— Ужин, — сухо прокомментировала Ева, попытавшись хоть так задать дистанцию, но это не сработало — тарелку словно и не заметили, девушка тянула её внутрь пристройки. Одета девушка была в голубую рубашку и шорты, это делало её похожей на художницу. Рядом с ней Ева почувствовала себя чуть ли не толстой, она была по крайней мере раза в два шире в плечах.
— А ты уже поела? Тебя уже прооперировали? Здорово, будешь красавицей! Он всех красиво перешивает. Хотя и старается нейтрально как-то, но вы, ребята, всё равно все красивые. Тебе уже всё рассказали? Что-нибудь ещё рассказать?
Пристройка была похожа на отдельную квартиру — тут располагалась своя небольшая кухонька, холодильник, открытая дверь слева от входа вела в совмещённый санузел, где была душевая комната.
— Если тебе скучно, чего отсюда не выйдешь? — Ева смирилась, поставила тарелку на барную стойку, девушка села напротив, успев по пути подцепить и вилку, принялась наконец за еду, но говорить продолжала даже набив рот:
— Ой, да мне нельзя выходить отсюда. Я даже из комнаты выбираюсь только когда дома никого. Раньше общалась с Викой, она тоже продукты приносила и еду. Ник он не от мира сего, несерьёзный какой-то, всё забывает. Остальные сюда не суются. Боятся меня.
— Тебя? — скептически переспросила Ева. Девушка закивала, продолжила:
— А готовил кто? Так вкусно.
— Младший.
— А, Тима. Передавай, что очень вкусно, он молодец.
— Так чего им бояться? — Ева облокотилась на стол, девушка подвинула к ней стоявшую тут тарелку с фруктами, и Ева выбрала оттуда мандарин, только чтобы чем-то занять руки.
— Мужчины не очень любят терять голову на самом деле. Они предпочитают всегда себя контролировать. Хотя они довольно интересные ребята. Глеб тут раньше меня появился, думаю он столько всего мог бы рассказать. И Тимур так мило прячется всякий раз, когда меня выводят. Хотя казалось бы… Слушай, прости, совсем забыла… а как тебя зовут-то?
— Ева.
— Кристина. Очень красивое имя! Он тебя ещё подстрижёт и покрасит в светлый, тебе пойдёт, вот увидишь. Я уже даже сейчас вижу. – Лицо у Евы всё ещё было забинтовано, и что она там видела было непонятно. - Так вот, Ева, ты слышала что-то о теории, что когда человека загоняют в сложную для него и травмирующую ситуацию, у него открываются новые способности?
— Вроде матерей, что поднимали машины, чтобы спасти своих детей, — без интереса продолжала Ева, смотрела при этом в оголяющийся мандарин.
— Да, да! Вроде того! Только если бы эти способности оставались с ними навсегда! Просто так тут не оказываются. Вот у тебя ведь в прошлом всё очень плохо было? Прямо совсем труба?
— Как у всех, — пожала плечами Ева, теперь смотрела в стену, на картину, на которой маслом были выведены колокольчики.
— Ну не хочешь — не говори, я тоже не люблю, когда меня спрашивают. Просто ты наверняка тоже не такая, как все. Как и Ник. Глеб, скорее всего, тоже. Тимур точно. Лео, как мне говорили, запасных тут не любит скапливать. Ему казаться начинает, что тогда кто-то умрёт скоро. А он, как бы не казалось, очень не любит, когда один из «чертей» гибнет. Не потому, что морока и всё такое, а потому что он к каждому из вас как к родным. Так вот, он не любит про запас держать. Но Тимур особый случай, он не мог его упустить.
— Как скажешь, — кивнула Ева, заметив, что от неё ждут реакции. Кристина тараторила, она говорила так же быстро, как и ела, но в целом, внезапно, не отталкивала таким поведением. Ева, которая выросла среди людей сильных, среди постоянной борьбы, таких как Кристина обычно презирала, но эта девушка не вызывала у неё отторжения, наоборот — ощущение спокойствия. И пахло тут замечательно, чем-то тонким, цветочным.
— Так к чему я это… А, почему я не выхожу отсюда. У меня тоже есть способность. Я её не просила, не хотела, честное слово. Но с этой способностью я не могу жить за пределами комнаты. Даже комнаты, Ева…
Ева молчала, в полной мере осознавая слова Глеба о том, что он самый адекватный. Интересно, а в кошке какой подвох?
— Мужики бросаются на меня. Голову теряют, — продолжала Кристина и по тону выходило, что она жаловалась. — Конечно, в зависимости от времени… Иногда всё тихо и можно даже погулять, а иногда даже своим крышу рвёт. Поэтому все и ненавидят меня. Кроме Ника, конечно… Даже Вика завидовала мне, хотя казалось бы! Ну что в этом хорошего, ну правда? Любая девушка счастливее меня раз в сто.
Ева ещё раз внимательно рассмотрела собеседницу — хрупкая, изящная, непосредственная и открытая. Да, парням такие нравятся. Но чего тут бояться? А впрочем, жираф большой, ему видней. Попав в новые условия лучше было соблюдать здешние правила.
— Тебя выдернули из семьи? — сменила тему Кристина. Прошлая её расстраивала.
Ева задумалась, отрицательно покачала головой:
— У меня семьи считай, что и не было.
— Меня выдернули. Мы долго думали, но так как я не «Черт», Лео решил меня не «убивать». В смысле не подбрасывать мой труп. И это хорошо, родители знают, что я жива. Иногда мы созваниваемся, иногда меня возят к ним. Редко, Лео очень трясётся за безопасность. Так что опять натворил Ник?
— Притащил в дом отрубленную руку и пытался заставить её приготовить, — припечатала Ева и на этот раз внимательно следила за реакцией. Кристина рассмеялась, хлопнула в ладоши. Решила, что Ева шутит?
— Боже, Ник… да, он такой, — закивала Кристина. — Совсем сумасшедший… наверняка он знал, что ему потом будет. Рисковый. Его сильно избили?
— Не знаю. Но я слышала в машине, что его хотели заставить правда съесть эту руку.
На секунду Кристина замерла, и Ева ждала ужаса, но девушка снова засмеялась, хотя уже и не так весело, а как-то неловко. Так стараются не смеяться над упавшим на улице.
— Да, Лео мог… Боже, бедный Ники. Ничему его жизнь не учит.
— Он всегда таким был или в процессе повредился?
— Я не знаю, он тут два года только. Конечно, некоторые и за меньшее сгорают… Вика вот всего полгода продержалась, но… но Ники уже таким был, как сюда попал. И это прекрасно, потому что иначе он бы не сунулся в эту комнату. Я его сначала испугалась очень, всё-таки мужчина. Сильный, незнакомый… Но Ник абсолютный ассексуал, его никто не интересует. Люди для него друзья, а не объекты для секса. Поэтому мы можем спокойно общаться.
***
Из чёрного киселя снова выплыли бледные руки, зацепились за стекло как улитка. Видно было, что течением их сносило куда-то в сторону, но руки сопротивлялись, прижались ближе. Вскоре показалось и бледное женское лицо. Ева впервые ощутила себя не просто абстрактной конструкцией, запертой в стеклянном кубе. Она осознала себя лежащей, ощутила своё тело, смогла приподнять руку, прощупать холодное стекло. Лицо напротив, женское, незнакомое, улыбалось.
— Скажи ему, — попросило существо с той стороны стекла. — Скажи ему, что он не виноват.
— Кто? — не удивляясь ничему, уточнила Ева, приподняв одну бровь. Существо вполне логично отозвалось знакомым именем:
— Глебу.
***
На ночной дороге звук проколотой шины прозвучал как выстрел. Машину слегка занесло, она осторожно съехала к обочине. На заднем сидении зашевелилась накрытая покрывалом женщина, слегка привстала, чтобы выглянуть в окошко и легла обратно, но уже не спала.
— Я поменяю, — произнёс мужчина с водительского сидения. — Ты спи, Зиночка. Разбрасывают гвозди всякие уроды…
Он выбрался из машины — уставший, вспотевший, осмотрел прокол и, кряхтя, начал откручивать колесо. По обе стороны был лес, машин не было видно — дорога в Ростов, ночью она почти вымирала. Да и вряд ли кто-то остановился бы ночью.
Из-за деревьев, где-то от Москвы, показался свет фар, в притихшем лесу послышалась музыка: громкие басы. Мужчина недовольно поджал губы, продолжил пыхтеть над колесом. При подъезде музыка стихла, да и машина тоже остановилась, съехала на обочину. Водитель обернулся сказать, что помощи не нужно, он справится — и попятился в ужасе, когда яркие фары осветили его с машиной, и тут же потухли. На фоне оставшегося от машины света стояли четыре фигуры, пятый выбирался с водительского сидения.
Чёрными острыми драконьими зубьями они выстроились спиной к свету, лицом к жертве. За сломанной машиной был только лес, на дороге — никого больше. Смерть — не старуха с косой. Будь тут старуха с косой, жертва бы даже обрадовалась, эти же так просто не отпустят. Секунду-другую они молчали, и тут же взорвались хохотом. Жертва опомнилась, бросилась к задней дверце машины, заверещала:
— Зиночка, беги! Беги, Зина!
— Пацаны, он тут с бабой!
Эта волна слишком быстро оказалась рядом, вплотную. Двое схватили за плечи, потащили к лесу, за его же машину. Один дёрнул на себя заднюю дверцу машины, распахнув её, и присвистнул.
— Как баба?! Такая же как он или есть с чем поработать? — один ещё стоял у машины, наблюдал. Водитель взял с заднего сидения арматуру, без спешки стал спускаться ко второй машине.
Тем временем ближе к деревьям произошла какая-то заминка — двое тащивших жертву к лесу замешкались, остановились. Чутко ощутив эту перемену, стоявший у дороги спросил:
— Че там? Сдох что ли?
— Да тут. . — пока один говорил, другой из подельников уже углубился в машину. Прогремел выстрел и стало так тихо, как тут не было даже за несколько минут до этого, когда ещё ни одной машины не успело подъехать. Оружие у них было, но сейчас незачем было стрелять.
— Кто, млять, палил?! — прорычал главарь, сам направился к машине. И с первым же его шагом из машины спиной на траву вывалился один из подельников, вцепился в живот и заорал, казалось, громче, чем до этого был выстрел.
И тогда появилась она — старуха в балахоне, только вместо косы у неё был пистолет, а вместо балахона покрывало. Бледно-голубым отсвечивала нижняя часть лица, от носа до подбородка, и на этой подсветке был нарисован рот в презрительном изгибе. Главарь потянулся за пистолетом, что был заткнут за пояс джинсов, но новый выстрел свалил его с ног — багажник был открыт и в нём на коленях стоял парень в такой же маске. На водителя ему хватило двух выстрелов — в горло, который только поцарапал, и в голову, в правую глазницу. Потом монстр из багажника развернулся к двоим оставшемся, что ещё держали обрюзгшего водителя. От него ещё раздавались крики, но сам водитель не шевелился, без спешки выключил динамик и крики стихли, начал стаскивать силиконовую маску.
— Не стреляй, а то!.. — начал один из нападавших, обращаясь к парню из багажника, на маске которого светилась снисходительная улыбка. Видно, парень был без огнестрельного, только с металлической трубой, а вот второй рванулся выхватить пистолет из-за пояса, но тогда именно «толстяк» вскинул руки и с двух сразу, с близкого расстояния, обоим прострелил головы. Уже после этого поднялся, начал снимать с себя накладной жир, закинул в багажник, задев при этом подельника. Тот выбрался на траву, с удовольствием размял ноги. Парень, притворявшийся толстяком, сейчас тоже в интерактивной маске, дошёл погасить свет в машине нападавших.
— Что, всех убили? Никого на сладенькое не оставили? — спросил Ник, осматриваясь, тут же заметил недоработку. Она ползла к дороге, к машине, на траве оставался тёмный след. — О, вижу сладенькое.
Глеб вскинул снова обе руки с оружием, и Ник его остановил, словно тот едва не раздавил букашку:
— Погоди, погоди! Этот сучки.
Ева встала над уползающей добычей, наблюдала несколько секунд, потом перевернула резко на спину, к себе лицом. Та булькнула, заговорила дрожащим голосом:
— Не убивайте меня… я только на шухере… я никого… я заплачу.
— Что, вы думали, что сможете с нами поиграть? — спросила Ева, и маска отразила улыбку. В этих масках голоса для внешних обитателей звучали через обработку, более низкими и грубыми, более жуткими. В наушниках же они в это время слышали слова друг друга нормально, без обработки. — А вместо этого мы поиграли вами.
Она выпустила всю обойму — в грудь, в шею, в лицо, теперь можно было не экономить пули. Глеб смотрел на дорогу, не появится ли кто, и вообще выглядел сердитым. Ник ликовал. Раскинув руки, словно они выбрались на пикник, он весело спросил:
— Ну что, Третья, как тебе в аду?
— Как дома, — медленно ответила Ева.
Трасса вообще была опасная, Калинин даже не удивился, когда сообщили о том, что там произошло новое убийство. Не понимал только, зачем вызвали его, но уже привык — где подозревали чертей, туда звали его. Даже если какие-то подростки нацепили маски как у чертей и разбили магазин — тоже звали его. Наверное, чтобы не скучал между их вылазками. Самый преданный фанат знал об этой банде меньше, чем Калинин. Он по памяти мог назвать самые яркие моменты своего дела. Но в полиции всем казалось, что всё, что делал Калинин — складывал новые и новые материалы в распухающие папки. Ему и сочувствовали, и относились с пренебрежением. Это был не просто глухарь, а непрекращающийся глухарь со все новыми и новыми эпизодами.
В центре трассы стояла машина — среднего класса. И не дешёвая, и не особо дорогая. Машина стояла нараспашку и вокруг в хаотичном порядке валялись трупы. У одного не было головы. Похоже, её раздавила рванувшая с места машина. Где находилась вторая машина тоже было заметно по следам шин на обочине. Ещё тойота располагалась чуть подальше, остальные машины были полицейскими. Около тойоты сновали люди в форме, на переднем сидении пила что-то из бумажного стаканчика симпатичная девушка, руки у неё тряслись.
— Доброй ночи, — Калинин кивнул, и полицейский чуть посторонился, но не отошёл. Видимо, капитан оторвал его от чего-то важного, и тот теперь ждал, когда старший закончит с вопросами и перейдёт к менее приятному делу — осмотру трупов. Команда ещё не подъехала. Девушка посмотрела на него исподлобья, сжав челюсть, и кивнула вместо приветствия. Контакт был в любом случае налажен. Была уже не ночь, а раннее утро, светало. Трава покрылась росой, и кровь на ней казалась такой же естественной, словно кровоточила земля. — Что случилось?
— Я… ехала на машине. А тут… это вот. Они сразу в машину заскочили и рванули. Я…
— Номер машины?
— … растерялась. Нет, не запомнила.
— Как они выглядели?
— Маски. Закрывали половину лица и улыбки… Черти. Их все зовут Чертями.
Медленно, словно крадучись, к месту подъехал ещё один полицейский грузовик, на этот раз знакомый, из него начали выбираться сонные эксперты. Заметив Калинина только кивали, к нему подходить не стали — трупы их интересовали больше. Влад, падла, восхищённо присвистнул, прокомментировал достаточно громко:
— Да неужели банда? Круты, как всегда. Чётко в бошки… а этого чего изрешетили? Обидел их, что ли?
Калинин пожевал раздражённо, но даже поворачиваться не стал, продолжил допрос:
— Скажите, а вы приметили, сколько было их? В масках?
Банда из пяти человек. Привыкшие к крови, к насилию и имеющие любое оружие на выбор. Черти не рискнули бы вдвоём соваться, но говорили, что девушка мертва…
— Трое, — ответила свидетель.
— Двое и девушка? — подсказал Калинин. Свидетель пожала плечами:
— Может быть и девушка.
Калинин кивнул, развернулся. Нужно было сделать Владу замечание. Эксперты в команде часто сменялись, но если те и фанатели по Чертям, то хотя бы не афишировали этого. Владу-то что? Его работа сказать, как убит и какие выводы из этого, он с ней справлялся. Не его задача Чертей поймать, только помочь.
— А ты уже поела? Тебя уже прооперировали? Здорово, будешь красавицей! Он всех красиво перешивает. Хотя и старается нейтрально как-то, но вы, ребята, всё равно все красивые. Тебе уже всё рассказали? Что-нибудь ещё рассказать?
Пристройка была похожа на отдельную квартиру — тут располагалась своя небольшая кухонька, холодильник, открытая дверь слева от входа вела в совмещённый санузел, где была душевая комната.
— Если тебе скучно, чего отсюда не выйдешь? — Ева смирилась, поставила тарелку на барную стойку, девушка села напротив, успев по пути подцепить и вилку, принялась наконец за еду, но говорить продолжала даже набив рот:
— Ой, да мне нельзя выходить отсюда. Я даже из комнаты выбираюсь только когда дома никого. Раньше общалась с Викой, она тоже продукты приносила и еду. Ник он не от мира сего, несерьёзный какой-то, всё забывает. Остальные сюда не суются. Боятся меня.
— Тебя? — скептически переспросила Ева. Девушка закивала, продолжила:
— А готовил кто? Так вкусно.
— Младший.
— А, Тима. Передавай, что очень вкусно, он молодец.
— Так чего им бояться? — Ева облокотилась на стол, девушка подвинула к ней стоявшую тут тарелку с фруктами, и Ева выбрала оттуда мандарин, только чтобы чем-то занять руки.
— Мужчины не очень любят терять голову на самом деле. Они предпочитают всегда себя контролировать. Хотя они довольно интересные ребята. Глеб тут раньше меня появился, думаю он столько всего мог бы рассказать. И Тимур так мило прячется всякий раз, когда меня выводят. Хотя казалось бы… Слушай, прости, совсем забыла… а как тебя зовут-то?
— Ева.
— Кристина. Очень красивое имя! Он тебя ещё подстрижёт и покрасит в светлый, тебе пойдёт, вот увидишь. Я уже даже сейчас вижу. – Лицо у Евы всё ещё было забинтовано, и что она там видела было непонятно. - Так вот, Ева, ты слышала что-то о теории, что когда человека загоняют в сложную для него и травмирующую ситуацию, у него открываются новые способности?
— Вроде матерей, что поднимали машины, чтобы спасти своих детей, — без интереса продолжала Ева, смотрела при этом в оголяющийся мандарин.
— Да, да! Вроде того! Только если бы эти способности оставались с ними навсегда! Просто так тут не оказываются. Вот у тебя ведь в прошлом всё очень плохо было? Прямо совсем труба?
— Как у всех, — пожала плечами Ева, теперь смотрела в стену, на картину, на которой маслом были выведены колокольчики.
— Ну не хочешь — не говори, я тоже не люблю, когда меня спрашивают. Просто ты наверняка тоже не такая, как все. Как и Ник. Глеб, скорее всего, тоже. Тимур точно. Лео, как мне говорили, запасных тут не любит скапливать. Ему казаться начинает, что тогда кто-то умрёт скоро. А он, как бы не казалось, очень не любит, когда один из «чертей» гибнет. Не потому, что морока и всё такое, а потому что он к каждому из вас как к родным. Так вот, он не любит про запас держать. Но Тимур особый случай, он не мог его упустить.
— Как скажешь, — кивнула Ева, заметив, что от неё ждут реакции. Кристина тараторила, она говорила так же быстро, как и ела, но в целом, внезапно, не отталкивала таким поведением. Ева, которая выросла среди людей сильных, среди постоянной борьбы, таких как Кристина обычно презирала, но эта девушка не вызывала у неё отторжения, наоборот — ощущение спокойствия. И пахло тут замечательно, чем-то тонким, цветочным.
— Так к чему я это… А, почему я не выхожу отсюда. У меня тоже есть способность. Я её не просила, не хотела, честное слово. Но с этой способностью я не могу жить за пределами комнаты. Даже комнаты, Ева…
Ева молчала, в полной мере осознавая слова Глеба о том, что он самый адекватный. Интересно, а в кошке какой подвох?
— Мужики бросаются на меня. Голову теряют, — продолжала Кристина и по тону выходило, что она жаловалась. — Конечно, в зависимости от времени… Иногда всё тихо и можно даже погулять, а иногда даже своим крышу рвёт. Поэтому все и ненавидят меня. Кроме Ника, конечно… Даже Вика завидовала мне, хотя казалось бы! Ну что в этом хорошего, ну правда? Любая девушка счастливее меня раз в сто.
Ева ещё раз внимательно рассмотрела собеседницу — хрупкая, изящная, непосредственная и открытая. Да, парням такие нравятся. Но чего тут бояться? А впрочем, жираф большой, ему видней. Попав в новые условия лучше было соблюдать здешние правила.
— Тебя выдернули из семьи? — сменила тему Кристина. Прошлая её расстраивала.
Ева задумалась, отрицательно покачала головой:
— У меня семьи считай, что и не было.
— Меня выдернули. Мы долго думали, но так как я не «Черт», Лео решил меня не «убивать». В смысле не подбрасывать мой труп. И это хорошо, родители знают, что я жива. Иногда мы созваниваемся, иногда меня возят к ним. Редко, Лео очень трясётся за безопасность. Так что опять натворил Ник?
— Притащил в дом отрубленную руку и пытался заставить её приготовить, — припечатала Ева и на этот раз внимательно следила за реакцией. Кристина рассмеялась, хлопнула в ладоши. Решила, что Ева шутит?
— Боже, Ник… да, он такой, — закивала Кристина. — Совсем сумасшедший… наверняка он знал, что ему потом будет. Рисковый. Его сильно избили?
— Не знаю. Но я слышала в машине, что его хотели заставить правда съесть эту руку.
На секунду Кристина замерла, и Ева ждала ужаса, но девушка снова засмеялась, хотя уже и не так весело, а как-то неловко. Так стараются не смеяться над упавшим на улице.
— Да, Лео мог… Боже, бедный Ники. Ничему его жизнь не учит.
— Он всегда таким был или в процессе повредился?
— Я не знаю, он тут два года только. Конечно, некоторые и за меньшее сгорают… Вика вот всего полгода продержалась, но… но Ники уже таким был, как сюда попал. И это прекрасно, потому что иначе он бы не сунулся в эту комнату. Я его сначала испугалась очень, всё-таки мужчина. Сильный, незнакомый… Но Ник абсолютный ассексуал, его никто не интересует. Люди для него друзья, а не объекты для секса. Поэтому мы можем спокойно общаться.
***
Из чёрного киселя снова выплыли бледные руки, зацепились за стекло как улитка. Видно было, что течением их сносило куда-то в сторону, но руки сопротивлялись, прижались ближе. Вскоре показалось и бледное женское лицо. Ева впервые ощутила себя не просто абстрактной конструкцией, запертой в стеклянном кубе. Она осознала себя лежащей, ощутила своё тело, смогла приподнять руку, прощупать холодное стекло. Лицо напротив, женское, незнакомое, улыбалось.
— Скажи ему, — попросило существо с той стороны стекла. — Скажи ему, что он не виноват.
— Кто? — не удивляясь ничему, уточнила Ева, приподняв одну бровь. Существо вполне логично отозвалось знакомым именем:
— Глебу.
***
На ночной дороге звук проколотой шины прозвучал как выстрел. Машину слегка занесло, она осторожно съехала к обочине. На заднем сидении зашевелилась накрытая покрывалом женщина, слегка привстала, чтобы выглянуть в окошко и легла обратно, но уже не спала.
— Я поменяю, — произнёс мужчина с водительского сидения. — Ты спи, Зиночка. Разбрасывают гвозди всякие уроды…
Он выбрался из машины — уставший, вспотевший, осмотрел прокол и, кряхтя, начал откручивать колесо. По обе стороны был лес, машин не было видно — дорога в Ростов, ночью она почти вымирала. Да и вряд ли кто-то остановился бы ночью.
Из-за деревьев, где-то от Москвы, показался свет фар, в притихшем лесу послышалась музыка: громкие басы. Мужчина недовольно поджал губы, продолжил пыхтеть над колесом. При подъезде музыка стихла, да и машина тоже остановилась, съехала на обочину. Водитель обернулся сказать, что помощи не нужно, он справится — и попятился в ужасе, когда яркие фары осветили его с машиной, и тут же потухли. На фоне оставшегося от машины света стояли четыре фигуры, пятый выбирался с водительского сидения.
Чёрными острыми драконьими зубьями они выстроились спиной к свету, лицом к жертве. За сломанной машиной был только лес, на дороге — никого больше. Смерть — не старуха с косой. Будь тут старуха с косой, жертва бы даже обрадовалась, эти же так просто не отпустят. Секунду-другую они молчали, и тут же взорвались хохотом. Жертва опомнилась, бросилась к задней дверце машины, заверещала:
— Зиночка, беги! Беги, Зина!
— Пацаны, он тут с бабой!
Эта волна слишком быстро оказалась рядом, вплотную. Двое схватили за плечи, потащили к лесу, за его же машину. Один дёрнул на себя заднюю дверцу машины, распахнув её, и присвистнул.
— Как баба?! Такая же как он или есть с чем поработать? — один ещё стоял у машины, наблюдал. Водитель взял с заднего сидения арматуру, без спешки стал спускаться ко второй машине.
Тем временем ближе к деревьям произошла какая-то заминка — двое тащивших жертву к лесу замешкались, остановились. Чутко ощутив эту перемену, стоявший у дороги спросил:
— Че там? Сдох что ли?
— Да тут. . — пока один говорил, другой из подельников уже углубился в машину. Прогремел выстрел и стало так тихо, как тут не было даже за несколько минут до этого, когда ещё ни одной машины не успело подъехать. Оружие у них было, но сейчас незачем было стрелять.
— Кто, млять, палил?! — прорычал главарь, сам направился к машине. И с первым же его шагом из машины спиной на траву вывалился один из подельников, вцепился в живот и заорал, казалось, громче, чем до этого был выстрел.
И тогда появилась она — старуха в балахоне, только вместо косы у неё был пистолет, а вместо балахона покрывало. Бледно-голубым отсвечивала нижняя часть лица, от носа до подбородка, и на этой подсветке был нарисован рот в презрительном изгибе. Главарь потянулся за пистолетом, что был заткнут за пояс джинсов, но новый выстрел свалил его с ног — багажник был открыт и в нём на коленях стоял парень в такой же маске. На водителя ему хватило двух выстрелов — в горло, который только поцарапал, и в голову, в правую глазницу. Потом монстр из багажника развернулся к двоим оставшемся, что ещё держали обрюзгшего водителя. От него ещё раздавались крики, но сам водитель не шевелился, без спешки выключил динамик и крики стихли, начал стаскивать силиконовую маску.
— Не стреляй, а то!.. — начал один из нападавших, обращаясь к парню из багажника, на маске которого светилась снисходительная улыбка. Видно, парень был без огнестрельного, только с металлической трубой, а вот второй рванулся выхватить пистолет из-за пояса, но тогда именно «толстяк» вскинул руки и с двух сразу, с близкого расстояния, обоим прострелил головы. Уже после этого поднялся, начал снимать с себя накладной жир, закинул в багажник, задев при этом подельника. Тот выбрался на траву, с удовольствием размял ноги. Парень, притворявшийся толстяком, сейчас тоже в интерактивной маске, дошёл погасить свет в машине нападавших.
— Что, всех убили? Никого на сладенькое не оставили? — спросил Ник, осматриваясь, тут же заметил недоработку. Она ползла к дороге, к машине, на траве оставался тёмный след. — О, вижу сладенькое.
Глеб вскинул снова обе руки с оружием, и Ник его остановил, словно тот едва не раздавил букашку:
— Погоди, погоди! Этот сучки.
Ева встала над уползающей добычей, наблюдала несколько секунд, потом перевернула резко на спину, к себе лицом. Та булькнула, заговорила дрожащим голосом:
— Не убивайте меня… я только на шухере… я никого… я заплачу.
— Что, вы думали, что сможете с нами поиграть? — спросила Ева, и маска отразила улыбку. В этих масках голоса для внешних обитателей звучали через обработку, более низкими и грубыми, более жуткими. В наушниках же они в это время слышали слова друг друга нормально, без обработки. — А вместо этого мы поиграли вами.
Она выпустила всю обойму — в грудь, в шею, в лицо, теперь можно было не экономить пули. Глеб смотрел на дорогу, не появится ли кто, и вообще выглядел сердитым. Ник ликовал. Раскинув руки, словно они выбрались на пикник, он весело спросил:
— Ну что, Третья, как тебе в аду?
— Как дома, — медленно ответила Ева.
***
Трасса вообще была опасная, Калинин даже не удивился, когда сообщили о том, что там произошло новое убийство. Не понимал только, зачем вызвали его, но уже привык — где подозревали чертей, туда звали его. Даже если какие-то подростки нацепили маски как у чертей и разбили магазин — тоже звали его. Наверное, чтобы не скучал между их вылазками. Самый преданный фанат знал об этой банде меньше, чем Калинин. Он по памяти мог назвать самые яркие моменты своего дела. Но в полиции всем казалось, что всё, что делал Калинин — складывал новые и новые материалы в распухающие папки. Ему и сочувствовали, и относились с пренебрежением. Это был не просто глухарь, а непрекращающийся глухарь со все новыми и новыми эпизодами.
В центре трассы стояла машина — среднего класса. И не дешёвая, и не особо дорогая. Машина стояла нараспашку и вокруг в хаотичном порядке валялись трупы. У одного не было головы. Похоже, её раздавила рванувшая с места машина. Где находилась вторая машина тоже было заметно по следам шин на обочине. Ещё тойота располагалась чуть подальше, остальные машины были полицейскими. Около тойоты сновали люди в форме, на переднем сидении пила что-то из бумажного стаканчика симпатичная девушка, руки у неё тряслись.
— Доброй ночи, — Калинин кивнул, и полицейский чуть посторонился, но не отошёл. Видимо, капитан оторвал его от чего-то важного, и тот теперь ждал, когда старший закончит с вопросами и перейдёт к менее приятному делу — осмотру трупов. Команда ещё не подъехала. Девушка посмотрела на него исподлобья, сжав челюсть, и кивнула вместо приветствия. Контакт был в любом случае налажен. Была уже не ночь, а раннее утро, светало. Трава покрылась росой, и кровь на ней казалась такой же естественной, словно кровоточила земля. — Что случилось?
— Я… ехала на машине. А тут… это вот. Они сразу в машину заскочили и рванули. Я…
— Номер машины?
— … растерялась. Нет, не запомнила.
— Как они выглядели?
— Маски. Закрывали половину лица и улыбки… Черти. Их все зовут Чертями.
Медленно, словно крадучись, к месту подъехал ещё один полицейский грузовик, на этот раз знакомый, из него начали выбираться сонные эксперты. Заметив Калинина только кивали, к нему подходить не стали — трупы их интересовали больше. Влад, падла, восхищённо присвистнул, прокомментировал достаточно громко:
— Да неужели банда? Круты, как всегда. Чётко в бошки… а этого чего изрешетили? Обидел их, что ли?
Калинин пожевал раздражённо, но даже поворачиваться не стал, продолжил допрос:
— Скажите, а вы приметили, сколько было их? В масках?
Банда из пяти человек. Привыкшие к крови, к насилию и имеющие любое оружие на выбор. Черти не рискнули бы вдвоём соваться, но говорили, что девушка мертва…
— Трое, — ответила свидетель.
— Двое и девушка? — подсказал Калинин. Свидетель пожала плечами:
— Может быть и девушка.
Калинин кивнул, развернулся. Нужно было сделать Владу замечание. Эксперты в команде часто сменялись, но если те и фанатели по Чертям, то хотя бы не афишировали этого. Владу-то что? Его работа сказать, как убит и какие выводы из этого, он с ней справлялся. Не его задача Чертей поймать, только помочь.
