АННОТАЦИЯ
В деревне Ручейки что-то происходит. Нечисть, ведьмы и тому подобное: селянам вот даже жалобу в инквизиторский отдел пришлось подавать! И разобраться в этом предстоит ведьме Агате и инквизитору Константину.
Вот только Агате надлежит защитить обвиняемую в преступлении ведьму, а Косте – как раз наоборот. Чтобы выяснить, что на самом деле происходит в Ручейках, героям волей-неволей придётся объединить силы.
Примечание: бешеных страстей и острого противостояния характеров не предусмотрено! Будет мило и симпатично. И не говорите, что вас не предупреждали.
ГЛАВА 1. Щенки
(Агата)
Вопреки ожиданиям, первая миссия Агате досталась довольно-таки скучная. Ну вот не для того она в ведьминой школе протирала юбку на лавке, не для того получила диплом защитницы, чтобы ехать в какие-то унылые, скучные Ручейки! Выручать предстояло даже не настоящую ведьму, а гадалку. К таким у всех, кто хоть сколько-то магией владел, отношение было пренебрежительное. Но по реестру гадалка вроде как была «наша», то есть относилась к колдовскому ковену, и деваться от её защиты Агате Кириной было некуда. Подробностей ей не давали, только сказали «дело там несложное». Надо было приехать, разобраться, провести расследование и выстроить линию защиты.
В электричке Агата с радостью отметила, что народу пока немного. Поезда и электрички она любила. Нравилось ей глазеть в окошко на мелькающие поля и леса, домишки и станции, пригорки, стада и всё остальное. Поездки настраивали её на особый лад, какой-то очень романтический и немного меланхоличный. Жаль только, что ехала она не одна. Едва поезд тронулся с места, как напротив сел молодой парень, плюхнув рядом с собой на сиденье объёмистый баул. Маленький спортивный рюкзачок он оставил на коленях.
– Привет, – сказал парень. – Куда едешь?
Агата не ответила, только дёрнула плечами, показывая, что не расположена болтать с незнакомыми парнями, даже если у них рыжий чуб смешно торчит над высоким чистым лбом и серые глаза так и светятся задором да весельем. Симпатичный, в общем, парень. Наверняка не из сельской местности, вон какой модный рюкзачок себе отхватил – то ли в команде какой-то числился, то ли в магазине «Спортивная жизнь» отстоял очередь…
Почти сразу после того, как электричка поехала, в вагоне возникли пухловатый контролёр и худощавый милиционер.
– Билетики предъявим, – сказал контролёр.
– Документы готовим, – вторил ему милиционер.
– Видишь, какие мы подозрительные личности, – подмигнул Агате парень и протянул милиционеру паспорт.
– Билет до Ручейков, – сказал контролёр как будто бы тревожно.
– По какой надобности едете в Ручейки, граждане студенты? – спросил милиционер с недобрым весельем.
– Мы не вместе, – Агата смерила быстрым взглядом своего попутчика. – Я вообще по работе. В командировку.
О, как же солидно это звучало: «командировка»! А так-то даже жить пока негде, и если придётся задержаться больше, чем на день, придётся по дворам ходить, искать комнату…
– Я тоже работать, – сказал парень. – А что, в Ручейки нельзя по работе?
– В Ручейках нынче неспокойно, – возвращая документы, ответил милиционер. – Студентов понаехало, хулиганят. Пр-рактиканты, – добавил, будто ругательство. – Счастливого пути.
Контролёр засеменил за ним. Стайка ребят лет четырнадцати-пятнадцати, хихикая и шушукаясь, упорхнула в соседний вагон. Почуяв неладное, контролёр устремился за ними.
– Значит, нам по пути, – сказал парень спокойно. – Я, если что, Костя.
– Рада за вас, молодой человек, – ответила Агата и огляделась по сторонам, куда бы пересесть. Но как на зло, места у окошек были все заняты. К тому же приближалась небольшая станция, Деминская, а там могли набежать туристы. Тут встанешь – там уже не сядешь, и придётся до пятьдесят третьего километра или даже до Зазоров ехать стоя.
– Рюкзак твой закинуть? – спросил Костя, вставая и засовывая свой баул на сетчатую полку над окном.
– Не трогай, – огрызнулась Агата.
– Прости, я уже пару раз за него задел, но если хочешь, могу отряхнуть, – усмехнулся парень.
Она не удержалась и тоже улыбнулась.
Всё-таки он был довольно славный, этот спортсмен или кто он там с его рюкзачком. Из тех, кто не зануда-отличник и в то же время не хулиган-безобразник.
– Но рюкзак всё же не убирай, – сказала Агата. – У меня там термос и бутерброды.
– О, – обрадовался Костя. – Это весьма кстати! А у меня пирожки. Бабушкины. Варёных яиц и огурцов только не хватает – классика поездов.
– И курицы, – засмеялась Агата. – Но нет, яйца и курица – это для плацкарта.
– А для купе?
– А для купе вагон-ресторан, – авторитетно заявила девушка. – Только я никогда в купе не ездила. Мы даже до Таврики в плацкарте ехали.
– И как там Таврика? – поинтересовался Костя, доставая из своего рюкзачка полиэтиленовый мешок.
В нём, отдельно завёрнутые в вафельное полотенчико, ждали своего часа жареные пирожки. Запах пробивался сквозь все преграды.
– Круглые с мясом, длинные с картошкой, – сказал парень.
Бутерброды Агаты тоже не подкачали. Колбаса была не какая-нибудь там, а настоящая полукопчёная, нарезанная толстыми аппетитными ломтиками. И сыр с дырочками.
– И с той поры началась у них совсем другая жизнь, – сказал Костя.
Агата налила ему чай в эмалированную кружку, а сама, обжигаясь, стала прихлёбывать из жестяной крышечки термоса.
– Сладкий, – жмурясь, протянул Костя. – Как поцелуй.
И вприщур посмотрел на Агату. Та сделала вид, что и не заметила, и не расслышала. За пирожками и немудрено: у неё, наверно, за ушами трещало. С картошкой были самые лучшие. Или всё-таки с мясом?
К концу трапезы остался один длинный пирожок и один большой красивый бутерброд.
– Давай разделим, – предложил Костя. – Сейчас разломаю…
– Так вон же у тебя нож, – кивнула Агата на рукоять, видневшуюся из его сумки.
– Это не такой нож, чтобы им что попало резать, – парень тут же спрятал рукоятку поглубже и разломил пирожок пополам.
Но с бутером было не всё так просто. Пришлось Агате лезть и доставать свой рюкзак. В нём в боковом кармане она нашла свой любимый перочинный нож с белкой на роговой рукоятке. Аккуратно разрезав бутерброд, она торжественно передала парню половину. Он с полупоклоном протянул ей полпирожка.
– Преломление хлеба, – сказал с усмешкой.
– И совместное распитие, – прыснула Агата в полупустую крышку от термоса. – Не боишься, что это всерьёз будет считаться за ритуал?
– А пора бояться? – с серьёзным лицом спросил Костя.
– Тебя не учили бояться незнакомцев, да? – Агата сделала страшную рожицу. – Рыжих, страшных незнакомых дядь и тёть.
– Я сам рыжий, – хитро сказал Костя.
– Сочувствую, – засмеялась девушка. – Не знаю, как тебя, а меня в детстве дразнили.
– Рыжей-рыжей-конопатой? Или рыжей-бесстыжей? Ну, ты, может, заслужила.
– Тебе разве не доставалось?
– Немного, – уклончиво ответил парень.
– Хочешь, догадаюсь, зачем ты едешь в Ручейки? – спросила Агата. – Уже середина августа, уже все с летней практики домой возвращаются, так что ты точно не студент. Ну и вообще с учёбой это не связано…
– Вообще-то связано, – начал Костя.
– Не мешай, – она прищурилась, пытаясь разглядеть что-нибудь интересное в ауре парня: подсказку или знак. Но аура была ровная и похожая… на стену. Чёрт, да он, похоже, умел ставить защиту. – Тебе не больше двадцати пяти, скорее даже – двадцать три. У тебя модный рюкзак, но старые брюки. Тёмная рубашка, олимпийка… Ты учитель физкультуры! В деревню едешь немного заранее, чтобы обжиться. Да?
– А ты что, литературу едешь преподавать? Будешь детям рассказывать о детективах сэра Игнасиуса Ронана Дэйла?
– Такое даже на внеклассном чтении не читают, – вздохнула Агата. – Но нет, я в командировку по служебному делу. Я защитник.
Костя прищурился, посмотрел на Агату каким-то странным, долгим взглядом, потом молча отвернулся к окну.
– Что? Вспомнил какой-нибудь особо ужасный детектив? – спросила девушка язвительно.
– Вспомнил, – сказал он. – Только не Ронан Дэйла, а Клариссу Мэллоун.
– Где взял? – жадно спросила Агата. – В нашей студенческой библиотеке её не сыщешь!
– Зато в нашей бывает, – ответил Костя словно бы нехотя.
– Ух ты, – оживилась девушка. – Слушай, когда сможешь раздобыть Клариссу Мэллоун, ну вот хоть что, любую книгу, позвони мне, я всего на пару дней у тебя возьму почитать. Ладно? Я быстро читаю!
– Я же буду в Ручейках, а библиотека останется где и была – там, в Краснокаменке, – напомнил Костя. – Забыла? Буду в школе: учителем физкультуры и заодно трудов.
– Ну и сиди там до пенсии, – огорчённо сказала Агата. – Как будто кого-то три часа на электричке сильно заботят. Как будто каникул не бывает. Как будто ты к своим ездить не будешь! И вообще!
– И вообще что? – спросил парень. – Я даже понятия не имею, есть ли в Ручейках телефон.
– Есть, конечно. У председателя и на почте. Иначе откуда бы нам позвонили, что…
Тут Агата осеклась.
– Что? – спросил Костя и вдруг посмотрел совсем уж пытливо, пристально.
Как инквизитор на допросе.
Девушке стало не по себе.
– Ничего, – ответила она.
Болтать как-то враз расхотелось, и она принялась глазеть в окно. И в итоге они доехали до Ручейков практически в полном молчании. Когда выходили, Костя понёс вместе со своими вещами и рюкзак Агаты, но она его потом молча забрала обратно. Даже не позволила помочь вскинуть рюкзак на спину.
Электричка уехала, на станции никого не осталось. Впрочем, село было недалеко, весь как на ладони просматривалось с дощатого перрона.
– У тебя есть где заночевать? – спросил Костя, идя рядом с Агатой по пылящей под кедами грунтовке.
Она только покачала головой.
– Найду! – сказала безнадёжно. – Поспрашиваю у родни или друзей той женщины, чьей защитницей я буду.
– А что значит «защитница»? – запоздало спросил Костя. – Адвокат?
– Примерно, – уклонилась от прямого ответа девушка. – Ну, приблизительно.
– А я в местный клуб, – сказал парень. – Временно. Если не найдёшь, куда приткнуться, можешь пойти туда. У меня есть спальник!
– Хочешь сказать, что мы с тобой… в одном спальнике? – хохотнула Агата и с удовольствием отметила, что Костя покраснел. – Да нет уж, я как-нибудь без этого переживу. Лето на дворе, можно и на улице переночевать, на лавочке.
– Август, – многозначительно сказал Костя.
– Что – август?
– Ночи холодные. Долгие. Простудишься. А спальник я предлагал тебе в личное пользование. Без-воз-мезд-но. То есть даром!
– Понятно, – сказала Агата.
Дорога по обеим сторонам уже украсилась огородами, домишками, сараями да амбарами. Чуть поодаль высилась башенка элеватора.
– Красота, – без особого энтузиазма сказал Костя.
– Ну, пока, – попрощалась Агата, когда они дошли до центра деревни.
Тут был и клуб, и сельсовет, и сельпо с распахнутыми настежь рыжими дверями. Всё вокруг выглядело неплохо – улицы аккуратные, заборы крашеные, бродячие собаки не бегали с голодными глазами. От пруда ровным строем маршировали гуси, белые с оранжевыми носами, под предводительством огромного серого гусака.
«Как пионеры, – подумала Агата. – А серый – вожатый!»
Вожатый, будто осознавая важность своей миссии вести всегда готовых к какой-то цели – наверное, к кормушке! – повернул к ведьме голову и опасно зашипел.
– Цыть, – сказала Агата дурашливо и, оглядевшись по сторонам, убедилась, что никто не видит. А тогда достала из кармана небольшой травяной комочек и бросила гусаку.
«Скажи, где дом местной ведьмы!»
Он охотно поймал угощение и вытянул шею. Хлопнул крыльями и доложил:
– Га-галина Спивакова! Улица Прогресса, дом га-га!
– Какой дом?
– Га-га-два!
– Два или двадцать два?
– Га-га, – очевидно, всё-таки это был номер два.
– Спасибо, серенький.
– Го-гоша!
– Гогоша? Ну хорошо. А я Агата!
– Ага-гата! Агата! Ага-гата!
Гусю понравилось имя. Он повторял его снова и снова, ведя «пионеров» домой.
Щурясь на яркое солнце, девушка проводила вожака взглядом и пошла искать улицу Прогресса.
(Костя)
«Щенки». Так их называл Командор.
«Щенки» были, конечно, разные, кто спокойный, кто нервный. Случались брехливые и даже трусоватые. Но все они были зубастые ребята. Что называется, «палец в рот не клади».
Их учили слушать. Учили выполнять команды: от «голос» до «умри». Учили жить и умирать ради высшей цели. Они давали присягу под портретами Вождей.
Из щенков вырастали псы, которые с радостью служили стране.
Кто-то говорил, что страна доживает своё. Кто-то спорил, что ещё поживёт. В светлое будущее уже не шли строем, а пытались с опаской заглянуть поодиночке. Но Псы Вождей продолжали хватать за пятки тех, кто вредил людям. Как в старину, когда они звались Псами Господними.
Двадцатичетырёхлетний Константин «Векша» Белкин никак пока на пса не тянул. Да и не стремился. По правде, нравились ему больше всякие лисы и белки, да и лес он любил. В кружке по туризму всегда получал грамоты за достижения, особенно за спортивное ориентирование.
В лесу ещё водились ведьмы. Старые, не сказать древние. Ещё царя Гороха небось помнили или самого Берендея. Со старыми вот и бывали проблемы! Молодых ведьм нарочно выискивали, вносили в специальные списки, воспитывали так, чтоб не вздумали вредить, а приносили бы только пользу. Они вырастали и служили человечеству. Многих ведьм вербовали для внешней разведки, ну а что? У них было полно талантов! Но старые – другое дело.
К такой вот ведьме в село Ручейки и направили его, получившего первое задание щенка.
Жалобы на пришлую ведьму приходили из Ручейков неоднократно, но сначала ведьма не причиняла односельчанам никакого вреда. Поселилась на окраине, привела в порядок домишко, приторговывала целебными травками и зеленью со своего огорода. Жаловались на неё в основном пожилые женщины, которым «не помогло», да ещё сельский поп. Всё ему не нравилось в приезжей женщине, и писал он старательно, без ошибок, столько, что ведьмину биографию можно было по его запискам изучать.
К примеру, выяснил он, что раньше женщина жила в Подсолье и в Малых Курочках, а потом переехала в соседнее с Ручейками село и уже оттуда перекочевала в соседки к Бажановой Ксении и Николаю Алтыну. И что тот Алтын сразу заподозрил недоброе, тем более, что у него дочка на выданье, а у ведьмы глаз дурной, чёрный. Писал батюшка вдохновенно, литературный стиль ему был не чужд. «В тридцать седьмом письме хочу живописать новое преступление ведьмы Галины С. против народа и религии. Прошла она дворами за часовню, да и выплеснула там свои помои, при этом зловеще хохоча и поводя глазами чёрными, и кто встречался с нею взглядом – тот бежал прочь, опасаясь порчи и сглаза. Только в церкви и видели своё спасение!»
«В сороковом письме сообщаю, что Игорь Лопаткин выдернул из грядки молодую морковь, обтёр её полой да съел, а после выпил ведьмина отвара от поноса. Да так это ведьмовское зелье на него подействовало, что аж кишки чуть не выпростал из себя. Три дня несло Лопаткина. На четвёртый увезли в райцентр, в больницу»
Дурной глаз и расстройство кишечника якобы из-за противопоносного травяного сбора – это, знаете ли, не то, ради чего надо отправлять в Ручейки дознатца. Молодой морковью прямо из земли можно и целую роту солдат обрадовать так, что по всей части треск и зловоние будет неделю стоять. Над письмами и попом, да другими деревенскими в отделе следственном смеялись, а новые доносы читали со смехом.
