Глава 1.
День первый.
Папа опять сказал мне, что я не принцесса, а Божье наказание, и если буду и дальше себя так вести, то ни один нормальный принц на мне не женится. Я, конечно, ему ответила, что обойдусь – сдались мне эти принцы! А он сказал, что именно это и имел в виду, что мне наплевать на дела королевства, я хочу оставить страну без наследника, меня не заботят судьбы людей… и много-много других пафосных слов.
А потом отправил меня под домашний арест. Буду сидеть в своей комнате и смотреть в окно, как другие гуляют. И погода как назло хорошая.
Вообще, он не прав! Мне замуж еще рано. Может когда пора будет, я и задумаюсь о делах королевства и будущих наследниках. А сейчас, ну какие действительно принцы, когда я еще школу не закончила? Вот лишь бы придраться. Это он все злится, что я не мальчиком родилась. А что у нас в роду три великих королевы – это конечно ему не аргумент.
Ах, да, к чему я все это пишу? Крестная посоветовала вести дневник. Сказала, что если это не поможет мне привести в порядок мысли, то хоть почерк исправит. Папа в ответ заявил, что мой почерк исправит только печатная машинка, после чего я и решила назло ему дневник все-таки вести. Все равно под домашним арестом заняться нечем.
Надо только придумать, куда его спрятать – дневник в смысле. А то с папы станется найти его и прочитать. И попробуй ему скажи, что это неэтично, он сразу напомнит, что по какому-нибудь закону от середины пятнадцатого века король имеет право читать частную переписку своих подданных. Я еще и виновата останусь в том, что плохо знаю родную историю.
День второй.
На самом деле, это не второй день, а, наверное, десятый, просто у меня раньше не было времени. Это только под домашним арестом я могу смотреть в окно и придумывать, что бы написать в дневнике, а обычно я все время занята.
А кстати, чем?
Интересный вопрос – я оказывается, уже полчаса над ним думаю.
Ну, во-первых, учусь. Правда, не слишком хорошо, но и не двоечница. А если бы не папина принципиальность, может, была бы и вовсе отличницей. Но он, видите ли, в качестве борьбы с подхалимажем велел директору лично отчитываться за каждую мою пятерку. А тот, конечно, велел так же отчитываться учителям. И им теперь легче поставить мне четыре, чем писать длинную объяснительную. Так что, отличные оценки я теперь получаю только за письменные работы – их ему просто показывают, и больше отчетов не требуется.
По-моему, это нечестно. Но крестная говорит, что жизнь вообще нечестная штука. Потому что по-честному у принцессы должна быть крестной фея, тогда у нее не будет проблем ни с принцами, ни с оценками. Вот у Золушки крестной была фея, так ей ничего делать не пришлось – ни манерам учиться, ни светской беседе, ни тем более историю и экономику изучать – принц на ней и так женился, польстившись на красивое платье и хрустальные туфельки. А ведь у них, наверное, как и в наше время неженатых принцев было меньше, чем незамужних принцесс.
День третий.
На самом деле не третий, а две недели прошли, но не могут же меня наказывать каждый день. Писать особо нечего, зато я попыталась прочесть то, что было написано в прошлые два раза, и пришла к глубокомысленному выводу, что иногда родители все-таки бывают правы.
Ничего не разобрать в этих каракулях. Надо учиться печатать на машинке.
Глава 2.
День четвертый.
Я не наказана. Просто учусь печатать на машинке. Получается медленно.
День пятый.
Временно прекратила учиться печатать – пишу от руки. Потом, когда научусь быстро и без ошибок печатать, одолжу у папы немного силы воли и перепечатаю все свои каракули.
Но скажите мне, кто, кто придумал эту дурацкую клавиатуру?! Почему нельзя было расположить буквы по алфавиту?
Спросила крестную про изобретателя – оказалось, что он уже умер. Я даже не удивилась, любой бы умер от количества проклятий, посылаемых теми, кто учит расположение букв на его кошмарной клавиатуре.
День шестой.
Посмотрела – у меня получается примерно одна запись в неделю. Значит, когда будет пятьдесят третья, это будет означать, что я веду дневник уже год! Обязательно доведу его до года, хотя бы из принципа. А потом покажу папе, пусть видит, что сила воли у меня есть.
Правда, на печатную машинку ее пока не хватает. Учусь уже третью неделю, но печатаю все равно медленно. Зато задумалась, как учителя в школе разбирают мой почерк? Спросила учительницу литературы – та ответила: «Потому что у нас – элитная школа и высокопрофессиональный педагогический состав». Можно было и не спрашивать – эту фразу директор заставил всех выучить и говорить в ответ на любые глупые вопросы. А его, разумеется, научил этой фразе папа. В смысле – не его папа, а мой.
Как будто я не знаю, почему наша школа элитная. Да потому, что в ней учится мое королевское высочество. Раньше все принцы и принцессы получали домашнее образование, но пять лет назад папа вдруг решил стать ближе к народу и отдал меня в школу. Конечно, все сразу захотели, чтобы их дети тоже там учились, но директор установил строгое правило – только дети высшей знати и из иностранных королевских семей, чтобы ее, то есть мое, высочество общалось с равными.
То-то у нас половина учеников – детки богатых купцов, причем не только наших, но и из других стран. Я папу спросила, как так получилось, а он ответил, что зато школа вместе с бассейном и спортивным комплексом не стоит казне ни гроша – все оплачивают богачи, которые хотят учить своих детей вместе со мной.
Вот я и думаю – на мне так наживаются и даже пятерки ставить не желают. Несправедливо! Другие дети могут хоть школу поменять, а я и этого не могу.
День седьмой.
Сказала папе, что наследная принцесса – самый бесправный человек в королевстве. Он даже не наказал, а согласился – рад мол, что я, наконец, поняла, что у принцесс прав нет, у них только обязанности.
Два дня читала роман про княжну, сбежавшую с менестрелем. Это конечно давно было, но почему бы и нет? Эдвард говорит, что за свои права надо бороться.
Хотя… вот кто бы говорил. Сам – третий сын заморского толстосума и тоже не может сменить школу. Его отец всех сыновей отправил учиться по разным странам, чтобы они завели нужные связи. Старшему конечно досталась империя, а вот младшему – наше захолустье. И он еще гордится тем, что у них королей давно свергли! Королей, значит, свергли, а права, как я вижу, не появились.
День восьмой.
Снова взялась за печатную машинку. Видеть ее не могу. Пальцы болят – даже на гитаре играть не получается. И не пожалуешься никому – папа против того, чтобы я училась играть на гитаре, это, видите ли, не королевский инструмент. Приличная принцесса может музицировать только на рояле или арфе. Вот и пришлось тайком искать, кто меня научит.
Кстати – важная мысль! Не забыть перепрятать дневник. А то что-то слишком много я здесь опасного пишу. Можно было бы снова писать от руки, но папа как назло понимает мой почерк.
Глава 3.
День девятый.
Получается, я уже два месяца веду дневник? Я – героиня, и у меня есть сила воли! Еще десять месяцев потерпеть, и можно будет предъявить папе вещественное доказательство. А то он опять сегодня завел любимую песню на тему того, что я не принцесса, а ужас в юбке…
Кстати, брюки мне носить не разрешают – принцессам это неприлично. Я бы все равно носила, папа же меня за пределами дворца не видит. Но мне просто неоткуда их взять. Одежду мне утверждает управляющий королевским двором, а готовый список с картинками подписывает папа.
Нет, можно конечно сшить… хотя бы из занавесок. Но у меня, как говорит учительница по домоводству, «руки не тем концом вставлены». Это она не мне сказала, разумеется, принцессам такого не говорят – хоть что-то хорошее в этом титуле – это я случайно увидела, как они с учительницей по истории на перемене курили и меня обсуждали.
А курить у нас в школе нельзя, кстати. Поэтому можно было бы предложить им обеим забыть о том, что я знаю, в обмен на брюки – это вполне по-королевски и называется дипломатией. Но и дипломат из меня, похоже, тоже не выйдет – мне больше нехорошее слово «шантаж» вспоминается.
День десятый.
Мама прислала письмо! Ура!!!
Кстати, оказывается, некоторые одноклассники вообще думают, что у меня нет мамы. Они считают, что принцесс королевский аист приносит, что ли? Просто мама у меня не королева, а оперная певица, и очень знаменитая. У нее концерты расписаны на два года вперед, а у нас ей просто не перед кем выступать. И вообще, как она сказала, «птицы в клетке не поют». Вот она и улетела. Папа сказал, что он бы тоже улетел, если бы было на кого королевство оставить. И на меня посмотрел. Но я сделала непонимающий вид – пусть и не надеется уйти на пенсию раньше времени.
Прочитала мамино письмо – опять пишет про страны, где она выступает. А меня за пределы королевства не выпускают!
Рассказала Марте, а она мне и говорит:
– Чем жаловаться – займись чем-нибудь полезным, ты же принцесса, значит должна народу пользу приносить.
Я ее спросила – чем например? Так она мне предложила уговорить папу, чтобы он разрешил провести у нас в королевском парке парад нудистов.
Совсем с ума сошла? Хочет чтобы его удар хватил? К тому же этот парк из окон дворца виден, а я вовсе не хочу на нудистов смотреть. И вообще, ну какая от них народу польза?
Марта обиделась и сказала, что я отсталая и нетолерантная, а отец у меня вообще деспот.
Что он деспот – я и без нее знаю, но и от ее толерантной борьбы за права нудистов тоже уже устала. Поэтому я ей так и сказала – обзывание короля деспотом приравнивается к оскорблению величества, а значит к государственной измене. А за измену могут и голову отрубить.
Кажется, она поверила. Я, конечно, преувеличила, но пусть она лучше помалкивает, пока ее из школы не выгнали.
И дались ей эти нудисты?
День одиннадцатый.
Марту из школы все-таки выгнали. К счастью не за оскорбление величества, а за поддержку все тех же нудистов. Боюсь и спрашивать, в каком виде ее поймали, когда она раздавала листовки в их защиту.
А что хуже всего – мне запретили с ней общаться! Ну неужели папа не понимает, что мы с Мартой все школьные годы дружили, за одной партой сидели, в теннис на пару за школу выступали. Она, конечно, не пропадет – доучится в другой школе. А вот мне теперь совсем не с кем разговаривать кроме Эдварда и Ника. Но Эдвард на три года старше и вообще иностранец. Кстати, он хорошо устроился – как только не хочет о чем-нибудь говорить, так сразу начинает плохо понимать язык. А Ник – мой одноклассник, но его интересуют только самолеты. Это конечно интереснее нудистов, но все равно однообразно.
А главное – они же оба парни! А мне нужна подруга. У нас в классе двенадцать девочек, и все они говорят только о парнях, тряпках и музыкальной группе «Зеленые чертики», на концерты которой мне ходить все равно запрещено.
Вот сейчас написала их название, перечитала и задумалась – что-то оно мне напоминает. Надо будет спросить у одноклассниц, они наверняка знают, почему группа так странно называется.
Вспомнила мамин совет во всем искать положительные стороны. Долго думала и все-таки нашла – без Марты я не смогу выступать в теннисе за школу, ура! Хоть от этой каторги я избавлюсь, все равно чемпионки из меня не выйдет. Я вообще хотела заниматься художественной гимнастикой, но папа пришел в ужас и сказал, что принцесса не может в таком неприличном виде скакать по ковру. А в короткой юбке по корту значит можно. Но, видите ли, стрельба из лука, верховая езда и теннис – единственные виды спорта, которыми члены королевской семьи занимаются аж с шестнадцатого века. Поэтому они приличные.
Какие мы все-таки отсталые…
День двенадцатый.
Забыла написать в прошлый раз – я все-таки научилась печатать на машинке! Правда, все равно медленно, но у меня и перо за мыслями не поспевало.
Марта передала через Ника записку… Ой, а вид у него при этом был, ну прямо самый настоящий заговорщик. Словно не из Второй школы записку передает, а из государственной трюмы.
Хотя вообще-то Вторая школа у нас «оппозиционная». Там учатся те, кто не сумел попасть в нашу Первую. Ну и чтобы подсластить себе второй номер, они объявили себя оппозиционерами. Папа относится к этому серьезно – приказал начальнику тайной полиции взять родителей всех, кто там учится, под особый контроль.
Я правда не очень поняла зачем… хотя вообще-то у нас есть еще Третья и Четвертая школы, которые оппозиционными не считаются. То есть, школ, конечно, больше, но остальные бесплатные, и в них учатся нормальные дети. И предметы у них нормальные – никакого домоводства или светских бесед, зато есть тригонометрия и органическая химия. Не то чтобы я любила химию, но когда знаешь, что другие девочки ставят лабораторные опыты, учиться домоводству становится еще скучнее. Ну как в девятнадцатом веке.
Глава 4.
День тринадцатый, а сразу и четырнадцатый
Это потому, что я две недели не писала – некогда было. Мы праздновали Рождество, Новый Год и опять Рождество. А все потому, что на одну нашу маленькую страну целых две официальные государственные религии, и мы празднуем главные праздники обеих религий. А календари у этих религий почему-то сильно не совпадают, поэтому у нас два Рождества и две Пасхи. Хотя Пасха иногда бывает одна, но это редко, и народ сразу начинает возмущаться, потому что в году получается на один выходной меньше. Папа, правда, им на это отвечает, что у нас и так больше праздников, чем в любой другой стране. Только я не слишком бы ему верила – судя по иностранным газетам, то же самое говорят короли и президенты каждой страны.
Эдвард на первое Рождество улетал домой, но к Новому Году уже вернулся – родители отправили его обратно, чтобы он смог побывать на королевском балу. Хотя вообще-то новогодний бал – это так, ничего особенного. Вот в мае у нас проводится такой бал, на который все мечтают попасть. На него даже мама всегда приезжает и поет для гостей. А еще он благотворительный, и билеты на него стоят ужасно дорого.
Папа говорит, что мы должны всегда благословлять память королевы Каролины II, которая придумала проводить этот бал. Еще бы – благодаря ему к нам каждый год съезжается толпа нужных людей, с которыми папа обсуждает какие-то дела, а вырученные с билетов средства идут в Королевский благотворительный фонд. Из этого фонда короли якобы помогают больницам и приютам.
То есть, деньги, наверное, правда идут в больницы и приюты, но короли за последние лет сто не положили в этот фонд ни гроша собственных денег – он существует за счет бала и торжественных пожертвований разных купцов. Но народу об этом конечно не сообщают. Я как-то раз спросила папу, не стыдно ли ему слушать благодарности, и не честнее было бы переименовать фонд. Но он ответил, что никому не нужны фонды со скучными названиями, все хотят жертвовать только в Королевский и получать тоже только из Королевского. Это вроде как лично королю руку пожать. Не знала, что у нас больные, сироты и престарелые – тоже снобы.
Мама на праздники не приехала. Впрочем, она никогда на них не приезжает – у нее в эти дни концерты стоят в несколько раз дороже. В прошлый раз она заработала столько, что подарила мне коня.
