Упущенные фразы потерянных моментов
Мелькают в памяти затертой кинолентой.
Красный
Осень дает прикурить. И я закуриваю.
Иду по ржавчине листьев сквозь сумрак Пристолицы. Возле бара галдят люди. Пахнет сырой землей и кленом.
Я тушу окурок об ладонь. Пепел, как напалм, прожигает кожу. Физическая боль на мгновенье позволяет забыть о душевной. Я смотрю на запястье и тереблю обугленную фенечку. В памяти вспыхивают языки пламени.
Я спотыкаюсь и падаю – грязь брызгает в лицо. Пальцы что-то нащупывают. Монетка. Ее очерчивает синий контур. Я беру червонец, хоть и знаю, что он достанется ему.
Синий
Он падает одновременно со мной. У него такие же темные волосы и глаза. Он одет в то же пальто, так же пахнет и так же смотрит на мир. Я причина всех его бед. Он причина моего счастья. Счастливчик.
Он это я.
Он забирает десятку и кладет в карман одновременно со мной. Вот только в моем кармане пусто. Счастливчик вытирает лицо, поднимается и уходит. Мы делаем это синхронно. Мы все делаем синхронно. Каждое движение, каждый вдох, каждое слово.
Но мыслит он по-другому:
– Нас опять вышвырнули! Все из-за тебя! Ты разрушаешь мою жизнь, чертов паразрит!
Красный
Жить в двух реальностях – это как играть в игру «Найди десять отличий». И первое отличие – это цвет.
Я истерично смеюсь и прикрываю лицо ладонью. Забавно, что я раньше об этом не думал. Два слоя: красный и синий – как будто я ношу стереоочки. Когда я смотрю двумя глазами, я не замечаю контур. Но стоит прикрыть один, как все линии окрашиваются в определенный цвет. Вот и приходится постоянно подмигивать, чтобы понять, что в каком мире творится.
А ведь еще двадцать минут назад я работал официантом, пока в очередной раз не напутал с заказом. Двое посетителей имели синий контур. А значит, находились только в мире Счастливчика. Принес бы я им заказы или нет, один из нас все равно бы ошибся.
Я достаю из-за пазухи портвейн и выпиваю залпом. Теплые струи скользят по шее. Улица размазывается, как картина, залитая спиртом. Я шатаюсь из стороны в сторону, будто не знаю, на каком боку хочу уснуть.
В зубах дымится фильтр. Я выплевываю его, достаю из кармана пачку «Smoking kills» и прислоняю сигарету к губам. Они как кислородные баллоны, необходимы для передвижения по зараженным осенью улицам.
За гаражами раздаются прерывистые смешки. Трое парней поочередно дышат из дырявой бутылки. Один напоминал Гремина. Хотя в таких потемках я мог и ошибиться. Неужели уже месяц прошел? Я разворачиваюсь и иду прочь.
Синий
– Ян, брателла, стопэ! – раздается сиплый голос.
Я ускоряю шаг. Сплетаются ноги: они вялые, как водоросли. Я валюсь на стоящую по пути лавку. Ко мне приближаются три силуэта, и один из них произносит:
– Тебя кто так приложил?
– Сам приложился. – Я достаю портвейн и демонстративно делаю глоток.
Мигающий фонарь освещает лицо собеседника. Я не ошибся – это Гремин.
– Давай лучше это бахни. За счет заведения. – Он протягивает бутылку с дымом.
– Заведение «За гаражами». Я завязал с такими.
Он давится смехом. Мелкий и худющий, с красными глазами. А вот двое парней рядом с ним делают переулок теснее, а их басистый смех звучит карикатурно по-злодейски, от чего вся троица еще больше впадает в истерику. Гремин перестает смеяться и говорит:
– У меня есть кое-что покруче. Достать почти нереально. Зацени, это вещество в каждом из нас есть. Его называют молекулой духа. Оно в организме вырабатывается при рождении и смерти, и даже во время сна. Можно свое тело со стороны увидеть, как при клинической смерти. А если повезет, то даже сможешь испытать смерть эго. Увидеть, что за гранью. Кайфа от него никакого, зато опыт незабываемый. Как раз для таких философов, как ты.
– С меня и так достаточно смертей. И да, денег у меня все еще нет.
– Ладно, дружище, крепись, а я снова тебя выручу. – Он отсчитывает пять тысяч и протягивает Счастливчику. – Вот, держи.
Я еще тот долг не вернул. Но где мне еще достать денег? Меня вышвырнули отовсюду.
Счастливчик всматривается в купюры «Билет банка приколов». Гремин смеется и достает нож.
– Я мог бы выбрить тебе почку, но дам тебе отсрочку, – он делает паузу, и гопники смеются, как гиены. – А в школе затирали, поэтом не бывать. Ладно. У тебя есть шанс превратить trash в cash, так что цепляй и вали. И жди звоночка.
Счастливчик тушит бычок об ладонь и уходит. За двадцать минут он добирается до дома. В моей голове раздается голос:
– Давай! Скажи, что тебе тоже нелегко. Вот только на кой ляд ты мне уперся? Это я тебе нужен! Я!
– Ты? Шибко надо. Мне нужен твой мир. Мне нужны они.
Красный
Я смотрю на синюю фенечку на руке Счастливчика. Обрывки воспоминаний вгрызаются в сердце.
Помню, как сидел у себя и играл на гитаре вместе с Таней. Вроде бы у нее тогда были темные волосы. Из одежды, скорее всего, рваные джинсы, она их часто надевала, и теплый серый свитер, который она стащила у меня.
В комнату ворвалась Алинка в пижаме с коалами.
– Ян! Давай запишем песню! Я тоже хочу петь, как Таня. У вас такой классный дуэт!
– То-то и оно, дуэт, а не трио. – Я отодвинул ее в сторону.
– Да не занудствуй ты. Пусть с нами поет, – вмешалась Таня.
– Ага, а потом придет мама, и репетировать мы уже не сможем. А завтра ты опять в ноты не попадешь.
Таня взяла меня за руку.
– Ну, это было же всего раз, да и все равно никто не заметил. Пусть поет, будет весело.
– Весело будет опозориться на концерте! Так! Хватит! Алина, вали в свою комнату! А ты не отлынивай от репетиции!
– Злыдень! – Алинка надулась, врезала мне по коленке и вылетела из комнаты. Я подскочил и схватился за ногу. Гитара брякнулась.
Щелкнул замок, и раздался голос мамы:
– Я дома. Что-то приболела, вот и решила отпроситься. Ян, надеюсь, ты готовишься к экзамену! Хотя, судя по Таниным туфлям…
– Черт! Все накрылось! Как же вы меня бесите! Из-за вас я всю жизнь проведу в безызвестности! – закричал я.
Это последний раз, когда мы собирались все вместе. Я стряхиваю пепел на асфальт, как бы ни хотелось посыпать им голову.
В закоулке между зданиями ворота светятся синим по краям. Я не ходил тут где-то с неделю, но прекрасно помню, что раньше их не видел. Подхожу ближе и пытаюсь перелезть. Я цепляюсь за контур, дергаю ногой, и мы падаем. Ожидаемо. Если преграда только перед одним из нас, то мы оба не сможем перелезть. Никто из нас летать не умеет. А что, если…
Мы поднимаемся с земли, и Счастливчик пытается сделать шаг.
Синий
Его колено врезается в прутья, и Счастливчик, рыча, ставит ногу на место. Сквозь стены ходить тоже не выйдет. Никаких преимуществ, одни недостатки. Придется идти в обход. Интересно, толкни меня кто-нибудь в эти прутья, проскочил бы я через них?
Красный
Дверь стонет под тяжестью руки, словно зовет прежних хозяев. Я вхожу в одиночество своего мира, оставляя Счастливчика с самыми дорогими людьми.
– Мам, Алин, я дома!
Но никто не отзывается, с кухни не пахнет домашней едой, из квартиры не веет уютом. Обувь пылится в коридоре и лишь на мгновенье позволяет забыть, что больше не нужна. Темно. Рука тянется к выключателю. Напрасно. В этом доме больше нет света.
Синий
– Привет, сынок. Ну, как первый день? А ты чего, как чушка-то, измазался? Да и рановато ты что-то. Что за вонь? Ты что, пил?! А ну, покажи ладони! Опять тушил об себя сигареты! Я же говорила, прекрати себя увечить! – она укоризненно машет пальцем.
– Это все неважно.
– Как это – не важно? У нас денег на еду едва хватает, а ты, вместо того чтобы найти хоть какую-то работу, попрошайничаешь на улице. Алинины одноклассники тебя видели и теперь над ней смеются. Ты ни с кем не общаешься, и даже Таня, которая была нам как родная, совсем перестала заходить. Она же такая чудесная девочка, а ты умудрился ее упустить. И мои коллеги говорят, что ты просто лентяй и бездарь, мне же стыдно за тебя! – кричит мама.
– Это чужие люди, какое им до нас дело. Вас вообще не должно волновать их мнение.
– Да тебе ни до кого нет дела. Мне все говорят, что тебя нужно сводить к психологу. Ты и дня не можешь продержаться ни на одной работе. Когда ты уже за ум-то возьмешься?
– Мам, успокойся. Я не могу объяснить, что со мной происходит, но я правда стараюсь все исправить. И мне надоело ссориться.
Я хочу добавить, что они единственные, кто мне нужен, но не могу произнести вслух.
– Сынок, я же переживаю за тебя. Ладно, мы что-нибудь придумаем.
Счастливчик с дрожью в руках тянется к маме. Он сопротивляется, но я всеми силами стараюсь завладеть нашим телом.
– Нет! Прекрати! Что еще за нежности, хватит лезть в мою жизнь, – прозвучало в голове.
– Ты не ценил их и сейчас не ценишь. С ними должен быть я, – ответил я мысленно.
С трудом, но он все же обнимает маму. Она сжимает его до хруста в позвонках. Его обдает теплом, и сердце пытается сбежать из грудной клетки.
Красный
Но в моих объятьях оказывается лишь воздух синего силуэта. Я чувствую прикосновения через Счастливчика. Суррогат, фальшивка – это не мои ощущения, всего лишь особая форма эмпатии. Я завидую ему и ненавижу. Ненавижу самого себя.
Синий
Мама роняет слезу, хлюпает носом и переводит взгляд на свой халат.
– Ян! Ты меня извозил! А ну живо мыться!
Она вытирает глаза тыльной стороной ладони. Из своей комнаты выходит Алина и с недоумением смотрит на эту сцену.
– Мам, если он опять кинется со мной обниматься, то я запущу его в окно! – Алина взмахивает рукой.
Месяц назад ей бы исполнилось семнадцать.
Счастливчик ухмыляется и шагает в ее сторону.
– Лучше бы ты так и оставался черствым болваном! – Алина вздрагивает, разворачивается и ныряет в комнату. Дверь хлопает.
– Ты все еще дуешься? Уже месяц прошел. – Я рассматриваю наклейки с коалами на двери. – Мне всегда нравилась вот эта: в цилиндре с моноклем.
Снизу раздается периодичный стук. Должно быть, Алина прислоняется спиной к двери и долбит в нее пяткой.
– Вы обещали.
– А потом перестали общаться.
– Ну и что! Я-то с ней не ссорилась. И день рождения мой, а не твой. Таня из-за тебя не пришла!
– Тогда не стоило приглашать меня.
– Не неси чушь. Думала, она придет, и вы помиритесь. А потом сыграете вместе.
– Ты так и не сказала, что она тебе ответила.
– И не скажу. Я-то держу свои обещания. Все, уйди! Сейчас DreamFreedomLove стрим подрубит. Не мешай смотреть.
Я провел ладонью по двери и повернулся к центру комнаты.
– Давай живей. – Мама ставит тарелку супа на стол.
Счастливчик повинуется наваристому запаху мяса и специй.
Красный
Я открываю кран, как будто воду еще не отключили за неуплату. Протираю ладонями лицо и одежду, размазывая грязь. Выхожу из ванной и сажусь за стол. В моей руке только синий контур ложки. Я хлебаю суп из параллельного мира. Тарелка Счастливчика пустеет, но я никак не могу наесться.
Встаю на весы – похудел.
– Посмотри, в кого ты меня превратил. – Счастливчик потирает живот.
– Я не могу есть то, что готовит мама. Должен же я чем-то питаться.
– Зато я могу. Из-за тебя я ем в два раза больше! Лучше бы ты подох с голоду вместе со своими проблемами.
Я иду на балкон и закуриваю. Дым устремляется в небо, присоединяясь к тучам. Я тушу сигарету об ладонь, оставляя очередной ожог. Корчусь от боли, но не отдергиваю руку.
Вновь вспоминаю дни, когда я жил по-настоящему. Когда мои близкие жили по-настоящему. Но эти грезы застилает тот роковой момент.
Зря я не вернулся домой после универа, а поехал на дачу. Рухлядь тянулась крышей к земле, а доски в заборе кривились. Немая калитка сорвалась с крючка и болталась на ветру. Я уселся на бревно во дворе и разжег костер. Зачетка горела не спеша, тлея, как и потраченные годы. Водка обжигала горло, а никотин забирался в легкие.
Вечерело. Позвонила мама. Я не ответил и поставил на вибрацию. Помню, как шел в дом и чуть не упал, споткнувшись об порог. Будь так, я бы уснул в дверях до того, как закурил. И все, что было дальше, не произошло бы. Нелепая случайность. Одна бы меня спасла, а другая погубила.
Помню, как пролил водку на ковер, диван и шторы. Как прилег и достал последнюю сигарету. Как кинул пустую пачку на пол. Моргал медленно, вдыхая дым, и глядел на раскаленный табак. Чувствовал, как жжется пепел. Чувствовал, как…
Меня треснули по щеке. Я проснулся и увидел маму. Повсюду жар. Огонь охватил дом. Тело не слушалось. Мама кричала и пыталась поднять меня. В дом вбежала Алина и подхватила меня за плечи. Мама гаркнула на нее, указывая пальцем на выход. Алина вертела головой и продолжала тянуть меня. Они прикрывали рот мокрыми платками. Я кашлял. Дым резал глаза. Мама с Алиной подняли меня, кряхтя и сгибаясь, дотащили к порогу. Потолок загромыхал. Крыша рухнула, и я вылетел наружу. Ударился затылком. Вход завалило, и из дома донеслись крики. Они становились все тише, пока совсем не пропали. Треск огня снова усыпил меня. Веки стиснулись.
Красный – цвет крови моей семьи. Он Счастливчик, потому что не потерял их. Хотя, наверное, я сошел с ума. Раздвоение личности, галлюцинации — побочные эффекты сотрясения и сильного стресса от потери близких. Так бы объяснил это психолог. Но диплом я так и не получил, так что постараюсь найти другое объяснение.
Человек либо есть, либо его нет. Единица и ноль. Ну, есть и третья позиция: неопределенность. И то, и другое одновременно, как в квантовой механике. Это и произошло с ними. Коробка с котом одна, а варианта два. И меня два, только это уже две единицы, а может, и ноль появился в тот же момент, только я о нем никогда не узнаю.
Мама же всего лишь бухгалтер, а Алина школьница. Не могли же их жизни так сильно повлиять на мир. На людей, которых они даже не знали. На вещи, о которых даже не думали. Поначалу отличий практически не было, но со временем становилось все больше. Даже не знаю, удивлюсь ли я, если завтра один из миров уснет под радиоактивным пеплом.
Как там говорится? Взмах крыла бабочки может обернуться цунами на другом конце света или же предотвратить его.
Кто-то живет настоящим, не вспоминая о прошлом и не думая о будущем, а кто-то прозябает в мечтах, позабыв обо всем. Ну а моя жизнь – это череда флешбэков. Мне нравится вспоминать, как мы все вместе ходили на роллердром.
Алина и Таня натянули ролики и выскочили на площадку. Я остался стоять рядом с мамой, держась за бортик. Ноги разъезжались в стороны.
– Эй, Ян, на коньках-то ты хоть катался? – закричала Таня.
– Ни на чем он не катался. Увалень он, – сказала Алина.
– Шибко надо.
– Давай. – Мама оттолкнула меня от бортика.
Я, чуть не падая, поехал вперед. Алина и Таня подхватили меня под руки и разогнались.
– На счет три отпускаем, – сказала Алинка
– Что значит отпускаем! На кой ляд? Только попробуйте!
– Раз коала. Два коала. Три!
Я зажмурился и вцепился в девчонок.
Они захохотали, но все еще держали меня. К нам подъехала мама.
– А теперь разделимся по парам. – Мама схватила Алину.
– Ну, я хочу кататься с Таней. Вон лучше Яна возьми, пусть по бортику ползает.
– Алина, не вредничай, – ответила мама.
Они уехали в сторону.
Мы с Таней взялись за руки и кружились в танце. Она смеялась. Ее волосы развевались на ветру.
Мелькают в памяти затертой кинолентой.
Глава I. Найди десять отличий
Красный
Осень дает прикурить. И я закуриваю.
Иду по ржавчине листьев сквозь сумрак Пристолицы. Возле бара галдят люди. Пахнет сырой землей и кленом.
Я тушу окурок об ладонь. Пепел, как напалм, прожигает кожу. Физическая боль на мгновенье позволяет забыть о душевной. Я смотрю на запястье и тереблю обугленную фенечку. В памяти вспыхивают языки пламени.
Я спотыкаюсь и падаю – грязь брызгает в лицо. Пальцы что-то нащупывают. Монетка. Ее очерчивает синий контур. Я беру червонец, хоть и знаю, что он достанется ему.
Синий
Он падает одновременно со мной. У него такие же темные волосы и глаза. Он одет в то же пальто, так же пахнет и так же смотрит на мир. Я причина всех его бед. Он причина моего счастья. Счастливчик.
Он это я.
Он забирает десятку и кладет в карман одновременно со мной. Вот только в моем кармане пусто. Счастливчик вытирает лицо, поднимается и уходит. Мы делаем это синхронно. Мы все делаем синхронно. Каждое движение, каждый вдох, каждое слово.
Но мыслит он по-другому:
– Нас опять вышвырнули! Все из-за тебя! Ты разрушаешь мою жизнь, чертов паразрит!
Красный
Жить в двух реальностях – это как играть в игру «Найди десять отличий». И первое отличие – это цвет.
Я истерично смеюсь и прикрываю лицо ладонью. Забавно, что я раньше об этом не думал. Два слоя: красный и синий – как будто я ношу стереоочки. Когда я смотрю двумя глазами, я не замечаю контур. Но стоит прикрыть один, как все линии окрашиваются в определенный цвет. Вот и приходится постоянно подмигивать, чтобы понять, что в каком мире творится.
А ведь еще двадцать минут назад я работал официантом, пока в очередной раз не напутал с заказом. Двое посетителей имели синий контур. А значит, находились только в мире Счастливчика. Принес бы я им заказы или нет, один из нас все равно бы ошибся.
Я достаю из-за пазухи портвейн и выпиваю залпом. Теплые струи скользят по шее. Улица размазывается, как картина, залитая спиртом. Я шатаюсь из стороны в сторону, будто не знаю, на каком боку хочу уснуть.
В зубах дымится фильтр. Я выплевываю его, достаю из кармана пачку «Smoking kills» и прислоняю сигарету к губам. Они как кислородные баллоны, необходимы для передвижения по зараженным осенью улицам.
За гаражами раздаются прерывистые смешки. Трое парней поочередно дышат из дырявой бутылки. Один напоминал Гремина. Хотя в таких потемках я мог и ошибиться. Неужели уже месяц прошел? Я разворачиваюсь и иду прочь.
Синий
– Ян, брателла, стопэ! – раздается сиплый голос.
Я ускоряю шаг. Сплетаются ноги: они вялые, как водоросли. Я валюсь на стоящую по пути лавку. Ко мне приближаются три силуэта, и один из них произносит:
– Тебя кто так приложил?
– Сам приложился. – Я достаю портвейн и демонстративно делаю глоток.
Мигающий фонарь освещает лицо собеседника. Я не ошибся – это Гремин.
– Давай лучше это бахни. За счет заведения. – Он протягивает бутылку с дымом.
– Заведение «За гаражами». Я завязал с такими.
Он давится смехом. Мелкий и худющий, с красными глазами. А вот двое парней рядом с ним делают переулок теснее, а их басистый смех звучит карикатурно по-злодейски, от чего вся троица еще больше впадает в истерику. Гремин перестает смеяться и говорит:
– У меня есть кое-что покруче. Достать почти нереально. Зацени, это вещество в каждом из нас есть. Его называют молекулой духа. Оно в организме вырабатывается при рождении и смерти, и даже во время сна. Можно свое тело со стороны увидеть, как при клинической смерти. А если повезет, то даже сможешь испытать смерть эго. Увидеть, что за гранью. Кайфа от него никакого, зато опыт незабываемый. Как раз для таких философов, как ты.
– С меня и так достаточно смертей. И да, денег у меня все еще нет.
– Ладно, дружище, крепись, а я снова тебя выручу. – Он отсчитывает пять тысяч и протягивает Счастливчику. – Вот, держи.
Я еще тот долг не вернул. Но где мне еще достать денег? Меня вышвырнули отовсюду.
Счастливчик всматривается в купюры «Билет банка приколов». Гремин смеется и достает нож.
– Я мог бы выбрить тебе почку, но дам тебе отсрочку, – он делает паузу, и гопники смеются, как гиены. – А в школе затирали, поэтом не бывать. Ладно. У тебя есть шанс превратить trash в cash, так что цепляй и вали. И жди звоночка.
Счастливчик тушит бычок об ладонь и уходит. За двадцать минут он добирается до дома. В моей голове раздается голос:
– Давай! Скажи, что тебе тоже нелегко. Вот только на кой ляд ты мне уперся? Это я тебе нужен! Я!
– Ты? Шибко надо. Мне нужен твой мир. Мне нужны они.
Красный
Я смотрю на синюю фенечку на руке Счастливчика. Обрывки воспоминаний вгрызаются в сердце.
Помню, как сидел у себя и играл на гитаре вместе с Таней. Вроде бы у нее тогда были темные волосы. Из одежды, скорее всего, рваные джинсы, она их часто надевала, и теплый серый свитер, который она стащила у меня.
В комнату ворвалась Алинка в пижаме с коалами.
– Ян! Давай запишем песню! Я тоже хочу петь, как Таня. У вас такой классный дуэт!
– То-то и оно, дуэт, а не трио. – Я отодвинул ее в сторону.
– Да не занудствуй ты. Пусть с нами поет, – вмешалась Таня.
– Ага, а потом придет мама, и репетировать мы уже не сможем. А завтра ты опять в ноты не попадешь.
Таня взяла меня за руку.
– Ну, это было же всего раз, да и все равно никто не заметил. Пусть поет, будет весело.
– Весело будет опозориться на концерте! Так! Хватит! Алина, вали в свою комнату! А ты не отлынивай от репетиции!
– Злыдень! – Алинка надулась, врезала мне по коленке и вылетела из комнаты. Я подскочил и схватился за ногу. Гитара брякнулась.
Щелкнул замок, и раздался голос мамы:
– Я дома. Что-то приболела, вот и решила отпроситься. Ян, надеюсь, ты готовишься к экзамену! Хотя, судя по Таниным туфлям…
– Черт! Все накрылось! Как же вы меня бесите! Из-за вас я всю жизнь проведу в безызвестности! – закричал я.
Это последний раз, когда мы собирались все вместе. Я стряхиваю пепел на асфальт, как бы ни хотелось посыпать им голову.
В закоулке между зданиями ворота светятся синим по краям. Я не ходил тут где-то с неделю, но прекрасно помню, что раньше их не видел. Подхожу ближе и пытаюсь перелезть. Я цепляюсь за контур, дергаю ногой, и мы падаем. Ожидаемо. Если преграда только перед одним из нас, то мы оба не сможем перелезть. Никто из нас летать не умеет. А что, если…
Мы поднимаемся с земли, и Счастливчик пытается сделать шаг.
Синий
Его колено врезается в прутья, и Счастливчик, рыча, ставит ногу на место. Сквозь стены ходить тоже не выйдет. Никаких преимуществ, одни недостатки. Придется идти в обход. Интересно, толкни меня кто-нибудь в эти прутья, проскочил бы я через них?
Глава II. Цвет крови
Красный
Дверь стонет под тяжестью руки, словно зовет прежних хозяев. Я вхожу в одиночество своего мира, оставляя Счастливчика с самыми дорогими людьми.
– Мам, Алин, я дома!
Но никто не отзывается, с кухни не пахнет домашней едой, из квартиры не веет уютом. Обувь пылится в коридоре и лишь на мгновенье позволяет забыть, что больше не нужна. Темно. Рука тянется к выключателю. Напрасно. В этом доме больше нет света.
Синий
– Привет, сынок. Ну, как первый день? А ты чего, как чушка-то, измазался? Да и рановато ты что-то. Что за вонь? Ты что, пил?! А ну, покажи ладони! Опять тушил об себя сигареты! Я же говорила, прекрати себя увечить! – она укоризненно машет пальцем.
– Это все неважно.
– Как это – не важно? У нас денег на еду едва хватает, а ты, вместо того чтобы найти хоть какую-то работу, попрошайничаешь на улице. Алинины одноклассники тебя видели и теперь над ней смеются. Ты ни с кем не общаешься, и даже Таня, которая была нам как родная, совсем перестала заходить. Она же такая чудесная девочка, а ты умудрился ее упустить. И мои коллеги говорят, что ты просто лентяй и бездарь, мне же стыдно за тебя! – кричит мама.
– Это чужие люди, какое им до нас дело. Вас вообще не должно волновать их мнение.
– Да тебе ни до кого нет дела. Мне все говорят, что тебя нужно сводить к психологу. Ты и дня не можешь продержаться ни на одной работе. Когда ты уже за ум-то возьмешься?
– Мам, успокойся. Я не могу объяснить, что со мной происходит, но я правда стараюсь все исправить. И мне надоело ссориться.
Я хочу добавить, что они единственные, кто мне нужен, но не могу произнести вслух.
– Сынок, я же переживаю за тебя. Ладно, мы что-нибудь придумаем.
Счастливчик с дрожью в руках тянется к маме. Он сопротивляется, но я всеми силами стараюсь завладеть нашим телом.
– Нет! Прекрати! Что еще за нежности, хватит лезть в мою жизнь, – прозвучало в голове.
– Ты не ценил их и сейчас не ценишь. С ними должен быть я, – ответил я мысленно.
С трудом, но он все же обнимает маму. Она сжимает его до хруста в позвонках. Его обдает теплом, и сердце пытается сбежать из грудной клетки.
Красный
Но в моих объятьях оказывается лишь воздух синего силуэта. Я чувствую прикосновения через Счастливчика. Суррогат, фальшивка – это не мои ощущения, всего лишь особая форма эмпатии. Я завидую ему и ненавижу. Ненавижу самого себя.
Синий
Мама роняет слезу, хлюпает носом и переводит взгляд на свой халат.
– Ян! Ты меня извозил! А ну живо мыться!
Она вытирает глаза тыльной стороной ладони. Из своей комнаты выходит Алина и с недоумением смотрит на эту сцену.
– Мам, если он опять кинется со мной обниматься, то я запущу его в окно! – Алина взмахивает рукой.
Месяц назад ей бы исполнилось семнадцать.
Счастливчик ухмыляется и шагает в ее сторону.
– Лучше бы ты так и оставался черствым болваном! – Алина вздрагивает, разворачивается и ныряет в комнату. Дверь хлопает.
– Ты все еще дуешься? Уже месяц прошел. – Я рассматриваю наклейки с коалами на двери. – Мне всегда нравилась вот эта: в цилиндре с моноклем.
Снизу раздается периодичный стук. Должно быть, Алина прислоняется спиной к двери и долбит в нее пяткой.
– Вы обещали.
– А потом перестали общаться.
– Ну и что! Я-то с ней не ссорилась. И день рождения мой, а не твой. Таня из-за тебя не пришла!
– Тогда не стоило приглашать меня.
– Не неси чушь. Думала, она придет, и вы помиритесь. А потом сыграете вместе.
– Ты так и не сказала, что она тебе ответила.
– И не скажу. Я-то держу свои обещания. Все, уйди! Сейчас DreamFreedomLove стрим подрубит. Не мешай смотреть.
Я провел ладонью по двери и повернулся к центру комнаты.
– Давай живей. – Мама ставит тарелку супа на стол.
Счастливчик повинуется наваристому запаху мяса и специй.
Красный
Я открываю кран, как будто воду еще не отключили за неуплату. Протираю ладонями лицо и одежду, размазывая грязь. Выхожу из ванной и сажусь за стол. В моей руке только синий контур ложки. Я хлебаю суп из параллельного мира. Тарелка Счастливчика пустеет, но я никак не могу наесться.
Встаю на весы – похудел.
– Посмотри, в кого ты меня превратил. – Счастливчик потирает живот.
– Я не могу есть то, что готовит мама. Должен же я чем-то питаться.
– Зато я могу. Из-за тебя я ем в два раза больше! Лучше бы ты подох с голоду вместе со своими проблемами.
Я иду на балкон и закуриваю. Дым устремляется в небо, присоединяясь к тучам. Я тушу сигарету об ладонь, оставляя очередной ожог. Корчусь от боли, но не отдергиваю руку.
Вновь вспоминаю дни, когда я жил по-настоящему. Когда мои близкие жили по-настоящему. Но эти грезы застилает тот роковой момент.
Зря я не вернулся домой после универа, а поехал на дачу. Рухлядь тянулась крышей к земле, а доски в заборе кривились. Немая калитка сорвалась с крючка и болталась на ветру. Я уселся на бревно во дворе и разжег костер. Зачетка горела не спеша, тлея, как и потраченные годы. Водка обжигала горло, а никотин забирался в легкие.
Вечерело. Позвонила мама. Я не ответил и поставил на вибрацию. Помню, как шел в дом и чуть не упал, споткнувшись об порог. Будь так, я бы уснул в дверях до того, как закурил. И все, что было дальше, не произошло бы. Нелепая случайность. Одна бы меня спасла, а другая погубила.
Помню, как пролил водку на ковер, диван и шторы. Как прилег и достал последнюю сигарету. Как кинул пустую пачку на пол. Моргал медленно, вдыхая дым, и глядел на раскаленный табак. Чувствовал, как жжется пепел. Чувствовал, как…
Меня треснули по щеке. Я проснулся и увидел маму. Повсюду жар. Огонь охватил дом. Тело не слушалось. Мама кричала и пыталась поднять меня. В дом вбежала Алина и подхватила меня за плечи. Мама гаркнула на нее, указывая пальцем на выход. Алина вертела головой и продолжала тянуть меня. Они прикрывали рот мокрыми платками. Я кашлял. Дым резал глаза. Мама с Алиной подняли меня, кряхтя и сгибаясь, дотащили к порогу. Потолок загромыхал. Крыша рухнула, и я вылетел наружу. Ударился затылком. Вход завалило, и из дома донеслись крики. Они становились все тише, пока совсем не пропали. Треск огня снова усыпил меня. Веки стиснулись.
Красный – цвет крови моей семьи. Он Счастливчик, потому что не потерял их. Хотя, наверное, я сошел с ума. Раздвоение личности, галлюцинации — побочные эффекты сотрясения и сильного стресса от потери близких. Так бы объяснил это психолог. Но диплом я так и не получил, так что постараюсь найти другое объяснение.
Человек либо есть, либо его нет. Единица и ноль. Ну, есть и третья позиция: неопределенность. И то, и другое одновременно, как в квантовой механике. Это и произошло с ними. Коробка с котом одна, а варианта два. И меня два, только это уже две единицы, а может, и ноль появился в тот же момент, только я о нем никогда не узнаю.
Мама же всего лишь бухгалтер, а Алина школьница. Не могли же их жизни так сильно повлиять на мир. На людей, которых они даже не знали. На вещи, о которых даже не думали. Поначалу отличий практически не было, но со временем становилось все больше. Даже не знаю, удивлюсь ли я, если завтра один из миров уснет под радиоактивным пеплом.
Как там говорится? Взмах крыла бабочки может обернуться цунами на другом конце света или же предотвратить его.
Глава III. Блюз
Кто-то живет настоящим, не вспоминая о прошлом и не думая о будущем, а кто-то прозябает в мечтах, позабыв обо всем. Ну а моя жизнь – это череда флешбэков. Мне нравится вспоминать, как мы все вместе ходили на роллердром.
Алина и Таня натянули ролики и выскочили на площадку. Я остался стоять рядом с мамой, держась за бортик. Ноги разъезжались в стороны.
– Эй, Ян, на коньках-то ты хоть катался? – закричала Таня.
– Ни на чем он не катался. Увалень он, – сказала Алина.
– Шибко надо.
– Давай. – Мама оттолкнула меня от бортика.
Я, чуть не падая, поехал вперед. Алина и Таня подхватили меня под руки и разогнались.
– На счет три отпускаем, – сказала Алинка
– Что значит отпускаем! На кой ляд? Только попробуйте!
– Раз коала. Два коала. Три!
Я зажмурился и вцепился в девчонок.
Они захохотали, но все еще держали меня. К нам подъехала мама.
– А теперь разделимся по парам. – Мама схватила Алину.
– Ну, я хочу кататься с Таней. Вон лучше Яна возьми, пусть по бортику ползает.
– Алина, не вредничай, – ответила мама.
Они уехали в сторону.
Мы с Таней взялись за руки и кружились в танце. Она смеялась. Ее волосы развевались на ветру.
