— Да? А нам передали, что волки грызут уже чуть ли не тебя, — засмеялся второй. Они двое шли за Глейном вслед, замыкали это шествие Кэйсар и Луц.
— Нас просто пустили переночевать, переждать снегопад, — размеренно рассказал Глейн.
— А если честно?
— А если честно, то я только в клетке посидел. Всё само случилось.
— Глейн, я вот честно никогда не понимал — как это у тебя всё само так получается? А ты с друзьями чистенький и только, гады, поспать не дали. Это там, где любого из нас бы четвертовали до прихода помощи.
— Крейс, не завидуй. Спорить могу, Глейн и в клетку-то загремел потому, что казался слишком наивным и слабым, чтобы кого-то просто своим присутствием до смерти затравить.
Обычно Глейн готов был идти сутками без отдыха и сна, лишь бы не оставаться ночевать в лесу, и в этот раз его уговорили заночевать среди леса товарищи. И Кэйсар, и Луц были опытны в таких привалах: выбрали сторону склона без ветра, сделали настил из веток, развели костёр и смастерили палатку из прочной ткани. Всё это время Глейн сидел, замотанный в свой пушистый шарф. Таким образом он показывал, что обиделся и лучше ещё несколько часов прошёл бы, чем сейчас ночевать в снегу. При всей привычности к суровым условиям походной жизни, у Глейна портилось настроение, когда приходилось спать зимой под открытым небом. Откуда только взялась эта почти аристократическая любовь к комфорту и теплу?
— Чем дольше будешь сидеть, тем дольше будет холодно, — как ребёнку сделал выговор Луц. Глейн только плотнее завернулся и, дождавшись, первым полез в палатку. Кэйсар и рыцарь переглянулись.
— У меня ощущение, что Глейн в такие ночёвки становится старым и ворчливым, — посмеялся Луц. Кэйсар улыбнулся:
— А у меня… — и не договорил, прислушался к лесу. Улыбка исчезла с его лица, оборотень вытянулся в одну сторону, и Луц обернулся туда же, но лес тёмен, почти ничего не было видно.
— Что-то не так? — спросил рыцарь. Кэйсар задумчиво отозвался:
— Не, в порядке всё. Дальше без меня.
Собственно, и делать дальше нечего — хвороста набрать только. Но и уйти Кэйсар не успел, остановился в круге света на притоптанном снегу, вгляделся в темноту. А потом Луц услышал шуструю волчью рысь по смёрзшемуся снегу.
— Глейн, — окликнул взволнованно рыцарь. Два серых силуэта вывалились на них из темноты, одного перехватил Кэйсар — голыми руками за пасть. Второй попытался вцепиться Луцу в бок, но зубы скользнули по металлу, и волк отскочил.
— Так это ты Охотник Глейн?! — высокий человек в богатой волчьей шубе появился у костра, хотя до этого не было слышно его шагов по насту или топота лошадей. Луц растерялся на несколько секунд, не зная, как точно отвечать.
— Да, я, — не очень умело соврал он и попытался приосаниться. Кэйсар с волком смотрели друг другу в глаза, и до рыцаря дошло — взгляд у животного осмысленный, он смотрел осуждающе, недовольно.
Второй волк снова попытался отхватить от Луца кусок, получил железной перчаткой в нос, потряс головой.
— Сожрать, — приказал мужчина в шубе. — Костей не оставить.
— Я те сожру, — пообещал грозно Кэйсар, стискивая голову волку в рука. Тот заскулил, попытался отбиться.
Глейн выбрался из палатки злой, всё так же завёрнутый в шарф. Пинком отшвырнул волка, что нападал на Луца, отобрал у Кэйсар его добычу, бросил в лес, повернулся к человеку и неожиданно вежливо представился:
— Доброй ночи. Я Охотник Глейн. Мы в пути уже достаточно давно, успели вымотаться. Давайте, вы попробуете сожрать меня завтра, а то сегодня так спать хочется, что я кому-то из ваших точно башку откручу.
Когда Луц, всю ночь не спавший, выбрался из палатки, у прогоревшего костра сидели послушно трое волков, по центру тот, что в два раза больше остальных. Кэйсар чёрно-белым псом лежал, укрытый снегом, не сводил глаз с врагов.
Глейн спал. В самом деле спал, хотя и ворочался во сне, но правда решил, что разговоры подождут до утра. И Луц, которому не спалось, отправился собирать дрова. Уже окончательно рассвело.
Сонный Глейн выбрался из палатки на запах супа, посмотрел на волков так, словно они должны были сбежать за ночь или приснились ему. Но, поразмыслив, подсел к костру. Утро тёплое, а с улучшением погоды подобрел и Глейн.
Самый большой волк обернулся человеком, полез тут же одеваться в камзол и шубу. Кэйсар приподнял голову, сощурился подозрительно.
— У меня, конечно, щенков много, — начал оборотень, — многие из них даже в человека превращаться не научились. Из помёта Руслана только он и смог человеком стать. Но это не значит, что я буду своими щенками разбрасываться. Ты, Охотник, наверное, спишь и видишь, как бы на него ошейник надеть.
— На кого? — переспросил Глейн.
— На Руслана, — оборотень кивнул на Кэйсара, тот отвернулся, стоило Глейну повернуться к нему.
— А, Кэйсар… Нет, он просто за нами увязался.
— Ага. И за стену с тобой просто увязался. После этого я и узнал, с какой мерзкой компанией он связался.
— Я его не держу, он даже не в ошейнике.
— Именно, бать! — зарычал Кэйсар, тут же и одевался. — Что хочу, то и делаю! Что за бред?!
— Не, Руслан, ты не что хочешь делаешь, ты шерсть и клыки мои позоришь. Ты пойми, я бы простил, если ты за стену ездил вампиров погрызть, но ты на оборотней нарвался.
— Да беспредельщики потому что! Людьми торговали!
— А если и торговали, ты не суйся. Мне теперь высказывают, что ты Охотникам прислуживаешь.
— Так то же не Охотник, то Глейн. Он тем и знаменит, что за наших!
— «За наших»? — переспросил отец. — Вольфраги два месяца назад. Вольфесы в прошлом году. Какие-то шалудивые стаи раза три.
— Глейн бы просто так убивать не стал, значит, было за что!
— Руслан, они оборотни! Если в тебе собачья порода и ты свинину любишь больше, чем человечину, то ты себя с ними не равняй.
— Кстати, я бы поел, — безразлично вполголоса произнёс Глейн, и Луц отвлёкся от семейной ссоры, полез в мешок за жестяной тарелкой.
— А я что, виноват, что ты с кем попало трахался?!
— Руслан, я никогда не трахался с кем попало, — гордо поправил его отец. — По собачьим меркам она была графиней, такие собаки ценнее людей. Оборотни тебя, кажется, ни разу за твою мать не упрекнули, это всё людишки с их взглядами!
Луц едва не выронил полную тарелку супа, Глейн успел её перехватить, спокойно отхлебнул.
— Как насчёт меня?! Я из кожи вон лез, чтобы доказать, что не хуже!
— Кому доказать?!
— Себе!
— Чем? Тем, что к Охотнику прицепился! Видишь, он тебя не ценит даже! Да если я тебя в карету впихну и домой увезу, он только выдохнет с облегчением!
Глейн отложил тарелку, из-за пояса достал нож и воткнул в бревно, потом вернулся к супу.
— На языке Охотников это значит, что ему не понравится, если ты так сделаешь.
— Я поддержу только выбор, Кэйсар, — пояснил Глейн. — Если захочет ехать домой — грустно, но я не буду задерживать. Но Кэйсар, кажется, не хочет.
— Бать, иди к чёрту, — перевёл Кэйсар. — Мне с этим Охотником интереснее.
— Это всё твоя собачья кровь! И с какой стати он вмешивается?! Ну-ка превращайся, так поговорим!
Двое волков сидели, как дрессированные, слушали, пока Кэйсар с отцом лаяли и рычали друг на друга. Луц сначала посматривал в их сторону насторожённо, потом взял пример с Глейна и начал есть. Налил в миску Кэйсара, предложил волкам, но те проигнорировали, старались даже не смотреть в сторону котелка.
— …и сучку твою новую туда же! — превращаясь, договорил Кэйсар, опёрся о Луца и залпом выпил остывший суп, ссыпал в рот овощи со дна, подцепил пальцами прилипшее. Волк снова зарычал и рявкнул, Кэйсар среагировал, показав ему средний палец. — Глейн, ты, блин, прости, что он у меня такой недалёкий.
— Ничего, — пожал плечами Глейн. — В отцах я пока очень хорошо разбираюсь. У меня два, и оба не подарок.
— А ну рот закрой! — рявкнул старший оборотень, снова превратившись. Так своим перевоплощением владели только кровные оборотни, укушенные не могли это контролировать, они становились неуправляемыми собаками в полнолуние.
— Не похоже, чтобы Кэйсар скучал по дому, — невозмутимо продолжил Глейн. Даже вечно правильный Луц, который сам сбежал из дома, не возражал и не пытался говорить Кэйсару о значении родителей.
— Дом, как же, — фыркнул Кэйсар. — По-твоему, сколько живут собаки? После превращения мать меня за своего перестала признавать. Да и прожила до десяти — отличный возраст для собаки, слишком мелкий для человека.
Глейн закончил с едой, поднялся, снова взялся за нож:
— Как бы там ни было, а вы на нас напали. Охотники не слишком уравновешенные ребята и такого обычно не прощают.
— Да он на тебя ошейник оденет через полгода, и будет прав! — самый крупный игнорировал Глейна, напирал на Кэйсара, который уже сворачивал ткань палатки. Тот отмахнулся, не обернулся. — Руслан! Мне плевать, как ты живёшь, но ты же не дворняга!
— Они меня не замечают, — попытался пожаловаться Глейн, но Луц хлопнул его по плечу, забрал у Кэйсара ткань, впихнул в мешок.
— Нам пора, — Луц сам забрал из рук Глейна нож, отдал рукояткой вперёд.
Оборотни остались на месте стоянки, отец ещё кричал что-то, но Кэйсар мало того, что не слушал, он ещё и был непривычно многословный, не затыкаясь говорил с Луцом. Но их не преследовали, и Глейн вздохнул с облегчением.
До села они добрались ближе к ночи, и Луц с Кэйсаром выглядели довольными — они были правы, скоро ночлег Глейн бы не нашёл. Но в крайнем доме не горел свет и были занавешены окна, хотя слышны людские голоса.
— Похороны, — понимающе произнёс Глейн, распутал с шеи шарф. В следующий дом их впустили сразу, только увидев его крест, потому что рядом с Охотником даже трёхглавый гоблин — не враг. Не было ещё такого, чтобы монстр, следующий за Охотником, кого-то при нём растерзал. Наверное потому, что Охотники сами добивали всех монстров, а самых опасных и ненадёжных к себе предпочитали не брать. Но Глейн отчего-то был уверен в Кэйсаре. Возможно, обманывался его собачьей природой, а может, судил по делам, всё-таки они уже несколько месяцев вместе путешествовали. Кэйсар был задирой, мог напугать, но вреда никому не причинял.
— Ты правда прости, что отец так себя вёл, — шёпотом начал Кэйсар, пока Луц общался с хозяйской дочкой. Рыцарь — завидная партия, поэтому девушки к нему льнули, игнорируя оборотня и Охотника, который выглядел начинающим. — Я его до этого лет пять не видел. Тут как у собак — вырос и хрен с тобой, с кем попало только не путайся.
— Я же сказал, что всё в порядке, — пожал плечами Глейн. Он был ещё более добрый, чем обычно — сказывалась обретённая крыша над головой и стены вокруг. Кэйсар, задумавшись об этом, сменил тему:
— Тебе не очень подходит бродячая жизнь, да? Почему согласился?
— Мне семь было, откуда я знал, что мне подходит, — Глейн тут же огорчился, но быстро вернулся к прежнему спокойствию. — К сожалению, нельзя сидеть в тепле и ждать, что чудовища сами придут.
— Хеган так может, — пожал плечами Кэйсар. Первым заметил, что вернувшийся Луц бледнее обычного, тут же зацепился за это, как за повод для шутки: — Если тебя звали в кровать, то иди, конечно. Глейн же почти священник, грехи тебе отпустит.
— Пойдём поговорим? — предложил Луц, и эта нервозность стёрла с лица Кэйсара улыбку. Он приподнялся, чтобы выйти с рыцарем, но Глейн перехватил Луца за край рубашки, заглянул в глаза Кэйсару, скорее приказал, чем попросил:
— Тут говори.
— Это невежливо, — проворчал рыцарь. — Это касается Кэйсара, и ему, может быть, неловко за это.
— Я не почти священник, — понизив голос, произнёс Глейн. — Я к духовному сану имею только формальное отношение. И я с вами так давно, что у вас уже не должно быть никаких неловких тайн от меня.
— Хорошо, — кивнул Луц. — Кэйсар, вода вскипела. Готовить придётся тебе.
Глейн сам себе не верил: Луц только что нагло соврал, зная, что его ложь заметят. Переобщались. Хорошо, что на Кэйсара невозможно плохо влиять — куда уж дальше?
— Неловко-то как, — наигранно расстроился Кэйсар, и поднялся разобраться с готовкой. Ещё несколько секунд Глейн смотрел в честное и открытое лицо Луца, потом выбрался со своего места, мазнув пыльный пол подолом рясы, ушёл не к Кэйсару, а на улицу.
В доме с тёмными окнами ему открыли не сразу, тут тоже выручил крест — стоило коренастому мужчине увидеть Охотника на пороге, и Глейна затащили внутрь, без предупреждения.
— Трое их было, — вскоре поспешно рассказывал он. Вся его многочисленная семья слушала: старый беззубый дед с печи изучал Глейна недоверчивым взглядом; из-за печки осторожно выглядывали двое детей, мальчик и девочка; в углу под иконой жена беззвучно плакала — закрывала лицо платком, а по щекам непрерывным потоком бежали слёзы. — Все одеты богато. На одном волчья шуба, он у них вроде главного, сир какой-то… Ну нелёгкая меня и толкнула. Думаю, а чего гостей не пустить. Девчонка маленькая ещё, не позарятся. И впустил на ночь. А они поздно уже прибыли, ещё и мороз. Ну, я… — начавшийся задорно рассказ лишился той искры, стал тише, искренней, паузы длиннее, — сам не пошел… сына старшего послал. Мол, пойди лошадей господ накорми. А он… ленивый. Может, и накормил, да сеном только. Причесал абы как… Ну я ж и не договаривался с ними, чтоб ещё и лошадей их кормить, да оставить как-то совестно и…
Глаза стали блестящими, смотрели куда-то не на Глейна, а назад, в прошлое.
— Откуда поняли — не знаю. Да только в конюшне волками двое из них обратились, и… и все… Завтра хороним. Да ведь карета богатая, не простой ведь оборотень, да, Охотник?..
— Не простой, — кивнул Глейн. Он не мог сказать, что они встретили его в лесу. Любой другой Охотник убил бы оборотней на месте, тем более после того, как они напали первыми. Конечно, тогда ситуация не выглядела серьёзной, больше походила на злую шутку, но вот теперь все оборачивалось по-другому.
— Значит, нельзя его к ответу-то?
Каждый взгляд в Глейна — как вбитый гвоздь. Если он скажет, что нельзя, ведь потом проблем не оберёшься, они поймут. Любой заезжий аристократ мог убить крестьянского сына, и никак ему нельзя отомстить. Но дело было не в статусе, дело было в Кэйсаре, который мог с отцом лаяться, а убить бы его не позволил.
Иногда люди врали. Глейн относился скептически к чужим рассказам. Иногда преувеличивали. Эти же говорили правду, да и как тут соврёшь — описание то же, в сенях свежий гроб, заколоченный.
Когда Глейн вернулся в тёмный дом, на столе стояла какая-то похлёбка, но Кэйсар и Луц сидели в мрачной тишине — поговорили, значит.
— Я уж думал, ты в лес ночевать собрался, понравилось, — усмехнулся Кэйсар, но взгляд у него был нездешний и немного виноватый.
— Вам надо было поговорить, — пожал плечами Глейн, стащил рясу через голову.
Ночью снова выпал снег. Очень долго пришлось ждать, когда заснёт Кэйсар, самому Глейну не спалось — как всегда, если есть незаконченное дело. Когда оборотень засопел, Глейн выскользнул из-под шерстяного одеяла, надел рясу и шарф, забрал оружие и вышел.
Оборотни нашли его сами, как Глейн и надеялся — после того, как селение скрылось из вида, на тропинке между сосен, настолько широкой, что могла проехать лошадь с повозкой. Больше всего Глейн боялся, что они попытаются договориться, но нагнали его уже три волка, два помельче первыми бросились вперёд.
— Нас просто пустили переночевать, переждать снегопад, — размеренно рассказал Глейн.
— А если честно?
— А если честно, то я только в клетке посидел. Всё само случилось.
— Глейн, я вот честно никогда не понимал — как это у тебя всё само так получается? А ты с друзьями чистенький и только, гады, поспать не дали. Это там, где любого из нас бы четвертовали до прихода помощи.
— Крейс, не завидуй. Спорить могу, Глейн и в клетку-то загремел потому, что казался слишком наивным и слабым, чтобы кого-то просто своим присутствием до смерти затравить.
***
Обычно Глейн готов был идти сутками без отдыха и сна, лишь бы не оставаться ночевать в лесу, и в этот раз его уговорили заночевать среди леса товарищи. И Кэйсар, и Луц были опытны в таких привалах: выбрали сторону склона без ветра, сделали настил из веток, развели костёр и смастерили палатку из прочной ткани. Всё это время Глейн сидел, замотанный в свой пушистый шарф. Таким образом он показывал, что обиделся и лучше ещё несколько часов прошёл бы, чем сейчас ночевать в снегу. При всей привычности к суровым условиям походной жизни, у Глейна портилось настроение, когда приходилось спать зимой под открытым небом. Откуда только взялась эта почти аристократическая любовь к комфорту и теплу?
— Чем дольше будешь сидеть, тем дольше будет холодно, — как ребёнку сделал выговор Луц. Глейн только плотнее завернулся и, дождавшись, первым полез в палатку. Кэйсар и рыцарь переглянулись.
— У меня ощущение, что Глейн в такие ночёвки становится старым и ворчливым, — посмеялся Луц. Кэйсар улыбнулся:
— А у меня… — и не договорил, прислушался к лесу. Улыбка исчезла с его лица, оборотень вытянулся в одну сторону, и Луц обернулся туда же, но лес тёмен, почти ничего не было видно.
— Что-то не так? — спросил рыцарь. Кэйсар задумчиво отозвался:
— Не, в порядке всё. Дальше без меня.
Собственно, и делать дальше нечего — хвороста набрать только. Но и уйти Кэйсар не успел, остановился в круге света на притоптанном снегу, вгляделся в темноту. А потом Луц услышал шуструю волчью рысь по смёрзшемуся снегу.
— Глейн, — окликнул взволнованно рыцарь. Два серых силуэта вывалились на них из темноты, одного перехватил Кэйсар — голыми руками за пасть. Второй попытался вцепиться Луцу в бок, но зубы скользнули по металлу, и волк отскочил.
— Так это ты Охотник Глейн?! — высокий человек в богатой волчьей шубе появился у костра, хотя до этого не было слышно его шагов по насту или топота лошадей. Луц растерялся на несколько секунд, не зная, как точно отвечать.
— Да, я, — не очень умело соврал он и попытался приосаниться. Кэйсар с волком смотрели друг другу в глаза, и до рыцаря дошло — взгляд у животного осмысленный, он смотрел осуждающе, недовольно.
Второй волк снова попытался отхватить от Луца кусок, получил железной перчаткой в нос, потряс головой.
— Сожрать, — приказал мужчина в шубе. — Костей не оставить.
— Я те сожру, — пообещал грозно Кэйсар, стискивая голову волку в рука. Тот заскулил, попытался отбиться.
Глейн выбрался из палатки злой, всё так же завёрнутый в шарф. Пинком отшвырнул волка, что нападал на Луца, отобрал у Кэйсар его добычу, бросил в лес, повернулся к человеку и неожиданно вежливо представился:
— Доброй ночи. Я Охотник Глейн. Мы в пути уже достаточно давно, успели вымотаться. Давайте, вы попробуете сожрать меня завтра, а то сегодня так спать хочется, что я кому-то из ваших точно башку откручу.
Глава 9
Когда Луц, всю ночь не спавший, выбрался из палатки, у прогоревшего костра сидели послушно трое волков, по центру тот, что в два раза больше остальных. Кэйсар чёрно-белым псом лежал, укрытый снегом, не сводил глаз с врагов.
Глейн спал. В самом деле спал, хотя и ворочался во сне, но правда решил, что разговоры подождут до утра. И Луц, которому не спалось, отправился собирать дрова. Уже окончательно рассвело.
Сонный Глейн выбрался из палатки на запах супа, посмотрел на волков так, словно они должны были сбежать за ночь или приснились ему. Но, поразмыслив, подсел к костру. Утро тёплое, а с улучшением погоды подобрел и Глейн.
Самый большой волк обернулся человеком, полез тут же одеваться в камзол и шубу. Кэйсар приподнял голову, сощурился подозрительно.
— У меня, конечно, щенков много, — начал оборотень, — многие из них даже в человека превращаться не научились. Из помёта Руслана только он и смог человеком стать. Но это не значит, что я буду своими щенками разбрасываться. Ты, Охотник, наверное, спишь и видишь, как бы на него ошейник надеть.
— На кого? — переспросил Глейн.
— На Руслана, — оборотень кивнул на Кэйсара, тот отвернулся, стоило Глейну повернуться к нему.
— А, Кэйсар… Нет, он просто за нами увязался.
— Ага. И за стену с тобой просто увязался. После этого я и узнал, с какой мерзкой компанией он связался.
— Я его не держу, он даже не в ошейнике.
— Именно, бать! — зарычал Кэйсар, тут же и одевался. — Что хочу, то и делаю! Что за бред?!
— Не, Руслан, ты не что хочешь делаешь, ты шерсть и клыки мои позоришь. Ты пойми, я бы простил, если ты за стену ездил вампиров погрызть, но ты на оборотней нарвался.
— Да беспредельщики потому что! Людьми торговали!
— А если и торговали, ты не суйся. Мне теперь высказывают, что ты Охотникам прислуживаешь.
— Так то же не Охотник, то Глейн. Он тем и знаменит, что за наших!
— «За наших»? — переспросил отец. — Вольфраги два месяца назад. Вольфесы в прошлом году. Какие-то шалудивые стаи раза три.
— Глейн бы просто так убивать не стал, значит, было за что!
— Руслан, они оборотни! Если в тебе собачья порода и ты свинину любишь больше, чем человечину, то ты себя с ними не равняй.
— Кстати, я бы поел, — безразлично вполголоса произнёс Глейн, и Луц отвлёкся от семейной ссоры, полез в мешок за жестяной тарелкой.
— А я что, виноват, что ты с кем попало трахался?!
— Руслан, я никогда не трахался с кем попало, — гордо поправил его отец. — По собачьим меркам она была графиней, такие собаки ценнее людей. Оборотни тебя, кажется, ни разу за твою мать не упрекнули, это всё людишки с их взглядами!
Луц едва не выронил полную тарелку супа, Глейн успел её перехватить, спокойно отхлебнул.
— Как насчёт меня?! Я из кожи вон лез, чтобы доказать, что не хуже!
— Кому доказать?!
— Себе!
— Чем? Тем, что к Охотнику прицепился! Видишь, он тебя не ценит даже! Да если я тебя в карету впихну и домой увезу, он только выдохнет с облегчением!
Глейн отложил тарелку, из-за пояса достал нож и воткнул в бревно, потом вернулся к супу.
— На языке Охотников это значит, что ему не понравится, если ты так сделаешь.
— Я поддержу только выбор, Кэйсар, — пояснил Глейн. — Если захочет ехать домой — грустно, но я не буду задерживать. Но Кэйсар, кажется, не хочет.
— Бать, иди к чёрту, — перевёл Кэйсар. — Мне с этим Охотником интереснее.
— Это всё твоя собачья кровь! И с какой стати он вмешивается?! Ну-ка превращайся, так поговорим!
Двое волков сидели, как дрессированные, слушали, пока Кэйсар с отцом лаяли и рычали друг на друга. Луц сначала посматривал в их сторону насторожённо, потом взял пример с Глейна и начал есть. Налил в миску Кэйсара, предложил волкам, но те проигнорировали, старались даже не смотреть в сторону котелка.
— …и сучку твою новую туда же! — превращаясь, договорил Кэйсар, опёрся о Луца и залпом выпил остывший суп, ссыпал в рот овощи со дна, подцепил пальцами прилипшее. Волк снова зарычал и рявкнул, Кэйсар среагировал, показав ему средний палец. — Глейн, ты, блин, прости, что он у меня такой недалёкий.
— Ничего, — пожал плечами Глейн. — В отцах я пока очень хорошо разбираюсь. У меня два, и оба не подарок.
— А ну рот закрой! — рявкнул старший оборотень, снова превратившись. Так своим перевоплощением владели только кровные оборотни, укушенные не могли это контролировать, они становились неуправляемыми собаками в полнолуние.
— Не похоже, чтобы Кэйсар скучал по дому, — невозмутимо продолжил Глейн. Даже вечно правильный Луц, который сам сбежал из дома, не возражал и не пытался говорить Кэйсару о значении родителей.
— Дом, как же, — фыркнул Кэйсар. — По-твоему, сколько живут собаки? После превращения мать меня за своего перестала признавать. Да и прожила до десяти — отличный возраст для собаки, слишком мелкий для человека.
Глейн закончил с едой, поднялся, снова взялся за нож:
— Как бы там ни было, а вы на нас напали. Охотники не слишком уравновешенные ребята и такого обычно не прощают.
— Да он на тебя ошейник оденет через полгода, и будет прав! — самый крупный игнорировал Глейна, напирал на Кэйсара, который уже сворачивал ткань палатки. Тот отмахнулся, не обернулся. — Руслан! Мне плевать, как ты живёшь, но ты же не дворняга!
— Они меня не замечают, — попытался пожаловаться Глейн, но Луц хлопнул его по плечу, забрал у Кэйсара ткань, впихнул в мешок.
— Нам пора, — Луц сам забрал из рук Глейна нож, отдал рукояткой вперёд.
***
Оборотни остались на месте стоянки, отец ещё кричал что-то, но Кэйсар мало того, что не слушал, он ещё и был непривычно многословный, не затыкаясь говорил с Луцом. Но их не преследовали, и Глейн вздохнул с облегчением.
До села они добрались ближе к ночи, и Луц с Кэйсаром выглядели довольными — они были правы, скоро ночлег Глейн бы не нашёл. Но в крайнем доме не горел свет и были занавешены окна, хотя слышны людские голоса.
— Похороны, — понимающе произнёс Глейн, распутал с шеи шарф. В следующий дом их впустили сразу, только увидев его крест, потому что рядом с Охотником даже трёхглавый гоблин — не враг. Не было ещё такого, чтобы монстр, следующий за Охотником, кого-то при нём растерзал. Наверное потому, что Охотники сами добивали всех монстров, а самых опасных и ненадёжных к себе предпочитали не брать. Но Глейн отчего-то был уверен в Кэйсаре. Возможно, обманывался его собачьей природой, а может, судил по делам, всё-таки они уже несколько месяцев вместе путешествовали. Кэйсар был задирой, мог напугать, но вреда никому не причинял.
— Ты правда прости, что отец так себя вёл, — шёпотом начал Кэйсар, пока Луц общался с хозяйской дочкой. Рыцарь — завидная партия, поэтому девушки к нему льнули, игнорируя оборотня и Охотника, который выглядел начинающим. — Я его до этого лет пять не видел. Тут как у собак — вырос и хрен с тобой, с кем попало только не путайся.
— Я же сказал, что всё в порядке, — пожал плечами Глейн. Он был ещё более добрый, чем обычно — сказывалась обретённая крыша над головой и стены вокруг. Кэйсар, задумавшись об этом, сменил тему:
— Тебе не очень подходит бродячая жизнь, да? Почему согласился?
— Мне семь было, откуда я знал, что мне подходит, — Глейн тут же огорчился, но быстро вернулся к прежнему спокойствию. — К сожалению, нельзя сидеть в тепле и ждать, что чудовища сами придут.
— Хеган так может, — пожал плечами Кэйсар. Первым заметил, что вернувшийся Луц бледнее обычного, тут же зацепился за это, как за повод для шутки: — Если тебя звали в кровать, то иди, конечно. Глейн же почти священник, грехи тебе отпустит.
— Пойдём поговорим? — предложил Луц, и эта нервозность стёрла с лица Кэйсара улыбку. Он приподнялся, чтобы выйти с рыцарем, но Глейн перехватил Луца за край рубашки, заглянул в глаза Кэйсару, скорее приказал, чем попросил:
— Тут говори.
— Это невежливо, — проворчал рыцарь. — Это касается Кэйсара, и ему, может быть, неловко за это.
— Я не почти священник, — понизив голос, произнёс Глейн. — Я к духовному сану имею только формальное отношение. И я с вами так давно, что у вас уже не должно быть никаких неловких тайн от меня.
— Хорошо, — кивнул Луц. — Кэйсар, вода вскипела. Готовить придётся тебе.
Глейн сам себе не верил: Луц только что нагло соврал, зная, что его ложь заметят. Переобщались. Хорошо, что на Кэйсара невозможно плохо влиять — куда уж дальше?
— Неловко-то как, — наигранно расстроился Кэйсар, и поднялся разобраться с готовкой. Ещё несколько секунд Глейн смотрел в честное и открытое лицо Луца, потом выбрался со своего места, мазнув пыльный пол подолом рясы, ушёл не к Кэйсару, а на улицу.
В доме с тёмными окнами ему открыли не сразу, тут тоже выручил крест — стоило коренастому мужчине увидеть Охотника на пороге, и Глейна затащили внутрь, без предупреждения.
— Трое их было, — вскоре поспешно рассказывал он. Вся его многочисленная семья слушала: старый беззубый дед с печи изучал Глейна недоверчивым взглядом; из-за печки осторожно выглядывали двое детей, мальчик и девочка; в углу под иконой жена беззвучно плакала — закрывала лицо платком, а по щекам непрерывным потоком бежали слёзы. — Все одеты богато. На одном волчья шуба, он у них вроде главного, сир какой-то… Ну нелёгкая меня и толкнула. Думаю, а чего гостей не пустить. Девчонка маленькая ещё, не позарятся. И впустил на ночь. А они поздно уже прибыли, ещё и мороз. Ну, я… — начавшийся задорно рассказ лишился той искры, стал тише, искренней, паузы длиннее, — сам не пошел… сына старшего послал. Мол, пойди лошадей господ накорми. А он… ленивый. Может, и накормил, да сеном только. Причесал абы как… Ну я ж и не договаривался с ними, чтоб ещё и лошадей их кормить, да оставить как-то совестно и…
Глаза стали блестящими, смотрели куда-то не на Глейна, а назад, в прошлое.
— Откуда поняли — не знаю. Да только в конюшне волками двое из них обратились, и… и все… Завтра хороним. Да ведь карета богатая, не простой ведь оборотень, да, Охотник?..
— Не простой, — кивнул Глейн. Он не мог сказать, что они встретили его в лесу. Любой другой Охотник убил бы оборотней на месте, тем более после того, как они напали первыми. Конечно, тогда ситуация не выглядела серьёзной, больше походила на злую шутку, но вот теперь все оборачивалось по-другому.
— Значит, нельзя его к ответу-то?
Каждый взгляд в Глейна — как вбитый гвоздь. Если он скажет, что нельзя, ведь потом проблем не оберёшься, они поймут. Любой заезжий аристократ мог убить крестьянского сына, и никак ему нельзя отомстить. Но дело было не в статусе, дело было в Кэйсаре, который мог с отцом лаяться, а убить бы его не позволил.
Иногда люди врали. Глейн относился скептически к чужим рассказам. Иногда преувеличивали. Эти же говорили правду, да и как тут соврёшь — описание то же, в сенях свежий гроб, заколоченный.
Когда Глейн вернулся в тёмный дом, на столе стояла какая-то похлёбка, но Кэйсар и Луц сидели в мрачной тишине — поговорили, значит.
— Я уж думал, ты в лес ночевать собрался, понравилось, — усмехнулся Кэйсар, но взгляд у него был нездешний и немного виноватый.
— Вам надо было поговорить, — пожал плечами Глейн, стащил рясу через голову.
Ночью снова выпал снег. Очень долго пришлось ждать, когда заснёт Кэйсар, самому Глейну не спалось — как всегда, если есть незаконченное дело. Когда оборотень засопел, Глейн выскользнул из-под шерстяного одеяла, надел рясу и шарф, забрал оружие и вышел.
Оборотни нашли его сами, как Глейн и надеялся — после того, как селение скрылось из вида, на тропинке между сосен, настолько широкой, что могла проехать лошадь с повозкой. Больше всего Глейн боялся, что они попытаются договориться, но нагнали его уже три волка, два помельче первыми бросились вперёд.
