Они продвигались вперед осторожно, как можно тише, тщательно проверяли каждый следующий шаг.
Лестница обвалилась, и пришлось карабкаться вверх по разрушенной стене.
Эйн цеплялся пальцами механической руки за выбоины, и ловил себя на мысли — так было проще. Знать, что искусственная рука не устанет, ее пальцы не сорвутся, не соскользнут.
И это злило. Будто бы признавая очевидное — конечно ларрал был лучше, их же потому и ставили — он становился чуть меньше человеком.
На первую камеру они наткнулись на том же ярусе.
«Это стандартная модель, Габриэль, — мысленно шепнула Мара. — Я попробую подключиться?»
На сей раз она спрашивала — смешно, что двигатели в летящем флаере отключила, не сомневаясь ни секунды, а тут колебалась. Потому что во взломе систем разбиралась плохо, полагалась на стандартные программы.
«Не лезь пока, пусть Саманта посмотрит».
Маре это не нравилось, но она не спорила — признавала, что в этом уступает другим.
— Эй, — Эйн обернулся к Саманте, обратил внимание, как та напряглась. — Впереди камера. Можешь закольцевать?
Та бросила быстрый взгляд на Мару, может, ждала издевки, или просто проверяла реакцию, и кивнула:
— Посмотрю.
Виртуальные экраны она открыла совсем небольшие, чтобы не выдать себя, запустила несколько программ.
— Да, смогу. Здесь их целая сеть, они связаны. Если кольцевать, то все сразу. Иначе картинка в зонах перекрытия не совпадет. Система обнаружит.
— Насколько это рискованно? — спокойно спросил Картер.
— Само по себе не очень, — она пожала плечами, убрала лезущие в лицо волосы. Пальцы подрагивали, но больше ничто не выдавало нервозность. — Но там наверняка и дополнительная защита есть. Это риск.
— Нам нужен Маркус и то, что он забрал, — отозвался Эйн.
«Ты уверен, Габриэль? Мы можем вернуться, проследить за Маркусом, когда тот будет улетать».
«Мы упустим чип».
При условии, что Маркус его забрал. И привез сюда.
И вообще о нем знал — хотя, как раз в последнем Эйн не сомневался.
«Я знаю, о чем ты думаешь», — сказала она.
«Тогда знаешь, что стоит рискнуть».
Маркус прилетел не просто так, он ставил под угрозу собственное прикрытие, не смог бы объяснить коллегам из участка, зачем прилетел в Котлован — если бы все вдруг открылось.
Эйн не сомневался, что в этом здании творилось что-то связанное с илирианцами, что-то важное.
— Мы идем вперед, — сказал он, и Саманта кивнула:
— У нас будет около пятнадцати минут.
Она выбрала несколько опций на виртуальном экране, и Эйн увидел, как схема камер загорелась зеленым.
— Можно идти. Эйн, скажи, что ты знаешь, что делаешь.
Охранников оказалось всего трое. Двое просматривали выходы с внешних переходов и вяло переговаривались по видеосвязи. А последний сидел на старом, покосившемся кресле неподалеку от транспортника Маркуса и непрерывно пялился в виртуальный экран. По экрану шел какой-то фильм из новых — героиня в униформе спец. войск с серьезным видом что-то объясняла двум накачанным, суровым мужикам. Эйн мельком отметил, что у всех были крылатые нашивки, как у «Коршунов», даже усмехнулся — вообще-то в «Коршуны» женщин не брали. По крайней мере при нем, а после сам отряд распустили.
Саманта легко тронула его за плечо, кивнула на виртуальный экран.
— Хочешь зайти с другой стороны? — спросил Эйн.
— Не, — она пожала плечами. — Просто я смотрела это кино. Он про Габриэллу Эйн.
Несколько долгих секунд он просто пытался переварить эту новость. И не знал, как реагировать — и на слова, и на то, что Саманта решила поговорить про фильм прямо сейчас.
«Вы можете поговорить об этом потом, — прошелестел голос Мары у него в голове, но Эйн уловил: ситуация казалась ей забавной.
— Нам не нужно трогать охрану, — тихо сказала она вслух и передвинулась, чтобы лучше видеть. — Мы можем пройти по боковому коридору. И уйти через пробоины в полах — там можно спуститься к флаеру.
Сканеры не фиксировали дополнительной охраны, хотя камер в той части было больше.
Не слишком много — просто больше. И, говоря откровенно, Эйн ожидал, что будет намного хуже. Раз уж сначала им пришлось выключать двигатели и скрываться от сканирующих элементов.
«Они могут защищать что-то еще, — предположила Мара. — Другое здание в Котловане. Или же слишком полагаются на свои сканеры».
Эйн пожал плечами, поймал настороженный взгляд Картера и заставил себя замереть неподвижно. Вечно забывал, что остальные не слышат его мысленную речь и не знают о ней.
«Или же они просто зарвались и не ждут опасности».
Галлара не считал людей угрозой. Развлекался, давая им фору.
«Есть только один способ проверить».
Они двинулись вперед, держась в стороне от охраны, осторожно, стараясь не выдать себя.
Помещения вокруг — заброшенные и пустые, с выбитыми панорамными окнами казались абсолютно неживыми — ни оборудования, ни даже мебели.
Крик, неожиданный и оглушительно громкий, вспорол воздух, как сигнал тревоги, и Эйн дернулся и схватился за игольник, представил, что придется пробиваться к флаеру с боем. Четверо против четверых — если, конечно, они не ошиблись в количестве охраны. Не самый плохой расклад, вот только в голове одного из них была бомба.
Охранник перед виртуальным экраном тоже напрягся, заозирался. Эйн едва успел нырнуть в укрытие, но тот успокоился, вернулся к просмотру, только сделал звук погромче.
«Ты уверен, что охранники обычные люди, Габриэль?» — спросила Мара, и показалось, что за ее вопросом стояло что-то еще. Что-то важное.
«Не похожи они на чипированных уродов», — сказал он.
«Значит, они работают с илирианцами добровольно».
Да, и значит, ими управлял не чип. Может, жадность. Может, глупость. Может, просто наивная вера, что при илирианцах им будет проще жить.
Крик повторился — звук заполнял коридоры, резонировал от стен, на мгновение показалось, что орет все здание.
И на сей раз охранник не отреагировал.
Потому что для него это была норма.
Хэнк поставлял илирианцам людей. И, похоже, он явно был не один. Другие тоже на них работали.
Эйна это не удивляло, он подозревал и раньше. А теперь вот и подтверждение увидел.
— Эй, Эйн, — тихо позвала Саманта, — кажется, я знаю откуда звук. Это наверху.
В результате найти нужное помещение оказалось до смешного просто. И никто не мешал — охрана осталась ярусом ниже.
Из распахнутой покосившейся двери лился тусклый свет и шевелились прозрачные тени.
«Они нас не увидят, — шепнула Мара, — мы можем подойти ближе».
Двинулась вперед, когда он ничего не ответил. И Эйн пошел следом, держа оружие под рукой.
Он надеялся, что оно не понадобится.
Маркус оказался внутри — в просторной и пустой комнате, в которой не было окон. В центре стоял операционный стол, и человек — тот, который кричал — был к нему пристегнут.
У человека не было верхней части черепа, но он все еще мог говорить:
— Пожалуйста! Пожалуйста, это все не правда, это не со мной. Не настоящее, это все не настоящее! Я хочу вернуться домой. Пожалуйста, дай мне вернуться домой!
Маркус не смотрел на него, не обращал внимания. Кроме них в комнате был еще один человек — невысокий мужик в униформе армейского медика. Медик держал в руках окровавленный резак по костям, и говорил спокойным, скучающим голосом:
— Я могу поставить новый чип, но ничего не гарантирую. Пациент и умереть может.
— Он нам нужен, — ответил Маркус. — Делай.
А Эйн присмотрелся к связанному человеку внимательнее.
И узнал его.
Его звали Ян Лагнер, и когда-то Эйн его жалел. Давно, еще до герианцев.
Очень громкое тогда случилось дело, все новостные сети трубили и смаковали. Тогда Лагнер был обычным рабочим парнем — то ли чинил флаеры, то ли собирал их на заводе, Эйн не запомнил. Жена, две дочки — одна постарше, другая помладше, скучная одним словом жизнь. У него была подруга детства — Салли Роган, отличный солдат и снайпер. Говорят, Салли очень любила Лагнера, и все, что она натворила, она сделала от любви.
Она забрала его дочек из школы, никто не заподозрил плохого, это же тетя Салли, а потом на протяжении недели выкладывала видео, как отрезает от них по куску. Требование у нее было одно, чтобы жена Лагнера покончила с собой.
И она покончила, куда ей было деваться. Роган это не остановило.
Ее не поймали, она сдалась сама, сдалась с улыбкой и получила пожизненное, и было много тогда разговоров, про армию: как так, ваш специалист оказался маньяком? Как вы это пропустили? А не служба ли в армии сделала ее такой?
А Эйн думал: а как это обычно пропускают? Как пропускают маньяков врачей? Обычных рабочих? Учителей?
Сколько их служило в армии? До герианцев полтора миллиона — до войны с Рьяррой на Земле существовало около сорока стран, три из них крупные, и они нередко цапались то в одном мелком конфликте, то в другом. Точечно, масштабной войны никто не хотел, понимали, что человечество ее не переживет.
И Эйн думал — полтора миллиона человек, неужели кто-то действительно верил, что не найдется среди полутора миллиона человек маньяков, конченых ублюдков, да кого угодно.
Но надо же отбирать, со всех виртуальных экранов кричали СМИ, армия делает человека агрессивнее. А случилась бы эта трагедия, если бы Салли Роган не была армейской?
Эйн честно не знал, как ответить на этот вопрос.
Не знал, что сделало ее чудовищем. Знал только, что его, что его друзей, что сотни тысяч других солдат — армия не превратила в монстров, и они так и остались людьми, со своими страхами и слабостями.
Но Лагнера ему было жаль. Жаль не только за горе, не только из-за умерших близких, а за то, что это горе выволокли на всеобщее обозрение, сделали «предметом дискуссии».
Потом Лагнер исчез с экранов — просто еще один леденящий кровь случай, в длинной череде новостей.
И появился снова незадолго до войны.
Лагнер основал школу «адаптации пострадавших» — вел тренинги, помогал жить дальше тем, кто потерял все. Эйн всегда скептически относился к таким учителям «принятия себя», а тут невольно зауважал. Потому что сам бы после такого не оправился.
И после герианцев Лагнер продолжил говорить о надежде, о силе идти и жить дальше. Работал с Шелен Картер и другими предателями в Комитете Сотрудничества. Эйн его ненавидел, как и остальных, но хотя бы понимал, списывал на то, что Лагнер слишком привык смотреть в будущее, находить светлую сторону в любой ситуации, или еще какое-нибудь дерьмо.
А теперь вот обнаружил его со вскрытой башкой в компании илирианских агентов.
И эти агенты обсуждали, что ему надо менять чип, пока Лагнер, как заведенный повторял:
— Это неправда. Неправда, я должен вернуться домой! Пожалуйста, у меня семья, дай мне вернуться домой…
Галлара говорил, что чип, который они ставят — как наркотик, дает людям счастье. Что, если со счастьем он давал им и ложные воспоминания? Что если они жили своей идеальной, беззаботной жизнью где-то там у себя в голове, пока их тела ходили, разговаривали и делали то, что нужно илирианцам?
— Эй, Эйн? — шепнула Саманта, перебралась к нему поближе, вплотную. — Ты его знаешь?
— Один из Комитета Сотрудничества, — так же тихо отозвался он, посмотрел на Картера и тот кивнул.
Понимал, что Лагнер работал с его сестрой, и что наверняка шпионил и за ней, и за остальными из Комитета.
И никто его не вычислил, никто не заподозрил, что он ведет себя странно. Ни в Комитете, ни раньше среди тех, кто ходил на его тренинги.
А потом Эйн понял, почему. Все смотрели на Лагнера и видели жертву, человека с кучей психических травм, вспоминали ужасы, которых наслушались на новостных каналах, и потому готовы были к странностям. С радостью принимали, что он немного не такой, как они, потому что и не ждали, что он будет как они.
И Эйн мельком видел его и в новостях, и знал его по Комитету — Лагнер казался здоровым, умиротворенным. В него хотелось верить, потому что легко и приятно было это делать — что даже после переламывающей трагедии, после череды ужасов, можно исцелиться и жить нормально.
«Это ни о чем не говорит, Габриэль», — прошелестел голос Мары у него в голове. — «То, что может один, не обязательно сможет другой. И то, что не смог никто, не означает, что ты не станешь первым».
Она говорила то, чему научили ее Льенна и другие герианцы, правильные для них вещи — потому что ей казалось это опасным: равняться на кого-то.
Хотя и сами герианцы постоянно это делали.
«Мы тоже не идеальны», — отозвалась она.
«Ага, — он фыркнул, — например, лезете поболтать, когда надо следить за противником».
Хотя ничего и не происходило. Медик больше не спорил, взялся за операцию — дезинфицирующие модули с четырех сторон помещения слабо дымились.
Лагнер кричал что это неправда, пока из него вырезали первый чип. Что это не настоящее.
Время поджимало и Эйну предстояло решить, как действовать.
Он мог напасть, воспользоваться элементом неожиданности.
Пристрелить Маркуса и разобраться с охраной, получить два чипа для изучения, и медика, который умел их ставить в придачу.
И потенциально, выдать себя и то, что проследил за ними — если чипы транслировали информацию.
И он понятия не имел, что делать после с Лагнером.
— Для чего он вам понадобился? — спросил медик, сделал еще один аккуратный надрез. Головной фиксатор держал голову Лагнера абсолютно неподвижно.
Маркус не стал скрывать, ответил бесстрастно:
— Он убьет Шелен Картер.
— Баба из Комитета? Она здесь при чем?
Кем бы ни был медик, он явно занимал не последнее место в планах илирианцев.
«Можешь записать их?» — мысленно спросил он у Мары. Сам не рискнул включить запись. Некоторые сканеры записывающей аппаратуры ставились отдельно. И их легко было пропустить — и выдать себя.
Но вряд ли сканеры в этом здании были рассчитаны на герианскую технику.
«Могу», — отозвалась она, сделала едва уловимый жест в воздухе: герианцы часто настраивали свою технику на дополнительное управление, без вызова виртуальных экранов — на скрытые жесты.
Люди тоже, но реже.
Эйн, когда пользовался компом без виртуального экрана, чувствовал себя странно. Знал, что техника работает, но не видел, как именно она работает, и от того напрягался — что, если не включилось, что если произошла системная ошибка или сбой?
— Она слишком много знает. Шелен Картер может помешать постройке врат, — сказал Маркус. И Эйн напрягся.
Он не высокого мнения был о Картер, в отличие от ее брата, но не верил, что она связалась с илирианцами.
И сомневался, что она станет разнюхивать что-то о них лично, так, чтобы на нее вышли.
Однако Лагнеру — точнее тому, что им управляло — это удалось.
Зачем Шелен Картер вообще полезла узнавать про илирианцев, и если вышла на врата — Маркус наверняка говорил о новой Точке Перехода — почему не сказала?
Эйн собирался расспросить ее об этом лично.
Картер передвинулся к нему ближе, сказал тихо:
— Мы можем напасть.
Эйн посмотрел на него внимательно. Предстояло принять решение.
И Картер был лично заинтересован, чтобы избавиться от Лагнера. Тот угрожал его сестре. Той еще суке, но все же члену семьи.
— Если уходить, — на пределе слышимости прошептала Саманта, — то сейчас. Иначе не успеем вернуться.
«Он может сказать что-нибудь еще, — мысленно передала Мара. — Я задержусь. Уходите без меня».
Она не сомневалась, что выберется.
Уже прикидывала маршрут у себя в сознании, и Эйн верил — да, она сможет, у нее есть шанс.
Лестница обвалилась, и пришлось карабкаться вверх по разрушенной стене.
Эйн цеплялся пальцами механической руки за выбоины, и ловил себя на мысли — так было проще. Знать, что искусственная рука не устанет, ее пальцы не сорвутся, не соскользнут.
И это злило. Будто бы признавая очевидное — конечно ларрал был лучше, их же потому и ставили — он становился чуть меньше человеком.
На первую камеру они наткнулись на том же ярусе.
«Это стандартная модель, Габриэль, — мысленно шепнула Мара. — Я попробую подключиться?»
На сей раз она спрашивала — смешно, что двигатели в летящем флаере отключила, не сомневаясь ни секунды, а тут колебалась. Потому что во взломе систем разбиралась плохо, полагалась на стандартные программы.
«Не лезь пока, пусть Саманта посмотрит».
Маре это не нравилось, но она не спорила — признавала, что в этом уступает другим.
— Эй, — Эйн обернулся к Саманте, обратил внимание, как та напряглась. — Впереди камера. Можешь закольцевать?
Та бросила быстрый взгляд на Мару, может, ждала издевки, или просто проверяла реакцию, и кивнула:
— Посмотрю.
Виртуальные экраны она открыла совсем небольшие, чтобы не выдать себя, запустила несколько программ.
— Да, смогу. Здесь их целая сеть, они связаны. Если кольцевать, то все сразу. Иначе картинка в зонах перекрытия не совпадет. Система обнаружит.
— Насколько это рискованно? — спокойно спросил Картер.
— Само по себе не очень, — она пожала плечами, убрала лезущие в лицо волосы. Пальцы подрагивали, но больше ничто не выдавало нервозность. — Но там наверняка и дополнительная защита есть. Это риск.
— Нам нужен Маркус и то, что он забрал, — отозвался Эйн.
«Ты уверен, Габриэль? Мы можем вернуться, проследить за Маркусом, когда тот будет улетать».
«Мы упустим чип».
При условии, что Маркус его забрал. И привез сюда.
И вообще о нем знал — хотя, как раз в последнем Эйн не сомневался.
«Я знаю, о чем ты думаешь», — сказала она.
«Тогда знаешь, что стоит рискнуть».
Маркус прилетел не просто так, он ставил под угрозу собственное прикрытие, не смог бы объяснить коллегам из участка, зачем прилетел в Котлован — если бы все вдруг открылось.
Эйн не сомневался, что в этом здании творилось что-то связанное с илирианцами, что-то важное.
— Мы идем вперед, — сказал он, и Саманта кивнула:
— У нас будет около пятнадцати минут.
Она выбрала несколько опций на виртуальном экране, и Эйн увидел, как схема камер загорелась зеленым.
— Можно идти. Эйн, скажи, что ты знаешь, что делаешь.
***
Охранников оказалось всего трое. Двое просматривали выходы с внешних переходов и вяло переговаривались по видеосвязи. А последний сидел на старом, покосившемся кресле неподалеку от транспортника Маркуса и непрерывно пялился в виртуальный экран. По экрану шел какой-то фильм из новых — героиня в униформе спец. войск с серьезным видом что-то объясняла двум накачанным, суровым мужикам. Эйн мельком отметил, что у всех были крылатые нашивки, как у «Коршунов», даже усмехнулся — вообще-то в «Коршуны» женщин не брали. По крайней мере при нем, а после сам отряд распустили.
Саманта легко тронула его за плечо, кивнула на виртуальный экран.
— Хочешь зайти с другой стороны? — спросил Эйн.
— Не, — она пожала плечами. — Просто я смотрела это кино. Он про Габриэллу Эйн.
Несколько долгих секунд он просто пытался переварить эту новость. И не знал, как реагировать — и на слова, и на то, что Саманта решила поговорить про фильм прямо сейчас.
«Вы можете поговорить об этом потом, — прошелестел голос Мары у него в голове, но Эйн уловил: ситуация казалась ей забавной.
— Нам не нужно трогать охрану, — тихо сказала она вслух и передвинулась, чтобы лучше видеть. — Мы можем пройти по боковому коридору. И уйти через пробоины в полах — там можно спуститься к флаеру.
Сканеры не фиксировали дополнительной охраны, хотя камер в той части было больше.
Не слишком много — просто больше. И, говоря откровенно, Эйн ожидал, что будет намного хуже. Раз уж сначала им пришлось выключать двигатели и скрываться от сканирующих элементов.
«Они могут защищать что-то еще, — предположила Мара. — Другое здание в Котловане. Или же слишком полагаются на свои сканеры».
Эйн пожал плечами, поймал настороженный взгляд Картера и заставил себя замереть неподвижно. Вечно забывал, что остальные не слышат его мысленную речь и не знают о ней.
«Или же они просто зарвались и не ждут опасности».
Галлара не считал людей угрозой. Развлекался, давая им фору.
«Есть только один способ проверить».
Они двинулись вперед, держась в стороне от охраны, осторожно, стараясь не выдать себя.
Помещения вокруг — заброшенные и пустые, с выбитыми панорамными окнами казались абсолютно неживыми — ни оборудования, ни даже мебели.
Крик, неожиданный и оглушительно громкий, вспорол воздух, как сигнал тревоги, и Эйн дернулся и схватился за игольник, представил, что придется пробиваться к флаеру с боем. Четверо против четверых — если, конечно, они не ошиблись в количестве охраны. Не самый плохой расклад, вот только в голове одного из них была бомба.
Охранник перед виртуальным экраном тоже напрягся, заозирался. Эйн едва успел нырнуть в укрытие, но тот успокоился, вернулся к просмотру, только сделал звук погромче.
«Ты уверен, что охранники обычные люди, Габриэль?» — спросила Мара, и показалось, что за ее вопросом стояло что-то еще. Что-то важное.
«Не похожи они на чипированных уродов», — сказал он.
«Значит, они работают с илирианцами добровольно».
Да, и значит, ими управлял не чип. Может, жадность. Может, глупость. Может, просто наивная вера, что при илирианцах им будет проще жить.
Крик повторился — звук заполнял коридоры, резонировал от стен, на мгновение показалось, что орет все здание.
И на сей раз охранник не отреагировал.
Потому что для него это была норма.
Хэнк поставлял илирианцам людей. И, похоже, он явно был не один. Другие тоже на них работали.
Эйна это не удивляло, он подозревал и раньше. А теперь вот и подтверждение увидел.
— Эй, Эйн, — тихо позвала Саманта, — кажется, я знаю откуда звук. Это наверху.
***
В результате найти нужное помещение оказалось до смешного просто. И никто не мешал — охрана осталась ярусом ниже.
Из распахнутой покосившейся двери лился тусклый свет и шевелились прозрачные тени.
«Они нас не увидят, — шепнула Мара, — мы можем подойти ближе».
Двинулась вперед, когда он ничего не ответил. И Эйн пошел следом, держа оружие под рукой.
Он надеялся, что оно не понадобится.
Маркус оказался внутри — в просторной и пустой комнате, в которой не было окон. В центре стоял операционный стол, и человек — тот, который кричал — был к нему пристегнут.
У человека не было верхней части черепа, но он все еще мог говорить:
— Пожалуйста! Пожалуйста, это все не правда, это не со мной. Не настоящее, это все не настоящее! Я хочу вернуться домой. Пожалуйста, дай мне вернуться домой!
Маркус не смотрел на него, не обращал внимания. Кроме них в комнате был еще один человек — невысокий мужик в униформе армейского медика. Медик держал в руках окровавленный резак по костям, и говорил спокойным, скучающим голосом:
— Я могу поставить новый чип, но ничего не гарантирую. Пациент и умереть может.
— Он нам нужен, — ответил Маркус. — Делай.
А Эйн присмотрелся к связанному человеку внимательнее.
И узнал его.
Глава 48
***
Его звали Ян Лагнер, и когда-то Эйн его жалел. Давно, еще до герианцев.
Очень громкое тогда случилось дело, все новостные сети трубили и смаковали. Тогда Лагнер был обычным рабочим парнем — то ли чинил флаеры, то ли собирал их на заводе, Эйн не запомнил. Жена, две дочки — одна постарше, другая помладше, скучная одним словом жизнь. У него была подруга детства — Салли Роган, отличный солдат и снайпер. Говорят, Салли очень любила Лагнера, и все, что она натворила, она сделала от любви.
Она забрала его дочек из школы, никто не заподозрил плохого, это же тетя Салли, а потом на протяжении недели выкладывала видео, как отрезает от них по куску. Требование у нее было одно, чтобы жена Лагнера покончила с собой.
И она покончила, куда ей было деваться. Роган это не остановило.
Ее не поймали, она сдалась сама, сдалась с улыбкой и получила пожизненное, и было много тогда разговоров, про армию: как так, ваш специалист оказался маньяком? Как вы это пропустили? А не служба ли в армии сделала ее такой?
А Эйн думал: а как это обычно пропускают? Как пропускают маньяков врачей? Обычных рабочих? Учителей?
Сколько их служило в армии? До герианцев полтора миллиона — до войны с Рьяррой на Земле существовало около сорока стран, три из них крупные, и они нередко цапались то в одном мелком конфликте, то в другом. Точечно, масштабной войны никто не хотел, понимали, что человечество ее не переживет.
И Эйн думал — полтора миллиона человек, неужели кто-то действительно верил, что не найдется среди полутора миллиона человек маньяков, конченых ублюдков, да кого угодно.
Но надо же отбирать, со всех виртуальных экранов кричали СМИ, армия делает человека агрессивнее. А случилась бы эта трагедия, если бы Салли Роган не была армейской?
Эйн честно не знал, как ответить на этот вопрос.
Не знал, что сделало ее чудовищем. Знал только, что его, что его друзей, что сотни тысяч других солдат — армия не превратила в монстров, и они так и остались людьми, со своими страхами и слабостями.
Но Лагнера ему было жаль. Жаль не только за горе, не только из-за умерших близких, а за то, что это горе выволокли на всеобщее обозрение, сделали «предметом дискуссии».
Потом Лагнер исчез с экранов — просто еще один леденящий кровь случай, в длинной череде новостей.
И появился снова незадолго до войны.
Лагнер основал школу «адаптации пострадавших» — вел тренинги, помогал жить дальше тем, кто потерял все. Эйн всегда скептически относился к таким учителям «принятия себя», а тут невольно зауважал. Потому что сам бы после такого не оправился.
И после герианцев Лагнер продолжил говорить о надежде, о силе идти и жить дальше. Работал с Шелен Картер и другими предателями в Комитете Сотрудничества. Эйн его ненавидел, как и остальных, но хотя бы понимал, списывал на то, что Лагнер слишком привык смотреть в будущее, находить светлую сторону в любой ситуации, или еще какое-нибудь дерьмо.
А теперь вот обнаружил его со вскрытой башкой в компании илирианских агентов.
И эти агенты обсуждали, что ему надо менять чип, пока Лагнер, как заведенный повторял:
— Это неправда. Неправда, я должен вернуться домой! Пожалуйста, у меня семья, дай мне вернуться домой…
Галлара говорил, что чип, который они ставят — как наркотик, дает людям счастье. Что, если со счастьем он давал им и ложные воспоминания? Что если они жили своей идеальной, беззаботной жизнью где-то там у себя в голове, пока их тела ходили, разговаривали и делали то, что нужно илирианцам?
— Эй, Эйн? — шепнула Саманта, перебралась к нему поближе, вплотную. — Ты его знаешь?
— Один из Комитета Сотрудничества, — так же тихо отозвался он, посмотрел на Картера и тот кивнул.
Понимал, что Лагнер работал с его сестрой, и что наверняка шпионил и за ней, и за остальными из Комитета.
И никто его не вычислил, никто не заподозрил, что он ведет себя странно. Ни в Комитете, ни раньше среди тех, кто ходил на его тренинги.
А потом Эйн понял, почему. Все смотрели на Лагнера и видели жертву, человека с кучей психических травм, вспоминали ужасы, которых наслушались на новостных каналах, и потому готовы были к странностям. С радостью принимали, что он немного не такой, как они, потому что и не ждали, что он будет как они.
И Эйн мельком видел его и в новостях, и знал его по Комитету — Лагнер казался здоровым, умиротворенным. В него хотелось верить, потому что легко и приятно было это делать — что даже после переламывающей трагедии, после череды ужасов, можно исцелиться и жить нормально.
«Это ни о чем не говорит, Габриэль», — прошелестел голос Мары у него в голове. — «То, что может один, не обязательно сможет другой. И то, что не смог никто, не означает, что ты не станешь первым».
Она говорила то, чему научили ее Льенна и другие герианцы, правильные для них вещи — потому что ей казалось это опасным: равняться на кого-то.
Хотя и сами герианцы постоянно это делали.
«Мы тоже не идеальны», — отозвалась она.
«Ага, — он фыркнул, — например, лезете поболтать, когда надо следить за противником».
Хотя ничего и не происходило. Медик больше не спорил, взялся за операцию — дезинфицирующие модули с четырех сторон помещения слабо дымились.
Лагнер кричал что это неправда, пока из него вырезали первый чип. Что это не настоящее.
Время поджимало и Эйну предстояло решить, как действовать.
Он мог напасть, воспользоваться элементом неожиданности.
Пристрелить Маркуса и разобраться с охраной, получить два чипа для изучения, и медика, который умел их ставить в придачу.
И потенциально, выдать себя и то, что проследил за ними — если чипы транслировали информацию.
И он понятия не имел, что делать после с Лагнером.
— Для чего он вам понадобился? — спросил медик, сделал еще один аккуратный надрез. Головной фиксатор держал голову Лагнера абсолютно неподвижно.
Маркус не стал скрывать, ответил бесстрастно:
— Он убьет Шелен Картер.
— Баба из Комитета? Она здесь при чем?
Кем бы ни был медик, он явно занимал не последнее место в планах илирианцев.
«Можешь записать их?» — мысленно спросил он у Мары. Сам не рискнул включить запись. Некоторые сканеры записывающей аппаратуры ставились отдельно. И их легко было пропустить — и выдать себя.
Но вряд ли сканеры в этом здании были рассчитаны на герианскую технику.
«Могу», — отозвалась она, сделала едва уловимый жест в воздухе: герианцы часто настраивали свою технику на дополнительное управление, без вызова виртуальных экранов — на скрытые жесты.
Люди тоже, но реже.
Эйн, когда пользовался компом без виртуального экрана, чувствовал себя странно. Знал, что техника работает, но не видел, как именно она работает, и от того напрягался — что, если не включилось, что если произошла системная ошибка или сбой?
— Она слишком много знает. Шелен Картер может помешать постройке врат, — сказал Маркус. И Эйн напрягся.
Он не высокого мнения был о Картер, в отличие от ее брата, но не верил, что она связалась с илирианцами.
И сомневался, что она станет разнюхивать что-то о них лично, так, чтобы на нее вышли.
Однако Лагнеру — точнее тому, что им управляло — это удалось.
Зачем Шелен Картер вообще полезла узнавать про илирианцев, и если вышла на врата — Маркус наверняка говорил о новой Точке Перехода — почему не сказала?
Эйн собирался расспросить ее об этом лично.
Картер передвинулся к нему ближе, сказал тихо:
— Мы можем напасть.
Эйн посмотрел на него внимательно. Предстояло принять решение.
И Картер был лично заинтересован, чтобы избавиться от Лагнера. Тот угрожал его сестре. Той еще суке, но все же члену семьи.
— Если уходить, — на пределе слышимости прошептала Саманта, — то сейчас. Иначе не успеем вернуться.
«Он может сказать что-нибудь еще, — мысленно передала Мара. — Я задержусь. Уходите без меня».
Она не сомневалась, что выберется.
Уже прикидывала маршрут у себя в сознании, и Эйн верил — да, она сможет, у нее есть шанс.
