ГЛАВА 1
Вернувшаяся вечером в воскресенье Алька в своем репертуаре влетела в блок шумным вихрем.
- Эй, подруга, гуляем! Мне столько жратвы от родственников перепало - на месяц хватит, заживем, как принцессы, там даже клупика… - она осеклась и выронила сумки, мгновенно перестав улыбаться, - есть. Что это ты делаешь? – возмутилась крылатка, опомнившись.
Лили мельком обернулась и продолжила укладывать последние вещи в саквояж, с которым приехала сюда каких-то несколько месяцев назад, а казалось, что с тех пор прошла целая жизнь.
- Уезжаю, - просто ответила она, пожав плечами. – Завтра напишу заявление на имя ректора с просьбой отчислить меня и вернусь домой.
- Совсем сдурела, мать?! – взвилась подруга и вырвала у Лили из рук кофточку, которую та, аккуратно сложив, собиралась поместить в саквояж к остальным вещам.
Русалка не стала сопротивляться или пытаться отнять её, снова пожала плечами и поплыла в ванную собирать вещи там. Её половина комнаты уже была приведена в нежилой вид: все семейные кадрофоты– с бабушкой, дедушкой и Джес, - и милые пустяки вроде морских бабочек из полипов, придающие уют помещению, оказались убраны, и голые стены сиротливо белели штукатуркой.
- Какая мурена тебя укусила? – не отставала Алька, вплывая следом за русалкой в ванную, и распахнула глаза, а потом сузила их. – Это он, да? Поссорились с Роном, этот придурок чем-то тебя обидел, и теперь ты…
- Нет, - поспешила оборвать её логическую цепочку Лили, - Рон здесь вообще не при чем. Он ни разу ничем не обидел меня, это только мое решение.
- Может, остановишься наконец и поговоришь со мной нормально?! – взорвалась Алька, выхватила у неё из рук принадлежности для умывания и швырнула их на пол. – Или забыла, как ещё позавчера вся светилась счастьем и энтузиазмом, и мы обсуждали, как порвем этот город на конкурсе?
От её слов из русалки, которая держалась из последних сил, словно воздух выкачали. Она присела на край ванны и, сникнув, закрыла лицо ладонями.
- Я была такой дурой, - произнесла она глухо из-за сомкнутых пальцев.
- Конечно, дурой, - подтвердила Алька, присаживаясь рядом и обнимая её за плечи, - только не была – ты сейчас дура, потому что из-за какой-то нелепой прихоти собираешься отказаться от шанса всей жизни и уехать обратно в свою дыру, чтобы киснуть там до конца дней на какой-нибудь полипоперерабатывающей фабрике. – Видя, что Лили собирается возразить, подруга вскинула ладонь. - Вот только не надо заливать мне про перспективы какого-нибудь Запрудья или Болотнинска. Я сама из такого городка и прекрасно знаю, что их там просто нет, а главное событие жизни – выйти замуж за какого-нибудь идиота, который будет каждый вечер просиживать зад за кружкой водорослевой воды с дружками и делать тебе каждый год мальков.
От последнего слова Лили вздрогнула, и тщательно сдерживаемую плотину прорвало. Она затрясла плечами, тихо и безнадежно всхлипывая. Вот как, как рассказать Альке, для которой прошло всего два дня, что для Лили за эти два дня мир заново воскрес и рухнул? Не треснул, не пошатнулся, а именно рухнул, так что камня на камне не осталось.
Продолжать жить в столице и дальше, плавать на занятия и делать вид, что ничего не произошло, а накануне конкурса притвориться больной и смотреть вместе со всеми по водоскрину, как какую-нибудь Вивиан Шериан объявят образцом добродетелей и новой фрейлиной принцессы, и Лили окончательно убедится, что в этом мире нет справедливости? Нет уж, лучше вернуться домой, в Чернопруднинск – Алька почти не ошиблась, - и поскорее забыть эти несколько месяцев, забыть, что когда-то была адепткой лучшей Академии Подводного мира и надеялась на что-то в этой жизни. Лучше уж вообще ни о чем не мечтать, чтобы потом не было так больно падать на острые пики реальности.
Наверное, Лили должна была ненавидеть Эрика, сломавшего её жизнь, превратившего её в ад из-за минутной прихоти или скорее похоти, но она даже этого не могла. В ней не осталось чувств, все выгорели, кроме чувства обреченности. Может, даже лет через десять или двадцать она забудет все, что случилось с ней в столице, заново привыкнет к тихому течению, нет, стоянию жизни в Чернопруднинске, выйдет замуж за кого-нибудь из местных и остаток жизни будет лаской и заботой искупать, что досталась ему испорченной. Нет, тут же одернула себя Лили. Даже этого не будет – она никому не покажет несмываемое клеймо на своей шее – след от ошейника. Сам ошейник Эрик снял, но вот та розовая, будто обожженная полоса, на нежной коже и небольшое пятнышко на груди в месте, где висел коралл, вряд ли когда-то исчезнут бесследно. Пусть уж только она их видит.
- Ну, теперь-то ты мне расскажешь, что стряслось? – спросила Алька, когда Лили немного успокоилась. – И мы вместе подумаем, как все исправить.
Русалка покачала головой.
- Ты не исправишь, Аль, спасибо, но не не исправишь.
Подруга прищурилась.
- Эй, хочешь сказать, что в мире есть что-то, что мне не по зубам?! Тебе это сошло с рук только потому, что ты моя подруга и плохо сейчас соображаешь – мозг вытек вместе со слезами.
Русалка слабо улыбнулась и вздохнула. Алька ведь не отстанет, а Лили все равно не изменит решение.
- Я порвала пригласительный.
- Что? – захлопала глазами крылатка.
- Именной пригласительный на конкурс, магически заверенный печатью и подписью Его Величества, я… случайно порвала его.
Подруга посмотрела на неё так, словно Лили только что призналась в кровавых жертвоприношениях мальков по ночам в их ванной.
- Как ты умудрилась? – наконец выдавила она.
- Уничтожала ненужные черновики, с которых уже переписала домашку, и случайно порвала и его. А он рассыпался пеплом.
Повисла долгая пауза.
- Ну ты даешь, мать! – выдохнула Алька обескураженно, но тут же встряхнулась и хлопнула в ладоши. – Так, без паники, нос выше, мы что-нибудь придумаем. Завтра с утра плавник в руки и плывешь к ректору, каешься в своей несусветной глупости и просишь его написать прошение в королевскую канцелярию, чтобы они выслали новый Пригласительный, вот так! – Алька улыбнулась во все двадцать четыре зуба, обрадованная, что решение проблемы найдено. Вот только она знала лишь половину проблемы, и Лили не собиралась посвящать её в оставшуюся часть.
Ситуацию с пригласительным, наверное, и правда можно было бы уладить, и ректор, посчитав её последней идиоткой, все-таки отправил бы прошение в канцелярию и даже получил бы от них новый документ, вот только какой в нем смысл, если Лили все равно не пройдет медпроверку перед конкурсом?
Способ, к которому прибегли для решения аналогичной проблемы Вивиан и Кора, вызывал у неё отвращение, а другого не существует.
Хотя Алька и тут нашлась бы: потащила бы к Морским Стражам писать заявление на Эрика Дэвлина, мол, все произошло против воли Лили, пусть выдадут справку о смягчающих обстоятельствах для конкурсной комиссии. Русалка представила, как Стражи покатываются со смеху, читая её заявление: «Сколько-сколько раз, говорите, кончили во время этого так называемого принуждения?» И вся Академия, и все жители королевства, прилипшие к экранам водоскринов, будут знать, что у неё «особенные обстоятельства», а за спиной злословить, что девушка просто развлекалась на полную катушку, а потом спохватилась о последствиях и теперь вот очерняет любовника. Ну кто в здравом уме поверит, что она не хотела Эрика? Эрика, с его черными, как омуты, глазами, с его отрицательным обаянием и бешеным нравом, известным на всю Академию? Да девять из десяти адепток перегрызли бы друг другу глотки за шанс прыгнуть к нему в постель – Эрик ведь не просто хвастался в пятницу, это действительно так, - охмурить и женить на себе морского черта, а заодно, конечно, и огромное состояние его семьи.
И если быть до конца честной с собой, то Лили тоже его хотела. Несмотря на все отвращение к своему бесправному положению и вещам, которые он заставлял её совершать, девушка ничего не могла поделать со своим телом. Оно всегда откликалось морскому черту. Но вот разуму, разуму было очень плохо. Разве это правильно, испытывать стыд и отвращение к себе после близости с мужчиной? Близость должна дарить радость, а не чувство, что тебя испачкали. Поэтому, как бы ни хотела, по своей воле Лили никогда бы ему не отдалась. Как можно добровольно дарить себя тому, для кого твои желания ничего не значат, и кто считает тебя вещью для удовлетворения собственных потребностей?
Что самое грустное, Лили, пожалуй, могла бы полюбить Эрика, прояви он по отношению к ней хоть каплю тепла и уважения, на которые любая девушка вправе рассчитывать от своего парня. Вот только он не её парень, и как девушка, как личность, она ему не нужна. Только как красивое тело. И чихать морской черт хотел на её мнение и переживания.
Нет, даже Алька не настолько оптимистка, чтобы предлагать идти против Дэвлинов. Их размажут, как икру, и, главное, добиться все равно ничего не выйдет. Власть имущие всегда будут творить, что хотят, как этот советник Его Величества, дон Валерио, и ничего им за это не будет. А расплачиваются такие, как Лили и Алька, за которых некому вступиться.
- Ну так что, - вмешался в эти рассуждения бодрый голос подруги, - здорово я придумала, да?
- Здорово, - вздохнула Лили, - только я все равно не изменю решение. Я просто поняла, что мне это больше не нужно.
Почему-то многие, слыша спокойный ответ, видят в том неуверенность или слабохарактерность и считают, что нужно просто посильнее надавить, чтобы переубедить собеседника. Вот и Алька взвилась с места и принялась плавать туда-сюда, активно жестикулируя и втолковывая Лили, как она не права. Потом резко остановилась, всплеснув руками.
- Вот я треска! Тебе ж почта пришла, ещё в пятницу. Я взяла, думала успею передать, но в итоге пришлось с собой забрать.
Она нырнула в комнату, и Лили поспешила за ней.
- Держи, – протянула подруга конверт из рыхлой дешевенькой водоросли. – Надеюсь, это письмо поднимет тебе настроение. Оно ведь из дома, да? – спросила она, заглядывая Лили через плечо.
- Да, - отозвалась русалка и, слегка нервничая, открыла его.
У Джес не было мобильфона, дома стационарного тоже не имелось, а заказывать звонок через операционистку слишком хлопотно, да и не привыкла бабушка к новым способам сообщения, поэтому по старинке писала Лили дважды в неделю, рассказывая нехитрые новости, а в конце дедушка и сестра обычно добавляли пару строк от себя.
Но первым, что бросилось в глаза, был почерк. Не бабушкин. Письмо оказалось непривычно коротким и от Джес. Когда Лили открыла его, что-то выскользнуло из конверта, но она так разволновалась, увидев почерк сестры, что не обратила на это никакого внимания и погрузилась в чтение.
Привет, Лил! Надеюсь, у тебя все хорошо. Не буду пересказывать новости, сама знаешь, у нас здесь ничего не меняется. Недавно вот только в газете написали про предстоящий Отбор фрейлин и поместили твой кадрофот – ты же все-таки первая жительница Чернопруднинска за всю историю города, которая будет в нем участвовать. Ба и деда чуть от гордости не лопнули. В общем, ты их знаешь и сама можешь представить. А вечером приплыли соседки и трещали без умолку, как ты им всем там в столице покажешь, мешали мне домашку делать. Ладно, мне пора, а тебе передавали море поцелуев. Ты, наверное, немного удивилась, что пишу я, а не бабушка. Дело в том, что она слегка приболела. Лекарь Ройкон сказал, что на этот раз точно нужно ставить имплант в течение ближайшего месяца-двух, тут уж без вариантов. Цена вопроса – около ста пятидесяти тысяч золотых. Только бабушке не говори, что я тебе сказала, она бы меня убила. Но я считаю, что ты должна знать. Только не волнуйся, ей уже лучше, правда, а господин Ройкон и раньше ведь всякими ужасами пугал.
Любящая тебя Джес
Дочитав, несколько мгновений Лили не могла пошевелиться. Бодрый тон письма её не обманул: ситуация серьезная. Проблемы с сердцем у бабушки начались два года назад – поставили диагноз разжижение. И тогда же они встали в очередь на трансплантацию, но лекарь Ройкон говорил, что пока ситуация терпит, что такое сплошь и рядом встречается у пожилых людей. Да и деваться им в отсутствие денег было все равно некуда – только ждать. А теперь вот ситуация переменилась. Лили содрогнулась, представив, как напугана Джес. Ещё бы: старшая сестра в столице, бабушка лежит с приступом, а дедушка, наверняка, сам жутко растерян. И все это свалилось на голову малышке, которая плавает в предпоследний класс!
Джес была на два года младше, ей недавно исполнилось шестнадцать, но для Лили она всегда была ребенком, рано лишившимся родителей и нуждающемся в повышенной заботе и опеке.
- Неплохо вышла, - заявила Алька, подняв с пола выпавший листок – тот самый кадрофот, который сестренка вложила в письмо.
Они взяли его из альбома выпускников. Лили, только что с отличием закончившая школу, улыбалась на нём радостно и как-то растеряно, словно до сих пор не могла поверить, что сделала это.
- Так что пишут в письме?
- Мне срочно нужно домой, - пробормотала русалка, заметавшись по комнате и быстро кидая в саквояж оставшиеся вещи. – Бабушка серьезно больна, я должна быть рядом.
Лицо Альки съехало.
- Извини, надеялась приободрить тебя, а в итоге…
- Ты здесь ни при чем. Наоборот, я благодарна, что ты передала письмо! – воскликнула Лили, а сама невольно задумалась, как все сложилось бы, если б оно попало к ней сразу, ещё вечером пятницы. Может, она поплыла бы из Академии прямиком на станцию и не встретилась бы с Эриком в общежитии? И тогда бы сейчас она…
Нет, встряхнулась Лили, она не будет жалеть о том, что не сбылось. Все случилось так, как случилось, прошлого не изменить, зато можно повлиять на будущее. В последние полгода казалось, что здоровье бабушки поправилось, приступы не повторялись, и они забыли о проблеме, наивно поверив, что та решилась сама собой. А она не решилась. Проблема зрела, как нарыв, а теперь вот он прорвался…
- Прости, что спрашиваю, но как ты ей поможешь? – произнесла Алька, прочитав, с разрешения Лили, письмо. – Здесь сказано про сто пятьдесят тысяч золотых. Знаю, паршиво сейчас прозвучит, но самый реальный способ достать такие невероятные деньги – это участвовать в конкурсе. Приз – пятьсот тысяч. Победишь, и сможешь помочь бабушке. А если выиграю я, то половина будет твоя. Но мне без тебя не справиться, мы же одна команда, да?
Лили замерла на середине комнаты, тронутая до глубины души.
- Алька, - выдохнула она, бросившись подруге на шею и крепко её обняв, - как же я тебя люблю! Поэтому прости, что разочарую, но решение не изменю. И больше не будем говорить на эту тему.
Алька сделала ещё несколько попыток продолжить разговор, но, увидев, что все бесполезно, тяжело вздохнула и принялась разбирать свои вещи.
Она не знала, что Лили уже сейчас способна помочь бабушке, и те самые сто пятьдесят тысяч золотых, даже не так – сто раз по сто пятьдесят тысяч золотых, - у неё есть. Преспокойно хранятся в поясе, подаренном гвардейцем. Русалка дала себе слово не брать больше ни единой раковины, кроме той, которую она заложила, чтобы заплатить за новый танцевальный наряд. Несмотря на слова Рона, она надеялась ещё когда-нибудь встретить загадочного дарителя и вернуть ему столь несуразно щедрый подарок.
