Толпа вдруг умолкла. Кто–то сокрушённо ахнул.
— Окочурилась… — огорошенно пробормотал гвардеец. — Просто так…
На лице его впервые отразился испуг, будто в остекленевших глазах старухи ему замаячила собственная смерть.
— Он убил Люцинду! — крикнул кто–то. — Просто убил! Чего вы ждёте?!
Грянул сумасшедший гвалт. Толпа исказилась, ожила и заклокотала. Ряды чуть поодаль — там оказались наиболее взбешённые горожане — тотчас накатили на ближний круг, который не решался ввязываться в драку с вооружёнными людьми. Возникла сутолока.
Это подарило Ренхарту несколько мгновений. Краем глаза он успел заметил, как хамоватый гвардеец судорожно вытаскивает меч — явно намереваясь обратить его против толпы.
— Нет!! Оружие в ножны!
Он налетел щитом на пару человек в ближнем круге, которым грозило оказаться зарубленными, и отбросил их на людей позади. Тотчас возникла беспорядочная куча–мала из рук и ног.
— Сказал оружие в ножны! — заорал он на гвардейцев. — Ко мне! Стать в ряд!
За многолетнюю службу в Атрии он уже попадал в такие неурядицы и хорошо научился чувствовать настрой горожан. Он знал, что иногда пролитая кровь разъярённую толпу отрезвляет, но сейчас всё было иначе. Люди настолько рассвирепели, что сами жаждали крови. Они не боялись ни сборщиков податей, ни городской стражи, ни гвардии наместника, а в таком гневе, как теперь, не страшились и самой смерти.
Старая Люцинда умерла странно, вроде бы сама по себе, и потому не исчез ещё шанс усмирить волнения, когда люди остынут… Но если теперь допустить настоящую кровь, если кто–то здесь погибнет от гвардейского меча, то пути назад не будет. Весь Рыночный взвоз охватит настоящий народный бунт, который крошечная Сенная когорта не сможет остановить.
Где–то заржал его конь — в суматохе Ренхарт выпустил удила, и теперь они оказались отрезаны друг от друга.
Полностью окружить Ренхарта и гвардейцев толпа не могла, ведь позади них оставалась лавка мёртвой торговки. Но так или иначе, надо было найти путь отступления с площади.
— Цепляй локоть за локоть! — рявкнул он гвардейцу. — А ты его! Стенкой — наседай!
Вместе, навалившись троекратным весом, они сумели опрокинуть ещё нескольких человек. В неорганизованной толпе уже начиналась давка и те, кто не горел желанием вступать в драку, не на шутку перепугались. Им маячила перспектива оказаться задавленными своими же соплеменниками, и они отчаянно пытались выбраться из сутолоки, делая её только плотней.
Ренхарт знал, что в сражении численное превосходство — не всегда во благо. Он помнил, как ловко Жведень — ещё на Войне кузенов — умел обратить численный перевес противника против него самого, провоцируя такие вот толкучки вражеских сил в разного рода узких местах местности.
— Расступись, не то затопчу!! — послышалось с края площади. — Ренхарт!!
Защёлкал хлыст, и в стороне, откуда донёсся голос, люди бросилась врассыпную. Кричал его подчинённый, солдат Сенной когорты. Они пришли, наконец, на подмогу.
Столпотворение начинало редеть, однако праздновать победу было рано. Бежали лишь те, кто с самого начала не представлял угрозы — зеваки и просто случайные люди, оказавшиеся заложниками происшествия. Оставшиеся же успели вооружиться кто чем — ведь во многих лавках и мастерских всегда имелся инструмент, который можно применить двояко.
Но в этот миг Ренхарт уловил внутренним чутьём, что настрой людей меняется. Первая их волна захлебнулась, а ярость ослабла. Они по–прежнему жаждут мести за старуху, но уже не так уверены в своём превосходстве. Теперь нужно им показать, что он сам настроен серьёзно.
— Мечи наголо! — приказал он гвардейцам подле себя.
Те послушались его так, будто он и есть их командир. В суматохе он и сам позабыл, что стоит плечом к плечу не с подчинёнными из Сенной когорты.
И очень зря.
Солдаты Ренхарта прекрасно понимали, что если командующий даёт приказ «мечи наголо», это вовсе не означает, что надо идти с ними в атаку. Однако гвардейцы Тульбы либо были иначе обучены, либо, будучи новобранцами, просто не знали дисциплины.
— Сейчас я тебя проучу, свинья смердящая! — взвизгнул хамоватый гвардеец, кинувшись на какого–то усача. — На кого лезешь! Имеешь доспех, имеешь успех!
Тот сжимал в руке мясницкий топорик для разрубания костей.
— Отставить! — рявкнул Ренхарт. — Держать строй!
Увы, на этот раз никто команды не послушал. Пока нерасторопный мясник замахивался топором, гвардеец резко метнулся ему под руку и вонзил острие меча прямо в грудь.
Горожанин тотчас рухнул замертво.
— Вот гад! — прошипели из толпы. — Живым не уйдёшь!
Кровопролитие, которого Ренхарт так боялся, предотвратить не удалось. А значит, сама по себе эта стычка не погаснет.
— Говорю назад в строй, болван! — крикнул Ренхарт.
Но гвардеец, похоже, впал в панику и не реагировал. Люди стали его обступать, оттесняя всё дальше, а он только беспорядочно грозил мечом то одному, то другому.
Что теперь с ним делать, как спасать? Ренхарт обернулся назад, где орудовали солдаты его Сенной когорты. Те сумели–таки рассеять часть толпы и спешно продвигались к командующему.
Ренхарт махнул им рукой, подавая условный знак — идти горе–гвардейцу на помощь. Солдат тотчас кивнул, пришпорил коня и уже занёс хлыст, приготовившись для удара по толпе.
Вдруг за спиной гвардейца выросла крупная фигура. Ренхарт стоял против солнца и не успел ни узнать этого человека, ни понять, опасен ли он. Заметил только как что–то ярко блеснуло, когда фигура взмахнула мускулистой рукой.
Металл лязгнул о металл. Гвардеец взревел от боли и тотчас развернулся, чтобы наброситься на врага, но получил новый удар. И сразу же третий — от ещё одного тёмного силуэта.
Если первое ранение оказалась, видимо, не очень серьёзным, то от последнего — по голове — гвардеец не устоял на ногах.
— И помог тебе твой доспех? — заговорил детина, взирая на поверженного сверху вниз.
Лишь теперь, по голосу, Ренхарт узнал этого верзилу. Звали его Марк Лысый, и он был мастером бондарного цеха. В руке Марк держал окровавленное тесло, а рядом стояли несколько его соратников по цеху, такие же бондари и плотники.
— Вы что натворили, дурни! — вскричал Ренхарт. — А ну пррочь с дороги, не то зарублю!
Бурлящий люд нерешительно расступился, и он бросился к раненому гвардейцу. Тот уже повалился на спину, невнятно бормоча.
Может, не всё ещё потеряно?
Самой тяжёлой казалась рана на голове, и Ренхарт быстро стащил с гвардейца пробитый шлем…
В тот же миг он остолбенел от удивления. Перед ним лежал никто иной, как Бьор Шатун, главарь воровской шайки, которого сам Ренхарт изловил ещё минувшей зимой.
— Не собрал недоимки… — лепетал Бьор, вращая безумными глазами. — Подвёл… Приказ наместника… Налоги…
На этих словах глаза его замерли и остекленели.
— Что?… — прошептал ошарашенный Ренхарт.
Бьор Шатун? Вор в гвардейцах у Тульбы? Собирает налоги?
Всё это казалось настолько нелепым, что Ренхарт позабыл даже о том, что на Рыночном взвозе разгоралось восстание.
— Друзья! — возвещал между тем Марк Лысый, грозно потрясая теслом. — Сограждане! Братья! У меня дурные вести. Вы верно слышали, что с утра на Площади цветов шло театральное представление. По велению Посланника Виона, там собрали много всякого люду. Так вот, Вион… он просто рехнулся…
Пока Марк рассказывал о «Божественной трагедии», ошарашенные горожане позабыли и о Люцинде с гвардейцами, и о Ренхарте с его Сенной когортой. Эта новость затмила всё, что только что здесь произошло. Она ввергла в смятение каждого.
Ренхарт и сам засомневался, реально ли всё случившееся. Может, это какой–то кошмар? Бред, горячка?
Бондарь Марк слыл, в общем–то, малым недурным. Он вовсе не лез в каждую драку, как иные оголтелые горлопаны, и не был лишён понятия о здравом смысле. Не раз случалось и так, что он помогал Ренхарту усмирить очередную стычку. Марк умел разрешить конфликт так, чтобы стороны могли разойтись, не отягощенные обидой и несправедливостью, за что люди почитали его как негласного вожака. Однако теперь Марка словно подменили — помимо того, что он без церемоний зарубил Бьора, он сам теперь призывал людей подняться против Виона и Тульбы. В речи его не осталось и следа от былой взвешенности. Проще сказать, Марк был до глубины души зол.
И Ренхарт почуял, как эта злость передаётся толпе. Уже не та дикая ярость, какую в них пробудила внезапная гибель старой Люцинды. Люди не шумели, как тогда, а слушали молча. Но такая толпа казалась ещё страшней.
— Ренхарт! — вдруг молвил Марк, окончив воззвание. — Я тебя давно знаю и не желаю зла. Ни тебе, ни твоим людям. Потому призываю: уходи. Покинь Рыночный взвоз, а лучше и Атрию. Тебе больше нечего здесь делать. Но если ты станешь у нас на пути, то пеняй на себя.
Ренхарт огляделся. Людей вокруг прибыло — Марк привел их с собой. Все угрюмо молчали, ожидая ответа. Никто больше не выкрикивал оскорблений, не пытался нападать, не грозил оружием, но в глазах их таилось нечто пугающее. Ренхарт взглянул себе под ноги, где лежал окровавленный Бьор. Неподалёку на мостовой виднелось и тело неизвестного усатого мясника, которого Бьор зарубил. А где–то у прилавка покоилась старая Люцинда…
Для этих людей нет пути назад. Они знают, что за убийство своего гвардейца наместник Тульба учинит им расправу. И жаждут расправы сами.
Он взглянул на своих солдат — те остановились в неуверенности, ожидая приказов. Кони под ними нетерпеливо фыркали и топтались на месте. Стоит дать команду, и Сенная когорта попытается разогнать взбунтовавшуюся чернь. Но семеро против вооружённой толпы?… Какой прок кидать их жизни в эту топку!
— Стану на пути… — эхом повторил Ренхарт. — Что ты… Нам столько не платят.
И дал знак своим — опустить оружие.
Марк кивнул, а люди начали нестройно расступаться, освобождая дорогу с площади.
— Что будет с ним? — спросил Ренхарт, кивнув в сторону второго гвардейца, которого несколько малых сумели повалить и обезоружить. — Он всего лишь новобранец и не успел никого здесь убить. Я подтверждаю.
Марк того оглядел.
— Оружие не запачкано кровью, — подтвердил он. — Свяжите его, позже разберёмся.
Выбравшись из стычки, Ренхарт со своими людьми остановился на ближайшем перекрёстке. Требовалось обдумать ситуацию и решить, что им всем делать дальше.
А думать было о чём. Мысли вертелись в голове бешеным ураганом.
Перед глазами всё стоял умирающий Бьор Шатун, его блуждающий предсмертный взгляд и последние слова — почему–то о налогах, будто ничего важнее в жизни Бьора никогда не было. Ренхарт не понимал, что всё это означает. Не понимал, как воровской главарь без намёка на честь и доблесть попал в гвардейцы. Не понимал, почему до самой гибели он вёл себя странно, будто одержимый. Почему он не желал отцепиться от той старухи с её долгом в четыре галарина? Найти здравого объяснения не получалось, однако Ренхарт нутром чуял: в гвардии наместника творилось что–то мерзкое. И почему Бьор не узнал Ренхарта сразу? Ну, допустим, узнал, просто не подал виду…
Не давал покоя и рассказ Марка Лысого о том, что началось на Площади цветов. Действия Посланника Виона — даже если они приукрашены пересказом — казались не только жестокими и дикими до безумия, но и совершенно бессмысленными. По крайней мере, Ренхарт не мог понять, чего точно Вион хотел добиться. Хотя Вион и раньше вёл себя эксцентрично и непредсказуемо, даже в сравнении с прочими Чтецами. Никто никогда не мог понять образа мыслей атрийского Посланника Синода. Может, разве лишь Жведень…
Так или иначе, нужно было решать, что им делать здесь и сейчас. Ведь Сенную когорту расформируют, едва Тульба узнает, что они только что допустили на вверенной территории. И наместнику плевать, что составом в восемь человек они просто ничего не могли сделать. Ему достаточно любого предлога, лишь бы выставить атрийский гарнизон в дурном свете.
В гвардию наместника возьмут, может, пару человек, а остальных выгонят с позором, если ещё не накажут. И что им тогда делать? Идти в разбойники на Королевский тракт? Или в наёмники, что примерно то же самое?
— Сливаю!! — раздалось из окна неподалёку. — Сливаю! Сливаю!
После троекратного предупреждения из окна выплеснули помои. Содержимое растеклось лужицей, которая выпустила тонкий ручеёк под уклон мостовой. Ренхарт обречённо глядел, как зловонная жижа струится вдоль ложбины в сторону мрачного подземного тоннеля — городской клоаки.
Неужто ему уготована та же судьба? Ему и всей его когорте?
Неподалёку валялось старое тележное колесо. Спешившись, Ренхарт в бессильной злобе набросился на него и стал лупить, топтать и пинать ногами, пока спицы не разлетелись в стороны, а полусгнивший обод не посыпался трухой.
— Командующий… — вдруг окликнул его помощник.
Ренхарт обернулся.
— Мы тут сказать хотим… Не только я, мы все… Мы не сомневаемся, что…
Он несколько замялся, запутавшись в словах.
— Ты всё там правильно сделал, Ренхарт, — заступил вместо него другой. — На рынке. Хорошо, что не пришлось идти против людей. Пусть там всякого сброда хватало… Но многих я сам знаю, славные парни… не к добру бы такая резня была.
— Да!… И мы останемся под твоим началом, что бы там ни было. Командуй нами, как прежде!
Все семеро одобрительно закивали.
Они ждут его приказов, потому что не знают, что делать. Ведь они простые воины. Но он тоже этого не знает! Ему тоже нужны распоряжения начальства, только обратиться к прежнему начальству больше нельзя.
Издалека донеслись мерные удары колокола — били полдень.
Ренхарт машинально взглянул в синие небеса. Солнце поднялось уж прилично, а день набирался жару.
«Пробьёт час, и судьба заставит тебя выбирать…»
Так однажды сказал его старый друг. Друг, который знает куда больше. Он точно знает, что им делать!
Разум Ренхарта мигом прояснился, а тревога отступила. Он лихо вскочил на коня.
— Все помнят нашего прежнего капитана гарнизона, Жведа Стужу?
— Жведень?! — обрадовался помощник. — Как же не помнить! Да лучшие были дни, что я помню!
— Вы знаете все, ему пришлось бежать из–за истории с аптекарем, которого Синод обвинил в колдовстве. Так вот… мне известно, что Жведень давно в городе, собирает сторонников. Он и мне предлагал примкнуть, но я отказался тогда. Не знаю точно, что он задумал и на чьей стороне теперь, но ясно одно: если нам удастся пройти через эту передрягу, то только под его началом. А потому вот моё решение. Сенная когорта возвращается к нашему прежнему капитану!
«Только женщина сможет договориться с женщиной»
За пять лет до событий.
— Это возмутительный вздор! Только подумайте: многочисленные зверские убийства, разбой, похищения! Вина этой женщины несомненна, но теперь она заявляет, будто раскаивается! Да она же просто лжёт, скажет что угодно, лишь бы спасти себе жизнь! Она держит всех вас за болванов! За круглых…
— Следите за речью, поверенный! — воскликнул бургомистр, председательствующий на судебном собрании. — Коллегия прекрасно поняла, что вы сомневаетесь в искренности подсудимой. Мы учтём вашу позицию, но подобный тон бросает тень на нашу непредвзятость. Не забывайте, в чьём присутствии находитесь.
— Виноват!… — спохватился тот. — Не сдержался из–за неимоверной наглости…
— Ещё раз так вот не сдержитесь, — перебил бургомистр, придавая лицу многозначительное выражение, — и Торговый дом Дефриз будет лишён права голоса. Ясно вам, поверенный? Теперь слово защитнику!… А вы помолчите пока. Остудитесь.
— Окочурилась… — огорошенно пробормотал гвардеец. — Просто так…
На лице его впервые отразился испуг, будто в остекленевших глазах старухи ему замаячила собственная смерть.
— Он убил Люцинду! — крикнул кто–то. — Просто убил! Чего вы ждёте?!
Грянул сумасшедший гвалт. Толпа исказилась, ожила и заклокотала. Ряды чуть поодаль — там оказались наиболее взбешённые горожане — тотчас накатили на ближний круг, который не решался ввязываться в драку с вооружёнными людьми. Возникла сутолока.
Это подарило Ренхарту несколько мгновений. Краем глаза он успел заметил, как хамоватый гвардеец судорожно вытаскивает меч — явно намереваясь обратить его против толпы.
— Нет!! Оружие в ножны!
Он налетел щитом на пару человек в ближнем круге, которым грозило оказаться зарубленными, и отбросил их на людей позади. Тотчас возникла беспорядочная куча–мала из рук и ног.
— Сказал оружие в ножны! — заорал он на гвардейцев. — Ко мне! Стать в ряд!
За многолетнюю службу в Атрии он уже попадал в такие неурядицы и хорошо научился чувствовать настрой горожан. Он знал, что иногда пролитая кровь разъярённую толпу отрезвляет, но сейчас всё было иначе. Люди настолько рассвирепели, что сами жаждали крови. Они не боялись ни сборщиков податей, ни городской стражи, ни гвардии наместника, а в таком гневе, как теперь, не страшились и самой смерти.
Старая Люцинда умерла странно, вроде бы сама по себе, и потому не исчез ещё шанс усмирить волнения, когда люди остынут… Но если теперь допустить настоящую кровь, если кто–то здесь погибнет от гвардейского меча, то пути назад не будет. Весь Рыночный взвоз охватит настоящий народный бунт, который крошечная Сенная когорта не сможет остановить.
Где–то заржал его конь — в суматохе Ренхарт выпустил удила, и теперь они оказались отрезаны друг от друга.
Полностью окружить Ренхарта и гвардейцев толпа не могла, ведь позади них оставалась лавка мёртвой торговки. Но так или иначе, надо было найти путь отступления с площади.
— Цепляй локоть за локоть! — рявкнул он гвардейцу. — А ты его! Стенкой — наседай!
Вместе, навалившись троекратным весом, они сумели опрокинуть ещё нескольких человек. В неорганизованной толпе уже начиналась давка и те, кто не горел желанием вступать в драку, не на шутку перепугались. Им маячила перспектива оказаться задавленными своими же соплеменниками, и они отчаянно пытались выбраться из сутолоки, делая её только плотней.
Ренхарт знал, что в сражении численное превосходство — не всегда во благо. Он помнил, как ловко Жведень — ещё на Войне кузенов — умел обратить численный перевес противника против него самого, провоцируя такие вот толкучки вражеских сил в разного рода узких местах местности.
— Расступись, не то затопчу!! — послышалось с края площади. — Ренхарт!!
Защёлкал хлыст, и в стороне, откуда донёсся голос, люди бросилась врассыпную. Кричал его подчинённый, солдат Сенной когорты. Они пришли, наконец, на подмогу.
Столпотворение начинало редеть, однако праздновать победу было рано. Бежали лишь те, кто с самого начала не представлял угрозы — зеваки и просто случайные люди, оказавшиеся заложниками происшествия. Оставшиеся же успели вооружиться кто чем — ведь во многих лавках и мастерских всегда имелся инструмент, который можно применить двояко.
Но в этот миг Ренхарт уловил внутренним чутьём, что настрой людей меняется. Первая их волна захлебнулась, а ярость ослабла. Они по–прежнему жаждут мести за старуху, но уже не так уверены в своём превосходстве. Теперь нужно им показать, что он сам настроен серьёзно.
— Мечи наголо! — приказал он гвардейцам подле себя.
Те послушались его так, будто он и есть их командир. В суматохе он и сам позабыл, что стоит плечом к плечу не с подчинёнными из Сенной когорты.
И очень зря.
Солдаты Ренхарта прекрасно понимали, что если командующий даёт приказ «мечи наголо», это вовсе не означает, что надо идти с ними в атаку. Однако гвардейцы Тульбы либо были иначе обучены, либо, будучи новобранцами, просто не знали дисциплины.
— Сейчас я тебя проучу, свинья смердящая! — взвизгнул хамоватый гвардеец, кинувшись на какого–то усача. — На кого лезешь! Имеешь доспех, имеешь успех!
Тот сжимал в руке мясницкий топорик для разрубания костей.
— Отставить! — рявкнул Ренхарт. — Держать строй!
Увы, на этот раз никто команды не послушал. Пока нерасторопный мясник замахивался топором, гвардеец резко метнулся ему под руку и вонзил острие меча прямо в грудь.
Горожанин тотчас рухнул замертво.
— Вот гад! — прошипели из толпы. — Живым не уйдёшь!
Кровопролитие, которого Ренхарт так боялся, предотвратить не удалось. А значит, сама по себе эта стычка не погаснет.
— Говорю назад в строй, болван! — крикнул Ренхарт.
Но гвардеец, похоже, впал в панику и не реагировал. Люди стали его обступать, оттесняя всё дальше, а он только беспорядочно грозил мечом то одному, то другому.
Что теперь с ним делать, как спасать? Ренхарт обернулся назад, где орудовали солдаты его Сенной когорты. Те сумели–таки рассеять часть толпы и спешно продвигались к командующему.
Ренхарт махнул им рукой, подавая условный знак — идти горе–гвардейцу на помощь. Солдат тотчас кивнул, пришпорил коня и уже занёс хлыст, приготовившись для удара по толпе.
Вдруг за спиной гвардейца выросла крупная фигура. Ренхарт стоял против солнца и не успел ни узнать этого человека, ни понять, опасен ли он. Заметил только как что–то ярко блеснуло, когда фигура взмахнула мускулистой рукой.
Металл лязгнул о металл. Гвардеец взревел от боли и тотчас развернулся, чтобы наброситься на врага, но получил новый удар. И сразу же третий — от ещё одного тёмного силуэта.
Если первое ранение оказалась, видимо, не очень серьёзным, то от последнего — по голове — гвардеец не устоял на ногах.
— И помог тебе твой доспех? — заговорил детина, взирая на поверженного сверху вниз.
Лишь теперь, по голосу, Ренхарт узнал этого верзилу. Звали его Марк Лысый, и он был мастером бондарного цеха. В руке Марк держал окровавленное тесло, а рядом стояли несколько его соратников по цеху, такие же бондари и плотники.
— Вы что натворили, дурни! — вскричал Ренхарт. — А ну пррочь с дороги, не то зарублю!
Бурлящий люд нерешительно расступился, и он бросился к раненому гвардейцу. Тот уже повалился на спину, невнятно бормоча.
Может, не всё ещё потеряно?
Самой тяжёлой казалась рана на голове, и Ренхарт быстро стащил с гвардейца пробитый шлем…
В тот же миг он остолбенел от удивления. Перед ним лежал никто иной, как Бьор Шатун, главарь воровской шайки, которого сам Ренхарт изловил ещё минувшей зимой.
— Не собрал недоимки… — лепетал Бьор, вращая безумными глазами. — Подвёл… Приказ наместника… Налоги…
На этих словах глаза его замерли и остекленели.
— Что?… — прошептал ошарашенный Ренхарт.
Бьор Шатун? Вор в гвардейцах у Тульбы? Собирает налоги?
Всё это казалось настолько нелепым, что Ренхарт позабыл даже о том, что на Рыночном взвозе разгоралось восстание.
— Друзья! — возвещал между тем Марк Лысый, грозно потрясая теслом. — Сограждане! Братья! У меня дурные вести. Вы верно слышали, что с утра на Площади цветов шло театральное представление. По велению Посланника Виона, там собрали много всякого люду. Так вот, Вион… он просто рехнулся…
Пока Марк рассказывал о «Божественной трагедии», ошарашенные горожане позабыли и о Люцинде с гвардейцами, и о Ренхарте с его Сенной когортой. Эта новость затмила всё, что только что здесь произошло. Она ввергла в смятение каждого.
Ренхарт и сам засомневался, реально ли всё случившееся. Может, это какой–то кошмар? Бред, горячка?
Бондарь Марк слыл, в общем–то, малым недурным. Он вовсе не лез в каждую драку, как иные оголтелые горлопаны, и не был лишён понятия о здравом смысле. Не раз случалось и так, что он помогал Ренхарту усмирить очередную стычку. Марк умел разрешить конфликт так, чтобы стороны могли разойтись, не отягощенные обидой и несправедливостью, за что люди почитали его как негласного вожака. Однако теперь Марка словно подменили — помимо того, что он без церемоний зарубил Бьора, он сам теперь призывал людей подняться против Виона и Тульбы. В речи его не осталось и следа от былой взвешенности. Проще сказать, Марк был до глубины души зол.
И Ренхарт почуял, как эта злость передаётся толпе. Уже не та дикая ярость, какую в них пробудила внезапная гибель старой Люцинды. Люди не шумели, как тогда, а слушали молча. Но такая толпа казалась ещё страшней.
— Ренхарт! — вдруг молвил Марк, окончив воззвание. — Я тебя давно знаю и не желаю зла. Ни тебе, ни твоим людям. Потому призываю: уходи. Покинь Рыночный взвоз, а лучше и Атрию. Тебе больше нечего здесь делать. Но если ты станешь у нас на пути, то пеняй на себя.
Ренхарт огляделся. Людей вокруг прибыло — Марк привел их с собой. Все угрюмо молчали, ожидая ответа. Никто больше не выкрикивал оскорблений, не пытался нападать, не грозил оружием, но в глазах их таилось нечто пугающее. Ренхарт взглянул себе под ноги, где лежал окровавленный Бьор. Неподалёку на мостовой виднелось и тело неизвестного усатого мясника, которого Бьор зарубил. А где–то у прилавка покоилась старая Люцинда…
Для этих людей нет пути назад. Они знают, что за убийство своего гвардейца наместник Тульба учинит им расправу. И жаждут расправы сами.
Он взглянул на своих солдат — те остановились в неуверенности, ожидая приказов. Кони под ними нетерпеливо фыркали и топтались на месте. Стоит дать команду, и Сенная когорта попытается разогнать взбунтовавшуюся чернь. Но семеро против вооружённой толпы?… Какой прок кидать их жизни в эту топку!
— Стану на пути… — эхом повторил Ренхарт. — Что ты… Нам столько не платят.
И дал знак своим — опустить оружие.
Марк кивнул, а люди начали нестройно расступаться, освобождая дорогу с площади.
— Что будет с ним? — спросил Ренхарт, кивнув в сторону второго гвардейца, которого несколько малых сумели повалить и обезоружить. — Он всего лишь новобранец и не успел никого здесь убить. Я подтверждаю.
Марк того оглядел.
— Оружие не запачкано кровью, — подтвердил он. — Свяжите его, позже разберёмся.
***
Выбравшись из стычки, Ренхарт со своими людьми остановился на ближайшем перекрёстке. Требовалось обдумать ситуацию и решить, что им всем делать дальше.
А думать было о чём. Мысли вертелись в голове бешеным ураганом.
Перед глазами всё стоял умирающий Бьор Шатун, его блуждающий предсмертный взгляд и последние слова — почему–то о налогах, будто ничего важнее в жизни Бьора никогда не было. Ренхарт не понимал, что всё это означает. Не понимал, как воровской главарь без намёка на честь и доблесть попал в гвардейцы. Не понимал, почему до самой гибели он вёл себя странно, будто одержимый. Почему он не желал отцепиться от той старухи с её долгом в четыре галарина? Найти здравого объяснения не получалось, однако Ренхарт нутром чуял: в гвардии наместника творилось что–то мерзкое. И почему Бьор не узнал Ренхарта сразу? Ну, допустим, узнал, просто не подал виду…
Не давал покоя и рассказ Марка Лысого о том, что началось на Площади цветов. Действия Посланника Виона — даже если они приукрашены пересказом — казались не только жестокими и дикими до безумия, но и совершенно бессмысленными. По крайней мере, Ренхарт не мог понять, чего точно Вион хотел добиться. Хотя Вион и раньше вёл себя эксцентрично и непредсказуемо, даже в сравнении с прочими Чтецами. Никто никогда не мог понять образа мыслей атрийского Посланника Синода. Может, разве лишь Жведень…
Так или иначе, нужно было решать, что им делать здесь и сейчас. Ведь Сенную когорту расформируют, едва Тульба узнает, что они только что допустили на вверенной территории. И наместнику плевать, что составом в восемь человек они просто ничего не могли сделать. Ему достаточно любого предлога, лишь бы выставить атрийский гарнизон в дурном свете.
В гвардию наместника возьмут, может, пару человек, а остальных выгонят с позором, если ещё не накажут. И что им тогда делать? Идти в разбойники на Королевский тракт? Или в наёмники, что примерно то же самое?
— Сливаю!! — раздалось из окна неподалёку. — Сливаю! Сливаю!
После троекратного предупреждения из окна выплеснули помои. Содержимое растеклось лужицей, которая выпустила тонкий ручеёк под уклон мостовой. Ренхарт обречённо глядел, как зловонная жижа струится вдоль ложбины в сторону мрачного подземного тоннеля — городской клоаки.
Неужто ему уготована та же судьба? Ему и всей его когорте?
Неподалёку валялось старое тележное колесо. Спешившись, Ренхарт в бессильной злобе набросился на него и стал лупить, топтать и пинать ногами, пока спицы не разлетелись в стороны, а полусгнивший обод не посыпался трухой.
— Командующий… — вдруг окликнул его помощник.
Ренхарт обернулся.
— Мы тут сказать хотим… Не только я, мы все… Мы не сомневаемся, что…
Он несколько замялся, запутавшись в словах.
— Ты всё там правильно сделал, Ренхарт, — заступил вместо него другой. — На рынке. Хорошо, что не пришлось идти против людей. Пусть там всякого сброда хватало… Но многих я сам знаю, славные парни… не к добру бы такая резня была.
— Да!… И мы останемся под твоим началом, что бы там ни было. Командуй нами, как прежде!
Все семеро одобрительно закивали.
Они ждут его приказов, потому что не знают, что делать. Ведь они простые воины. Но он тоже этого не знает! Ему тоже нужны распоряжения начальства, только обратиться к прежнему начальству больше нельзя.
Издалека донеслись мерные удары колокола — били полдень.
Ренхарт машинально взглянул в синие небеса. Солнце поднялось уж прилично, а день набирался жару.
«Пробьёт час, и судьба заставит тебя выбирать…»
Так однажды сказал его старый друг. Друг, который знает куда больше. Он точно знает, что им делать!
Разум Ренхарта мигом прояснился, а тревога отступила. Он лихо вскочил на коня.
— Все помнят нашего прежнего капитана гарнизона, Жведа Стужу?
— Жведень?! — обрадовался помощник. — Как же не помнить! Да лучшие были дни, что я помню!
— Вы знаете все, ему пришлось бежать из–за истории с аптекарем, которого Синод обвинил в колдовстве. Так вот… мне известно, что Жведень давно в городе, собирает сторонников. Он и мне предлагал примкнуть, но я отказался тогда. Не знаю точно, что он задумал и на чьей стороне теперь, но ясно одно: если нам удастся пройти через эту передрягу, то только под его началом. А потому вот моё решение. Сенная когорта возвращается к нашему прежнему капитану!
Глава 3
«Только женщина сможет договориться с женщиной»
За пять лет до событий.
— Это возмутительный вздор! Только подумайте: многочисленные зверские убийства, разбой, похищения! Вина этой женщины несомненна, но теперь она заявляет, будто раскаивается! Да она же просто лжёт, скажет что угодно, лишь бы спасти себе жизнь! Она держит всех вас за болванов! За круглых…
— Следите за речью, поверенный! — воскликнул бургомистр, председательствующий на судебном собрании. — Коллегия прекрасно поняла, что вы сомневаетесь в искренности подсудимой. Мы учтём вашу позицию, но подобный тон бросает тень на нашу непредвзятость. Не забывайте, в чьём присутствии находитесь.
— Виноват!… — спохватился тот. — Не сдержался из–за неимоверной наглости…
— Ещё раз так вот не сдержитесь, — перебил бургомистр, придавая лицу многозначительное выражение, — и Торговый дом Дефриз будет лишён права голоса. Ясно вам, поверенный? Теперь слово защитнику!… А вы помолчите пока. Остудитесь.
