Тихий сигнал звонка заставил Эйна повернуться к дверям, положить руку на игольник.
Тут же в воздухе возник виртуальный экран - изображение с внешней камеры.
В красноватом свете нижнего яруса, прямо напротив двери стояла маленькая кудрявая девочка в белом платье.
- Хэнк, - сказала она. - Впусти меня. Или я открою сама.
У нее были светлые волосы, миловидное личико. Аккуратный маленький рот — и она улыбалась.
И при одном взгляде на нее Эйн вытащил игольник и перевел в боевой режим.
«Мы с Зайном встретим ее, — мысленно передал он Маре. — Подстрахуй нас из укрытия».
Она кивнула, не стала спорить, и скрылась в спальне Хэнка — на мгновение Эйн увидел мир чужими глазами, Мара притаилась сбоку от двери, так лучше просматривалась комната с операционным столом.
Зайн молча занял позицию напротив Эйна, они не сговариваясь расположились так, чтобы их было не видно от входной двери, и чтобы без проблем подстрелить любого, кто зайдет.
Эйн мимоходом подумал, что если ошибся, и если девочка за дверью действительно окажется обычным ребенком, ее ждут годы терапии и кошмаров.
А его самого — чувство вины выше Нео-Токийской Торговой Башни.
Утешало только одно: мысль о том, что обычному ребенку незачем было приходить к Хэнку, и уж тем более с электронным ключом от его логова.
Времени убрать труп и обломки химер не оставалось, да и чем бы это помогло — вся комната была в крови.
Проекция экрана все еще висела в воздухе, девочка все еще улыбалась, и сказала только:
— Раз, два, три, четыре, пять, я иду искать.
И все мысли о том, что она была нормальным ребенком, улетучились навсегда.
Не вели себя нормальные дети как персонажи их ужастиков.
Проекция мигнула и пропала, дверь начала открываться, медленно, с едва различимым шипением поршней, которые ее открывали.
За дверью никого не было.
Сердце гулко билось внутри, Эйн чувствовал, как гулко бьется сердце внутри, и как нарастает напряжение.
Он не выходил, выжидал, вслушиваясь в то, что происходит вокруг — с улицы доносился привычный гул флаеров над головой, потрескивание неисправных рекламных проекторов, неясные звуки со стороны закрытого бара.
А потом что-то грохнуло в спальне Хэнка, и резко обернувшись, Эйн увидел, как брызнули внутрь обломки стены, и Мара вылетела в комнату с операционным столом, перекатилась, уворачиваясь от зарядов.
Эйн и Зайн не сговариваясь рванулись к операционному столу, свалили его — слабое было укрытие, но лучше, чем ничего. Из спальни зал простреливался до входной двери.
Девочка — точнее что-то, что ее изображало, отвлекло их на камеру, потом прошло через закрытый бар, и вломилось через стену в спальню Хэнка. А значит или получило доступ к чертежам, или часто здесь бывало.
Эйн ставил на второе.
— Не надо стрелять. Это бесполезно, — девочка появилась в дверях, и оружия у нее при себе не было. Волосы и платье оставались чистыми, выдавая маскировку. — И я успею тебя убить.
Мара медленно отступала к укрытию, держа девочку на прицеле, не ответила.
— Остальные тоже могут выйти, — сказала девочка.
— Я здесь одна.
— Нет. Ты страховала остальных, пока они смотрели на дверь.
— Я приняла тебя за ребенка. Просто спряталась, — ровно, бесстрастно соврала она. — Сними маскировку.
Девочка склонила голову, улыбнулась с наивным, абсолютно детским любопытством:
— А ты снимешь свою?
— На мне нет маскировки, — сказала Мара.
Девочка рассмеялась, переливчатым, беззаботным смехом — и Эйн невольно вспомнил Ойлера, маскировку, которую тот использовал, красивую женщину в красном платье.
— Врать нехорошо, — ее образ пошел рябью, рассыпался на фрагменты, и проступила высокая мужская фигура.
Человек с красными волосами и механической рукой.
Илирианец. Было в нем что-то, что неуловимо напоминало Ойлера. На вид мужику было под сорок, и он был одет в стандартную военную униформу, без знаков различия. У него было породистое, скуластое лицо, тонкие губы и нос, и напоминал он этакого генерала без страха и упрека с какого-нибудь армейского плаката, даже несмотря на дурацкие красные волосы.
А еще стоял он идеально ровно, с комфортом того, кто привык контролировать ситуацию.
Зрачки в тусклом свете слабо светились, как у кошки.
Эйн переключил игольник обратно, с боевого режима на парализующий.
Перед ним был илирианец, первый, после Ойлера, который им попался. И его надо было взять живым.
«Сможешь его вырубить?» — спросил он у Мары.
«Мне не пробить его щиты. Я еще не восстановилась».
Он читал в ее сознании — ей хватило бы сил на слабый удар: отвлечь человека, заставить замереть и открыться. Но не илирианца.
«Я могу вернуть силу тебе».
«Ты вычерпал себя».
И если бы она потеряла контроль над возвращенной силой, убила бы их всех.
«Значит, пообщаемся по старинке».
— Хотите напасть? — спокойно поинтересовался илирианец. — Не стоит. Я быстрее.
Эйн помнил, как двигался Ойлер, и верил.
Но Ойлера они все же поймали.
— Хочу поговорить, раз уж ты из болтливых, — Эйн потянулся к браслету маскировки, отключил ее, и кивнул Зайну. Тот хмурился, но не пытался остановить.
Эйн медленно выпрямился над укрытием, но игольник не опускал.
— Оружие мне для уверенности, — сказал он. — Без обид.
— Для уверенности лучше полагаться на ларралы, — спокойно, будто обсуждал новый флаер, сказал илирианец, склонил голову. — Ойлер все же предал. Жаль. Но мы его найдем.
Эйн презрительно фыркнул:
— Удачи. Пара лет и точно соберете все куски.
— Я знаю, что он жив, — бесстрастно заметил илирианец.
— Был, пока не попал к нам. Потом долго не хотел говорить, но мы умеем убеждать, — Эйн паскудно усмехнулся, пошевелил металлическими пальцами. — А теперь смотри, у меня и новая модная рука, и информация. Но тебя я тоже с удовольствием послушаю.
Тот вздохнул, недовольно дрогнули уголки губ, и илирианец вздернул бровь — скептически и очень выразительно:
— Люди. Как крохотные насекомые в трупе. Пожирают гниль и всех считают глупее себя. Ты не убил Ойлера. Потому что твой ларрал установили совсем недавно, и только илирианец мог это сделать. К тому же я узнаю этот дизайн где угодно.
Эйн заставил себя усмехаться и дальше, хотя понимал, что никого его ухмылка не обманывала:
— Я бы лучше поговорил про тебя. Кто ты, какие у тебя и твоих илирианских друзей планы на будущее. Зачем настраиваешь банды на Сопротивление.
— Кар Галлара, — безмятежно отозвался тот. — Мне говорили выбрать человеческое имя. Для работы, для убедительности. Напрасная трата сил. Земляне видят только то, что хотят. А вы хотите видеть безопасность. Так что пусть будет Галлара.
— Отличное имя, Галлара, — спокойно, в тон ему отозвался Эйн. — Мне представиться, или сам знаешь?
— Габриэль Эйн, бывший солдат отряда «Коршун», лидер Сопротивления после смерти Меррика. На визуальном файле ты выглядел лучше. Тебе стоит чаще спать.
Галлара сказал это как нечто само собой разумеющееся, обыденное — будто не был врагом. И это сбивало.
— Высплюсь, когда вы свалите на свою Илирию, — прямо ответил ему Эйн.
— Слова ребенка, — Галлара улыбнулся, будто что-то его позабавило. — Илирия, Герия… Земля больше не принадлежит себе, как бы ты ни прятался под одеяло от реальности. Твою планету никогда не оставят в покое. Вы можете поддержать их, или нас. Разница невелика. Везде все решает сила, разница только в том, что илирианцы сильнее.
— Герия ушла, если ты не знал, — напомнил ему Эйн.
— А разве это не Герия у тебя за плечом, человек? — Галлара кивнул на Мару, улыбнулся лениво и снисходительно. — Их бойцы ушли, чтобы вернуться, когда мы выкосим вас. Потому что понимают главное: вы обуза. Ваша планета прекрасна — бедна на ресурсы, но удачно расположена, отличные пейзажи и хорошая вода. И только один недостаток.
— Люди, — вместо него сказал Эйн.
— Нет, — отозвался Галлара. — То, что вы с собой сделали. Вы могли быть, как мы. Или как герианцы. Вы могли быть лучшей версией себя.
— Вместо лучшей, мы решили стать счастливой, — резко сказал ему Эйн, и как же его достали уроды, которые все мечтали сделать землян сильнее, не понимая, что есть и другие достоинства.
— Но не стали. Чтобы быть счастливым тоже нужна сила.
— Отлично вам мозги промывают, — Эйн усмехнулся ему в лицо. — Сила-сила-сила, как битая запись. Но, знаешь, я человек простой, мне для счастья хватит сущей мелочи, чтобы вы, уроды, оставили людей в покое.
Галлара рассмеялся, тихо и беззаботно, и в тот момент снова чем-то неуловимо напомнил Ойлера:
— Но другие люди не хотят. Хэнк, — он кивнул на труп на полу, — нашел нас сам, сам предложил помощь в обмен на ларралы. Он был лучше многих из вас. Ты зря убил его, он мне нравился.
— Я его не убивал, считай, он умер от любви. И что насчет остальных? Тех, кому вы вживили чипы контроля? Кого поубивали в атаке на Управление. Они тоже вас просили?
Галлара шагнул вперед, двигался он с той же легкой, показушной грацией, что и Ойлер. И Эйн подумал — то, что ноги ублюдка, его тело кроме руки выглядело, как человеческое, ведь не означало, что оно таким и было. Поставить металлическую начинку ему могли и под плоть.
— Они умерли счастливее вас всех. Чип распространяли как наркотик. Он берет тело под контроль, но стимулирует центры удовольствия. Говоришь, вы хотите быть счастливой версией себя? Мы можем помочь. Большинство из вас только на это и годится.
Он злил, бесил до красной пелены, тем, как легко, как походя говорил о сломанных жизнях, о чужих смертях. О тысячах несчастных ублюдков, которые настолько опустились после войны, что готовы были уцепиться за наркотики, за что угодно, лишь бы поймать кайф.
— И посмотри, что сейчас, — продолжил Галлара, — нам ничего не надо делать. Вы поубиваете друг друга еще до нападения. Достаточно только слегка подтолкнуть. Вы сами все сделаете.
Ублюдок самодовольный.
— Ну, так оставь нас в покое до нападения. Если мы такая обуза, если мы такие слабые.
— Хорошо, — спокойно, неожиданно легко согласился Галлара. — Илирия прекратит все действия до нападения. И я дам вам месяц до атаки. Война с вами продлится семь дней. И все, кто переживет эти семь дней, получит выбор — пройти испытание и принять ларралы, или… — он улыбнулся, — умереть счастливым.
Он повернулся уходить, и Эйн невольно шагнул следом за ним:
— Ты не можешь этого обещать.
Галлара полуобернулся, ответил равнодушным взглядом, и Эйн как-то понял, почувствовал, что смотрит не на обычного илирианца, не просто на агента. На кого-то кто мог решать и обещать.
— Могу, человек. Я выполнил свою работу — я оценил людей, я сделал выводы. И я зря потратил на вас время. Хэнк мертв, а ваши отбросы готовы драться между собой за ресурсы. Копошитесь и дальше в своем трупе. Я ухожу с Земли. И когда я вернусь, я вернусь давить насекомых.
Эйн не стал ничего говорить ему в ответ, подумал только, что Галлара ничего о людях не знал. Он не знал, главного.
И Эйн дождался, когда илирианец отвернулся от него полностью.
«Габриэль, не надо».
Он не слушал, он навел игольник и выстрелил ублюдку в спину.
Он почувствовал выстрел Мары — синхронно со своим, секунда в секунду.
Галлара исчез — мгновение, и его не было там, где он был раньше, что-то темное мелькнуло перед глазами, размытая фигура врезалась в Мару. Мгновение — словно вырезали кадры — и Галлара держал ее за горло, и Эйн чувствовал на собственной коже давление механических пальцев, в точности как Хэнк, то же самое чувство, и оно так же отдавалось ужасом, только сейчас у Эйна не было сил ударить в ответ.
Зайн выстрелил — раз, два, три — заряды почти слились в один.
Галлара исчез, воткнул руку Зайну в живот, приподнял над полом — легко, как куклу, стряхнул на пол.
Эйн разрядил в ублюдка все заряды, и казалось, что они пролетели насквозь — в голове с трудом укладывалось. Илирианец успевал увернуться и встать ровно, после того, как пролетел заряд.
А потом Галлара пошел вперед, неторопливо, спокойно, под беспомощный щелчок разряженного игольника.
Эйн опустил оружие. Попытался найти хотя бы отголосок той силы, что убила Хэнка. Но ее не было, как зарядов в пустом оружии.
Галлара подошел к нему вплотную.
Сердце билось где-то в горле, и Эйн думал только об одном — как незаметно дотянуться до ножа.
Галлара наклонился к нему, повел носом, будто пробовал запах.
Эйн застыл, замер.
Губы коснулись его макушки, мягко, по-отечески:
— Я вернусь через месяц, человек. Когда я вернусь, постарайся больше не разочаровывать.
А потом отодвинулся, отвернулся и ушел.
И во второй раз Эйн не пытался его остановить, он обессиленно опустился на пол и потянулся дрожащими руками к Зайну — зажать хлещущую из раны в животе черную кровь.
Зайн стискивал зубы, дышал хрипло, надрывно, и не стонал. Даже не ругался, и единственными словами в тишине провонявшей кровью комнаты было сбивчивое "Держись, держись, бляста тебя побери. Не смей сдохнуть".
Он рванул с пояса баллончик с медицинской пеной, выдавил на рану, понимая, что этого мало, отчаянно мало - и что от внутреннего кровотечения это не спасало.
- Я отвезу тебя к капсуле. Мигом обернемся, ты не шевелись, я сам отнесу.
Зайн с шумом втянул воздух, поморщился, зло, болезненно:
- Помоги Телуре.
- Она в порядке, - Эйн на это чувствовал, как она приходила в сознание, как у нее болела шея. Но она могла дышать сквозь боль, застонала и с трудом пошевелилась.
Эйн подхватил Зайна под руку, встал, пошатываясь - тот был тяжелым, жесткое тело будто весило тонну, и тащить его было ужасно неудобно, и неприятно царапалась мысль о том, что без механической руки, Эйн бы не смог уложить его во флаер.
- У тебя есть стимулятор, обезболивающее? - спросил он, прежде чем вернуться за Марой, но Зайн только мотнул головой:
- Обойдусь. Не хочу отключаться.
И как же он этим Эйна бесил:
- Я уже понял, что ты крутой герианец, а теперь кончай выделываться, и прими долбанное лекарство.
- Не указывай мне, человек. Иди и займись, Телурой.
Эйн поколебался, но не хотел оставлять Мару одну, и сказал только:
- Если ты сдохнешь, я лично нассу на твой труп.
Едва расслышал, как Зайн отозвался, брезгливо:
- Отвратительно.
Мара уже пришла в себя, кое-как встала, неловко прижимала к себе то, что Зайн нашел во время обыска - личный комп Хэнка, данные с камер, какие-то части из начинки химер. И окровавленные металлические руки.
- Только не говори, что предупреждала, - попросил ее Эйн и подставил плечо, помогая ей идти.
- Не стану, - отозвалась Мара, холодно и резко. И добавила мысленно "ты знаешь сам".
- Я не мог его упустить. Он слишком много знал.
- Ты все равно его упустил. Только теперь это может стоить Зайну жизни.
Она не стала говорить остальное - вслух не стала, передала сразу фрагментом своего сознания: на что были способны илирианцы, и что Эйну следовало об этом знать, верь он же видел Ойлера. Что она слышала о Кар Галларе и раньше, и только когда Эйн решился напасть, вспомнила, где.
- Он один из жрецов Икара, не обычный илирианец, из командования. Они держатся в тени, никогда не прилетают на Герию. Раз они отправили сюда Галлару, значит, относятся к захвату очень серьезно. Земля им необходима.
- Это мы знали и раньше.
- Только не знали насколько, - Мара забросила в флаер то, что забрала из дома Хэнка, забралась следом - к Зайну, и ей пришлось скрючиться, чтобы устроиться возле него, но она осталась, положила ему ладонь на лоб.
Тут же в воздухе возник виртуальный экран - изображение с внешней камеры.
В красноватом свете нижнего яруса, прямо напротив двери стояла маленькая кудрявая девочка в белом платье.
- Хэнк, - сказала она. - Впусти меня. Или я открою сама.
Глава 37
***
У нее были светлые волосы, миловидное личико. Аккуратный маленький рот — и она улыбалась.
И при одном взгляде на нее Эйн вытащил игольник и перевел в боевой режим.
«Мы с Зайном встретим ее, — мысленно передал он Маре. — Подстрахуй нас из укрытия».
Она кивнула, не стала спорить, и скрылась в спальне Хэнка — на мгновение Эйн увидел мир чужими глазами, Мара притаилась сбоку от двери, так лучше просматривалась комната с операционным столом.
Зайн молча занял позицию напротив Эйна, они не сговариваясь расположились так, чтобы их было не видно от входной двери, и чтобы без проблем подстрелить любого, кто зайдет.
Эйн мимоходом подумал, что если ошибся, и если девочка за дверью действительно окажется обычным ребенком, ее ждут годы терапии и кошмаров.
А его самого — чувство вины выше Нео-Токийской Торговой Башни.
Утешало только одно: мысль о том, что обычному ребенку незачем было приходить к Хэнку, и уж тем более с электронным ключом от его логова.
Времени убрать труп и обломки химер не оставалось, да и чем бы это помогло — вся комната была в крови.
Проекция экрана все еще висела в воздухе, девочка все еще улыбалась, и сказала только:
— Раз, два, три, четыре, пять, я иду искать.
И все мысли о том, что она была нормальным ребенком, улетучились навсегда.
Не вели себя нормальные дети как персонажи их ужастиков.
Проекция мигнула и пропала, дверь начала открываться, медленно, с едва различимым шипением поршней, которые ее открывали.
За дверью никого не было.
Сердце гулко билось внутри, Эйн чувствовал, как гулко бьется сердце внутри, и как нарастает напряжение.
Он не выходил, выжидал, вслушиваясь в то, что происходит вокруг — с улицы доносился привычный гул флаеров над головой, потрескивание неисправных рекламных проекторов, неясные звуки со стороны закрытого бара.
А потом что-то грохнуло в спальне Хэнка, и резко обернувшись, Эйн увидел, как брызнули внутрь обломки стены, и Мара вылетела в комнату с операционным столом, перекатилась, уворачиваясь от зарядов.
Эйн и Зайн не сговариваясь рванулись к операционному столу, свалили его — слабое было укрытие, но лучше, чем ничего. Из спальни зал простреливался до входной двери.
Девочка — точнее что-то, что ее изображало, отвлекло их на камеру, потом прошло через закрытый бар, и вломилось через стену в спальню Хэнка. А значит или получило доступ к чертежам, или часто здесь бывало.
Эйн ставил на второе.
— Не надо стрелять. Это бесполезно, — девочка появилась в дверях, и оружия у нее при себе не было. Волосы и платье оставались чистыми, выдавая маскировку. — И я успею тебя убить.
Мара медленно отступала к укрытию, держа девочку на прицеле, не ответила.
— Остальные тоже могут выйти, — сказала девочка.
— Я здесь одна.
— Нет. Ты страховала остальных, пока они смотрели на дверь.
— Я приняла тебя за ребенка. Просто спряталась, — ровно, бесстрастно соврала она. — Сними маскировку.
Девочка склонила голову, улыбнулась с наивным, абсолютно детским любопытством:
— А ты снимешь свою?
— На мне нет маскировки, — сказала Мара.
Девочка рассмеялась, переливчатым, беззаботным смехом — и Эйн невольно вспомнил Ойлера, маскировку, которую тот использовал, красивую женщину в красном платье.
— Врать нехорошо, — ее образ пошел рябью, рассыпался на фрагменты, и проступила высокая мужская фигура.
Человек с красными волосами и механической рукой.
Илирианец. Было в нем что-то, что неуловимо напоминало Ойлера. На вид мужику было под сорок, и он был одет в стандартную военную униформу, без знаков различия. У него было породистое, скуластое лицо, тонкие губы и нос, и напоминал он этакого генерала без страха и упрека с какого-нибудь армейского плаката, даже несмотря на дурацкие красные волосы.
А еще стоял он идеально ровно, с комфортом того, кто привык контролировать ситуацию.
Зрачки в тусклом свете слабо светились, как у кошки.
Эйн переключил игольник обратно, с боевого режима на парализующий.
Перед ним был илирианец, первый, после Ойлера, который им попался. И его надо было взять живым.
«Сможешь его вырубить?» — спросил он у Мары.
«Мне не пробить его щиты. Я еще не восстановилась».
Он читал в ее сознании — ей хватило бы сил на слабый удар: отвлечь человека, заставить замереть и открыться. Но не илирианца.
«Я могу вернуть силу тебе».
«Ты вычерпал себя».
И если бы она потеряла контроль над возвращенной силой, убила бы их всех.
«Значит, пообщаемся по старинке».
— Хотите напасть? — спокойно поинтересовался илирианец. — Не стоит. Я быстрее.
Эйн помнил, как двигался Ойлер, и верил.
Но Ойлера они все же поймали.
— Хочу поговорить, раз уж ты из болтливых, — Эйн потянулся к браслету маскировки, отключил ее, и кивнул Зайну. Тот хмурился, но не пытался остановить.
Эйн медленно выпрямился над укрытием, но игольник не опускал.
— Оружие мне для уверенности, — сказал он. — Без обид.
— Для уверенности лучше полагаться на ларралы, — спокойно, будто обсуждал новый флаер, сказал илирианец, склонил голову. — Ойлер все же предал. Жаль. Но мы его найдем.
Эйн презрительно фыркнул:
— Удачи. Пара лет и точно соберете все куски.
— Я знаю, что он жив, — бесстрастно заметил илирианец.
— Был, пока не попал к нам. Потом долго не хотел говорить, но мы умеем убеждать, — Эйн паскудно усмехнулся, пошевелил металлическими пальцами. — А теперь смотри, у меня и новая модная рука, и информация. Но тебя я тоже с удовольствием послушаю.
Тот вздохнул, недовольно дрогнули уголки губ, и илирианец вздернул бровь — скептически и очень выразительно:
— Люди. Как крохотные насекомые в трупе. Пожирают гниль и всех считают глупее себя. Ты не убил Ойлера. Потому что твой ларрал установили совсем недавно, и только илирианец мог это сделать. К тому же я узнаю этот дизайн где угодно.
Эйн заставил себя усмехаться и дальше, хотя понимал, что никого его ухмылка не обманывала:
— Я бы лучше поговорил про тебя. Кто ты, какие у тебя и твоих илирианских друзей планы на будущее. Зачем настраиваешь банды на Сопротивление.
— Кар Галлара, — безмятежно отозвался тот. — Мне говорили выбрать человеческое имя. Для работы, для убедительности. Напрасная трата сил. Земляне видят только то, что хотят. А вы хотите видеть безопасность. Так что пусть будет Галлара.
— Отличное имя, Галлара, — спокойно, в тон ему отозвался Эйн. — Мне представиться, или сам знаешь?
— Габриэль Эйн, бывший солдат отряда «Коршун», лидер Сопротивления после смерти Меррика. На визуальном файле ты выглядел лучше. Тебе стоит чаще спать.
Галлара сказал это как нечто само собой разумеющееся, обыденное — будто не был врагом. И это сбивало.
— Высплюсь, когда вы свалите на свою Илирию, — прямо ответил ему Эйн.
— Слова ребенка, — Галлара улыбнулся, будто что-то его позабавило. — Илирия, Герия… Земля больше не принадлежит себе, как бы ты ни прятался под одеяло от реальности. Твою планету никогда не оставят в покое. Вы можете поддержать их, или нас. Разница невелика. Везде все решает сила, разница только в том, что илирианцы сильнее.
— Герия ушла, если ты не знал, — напомнил ему Эйн.
— А разве это не Герия у тебя за плечом, человек? — Галлара кивнул на Мару, улыбнулся лениво и снисходительно. — Их бойцы ушли, чтобы вернуться, когда мы выкосим вас. Потому что понимают главное: вы обуза. Ваша планета прекрасна — бедна на ресурсы, но удачно расположена, отличные пейзажи и хорошая вода. И только один недостаток.
— Люди, — вместо него сказал Эйн.
— Нет, — отозвался Галлара. — То, что вы с собой сделали. Вы могли быть, как мы. Или как герианцы. Вы могли быть лучшей версией себя.
— Вместо лучшей, мы решили стать счастливой, — резко сказал ему Эйн, и как же его достали уроды, которые все мечтали сделать землян сильнее, не понимая, что есть и другие достоинства.
— Но не стали. Чтобы быть счастливым тоже нужна сила.
— Отлично вам мозги промывают, — Эйн усмехнулся ему в лицо. — Сила-сила-сила, как битая запись. Но, знаешь, я человек простой, мне для счастья хватит сущей мелочи, чтобы вы, уроды, оставили людей в покое.
Галлара рассмеялся, тихо и беззаботно, и в тот момент снова чем-то неуловимо напомнил Ойлера:
— Но другие люди не хотят. Хэнк, — он кивнул на труп на полу, — нашел нас сам, сам предложил помощь в обмен на ларралы. Он был лучше многих из вас. Ты зря убил его, он мне нравился.
— Я его не убивал, считай, он умер от любви. И что насчет остальных? Тех, кому вы вживили чипы контроля? Кого поубивали в атаке на Управление. Они тоже вас просили?
Галлара шагнул вперед, двигался он с той же легкой, показушной грацией, что и Ойлер. И Эйн подумал — то, что ноги ублюдка, его тело кроме руки выглядело, как человеческое, ведь не означало, что оно таким и было. Поставить металлическую начинку ему могли и под плоть.
— Они умерли счастливее вас всех. Чип распространяли как наркотик. Он берет тело под контроль, но стимулирует центры удовольствия. Говоришь, вы хотите быть счастливой версией себя? Мы можем помочь. Большинство из вас только на это и годится.
Он злил, бесил до красной пелены, тем, как легко, как походя говорил о сломанных жизнях, о чужих смертях. О тысячах несчастных ублюдков, которые настолько опустились после войны, что готовы были уцепиться за наркотики, за что угодно, лишь бы поймать кайф.
— И посмотри, что сейчас, — продолжил Галлара, — нам ничего не надо делать. Вы поубиваете друг друга еще до нападения. Достаточно только слегка подтолкнуть. Вы сами все сделаете.
Ублюдок самодовольный.
— Ну, так оставь нас в покое до нападения. Если мы такая обуза, если мы такие слабые.
— Хорошо, — спокойно, неожиданно легко согласился Галлара. — Илирия прекратит все действия до нападения. И я дам вам месяц до атаки. Война с вами продлится семь дней. И все, кто переживет эти семь дней, получит выбор — пройти испытание и принять ларралы, или… — он улыбнулся, — умереть счастливым.
Он повернулся уходить, и Эйн невольно шагнул следом за ним:
— Ты не можешь этого обещать.
Галлара полуобернулся, ответил равнодушным взглядом, и Эйн как-то понял, почувствовал, что смотрит не на обычного илирианца, не просто на агента. На кого-то кто мог решать и обещать.
— Могу, человек. Я выполнил свою работу — я оценил людей, я сделал выводы. И я зря потратил на вас время. Хэнк мертв, а ваши отбросы готовы драться между собой за ресурсы. Копошитесь и дальше в своем трупе. Я ухожу с Земли. И когда я вернусь, я вернусь давить насекомых.
Эйн не стал ничего говорить ему в ответ, подумал только, что Галлара ничего о людях не знал. Он не знал, главного.
И Эйн дождался, когда илирианец отвернулся от него полностью.
«Габриэль, не надо».
Он не слушал, он навел игольник и выстрелил ублюдку в спину.
Он почувствовал выстрел Мары — синхронно со своим, секунда в секунду.
Галлара исчез — мгновение, и его не было там, где он был раньше, что-то темное мелькнуло перед глазами, размытая фигура врезалась в Мару. Мгновение — словно вырезали кадры — и Галлара держал ее за горло, и Эйн чувствовал на собственной коже давление механических пальцев, в точности как Хэнк, то же самое чувство, и оно так же отдавалось ужасом, только сейчас у Эйна не было сил ударить в ответ.
Зайн выстрелил — раз, два, три — заряды почти слились в один.
Галлара исчез, воткнул руку Зайну в живот, приподнял над полом — легко, как куклу, стряхнул на пол.
Эйн разрядил в ублюдка все заряды, и казалось, что они пролетели насквозь — в голове с трудом укладывалось. Илирианец успевал увернуться и встать ровно, после того, как пролетел заряд.
А потом Галлара пошел вперед, неторопливо, спокойно, под беспомощный щелчок разряженного игольника.
Эйн опустил оружие. Попытался найти хотя бы отголосок той силы, что убила Хэнка. Но ее не было, как зарядов в пустом оружии.
Галлара подошел к нему вплотную.
Сердце билось где-то в горле, и Эйн думал только об одном — как незаметно дотянуться до ножа.
Галлара наклонился к нему, повел носом, будто пробовал запах.
Эйн застыл, замер.
Губы коснулись его макушки, мягко, по-отечески:
— Я вернусь через месяц, человек. Когда я вернусь, постарайся больше не разочаровывать.
А потом отодвинулся, отвернулся и ушел.
И во второй раз Эйн не пытался его остановить, он обессиленно опустился на пол и потянулся дрожащими руками к Зайну — зажать хлещущую из раны в животе черную кровь.
Глава 38
***
Зайн стискивал зубы, дышал хрипло, надрывно, и не стонал. Даже не ругался, и единственными словами в тишине провонявшей кровью комнаты было сбивчивое "Держись, держись, бляста тебя побери. Не смей сдохнуть".
Он рванул с пояса баллончик с медицинской пеной, выдавил на рану, понимая, что этого мало, отчаянно мало - и что от внутреннего кровотечения это не спасало.
- Я отвезу тебя к капсуле. Мигом обернемся, ты не шевелись, я сам отнесу.
Зайн с шумом втянул воздух, поморщился, зло, болезненно:
- Помоги Телуре.
- Она в порядке, - Эйн на это чувствовал, как она приходила в сознание, как у нее болела шея. Но она могла дышать сквозь боль, застонала и с трудом пошевелилась.
Эйн подхватил Зайна под руку, встал, пошатываясь - тот был тяжелым, жесткое тело будто весило тонну, и тащить его было ужасно неудобно, и неприятно царапалась мысль о том, что без механической руки, Эйн бы не смог уложить его во флаер.
- У тебя есть стимулятор, обезболивающее? - спросил он, прежде чем вернуться за Марой, но Зайн только мотнул головой:
- Обойдусь. Не хочу отключаться.
И как же он этим Эйна бесил:
- Я уже понял, что ты крутой герианец, а теперь кончай выделываться, и прими долбанное лекарство.
- Не указывай мне, человек. Иди и займись, Телурой.
Эйн поколебался, но не хотел оставлять Мару одну, и сказал только:
- Если ты сдохнешь, я лично нассу на твой труп.
Едва расслышал, как Зайн отозвался, брезгливо:
- Отвратительно.
Мара уже пришла в себя, кое-как встала, неловко прижимала к себе то, что Зайн нашел во время обыска - личный комп Хэнка, данные с камер, какие-то части из начинки химер. И окровавленные металлические руки.
- Только не говори, что предупреждала, - попросил ее Эйн и подставил плечо, помогая ей идти.
- Не стану, - отозвалась Мара, холодно и резко. И добавила мысленно "ты знаешь сам".
- Я не мог его упустить. Он слишком много знал.
- Ты все равно его упустил. Только теперь это может стоить Зайну жизни.
Она не стала говорить остальное - вслух не стала, передала сразу фрагментом своего сознания: на что были способны илирианцы, и что Эйну следовало об этом знать, верь он же видел Ойлера. Что она слышала о Кар Галларе и раньше, и только когда Эйн решился напасть, вспомнила, где.
- Он один из жрецов Икара, не обычный илирианец, из командования. Они держатся в тени, никогда не прилетают на Герию. Раз они отправили сюда Галлару, значит, относятся к захвату очень серьезно. Земля им необходима.
- Это мы знали и раньше.
- Только не знали насколько, - Мара забросила в флаер то, что забрала из дома Хэнка, забралась следом - к Зайну, и ей пришлось скрючиться, чтобы устроиться возле него, но она осталась, положила ему ладонь на лоб.
