Интересно, понравилось бы ему, если бы я творила такое с его телом? Анри накрыл мою грудь ладонью, сжимая удивительно мягко, но я точно превратилась в огонь. Из головы не шли слова Луизы о мужьях и женах, а еще та клятая маэлонская книга. Я представила, как заставляю его выгибаться на простынях, как смотрю в глаза, стремительно темнеющие от страсти, и меня накрыло сумасшедшим диким возбуждением. Дыхание перехватило, я подалась назад, с удовольствием отмечая хриплый стон, чувствуя твердость члена у моих бедер.
Все поплыло, стоило вспомнить одуряюще сладкое чувство растянутости и движений внутри. Когда его рука скользнула ниже, а ладонь прошлась между чувствительных складок – горячих и влажных, я содрогнулась. Анри меня растягивал, но боли не было. Только нарастающий жар да искусанные губы, чтобы не стонать в голос. Его пальцы все еще были во мне, когда я почувствовала прикосновение горячей головки ко входу. Ох, как же это было… безумно. Грязно, мерзко, хорошо! Он входил в меня, медленно вынимая пальцы, заполняя меня собой. Я забыла, что нужно дышать, больно было самую капельку, но эта искра погасла, стоило ему легко качнуть бедрами.
Вперед – назад.
– Какая же ты узкая, Тереза, – шепотом мне на ухо, – и такая горячая.
Меня затрясло, я даже не сразу поняла от чего. Сочетание этих грязных слов, с неспешными движениями внутри?
Вперед – назад.
– Вас… это заводит? – Я бессильно вцепилась в простыню, когда он погладил чувствительный комочек между ног – легко, подушечками пальцев.
– Что именно?
Вперед – назад. Одуряюще медленно, но так сладко!
– Ваши игры. Все эти… грязные словечки.
– Достаточно того, что они заводят тебя, – Анри коснулся губами виска, снова подаваясь вперед. – А меня заводишь ты, моя сладкая девочка.
От того, как это было сказано – низким, хриплым, дрожащим от желания голосом, мозг сжался до размеров горошины. Движение назад потянуло низ живота сладким спазмом – увы, недостаточным, для разрядки. Выносить эту пытку больше не было никаких сил, я застонала в голос, а потом прорычала, вцепившись ногтями в подушку:
– Да сделайте это уже!
– Что – это?
Я перехватила его плывущий взгляд, а пальцы, только что откровенно ласкавшие меня, прошлись по моим губам, заставляя чувствовать вкус моего желания – слегка сладковатый и терпкий. Пусть делает, что хочет. Ниже падать все равно уже некуда, а если он продолжит в том же духе, мне грозит помешательство от перенедонаслаждения. Анри наклонился ко мне, почти вплотную, и я прошептала ему в губы:
– Возьмите меня.
О, как полыхнули его глаза – только ради такого нужно было сказать! Вместо ответа он подхватил мои ноги, заставляя повыше подтянуть колени. Д-да-ааа, оно того стоило – хриплый стон и ощущение его длины и силы безумно глубоко. Он ласкал меня везде, я стонала и бесстыдно двигала бедрами, подстраиваясь под резкие, мощные движения. Никогда не думала, что это может быть настолько приятно: сжиматься сильнее, кричать, смешивая свой голос с его хриплым дыханием, содрогаться от пульсации члена и дрожать от затопившего наслаждения – начинающегося от какой-то безумно чувствительной точки внутри, расходящейся по всему телу и накрывающего с головой. Я точно превратилась в тетиву или струну – напряженная, дрожала до тех пор, пока пружина не лопнула и сладкие волны не отступили, принося за собой мягкую истому.
Мокрая как мышь, я стекла на простыни, а точнее в сильные руки мужа. Что бы там вчера ни случилось, он полностью здоров. Браслет на моей руке сиял подобно начищенному до блеска анталу или золотому слитку в солнечных лучах.
– Теперь вы меня отпустите?
– Ты неисправима, – он поцеловал меня в шею. – Отпущу, только сначала примем ванну.
– В вашей ванне либо я и вода, либо я и вы. Или вы собираетесь меня тряпочкой протирать?
Я вывернулась из его рук, села на постели и вызывающе сложила руки на груди. Даже если я буду плавиться в ваших объятиях, для меня это ничего не меняет! Вот только ему на это наплевать! Смотрит на меня и улыбается, довольный, как… как…
«Как мужчина, который только что получил все, что нужно».
Чем я вообще думала, спрашивается? Ведь он же делает все, чтобы меня не отпустить. Если я от него понесу, получить развод будет проблематично, тут даже Винсент мне не союзник. Идиотка, идиотка, идиотка! Нельзя его вообще к себе подпускать, пока Луиза не раздобудет мне зелье. Я с силой выдернула простыню, замоталась в нее и отодвинулась на край постели.
– Можете не рассчитывать на то, что увезете меня в Вэлею, – хмыкнула я. – С приплодом или без, по своей воле я с вами не поеду!
Лицо Анри потемнело. Муж стремительно поднялся, подхватил меня на руки и, как была, в простыне, вынес в коридор. Шагал он тяжело, но достаточно быстро.
– Решили выбросить меня на улицу в таком виде?
На меня метнули свирепый взгляд.
– Лучше молчи.
– Не то что?
– Не будь ты женщиной, я бы тебе объяснил.
– Не будь я женщиной, мы бы с вами не оказались в такой ситуации.
Из его груди вырвалось что-то похожее на рычание, дверь в ванную он толкнул плечом, без труда удерживая меня поперек туловища одной рукой, рывком включил кран, наклонился, чтобы заткнуть сливное отверстие. Перед глазами маячила черно-белая напольная плитка и уголок ванной – действительно крохотной, в ней даже ноги толком не вытянешь. Я пыталась брыкаться, но Анри держал крепко. Мерзавец, гад, негодяй! И ведь даже вслух не выругаешься – сбегутся слуги в количестве целых трех человек! Вместо этого я вцепилась ему в руку так, что из-под ногтей выступила кровь.
– Пустите, – прошипела я еле слышно, – пустите, не то…
Анри разжал руки, и я приземлилась в ванную, подняв тучу брызг. Вода смягчила падение, но она же и впилась в тело иголками – холодная, просто ледяная, заставляя на мгновение лишиться дара речи.
– Остынь.
Сложенные на груди руки и насмешливая улыбка.
Остынь? Остынь! Ах ты…
Я вцепилась в бортик, чтобы не поскользнуться, резко встала. С меня текло, простыня облепила тело. Дрожа то ли от холода, то ли от ярости, я вылезла из ванной, подхватила первое, что попалось мне под руку – тяжелую полупрозрачную мыльницу, разрисованную черно-белыми узорами, и запустила в него. Анри отклонился легко, не меняясь в лице, звук удара о стену напоминал выстрел. Осколки посыпались на пол, а он в два шага преодолел разделяющее нас расстояние. Мне даже отступать было некуда, за мной – бортик ванной. Глаза сверкали обжигающим золотом, пальцы жестко сомкнулись на моем подбородке. Не без удовлетворения я отметила на запястье кровоточащие следы от ногтей.
– За каждую следующую разбитую в этом доме вещь отдуваться будет твой прелестный зад. Надеюсь, ты меня услышала.
Я вспыхнула что маков цвет. Воспоминания обрушились, затопили сознание, растеклись по телу призрачной болью. Я почти почувствовала холод камня под ладонями, пробегающий по спине озноб перед первым ударом. Говорят, к любой боли можно привыкнуть, но дело было не в розгах. Не в дурацком свисте рассеченного воздуха и не в расцветающем на спине ожоге – с помощью магии наказание можно сделать гораздо более изощренным. Унижение, ожидание – стоять перед отцом с обнаженной спиной и думать о том, что тебе предстоит… Иногда я могла стоять так полчаса. Иногда час, в зависимости от его настроения. И отчаяние – я никогда, ни разу за всю свою жизнь не разглядела в глазах отца ни сострадания, ни сожаления. Я была для него экспериментом, чудом, непонятной аномалией, которая по какой-то причине появилась на свет. Поклясться могу, он каждый день задавался вопросом: «Почему?» Почему, если уж силе некромага суждено было проявиться так ярко, это случилось не с Винсентом. Почему, если кому-то суждено было умереть во время родов, это была не я, а мой брат-близнец.
После смерти отца я думала, что такое больше не повторится, но он умудрился оставить мне подарочек. Мужа, который во что бы то ни стало хочет сделать меня своей собственностью, даже если ради этого придется сделать мне детей. Хочет себе маленьких золотых монстров? Таких же, как он сам!
Я сжала кулаки.
– Вы не посмеете тронуть меня и пальцем.
– А ты проверь, – Анри подался вперед – так, что мои стоящие от холода соски прижались к его обнаженной груди. Он подхватил со столика пузырек с солью и вложил мне в ладонь. Я встретила его взгляд и холодно улыбнулась. Меня трясло всю – от пяток до корней волос, но как бы ни было велико искушение грохнуть эту склянку об пол прямо у него перед носом, рука опустилась сама собой.
– Вы мерзавец, – прохрипела я, возвращая соль на место.
– Советую вспоминать об этом всякий раз, когда собираешься показывать характер.
Он резко развернулся и вышел, оставив меня одну. Потянуло сквозняком, я подбежала к двери, с силой захлопнула и прислонилась к ней спиной. Перед глазами плавало окно с плотным непрозрачным стеклом, оставшиеся в живых склянки и крохотная курительница – все они ютились на столике рядом со сложенными стопкой полотенцами. Ванна на массивных чугунных ножках тоже покачивалась вдоль пола, словно невидимый великан двигал ее туда-сюда. Сердце билось о ребра, как птица о прутья клетки: кажется, мы только что перешагнули рубеж, за которым отступать уже некуда.
Украшающие арку апельсиновые ленты трепетали, стебельки оранжевых лилий дрожали на ветру. От набегающих туч стремительно темнело. Грэгори Вудворд – невысокий и довольно-таки привлекательный мужчина, если не считать наметившейся лысины, надел невесте кольцо. Дамы восхищенно завздыхали, по саду пронесся шум, напоминающий налет гигантских бабочек, леди Айрин опустила глаза и мило улыбнулась. Ее матушка прикладывала платочек к глазам, а отец сиял: еще бы, барон, а выдал дочь за графа.
У меня это действо не вызывало ни малейшего восторга с самого начала. Особенно учитывая то, что чуть поодаль стоял Альберт. После нашего разговора в гостиной я избавилась от своих надежд как от старого тряпья – решительно и безжалостно, но стоило нашим взглядам встретиться, сердце снова сорвалось в галоп. Он смотрел так пристально и внимательно, как никогда раньше. Почему? Разве мы не все обсудили?
– Будущая графиня чем-то похожа на невесту твоего брата.
Холодный голос Анри отрезвил, заставил вернуться в реальность. Гости поздравляли виновников торжества, и мы тоже направились к ним.
– Неужели?
– Присмотрись.
Я последовала его совету: да, леди Айрин рыженькая, но цвет волос не такой яркий, как у Луизы, к тому же, она немногим пышнее, разве что ямочки на щеках действительно напоминают мою будущую сестру. Ее улыбка тем не менее казалась приклеенной к лицу, положив руку на локоть графа, она кивала подходящим, принимала поздравления, но глаза оставались грустными. Возможно, потому, что жених старше ее лет на двадцать.
– И тоже не в восторге от выбранного отцом супруга.
И об этом уже знает!
Да, у Луизы и Винсента поначалу не заладилось. Она отказалась за него выходить, больше того – сделала это прилюдно и причинила ему боль. В обществе появился лишний повод для сплетен: их имена трепали во всех газетах, он же старательно делал вид, что для него расставание с Луизой не значит ровным счетом ничего. Но я хорошо помню, как он выбирался в лес и пропадал там часами. Только всполохи боевой магии армалов над деревьями полыхали. После таких прогулок он возвращался в Мортенхэйм не человеком, а тенью. Я хотела бы забрать эту боль, но Винсент в те месяцы никого к себе не подпускал. Даже меня. И тогда я сделала единственное, что могла – возненавидела эту своенравную девчонку.
– Находите это забавным?
– Отнюдь. Просто некоторые женщины предпочитают вселенские драмы возможности узнать человека, с которым их свела судьба.
Я хмыкнула и взглянула на него – только инея на губах не хватает для полноты картины. Несмотря на солнечную внешность, внутренний холод Анри – нечто невероятное. Умеет обдать так, точно ты зимой в озеро окунулась.
– Возможно потому, что в Энгерии мнение женщины мало кого волнует.
– Или потому, что в несчастье есть своя особая прелесть.
Я приподняла брови.
– Объяснитесь, милорд.
– Легко. Несчастному человеку прощается все, со счастливого спрос иной.
Мы наконец-то поздравили будущих супругов и отошли. День сегодня выдался ветреный, длинные волосы то и дело прилетали в глаза, приходилось постоянно их убирать. Ничего не поделаешь, Анри настоял, чтобы я не делала высокую прическу, в итоге мы с Мэри соорудили нечто сносное, хотя и слишком миленькое для меня: две пряди обрамляли лицо, еще несколько были подхвачены на затылке заколкой, но остальные свободно струились по плечам и спине.
– Граф. Миледи. – К нам приблизился Альберт.
Времени прошло всего-ничего, раньше мы могли не видеться и того дольше, но сейчас словно минула целая вечность. Я смотрела на него, и не могла отвести взгляд. Против беспечной фривольности Анри – неизменная подтянутость и строгий костюм. Я уже почти забыла, что нормальные мужчины носят шейные платки, застегнутые на все пуговицы жилеты, сюртуки и парадные фраки.
– Лорд Фрай.
Если бы голосом можно было резать металл, Анри бы хватило одного короткого слова на самое прочное литье.
– Как вам Лигенбург? Заметил, вы со многими подружились.
– Вы очень наблюдательны.
– Каюсь. То, что вам оказали столь теплый прием, целиком и полностью ваша заслуга.
– Ваша любезность не знает границ.
Учтивый тон, но разговор больше напоминал дуэль. От воображаемых шпаг искры летели в разные стороны, заставляя даже меня чувствовать их обжигающие уколы. Да что с ними такое?
– Господа, прошу всех в дом! – донесся громкий голос лакея. Шуршание платьев, взволнованные голоса дам – вот-вот начнется бал, а после состоится легкий ужин.
– Вы позволите пригласить вашу жену на первый танец?
– Если она того пожелает.
– Миледи?
После той ссоры я буду счастлива избавиться от общества мужа хотя бы на несколько минут.
– Буду рада.
Анри передал мою руку лорду Фраю и направился к дому. Недовольным он не выглядел, равнодушная насмешка в глазах была адресована не кому-то из нас, скорее, миру в целом.
Я смотрела ему вслед, испытывая странную досаду. Ему что совсем безразлично, что я так легко согласилась танцевать первый танец с другим? С мужчиной, которого он называл прихвостнем Винсента и которого даже записал мне в любовники?
– Что-то случилось? – Альберт внимательно смотрел на меня.
Я покачала головой.
– Просто не выспалась.
Мы направилась в зал: перед глазами замелькали разноцветные шелка, бледно-голубые стены с росписью под самым потолком и начищенный до блеска паркет. Вокруг царило радостное возбуждение, стоило музыке расплескаться по залу, как барон и баронесса Мэрринг открыли бал. Следом за ними в танец влились Грэгори и Айрин, а затем остальные. Пары кружились по залу, а среди них и мы. Анри снова пригласил леди Джейн и был полностью увлечен партнершей. Я то и дело поглядывала в их сторону, но он на нас не смотрел.
– Ваш муж занимательный человек.
Занимательнее некуда. Стоит вспомнить наш разговор в ванной – и внутри все сжимается. Этому занимательному человеку невдомек, что отец не стеснялся воспитывать меня совсем не джентльменскими методами, и что шрамов не осталось только благодаря исцеляющей магии армалов. Они сошли не сразу, но сошли – спасибо Винсенту, его терпению и целебным узорам. Вот только если с кожи шрамы можно свести, то с сердца уже не получится. Я до боли закусила губу.
Все поплыло, стоило вспомнить одуряюще сладкое чувство растянутости и движений внутри. Когда его рука скользнула ниже, а ладонь прошлась между чувствительных складок – горячих и влажных, я содрогнулась. Анри меня растягивал, но боли не было. Только нарастающий жар да искусанные губы, чтобы не стонать в голос. Его пальцы все еще были во мне, когда я почувствовала прикосновение горячей головки ко входу. Ох, как же это было… безумно. Грязно, мерзко, хорошо! Он входил в меня, медленно вынимая пальцы, заполняя меня собой. Я забыла, что нужно дышать, больно было самую капельку, но эта искра погасла, стоило ему легко качнуть бедрами.
Вперед – назад.
– Какая же ты узкая, Тереза, – шепотом мне на ухо, – и такая горячая.
Меня затрясло, я даже не сразу поняла от чего. Сочетание этих грязных слов, с неспешными движениями внутри?
Вперед – назад.
– Вас… это заводит? – Я бессильно вцепилась в простыню, когда он погладил чувствительный комочек между ног – легко, подушечками пальцев.
– Что именно?
Вперед – назад. Одуряюще медленно, но так сладко!
– Ваши игры. Все эти… грязные словечки.
– Достаточно того, что они заводят тебя, – Анри коснулся губами виска, снова подаваясь вперед. – А меня заводишь ты, моя сладкая девочка.
От того, как это было сказано – низким, хриплым, дрожащим от желания голосом, мозг сжался до размеров горошины. Движение назад потянуло низ живота сладким спазмом – увы, недостаточным, для разрядки. Выносить эту пытку больше не было никаких сил, я застонала в голос, а потом прорычала, вцепившись ногтями в подушку:
– Да сделайте это уже!
– Что – это?
Я перехватила его плывущий взгляд, а пальцы, только что откровенно ласкавшие меня, прошлись по моим губам, заставляя чувствовать вкус моего желания – слегка сладковатый и терпкий. Пусть делает, что хочет. Ниже падать все равно уже некуда, а если он продолжит в том же духе, мне грозит помешательство от перенедонаслаждения. Анри наклонился ко мне, почти вплотную, и я прошептала ему в губы:
– Возьмите меня.
О, как полыхнули его глаза – только ради такого нужно было сказать! Вместо ответа он подхватил мои ноги, заставляя повыше подтянуть колени. Д-да-ааа, оно того стоило – хриплый стон и ощущение его длины и силы безумно глубоко. Он ласкал меня везде, я стонала и бесстыдно двигала бедрами, подстраиваясь под резкие, мощные движения. Никогда не думала, что это может быть настолько приятно: сжиматься сильнее, кричать, смешивая свой голос с его хриплым дыханием, содрогаться от пульсации члена и дрожать от затопившего наслаждения – начинающегося от какой-то безумно чувствительной точки внутри, расходящейся по всему телу и накрывающего с головой. Я точно превратилась в тетиву или струну – напряженная, дрожала до тех пор, пока пружина не лопнула и сладкие волны не отступили, принося за собой мягкую истому.
Мокрая как мышь, я стекла на простыни, а точнее в сильные руки мужа. Что бы там вчера ни случилось, он полностью здоров. Браслет на моей руке сиял подобно начищенному до блеска анталу или золотому слитку в солнечных лучах.
– Теперь вы меня отпустите?
– Ты неисправима, – он поцеловал меня в шею. – Отпущу, только сначала примем ванну.
– В вашей ванне либо я и вода, либо я и вы. Или вы собираетесь меня тряпочкой протирать?
Я вывернулась из его рук, села на постели и вызывающе сложила руки на груди. Даже если я буду плавиться в ваших объятиях, для меня это ничего не меняет! Вот только ему на это наплевать! Смотрит на меня и улыбается, довольный, как… как…
«Как мужчина, который только что получил все, что нужно».
Чем я вообще думала, спрашивается? Ведь он же делает все, чтобы меня не отпустить. Если я от него понесу, получить развод будет проблематично, тут даже Винсент мне не союзник. Идиотка, идиотка, идиотка! Нельзя его вообще к себе подпускать, пока Луиза не раздобудет мне зелье. Я с силой выдернула простыню, замоталась в нее и отодвинулась на край постели.
– Можете не рассчитывать на то, что увезете меня в Вэлею, – хмыкнула я. – С приплодом или без, по своей воле я с вами не поеду!
Лицо Анри потемнело. Муж стремительно поднялся, подхватил меня на руки и, как была, в простыне, вынес в коридор. Шагал он тяжело, но достаточно быстро.
– Решили выбросить меня на улицу в таком виде?
На меня метнули свирепый взгляд.
– Лучше молчи.
– Не то что?
– Не будь ты женщиной, я бы тебе объяснил.
– Не будь я женщиной, мы бы с вами не оказались в такой ситуации.
Из его груди вырвалось что-то похожее на рычание, дверь в ванную он толкнул плечом, без труда удерживая меня поперек туловища одной рукой, рывком включил кран, наклонился, чтобы заткнуть сливное отверстие. Перед глазами маячила черно-белая напольная плитка и уголок ванной – действительно крохотной, в ней даже ноги толком не вытянешь. Я пыталась брыкаться, но Анри держал крепко. Мерзавец, гад, негодяй! И ведь даже вслух не выругаешься – сбегутся слуги в количестве целых трех человек! Вместо этого я вцепилась ему в руку так, что из-под ногтей выступила кровь.
– Пустите, – прошипела я еле слышно, – пустите, не то…
Анри разжал руки, и я приземлилась в ванную, подняв тучу брызг. Вода смягчила падение, но она же и впилась в тело иголками – холодная, просто ледяная, заставляя на мгновение лишиться дара речи.
– Остынь.
Сложенные на груди руки и насмешливая улыбка.
Остынь? Остынь! Ах ты…
Я вцепилась в бортик, чтобы не поскользнуться, резко встала. С меня текло, простыня облепила тело. Дрожа то ли от холода, то ли от ярости, я вылезла из ванной, подхватила первое, что попалось мне под руку – тяжелую полупрозрачную мыльницу, разрисованную черно-белыми узорами, и запустила в него. Анри отклонился легко, не меняясь в лице, звук удара о стену напоминал выстрел. Осколки посыпались на пол, а он в два шага преодолел разделяющее нас расстояние. Мне даже отступать было некуда, за мной – бортик ванной. Глаза сверкали обжигающим золотом, пальцы жестко сомкнулись на моем подбородке. Не без удовлетворения я отметила на запястье кровоточащие следы от ногтей.
– За каждую следующую разбитую в этом доме вещь отдуваться будет твой прелестный зад. Надеюсь, ты меня услышала.
Я вспыхнула что маков цвет. Воспоминания обрушились, затопили сознание, растеклись по телу призрачной болью. Я почти почувствовала холод камня под ладонями, пробегающий по спине озноб перед первым ударом. Говорят, к любой боли можно привыкнуть, но дело было не в розгах. Не в дурацком свисте рассеченного воздуха и не в расцветающем на спине ожоге – с помощью магии наказание можно сделать гораздо более изощренным. Унижение, ожидание – стоять перед отцом с обнаженной спиной и думать о том, что тебе предстоит… Иногда я могла стоять так полчаса. Иногда час, в зависимости от его настроения. И отчаяние – я никогда, ни разу за всю свою жизнь не разглядела в глазах отца ни сострадания, ни сожаления. Я была для него экспериментом, чудом, непонятной аномалией, которая по какой-то причине появилась на свет. Поклясться могу, он каждый день задавался вопросом: «Почему?» Почему, если уж силе некромага суждено было проявиться так ярко, это случилось не с Винсентом. Почему, если кому-то суждено было умереть во время родов, это была не я, а мой брат-близнец.
После смерти отца я думала, что такое больше не повторится, но он умудрился оставить мне подарочек. Мужа, который во что бы то ни стало хочет сделать меня своей собственностью, даже если ради этого придется сделать мне детей. Хочет себе маленьких золотых монстров? Таких же, как он сам!
Я сжала кулаки.
– Вы не посмеете тронуть меня и пальцем.
– А ты проверь, – Анри подался вперед – так, что мои стоящие от холода соски прижались к его обнаженной груди. Он подхватил со столика пузырек с солью и вложил мне в ладонь. Я встретила его взгляд и холодно улыбнулась. Меня трясло всю – от пяток до корней волос, но как бы ни было велико искушение грохнуть эту склянку об пол прямо у него перед носом, рука опустилась сама собой.
– Вы мерзавец, – прохрипела я, возвращая соль на место.
– Советую вспоминать об этом всякий раз, когда собираешься показывать характер.
Он резко развернулся и вышел, оставив меня одну. Потянуло сквозняком, я подбежала к двери, с силой захлопнула и прислонилась к ней спиной. Перед глазами плавало окно с плотным непрозрачным стеклом, оставшиеся в живых склянки и крохотная курительница – все они ютились на столике рядом со сложенными стопкой полотенцами. Ванна на массивных чугунных ножках тоже покачивалась вдоль пола, словно невидимый великан двигал ее туда-сюда. Сердце билось о ребра, как птица о прутья клетки: кажется, мы только что перешагнули рубеж, за которым отступать уже некуда.
Глава 18
Украшающие арку апельсиновые ленты трепетали, стебельки оранжевых лилий дрожали на ветру. От набегающих туч стремительно темнело. Грэгори Вудворд – невысокий и довольно-таки привлекательный мужчина, если не считать наметившейся лысины, надел невесте кольцо. Дамы восхищенно завздыхали, по саду пронесся шум, напоминающий налет гигантских бабочек, леди Айрин опустила глаза и мило улыбнулась. Ее матушка прикладывала платочек к глазам, а отец сиял: еще бы, барон, а выдал дочь за графа.
У меня это действо не вызывало ни малейшего восторга с самого начала. Особенно учитывая то, что чуть поодаль стоял Альберт. После нашего разговора в гостиной я избавилась от своих надежд как от старого тряпья – решительно и безжалостно, но стоило нашим взглядам встретиться, сердце снова сорвалось в галоп. Он смотрел так пристально и внимательно, как никогда раньше. Почему? Разве мы не все обсудили?
– Будущая графиня чем-то похожа на невесту твоего брата.
Холодный голос Анри отрезвил, заставил вернуться в реальность. Гости поздравляли виновников торжества, и мы тоже направились к ним.
– Неужели?
– Присмотрись.
Я последовала его совету: да, леди Айрин рыженькая, но цвет волос не такой яркий, как у Луизы, к тому же, она немногим пышнее, разве что ямочки на щеках действительно напоминают мою будущую сестру. Ее улыбка тем не менее казалась приклеенной к лицу, положив руку на локоть графа, она кивала подходящим, принимала поздравления, но глаза оставались грустными. Возможно, потому, что жених старше ее лет на двадцать.
– И тоже не в восторге от выбранного отцом супруга.
И об этом уже знает!
Да, у Луизы и Винсента поначалу не заладилось. Она отказалась за него выходить, больше того – сделала это прилюдно и причинила ему боль. В обществе появился лишний повод для сплетен: их имена трепали во всех газетах, он же старательно делал вид, что для него расставание с Луизой не значит ровным счетом ничего. Но я хорошо помню, как он выбирался в лес и пропадал там часами. Только всполохи боевой магии армалов над деревьями полыхали. После таких прогулок он возвращался в Мортенхэйм не человеком, а тенью. Я хотела бы забрать эту боль, но Винсент в те месяцы никого к себе не подпускал. Даже меня. И тогда я сделала единственное, что могла – возненавидела эту своенравную девчонку.
– Находите это забавным?
– Отнюдь. Просто некоторые женщины предпочитают вселенские драмы возможности узнать человека, с которым их свела судьба.
Я хмыкнула и взглянула на него – только инея на губах не хватает для полноты картины. Несмотря на солнечную внешность, внутренний холод Анри – нечто невероятное. Умеет обдать так, точно ты зимой в озеро окунулась.
– Возможно потому, что в Энгерии мнение женщины мало кого волнует.
– Или потому, что в несчастье есть своя особая прелесть.
Я приподняла брови.
– Объяснитесь, милорд.
– Легко. Несчастному человеку прощается все, со счастливого спрос иной.
Мы наконец-то поздравили будущих супругов и отошли. День сегодня выдался ветреный, длинные волосы то и дело прилетали в глаза, приходилось постоянно их убирать. Ничего не поделаешь, Анри настоял, чтобы я не делала высокую прическу, в итоге мы с Мэри соорудили нечто сносное, хотя и слишком миленькое для меня: две пряди обрамляли лицо, еще несколько были подхвачены на затылке заколкой, но остальные свободно струились по плечам и спине.
– Граф. Миледи. – К нам приблизился Альберт.
Времени прошло всего-ничего, раньше мы могли не видеться и того дольше, но сейчас словно минула целая вечность. Я смотрела на него, и не могла отвести взгляд. Против беспечной фривольности Анри – неизменная подтянутость и строгий костюм. Я уже почти забыла, что нормальные мужчины носят шейные платки, застегнутые на все пуговицы жилеты, сюртуки и парадные фраки.
– Лорд Фрай.
Если бы голосом можно было резать металл, Анри бы хватило одного короткого слова на самое прочное литье.
– Как вам Лигенбург? Заметил, вы со многими подружились.
– Вы очень наблюдательны.
– Каюсь. То, что вам оказали столь теплый прием, целиком и полностью ваша заслуга.
– Ваша любезность не знает границ.
Учтивый тон, но разговор больше напоминал дуэль. От воображаемых шпаг искры летели в разные стороны, заставляя даже меня чувствовать их обжигающие уколы. Да что с ними такое?
– Господа, прошу всех в дом! – донесся громкий голос лакея. Шуршание платьев, взволнованные голоса дам – вот-вот начнется бал, а после состоится легкий ужин.
– Вы позволите пригласить вашу жену на первый танец?
– Если она того пожелает.
– Миледи?
После той ссоры я буду счастлива избавиться от общества мужа хотя бы на несколько минут.
– Буду рада.
Анри передал мою руку лорду Фраю и направился к дому. Недовольным он не выглядел, равнодушная насмешка в глазах была адресована не кому-то из нас, скорее, миру в целом.
Я смотрела ему вслед, испытывая странную досаду. Ему что совсем безразлично, что я так легко согласилась танцевать первый танец с другим? С мужчиной, которого он называл прихвостнем Винсента и которого даже записал мне в любовники?
– Что-то случилось? – Альберт внимательно смотрел на меня.
Я покачала головой.
– Просто не выспалась.
Мы направилась в зал: перед глазами замелькали разноцветные шелка, бледно-голубые стены с росписью под самым потолком и начищенный до блеска паркет. Вокруг царило радостное возбуждение, стоило музыке расплескаться по залу, как барон и баронесса Мэрринг открыли бал. Следом за ними в танец влились Грэгори и Айрин, а затем остальные. Пары кружились по залу, а среди них и мы. Анри снова пригласил леди Джейн и был полностью увлечен партнершей. Я то и дело поглядывала в их сторону, но он на нас не смотрел.
– Ваш муж занимательный человек.
Занимательнее некуда. Стоит вспомнить наш разговор в ванной – и внутри все сжимается. Этому занимательному человеку невдомек, что отец не стеснялся воспитывать меня совсем не джентльменскими методами, и что шрамов не осталось только благодаря исцеляющей магии армалов. Они сошли не сразу, но сошли – спасибо Винсенту, его терпению и целебным узорам. Вот только если с кожи шрамы можно свести, то с сердца уже не получится. Я до боли закусила губу.
