Я просто махнула рукой на прощание и вышла из кабинета, еле передвигая ноги. Макс, не задерживаясь, вышел вслед за мной.
Он снова помог мне забраться в машину и, устроившись рядом, спросил:
– Ты всегда теряешь сознание после видений или это зависит от тяжести преступлений?
– Интересный подход, – усмехнулась я,– не знаю, от чего это зависит. И это был третий, – я задумалась, – ну, может, четвертый раз.
– Куда тебя отвезти?
Я назвала адрес и, откинувшись на сиденье, закрыла глаза. Поспать не удалось бы, ехали мы всего ничего, но зато успела подумать, что мы с господином сыщиком становимся все ближе и ближе. Вот и домой меня уже вез. Чего в других обстоятельствах я, конечно, не позволила бы. Почему-то не хотелось, чтобы он узнал, где я живу. Я доверилась ему, наняла, но ведь это его работа. А себя саму мне хотелось держать от него подальше. Не знаю, почему, но что-то мне подсказывало, что сближаться с ним не стоило.
Мы подъехали к дому, я поблагодарила его, но не спешила выходить из машины. Просто смотрела перед собой, пока не услышала голос Макса:
– В дом твоей матери съездить все равно нужно, дай мне знать, когда будешь готова.
Я посмотрела на него. Да, подвал в родительском доме. Мы же собирались поехать туда сегодня. Совсем забыла. Мужчина рядом с папой на фотографии. Незнакомец, которого мама не пустила в дом. Длинный серый плащ, который я увидела в толпе, и за которым побежала. А потом призрак этой девушки. И один из тех, кто убил ее, был убийцей мужчины рядом с папой на фотографии. Круг замкнулся. Эти мысли стремительно пронеслись в голове, и я крепко зажмурилась. Чертовщина какая-то! Как все это связано?
– Сана? Тебе нехорошо? – позвал меня Макс.
Я глубоко вздохнула и попыталась утихомирить мечущиеся мысли.
– Все нормально. Мы можем поехать завтра, по четвергам у мамы всегда завал, так что времени будет достаточно.
– Ты уверена, что в порядке? – уточнил он. – Не боишься оставаться одна?
В его голосе явственно слышалась тревога, но я не знала, как реагировать на проявление заботы чужим, по сути, человеком. Поэтому сделала то, что у меня всегда хорошо получалось – ответила дерзким выпадом:
– Напрашиваешься ко мне в гости? И что ты будешь делать? Охранять мой сон?
Макс смотрел внимательно и ничего не говорил. По его выражению лица нельзя было понять, что он сейчас думает. Я не стала дожидаться ответа и, уже серьезнее, сказала:
– Со мной все будет хорошо, мне просто нужно немного отдохнуть. Я позвоню тебе завтра.
С этими словами я вышла из машины, закрыла дверь и, не оглядываясь, пошла к дому. До самых дверей шума заведенного мотора я так и не услышала. И, поднимаясь на четвертый этаж, очень надеялась, что мой не слишком вежливый ответ не повлияет на решение Макса помочь мне.
Этот день так вымотал меня, что я провалилась в сон, как только добралась до постели. И плевать, что на часах было только четыре вечера. Я спала глубоко и сладко, и на следующее утро проснулась отдохнувшей и полной сил. Осмотр подвала в родительском доме не стоило откладывать в долгий ящик и, приведя себя в порядок, я сразу позвонила Максу. Он, казалось, ожидал звонка, потому что ответил после первого же гудка и пообещал заехать через час.
Честно говоря, мне было стыдно за свое вчерашнее поведение. Я несколько раз незаслуженно нагрубила ему. Он не виноват, что мне было так плохо. Не виноват он ни в смерти девушки, ни в моем обмороке. Он не бросил меня у Тома, хотя тот явно был недоволен его присутствием. И, в конце концов, отвез меня домой, хотя мог спокойно поручить заботам таксиста.
К счастью, когда Макс приехал, ни взглядом, ни словом не напомнил мне о вчерашнем дне. Я тоже решила эту тему не поднимать, поэтому мне не пришлось ни краснеть, ни извиняться.
В его поведении ничего не изменилось, и я прекратила самобичевание, легко обо всем забыв.
Машину мы оставили на соседней улице и до дома добрались уже пешком.
– Хороший район, – одобрительно сказал Макс, оглядевшись, – если не ошибаюсь, здесь живут профессоры всех мастей – преподаватели и ученые.
– Где бы еще могли жить мои родители? – недоуменно спросила я.
– Да, и правда, – Макс задумчиво на меня посмотрел, – почему ты говоришь об этом доме так, будто никогда не жила в нем сама?
Это он не в бровь, а в глаз. Я уже давно не ассоциировала себя с этим домом, логично, что я старалась отгородиться от него и в мыслях и в словах. Счастливых дней, проведенных в нем, уже не вернуть. Теплые воспоминания убивало мамино равнодушие, а мне очень хотелось их сохранить. И проще всего это оказалось сделать, не называя больше своим дом, в котором выросла. Но, думаю, Максу незачем так глубоко погружаться в мой внутренний мир, поэтому я просто пожала плечами.
– Не знаю, – сказала небрежным тоном. Макс не поверил, но расспрашивать дальше не стал.
Мне не хотелось попасться кому-то на глаза, поэтому к дому мы подошли с черного хода. Макс скептически смотрел на то, как я рисую отпирающий символ.
– Почему мы заходим отсюда? – спросил он.
– Не хочу, чтобы нас кто-нибудь увидел.
– Ваши соседи имеют привычку подглядывать? – удивился он.
Да, трудно представить себе степенного профессора, который в перерыве между научными изысканиями подглядывал бы в окно за соседями, но рисковать все равно не хотелось.
– Нет, но могут заметить случайно и тогда обязательно расскажут маме.
Черным ходом мы почти не пользовались, и символ я вспомнила только со второго раза. Но уже через пару минут мы вошли в дом и закрыли за собой дверь.
Я, не задерживаясь, повела Макса по коридору к подвалу. Мы спустились вниз и, уже на последней ступеньке, я остановилась, пропуская Макса вперед. Он сделал несколько шагов и, остановившись, присвистнул. Ну да, подвал немаленький и, чтобы что-то здесь найти, времени нужно много.
– Что именно мы ищем? – спросила, проходя вперед и, сделав приглашающий жест.
– Пока не знаю, – покачал головой Макс, – узнаем, когда найдем.
– Откуда начнем? – спросила, осматриваясь и пытаясь понять, с какого угла в этом упорядоченном хаосе начинать поиски непонятно чего.
– Куда именно твоя мама убрала те фотографии?
– Не знаю, я ушла раньше.
– Хорошо, а где они лежали?
– Здесь, – я указала на старый письменный стол у противоположной стены.
– Оттуда я и начну, а ты начинай с дальнего угла. Найдешь что-то необычное, говори мне, – сказал он и решительно направился к столу.
Я пожала плечами и пошла в дальний от входа угол. Там не оказалось ничего интересного, старые книги, убранные сюда из домашней библиотеки. В основном художественная литература, вытесненная научными трудами.
Вспомнив, что не так давно в одной из книг в своей комнате, среди страниц, я нашла записи с описаниями видений, еще со школьных времен, я решила пролистать каждую книгу.
Записи я делала потому, что некоторые видения мне просто стыдно было описывать родителям, и я подумала, что если переносить их на бумагу, это будет иметь такой же эффект, как если бы я кому-то рассказала. Эффекта это не возымело, призраки не желали, чтобы их смерть была просто описана на бумаге, они хотели, чтобы я об этом говорила. Еще несколько раз я все же делала записи из чистого упрямства, но о каждом из них мне все-таки пришлось рассказать вслух.
Больше я не пыталась обмануть свой дар, а записи сохранились по чистой случайности – я просто о них забыла.
Вряд ли, конечно, в старых романах и детективах обнаружится что-то важное, но проверить стоило. Интересно, зачем мама их оставила? Может, собиралась отнести в библиотеку? Но в таком случае, стоило разобрать их, хотя бы сложить в аккуратные стопки. Однако угол этот находился в таком же беспорядке, как и в тот день, когда мама якобы убиралась здесь. Я перестала перебирать страницы и замерла. Потом внимательно осмотрела все полки и несколько столов, коробки в углах и сказала вслух:
– Здесь ничего не изменилось.
– Что? – не понял Макс.
– В тот день, когда я нашла фото, мама убиралась в подвале, хотела выкинуть ненужный хлам, но подвал сейчас выглядит точно так же, здесь ничего не изменилось, – я еще раз внимательно посмотрела вокруг, – ну, разве что кое-какие коробки стоят не на своих местах. Она не убиралась здесь.
– Она что-то искала, – подхватил Макс.
– Интересно только, что. И нашла ли?
– Может, это и не имеет отношение к делу, – спокойно сказал Макс, возвращаясь к разбору бумаг на столе, – мало ли что она могла здесь искать. Насколько я понимаю, в этом подвале пылится память не одного поколения вашей семьи?
– И даже не двух. Но если она не стала говорить, что что-то ищет, значит, точно что-то скрывает,– уверенно сказала я.
Макс ничего не ответил. Я уже хотела вернуться к книгам, но тут заметила в другом углу ширму, самую обычную раздвижную ширму. Она была до того старая, что ткань уже выцвела и, покрытая пылью, сливалась с серыми стенами помещения. К слову, она была раздвинута. Мне стало интересно и, сложив ее, я обнаружила за ней небольшой шкаф. Такой же старинный, как и все остальные вещи здесь.
Не раздумывая, открыла дверцы и принялась осматривать его внутренности. Это оказалось что-то вроде секретера, много полок и ящичков, в каждом из которых что-то лежало. И я стала внимательно просматривать содержимое этой рухляди.
В какой-то момент меня прервал голос Макса:
– Марисана?
– Что? – не поняла я.
– Тебя зовут Марисана? – повторил он, сделав ударение на первую часть имени.
– А что тебя удивляет? – с вызовом спросила я, и даже отвлеклась от своего занятия. В руках Макс держал старую школьную тетрадь, похоже, именно в ней он прочел мое имя.
– Ничего, – он пожал плечами, улыбаясь, – я думал, Сана – это полное имя.
Я понимала, о чем он – именем Марисана детей не называли уже пару сотен лет, если не больше.
– Как видишь, нет, – успокоившись, я отвернулась обратно к секретеру, – моя мама большая поклонница Марисаны Эдберт.
– Марисаны Эдберт? Основательницы Академии госслужбы?
Примечательная во всех отношениях личность. Двести восемьдесят лет назад совершила настоящий переворот. Женщины в те времена были сильно ограничены в проявлении своего "я". Но Марисана была сильной женщиной и очень хотела, чтобы с ее мнением считались. Она через многое прошла и, в конце концов, доказала всем чего стоит, основав ту самую Академию, в филиале которой и работали мои родители. Женщины всего мира брали с нее пример. И вскоре представительницы прекрасного пола появились в тех профессиях, куда ранее вход им был заказан. Мама восхищалась этой женщиной и, конечно, назвала меня в ее честь.
Только мне это имя никогда не нравилось, слишком уж оно отдавало стариной. И представляться полным именем я тоже не любила.
– Теперь понимаешь, почему я предпочитаю сокращенный вариант имени?
– В некотором роде.
Пока мы говорили, я все-таки нашла то, с чего все это началось. Старые фотоальбомы мама убрала в один из ящиков в этом секретере. Быстро свернув тему своего имени, я просто сказала:
– Нашла.
Я разложила альбомы на откидной столешнице и Макс, подойдя, начал внимательно их просматривать. Не все альбомы были времен студенчества, многие фото были сделаны не раньше пятнадцати-восемнадцати лет назад, то есть когда у родителей уже была я. Макс задумчиво листал страницы, разглядывал лица на фото, а я смотрела на него.
– Почему у тебя такое выражение лица, будто ты знаешь, кто изображен на этих фото? – я не выдержала молчания.
– Я не знаю, – ответил Макс после небольшой паузы, – хотя вот этого человека должна знать и ты, – он указал на фото, где папа и мужчина в строгом костюме пожимают руки на каком-то приеме. Вокруг были так же строго одетые люди, накрытые столы, на заднем фоне виднелась небольшая сцена.
Я вгляделась в лицо мужчины, а Макс подсказал:
– Он нередко мелькает в газетах.
– Я не читаю газет, но ты прав, лицо кажется знакомым. Кто это?
– Это кронпринц Себастиан, – сказал он, будто не увидел ничего необычного.
Как историк я, конечно, знала, как выглядят правители и всевозможные министры, кроме, пожалуй, младшего принца, которого вообще мало кто знает в лицо. Но после всех событий, произошедших в моей жизни, мой мозг видимо решил, что внешность правящей семьи не то, что нужно помнить всегда и образы благополучно размылись в памяти.
Но буквально на прошлой неделе мне на глаза случайно попалась статья в каком-то еженедельном издании. В ней писалось об открытии какого-то безумно важного предприятия, и на развороте крупным планом была напечатана фотография старшего сына короля Стефана.
Я внимательно присмотрелась, все еще не веря. Да, это был он, кронпринц Себастиан. И тут до меня дошла вся абсурдность ситуации. Что, черт возьми, происходит вокруг? В той ли, вообще, реальности я живу?
– Откуда мой отец знал кронпринца? – у меня, наконец-то появился дар речи. – Он, конечно, был не последним человеком в Ингфоле, и вот, все что ты там до этого говорил, но это, – я кивнула на фото, – уже перебор.
– Если мне не изменяет память, – спокойно продолжил Макс, рассматривая злополучное фото, – это было лет восемь-девять назад. На юбилее у мэра Ингфола.
– Что? – я не поверила своим ушам.
– В отличие от тебя, я интересуюсь новостями, – перевел он на меня взгляд.
– Я не об этом, откуда ты знаешь, что это был юбилей мэра? Это мог быть любой другой праздник.
– Принц Себастиан не так часто посещает Ингфол. В основном он приезжает сюда на юбилеи крупных чиновников и свадьбы их детей. Насколько мне известно, последние несколько лет на мероприятиях подобного рода кронпринц не присутствовал.
Я была ошарашена тем, что сейчас слышала.
– И все это ты узнал из газет? – недоверчиво спросила я.
– Ну, в основном.
Он замешкался лишь на секунду, но я успела заметить это замешательство. Правда, не успела ничего сказать по этому поводу, он меня опередил, задав неожиданный вопрос:
– Сколько сейчас мэру лет?
Я растерялась и, пожав плечами, ответила:
– Не знаю, что-то около пятидесяти, наверное.
– Вот, – кивнул он, – значит, лет восемь-девять назад ему было сорок, а это юбилей, так что дата вполне подходит.
Пока мы говорили, Макс исследовал остальные ящики и полочки секретера. И, открыв одно из отделений, достал небольшую стопку исписанных листов. На них были какие-то подписанные схемы, странные рисунки. Некоторые листы были полностью исписаны.
– Что это? – я стала вглядываться в записи, и тут неожиданно наверху что-то прогремело.
Мы одновременно посмотрели на выход из подвала, и я выругалась:
– Черт! Неужели мама вернулась? Будь здесь, я пойду, проверю, – сказала я Максу, и поспешила наверх.
Аккуратно прикрыв за собой дверь, я тихо прошла по коридору до входной двери. Мама не должна была вернуться, я точно знала, что по четвергам у нее больше лекций, чем в другие дни, и расписание не менялось уже много лет. Если это она, я, конечно, найду, что сказать, но попадаться все равно не хотелось. Ей, наверняка, покажется странным мой визит в ее отсутствие. Я не делала так ни разу за два года. Так что, для начала, я осторожно выглянула в прихожую из-за угла. Но в прихожей никого не было. Не было ни маминой обуви, ни плаща, и я медленно прошла в сторону лестницы наверх, прислушалась.
Он снова помог мне забраться в машину и, устроившись рядом, спросил:
– Ты всегда теряешь сознание после видений или это зависит от тяжести преступлений?
– Интересный подход, – усмехнулась я,– не знаю, от чего это зависит. И это был третий, – я задумалась, – ну, может, четвертый раз.
– Куда тебя отвезти?
Я назвала адрес и, откинувшись на сиденье, закрыла глаза. Поспать не удалось бы, ехали мы всего ничего, но зато успела подумать, что мы с господином сыщиком становимся все ближе и ближе. Вот и домой меня уже вез. Чего в других обстоятельствах я, конечно, не позволила бы. Почему-то не хотелось, чтобы он узнал, где я живу. Я доверилась ему, наняла, но ведь это его работа. А себя саму мне хотелось держать от него подальше. Не знаю, почему, но что-то мне подсказывало, что сближаться с ним не стоило.
Мы подъехали к дому, я поблагодарила его, но не спешила выходить из машины. Просто смотрела перед собой, пока не услышала голос Макса:
– В дом твоей матери съездить все равно нужно, дай мне знать, когда будешь готова.
Я посмотрела на него. Да, подвал в родительском доме. Мы же собирались поехать туда сегодня. Совсем забыла. Мужчина рядом с папой на фотографии. Незнакомец, которого мама не пустила в дом. Длинный серый плащ, который я увидела в толпе, и за которым побежала. А потом призрак этой девушки. И один из тех, кто убил ее, был убийцей мужчины рядом с папой на фотографии. Круг замкнулся. Эти мысли стремительно пронеслись в голове, и я крепко зажмурилась. Чертовщина какая-то! Как все это связано?
– Сана? Тебе нехорошо? – позвал меня Макс.
Я глубоко вздохнула и попыталась утихомирить мечущиеся мысли.
– Все нормально. Мы можем поехать завтра, по четвергам у мамы всегда завал, так что времени будет достаточно.
– Ты уверена, что в порядке? – уточнил он. – Не боишься оставаться одна?
В его голосе явственно слышалась тревога, но я не знала, как реагировать на проявление заботы чужим, по сути, человеком. Поэтому сделала то, что у меня всегда хорошо получалось – ответила дерзким выпадом:
– Напрашиваешься ко мне в гости? И что ты будешь делать? Охранять мой сон?
Макс смотрел внимательно и ничего не говорил. По его выражению лица нельзя было понять, что он сейчас думает. Я не стала дожидаться ответа и, уже серьезнее, сказала:
– Со мной все будет хорошо, мне просто нужно немного отдохнуть. Я позвоню тебе завтра.
С этими словами я вышла из машины, закрыла дверь и, не оглядываясь, пошла к дому. До самых дверей шума заведенного мотора я так и не услышала. И, поднимаясь на четвертый этаж, очень надеялась, что мой не слишком вежливый ответ не повлияет на решение Макса помочь мне.
Глава 8
Этот день так вымотал меня, что я провалилась в сон, как только добралась до постели. И плевать, что на часах было только четыре вечера. Я спала глубоко и сладко, и на следующее утро проснулась отдохнувшей и полной сил. Осмотр подвала в родительском доме не стоило откладывать в долгий ящик и, приведя себя в порядок, я сразу позвонила Максу. Он, казалось, ожидал звонка, потому что ответил после первого же гудка и пообещал заехать через час.
Честно говоря, мне было стыдно за свое вчерашнее поведение. Я несколько раз незаслуженно нагрубила ему. Он не виноват, что мне было так плохо. Не виноват он ни в смерти девушки, ни в моем обмороке. Он не бросил меня у Тома, хотя тот явно был недоволен его присутствием. И, в конце концов, отвез меня домой, хотя мог спокойно поручить заботам таксиста.
К счастью, когда Макс приехал, ни взглядом, ни словом не напомнил мне о вчерашнем дне. Я тоже решила эту тему не поднимать, поэтому мне не пришлось ни краснеть, ни извиняться.
В его поведении ничего не изменилось, и я прекратила самобичевание, легко обо всем забыв.
Машину мы оставили на соседней улице и до дома добрались уже пешком.
– Хороший район, – одобрительно сказал Макс, оглядевшись, – если не ошибаюсь, здесь живут профессоры всех мастей – преподаватели и ученые.
– Где бы еще могли жить мои родители? – недоуменно спросила я.
– Да, и правда, – Макс задумчиво на меня посмотрел, – почему ты говоришь об этом доме так, будто никогда не жила в нем сама?
Это он не в бровь, а в глаз. Я уже давно не ассоциировала себя с этим домом, логично, что я старалась отгородиться от него и в мыслях и в словах. Счастливых дней, проведенных в нем, уже не вернуть. Теплые воспоминания убивало мамино равнодушие, а мне очень хотелось их сохранить. И проще всего это оказалось сделать, не называя больше своим дом, в котором выросла. Но, думаю, Максу незачем так глубоко погружаться в мой внутренний мир, поэтому я просто пожала плечами.
– Не знаю, – сказала небрежным тоном. Макс не поверил, но расспрашивать дальше не стал.
Мне не хотелось попасться кому-то на глаза, поэтому к дому мы подошли с черного хода. Макс скептически смотрел на то, как я рисую отпирающий символ.
– Почему мы заходим отсюда? – спросил он.
– Не хочу, чтобы нас кто-нибудь увидел.
– Ваши соседи имеют привычку подглядывать? – удивился он.
Да, трудно представить себе степенного профессора, который в перерыве между научными изысканиями подглядывал бы в окно за соседями, но рисковать все равно не хотелось.
– Нет, но могут заметить случайно и тогда обязательно расскажут маме.
Черным ходом мы почти не пользовались, и символ я вспомнила только со второго раза. Но уже через пару минут мы вошли в дом и закрыли за собой дверь.
Я, не задерживаясь, повела Макса по коридору к подвалу. Мы спустились вниз и, уже на последней ступеньке, я остановилась, пропуская Макса вперед. Он сделал несколько шагов и, остановившись, присвистнул. Ну да, подвал немаленький и, чтобы что-то здесь найти, времени нужно много.
– Что именно мы ищем? – спросила, проходя вперед и, сделав приглашающий жест.
– Пока не знаю, – покачал головой Макс, – узнаем, когда найдем.
– Откуда начнем? – спросила, осматриваясь и пытаясь понять, с какого угла в этом упорядоченном хаосе начинать поиски непонятно чего.
– Куда именно твоя мама убрала те фотографии?
– Не знаю, я ушла раньше.
– Хорошо, а где они лежали?
– Здесь, – я указала на старый письменный стол у противоположной стены.
– Оттуда я и начну, а ты начинай с дальнего угла. Найдешь что-то необычное, говори мне, – сказал он и решительно направился к столу.
Я пожала плечами и пошла в дальний от входа угол. Там не оказалось ничего интересного, старые книги, убранные сюда из домашней библиотеки. В основном художественная литература, вытесненная научными трудами.
Вспомнив, что не так давно в одной из книг в своей комнате, среди страниц, я нашла записи с описаниями видений, еще со школьных времен, я решила пролистать каждую книгу.
Записи я делала потому, что некоторые видения мне просто стыдно было описывать родителям, и я подумала, что если переносить их на бумагу, это будет иметь такой же эффект, как если бы я кому-то рассказала. Эффекта это не возымело, призраки не желали, чтобы их смерть была просто описана на бумаге, они хотели, чтобы я об этом говорила. Еще несколько раз я все же делала записи из чистого упрямства, но о каждом из них мне все-таки пришлось рассказать вслух.
Больше я не пыталась обмануть свой дар, а записи сохранились по чистой случайности – я просто о них забыла.
Вряд ли, конечно, в старых романах и детективах обнаружится что-то важное, но проверить стоило. Интересно, зачем мама их оставила? Может, собиралась отнести в библиотеку? Но в таком случае, стоило разобрать их, хотя бы сложить в аккуратные стопки. Однако угол этот находился в таком же беспорядке, как и в тот день, когда мама якобы убиралась здесь. Я перестала перебирать страницы и замерла. Потом внимательно осмотрела все полки и несколько столов, коробки в углах и сказала вслух:
– Здесь ничего не изменилось.
– Что? – не понял Макс.
– В тот день, когда я нашла фото, мама убиралась в подвале, хотела выкинуть ненужный хлам, но подвал сейчас выглядит точно так же, здесь ничего не изменилось, – я еще раз внимательно посмотрела вокруг, – ну, разве что кое-какие коробки стоят не на своих местах. Она не убиралась здесь.
– Она что-то искала, – подхватил Макс.
– Интересно только, что. И нашла ли?
– Может, это и не имеет отношение к делу, – спокойно сказал Макс, возвращаясь к разбору бумаг на столе, – мало ли что она могла здесь искать. Насколько я понимаю, в этом подвале пылится память не одного поколения вашей семьи?
– И даже не двух. Но если она не стала говорить, что что-то ищет, значит, точно что-то скрывает,– уверенно сказала я.
Макс ничего не ответил. Я уже хотела вернуться к книгам, но тут заметила в другом углу ширму, самую обычную раздвижную ширму. Она была до того старая, что ткань уже выцвела и, покрытая пылью, сливалась с серыми стенами помещения. К слову, она была раздвинута. Мне стало интересно и, сложив ее, я обнаружила за ней небольшой шкаф. Такой же старинный, как и все остальные вещи здесь.
Не раздумывая, открыла дверцы и принялась осматривать его внутренности. Это оказалось что-то вроде секретера, много полок и ящичков, в каждом из которых что-то лежало. И я стала внимательно просматривать содержимое этой рухляди.
В какой-то момент меня прервал голос Макса:
– Марисана?
– Что? – не поняла я.
– Тебя зовут Марисана? – повторил он, сделав ударение на первую часть имени.
– А что тебя удивляет? – с вызовом спросила я, и даже отвлеклась от своего занятия. В руках Макс держал старую школьную тетрадь, похоже, именно в ней он прочел мое имя.
– Ничего, – он пожал плечами, улыбаясь, – я думал, Сана – это полное имя.
Я понимала, о чем он – именем Марисана детей не называли уже пару сотен лет, если не больше.
– Как видишь, нет, – успокоившись, я отвернулась обратно к секретеру, – моя мама большая поклонница Марисаны Эдберт.
– Марисаны Эдберт? Основательницы Академии госслужбы?
Примечательная во всех отношениях личность. Двести восемьдесят лет назад совершила настоящий переворот. Женщины в те времена были сильно ограничены в проявлении своего "я". Но Марисана была сильной женщиной и очень хотела, чтобы с ее мнением считались. Она через многое прошла и, в конце концов, доказала всем чего стоит, основав ту самую Академию, в филиале которой и работали мои родители. Женщины всего мира брали с нее пример. И вскоре представительницы прекрасного пола появились в тех профессиях, куда ранее вход им был заказан. Мама восхищалась этой женщиной и, конечно, назвала меня в ее честь.
Только мне это имя никогда не нравилось, слишком уж оно отдавало стариной. И представляться полным именем я тоже не любила.
– Теперь понимаешь, почему я предпочитаю сокращенный вариант имени?
– В некотором роде.
Пока мы говорили, я все-таки нашла то, с чего все это началось. Старые фотоальбомы мама убрала в один из ящиков в этом секретере. Быстро свернув тему своего имени, я просто сказала:
– Нашла.
Я разложила альбомы на откидной столешнице и Макс, подойдя, начал внимательно их просматривать. Не все альбомы были времен студенчества, многие фото были сделаны не раньше пятнадцати-восемнадцати лет назад, то есть когда у родителей уже была я. Макс задумчиво листал страницы, разглядывал лица на фото, а я смотрела на него.
– Почему у тебя такое выражение лица, будто ты знаешь, кто изображен на этих фото? – я не выдержала молчания.
– Я не знаю, – ответил Макс после небольшой паузы, – хотя вот этого человека должна знать и ты, – он указал на фото, где папа и мужчина в строгом костюме пожимают руки на каком-то приеме. Вокруг были так же строго одетые люди, накрытые столы, на заднем фоне виднелась небольшая сцена.
Я вгляделась в лицо мужчины, а Макс подсказал:
– Он нередко мелькает в газетах.
– Я не читаю газет, но ты прав, лицо кажется знакомым. Кто это?
– Это кронпринц Себастиан, – сказал он, будто не увидел ничего необычного.
Как историк я, конечно, знала, как выглядят правители и всевозможные министры, кроме, пожалуй, младшего принца, которого вообще мало кто знает в лицо. Но после всех событий, произошедших в моей жизни, мой мозг видимо решил, что внешность правящей семьи не то, что нужно помнить всегда и образы благополучно размылись в памяти.
Но буквально на прошлой неделе мне на глаза случайно попалась статья в каком-то еженедельном издании. В ней писалось об открытии какого-то безумно важного предприятия, и на развороте крупным планом была напечатана фотография старшего сына короля Стефана.
Я внимательно присмотрелась, все еще не веря. Да, это был он, кронпринц Себастиан. И тут до меня дошла вся абсурдность ситуации. Что, черт возьми, происходит вокруг? В той ли, вообще, реальности я живу?
– Откуда мой отец знал кронпринца? – у меня, наконец-то появился дар речи. – Он, конечно, был не последним человеком в Ингфоле, и вот, все что ты там до этого говорил, но это, – я кивнула на фото, – уже перебор.
– Если мне не изменяет память, – спокойно продолжил Макс, рассматривая злополучное фото, – это было лет восемь-девять назад. На юбилее у мэра Ингфола.
– Что? – я не поверила своим ушам.
– В отличие от тебя, я интересуюсь новостями, – перевел он на меня взгляд.
– Я не об этом, откуда ты знаешь, что это был юбилей мэра? Это мог быть любой другой праздник.
– Принц Себастиан не так часто посещает Ингфол. В основном он приезжает сюда на юбилеи крупных чиновников и свадьбы их детей. Насколько мне известно, последние несколько лет на мероприятиях подобного рода кронпринц не присутствовал.
Я была ошарашена тем, что сейчас слышала.
– И все это ты узнал из газет? – недоверчиво спросила я.
– Ну, в основном.
Он замешкался лишь на секунду, но я успела заметить это замешательство. Правда, не успела ничего сказать по этому поводу, он меня опередил, задав неожиданный вопрос:
– Сколько сейчас мэру лет?
Я растерялась и, пожав плечами, ответила:
– Не знаю, что-то около пятидесяти, наверное.
– Вот, – кивнул он, – значит, лет восемь-девять назад ему было сорок, а это юбилей, так что дата вполне подходит.
Пока мы говорили, Макс исследовал остальные ящики и полочки секретера. И, открыв одно из отделений, достал небольшую стопку исписанных листов. На них были какие-то подписанные схемы, странные рисунки. Некоторые листы были полностью исписаны.
– Что это? – я стала вглядываться в записи, и тут неожиданно наверху что-то прогремело.
Мы одновременно посмотрели на выход из подвала, и я выругалась:
– Черт! Неужели мама вернулась? Будь здесь, я пойду, проверю, – сказала я Максу, и поспешила наверх.
Аккуратно прикрыв за собой дверь, я тихо прошла по коридору до входной двери. Мама не должна была вернуться, я точно знала, что по четвергам у нее больше лекций, чем в другие дни, и расписание не менялось уже много лет. Если это она, я, конечно, найду, что сказать, но попадаться все равно не хотелось. Ей, наверняка, покажется странным мой визит в ее отсутствие. Я не делала так ни разу за два года. Так что, для начала, я осторожно выглянула в прихожую из-за угла. Но в прихожей никого не было. Не было ни маминой обуви, ни плаща, и я медленно прошла в сторону лестницы наверх, прислушалась.
