Грэхардом всё глубже стало овладевать тёмное раздражение. Он сам всегда откладывал всё, важное для него, чтобы полностью отдаваться делам своей страны. Да у него особо и не было ничего своего за рамками этих дел! Он весь принадлежал Ньону.
Саботаж со стороны Дерека ему казался в высшей степени недопустимым. Перед делами государства должны были меркнуть любые личные чувства.
Посчитав такое уклонение от обязанностей совершенно недопустимым, Грэхард вызвал начальника стражи Верхнего дворца и велел ему отыскать и привести Дерека. В конце концов, сколько можно откладывать этот дурацкий разговор!
В ожидании встречи расхаживая по мрачному кабинету и невольно вслушиваясь в рокот далёких волн, Грэхард убеждал сам себя, что нужно быть мягче. Ему хотелось сделать Дереку выговор – и за незапертую комнату с бумагами, и за вечернюю халатность – но он снова и снова напоминал себе, что действительно очень обидел друга, и что это ему, Грэхарду, нужно извиняться и искать прощения, а не Дереку.
Около часа Грэхард спорил сам с собой – в нём равно схлестнулись вина и раздражение – и, наконец, заметил, что Дерека почему-то всё ещё нет.
Он послал стражника за начальником; тот явился скоро, лязгая железом доспеха.
– Простите, мой повелитель, – с глубоким поклоном отрапортовал он, – пока не сумели найти.
Начальник стражи в первую очередь убедился, что Дерек из Цитадели не выходил, и теперь методично разыскивал его по всем помещениям дворцов и контуров.
Грэхард нахмурился, предположив, что Дерек от обиды засел в какой-то дальний уголок – пыльный чердак или потайные покои. Велев продолжить поиски, он вызвал секретаря и всё-таки занялся бумагами.
В отсутствие Дерека дела шли медленно. Секретарь в основном занимался тем, что стенографировал заседания совета, и не очень-то был в теме текущих дел – вся бюрократия лежала на плечах Дерека. Разобраться сходу во всех бумагах и нюансах не смогли ни секретарь, ни даже сам владыка, поэтому на вечернюю работу ушло непривычно много времени – закончили они лишь глубокой ночью.
Дерека к этому времени так и не нашли.
Совершенно выбешенный непривычно сложной – без помощника – работой, и самодурством Дерека, Грэхард, однако, отдал ключ от его комнаты одному из стражников и отправил его дежурить у дверей Дерека. А то вернётся к себе – и даже войти не сможет.
Завалившись спать, Грэхард провалился в сон моментально: сказалась предыдущая ночь и волнения.
Спалось ему, впрочем, плохо: ему становилось то душно, то холодно, его преследовал едкий запах стальной крошки – от доспехов, что ли? – он пару раз вставал открыть или закрыть окно, путался в одеяле и видел какие-то муторные тяжёлые сны.
Ночь ничего не изменила: Дерек так и не появился.
Чувствуя глубокое бешенство, Грэхард вызвал главу тайного сыска и велел ему устроить полный обыск Цитадели, а сам пошёл на совет.
Скверное расположение духа настойчиво искало выхода, и Грэхард лютовал, затыкая советников, раздавая жёсткие приказы и придавливая всех грозным сверкающим взглядом.
После совета гнев его ещё разгорелся: Дерек так и не был найден. Рванув шершавые верёвки, Грэхард избавился от душащего нагрудника – обязательный атрибут совета, мало ли, когда и откуда придёт нападение! Впрочем, воздуху всё ещё решительно не хватало – но на прогулки у моря времени не было.
По возвращении Дерек некоторое время провёл в Среднем дворце (работал в библиотеке), потом посетил Нижний (заходил к Кэси), далее вернулся в Верхний и ушёл к себе.
Караул у дверей Грэхарда был в этом совершенно уверен – Дерек прошёл мимо них – и его синяк, опять же, слишком привлекал взгляды, поэтому они ещё долго сплетничали о нём.
Караульные были последними, кто его видел; из Верхнего дворца Дерек более не выходил, но и найти его внутри не получилось. Сыск, однако, плотно обыскал и два остальных дворца, и все хозяйственные постройки, и оба контура укреплений. Дерек как в воду канул; никаких следов.
Отдав приказ закрыть Цитадель на вход и выход, раздражённый Грэхард, отменив дела, взялся за поиски сам, уверенный, что никто не справится с этим так хорошо, как он. За вторую половину дня он облазил все уголки, которые особенно любил Дерек, со скрежетом сворачивая любые потайные двери и препятствия, – но все помещения были пусты. Сыск продолжал прочёсывать территорию, поэтому едва ли кто-то мог проскользнуть незамеченным из одного укрытия в другое – не говоря уж о том, что Дереку нужно было где-то брать еду!
Чем дольше длились поиски, тем сильнее Грэхард зверел. Он уже совершенно забыл о собственной вине: выходка Дерека вывела его из себя. Устроил… прятки, понимаешь ли! Как обиженный ребёнок!
Грэхард психовал, пинал стены, сворачивал детали интерьера, орал на стражников, грозился мучительной казнью главе сыска – но так и не достиг основной цели.
Дерек не был найден.
Всю ночь Цитадель ходила ходуном: грозный повелитель с совершенно зверским выражением лица продолжал обыскивать чердаки, чуланы, подвалы, закутки и другие укромные местечки, пачкая стены копотью смоляного факела и разгоняя этим зыбким светом клубящийся мрак. Гарнизон совершенно не выспался, потому что часть людей тоже занималась поисками, а другой части эти поиски чрезвычайно мешали спать: в казармы то и дело кто-то заходил и начинал шариться под кроватями или в оконных нишах.
Наутро, отменив совет – поскольку приказ никого не впускать и не выпускать был всё ещё в силе – Грэхард завалился спать, велев продолжать поиски без него.
Наконец, к вечеру следующего дня он вынужден был признать, что Дерека в Цитадели нет.
Сыск вышел за пределы укреплений и принялся прочёсывать город. Допросы велись без перерывов, глава сыска спал урывками и жил на одном кофе, его помощники напоминали оживших мертвецов, а нервные стражники успели распугать всех горожан, потому что тащили на допрос по малейшему подозрению.
Грэхард постоянно находился в центре творящегося бедлама, лично своротил нос подозрительному стражнику, который заявил, что всю ту ночь нёс караул и точно не видел никакого Дерека, подписал одиннадцать смертных приговоров (по ходу допросов, не найдя следов Дерека, сыскари, тем не менее, добивались успеха в других областях), вздёрнул на дыбе какого-то проходимца, который будто бы видел какого-то подозрительного белобрысого бродягу, но не мог выдать никаких подробностей из-за того, что был тогда безбожно пьян… и слёг с простудой.
С пропажей Дерека в Цитадели расстроились десятки мелких и крупных дел, и срочно поднятая в ранге канцелярия его повелительства ещё не успела разобраться во всём и всё наладить.
Конечно, никто не догадался ни убедиться, что Грэхард не работает с мокрой головой под открытом окном, ни заставить его вовремя надевать носки, ни подносить в должный час кислый витаминный настой…
Владыке пришлось поумерить личный пыл, и, не занятый более непосредственно лютованием, он остался полностью беззащитен перед своими мыслями и страхами.
Главный, мучительный, бесконечный, чёрный страх, который теперь отравлял всё его существование, заключался в мысли, что Дерек, возможно, мёртв.
Этот разъедающий сердце страх лишил владыку остатков здравого смысла; он орал на каждого, кто появлялся в поле его зрения, громил интерьер собственных покоев и подписывал приказы, позволяющие допросы с пристрастием, десятками.
Отсутствие трупа, конечно, чуточку притупляло страх; но Грэхард начал предполагать, что Дерека выкрали хорошо подготовившиеся враги, и теперь нагнетают, собираясь выдать какой-то совершенно унизительный ультиматум.
Грэхард был готов выполнить любые условия – лишь бы получить назад Дерека живым и здоровым. Врагов он, конечно, потом лично придушит. Определиться бы, кого именно?
У него хватало людей, ненавидящих его самым лютым образом; но кто из них мог бы выкрасть Дерека из хорошо защищённой Цитадели?
Грэхард подозревал каждого; в особенности – членов совета. Совершенно неясно, как бы они могли вытащить Дерека наружу мимо стражи, но у них, во всяком случае, был доступ внутрь Цитадели. Другое дело, что просто схватить советников и бросить их в пыточные было проблематично даже по меркам грозного владыки: знатнейшие ньонские князья, такой беспредел приведёт к бунту оппозиции.
Однако ж, именно враги из княжеского круга оставались теперь единственным вариантом, который сыскари не отработали за неделю тщательных поисков.
Поэтому Грэхард решил начать работу с оппозицией – благо, в его распоряжении была любимая дочка одного из злейших его врагов.
Допрос солнечной совершенно выбил Грэхарда из колеи – если ещё было, куда выбивать.
Ни на секунду не закралась в его голову мысль, что Дерек может уехать сам, по собственной воле, – что Дерек может сбежать! Он рисовал в своём уме самые страшные и маловероятные картины, которые предлагала ему его паранойя, усиленная негативным жизненным опытом, но это!..
«Сбежал!..» – билась железным грохотом в его голове мысль, которую он никак не мог осознать.
Как такое возможно? Как Дерек – его Дерек! – мог сбежать?
У Грэхарда ничего не складывалось в голове; мысли дрожали на грани восприятия скалистыми обломками разрушенных представлений о жизни, и эти искалеченные разбитые обломки ни во что невозможно было сложить.
Он не мог осознать и принять реальность, в которой Дерек – его Дерек! – мог его оставить.
Оставить? Сбежать! Не поговорив, не объяснившись, бескомпромиссно, безжалостно, безвозвратно. Так не бывает. Так не может быть. Это же… Дерек.
Его Дерек, который всегда был рядом – все последние пятнадцать лет, изо дня в день, во всех передрягах и трудностях! Его Дерек, чья улыбка и весёлые приветствия начинали его день, чей искренний смех зажигал в этих днях солнце, чей тёплый взгляд провожал ко сну…
Дерек был настолько вросшим, вжившимся в самую суть Грэхарда, что теперь было совершенно невозможно представить, как он мог – просто взять – и уехать.
Грэхард не понимал, не мог понять и не хотел понимать. Угольно-чёрная пелена накрыла его мысли, отказываясь принимать то, что реальность этим мыслям не соответствовала.
Грэхард хотел рвануть и вернуть; вернуть эту часть своей души, это внутреннее ядро своей настоящей жизни, эту суть своего сердца – всё то, чем для него был Дерек.
Вызвав главу сыска, он поставил новую приоритетную задачу: отыскать следы беглеца. Данное солнечной обещание не искать его он уже и забыл – как можно было не искать Дерека? Все мысли, чувства и побуждения Грэхарда теперь слились в одно: нестись следом, немедленно, как только станет понятно, – куда.
«Куда он мог поехать?» – бился в голове Грэхарда один вопрос, но либо на него не было ответов вообще, либо ответов оказывалось слишком много.
В своё время они с Дереком объехали полсвета – он мог податься куда угодно! – но было совершенно неясно, куда бы ему хотелось отправиться.
Грэхард досадовал на то, что даже предположить не может; если бы он знал, что Дерек хочет куда-то поехать!
«В чём была проблема просто сказать?!» – негодовал он. Ладно, Дереку потребовалась эта поездка. Почему не сказать? Грэхард снарядил бы его лучшим образом: деньги, сопровождение, повеления везде принять и обеспечить.
Они поссорились, да; но разве бы Грэхард отказал?..
Впрочем, Грэхард едва ли замечал за собой, что, скажи ему Дерек о своём желании прямо – и нарвался бы на самую сумасшедшую и злобную реакцию. Это теперь, после недели изматывающего страха, Грэхард полагал, что сделал бы всё лучшее, чего бы ни захотел Дерек. Но там и тогда – едва ли он мог его услышать…
Теперь же Грэхард метался по своим покоям пленённым хищником и не знал, куда нестись. Ему требовалось действовать – немедленно, сейчас! – но ему было не к чему приложить эту кипучую энергию. Он не мог предположить даже страну, которую Дерек выбрал – он знал много языков и мог устроиться почти где угодно. Даркия, Мариан, Ниия, Анджелия, Райанци, Сир? Не говоря уж о том, что и в самом Ньоне хватало укромных мест!
«Почему, почему он просто не поговорил со мной?!» – продолжал обиженно негодовать Грэхард, как вдруг споткнулся посреди шага, чуть не пропахав носом пол, потому что… вспомнил.
В последние дни его тревога за Дерека была так глубока и серьёзна, и он столь настойчиво гнал от себя мысли о его возможной смерти, что он совершенно позабыл саму ссору – и удар.
Он настолько привык к мысли «Дерека выкрали, возможно, убили!», что забыл о том злополучном ударе начисто.
«Не простил», – ледяным холодом сковало сердце Грэхарда страшным пониманием.
Ухнув в тьму этого понимания, он грузно опустился на пол, прислонившись спиной к резному столбику кровати. Тот неприятно впился в спину элементами своего декора, ледяной сквозняк тянулся вдоль каменного пола, но Грэхард этого не замечал.
«Не простил», – звучал в его мыслях этот окончательный и безжалостный приговор, тяжёлым мечом с треском раскалывая и голову, и жизнь на две половины.
Он… даже не рассматривал… такой вариант. Что Дерек может попросту не простить.
Тяжело сглотнув, Грэхард потёр погорячевший лоб ладонью. Ладонь неприятно пахла железом, и он отдёрнул её обратно.
Не простил. Дерек попросту его не простил – и сбежал.
«Что же теперь делать?..» – мелькнула в голове беспомощная мысль, отдаваясь болью в висках и затылке.
Кровь шумела в ушах, громом бился пульс, отсчитывая секунды, и каждая секунда тонким лезвием делала зарубку на сердце, обозначая время, которое он должен был теперь проживать – без Дерека.
Потому что Дерек – его – оставил.
Грэхард катастрофически не мог принять ту реальность, в которой теперь оказался. В его картине мира Дерек был бессмертен и неизменен; не могло быть реальности без Дерека.
Потеряв этот обязательный элемент своего существа, Грэхард растерянно замер посреди своей жизни, оглушённый и опрокинутый в грязь. Всё разладилось и расстроилось, всё потеряло смысл, всё обрушилось карточным домиком, враз сгоревшим и превратившимся в пепел.
Простуда, впрочем, дала ему передышку – он и так отменил все свои дела и встречи, и мог теперь торчать безвылазно в своих покоях, тупо разглядывая холодные каменные стены.
Так, наедине с собой, не занятый никаким делом Грэхард оказался отдан на растерзание собственной памяти. В этой кромешной бездне мрака не было светлых мыслей.
Память безжалостно мучила его, отравленными стрелами вонзая в сердце его собственные злые слова, его собственные мрачные взгляды, его собственные резкие жесты – всё то, чем он, не задумываясь, потчевал Дерека, пока он был рядом. Уверенный, что Дерек будет рядом всегда.
Как бесконечно, как жадно ему хотелось теперь вернуться в прошлое и изменить всё!
Если бы он знал, если бы он только мог предполагать, что Дерек однажды сбежит – он бы всё сделал совсем иначе. Он был бы безгранично терпелив и мягок – насколько он вообще был на это способен…
Саботаж со стороны Дерека ему казался в высшей степени недопустимым. Перед делами государства должны были меркнуть любые личные чувства.
Посчитав такое уклонение от обязанностей совершенно недопустимым, Грэхард вызвал начальника стражи Верхнего дворца и велел ему отыскать и привести Дерека. В конце концов, сколько можно откладывать этот дурацкий разговор!
В ожидании встречи расхаживая по мрачному кабинету и невольно вслушиваясь в рокот далёких волн, Грэхард убеждал сам себя, что нужно быть мягче. Ему хотелось сделать Дереку выговор – и за незапертую комнату с бумагами, и за вечернюю халатность – но он снова и снова напоминал себе, что действительно очень обидел друга, и что это ему, Грэхарду, нужно извиняться и искать прощения, а не Дереку.
Около часа Грэхард спорил сам с собой – в нём равно схлестнулись вина и раздражение – и, наконец, заметил, что Дерека почему-то всё ещё нет.
Он послал стражника за начальником; тот явился скоро, лязгая железом доспеха.
– Простите, мой повелитель, – с глубоким поклоном отрапортовал он, – пока не сумели найти.
Начальник стражи в первую очередь убедился, что Дерек из Цитадели не выходил, и теперь методично разыскивал его по всем помещениям дворцов и контуров.
Грэхард нахмурился, предположив, что Дерек от обиды засел в какой-то дальний уголок – пыльный чердак или потайные покои. Велев продолжить поиски, он вызвал секретаря и всё-таки занялся бумагами.
В отсутствие Дерека дела шли медленно. Секретарь в основном занимался тем, что стенографировал заседания совета, и не очень-то был в теме текущих дел – вся бюрократия лежала на плечах Дерека. Разобраться сходу во всех бумагах и нюансах не смогли ни секретарь, ни даже сам владыка, поэтому на вечернюю работу ушло непривычно много времени – закончили они лишь глубокой ночью.
Дерека к этому времени так и не нашли.
Совершенно выбешенный непривычно сложной – без помощника – работой, и самодурством Дерека, Грэхард, однако, отдал ключ от его комнаты одному из стражников и отправил его дежурить у дверей Дерека. А то вернётся к себе – и даже войти не сможет.
Завалившись спать, Грэхард провалился в сон моментально: сказалась предыдущая ночь и волнения.
Спалось ему, впрочем, плохо: ему становилось то душно, то холодно, его преследовал едкий запах стальной крошки – от доспехов, что ли? – он пару раз вставал открыть или закрыть окно, путался в одеяле и видел какие-то муторные тяжёлые сны.
***
Ночь ничего не изменила: Дерек так и не появился.
Чувствуя глубокое бешенство, Грэхард вызвал главу тайного сыска и велел ему устроить полный обыск Цитадели, а сам пошёл на совет.
Скверное расположение духа настойчиво искало выхода, и Грэхард лютовал, затыкая советников, раздавая жёсткие приказы и придавливая всех грозным сверкающим взглядом.
После совета гнев его ещё разгорелся: Дерек так и не был найден. Рванув шершавые верёвки, Грэхард избавился от душащего нагрудника – обязательный атрибут совета, мало ли, когда и откуда придёт нападение! Впрочем, воздуху всё ещё решительно не хватало – но на прогулки у моря времени не было.
Глава сыска предоставил вполне подробную информацию о передвижениях Дерека в день ссоры. Выйдя от Грэхарда, он отправился в порт, где передал подписанный приказ об усилении ньонской эскадры – видели его многие. Потом он вернулся в Цитадель – о чём отчитался дежурный караул. Все они хорошо запомнили возвращение Дерека, потому что синяк, раскрасивший всю левую сторону его лица, привлёк всеобщее внимание.
По возвращении Дерек некоторое время провёл в Среднем дворце (работал в библиотеке), потом посетил Нижний (заходил к Кэси), далее вернулся в Верхний и ушёл к себе.
Караул у дверей Грэхарда был в этом совершенно уверен – Дерек прошёл мимо них – и его синяк, опять же, слишком привлекал взгляды, поэтому они ещё долго сплетничали о нём.
Караульные были последними, кто его видел; из Верхнего дворца Дерек более не выходил, но и найти его внутри не получилось. Сыск, однако, плотно обыскал и два остальных дворца, и все хозяйственные постройки, и оба контура укреплений. Дерек как в воду канул; никаких следов.
Отдав приказ закрыть Цитадель на вход и выход, раздражённый Грэхард, отменив дела, взялся за поиски сам, уверенный, что никто не справится с этим так хорошо, как он. За вторую половину дня он облазил все уголки, которые особенно любил Дерек, со скрежетом сворачивая любые потайные двери и препятствия, – но все помещения были пусты. Сыск продолжал прочёсывать территорию, поэтому едва ли кто-то мог проскользнуть незамеченным из одного укрытия в другое – не говоря уж о том, что Дереку нужно было где-то брать еду!
Чем дольше длились поиски, тем сильнее Грэхард зверел. Он уже совершенно забыл о собственной вине: выходка Дерека вывела его из себя. Устроил… прятки, понимаешь ли! Как обиженный ребёнок!
Грэхард психовал, пинал стены, сворачивал детали интерьера, орал на стражников, грозился мучительной казнью главе сыска – но так и не достиг основной цели.
Дерек не был найден.
Всю ночь Цитадель ходила ходуном: грозный повелитель с совершенно зверским выражением лица продолжал обыскивать чердаки, чуланы, подвалы, закутки и другие укромные местечки, пачкая стены копотью смоляного факела и разгоняя этим зыбким светом клубящийся мрак. Гарнизон совершенно не выспался, потому что часть людей тоже занималась поисками, а другой части эти поиски чрезвычайно мешали спать: в казармы то и дело кто-то заходил и начинал шариться под кроватями или в оконных нишах.
Наутро, отменив совет – поскольку приказ никого не впускать и не выпускать был всё ещё в силе – Грэхард завалился спать, велев продолжать поиски без него.
Наконец, к вечеру следующего дня он вынужден был признать, что Дерека в Цитадели нет.
Сыск вышел за пределы укреплений и принялся прочёсывать город. Допросы велись без перерывов, глава сыска спал урывками и жил на одном кофе, его помощники напоминали оживших мертвецов, а нервные стражники успели распугать всех горожан, потому что тащили на допрос по малейшему подозрению.
Грэхард постоянно находился в центре творящегося бедлама, лично своротил нос подозрительному стражнику, который заявил, что всю ту ночь нёс караул и точно не видел никакого Дерека, подписал одиннадцать смертных приговоров (по ходу допросов, не найдя следов Дерека, сыскари, тем не менее, добивались успеха в других областях), вздёрнул на дыбе какого-то проходимца, который будто бы видел какого-то подозрительного белобрысого бродягу, но не мог выдать никаких подробностей из-за того, что был тогда безбожно пьян… и слёг с простудой.
С пропажей Дерека в Цитадели расстроились десятки мелких и крупных дел, и срочно поднятая в ранге канцелярия его повелительства ещё не успела разобраться во всём и всё наладить.
Конечно, никто не догадался ни убедиться, что Грэхард не работает с мокрой головой под открытом окном, ни заставить его вовремя надевать носки, ни подносить в должный час кислый витаминный настой…
Владыке пришлось поумерить личный пыл, и, не занятый более непосредственно лютованием, он остался полностью беззащитен перед своими мыслями и страхами.
Главный, мучительный, бесконечный, чёрный страх, который теперь отравлял всё его существование, заключался в мысли, что Дерек, возможно, мёртв.
Этот разъедающий сердце страх лишил владыку остатков здравого смысла; он орал на каждого, кто появлялся в поле его зрения, громил интерьер собственных покоев и подписывал приказы, позволяющие допросы с пристрастием, десятками.
Отсутствие трупа, конечно, чуточку притупляло страх; но Грэхард начал предполагать, что Дерека выкрали хорошо подготовившиеся враги, и теперь нагнетают, собираясь выдать какой-то совершенно унизительный ультиматум.
Грэхард был готов выполнить любые условия – лишь бы получить назад Дерека живым и здоровым. Врагов он, конечно, потом лично придушит. Определиться бы, кого именно?
У него хватало людей, ненавидящих его самым лютым образом; но кто из них мог бы выкрасть Дерека из хорошо защищённой Цитадели?
Грэхард подозревал каждого; в особенности – членов совета. Совершенно неясно, как бы они могли вытащить Дерека наружу мимо стражи, но у них, во всяком случае, был доступ внутрь Цитадели. Другое дело, что просто схватить советников и бросить их в пыточные было проблематично даже по меркам грозного владыки: знатнейшие ньонские князья, такой беспредел приведёт к бунту оппозиции.
Однако ж, именно враги из княжеского круга оставались теперь единственным вариантом, который сыскари не отработали за неделю тщательных поисков.
Поэтому Грэхард решил начать работу с оппозицией – благо, в его распоряжении была любимая дочка одного из злейших его врагов.
***
Допрос солнечной совершенно выбил Грэхарда из колеи – если ещё было, куда выбивать.
Ни на секунду не закралась в его голову мысль, что Дерек может уехать сам, по собственной воле, – что Дерек может сбежать! Он рисовал в своём уме самые страшные и маловероятные картины, которые предлагала ему его паранойя, усиленная негативным жизненным опытом, но это!..
«Сбежал!..» – билась железным грохотом в его голове мысль, которую он никак не мог осознать.
Как такое возможно? Как Дерек – его Дерек! – мог сбежать?
У Грэхарда ничего не складывалось в голове; мысли дрожали на грани восприятия скалистыми обломками разрушенных представлений о жизни, и эти искалеченные разбитые обломки ни во что невозможно было сложить.
Он не мог осознать и принять реальность, в которой Дерек – его Дерек! – мог его оставить.
Оставить? Сбежать! Не поговорив, не объяснившись, бескомпромиссно, безжалостно, безвозвратно. Так не бывает. Так не может быть. Это же… Дерек.
Его Дерек, который всегда был рядом – все последние пятнадцать лет, изо дня в день, во всех передрягах и трудностях! Его Дерек, чья улыбка и весёлые приветствия начинали его день, чей искренний смех зажигал в этих днях солнце, чей тёплый взгляд провожал ко сну…
Дерек был настолько вросшим, вжившимся в самую суть Грэхарда, что теперь было совершенно невозможно представить, как он мог – просто взять – и уехать.
Грэхард не понимал, не мог понять и не хотел понимать. Угольно-чёрная пелена накрыла его мысли, отказываясь принимать то, что реальность этим мыслям не соответствовала.
Грэхард хотел рвануть и вернуть; вернуть эту часть своей души, это внутреннее ядро своей настоящей жизни, эту суть своего сердца – всё то, чем для него был Дерек.
Вызвав главу сыска, он поставил новую приоритетную задачу: отыскать следы беглеца. Данное солнечной обещание не искать его он уже и забыл – как можно было не искать Дерека? Все мысли, чувства и побуждения Грэхарда теперь слились в одно: нестись следом, немедленно, как только станет понятно, – куда.
«Куда он мог поехать?» – бился в голове Грэхарда один вопрос, но либо на него не было ответов вообще, либо ответов оказывалось слишком много.
В своё время они с Дереком объехали полсвета – он мог податься куда угодно! – но было совершенно неясно, куда бы ему хотелось отправиться.
Грэхард досадовал на то, что даже предположить не может; если бы он знал, что Дерек хочет куда-то поехать!
«В чём была проблема просто сказать?!» – негодовал он. Ладно, Дереку потребовалась эта поездка. Почему не сказать? Грэхард снарядил бы его лучшим образом: деньги, сопровождение, повеления везде принять и обеспечить.
Они поссорились, да; но разве бы Грэхард отказал?..
Впрочем, Грэхард едва ли замечал за собой, что, скажи ему Дерек о своём желании прямо – и нарвался бы на самую сумасшедшую и злобную реакцию. Это теперь, после недели изматывающего страха, Грэхард полагал, что сделал бы всё лучшее, чего бы ни захотел Дерек. Но там и тогда – едва ли он мог его услышать…
Теперь же Грэхард метался по своим покоям пленённым хищником и не знал, куда нестись. Ему требовалось действовать – немедленно, сейчас! – но ему было не к чему приложить эту кипучую энергию. Он не мог предположить даже страну, которую Дерек выбрал – он знал много языков и мог устроиться почти где угодно. Даркия, Мариан, Ниия, Анджелия, Райанци, Сир? Не говоря уж о том, что и в самом Ньоне хватало укромных мест!
«Почему, почему он просто не поговорил со мной?!» – продолжал обиженно негодовать Грэхард, как вдруг споткнулся посреди шага, чуть не пропахав носом пол, потому что… вспомнил.
В последние дни его тревога за Дерека была так глубока и серьёзна, и он столь настойчиво гнал от себя мысли о его возможной смерти, что он совершенно позабыл саму ссору – и удар.
Он настолько привык к мысли «Дерека выкрали, возможно, убили!», что забыл о том злополучном ударе начисто.
«Не простил», – ледяным холодом сковало сердце Грэхарда страшным пониманием.
Ухнув в тьму этого понимания, он грузно опустился на пол, прислонившись спиной к резному столбику кровати. Тот неприятно впился в спину элементами своего декора, ледяной сквозняк тянулся вдоль каменного пола, но Грэхард этого не замечал.
«Не простил», – звучал в его мыслях этот окончательный и безжалостный приговор, тяжёлым мечом с треском раскалывая и голову, и жизнь на две половины.
Он… даже не рассматривал… такой вариант. Что Дерек может попросту не простить.
Тяжело сглотнув, Грэхард потёр погорячевший лоб ладонью. Ладонь неприятно пахла железом, и он отдёрнул её обратно.
Не простил. Дерек попросту его не простил – и сбежал.
«Что же теперь делать?..» – мелькнула в голове беспомощная мысль, отдаваясь болью в висках и затылке.
Кровь шумела в ушах, громом бился пульс, отсчитывая секунды, и каждая секунда тонким лезвием делала зарубку на сердце, обозначая время, которое он должен был теперь проживать – без Дерека.
Потому что Дерек – его – оставил.
***
Грэхард катастрофически не мог принять ту реальность, в которой теперь оказался. В его картине мира Дерек был бессмертен и неизменен; не могло быть реальности без Дерека.
Потеряв этот обязательный элемент своего существа, Грэхард растерянно замер посреди своей жизни, оглушённый и опрокинутый в грязь. Всё разладилось и расстроилось, всё потеряло смысл, всё обрушилось карточным домиком, враз сгоревшим и превратившимся в пепел.
Простуда, впрочем, дала ему передышку – он и так отменил все свои дела и встречи, и мог теперь торчать безвылазно в своих покоях, тупо разглядывая холодные каменные стены.
Так, наедине с собой, не занятый никаким делом Грэхард оказался отдан на растерзание собственной памяти. В этой кромешной бездне мрака не было светлых мыслей.
Память безжалостно мучила его, отравленными стрелами вонзая в сердце его собственные злые слова, его собственные мрачные взгляды, его собственные резкие жесты – всё то, чем он, не задумываясь, потчевал Дерека, пока он был рядом. Уверенный, что Дерек будет рядом всегда.
Как бесконечно, как жадно ему хотелось теперь вернуться в прошлое и изменить всё!
Если бы он знал, если бы он только мог предполагать, что Дерек однажды сбежит – он бы всё сделал совсем иначе. Он был бы безгранично терпелив и мягок – насколько он вообще был на это способен…
