Мара перевела взгляд на виртуальные экраны.
Девчонка помогла Леннеру освободиться от ловушки. Подняться — дала ему опереться на себя, и чуть не свалилась. Взрослый мужик был для нее слишком тяжелым.
— Если бы это было настоящее Испытание, на Герии… — начал Эйн, и Мара закончила за него:
— Выбраковка бы его не прошла. Но на настоящее Испытание не пустили бы человека.
Леннер кое-как перетянул ногу, чтобы остановить кровь, обмотал рану — девчонке не дали с собой медицинскую пену, но у нее оказалась врачебная перевязь — и когда пошел вперед, двигался довольно уверенно, почти не хромал.
Эйн не сводил взгляда с ножа. Леннер уже столько раз мог его отобрать.
Девчонка этого будто не понимала.
А Эйну вдруг пришла в голову идиотская мысль:
— Это правда? То что она сказала. Что вместе им проще добраться до выхода?
Мара усмехнулась, криво и невесело. И стало заметнее, как же она вымоталась за эти дни. Казалась призраком себя прежней:
— Ему с ней, Габриэль, будет проще. Герианцы готовятся к Испытанию. Примерно знают, что впереди, как выбирать маршрут, чего опасаться. И как рассчитывать силы. Невозможно пройти Испытание, если ты попал на него впервые.
Эйн подумал — Леннера ведь не запустили сразу, ему дали посмотреть, что делает девчонка.
А позднее… а позднее он чуть не умер.
— Ты с самого начала на это рассчитывала, — сказал Эйн. — Что они станут работать вместе. Ты знала, что так будет.
— Конечно, знала.
Расставляла их как фигурки на доске, двигала в нужном направлении шаг за шагом.
И от того, как аккуратно, как умело она это делала, холодок бежал по спине.
— На Герии, Габриэль, мертвые ветви вроде меня ниже по положению. До Испытания это особенно заметно. Вы, земляне, говорите что дети жестоки, так вот герианские дети не лучше земных.
Да, он это знал, видел в обрывках ее воспоминаний: издевки и оскорбления, тычки и удары. И беспомощную веру — что Мара умрет, и ее смерть не будет иметь никакого значения.
— Да. Я помню.
— С мертвыми ветвями обращаются как с мусором, — бесстрастно продолжила Мара, не сводя глаз с девчонки на экране. — Смотрят свысока. — Потом она повернула голову к Эйну и добавила. — А на выбраковку не смотрят вовсе. Выбраковка перестает существовать.
Он не знал почему, но эти ее последние слова — из всего, что он узнал о жизни девчонки — были хуже всего.
— У выбраковки, — продолжила Мара. — Уже нет имен. Только номера. Никто ничего не спрашивает, не отвечает на их вопросы, не объясняет. Они знают только, что умрут. И что их смерть ничего не значит. Леннер просидел в одиночестве меньше двух недель. Выбраковка живет так уже несколько лет. Теперь ей кто-то ответил. Кто-то заговорил с ней. Кто-то увидел ее. Думаешь, она сможет от этого отказаться? Просто развернуться и уйти?
Эйн сглотнул горечь, посмотрел на мелкую герианку на экране, подумал — все это случилось не с ним, но от чего же было так паршиво?
— Она не пытается выжить, — сказал он глухо. — Она верит, что Леннер ее убьет.
— Да, — легко согласилась Мара. — Она просто не хочет умирать в одиночестве.
Леннер с девчонкой прошли еще несколько коридоров — там не было ничего кроме ловушек, и мелкая герианка неплохо их вычисляла. Останавливалась время от времени пояснить Леннеру.
Тот скалился — как обычно, криво и весело. А Эйн думал о том, что с таким выражением Леннер мог и по-приятельски перешучиваться, и кромсать других на куски.
И в который раз уже задумывался: и его ты согласился спасать?
В конце последнего коридора была высокая двустворчатая дверь. Девчонка сделала Леннеру знак отойти в сторону, сама подошла к боковой панели замка слева.
Справа была точно такая же панель.
— С какой нужно начинать? — угрюмо спросил Эйн у Мары. И так понимал, что раз есть две панели для открытия замка, то использовать придется обе.
— С любой, — ровно отозвалась она. — Это тест на скорость. И на реакцию.
Похоже, девчонка тоже об этом знала: дотронулась до левой панели, молнией метнулась к правой, хлопнула по ней ладонью — она вытянулась в струну, чтобы достать побыстрее. Положение тела было неустойчивое — и в тот момент, когда открылись потайные щели для игольников, Эйн уже понимал, что она не сможет увернуться.
Не успеет.
Леннер успел за нее, ухватил ее за воротник сзади, дернул на себя — выхватывая из-под обстрела. И выдернул нож у нее из рук. Коротким движение всадил под одну из бойниц, с силой потянул на себя.
Эйн глазам своим не поверил — ублюдок вспарывал защитный пластик ножем так, будто бумагу резал.
«Ты еще человек, малыш?» — спрашивал Эйна Леннер. И в тот момент захотелось спросить в ответ: а ты? Ты, урод, ты точно человек?
Огонь прекратился, Леннер выдернул нож, и вырвал из стены игольник с ошметками строительного пластика, с усмешкой швырнул нож девчонке обратно.
Эйн не видел, сколько в игольнике оставалось зарядов.
Зато он видел, что Мара с собой игольник не взяла.
И если бы Леннер до нее добрался, чем бы она защищалась?
— Сколько им еще осталось? — спросил он. Постарался мысленно прикинуть, сколько девчонка и Леннер уже успели пройти.
— Около половины, — отозвалась Мара. — Но вторая часть пути сложнее. Ты ее узнаешь.
Эйн нахмурился, потому что откуда бы ему знать про Испытание — он помнил только смутные обрывки из воспоминаний Мары, ничего конкретного.
Но когда бросил взгляд на виртуальный экран, узнал сразу.
Там был мост — прямой, светлый мост от одного края гигантского зала до другого.
Такой же, как Коридор Должников Ойлера, только в конце оказался еще один проход, а не платформа с троном.
Девчонка сделала несколько осторожных шагов вперед.
Мост был узкий, и Эйн не видел, как высоко он располагался. Камеры не показывали.
Хотя это ведь было Испытание. Эйн догадывался.
Девчонка пошла вперед. Леннер остался у входа, смотрел ей в спину. И вдруг вскинул игольник.
Эйн смотрел, потому что больше ничего не мог сделать.
Подумал, что виноват перед Марой, что предал ее, что не имел после всего, что сделал, права требовать, но все равно сказал:
— Если она умрет, я не смогу тебя простить.
Будто Маре было нужно его прощение.
— Мара, не делай этого…
«… с нами».
Не делай этого с нами.
Но он не мог договорить. И уже поздно было что-либо исправлять. Мара сидела рядом. Все равно не успела бы вмешаться.
— Смотри, Габриэль, — зло выдохнула она. Обожгла взглядом.
Так сильно злилась, что это было заметно.
Он посмотрел на экран.
Леннер опустил игольник и двинулся следом за герианкой.
И Эйн подумал, что совсем не понимает ублюдка.
— Он решил ее не убивать?
— Может быть, — равнодушно отозвалась Мара. — Или просто ждет подходящий момент. Это знает только Леннер, Габриэль.
По лицу ублюдка ничего не получалось прочесть.
И Эйну хотелось уже срезать эту проклятую кривую усмешку ножом.
О чем ты думаешь, Леннер? О чем ты, бляста тебя подери, думаешь?
На этом мосту не было никаких модифицированных уродов, как в Коридоре Должников, и Эйн думал — там только ловушки. Но когда девчонка с Леннером пересекли половину моста, осторожно и тщательно следя по сторонам, появились армейские модули. Стандартные юниты системы безопасности, какие были и у герианцев, и у землян — отличались в основном дизайном, даже в мощности не сильно.
Для бойца с игольником — ничего особенного.
Но если бы девчонка пришла одна, только с ножом…
Эйн снова посмотрел на Мару.
Ты знала, что она договориться с Леннером? Что тот достанет игольник?
Что их не убьет обоих из-за случайности, из-за глупой ошибки?
И сам себе ответил: не могла она знать. Слишком много неопределенного, слишком много опасностей.
— Если бы она умерла случайно? — спросил Эйн. Немного ненавидел себя за этот вопрос. — Девчонка-выбраковка, она ведь совсем мелкая еще. Что угодно может ее убить. Не только Леннер. Любая из ловушек.
— В этом и смысл, Габриэль. Испытание может тебя убить.
Армейских модулей было три — они зависли в воздухе у дальнего конца моста, не нападали, пока Леннер и девчонка не приблизились.
Леннер сказал ей что-то — видимо, что нужно беречь заряды, потому что он не стрелял. Похоже, не сомневался, что вдвоем они справятся с модулями сами.
Мелкая герианка напала первой — бросилась вперед зигзагами, увернулась от первого заряда, и перекатилась уходя от второго.
Леннер ринулся следом, проскочил вперед — модули переключались с одной цели на другую. Это позволяло подобраться ближе. На расстояние удара.
Леннер схватил ближайший юнит, швырнул во второй, сбивая в сторону, заряд — на камерах было не разобрать, боевой ли заряд, или парализующий — ушел в воздух.
До последнего модуля добралась девчонка, воткнула нож под защитную пластину, туда, где у армейских юнитов располагалась управляющая плата, и туда, где армированный корпус уязвим.
Эйн думал, мелкой герианке не хватит сил пробить модуль — ошибся. Нож вошел до середины лезвия.
Может, она просто была сильнее, чем казалась, или же на адреналине получилось.
Когда Мара проходила Испытание, с ней не было Леннера, она справлялась сама.
— У тебя тоже был только нож? — спросил Эйн.
— У меня был учебный кнут, Габриэль, — спокойно отозвалась она. — Выбраковка не может его использовать, он активируется с помощью личного терминала и уникального кода.
— Думаешь, девчонка справилась бы с тремя модулями одна?
Мара повернулась к нему всем телом:
— Она не одна. И на Испытании никто не думает, выживет герианка или нет. Мы просто смотрим: кто выживет.
Ты веришь, что это правильно. Для тебя все жертвы того стоят.
— Ты смотришь на Герию свысока, Габриэль, — добавила Мара. — Видишь в нас только уродливые стороны. Ты так уверен, что твое представление самое правильное, единственно возможное. Ждешь, что мы станем как люди. Но мы многого добились, то, чего нельзя получить иначе. Для тебя наши достижения ничего не стоят. Но это нам решать, и мы готовы платить.
До встречи с ней, Эйн бы сказал: у вас и нет ничего кроме уродства.
И ни одно их достижение не стоило жертв.
Он на их месте не смог бы платить такую цену. Не стал бы.
Но в том-то и было дело. Он не был на их месте.
— Не только, — тихо признал Эйн. — На Герии есть не только уродство. В конце концов, Герия создала тебя.
Мара напряглась на мгновение, застыла, и не ответила, но он и не ждал. Просто признал то, что давно следовало.
Герианцы были другими. Превосходили в одном, уступали в другом.
И так же, как у них не было права переделывать Землю, у Эйна не было права менять их.
— Чтобы ни случилось дальше, — пообещал он, — я не вмешаюсь. Это твое шоу. Чем бы все ни закончилось, я просто буду рядом.
Мара бросила на него быстрый взгляд — что-то было в ее глазах, отчаянное, больное. Что она никогда не показала бы чужаку.
— Ты только не умирай, — попросил Эйн. — Это не приказ. Это просьба. Пожалуйста, не умирай.
Она помолчала и ничего не ответила.
Леннер и девчонка… срабатывались. Эйн видел такое раньше, даже в собственном отряде — как бойцы начинали действовать, будто единый организм, компенсировали слабости друг друга. Но он никогда не видел, чтобы это происходило так быстро.
Мара смотрела, и не удивлялась.
Ждала именно этого.
— Остался последний этап, — сказала она.
Перед Леннером и девчонкой оставался длинный коридор. Вроде бы пустой.
И в конце него… камера повернулась, продемонстрировала: две фигуры в пустом помещении.
Мара и Эйн.
— Леннер здесь, — не веря еще до конца, сказал Эйн.
Здесь. Ублюдок был здесь, с выбраковкой, и ему предстояло просто пересечь коридор, чтобы добраться до Мары.
И убить ее.
— На что ты надеешься? Он убьет тебя, если доберется, — не могла же она так глупо, так наивно верить, что… Он даже не понимал во что.
В то, что Леннер просто ее пощадит.
— Ты обещал не вмешиваться, — резко напомнила она.
Да. Обещал.
И, кажется, ничего сложнее с ним еще не случалось. Просто ждать. Принять все, что случится.
Смерть Мары, если она умрет.
Смерть ребенка, мелкой герианки, если что-то убьет ее в самом конце.
Смешно, все это они задумали ради Леннера, но вот как раз его смерть Эйн готов был принять. Без проблем.
Почему-то Леннер не рванул к Маре сразу. Может, опасался ловушек, а может что-то еще. Хотя, что еще?
Эйн не знал.
— Именно меня он хочет убить больше остальных, — спокойно сказала Мара.
— Да, — признал он, потому что это как раз понимал без труда. — Потому что ты единственная выжила. Из тех, кто ему попадался.
— Нет, — отозвалась она. — Потому что я ударила по больному. Заставила его смотреть на вещи, которые он не хотел видеть и вспоминать. Помнишь, он сказал тебе: что он будто мертвый. Но охота на нас позволяла забыться. Отвлечься.
Эйн сглотнул, потому что слишком хорошо помнил: одуряющий запах герианской крови, и как Мара умирала у него на руках.
Он сказал «ты выжила», но нет. Она умерла, и только стимулятор позволил ее вернуть.
— Я сказала, что смогу его изменить, — продолжила Мара. — Именно поэтому. После всего, что с ним случилось, считая себя мертвым. Больше всего Леннер хотел почувствовать себя живым. Но он знает только один способ.
Леннер с девчонкой двинулись вперед, она за его спиной.
И Эйн как-то чувствовал: нет, Леннер не нападет на мелкую герианку. И она на него тоже.
Не после их одиночки.
— Со мной это было, — признала Мара. — То же, что с Леннером, то же, что с выбраковкой. Чувство, что я уже мертвая. Что все, что я делаю бессмысленное. Предсмертные конвульсии. Льенна вытащила меня. Теперь я хочу вытащить его.
Передать то, что она сама уже поняла. Чему научилась.
Могла ли она эта сделать? Эйн не знал. Слишком остро чувствовал себя живым — много раз, задыхаясь от боли, жалел об этом.
И думал: если бы Мара умерла у него на глазах, пожалел бы снова.
В камере было скучно.
Тик-так, тик… Даже часы ему серые суки не дали, все «тик» и «так» Леннер отсчитывал сам. Надо же чем-то заняться.
Сначала он ненавидел, но это быстро приелось.
Ненавидеть серых сук было легко, сладко до дрожи. Они были враги, еще с той войны, про которую он говорил себе — последняя и все. Уйду в завязку.
Думал: все закончится, и настанет мирная жизнь, с дочкой, с гражданскими. С пивом по выходным, какой-нибудь скучной работой — Леннер думал, что устроится каким-нибудь перебирателем файлов, из тех, на кого всегда смотрел свысока. Но слишком подробно не представлял. Фантазии разбивались о реальность, а в реальности Леннер понятия не имел, чем и как живут перебиратели файлов.
Он не сомневался, что научится. Ради дочки, ради нового дома.
Ради себя бы не смог. Так и плелся бы от одной войны до другой, в бесконечном колесе боевых операций. Как безмозглая и очень опасная белка. Или кто там бегал по этим дурацким колесикам?
Круг. Сон.
Повторить.
Он не помнил, на каком круге ему перестали нравиться эти забеги.
Любил же войну когда-то. Искренне любил.
Но, похоже, правду говорят суки-психологи. В каждых отношениях наступает кризис.
Если они, конечно, не состоят из кризиса целиком, как недолгий брак Леннера.
Ничего хорошего кроме дочки в этом браке не было. Но она — она того стоила, она стоила чего угодно.
И незадолго до ее смерти Леннер ей обещал: Пуговка, это ненадолго. Смотаюсь на пару операций и вернусь.
Девчонка помогла Леннеру освободиться от ловушки. Подняться — дала ему опереться на себя, и чуть не свалилась. Взрослый мужик был для нее слишком тяжелым.
— Если бы это было настоящее Испытание, на Герии… — начал Эйн, и Мара закончила за него:
— Выбраковка бы его не прошла. Но на настоящее Испытание не пустили бы человека.
Леннер кое-как перетянул ногу, чтобы остановить кровь, обмотал рану — девчонке не дали с собой медицинскую пену, но у нее оказалась врачебная перевязь — и когда пошел вперед, двигался довольно уверенно, почти не хромал.
Эйн не сводил взгляда с ножа. Леннер уже столько раз мог его отобрать.
Девчонка этого будто не понимала.
А Эйну вдруг пришла в голову идиотская мысль:
— Это правда? То что она сказала. Что вместе им проще добраться до выхода?
Мара усмехнулась, криво и невесело. И стало заметнее, как же она вымоталась за эти дни. Казалась призраком себя прежней:
— Ему с ней, Габриэль, будет проще. Герианцы готовятся к Испытанию. Примерно знают, что впереди, как выбирать маршрут, чего опасаться. И как рассчитывать силы. Невозможно пройти Испытание, если ты попал на него впервые.
Эйн подумал — Леннера ведь не запустили сразу, ему дали посмотреть, что делает девчонка.
А позднее… а позднее он чуть не умер.
— Ты с самого начала на это рассчитывала, — сказал Эйн. — Что они станут работать вместе. Ты знала, что так будет.
— Конечно, знала.
Расставляла их как фигурки на доске, двигала в нужном направлении шаг за шагом.
И от того, как аккуратно, как умело она это делала, холодок бежал по спине.
— На Герии, Габриэль, мертвые ветви вроде меня ниже по положению. До Испытания это особенно заметно. Вы, земляне, говорите что дети жестоки, так вот герианские дети не лучше земных.
Да, он это знал, видел в обрывках ее воспоминаний: издевки и оскорбления, тычки и удары. И беспомощную веру — что Мара умрет, и ее смерть не будет иметь никакого значения.
— Да. Я помню.
— С мертвыми ветвями обращаются как с мусором, — бесстрастно продолжила Мара, не сводя глаз с девчонки на экране. — Смотрят свысока. — Потом она повернула голову к Эйну и добавила. — А на выбраковку не смотрят вовсе. Выбраковка перестает существовать.
Он не знал почему, но эти ее последние слова — из всего, что он узнал о жизни девчонки — были хуже всего.
— У выбраковки, — продолжила Мара. — Уже нет имен. Только номера. Никто ничего не спрашивает, не отвечает на их вопросы, не объясняет. Они знают только, что умрут. И что их смерть ничего не значит. Леннер просидел в одиночестве меньше двух недель. Выбраковка живет так уже несколько лет. Теперь ей кто-то ответил. Кто-то заговорил с ней. Кто-то увидел ее. Думаешь, она сможет от этого отказаться? Просто развернуться и уйти?
Эйн сглотнул горечь, посмотрел на мелкую герианку на экране, подумал — все это случилось не с ним, но от чего же было так паршиво?
— Она не пытается выжить, — сказал он глухо. — Она верит, что Леннер ее убьет.
— Да, — легко согласилась Мара. — Она просто не хочет умирать в одиночестве.
***
Леннер с девчонкой прошли еще несколько коридоров — там не было ничего кроме ловушек, и мелкая герианка неплохо их вычисляла. Останавливалась время от времени пояснить Леннеру.
Тот скалился — как обычно, криво и весело. А Эйн думал о том, что с таким выражением Леннер мог и по-приятельски перешучиваться, и кромсать других на куски.
И в который раз уже задумывался: и его ты согласился спасать?
В конце последнего коридора была высокая двустворчатая дверь. Девчонка сделала Леннеру знак отойти в сторону, сама подошла к боковой панели замка слева.
Справа была точно такая же панель.
— С какой нужно начинать? — угрюмо спросил Эйн у Мары. И так понимал, что раз есть две панели для открытия замка, то использовать придется обе.
— С любой, — ровно отозвалась она. — Это тест на скорость. И на реакцию.
Похоже, девчонка тоже об этом знала: дотронулась до левой панели, молнией метнулась к правой, хлопнула по ней ладонью — она вытянулась в струну, чтобы достать побыстрее. Положение тела было неустойчивое — и в тот момент, когда открылись потайные щели для игольников, Эйн уже понимал, что она не сможет увернуться.
Не успеет.
Леннер успел за нее, ухватил ее за воротник сзади, дернул на себя — выхватывая из-под обстрела. И выдернул нож у нее из рук. Коротким движение всадил под одну из бойниц, с силой потянул на себя.
Эйн глазам своим не поверил — ублюдок вспарывал защитный пластик ножем так, будто бумагу резал.
«Ты еще человек, малыш?» — спрашивал Эйна Леннер. И в тот момент захотелось спросить в ответ: а ты? Ты, урод, ты точно человек?
Огонь прекратился, Леннер выдернул нож, и вырвал из стены игольник с ошметками строительного пластика, с усмешкой швырнул нож девчонке обратно.
Эйн не видел, сколько в игольнике оставалось зарядов.
Зато он видел, что Мара с собой игольник не взяла.
И если бы Леннер до нее добрался, чем бы она защищалась?
— Сколько им еще осталось? — спросил он. Постарался мысленно прикинуть, сколько девчонка и Леннер уже успели пройти.
— Около половины, — отозвалась Мара. — Но вторая часть пути сложнее. Ты ее узнаешь.
Эйн нахмурился, потому что откуда бы ему знать про Испытание — он помнил только смутные обрывки из воспоминаний Мары, ничего конкретного.
Но когда бросил взгляд на виртуальный экран, узнал сразу.
Там был мост — прямой, светлый мост от одного края гигантского зала до другого.
Такой же, как Коридор Должников Ойлера, только в конце оказался еще один проход, а не платформа с троном.
Девчонка сделала несколько осторожных шагов вперед.
Мост был узкий, и Эйн не видел, как высоко он располагался. Камеры не показывали.
Хотя это ведь было Испытание. Эйн догадывался.
Девчонка пошла вперед. Леннер остался у входа, смотрел ей в спину. И вдруг вскинул игольник.
Эйн смотрел, потому что больше ничего не мог сделать.
Подумал, что виноват перед Марой, что предал ее, что не имел после всего, что сделал, права требовать, но все равно сказал:
— Если она умрет, я не смогу тебя простить.
Будто Маре было нужно его прощение.
— Мара, не делай этого…
«… с нами».
Не делай этого с нами.
Но он не мог договорить. И уже поздно было что-либо исправлять. Мара сидела рядом. Все равно не успела бы вмешаться.
— Смотри, Габриэль, — зло выдохнула она. Обожгла взглядом.
Так сильно злилась, что это было заметно.
Он посмотрел на экран.
Леннер опустил игольник и двинулся следом за герианкой.
И Эйн подумал, что совсем не понимает ублюдка.
— Он решил ее не убивать?
— Может быть, — равнодушно отозвалась Мара. — Или просто ждет подходящий момент. Это знает только Леннер, Габриэль.
По лицу ублюдка ничего не получалось прочесть.
И Эйну хотелось уже срезать эту проклятую кривую усмешку ножом.
О чем ты думаешь, Леннер? О чем ты, бляста тебя подери, думаешь?
Глава 65
***
На этом мосту не было никаких модифицированных уродов, как в Коридоре Должников, и Эйн думал — там только ловушки. Но когда девчонка с Леннером пересекли половину моста, осторожно и тщательно следя по сторонам, появились армейские модули. Стандартные юниты системы безопасности, какие были и у герианцев, и у землян — отличались в основном дизайном, даже в мощности не сильно.
Для бойца с игольником — ничего особенного.
Но если бы девчонка пришла одна, только с ножом…
Эйн снова посмотрел на Мару.
Ты знала, что она договориться с Леннером? Что тот достанет игольник?
Что их не убьет обоих из-за случайности, из-за глупой ошибки?
И сам себе ответил: не могла она знать. Слишком много неопределенного, слишком много опасностей.
— Если бы она умерла случайно? — спросил Эйн. Немного ненавидел себя за этот вопрос. — Девчонка-выбраковка, она ведь совсем мелкая еще. Что угодно может ее убить. Не только Леннер. Любая из ловушек.
— В этом и смысл, Габриэль. Испытание может тебя убить.
Армейских модулей было три — они зависли в воздухе у дальнего конца моста, не нападали, пока Леннер и девчонка не приблизились.
Леннер сказал ей что-то — видимо, что нужно беречь заряды, потому что он не стрелял. Похоже, не сомневался, что вдвоем они справятся с модулями сами.
Мелкая герианка напала первой — бросилась вперед зигзагами, увернулась от первого заряда, и перекатилась уходя от второго.
Леннер ринулся следом, проскочил вперед — модули переключались с одной цели на другую. Это позволяло подобраться ближе. На расстояние удара.
Леннер схватил ближайший юнит, швырнул во второй, сбивая в сторону, заряд — на камерах было не разобрать, боевой ли заряд, или парализующий — ушел в воздух.
До последнего модуля добралась девчонка, воткнула нож под защитную пластину, туда, где у армейских юнитов располагалась управляющая плата, и туда, где армированный корпус уязвим.
Эйн думал, мелкой герианке не хватит сил пробить модуль — ошибся. Нож вошел до середины лезвия.
Может, она просто была сильнее, чем казалась, или же на адреналине получилось.
Когда Мара проходила Испытание, с ней не было Леннера, она справлялась сама.
— У тебя тоже был только нож? — спросил Эйн.
— У меня был учебный кнут, Габриэль, — спокойно отозвалась она. — Выбраковка не может его использовать, он активируется с помощью личного терминала и уникального кода.
— Думаешь, девчонка справилась бы с тремя модулями одна?
Мара повернулась к нему всем телом:
— Она не одна. И на Испытании никто не думает, выживет герианка или нет. Мы просто смотрим: кто выживет.
Ты веришь, что это правильно. Для тебя все жертвы того стоят.
— Ты смотришь на Герию свысока, Габриэль, — добавила Мара. — Видишь в нас только уродливые стороны. Ты так уверен, что твое представление самое правильное, единственно возможное. Ждешь, что мы станем как люди. Но мы многого добились, то, чего нельзя получить иначе. Для тебя наши достижения ничего не стоят. Но это нам решать, и мы готовы платить.
До встречи с ней, Эйн бы сказал: у вас и нет ничего кроме уродства.
И ни одно их достижение не стоило жертв.
Он на их месте не смог бы платить такую цену. Не стал бы.
Но в том-то и было дело. Он не был на их месте.
— Не только, — тихо признал Эйн. — На Герии есть не только уродство. В конце концов, Герия создала тебя.
Мара напряглась на мгновение, застыла, и не ответила, но он и не ждал. Просто признал то, что давно следовало.
Герианцы были другими. Превосходили в одном, уступали в другом.
И так же, как у них не было права переделывать Землю, у Эйна не было права менять их.
— Чтобы ни случилось дальше, — пообещал он, — я не вмешаюсь. Это твое шоу. Чем бы все ни закончилось, я просто буду рядом.
Мара бросила на него быстрый взгляд — что-то было в ее глазах, отчаянное, больное. Что она никогда не показала бы чужаку.
— Ты только не умирай, — попросил Эйн. — Это не приказ. Это просьба. Пожалуйста, не умирай.
Она помолчала и ничего не ответила.
***
Леннер и девчонка… срабатывались. Эйн видел такое раньше, даже в собственном отряде — как бойцы начинали действовать, будто единый организм, компенсировали слабости друг друга. Но он никогда не видел, чтобы это происходило так быстро.
Мара смотрела, и не удивлялась.
Ждала именно этого.
— Остался последний этап, — сказала она.
Перед Леннером и девчонкой оставался длинный коридор. Вроде бы пустой.
И в конце него… камера повернулась, продемонстрировала: две фигуры в пустом помещении.
Мара и Эйн.
— Леннер здесь, — не веря еще до конца, сказал Эйн.
Здесь. Ублюдок был здесь, с выбраковкой, и ему предстояло просто пересечь коридор, чтобы добраться до Мары.
И убить ее.
— На что ты надеешься? Он убьет тебя, если доберется, — не могла же она так глупо, так наивно верить, что… Он даже не понимал во что.
В то, что Леннер просто ее пощадит.
— Ты обещал не вмешиваться, — резко напомнила она.
Да. Обещал.
И, кажется, ничего сложнее с ним еще не случалось. Просто ждать. Принять все, что случится.
Смерть Мары, если она умрет.
Смерть ребенка, мелкой герианки, если что-то убьет ее в самом конце.
Смешно, все это они задумали ради Леннера, но вот как раз его смерть Эйн готов был принять. Без проблем.
Почему-то Леннер не рванул к Маре сразу. Может, опасался ловушек, а может что-то еще. Хотя, что еще?
Эйн не знал.
— Именно меня он хочет убить больше остальных, — спокойно сказала Мара.
— Да, — признал он, потому что это как раз понимал без труда. — Потому что ты единственная выжила. Из тех, кто ему попадался.
— Нет, — отозвалась она. — Потому что я ударила по больному. Заставила его смотреть на вещи, которые он не хотел видеть и вспоминать. Помнишь, он сказал тебе: что он будто мертвый. Но охота на нас позволяла забыться. Отвлечься.
Эйн сглотнул, потому что слишком хорошо помнил: одуряющий запах герианской крови, и как Мара умирала у него на руках.
Он сказал «ты выжила», но нет. Она умерла, и только стимулятор позволил ее вернуть.
— Я сказала, что смогу его изменить, — продолжила Мара. — Именно поэтому. После всего, что с ним случилось, считая себя мертвым. Больше всего Леннер хотел почувствовать себя живым. Но он знает только один способ.
Леннер с девчонкой двинулись вперед, она за его спиной.
И Эйн как-то чувствовал: нет, Леннер не нападет на мелкую герианку. И она на него тоже.
Не после их одиночки.
— Со мной это было, — признала Мара. — То же, что с Леннером, то же, что с выбраковкой. Чувство, что я уже мертвая. Что все, что я делаю бессмысленное. Предсмертные конвульсии. Льенна вытащила меня. Теперь я хочу вытащить его.
Передать то, что она сама уже поняла. Чему научилась.
Могла ли она эта сделать? Эйн не знал. Слишком остро чувствовал себя живым — много раз, задыхаясь от боли, жалел об этом.
И думал: если бы Мара умерла у него на глазах, пожалел бы снова.
***
В камере было скучно.
Тик-так, тик… Даже часы ему серые суки не дали, все «тик» и «так» Леннер отсчитывал сам. Надо же чем-то заняться.
Сначала он ненавидел, но это быстро приелось.
Ненавидеть серых сук было легко, сладко до дрожи. Они были враги, еще с той войны, про которую он говорил себе — последняя и все. Уйду в завязку.
Думал: все закончится, и настанет мирная жизнь, с дочкой, с гражданскими. С пивом по выходным, какой-нибудь скучной работой — Леннер думал, что устроится каким-нибудь перебирателем файлов, из тех, на кого всегда смотрел свысока. Но слишком подробно не представлял. Фантазии разбивались о реальность, а в реальности Леннер понятия не имел, чем и как живут перебиратели файлов.
Он не сомневался, что научится. Ради дочки, ради нового дома.
Ради себя бы не смог. Так и плелся бы от одной войны до другой, в бесконечном колесе боевых операций. Как безмозглая и очень опасная белка. Или кто там бегал по этим дурацким колесикам?
Круг. Сон.
Повторить.
Он не помнил, на каком круге ему перестали нравиться эти забеги.
Любил же войну когда-то. Искренне любил.
Но, похоже, правду говорят суки-психологи. В каждых отношениях наступает кризис.
Если они, конечно, не состоят из кризиса целиком, как недолгий брак Леннера.
Ничего хорошего кроме дочки в этом браке не было. Но она — она того стоила, она стоила чего угодно.
И незадолго до ее смерти Леннер ей обещал: Пуговка, это ненадолго. Смотаюсь на пару операций и вернусь.
