— Хегану плохо, — пояснил Бедвир глухо.
— Ну, — Кэйсар пожал плечом, накинул на него своё пальто, чтобы поберечь от солнца, — он заслужил.
— Ничего он не заслужил! — горячо возразил Бедвир. — Он всё правильно сделал… И он знал, что его за это казнят.
— Так его там убивают? — Кэйсар попытался шутить, но по спине холодком — а если и Глейн в чём-то виновен? Если ездить за стену нельзя, даже чтобы кого-то спасти? Или ему припомнят убитых близнецов?
— Не могут его убить! — упрямо твердил Бедвир, съехал по стене на пол, но вроде отпустило, уже не задыхался. Ошейник выглядел вросшим в шею. — Это же Хеган.
— И что? Если он что-то натворил, то и его повесят, — возразил Кэйсар, и вампир перестал с ним спорить, как с недалёким, который не понимал.
Но прав Бедвир. Хегана принесли к вечеру — руки закинуты на плечи других Охотников, голова опущена. Он в сознании — вздёрнул подбородок, стоило пройти мимо Бедвира, и кончики разбитых губ подёрнулись, словно в улыбке.
Собрание кончилось, значит до следующего его не убьют. Бедвир собрался бежать следом, в спальню, куда волокли Хегана, но его перехватили остальные Охотники — их всё ещё слишком много: восемь человек, и среди них Глейн. Смотрели с примесью брезгливости и надежды.
— Что хозяин натворил? — мрачно спросил Мэтс, который держал Бедвира за руку. Тот осторожно попытался отобрать свой рукав, обернулся на лестницу, но та пуста: Хегана уже унесли.
— В деревне сказали… — Бедвир откашлялся, приглушил голос, — что лорд любит девочек молоденьких к себе в замок брать. Совсем молоденьких, не шестнадцати даже. Одной тринадцать было, когда она родила от него. Ребёнка отдал её родителям, девочку оставил при себе. И, вроде как, жаловаться на него некому…
— И они пожаловались Хегану, — кивнул Глейн. Охотники выглядели как мальчишки после драки — встрёпанные, с ссадинами, треснувшими губами, у Вайса заплывал синяком правый глаз.
— Ну да… А у Хегана это просто больная тема. Если б он их убивал там, Хеган бы ещё подумал. А тут его переклинило.
Мэтс отпустил, с облегчением сделал вывод:
— За дело, короче.
— Да по закону Хеган мимо пройти должен был, — напомнил Слайз, стоящий позади всех и просто задержавшийся посмотреть, не дойдёт ли до драки.
— Хеган неприкасаемый для них, — произнёс Глейн, часто моргая. Поодаль остановился Луц, который хотел подбежать к другу спросить, как всё прошло. От перил наблюдал вышедший из комнаты Кэйсар, с ним ещё несколько спутников Охотников. Ближе не подходили. Из спальни Хегана выбрались двое, спустились по лестнице к собравшимся, вокруг которых словно меловой круг, и внутрь войти могли только Охотники и Бедвир.
— Ни фига себе неприкасаемый. Как Бог черепаху отмудохали, — Мэтс сплюнул на пол, и видно было — ему жаль, невероятно стыдно, что не заступился.
— Так его просто так отпустить и не могли. Иначе мы бы вдруг решили, что…
— Эй.
Хеган стоял, опершись о перила, будто на прогулку вышел, а что лицо в кровь разбито — так он всегда так ходит, привык уже.
— От вампира отошли. И хорош меня обсуждать, как базарные бабы.
Наверное, из Хегана получится отличный учитель, если он доживёт. Потому что ребята, все как один уже закалённые, некоторые и старше его, смутились, смешались, начали расходиться. Кэйсар перехватил Глейна на лестнице, шёпотом спросил:
— Так что за богатая особа?
— Забудь, — так же глухо ответил Глейн. — Нам пора.
— Нет, Глейн, ну если тебе мешает, то просто скажи, я ей объясню.
— Никому ничего не надо объяснять. Собирайся.
— Что, и без праздника? Халявной выпивки? И за Хегана волноваться больше не будем?
— Кэйсар, какая к чертям выпивка и Хеган, если меня убьют, задержись я тут ещё на несколько дней? — уже с отчаянием закончил Глейн. Кэйсар криво улыбнулся, уже без того задора продолжил:
— Что-то очень многие тебя убить пытаются.
***
Парень в пропылённом камзоле нагнал их уже у ворот, и сначала Глейн напрягся в ожидании беды, но слуга не к нему.
— Сэр Луц, — обратился он, и в интонации было что-то просящее, жалкое, — отец ваш при смерти.
Глейн сделал шаг назад, чтобы не мешать разговору, одёрнул заинтересованно прислушивающегося Кэйсара. Луц дважды порывался начать что-то говорить, и лицо его менялось, то морщилось, то разглаживалось. Он ответил выбранным:
— Он это заслужил…
— Луц, — осуждающе окликнул Глейн. Странно, Луц всегда был примером нравственности, но отчего-то Охотник знал, что в этой ситуации он именно это и ответит.
— Я не могу вернуться, — горячо возразил Луц. — Мне не нужен замок, не нужны деньги отца. Я хочу приносить пользу, а не сидеть на богатствах.
— Ты будешь очень полезным, если будешь Охотников пускать на ночлег, — серьёзно объяснил Глейн. Луц полностью развернулся к нему:
— И слушать про их интересные приключения?! А самому оставаться там же? Глейн, пойдём со мной?!
— Ты ещё женись на нём, — проворчал недовольно Кэйсар, выступил вперёд, между Глейном и Луцом. Рыцарь паниковал не потому, что нужно было их покинуть, просто он понимал — если отец правда умрёт, то из замка Луц будет выбираться только на охоту и в боевые походы, а гулять по стране с Охотником ему будет уже не по статусу. — Ты чего за Глейна цепляешься, как маленький? Без мамки уже ничего не можешь? А «при смерти» это такое дело — может ты прискачешь, а отец уже по дому в бархатном халате бегает, а «при смерти» — только похмельем и было.
— Кэйсар, — снова одёрнул Глейн, промямлил что-то слуга. Луц взглядом вцепился в Охотника, в глаза, отчаянно, почти что с мольбой.
— Эти месяцы были очень интересными. Даже если я только помогал… я чувствовал, что занимаюсь тем, что мне действительно по душе.
— Да, спасибо за твою помощь, — кивнул Глейн, и словно стену между ними строил. — Я буду всегда рад тебя видеть. Но тут дело даже не в том, чего хочешь ты. Дело в людях, которые без тебя не смогут. В матери, которая, конечно, привыкла управлять одна замком, но… но у неё всё же был ты, а теперь хочешь её совсем одну оставить.
Луцу, пожалуй, стало стыдно, он рывком вернулся к слуге, схватил того за плечо.
— Лошадь есть? Как давно отец болен?
И Глейн больше здесь не был нужен, развернулся, смешался с многочисленными повозками, выезжающими из ворот города.
— Я присмотрю, чтобы Глейн ни во что больше не вляпался! — пообещал Кэйсар, но Луц, наверное, и не слышал.
Они шли в человеческом потоке, как в бесконечном косяке рыб, и, устав от присутствия людей, Глейн свернул в лес, где совсем не было тропинки. Просто, напролом, через поваленные деревья, по кочкам, покрытым снегом.
— Как насчёт тебя, Глейн? Я часто слышу, что ты не выбирал, чем заниматься. Но не представляю тебя… крестьянином, землевладельцем или… даже певцом.
— Потому и неплохо, что всё выбрали за меня, — произнёс Глейн.
— И кем бы ты хотел быть?
Глейн остановился, подождал, когда Кэйсар поравнялся с ним.
— Конечно, я предпочёл бы сидеть дома, в тепле, не искать где заночевать каждый вечер, не рисковать жизнью всякий раз, когда находится работа, и не получать в зубы за всякий случай, когда оказался слишком добр. Но… нас и так мало. И даже такой маленький и слабый Охотник, как я, смог столько сделать. Значит не зря, значит можно и потерпеть.
— Что, а к старости учителем станешь?
Охотники вольны выбирать, куда отправиться доживать свои годы и чем заниматься. В учителя уходят не все.
— Я не думаю, что доживу, — серьёзно отозвался Глейн и, кажется, даже сам стеснялся своего печального настроя.
В последнее время ему очень везло — два года путешествовал один, и тут появился Луц, потом и Кэйсар. Глейн и не заметил, насколько это стало важно для него. Не задумывался — рыцарь предложил составить ему компанию по дороге до города, а потом оказалось, что тому всё равно куда идти, и почему бы не пойти с Глейном? Он мог выбрать любого другого Охотника, но прикрепился к Глейну. И с тех пор Охотника не оставляли одного — даже когда Луц исчез, рядом был Кэйсар. Его друзья ждали, когда он оправится после ранения. Ввязывались с ним в опасные приключения и всегда были на его стороне. Глейн уже и забыл, что они – не части его, они сами по себе и всегда могут свернуть с опасного пути. Не по малодушию, нет. По зову долга. А ведь Кейсар не знал ещё ни о смерти отца, ни о его убийце…
С приходом весны Глейна стала отпускать его хандра, усилившаяся было с уходом Луца. Раньше Глейн не замечал, как его спутники уравновешивали друг друга – слишком правильный рыцарь и нахальный оборотень. Даже чудовищ стало поменьше, а те, что попадались, являли собой зрелище жалкое, с ними либо просто было справиться, либо и справляться было незачем. Весна принесла веру в лучшее, хотя казалось бы – что может случиться хорошего в жизни Охотника?
В небольшой деревне, затерявшейся среди болот, Охотнику обрадовались как родному, Глейн сразу почувствовал – есть дело.
— Я таких чудовищ не знаю. Мать говорила, что в её времена в деревне кого-то из девушек похитили. Но я в детстве решил, что разбойники, а она меня за дурака держит и придумывает небылицы про чудовищ.
— Тогда почему же оно чудовище? Уверены, что не человек? — спросил Глейн.
Напротив него сидел крестьянин, которого напрямую касалось случившееся — отец пропавшей девушки. За его спиной примостился староста, который в избу Глейна и привёл. Кэйсар остался снаружи, чтобы не смущать. Из-за высокого ворота все думали, что на нем есть ошейник.
— Был бы такой человек, давно помер бы, — приоткрыв один глаз, возразил староста. — Я видел его как-то. Тощий, кожа да кости.
— Как же он девушек похищал?
— Сильный, совсем таковым не выглядит. Да и девки… сами из домов выходили, как заколдовали их. И в лес шли. Ежели кто замечал такую — останавливали, она будто бы проснётся. А больше никуда не рвалась. А та, что уходила, та и с концами. Да места-то болотистые, сначала думали, что их тварь какая болотная в трясину зазвала.
— Мы знаем, где его искать, — перебил старосту крестьянин, но тот, словно и не заметив, продолжил:
— Да на моей памяти дважды это случалось, сейчас вот только второй. Ну в том смысле, что пропадали. Уйти-то, пожалуй, девок пять пытались, да либо мужья за волосы оттаскали, либо мамки по щекам отхлестали. Видишь, Охотник, не справляемся. Спим зимой как медведи, а девки босы по последнему снегу в лес уходят, и не остановит никто…
— Предыдущих нашли? Хоть кого-нибудь?
— Неа, живыми уже нет. Мать говорила, пропадала когда-то давно одна, — продолжил крестьянин. — Её в лесу потом-то нашли. Все думали, что вроде и не она, а родные признали. Платье на ней такое было, богатое. Прям не крестьянка, а графиня. Но высохшая она была, прям как тот, кто похитил.
— Может быть, вампир? — предположил Глейн.
— Че? Вампиров что ли не видали? — фыркнул староста. — Видали.
— Среди них тоже есть тощие и сморщенные, лысые, — Глейн попытался изобразить их рост руками, но крестьянин отрицательно покачал головой.
— Нет. Тот высокий. Господин Охотник, в нашем мире много чудовищ. Я вот недавно в лес пошёл, а там бурое лохматое что-то. Думал, хана мне, медведь, а у него нос по земле волочётся и уши, как у пса-дворняги. Меня увидало и побежало. Так я к тому, что, может, и не вампир, а может, и вампир, но вам-то разве есть разница? Дрянь какая-то, она и есть дрянь какая-то… Да только вы ж не слушаете. В курганах оно живёт, мне так бабка сказывала.
— Не мать? — переспросил Глейн.
— Мать рассказывала, как девка пропала. А про курганы — бабка. Туда не ходит никто. Там ещё раньше домины были, в этих доминах людей вместо земли хоронили. Так вот и ходили сказки, что живёт оно там. Что непослушных да распутных девок к себе заманивает.
— Сказки? — уточнил Глейн, раздражаясь.
— Да где же вы ещё искать будете, если не по сказкам?! — возразил крестьянин. — Вот вы, господин Охотник, можете не верить, а только дочь у меня пропала, а чтобы найти её что, будете в болото нырять?
— Да, вы правы, — смягчился Глейн. — Сказки лучше, чем ничего. Но вы понимаете…
— Что там, может, и нет ничего кроме черепов и земли. Понимаю. Да только мне туда идти страшно — а с вами я бы конечно, я бы пошёл. Один я там пропаду только.
— Я сам справлюсь, — заверил Глейн. — Давно она пропала?
— Да уж дней пять как, — снова вмешался староста, и Глейн почувствовал, как от этих двоих у него уже заболела голова.
— Если не найду? — всерьёз спросил он, смотрел в глаза.
— То есть как — «не найду»? Ты, может, только нам скажешь, что искать… — начал подниматься крестьянин, но староста положил руку ему на плечо, заставил сесть обратно.
— То и ступай с миром. Лет триста уже с этим живём, от проказы девок больше гибнет. В болотах летом, как по ягоды, больше тонет, чем он за это время увёл.
— Да ведь дочь моя… — возмутился крестьянин, и в тон ему староста отозвался:
— Так ведь следить надо было. Да и кто её замуж теперь возьмёт, после того, как она у умертвия столько времени пробыла?
— И без «замуж» живут, — возразил Глейн, поднялся. — Сделаю, что смогу.
Кэйсар встретил его радостно, как заждавшийся пёс, с задором поинтересовался:
— Что там?
— Не знаю. Не слышал о таком. Кажется, вампир. И болота, когда лёд уже начинает таять, — вздохнул Глейн, приложив руку к лицу. — Сможешь выследить девушку, которая пять дней назад пропала?
— Нет, — без особого сожаления ответил Кэйсар, уже привыкший и к трупам, и к чудовищам, и никому не обещать вернуть родственников домой.
— Значит, будем ходить по болотам, — попытался уговорить Глейн, бодро зашагав к лесу. Кэйсар, уже изучивший эту его привычку, с усмешкой добавил:
— Всё равно нет.
Глейн никогда таких курганов не видел. Обычно это небольшие холмы, тут же — огромная чёрная башня, похожая на сгоревшие дерево, и такая же раздвоенная. Но и явно не просто чёрная насыпь посреди снега.
— Может, курганы дальше? Или мы их пропустили, всё-таки сугробы… — неуверенно начал Глейн, глядя в спину спокойного Кэйсара.
— Ну да, естественно, — согласился оборотень. — На каждом поле же таких насыпей с десяток. Постоянно их вижу.
Шутил Кэйсар, впрочем, с серьёзным лицом. Глейн догнал его, чтобы говорить тише:
— Чувствуешь что-то?
— Трупов много.
— Свежих?
— М… Нет.
Глейн выпрямился, выдохнул:
— Это же курган.
Кэйсар не спешил смеяться или объявлять сказанное шуткой, он по-звериному наморщил нос, негромко откликнулся:
— Ну да. Конечно.
Курган вблизи был похож на сгоревший замок — был открытый проход внутрь, и на пол уже намело снега. Ничего больше, только винтовая лестница вверх, такая же чёрная, и, судя по наружному виду этого места — узкому и вытянутому, комнат по лестнице быть не могло. Тихо, только мела позёмка по полу, по ступенькам. Свет лился откуда-то сверху, дневной, тусклый. Внизу было просторно, но пусто, и Глейн, поверив в опасность, вытащил из-за пояса нож, начал подниматься по лестнице, у которой не было перил, и у края её — только пропасть. Кэйсар отставал от него на пару ступеней.
Это началось где-то со второго витка… Уже даже не столько тела — скелеты в красивых, расшитых жемчугом и камнем платьях. У кого-то ещё остались длинные седые волосы, обрывки кожи. Все они стояли у чёрной стены, примерно через шаг друг от друга, как кем-то на верёвку нанизанные бусины. Через несколько витков Глейн начал замечать изменения — мертвецы более свежие, уже не только кости остались от них, но платья всё такие же запылённые.
— Ну, — Кэйсар пожал плечом, накинул на него своё пальто, чтобы поберечь от солнца, — он заслужил.
— Ничего он не заслужил! — горячо возразил Бедвир. — Он всё правильно сделал… И он знал, что его за это казнят.
— Так его там убивают? — Кэйсар попытался шутить, но по спине холодком — а если и Глейн в чём-то виновен? Если ездить за стену нельзя, даже чтобы кого-то спасти? Или ему припомнят убитых близнецов?
— Не могут его убить! — упрямо твердил Бедвир, съехал по стене на пол, но вроде отпустило, уже не задыхался. Ошейник выглядел вросшим в шею. — Это же Хеган.
— И что? Если он что-то натворил, то и его повесят, — возразил Кэйсар, и вампир перестал с ним спорить, как с недалёким, который не понимал.
Но прав Бедвир. Хегана принесли к вечеру — руки закинуты на плечи других Охотников, голова опущена. Он в сознании — вздёрнул подбородок, стоило пройти мимо Бедвира, и кончики разбитых губ подёрнулись, словно в улыбке.
Собрание кончилось, значит до следующего его не убьют. Бедвир собрался бежать следом, в спальню, куда волокли Хегана, но его перехватили остальные Охотники — их всё ещё слишком много: восемь человек, и среди них Глейн. Смотрели с примесью брезгливости и надежды.
— Что хозяин натворил? — мрачно спросил Мэтс, который держал Бедвира за руку. Тот осторожно попытался отобрать свой рукав, обернулся на лестницу, но та пуста: Хегана уже унесли.
— В деревне сказали… — Бедвир откашлялся, приглушил голос, — что лорд любит девочек молоденьких к себе в замок брать. Совсем молоденьких, не шестнадцати даже. Одной тринадцать было, когда она родила от него. Ребёнка отдал её родителям, девочку оставил при себе. И, вроде как, жаловаться на него некому…
— И они пожаловались Хегану, — кивнул Глейн. Охотники выглядели как мальчишки после драки — встрёпанные, с ссадинами, треснувшими губами, у Вайса заплывал синяком правый глаз.
— Ну да… А у Хегана это просто больная тема. Если б он их убивал там, Хеган бы ещё подумал. А тут его переклинило.
Мэтс отпустил, с облегчением сделал вывод:
— За дело, короче.
— Да по закону Хеган мимо пройти должен был, — напомнил Слайз, стоящий позади всех и просто задержавшийся посмотреть, не дойдёт ли до драки.
— Хеган неприкасаемый для них, — произнёс Глейн, часто моргая. Поодаль остановился Луц, который хотел подбежать к другу спросить, как всё прошло. От перил наблюдал вышедший из комнаты Кэйсар, с ним ещё несколько спутников Охотников. Ближе не подходили. Из спальни Хегана выбрались двое, спустились по лестнице к собравшимся, вокруг которых словно меловой круг, и внутрь войти могли только Охотники и Бедвир.
— Ни фига себе неприкасаемый. Как Бог черепаху отмудохали, — Мэтс сплюнул на пол, и видно было — ему жаль, невероятно стыдно, что не заступился.
— Так его просто так отпустить и не могли. Иначе мы бы вдруг решили, что…
— Эй.
Хеган стоял, опершись о перила, будто на прогулку вышел, а что лицо в кровь разбито — так он всегда так ходит, привык уже.
— От вампира отошли. И хорош меня обсуждать, как базарные бабы.
Наверное, из Хегана получится отличный учитель, если он доживёт. Потому что ребята, все как один уже закалённые, некоторые и старше его, смутились, смешались, начали расходиться. Кэйсар перехватил Глейна на лестнице, шёпотом спросил:
— Так что за богатая особа?
— Забудь, — так же глухо ответил Глейн. — Нам пора.
— Нет, Глейн, ну если тебе мешает, то просто скажи, я ей объясню.
— Никому ничего не надо объяснять. Собирайся.
— Что, и без праздника? Халявной выпивки? И за Хегана волноваться больше не будем?
— Кэйсар, какая к чертям выпивка и Хеган, если меня убьют, задержись я тут ещё на несколько дней? — уже с отчаянием закончил Глейн. Кэйсар криво улыбнулся, уже без того задора продолжил:
— Что-то очень многие тебя убить пытаются.
***
Парень в пропылённом камзоле нагнал их уже у ворот, и сначала Глейн напрягся в ожидании беды, но слуга не к нему.
— Сэр Луц, — обратился он, и в интонации было что-то просящее, жалкое, — отец ваш при смерти.
Глейн сделал шаг назад, чтобы не мешать разговору, одёрнул заинтересованно прислушивающегося Кэйсара. Луц дважды порывался начать что-то говорить, и лицо его менялось, то морщилось, то разглаживалось. Он ответил выбранным:
— Он это заслужил…
— Луц, — осуждающе окликнул Глейн. Странно, Луц всегда был примером нравственности, но отчего-то Охотник знал, что в этой ситуации он именно это и ответит.
— Я не могу вернуться, — горячо возразил Луц. — Мне не нужен замок, не нужны деньги отца. Я хочу приносить пользу, а не сидеть на богатствах.
— Ты будешь очень полезным, если будешь Охотников пускать на ночлег, — серьёзно объяснил Глейн. Луц полностью развернулся к нему:
— И слушать про их интересные приключения?! А самому оставаться там же? Глейн, пойдём со мной?!
— Ты ещё женись на нём, — проворчал недовольно Кэйсар, выступил вперёд, между Глейном и Луцом. Рыцарь паниковал не потому, что нужно было их покинуть, просто он понимал — если отец правда умрёт, то из замка Луц будет выбираться только на охоту и в боевые походы, а гулять по стране с Охотником ему будет уже не по статусу. — Ты чего за Глейна цепляешься, как маленький? Без мамки уже ничего не можешь? А «при смерти» это такое дело — может ты прискачешь, а отец уже по дому в бархатном халате бегает, а «при смерти» — только похмельем и было.
— Кэйсар, — снова одёрнул Глейн, промямлил что-то слуга. Луц взглядом вцепился в Охотника, в глаза, отчаянно, почти что с мольбой.
— Эти месяцы были очень интересными. Даже если я только помогал… я чувствовал, что занимаюсь тем, что мне действительно по душе.
— Да, спасибо за твою помощь, — кивнул Глейн, и словно стену между ними строил. — Я буду всегда рад тебя видеть. Но тут дело даже не в том, чего хочешь ты. Дело в людях, которые без тебя не смогут. В матери, которая, конечно, привыкла управлять одна замком, но… но у неё всё же был ты, а теперь хочешь её совсем одну оставить.
Луцу, пожалуй, стало стыдно, он рывком вернулся к слуге, схватил того за плечо.
— Лошадь есть? Как давно отец болен?
И Глейн больше здесь не был нужен, развернулся, смешался с многочисленными повозками, выезжающими из ворот города.
— Я присмотрю, чтобы Глейн ни во что больше не вляпался! — пообещал Кэйсар, но Луц, наверное, и не слышал.
Они шли в человеческом потоке, как в бесконечном косяке рыб, и, устав от присутствия людей, Глейн свернул в лес, где совсем не было тропинки. Просто, напролом, через поваленные деревья, по кочкам, покрытым снегом.
— Как насчёт тебя, Глейн? Я часто слышу, что ты не выбирал, чем заниматься. Но не представляю тебя… крестьянином, землевладельцем или… даже певцом.
— Потому и неплохо, что всё выбрали за меня, — произнёс Глейн.
— И кем бы ты хотел быть?
Глейн остановился, подождал, когда Кэйсар поравнялся с ним.
— Конечно, я предпочёл бы сидеть дома, в тепле, не искать где заночевать каждый вечер, не рисковать жизнью всякий раз, когда находится работа, и не получать в зубы за всякий случай, когда оказался слишком добр. Но… нас и так мало. И даже такой маленький и слабый Охотник, как я, смог столько сделать. Значит не зря, значит можно и потерпеть.
— Что, а к старости учителем станешь?
Охотники вольны выбирать, куда отправиться доживать свои годы и чем заниматься. В учителя уходят не все.
— Я не думаю, что доживу, — серьёзно отозвался Глейн и, кажется, даже сам стеснялся своего печального настроя.
В последнее время ему очень везло — два года путешествовал один, и тут появился Луц, потом и Кэйсар. Глейн и не заметил, насколько это стало важно для него. Не задумывался — рыцарь предложил составить ему компанию по дороге до города, а потом оказалось, что тому всё равно куда идти, и почему бы не пойти с Глейном? Он мог выбрать любого другого Охотника, но прикрепился к Глейну. И с тех пор Охотника не оставляли одного — даже когда Луц исчез, рядом был Кэйсар. Его друзья ждали, когда он оправится после ранения. Ввязывались с ним в опасные приключения и всегда были на его стороне. Глейн уже и забыл, что они – не части его, они сами по себе и всегда могут свернуть с опасного пути. Не по малодушию, нет. По зову долга. А ведь Кейсар не знал ещё ни о смерти отца, ни о его убийце…
Глава 10.
С приходом весны Глейна стала отпускать его хандра, усилившаяся было с уходом Луца. Раньше Глейн не замечал, как его спутники уравновешивали друг друга – слишком правильный рыцарь и нахальный оборотень. Даже чудовищ стало поменьше, а те, что попадались, являли собой зрелище жалкое, с ними либо просто было справиться, либо и справляться было незачем. Весна принесла веру в лучшее, хотя казалось бы – что может случиться хорошего в жизни Охотника?
В небольшой деревне, затерявшейся среди болот, Охотнику обрадовались как родному, Глейн сразу почувствовал – есть дело.
— Я таких чудовищ не знаю. Мать говорила, что в её времена в деревне кого-то из девушек похитили. Но я в детстве решил, что разбойники, а она меня за дурака держит и придумывает небылицы про чудовищ.
— Тогда почему же оно чудовище? Уверены, что не человек? — спросил Глейн.
Напротив него сидел крестьянин, которого напрямую касалось случившееся — отец пропавшей девушки. За его спиной примостился староста, который в избу Глейна и привёл. Кэйсар остался снаружи, чтобы не смущать. Из-за высокого ворота все думали, что на нем есть ошейник.
— Был бы такой человек, давно помер бы, — приоткрыв один глаз, возразил староста. — Я видел его как-то. Тощий, кожа да кости.
— Как же он девушек похищал?
— Сильный, совсем таковым не выглядит. Да и девки… сами из домов выходили, как заколдовали их. И в лес шли. Ежели кто замечал такую — останавливали, она будто бы проснётся. А больше никуда не рвалась. А та, что уходила, та и с концами. Да места-то болотистые, сначала думали, что их тварь какая болотная в трясину зазвала.
— Мы знаем, где его искать, — перебил старосту крестьянин, но тот, словно и не заметив, продолжил:
— Да на моей памяти дважды это случалось, сейчас вот только второй. Ну в том смысле, что пропадали. Уйти-то, пожалуй, девок пять пытались, да либо мужья за волосы оттаскали, либо мамки по щекам отхлестали. Видишь, Охотник, не справляемся. Спим зимой как медведи, а девки босы по последнему снегу в лес уходят, и не остановит никто…
— Предыдущих нашли? Хоть кого-нибудь?
— Неа, живыми уже нет. Мать говорила, пропадала когда-то давно одна, — продолжил крестьянин. — Её в лесу потом-то нашли. Все думали, что вроде и не она, а родные признали. Платье на ней такое было, богатое. Прям не крестьянка, а графиня. Но высохшая она была, прям как тот, кто похитил.
— Может быть, вампир? — предположил Глейн.
— Че? Вампиров что ли не видали? — фыркнул староста. — Видали.
— Среди них тоже есть тощие и сморщенные, лысые, — Глейн попытался изобразить их рост руками, но крестьянин отрицательно покачал головой.
— Нет. Тот высокий. Господин Охотник, в нашем мире много чудовищ. Я вот недавно в лес пошёл, а там бурое лохматое что-то. Думал, хана мне, медведь, а у него нос по земле волочётся и уши, как у пса-дворняги. Меня увидало и побежало. Так я к тому, что, может, и не вампир, а может, и вампир, но вам-то разве есть разница? Дрянь какая-то, она и есть дрянь какая-то… Да только вы ж не слушаете. В курганах оно живёт, мне так бабка сказывала.
— Не мать? — переспросил Глейн.
— Мать рассказывала, как девка пропала. А про курганы — бабка. Туда не ходит никто. Там ещё раньше домины были, в этих доминах людей вместо земли хоронили. Так вот и ходили сказки, что живёт оно там. Что непослушных да распутных девок к себе заманивает.
— Сказки? — уточнил Глейн, раздражаясь.
— Да где же вы ещё искать будете, если не по сказкам?! — возразил крестьянин. — Вот вы, господин Охотник, можете не верить, а только дочь у меня пропала, а чтобы найти её что, будете в болото нырять?
— Да, вы правы, — смягчился Глейн. — Сказки лучше, чем ничего. Но вы понимаете…
— Что там, может, и нет ничего кроме черепов и земли. Понимаю. Да только мне туда идти страшно — а с вами я бы конечно, я бы пошёл. Один я там пропаду только.
— Я сам справлюсь, — заверил Глейн. — Давно она пропала?
— Да уж дней пять как, — снова вмешался староста, и Глейн почувствовал, как от этих двоих у него уже заболела голова.
— Если не найду? — всерьёз спросил он, смотрел в глаза.
— То есть как — «не найду»? Ты, может, только нам скажешь, что искать… — начал подниматься крестьянин, но староста положил руку ему на плечо, заставил сесть обратно.
— То и ступай с миром. Лет триста уже с этим живём, от проказы девок больше гибнет. В болотах летом, как по ягоды, больше тонет, чем он за это время увёл.
— Да ведь дочь моя… — возмутился крестьянин, и в тон ему староста отозвался:
— Так ведь следить надо было. Да и кто её замуж теперь возьмёт, после того, как она у умертвия столько времени пробыла?
— И без «замуж» живут, — возразил Глейн, поднялся. — Сделаю, что смогу.
Кэйсар встретил его радостно, как заждавшийся пёс, с задором поинтересовался:
— Что там?
— Не знаю. Не слышал о таком. Кажется, вампир. И болота, когда лёд уже начинает таять, — вздохнул Глейн, приложив руку к лицу. — Сможешь выследить девушку, которая пять дней назад пропала?
— Нет, — без особого сожаления ответил Кэйсар, уже привыкший и к трупам, и к чудовищам, и никому не обещать вернуть родственников домой.
— Значит, будем ходить по болотам, — попытался уговорить Глейн, бодро зашагав к лесу. Кэйсар, уже изучивший эту его привычку, с усмешкой добавил:
— Всё равно нет.
***
Глейн никогда таких курганов не видел. Обычно это небольшие холмы, тут же — огромная чёрная башня, похожая на сгоревшие дерево, и такая же раздвоенная. Но и явно не просто чёрная насыпь посреди снега.
— Может, курганы дальше? Или мы их пропустили, всё-таки сугробы… — неуверенно начал Глейн, глядя в спину спокойного Кэйсара.
— Ну да, естественно, — согласился оборотень. — На каждом поле же таких насыпей с десяток. Постоянно их вижу.
Шутил Кэйсар, впрочем, с серьёзным лицом. Глейн догнал его, чтобы говорить тише:
— Чувствуешь что-то?
— Трупов много.
— Свежих?
— М… Нет.
Глейн выпрямился, выдохнул:
— Это же курган.
Кэйсар не спешил смеяться или объявлять сказанное шуткой, он по-звериному наморщил нос, негромко откликнулся:
— Ну да. Конечно.
Курган вблизи был похож на сгоревший замок — был открытый проход внутрь, и на пол уже намело снега. Ничего больше, только винтовая лестница вверх, такая же чёрная, и, судя по наружному виду этого места — узкому и вытянутому, комнат по лестнице быть не могло. Тихо, только мела позёмка по полу, по ступенькам. Свет лился откуда-то сверху, дневной, тусклый. Внизу было просторно, но пусто, и Глейн, поверив в опасность, вытащил из-за пояса нож, начал подниматься по лестнице, у которой не было перил, и у края её — только пропасть. Кэйсар отставал от него на пару ступеней.
Это началось где-то со второго витка… Уже даже не столько тела — скелеты в красивых, расшитых жемчугом и камнем платьях. У кого-то ещё остались длинные седые волосы, обрывки кожи. Все они стояли у чёрной стены, примерно через шаг друг от друга, как кем-то на верёвку нанизанные бусины. Через несколько витков Глейн начал замечать изменения — мертвецы более свежие, уже не только кости остались от них, но платья всё такие же запылённые.
