Но снег не торопился ложится: чуть покружив в стылом воздухе, он сгинул, как и не было. Ветер быстро гнал облака, и тонкий месяц порой проглядывал сквозь них, вися кривой ухмылкой над спящим княжеским двором. Мьямиру отчего-то почудилось, будто месяц смеётся над ним: мол, сколько зим будешь ты, княже, искать, а всё равно ничего не отыщешь. Отец твой не смог, дед не смог, и ты не сможешь.
Князь нахмурился, сжимая кулаки: не бывать этому! У него, Мьямира, сына Гаранура, обязательно получится! Ведь он собственными глазами видел во сне, что живёт в одной из деревушек Лисьей Пади колдунья, притворяющаяся простой знахаркой, и ходят к ней люди, лечить свои хвори да недуги. Мьямир явился к ней такой же точно ночью, как теперь, и одним сильным ударом снёс с плеч её непокорную голову. И сила, колдовская, желанная, наконец, потекла по его рукам...
Князь поднёс ладони к лицу. Пальцы его едва заметно дрожали, и Мьямир сжал их. Он ведь только что чувствовал её, эту силу, ощущал, как она взаправду струится по его жилам, заполняя собой всё тело, наделяя невиданным могуществом! Ох, что это было за чувство! Мьямир многое бы отдал за то, чтобы испытать его наяву.
Князь бросил взгляд в угол, где едва заметно светился неземным серебристым сиянием расписной посох. Его обронил в покоях Рована колдун Инг в тот роковой день. Да как потомки убитого князя ни пытались, не удалось им разгадать секрет посоха. По всему выходило, что никаких чар в нём нет, лишь сплошное сияние да красивые завитушки. Но у Мьямира было иное мнение на этот счёт. «Кажется, я знаю, как использовать эту вещицу», — подумал он, прищурившись.
Сколько зим его предки искали Инга Серебряного! Сколько людей — и молодых, и старых — убито по всей Лисьей Пади, но среди них — ни одного колдуна! Мьямир и сам ездил недавно в Горнскую Высь, чтобы высмотреть деревенского лекаря, о котором шла большая слава, да тот уже отправился к Халльфре. Однако ведь рождались на свет не только колдуны, но и колдуньи: отчего же князья так мало ими интересуются? Говорят даже, будто одна такая сидит на Гиблых болотах, да Мьямир не спешил проверять: сидит или нет, всё одно — утонешь там с концами.
Нет, жизнь свою стоит пока беречь, она и так рано закончится... Только-только ведь подходит шестнадцатая зима. Успеть бы пожить! Да как тут успеешь, когда дел у князя невпроворот: управиться бы... Вон воевода Хугар уже обозвал Мьямира пустоголовым мальчишкой. Сплюнул под ноги: «Не дорос ещё — князем зваться». Рассердился воевода, что юный князь ускакал в какую-то Дьяром забытую Илльгирку, когда враг почти на пороге. А выбирать слова Хугар совсем не привык. «Это он зря! Мы ещё посмотрим, кто здесь пустоголовый! — топнул ногой Мьямир. — Я ему ещё покажу!»
Но в чём-то он в самом деле прав, этот Хугар. Колдуны колдунами, а всякий раз, стоит помереть прежнему князю, как ерилльская дружина уже подходит к воротам, будто только и ждала, что погребального костра как некого знака. Всё кажется этим болванам, что если новый князь столь молод, то не сможет дать отпор, и Лисья Падь попросту рухнет.
«Ну уж нет, — зло рассмеялся Мьямир. — Я за своё княжество насмерть стоять буду! Я этих ерилльских псов лично покромсаю: будут знать, как на Лисью Падь рты разевать! Силу бы мне ещё колдовскую... Тогда ни один враг подойти не посмеет».
Но не стоит больше так срываться на поиски, иначе дружина рассердится и, чего доброго, пойдёт против своего князя. Проблем тогда не оберёшься. И нельзя позволять судачить о том, что князь лично ездит по лекарям, будто послать никого из людей не может. Не княжеское ведь это дело... Даже своим лучше не знать.
Ну а что до Ерилль-града, то битв юный князь не страшился. От проклятия Инга тоже есть польза: по крайней мере Мьямир скорее всего доживёт до отведённого срока. Просвистит мимо чужая стрела, не проткнёт князя вражеский меч. А как наступит тридцать третья зима, так сердце само и остановится. Сколько уже минуло времени, а род Рована всё не прерывается, уверенно держа Лисью Падь в своих руках, и раз за разом у князей рождаются сплошь сыновья. Чего ж хотел добиться Инг Серебряный своим проклятием?..
«Как холодно нынче! — вздохнул Мьямир, провожая взглядом ещё несколько снежинок. — Илльтор, ерилльский князь, скорее всего отзовёт воинов до лета. А летом я вышлю ему навстречу Винлинга с дружиной — уж он-то тепло его поприветствует... Хорошо бы Винлинг за меня ещё и дочку свою выдал: страсть, как она хороша! Ну да это ждёт. А пока...»
Мьямир захлопнул ставни и, вернувшись в постель, вновь вытянулся во весь рост. Пока что стоит ещё поспать.
Знахарка, значит... Найти бы её теперь.
***
Итак, друзья, часть первая, «Слуга колдуна», на этом кончается. Несмотря на то, что она заняла без малого двенадцать авторских листов (а это полноценный роман!), она даже не является половиной «Огней чертогов Халльфры», и впереди вас ждёт ещё много интересного.
Обратили ли вы внимание на историю о князе Миргане, сыне Ринука Рыжего? Это тот самый, который сначала повелел рубить Тёмный лес, потом жечь, и всё очень плохо кончилось для Лисьей Пади: княжество едва не сгорело! А уж сколько дровосеков погибло в страшных чащах, лучше даже не вспоминать... Так вот, на моей обложке есть лисица ? символ Лисьепадского княжества. И сидит она... рядом с пеньком. Это те самые пасхалочки, которые мы вместе с художницей Дарьей Вдовиной разбросали по иллюстрации (обложку можно посмотреть поближе во вступительном слове от автора).
Кстати, а с другой стороны леса вы можете найти лося. Его обычно почти никто не замечает: я намеренно просила Дашу сделать его сливающимся с лесом. Возможно, вы помните, что лось являлся символом погибшего Тусарского княжества, родного княжества Оллида? Именно поэтому лося на картинке едва видно. И именно поэтому конь Оллида скачет прочь от него, ведь Тусар-града больше нет на свете. Однако он всё ещё есть в душе самого колдуна, и потому я хотела, чтобы он был на обложке.
Оллид и Гиацу непременно вернутся на страницы моей истории, но не сразу: пройдёт целых десять зим прежде, чем вы встретите их вновь. А пока я расскажу вам о других важных персонажах, о которых до того лишь намекала. Во второй части, «Отряд Мираны», вы найдёте и лисьепадского князя Мьямира, и дочь Винлинга, на которой он желал жениться в конце тринадцатой главы, и даже город-крепость Ощрицу — ту самую, что была основана на месте битвы Тусарского и Лисьепадского княжеств (см. концовку седьмой главы и начало восьмой). А также вас ждёт, наконец-то, встреча с Вязким лесом и проклятыми гадурскими воронами, которые тенью летают туда-сюда сквозь главы романа (четверо воронов есть также и на обложке). И слава всем алльдским богам, что эта встреча ждёт вас лишь на страницах, и не более того! Так что не переключайтесь!))
Если вам нравится моя история, лучший способ поддержать меня ? оставить отзыв или стать моим доном вконтакте: там выложены последующие главы, не опубликованные пока больше нигде. Ссылку найдёте в моём профиле.
И как всегда — до скорых встреч в колдовском краю алльдов!
Ваша Алёна Климанова.
