— За что воюют? — лицом Глейн был повёрнут к Кэйсару, глазами старался смотреть на его собеседника. Тот надулся, откинулся на спинку стула, но молчал.
— Ой, ну это ж оборотни. Кто-то кому-то на хвост наступил, остальные подтянулись, вот уже война, — Кэйсар очень нагло врал и наверняка знал, что Глейн это понимал. Но третий продолжал молчать, как на допросе.
— Нет, давай без меня, — в отместку отказался Глейн, поднялся, и на этот раз, другой рукой, Кэйсар резко усадил на стул его.
— Господин Охотник, что же получается, — притворно-сладко зашептал Кэйсар, — я с вами уже столько месяцев путешествую, а вы отказываетесь со мной съездить? Как-то это нечестно.
— Я тебя не заставлял, — напомнил Глейн, но больше вставать не торопился, ждал правды от Кэйсара. Но тот выбрал шантаж в ответ и, повернувшись к третьему за столом, с улыбкой спросил:
— Ты когда-нибудь пробовал Охотника?
И это было и резко, и обидно, это уже чересчур даже для шутки — предложение сожрать непослушного Охотника.
Глейн вырвался. Увернувшись от второй попытки его схватить, он ушёл наверх, к комнатам, хотя совершенно не знал, какую из них на ночь нанял Кэйсар, и нанял ли вообще, или просто отирался внизу. Едва не дошло до драки, когда Кэйсар догнал его, перехватил за одежду и потащил обратно к столу, но оборотень попросил глухо:
— Я потом сам всё объясню. Просто послушай.
Но за столиком уже пусто.
О письме Глейн не забыл, но сейчас просто не до него было. Кэйсар показал комнату. Закрыв дверь, он сел напротив, у него горели глаза и то и дело обнажались в ухмылке клыки.
— Они из-за наследства сцепились. Любой другой Охотник к чёрту бы послал. Но не ты, Глейн.
— Почему? — не понял тот. — Почему я должен лезть в дела оборотней?
Кэйсар поморщился, он сейчас был похож на бандита, который пытался втянуть Глейна в какое-то опасное дело.
— Потому что оборотни — такие же люди. Потому что их хозяин всё оставил среднему сыну, которому ещё четырнадцать, и он слабый. Его не смогли защитить, его сторонников отбили, и теперь он изображает, что всё понял и подчинился. Но он же не дурак.
— Ты тут при чём? — по-прежнему не понимал Глейн, и на Кэйсара этим вопросом словно ведро холодной воды вылили. Он перестал суетиться, посмотрел в доски деревянного пола, и уже серьёзнее признался:
— Отец умер. Мои братья моего же брата в заложники взяли, чтобы оставленное ему самим забрать. Я, наверное, должен был бы сам разобраться, но я не хочу тебя одного оставлять.
— Со мной ничего не случится, — Глейн почувствовал, как всё внутри похолодело и задеревенело тело в страхе, что любой жест может выдать его тайну.
— А со мной? — спросил Кэйсар, очень похоже изобразив беспокойство. — Мне очень нужна твоя сила, Глейн. Ты уж прости меня… Получается, я тобой только пользуюсь, но я не смогу справиться, если ты не…
— Прекращай, — скомандовал Глейн, нахмурился. — Это ваши земли. Не за стеной, конечно, но Охотнику там будут не рады.
— А я, значит, по человеческим хожу с Охотником, и ничего, — возмутился Кэйсар, снова сменив настроение. Они словно занимались перетягиванием одеяла, прямо как дети. Только Глейн понимал, что отказывался теперь потому, что боялся — Кэйсару скажут правду чужие и при нём, при Глейне. А с другой стороны, кто видел, что именно он убил оборотня? Глейн ничего не обещал крестьянам и не брал у церкви денег за это убийство, и смерть не была записана на него. А на серебряных пулях не нарисовано, чьи они. Но молчать или отказываться идти с Кэйсаром из-за правды — трусость. Глейн облизнул пересохшие губы, понизил голос:
— Ты понимаешь, за что они убьют меня?
— Да не убьёт тебя никто, — отмахнулся Кэйсар, и Глейн поймал его за ворот, заставил смотреть в глаза.
— Убьют, Кэйсар. Потому что и отца твоего убил я. Вся эта стая будет против меня.
Кэйсар не откликнулся на это, продолжил смотреть на Глейна так же ласково и даже чуть улыбаясь, но не моргая и никак не меняя выражение лица. Потом кивнул с той же улыбкой, выдохнул и стал серьёзнее, в лице проскользнуло что-то похожее на злость. И Глейн понял, что сам ждал замерев, боясь даже дышать.
— Да, ты прав, — глухо произнёс Кэйсар, отвернувшись, нервно ногтями расчёсывал шею. — Они и правда тебя разорвут… Чуть тебя в такое не втравил.
— Кэйсар, им можно просто не говорить, — уцепился за него Глейн. — Никто же не знает…
— Мне тоже можно было просто не говорить, — глухо откликнулся Кэйсар, и в голосе не разобрать: злость или обида. — Ничего себе вести… Ладно, дай мне время. Завтра решим, что с этим делать.
— Кэйсар, — Глейн позвал спокойно и уверенно, и тот обернулся, снова замер, пристально глядя в глаза. — Я пойду с тобой. Тебе нужна моя помощь.
— Да, конечно, — кивнул Кэйсар как-то слишком легко, показал направо, в стену. — Я буду в соседней комнате. Один побуду, ладно? А завтра поговорим.
«Друг Глейн. Домой я прибыл вовремя, но отец мой всего пару дней не дожил до весны. И хоть я мало знал его, хоть и сбежал от него из дома, но скорби моей предела нет до сих пор.
Хотел бы спросить, всё ли хорошо у вас и бережёте ли вы себя, но находясь с вами в путешествии я сам видел, как часто вы подвергали себя опасности. Благо вы никогда не были серьёзно ранены. Смею надеяться, что нам ещё доведётся увидеться.
Я пишу сказать вам спасибо, что в тот момент, когда я готов был смалодушничать, и остаться бродячим рыцарем, вы направили меня на верный путь, потому что место моё здесь, в этом замке, на этих землях. Когда я вернулся и когда наследство перешло ко мне и я узнал о всех бедах моих людей, я понял, что думал только о себе. Вы знали тогда, когда велели мне идти, что я должен быть здесь. Я много думал об этом. Наше путешествие было интересным, но вы шли своей дорогой и следовали своему предназначению, а я лишь прикрепился к вам, помогал, но вы могли справиться и сами. Здесь же без меня не обойтись никак, тут я принесу куда больше пользы. Но я рад, что оставил вас не в одиночестве, и Кэйсар, конечно, не всегда порядочный и часто склочный сэр, но всё же он вас не покинет. Я вижу это в нём. И вы его не прогоняйте, тогда я буду спокоен, буду знать, что вас есть кому защитить».
Глейн успел выучить Кэйсара за тот короткий промежуток времени, что они знакомы. Ночью он прислушивался к звукам из-за стены, и слышал, как оборотень ходил там. Мимо спальни иногда сновали люди, но дверь в комнату Кэйсара не открывалась. И всё же – утром комната пуста, и Глейн ждал этого. Знал, что так и будет, зашёл только убедиться, чтобы не получилось так, что Кэйсар остался, а Глейн, плохо его изучив, ушёл без него, не проверив. Он чувствовал себя так, словно Кэйсар что-то украл у него, что-то очень ценное, схожее с семейной реликвией. Более того, что-то единственное ценное, что ещё оставалось у Глейна.
***
Когда Глейн открыл глаза, мир был тёмный и покачивался, почему-то он увидел его только одним глазом. Попытался подняться, и на плечо легла сильная тяжёлая рука.
— Тихо-тихо, лежи, — произнёс шёпотом знакомый голос. Глейн понемногу начал ориентироваться, вещи обрели названия и смысл. Он в повозке, закрытой непромокаемым тентом, вроде торговых. Сейчас в ней только какие-то тряпки и он, Глейн. Человек рядом в мешковатом балахоне, в капюшоне, такие даже торговцы не носили. А оказался он здесь как? Его увёз Кэйсар?
— Кэйсар? — на всякий случай окликнул Глейн и понял, что нет, это не может быть он.
— Ты, друг, совсем на голову больной, — глухо продолжил извозчик знакомым голосом. Глейн вспомнил, кто это, только имя никак из памяти вычленить не мог, но вёз его другой Охотник. — Ты если сам не справляешься, то ты блин погоди.
— Люди, — Глейн сам не знал, почему именно это слово, но оно было как-то связано с гудящей головой, с больной рукой, к которой почему-то прилип рукав рясы.
— А, ну ясно, — вздохнул Охотник. Это Мэтс, точно. Часто они в последнее время стали пересекаться. — Вот бы нас били ещё за каждый раз, когда мы сломя голову бежим людей спасать. Не дожидаясь подмоги.
Глейн всё-таки приподнялся, посмотрел в те места, от которых они уезжали. Ткань хлопала на ветру, то открывала, то закрывала пейзаж. Тянуло гарью, где-то там виднелись языки пламени.
— Почему нас двое? — не понял Глейн, поморщился.
— Потому что всех съели ещё до того, как ты пришёл, — как можно более цинично, даже чересчур для человека, которому всё равно, ответил Мэтс, и Глейн со стоном упал обратно, закрыл глаза руками.
В замке был большой пир, поэтому из деревень было похищено несколько человек. Особо даже не разбирались, вносили разнообразие в меню — старики, женщины, сильные мужчины, дети. Всех набрали. Когда Глейн пришёл, пир был уже в разгаре, живых людей там не оставалось.
Он точно кого-то убивал, возможно поэтому рука ныла и рукав от крови влажный. А потом его как следует приложили по голове. Честно говоря, Глейн уже и не надеялся проснуться. Если б ему и оставили жизнь, то только чтобы он умирал в муках, но тогда ему первым делом отрезали бы ноги.
Мэтс ехал без спешки, чтобы избежать тряски. Значит за ними некому гнаться.
— Где правда твой оборотень? Помер? — спросил Охотник, чтобы чем-то отвлечь Глейна. Тот, не отрывая ладоней от лица, отозвался глухо и спокойно:
— Ушёл.
— Ошейник надо было надевать, — нравоучительно добавил Мэтс, словно только ради этих слов и спрашивал, и Глейн разозлился на него за это, даже теперь, когда Охотник спас его от смерти.
Рука не перетрудилась, убивая. Чуть выше локтя и к запястью глубокий порез. Как раз, когда перестала болеть голова, проснулась боль в руке. Лекарь впихнул в порез какие-то травы, прямо в кровоточащую мякоть, и Глейн заорал, попытался вырваться, Мэтсу пришлось держать его за плечи. Лекарь мужик основательный, больше похожий на торговца или кузнеца, сплюнул в сторону и проворчал:
— Как баба прямо, а ещё Охотник.
Глейну стало стыдно, и он прикусил губу, чтобы больше не кричать. Вместе с травой руку перевязали белой тканью, на голову только холодную тряпку кинули, и то с каким-то уже презрением. Словно Глейн помеха. Это было неприятно, всё-таки он же не виноват, что не успел, он хотел спасти всех…
— Ты давай полегче, — уловив его настроение, проворчал Мэтс. — Глейн у нас выглядит, конечно, слабым, но он тоже молодец.
— Вижу я, какой молодец, — огрызнулся лекарь, отошёл к котелку, от которого пахло чем-то горьким, и Глейн понял, что скоро его заставят это пить. Мэтс напрягся тоже, даже попытался поднять Глейна и вытащить из дома, пока лекарь отвлекается, но тот прикрикнул:
— Положи! Чего как дети?!
— Подумал, что мы вас достали и надо и честь знать, — пробубнил Мэтс. Глейн сидел насупленный, баюкал руку, которую теперь жгло огнём, и в целом выглядел как человек, готовый бежать.
— Ну так и пойди, чего тут сидеть? Я, вроде как, не тебя лечу, — выругался лекарь, и Мэтс возмущённо надулся и остался, только Глейна больше не трогал.
— Прямо чудеса какие-то, да, Охотник? — лекарь обращался только к Глейну, снял с огня котелок, попробовал варево и налил в чашку. Глейн смотрел за этим так, словно в чашку лился раскалённый свинец. — Единственный, кого в итоге спасли, это ты. Так?
— Не смешно, — уже серьёзно ответил Мэтс. — Да, не получилось. Но мы на своей службе столько людей спасаем, что вполне нормально, чтобы и нас хоть раз кто-то спас.
Лекарь протянул чашку Глейну, и тот, теперь сникший и покорный, забрал её здоровой рукой.
— Как остынет, чтобы выпил, — приказал лекарь. — Это чтобы ты не превратился, если тебя там цапнул кто. Помнишь, кусал тебя там кто-то?
— Не помню, — спокойно ответил Глейн.
— Вот и то-то же!
Когда лекарь отошёл по каким-то своим делам к дальнему углу, Мэтс возмущённо пропыхтел:
— Ты! Ты давай мне тут помогай, я не справляюсь! Как мне тебя отбивать, если ты…
— Ты ещё тут?! — развернулся лекарь. Возмущённый Мэтс за шкирку поднял Глейна, едва не расплескавшего густо заваренный кипяток, и потащил к выходу. На улице заговорил уже в голос.
— Экий жук, и так лекарей не перевариваю, а этот вообще мудачье.
Глейн попытался отпить, обжёгся, шёл рядом спокойно, без спешки, Мэтс же месил грязь почти солдатской поступью. Обернулся у одного из домов, когда люди были достаточно далеко, чтобы их не расслышать, огорошил:
— Новость знаешь?
— Может быть, — Глейн сел на чью-то лавку у крестьянского дома, снова попытался отпить, но соврал себе, что слишком горячо, хотя рот больше обжёг мерзкий вкус. — Которую?
— В который Хеган сбежал, — Мэтс плюхнулся рядом, запыхтел недовольно. Глейн посмотрел удивлённо, и сначала ему показалось, что собеседник соврал, но слишком серьёзное и обиженное у того было лицо. Словно своим побегом Хеган в первую очередь его, Мэтса, и задел. — Ну, может, и не сбежал… Только совпало как-то. После того, как его на собрании отмудохали, он месяц повалялся, потом манатки собрал и свалил из города. Хрен его знает, что у него там на уме было. Но как бы и всё. И с концами. После этого не видел его никто, и ни духа от него… Кто-то говорит: обосрался Хеган, понял, что его повесят. Но не повесят его! Мы все это знаем, а он тем более не может не знать! Вот куда он попёрся? Ему вот там нормально?! Я когда ранение отсиживаю, меня дёргает, как там на дорогах без меня. А он! Он! «Семерых одним ударом» и…
— Как он пропал? — перебил Глейн, отпил кипяток, морщась. Мэтс замолк, собрался с мыслями, продолжил уже спокойнее:
— Чёрт его знает. Ушёл, и не видели его больше. Как провалился… Думаешь, пропал?
— Да.
— Убили?
— Он бессмертный, — привычно ответил Глейн, но поздно вспомнил, что Мэтс не знал, что это шутка, прибавил: — Не умрёт он. Это же Хеган.
— Вот и я так думаю… Только куда вот он пропал?
— А Бедвир?
— Кто?
— Вампир его?
— Да чёрт бы с ним! Этого Хеган мог и сам пристукнуть!
— Бедвир пропал тоже? — нажал Глейн. Мэтс снова задумался, прежде чем ответить:
— Да. И вампир с ним пропал. И ни следа обоих…
— Эти следы вообще искал кто, или решили, что Хеган сбежал, и больше об этом и не вспоминали? — внезапно даже для себя огрызнулся Глейн, но Мэтс принял это как правду, кивнул:
— Было бы охрененно, если он не сбежал… Но тогда меня трясти начинает от того, что с ним случилось что-то, а мы не чешемся… Хекк с учениками там околачивался, вроде как пытался его найти. Не знаю, насколько успешно.
Глейн, пока думал, разминал раненую руку. Её всё ещё жгло, и каждое движение отдавалось так, словно в неё иголками тыкали, но в целом жить не мешало. Полчашки отвара он допил залпом, не думая.
— У меня никаких дел, — наконец заключил он. — Я мог бы помочь Хекку.
— А говорили, Хеган тебя убить пытался… Не надо этого, Глейн. Мы бы все хотели каждый куст вокруг столицы перерыть. Но если Хеган сбежал, то его никто и не найдёт. А если нет, то, пока мы ищем, у нас страна в крови захлебнётся. Эти твари ж в рамках себя держат только потому, что придёт Охотник, на них пожалуются, и всё, не сбежишь.
Становилось с каждым днём теплее, и любой шорох в кустах Глейн воспринимал как возвращение Кэйсара. Что оборотень вернётся — он не сомневался. Единственное плохое развитие событий то, в котором Кэйсара убивали в его разборках. И мысли эти не давали Глейну покоя, ночами его живьём глодала советь.
— Ой, ну это ж оборотни. Кто-то кому-то на хвост наступил, остальные подтянулись, вот уже война, — Кэйсар очень нагло врал и наверняка знал, что Глейн это понимал. Но третий продолжал молчать, как на допросе.
— Нет, давай без меня, — в отместку отказался Глейн, поднялся, и на этот раз, другой рукой, Кэйсар резко усадил на стул его.
— Господин Охотник, что же получается, — притворно-сладко зашептал Кэйсар, — я с вами уже столько месяцев путешествую, а вы отказываетесь со мной съездить? Как-то это нечестно.
— Я тебя не заставлял, — напомнил Глейн, но больше вставать не торопился, ждал правды от Кэйсара. Но тот выбрал шантаж в ответ и, повернувшись к третьему за столом, с улыбкой спросил:
— Ты когда-нибудь пробовал Охотника?
И это было и резко, и обидно, это уже чересчур даже для шутки — предложение сожрать непослушного Охотника.
Глейн вырвался. Увернувшись от второй попытки его схватить, он ушёл наверх, к комнатам, хотя совершенно не знал, какую из них на ночь нанял Кэйсар, и нанял ли вообще, или просто отирался внизу. Едва не дошло до драки, когда Кэйсар догнал его, перехватил за одежду и потащил обратно к столу, но оборотень попросил глухо:
— Я потом сам всё объясню. Просто послушай.
Но за столиком уже пусто.
О письме Глейн не забыл, но сейчас просто не до него было. Кэйсар показал комнату. Закрыв дверь, он сел напротив, у него горели глаза и то и дело обнажались в ухмылке клыки.
— Они из-за наследства сцепились. Любой другой Охотник к чёрту бы послал. Но не ты, Глейн.
— Почему? — не понял тот. — Почему я должен лезть в дела оборотней?
Кэйсар поморщился, он сейчас был похож на бандита, который пытался втянуть Глейна в какое-то опасное дело.
— Потому что оборотни — такие же люди. Потому что их хозяин всё оставил среднему сыну, которому ещё четырнадцать, и он слабый. Его не смогли защитить, его сторонников отбили, и теперь он изображает, что всё понял и подчинился. Но он же не дурак.
— Ты тут при чём? — по-прежнему не понимал Глейн, и на Кэйсара этим вопросом словно ведро холодной воды вылили. Он перестал суетиться, посмотрел в доски деревянного пола, и уже серьёзнее признался:
— Отец умер. Мои братья моего же брата в заложники взяли, чтобы оставленное ему самим забрать. Я, наверное, должен был бы сам разобраться, но я не хочу тебя одного оставлять.
— Со мной ничего не случится, — Глейн почувствовал, как всё внутри похолодело и задеревенело тело в страхе, что любой жест может выдать его тайну.
— А со мной? — спросил Кэйсар, очень похоже изобразив беспокойство. — Мне очень нужна твоя сила, Глейн. Ты уж прости меня… Получается, я тобой только пользуюсь, но я не смогу справиться, если ты не…
— Прекращай, — скомандовал Глейн, нахмурился. — Это ваши земли. Не за стеной, конечно, но Охотнику там будут не рады.
— А я, значит, по человеческим хожу с Охотником, и ничего, — возмутился Кэйсар, снова сменив настроение. Они словно занимались перетягиванием одеяла, прямо как дети. Только Глейн понимал, что отказывался теперь потому, что боялся — Кэйсару скажут правду чужие и при нём, при Глейне. А с другой стороны, кто видел, что именно он убил оборотня? Глейн ничего не обещал крестьянам и не брал у церкви денег за это убийство, и смерть не была записана на него. А на серебряных пулях не нарисовано, чьи они. Но молчать или отказываться идти с Кэйсаром из-за правды — трусость. Глейн облизнул пересохшие губы, понизил голос:
— Ты понимаешь, за что они убьют меня?
— Да не убьёт тебя никто, — отмахнулся Кэйсар, и Глейн поймал его за ворот, заставил смотреть в глаза.
— Убьют, Кэйсар. Потому что и отца твоего убил я. Вся эта стая будет против меня.
Кэйсар не откликнулся на это, продолжил смотреть на Глейна так же ласково и даже чуть улыбаясь, но не моргая и никак не меняя выражение лица. Потом кивнул с той же улыбкой, выдохнул и стал серьёзнее, в лице проскользнуло что-то похожее на злость. И Глейн понял, что сам ждал замерев, боясь даже дышать.
— Да, ты прав, — глухо произнёс Кэйсар, отвернувшись, нервно ногтями расчёсывал шею. — Они и правда тебя разорвут… Чуть тебя в такое не втравил.
— Кэйсар, им можно просто не говорить, — уцепился за него Глейн. — Никто же не знает…
— Мне тоже можно было просто не говорить, — глухо откликнулся Кэйсар, и в голосе не разобрать: злость или обида. — Ничего себе вести… Ладно, дай мне время. Завтра решим, что с этим делать.
— Кэйсар, — Глейн позвал спокойно и уверенно, и тот обернулся, снова замер, пристально глядя в глаза. — Я пойду с тобой. Тебе нужна моя помощь.
— Да, конечно, — кивнул Кэйсар как-то слишком легко, показал направо, в стену. — Я буду в соседней комнате. Один побуду, ладно? А завтра поговорим.
***
«Друг Глейн. Домой я прибыл вовремя, но отец мой всего пару дней не дожил до весны. И хоть я мало знал его, хоть и сбежал от него из дома, но скорби моей предела нет до сих пор.
Хотел бы спросить, всё ли хорошо у вас и бережёте ли вы себя, но находясь с вами в путешествии я сам видел, как часто вы подвергали себя опасности. Благо вы никогда не были серьёзно ранены. Смею надеяться, что нам ещё доведётся увидеться.
Я пишу сказать вам спасибо, что в тот момент, когда я готов был смалодушничать, и остаться бродячим рыцарем, вы направили меня на верный путь, потому что место моё здесь, в этом замке, на этих землях. Когда я вернулся и когда наследство перешло ко мне и я узнал о всех бедах моих людей, я понял, что думал только о себе. Вы знали тогда, когда велели мне идти, что я должен быть здесь. Я много думал об этом. Наше путешествие было интересным, но вы шли своей дорогой и следовали своему предназначению, а я лишь прикрепился к вам, помогал, но вы могли справиться и сами. Здесь же без меня не обойтись никак, тут я принесу куда больше пользы. Но я рад, что оставил вас не в одиночестве, и Кэйсар, конечно, не всегда порядочный и часто склочный сэр, но всё же он вас не покинет. Я вижу это в нём. И вы его не прогоняйте, тогда я буду спокоен, буду знать, что вас есть кому защитить».
Глейн успел выучить Кэйсара за тот короткий промежуток времени, что они знакомы. Ночью он прислушивался к звукам из-за стены, и слышал, как оборотень ходил там. Мимо спальни иногда сновали люди, но дверь в комнату Кэйсара не открывалась. И всё же – утром комната пуста, и Глейн ждал этого. Знал, что так и будет, зашёл только убедиться, чтобы не получилось так, что Кэйсар остался, а Глейн, плохо его изучив, ушёл без него, не проверив. Он чувствовал себя так, словно Кэйсар что-то украл у него, что-то очень ценное, схожее с семейной реликвией. Более того, что-то единственное ценное, что ещё оставалось у Глейна.
***
Когда Глейн открыл глаза, мир был тёмный и покачивался, почему-то он увидел его только одним глазом. Попытался подняться, и на плечо легла сильная тяжёлая рука.
— Тихо-тихо, лежи, — произнёс шёпотом знакомый голос. Глейн понемногу начал ориентироваться, вещи обрели названия и смысл. Он в повозке, закрытой непромокаемым тентом, вроде торговых. Сейчас в ней только какие-то тряпки и он, Глейн. Человек рядом в мешковатом балахоне, в капюшоне, такие даже торговцы не носили. А оказался он здесь как? Его увёз Кэйсар?
— Кэйсар? — на всякий случай окликнул Глейн и понял, что нет, это не может быть он.
— Ты, друг, совсем на голову больной, — глухо продолжил извозчик знакомым голосом. Глейн вспомнил, кто это, только имя никак из памяти вычленить не мог, но вёз его другой Охотник. — Ты если сам не справляешься, то ты блин погоди.
— Люди, — Глейн сам не знал, почему именно это слово, но оно было как-то связано с гудящей головой, с больной рукой, к которой почему-то прилип рукав рясы.
— А, ну ясно, — вздохнул Охотник. Это Мэтс, точно. Часто они в последнее время стали пересекаться. — Вот бы нас били ещё за каждый раз, когда мы сломя голову бежим людей спасать. Не дожидаясь подмоги.
Глейн всё-таки приподнялся, посмотрел в те места, от которых они уезжали. Ткань хлопала на ветру, то открывала, то закрывала пейзаж. Тянуло гарью, где-то там виднелись языки пламени.
— Почему нас двое? — не понял Глейн, поморщился.
— Потому что всех съели ещё до того, как ты пришёл, — как можно более цинично, даже чересчур для человека, которому всё равно, ответил Мэтс, и Глейн со стоном упал обратно, закрыл глаза руками.
В замке был большой пир, поэтому из деревень было похищено несколько человек. Особо даже не разбирались, вносили разнообразие в меню — старики, женщины, сильные мужчины, дети. Всех набрали. Когда Глейн пришёл, пир был уже в разгаре, живых людей там не оставалось.
Он точно кого-то убивал, возможно поэтому рука ныла и рукав от крови влажный. А потом его как следует приложили по голове. Честно говоря, Глейн уже и не надеялся проснуться. Если б ему и оставили жизнь, то только чтобы он умирал в муках, но тогда ему первым делом отрезали бы ноги.
Мэтс ехал без спешки, чтобы избежать тряски. Значит за ними некому гнаться.
— Где правда твой оборотень? Помер? — спросил Охотник, чтобы чем-то отвлечь Глейна. Тот, не отрывая ладоней от лица, отозвался глухо и спокойно:
— Ушёл.
— Ошейник надо было надевать, — нравоучительно добавил Мэтс, словно только ради этих слов и спрашивал, и Глейн разозлился на него за это, даже теперь, когда Охотник спас его от смерти.
***
Рука не перетрудилась, убивая. Чуть выше локтя и к запястью глубокий порез. Как раз, когда перестала болеть голова, проснулась боль в руке. Лекарь впихнул в порез какие-то травы, прямо в кровоточащую мякоть, и Глейн заорал, попытался вырваться, Мэтсу пришлось держать его за плечи. Лекарь мужик основательный, больше похожий на торговца или кузнеца, сплюнул в сторону и проворчал:
— Как баба прямо, а ещё Охотник.
Глейну стало стыдно, и он прикусил губу, чтобы больше не кричать. Вместе с травой руку перевязали белой тканью, на голову только холодную тряпку кинули, и то с каким-то уже презрением. Словно Глейн помеха. Это было неприятно, всё-таки он же не виноват, что не успел, он хотел спасти всех…
— Ты давай полегче, — уловив его настроение, проворчал Мэтс. — Глейн у нас выглядит, конечно, слабым, но он тоже молодец.
— Вижу я, какой молодец, — огрызнулся лекарь, отошёл к котелку, от которого пахло чем-то горьким, и Глейн понял, что скоро его заставят это пить. Мэтс напрягся тоже, даже попытался поднять Глейна и вытащить из дома, пока лекарь отвлекается, но тот прикрикнул:
— Положи! Чего как дети?!
— Подумал, что мы вас достали и надо и честь знать, — пробубнил Мэтс. Глейн сидел насупленный, баюкал руку, которую теперь жгло огнём, и в целом выглядел как человек, готовый бежать.
— Ну так и пойди, чего тут сидеть? Я, вроде как, не тебя лечу, — выругался лекарь, и Мэтс возмущённо надулся и остался, только Глейна больше не трогал.
— Прямо чудеса какие-то, да, Охотник? — лекарь обращался только к Глейну, снял с огня котелок, попробовал варево и налил в чашку. Глейн смотрел за этим так, словно в чашку лился раскалённый свинец. — Единственный, кого в итоге спасли, это ты. Так?
— Не смешно, — уже серьёзно ответил Мэтс. — Да, не получилось. Но мы на своей службе столько людей спасаем, что вполне нормально, чтобы и нас хоть раз кто-то спас.
Лекарь протянул чашку Глейну, и тот, теперь сникший и покорный, забрал её здоровой рукой.
— Как остынет, чтобы выпил, — приказал лекарь. — Это чтобы ты не превратился, если тебя там цапнул кто. Помнишь, кусал тебя там кто-то?
— Не помню, — спокойно ответил Глейн.
— Вот и то-то же!
Когда лекарь отошёл по каким-то своим делам к дальнему углу, Мэтс возмущённо пропыхтел:
— Ты! Ты давай мне тут помогай, я не справляюсь! Как мне тебя отбивать, если ты…
— Ты ещё тут?! — развернулся лекарь. Возмущённый Мэтс за шкирку поднял Глейна, едва не расплескавшего густо заваренный кипяток, и потащил к выходу. На улице заговорил уже в голос.
— Экий жук, и так лекарей не перевариваю, а этот вообще мудачье.
Глейн попытался отпить, обжёгся, шёл рядом спокойно, без спешки, Мэтс же месил грязь почти солдатской поступью. Обернулся у одного из домов, когда люди были достаточно далеко, чтобы их не расслышать, огорошил:
— Новость знаешь?
— Может быть, — Глейн сел на чью-то лавку у крестьянского дома, снова попытался отпить, но соврал себе, что слишком горячо, хотя рот больше обжёг мерзкий вкус. — Которую?
— В который Хеган сбежал, — Мэтс плюхнулся рядом, запыхтел недовольно. Глейн посмотрел удивлённо, и сначала ему показалось, что собеседник соврал, но слишком серьёзное и обиженное у того было лицо. Словно своим побегом Хеган в первую очередь его, Мэтса, и задел. — Ну, может, и не сбежал… Только совпало как-то. После того, как его на собрании отмудохали, он месяц повалялся, потом манатки собрал и свалил из города. Хрен его знает, что у него там на уме было. Но как бы и всё. И с концами. После этого не видел его никто, и ни духа от него… Кто-то говорит: обосрался Хеган, понял, что его повесят. Но не повесят его! Мы все это знаем, а он тем более не может не знать! Вот куда он попёрся? Ему вот там нормально?! Я когда ранение отсиживаю, меня дёргает, как там на дорогах без меня. А он! Он! «Семерых одним ударом» и…
— Как он пропал? — перебил Глейн, отпил кипяток, морщась. Мэтс замолк, собрался с мыслями, продолжил уже спокойнее:
— Чёрт его знает. Ушёл, и не видели его больше. Как провалился… Думаешь, пропал?
— Да.
— Убили?
— Он бессмертный, — привычно ответил Глейн, но поздно вспомнил, что Мэтс не знал, что это шутка, прибавил: — Не умрёт он. Это же Хеган.
— Вот и я так думаю… Только куда вот он пропал?
— А Бедвир?
— Кто?
— Вампир его?
— Да чёрт бы с ним! Этого Хеган мог и сам пристукнуть!
— Бедвир пропал тоже? — нажал Глейн. Мэтс снова задумался, прежде чем ответить:
— Да. И вампир с ним пропал. И ни следа обоих…
— Эти следы вообще искал кто, или решили, что Хеган сбежал, и больше об этом и не вспоминали? — внезапно даже для себя огрызнулся Глейн, но Мэтс принял это как правду, кивнул:
— Было бы охрененно, если он не сбежал… Но тогда меня трясти начинает от того, что с ним случилось что-то, а мы не чешемся… Хекк с учениками там околачивался, вроде как пытался его найти. Не знаю, насколько успешно.
Глейн, пока думал, разминал раненую руку. Её всё ещё жгло, и каждое движение отдавалось так, словно в неё иголками тыкали, но в целом жить не мешало. Полчашки отвара он допил залпом, не думая.
— У меня никаких дел, — наконец заключил он. — Я мог бы помочь Хекку.
— А говорили, Хеган тебя убить пытался… Не надо этого, Глейн. Мы бы все хотели каждый куст вокруг столицы перерыть. Но если Хеган сбежал, то его никто и не найдёт. А если нет, то, пока мы ищем, у нас страна в крови захлебнётся. Эти твари ж в рамках себя держат только потому, что придёт Охотник, на них пожалуются, и всё, не сбежишь.
Глава 11
Становилось с каждым днём теплее, и любой шорох в кустах Глейн воспринимал как возвращение Кэйсара. Что оборотень вернётся — он не сомневался. Единственное плохое развитие событий то, в котором Кэйсара убивали в его разборках. И мысли эти не давали Глейну покоя, ночами его живьём глодала советь.
