Боялись, что она снова сможет повторить превращение, и не знали, что эта способность действует только один раз за реальность.
— Ты же не бросишь её тут? — с надеждой спросил Кай. Перед ним — мёртвая Гидра, зарезанная тем, кто в игре не участвовал. Сзади него Гранит не церемонясь тащил на плечах, как добытого волка, Хаски. Сам он связан, со сломанной рукой, эта игра точно проиграна.
У Акросса ещё осталась почти половина замка. Даже если крыши в ней дырявые и туда будет проникать дневной свет — есть подземелье. Сыро, грязно, зато достаточно темно, чтобы не бояться солнца. Однако почти утро, небо уже розовело, и Акроссу некогда подбирать и закапывать трупы, а Гранит и так достаточно занят.
— Она враг. Попыталась тебя убить, и сама была убита. Всё логично, — подал голос тот. — И не заставляй меня каждый раз объяснять тебе её смерть. Или забирай её в команду.
— Она не уйдёт, — оборнулся к нему Кай, снова собранный. Понимал, что просить бесполезно, и потому храбрился. — Я могу остаться тут и похоронить её и…
— С чего вдруг? — припечатал обернувшийся Акросс, глядя на него сверху вниз. Кай напомнил ему, что да, Гидра никогда не перейдёт в другую команду, она будет защищать своего капитана. Не Акросса. Даже если позвать её в штаб, показать свою комнату, познакомить с Тимом и Барсом — она вернётся и расскажет обо всём Каю, который ничего знать не должен. Ни о прошлой команде, ни о том, куда делся Легион, ни о том, что когда-то Акросс был ещё слабее, чем этот мальчишка. Возможно, поэтому они до сих пор и оставались в этих непонятных недоотношениях. Да и о какой любви может быть речь, если Кай, просто друг, ей дороже?
Кай под его прямым взглядом стал только решительнее, смотрел на него теперь как на фашиста, но так даже лучше. Их противостояние для Акросса не укладывалось в понятие «игры», потому что он, загнав Кая в угол, не мог просто пожать ему руку и пожелать удачи в следующий раз. Есть люди, которых ненавидишь ни за что, и Вега придумала ему именно такого противника. Будь они шахматистами, в конце партии Акросс бы как мальчишка кидался в Кая «съеденными» пешками.
И всё же, той же ненависти Вега не дала Каю, и шаг за шагом Акросс сам воспитывал это в нём. И сейчас как раз был нужный для этого момент.
— Можешь пожаловаться ей на это в штабе, — прибавил Акросс.
Вампиры — в подземелье замка, поэтому верхние комнаты с осыпающимся потолком остались Каю под надзором Гранита.
Каморка небольшая, для прислуги, здесь помещалась только кровать, шкаф и маленький столик на одного. Но всё же, кровать была и на неё можно положить ещё дышащего Хаски. Кай не был уверен, понимал ли тот, что происходит вокруг или давно уже в агонии, во власти предсмертных кошмаров.
В комнате не было окон, она заперта и снаружи иногда слышались шаги занятого чем-то ещё кроме их охраны Гранита. Кай закутал Хаски в одеяло, перевязал как мог обрывками простыней и сел на пол рядом, сам не зная, чего ждёт. Возможно, Акросс приказал не добивать Хаски потому, что сейчас тяжёлый хрипящий пёс — гиря на ноге Кая, как у арестанта. Он слышал неровное собачье дыхание, и оно отвлекало его от боли в запястье. Ему казалось, что Хаски больнее. Он вздрогнул от неожиданности, услышав совсем рядом человеческий голос:
— Акросс заставил тебя смотреть на то, как я умираю? Вот же…
— Ты превратился, — констатировал зачем-то Кай, обернувшись. — Повязки не жмут?
— Эй. Я не чувствую боли, — напомнил Хаски и облизнул губы. Он лежал, завернувшись в одеяло до самых ушей, лицо было покрыто испариной, хотя в комнате прохладно и сквозняки.
— Зато Акросс теперь знает, что её чувствую я, — с сожалением сообщил Кай. Хаски, пропустивший этот момент, как и весь тот разговор в столовой, тяжело вздохнул, ойкнул, и снова дышал часто какое-то время, но успокоился, заговорил размеренно:
— Серьёзно, даже я никогда не понимал, почему ты выбрал боль. Мы оба знаем, что ты не мазохист.
— И мы так же оба знаем, что я выбирал не боль, а способность чувствовать мир… И что чувствую я его тоже не полностью. Не так, как Акросс.
— Слышу зависть в твоём голосе. Если бы ты чувствовал так, как Акросс, ты бы больше никогда сюда не сунулся. Насколько реальны ощущения?
— Меньше, чем в половину, — отозвался Кай, глядя перед собой. Он понимал, Хаски больно, но тот разговаривал как ни в чём ни бывало — не нужно, чтобы Кай видел его страдания. Хватало и того, что Акросс приготовил дальше, не зря же так суетился за дверью Гранит.
— Я бы на твоём месте попытался получить от игр более приятные ощущения. Хотя бы тут перестанешь быть девственником.
Кай, казалось, передумал переживать по поводу того, что Хаски больно, и он умирает.
— Опять ты, — проворчал Кай, Хаски засмеялся — всё же осторожно, чтобы не задеть раны. — Ты это специально?
— Специально что?
— Поддеваешь меня. Чтобы я не сожалел о том, что ты умираешь?
— Нет. Просто решил лишний раз напомнить. Надеюсь, Акросс не подслушивает под дверью, а то у него будет ещё один козырь против тебя.
— Да? Интересно, и как же он сможет его использовать? — прошептал Кай. Тема ему не нравилась, Хаски сейчас оправдывало только его ранение, поэтому тот даже не смеялся, хотя Кай готов был поклясться, что он всё равно улыбался. И, когда молчание затянулось настолько, что Кай почти поверил в наличие у Хаски совести, тот продолжил:
— А мы всё гадали, спишь ты с Королевой или нет.
Кай выругался себе под нос, потом мстительно предложил:
— Давай попробуем тебя добить. Нож у меня отобрали, но есть шкаф. Если уронить на тебя шкаф, то отправишься в штаб дальше обсуждать с Дроидом мою личную жизнь.
— Ну да. И оставить тебя тут одного? — с проступающей в голосе смешинкой парировал Хаски, но тут же трагично закашлялся, укутался сильнее, пряча кровь. — Знаешь… Это его «Далеко ли убежал?», в этом же тоне кажется таким знакомым. Может ли быть, что мы встречались с ним раньше?
— Может, ты что-то путаешь? — пожал плечами Кай. Стало легче от того, что Хаски перестал его подкалывать.
— Разве оборотни не должны регенерировать? — снова сменил тему, как и настроение, Хаски.
— Охотничий нож. В смысле из наших охотников. Серебряное освящённое лезвие, всё такое… Если бы была надежда на то, что ты выживешь… Думаю, они сделали бы в тебе ещё пару дырок.
— Как насчёт уронить шкаф на себя, Кай? Обломать ему победу.
— Не поможет.
Хаски за его спиной снова завозился, накручивая на себя одеяло. Кай думал о том, что одному — не так страшно и стыдно. Куда хуже, когда кто-то из команды оставался в живых, чтобы увидеть, как его убьют.
Акросс сам открыл комнату после захода солнца. В полутьме Кай по-прежнему сидел на полу, прислонившись к кровати спиной. Поднял голову от колен, попытался рассмотреть, кто на пороге, но не нападал. Смерть команды всегда немного лишала его той силы воли, с которой он обычно начинал игру.
Одеяло на кровати было с огромным красным пятном по центру, кровь просочилась даже через шерсть и ткань. И Хаски точно остался внутри этого кокона, только человеком, а не собакой, как его тут оставили. Акросс думал, что Кай, наверное, не оборачивался после того, как тот умер. Подсознательно чувствовал и потому не смотрел. А ещё о том, что после смерти команды держать Кая в реальностях подольше было бы ещё одной пыткой. Но у Акросса нет никакого желания соревноваться с ним в упрямстве.
Кай не шарахнулся и когда Акросс от двери прошёл вглубь комнаты, к нему, видимому в том неровном свете, что исходил от проёма. Каю пришлось задрать голову, чтобы посмотреть в лицо противника.
— Выглядишь как человек, которому уже всё равно, — бросил Акросс разочарованно.
— Разве это может избавить меня от того, что ты приготовил в этот раз? — неожиданно отозвался Кай. Акросс ожидал, что он замкнётся, уйдёт в глухую оборону и попытки не уронить лицо.
— Никогда не задумывался над тем, почему я всегда побеждаю?
— Нет, — без паузы ответил Кай. И с пола, из расслабленного и безвольного положения обречённого вдруг подскочил так, чтобы перехватить Акросса поперёк тела и по инерции вытащить в коридор, на свет свечей. Гранит молча наблюдал за дракой, прежде чем произнести:
— Честное слово, я бы чувствовал себя воспитателем в детском саду, не сжигай ты его в конце игры.
Потасовка закончилась тем, что Кай оказался прижат к каменному полу, запылённому после вчерашнего разрушения.
— Гранит, я вроде бы крест его убрать просил, а не любоваться на нашу возню, — Акросс говорил так длинно назло, будто ему не стоило никаких усилий удерживать противника. Кай вскинул голову, попытался разбить ему нос затылком и, конечно, у него не получилось. А потом Кай замер, потому что Гранит, устав от их перепалки или просто подчиняясь приказу, оставил широкое лезвие ножа над огнём одного из факелов. Казалось, Кай забыл, что крест у него не на цепочке, а вытатуирован на коже. Просто так его не сорвёшь, на то и рассчитан.
— Я не собираюсь вырезать его. Только прижгу, — «успокоил» Гранит, как безразличный стоматолог, старающийся, чтобы пациент дёргался меньше, но Кай, как ёж, свернулся клубком, спрятав татуировку, и дышал так глубоко, что Акросса как волны качали. «Он почувствует», — вспомнил Акросс и сам морщился от того, что делал, будто его самого вынуждал кто-то. Одной рукой перехватил волосы на затылке Кая, другой прижал к полу его плечо, чтобы открыть крест.
Когда лезвие прикложили, к горлу подкатила тошнота от запаха горелого мяса, но Кай не кричал, и по расфокусированному взгляду Акросс понял — он попытался сбежать, ему всё ещё есть куда. Акроссу сложно было представить, что такое ощущать боль и в играх, ведь это значит быть реальным в обоих мирах, то есть сделать то, чего сам Акросс никогда не мог. Кай ещё медитировал, пытаясь не замечать боль. Он был похож на спящего с открытыми глазами.
Кай пришёл в себя уже со связанными руками и в одной из повозок, так похожую на те, в которых перевозили «мясо» для вампиров, только он тут был один. По этой повозке он и понял, наконец, что именно Акросс приготовил на этот раз.
И уже после этого на него свалилось ощущение боли — резкой, над ключицей и ноющей в сломанной руке. Ворот был порван и крест прерывался красным треугольником ожога. Его не могли съесть из-за этого креста, во всяком случае не целиком, а теперь пропала последняя защита. Чтобы как-то отвлечься, Кай представил себе штаб — взволнованного Хаски, который не знает даже, к чему готовиться, расстроенную проигрышем Гидру и Дроида, этот с ними сидит только за компанию. Он с радостью запирался бы в комнате, когда Кай возвращался после игр. Да и сам Кай предпочёл бы быстро прошмыгнуть к себе.
Акросс прав — они всегда проигрывали. Казалось бы, игр прошли — не счесть, но всё время что-то мешало, и всё заканчивалось вот так.
— Разве не приятно будет вернуться к своим?
Кай вздрогнул от неожиданности — он и не заметил, что в повозке не один. В другом углу, в темноте, у решётки сидел Акросс — впервые в одной клетке с ним.
— Ты меня преследуешь? — как можно безразличнее спросил Кай, отвернувшись. — Куда мы едем?
— На бал.
— Не вижу на тебе бального платья.
— Шутник, — усмехнулся Акросс, всё ещё едва различимый в этой темноте. Кай сидел к свету ближе, луна сегодня сияла почти полная. Ему было видно и широкую дорогу в лесу, по которой они ехали. — Думаешь, что чувство боли нас объединяет? Разве ты не выключился из игры, когда к тебе приложили раскалённое железо? Разве ты не сбегаешь в штаб до того, как умрёшь по-настоящему?
— Меня отпускает Королева. Сам бы я сбежать не мог. К тому же… Кто тебе сказал, что я вообще чувствую боль?
— Хочешь продолжить эксперимент? Окон тут нет, чтобы от меня избавиться.
— Я понял. Ещё одна пытка. Необходимость разговаривать с тобой перед казнью, — кивнул Кай, на всякий случай сменив тему. Пропали сосны по бокам дороги, повозка начала подниматься по склону в горы. Кай заметил крепостные стены далеко вверху. Это тупик, значит — уже скоро.
— Гидра не считает разговор со мной пыткой. Во всяком случае, не в том смысле, который вкладываешь в эти слова ты.
Кай больше не отвечал. Он чувствовал близость развязки и снова пытался отвлечься. Опять представил себе штаб. В этот раз его заставил ввязаться Хаски, которому не сиделось на месте, пока капитан у Королевы. Теперь Кай хотел остаться в штабе чуть-чуть подольше и подумать хорошенько над тем, почему они всегда проигрывают. Может, стоит начать стрелять Акроссу в спину, когда выдаётся такая возможность?
Тщедушные слуги Акросса не могли с ним справиться, поэтому конвоировал его Гранит. Он и сам охотник на нечисть, но вместо рясы на нём была белая рубашка с высоким горлом и совсем не подходящим ему кружевом. Чёрт его знает, что могли подумать остальные вампиры, если выяснится, что Акроссу помогает один из охотников — станут уважать или сочтут и самого предателем.
Кая, пыльного и связанного, сначала принесли на кухню — мрачную, больше похожую на пещеру. И Кай отвернулся, насколько это возможно, находясь на плече у Гранита, чтобы не видеть происходящего здесь: кандалов и разделочных ножей.
— Этого только отмыть, — в наступившей тишине скомандовал Гранит, но никто Кая не забрал, и он сам сложил ношу в большой котел, в котором обычно готовили суп, но в этом до краёв плескалась теплая мыльная вода. Кай почувствовал, что у него начало щипать глаза, но не мог их протереть — всё еще связаны руки. Он как бы превратился в кусок мяса и ничего не в состоянии был с этим сделать, оставшись безоружен, один и в полной власти Акросса, который в любом мире изначально оказывался сильнее.
Гранит спешил. Кая нельзя было переодеть из-за связанных рук, поэтому его лишь наскоро вытерли шершавой тканью с неприятным запахом дыма, и вернули на плечо Гранита.
Акросс ждал у перил, беседовал при этом с какой-то женщиной в маске и пышном платье. В главном зале тоже почти не было света, зато шумно от разговоров. И все они стихли, когда, подойдя к перилам ближе, Акросс обратился к гостям:
— Господа!
Кай услышал прерывистое и громкое свое дыхание. Это как оказаться в собственном кошмаре.
— Как я и обещал. Главное блюдо — молодой охотник, разрушивший недавно мой замок. Ещё живой и тёплый.
И тогда Гранит сдвинулся с места, вызвав в Кае желание цепляться за что угодно, но остаться на месте, не туда, не к перилам. И постепенно его взгляду открылся первый этаж с неровным светом свечей и оттуда все как один устремленные на него красные глаза замерших хищников.
— Я попросил не разделывать его. Был уверен, что живым он будет вкуснее, — закончил с улыбкой победивший Акросс.
Первым движением оказавшийся в штабе Кай прицельно точно схватил за ворот Хаски, но замер, так и не завершив попытку то ли ударить, то ли оттолкнуть. Подоспевшая Гидра осторожно погладила руку, оторвала от ворота опешившего Хаски.
Кай наконец осознал себя лежащим на полу штаба. Тут было холодно, из-под двери дуло, сам пол белый и блестящий, как сплошной кафель. Кай отнял свою руку у Гидры, она и не обиделась, только отодвинулась в сторону, не мешая ему встать. Хаски всё ещё нависал, жадно впитывая, как Кай возвращался сюда, в штаб, в безопасность, поэтому Кай сначала глухо обратился к нему:
— Ты же не бросишь её тут? — с надеждой спросил Кай. Перед ним — мёртвая Гидра, зарезанная тем, кто в игре не участвовал. Сзади него Гранит не церемонясь тащил на плечах, как добытого волка, Хаски. Сам он связан, со сломанной рукой, эта игра точно проиграна.
У Акросса ещё осталась почти половина замка. Даже если крыши в ней дырявые и туда будет проникать дневной свет — есть подземелье. Сыро, грязно, зато достаточно темно, чтобы не бояться солнца. Однако почти утро, небо уже розовело, и Акроссу некогда подбирать и закапывать трупы, а Гранит и так достаточно занят.
— Она враг. Попыталась тебя убить, и сама была убита. Всё логично, — подал голос тот. — И не заставляй меня каждый раз объяснять тебе её смерть. Или забирай её в команду.
— Она не уйдёт, — оборнулся к нему Кай, снова собранный. Понимал, что просить бесполезно, и потому храбрился. — Я могу остаться тут и похоронить её и…
— С чего вдруг? — припечатал обернувшийся Акросс, глядя на него сверху вниз. Кай напомнил ему, что да, Гидра никогда не перейдёт в другую команду, она будет защищать своего капитана. Не Акросса. Даже если позвать её в штаб, показать свою комнату, познакомить с Тимом и Барсом — она вернётся и расскажет обо всём Каю, который ничего знать не должен. Ни о прошлой команде, ни о том, куда делся Легион, ни о том, что когда-то Акросс был ещё слабее, чем этот мальчишка. Возможно, поэтому они до сих пор и оставались в этих непонятных недоотношениях. Да и о какой любви может быть речь, если Кай, просто друг, ей дороже?
Кай под его прямым взглядом стал только решительнее, смотрел на него теперь как на фашиста, но так даже лучше. Их противостояние для Акросса не укладывалось в понятие «игры», потому что он, загнав Кая в угол, не мог просто пожать ему руку и пожелать удачи в следующий раз. Есть люди, которых ненавидишь ни за что, и Вега придумала ему именно такого противника. Будь они шахматистами, в конце партии Акросс бы как мальчишка кидался в Кая «съеденными» пешками.
И всё же, той же ненависти Вега не дала Каю, и шаг за шагом Акросс сам воспитывал это в нём. И сейчас как раз был нужный для этого момент.
— Можешь пожаловаться ей на это в штабе, — прибавил Акросс.
***
Вампиры — в подземелье замка, поэтому верхние комнаты с осыпающимся потолком остались Каю под надзором Гранита.
Каморка небольшая, для прислуги, здесь помещалась только кровать, шкаф и маленький столик на одного. Но всё же, кровать была и на неё можно положить ещё дышащего Хаски. Кай не был уверен, понимал ли тот, что происходит вокруг или давно уже в агонии, во власти предсмертных кошмаров.
В комнате не было окон, она заперта и снаружи иногда слышались шаги занятого чем-то ещё кроме их охраны Гранита. Кай закутал Хаски в одеяло, перевязал как мог обрывками простыней и сел на пол рядом, сам не зная, чего ждёт. Возможно, Акросс приказал не добивать Хаски потому, что сейчас тяжёлый хрипящий пёс — гиря на ноге Кая, как у арестанта. Он слышал неровное собачье дыхание, и оно отвлекало его от боли в запястье. Ему казалось, что Хаски больнее. Он вздрогнул от неожиданности, услышав совсем рядом человеческий голос:
— Акросс заставил тебя смотреть на то, как я умираю? Вот же…
— Ты превратился, — констатировал зачем-то Кай, обернувшись. — Повязки не жмут?
— Эй. Я не чувствую боли, — напомнил Хаски и облизнул губы. Он лежал, завернувшись в одеяло до самых ушей, лицо было покрыто испариной, хотя в комнате прохладно и сквозняки.
— Зато Акросс теперь знает, что её чувствую я, — с сожалением сообщил Кай. Хаски, пропустивший этот момент, как и весь тот разговор в столовой, тяжело вздохнул, ойкнул, и снова дышал часто какое-то время, но успокоился, заговорил размеренно:
— Серьёзно, даже я никогда не понимал, почему ты выбрал боль. Мы оба знаем, что ты не мазохист.
— И мы так же оба знаем, что я выбирал не боль, а способность чувствовать мир… И что чувствую я его тоже не полностью. Не так, как Акросс.
— Слышу зависть в твоём голосе. Если бы ты чувствовал так, как Акросс, ты бы больше никогда сюда не сунулся. Насколько реальны ощущения?
— Меньше, чем в половину, — отозвался Кай, глядя перед собой. Он понимал, Хаски больно, но тот разговаривал как ни в чём ни бывало — не нужно, чтобы Кай видел его страдания. Хватало и того, что Акросс приготовил дальше, не зря же так суетился за дверью Гранит.
— Я бы на твоём месте попытался получить от игр более приятные ощущения. Хотя бы тут перестанешь быть девственником.
Кай, казалось, передумал переживать по поводу того, что Хаски больно, и он умирает.
— Опять ты, — проворчал Кай, Хаски засмеялся — всё же осторожно, чтобы не задеть раны. — Ты это специально?
— Специально что?
— Поддеваешь меня. Чтобы я не сожалел о том, что ты умираешь?
— Нет. Просто решил лишний раз напомнить. Надеюсь, Акросс не подслушивает под дверью, а то у него будет ещё один козырь против тебя.
— Да? Интересно, и как же он сможет его использовать? — прошептал Кай. Тема ему не нравилась, Хаски сейчас оправдывало только его ранение, поэтому тот даже не смеялся, хотя Кай готов был поклясться, что он всё равно улыбался. И, когда молчание затянулось настолько, что Кай почти поверил в наличие у Хаски совести, тот продолжил:
— А мы всё гадали, спишь ты с Королевой или нет.
Кай выругался себе под нос, потом мстительно предложил:
— Давай попробуем тебя добить. Нож у меня отобрали, но есть шкаф. Если уронить на тебя шкаф, то отправишься в штаб дальше обсуждать с Дроидом мою личную жизнь.
— Ну да. И оставить тебя тут одного? — с проступающей в голосе смешинкой парировал Хаски, но тут же трагично закашлялся, укутался сильнее, пряча кровь. — Знаешь… Это его «Далеко ли убежал?», в этом же тоне кажется таким знакомым. Может ли быть, что мы встречались с ним раньше?
— Может, ты что-то путаешь? — пожал плечами Кай. Стало легче от того, что Хаски перестал его подкалывать.
— Разве оборотни не должны регенерировать? — снова сменил тему, как и настроение, Хаски.
— Охотничий нож. В смысле из наших охотников. Серебряное освящённое лезвие, всё такое… Если бы была надежда на то, что ты выживешь… Думаю, они сделали бы в тебе ещё пару дырок.
— Как насчёт уронить шкаф на себя, Кай? Обломать ему победу.
— Не поможет.
Хаски за его спиной снова завозился, накручивая на себя одеяло. Кай думал о том, что одному — не так страшно и стыдно. Куда хуже, когда кто-то из команды оставался в живых, чтобы увидеть, как его убьют.
***
Акросс сам открыл комнату после захода солнца. В полутьме Кай по-прежнему сидел на полу, прислонившись к кровати спиной. Поднял голову от колен, попытался рассмотреть, кто на пороге, но не нападал. Смерть команды всегда немного лишала его той силы воли, с которой он обычно начинал игру.
Одеяло на кровати было с огромным красным пятном по центру, кровь просочилась даже через шерсть и ткань. И Хаски точно остался внутри этого кокона, только человеком, а не собакой, как его тут оставили. Акросс думал, что Кай, наверное, не оборачивался после того, как тот умер. Подсознательно чувствовал и потому не смотрел. А ещё о том, что после смерти команды держать Кая в реальностях подольше было бы ещё одной пыткой. Но у Акросса нет никакого желания соревноваться с ним в упрямстве.
Кай не шарахнулся и когда Акросс от двери прошёл вглубь комнаты, к нему, видимому в том неровном свете, что исходил от проёма. Каю пришлось задрать голову, чтобы посмотреть в лицо противника.
— Выглядишь как человек, которому уже всё равно, — бросил Акросс разочарованно.
— Разве это может избавить меня от того, что ты приготовил в этот раз? — неожиданно отозвался Кай. Акросс ожидал, что он замкнётся, уйдёт в глухую оборону и попытки не уронить лицо.
— Никогда не задумывался над тем, почему я всегда побеждаю?
— Нет, — без паузы ответил Кай. И с пола, из расслабленного и безвольного положения обречённого вдруг подскочил так, чтобы перехватить Акросса поперёк тела и по инерции вытащить в коридор, на свет свечей. Гранит молча наблюдал за дракой, прежде чем произнести:
— Честное слово, я бы чувствовал себя воспитателем в детском саду, не сжигай ты его в конце игры.
Потасовка закончилась тем, что Кай оказался прижат к каменному полу, запылённому после вчерашнего разрушения.
— Гранит, я вроде бы крест его убрать просил, а не любоваться на нашу возню, — Акросс говорил так длинно назло, будто ему не стоило никаких усилий удерживать противника. Кай вскинул голову, попытался разбить ему нос затылком и, конечно, у него не получилось. А потом Кай замер, потому что Гранит, устав от их перепалки или просто подчиняясь приказу, оставил широкое лезвие ножа над огнём одного из факелов. Казалось, Кай забыл, что крест у него не на цепочке, а вытатуирован на коже. Просто так его не сорвёшь, на то и рассчитан.
— Я не собираюсь вырезать его. Только прижгу, — «успокоил» Гранит, как безразличный стоматолог, старающийся, чтобы пациент дёргался меньше, но Кай, как ёж, свернулся клубком, спрятав татуировку, и дышал так глубоко, что Акросса как волны качали. «Он почувствует», — вспомнил Акросс и сам морщился от того, что делал, будто его самого вынуждал кто-то. Одной рукой перехватил волосы на затылке Кая, другой прижал к полу его плечо, чтобы открыть крест.
Когда лезвие прикложили, к горлу подкатила тошнота от запаха горелого мяса, но Кай не кричал, и по расфокусированному взгляду Акросс понял — он попытался сбежать, ему всё ещё есть куда. Акроссу сложно было представить, что такое ощущать боль и в играх, ведь это значит быть реальным в обоих мирах, то есть сделать то, чего сам Акросс никогда не мог. Кай ещё медитировал, пытаясь не замечать боль. Он был похож на спящего с открытыми глазами.
***
Кай пришёл в себя уже со связанными руками и в одной из повозок, так похожую на те, в которых перевозили «мясо» для вампиров, только он тут был один. По этой повозке он и понял, наконец, что именно Акросс приготовил на этот раз.
И уже после этого на него свалилось ощущение боли — резкой, над ключицей и ноющей в сломанной руке. Ворот был порван и крест прерывался красным треугольником ожога. Его не могли съесть из-за этого креста, во всяком случае не целиком, а теперь пропала последняя защита. Чтобы как-то отвлечься, Кай представил себе штаб — взволнованного Хаски, который не знает даже, к чему готовиться, расстроенную проигрышем Гидру и Дроида, этот с ними сидит только за компанию. Он с радостью запирался бы в комнате, когда Кай возвращался после игр. Да и сам Кай предпочёл бы быстро прошмыгнуть к себе.
Акросс прав — они всегда проигрывали. Казалось бы, игр прошли — не счесть, но всё время что-то мешало, и всё заканчивалось вот так.
— Разве не приятно будет вернуться к своим?
Кай вздрогнул от неожиданности — он и не заметил, что в повозке не один. В другом углу, в темноте, у решётки сидел Акросс — впервые в одной клетке с ним.
— Ты меня преследуешь? — как можно безразличнее спросил Кай, отвернувшись. — Куда мы едем?
— На бал.
— Не вижу на тебе бального платья.
— Шутник, — усмехнулся Акросс, всё ещё едва различимый в этой темноте. Кай сидел к свету ближе, луна сегодня сияла почти полная. Ему было видно и широкую дорогу в лесу, по которой они ехали. — Думаешь, что чувство боли нас объединяет? Разве ты не выключился из игры, когда к тебе приложили раскалённое железо? Разве ты не сбегаешь в штаб до того, как умрёшь по-настоящему?
— Меня отпускает Королева. Сам бы я сбежать не мог. К тому же… Кто тебе сказал, что я вообще чувствую боль?
— Хочешь продолжить эксперимент? Окон тут нет, чтобы от меня избавиться.
— Я понял. Ещё одна пытка. Необходимость разговаривать с тобой перед казнью, — кивнул Кай, на всякий случай сменив тему. Пропали сосны по бокам дороги, повозка начала подниматься по склону в горы. Кай заметил крепостные стены далеко вверху. Это тупик, значит — уже скоро.
— Гидра не считает разговор со мной пыткой. Во всяком случае, не в том смысле, который вкладываешь в эти слова ты.
Кай больше не отвечал. Он чувствовал близость развязки и снова пытался отвлечься. Опять представил себе штаб. В этот раз его заставил ввязаться Хаски, которому не сиделось на месте, пока капитан у Королевы. Теперь Кай хотел остаться в штабе чуть-чуть подольше и подумать хорошенько над тем, почему они всегда проигрывают. Может, стоит начать стрелять Акроссу в спину, когда выдаётся такая возможность?
***
Тщедушные слуги Акросса не могли с ним справиться, поэтому конвоировал его Гранит. Он и сам охотник на нечисть, но вместо рясы на нём была белая рубашка с высоким горлом и совсем не подходящим ему кружевом. Чёрт его знает, что могли подумать остальные вампиры, если выяснится, что Акроссу помогает один из охотников — станут уважать или сочтут и самого предателем.
Кая, пыльного и связанного, сначала принесли на кухню — мрачную, больше похожую на пещеру. И Кай отвернулся, насколько это возможно, находясь на плече у Гранита, чтобы не видеть происходящего здесь: кандалов и разделочных ножей.
— Этого только отмыть, — в наступившей тишине скомандовал Гранит, но никто Кая не забрал, и он сам сложил ношу в большой котел, в котором обычно готовили суп, но в этом до краёв плескалась теплая мыльная вода. Кай почувствовал, что у него начало щипать глаза, но не мог их протереть — всё еще связаны руки. Он как бы превратился в кусок мяса и ничего не в состоянии был с этим сделать, оставшись безоружен, один и в полной власти Акросса, который в любом мире изначально оказывался сильнее.
Гранит спешил. Кая нельзя было переодеть из-за связанных рук, поэтому его лишь наскоро вытерли шершавой тканью с неприятным запахом дыма, и вернули на плечо Гранита.
Акросс ждал у перил, беседовал при этом с какой-то женщиной в маске и пышном платье. В главном зале тоже почти не было света, зато шумно от разговоров. И все они стихли, когда, подойдя к перилам ближе, Акросс обратился к гостям:
— Господа!
Кай услышал прерывистое и громкое свое дыхание. Это как оказаться в собственном кошмаре.
— Как я и обещал. Главное блюдо — молодой охотник, разрушивший недавно мой замок. Ещё живой и тёплый.
И тогда Гранит сдвинулся с места, вызвав в Кае желание цепляться за что угодно, но остаться на месте, не туда, не к перилам. И постепенно его взгляду открылся первый этаж с неровным светом свечей и оттуда все как один устремленные на него красные глаза замерших хищников.
— Я попросил не разделывать его. Был уверен, что живым он будет вкуснее, — закончил с улыбкой победивший Акросс.
Глава 5
Первым движением оказавшийся в штабе Кай прицельно точно схватил за ворот Хаски, но замер, так и не завершив попытку то ли ударить, то ли оттолкнуть. Подоспевшая Гидра осторожно погладила руку, оторвала от ворота опешившего Хаски.
Кай наконец осознал себя лежащим на полу штаба. Тут было холодно, из-под двери дуло, сам пол белый и блестящий, как сплошной кафель. Кай отнял свою руку у Гидры, она и не обиделась, только отодвинулась в сторону, не мешая ему встать. Хаски всё ещё нависал, жадно впитывая, как Кай возвращался сюда, в штаб, в безопасность, поэтому Кай сначала глухо обратился к нему:
