Эти легенды любила рассказывать бабушка Ясиня, привалившись спиной к тёплому боку печки в общинном доме. Оказавшись под стенами, столько раз представляемого в детстве города, Клёна невольно вспомнила свою наставницу и её сказы.
В городе девушка чувствовала себя неуютно, здесь всё было совсем не так, даже не как в Зимогорье. Три дня на ладье, а словно попала в другой мир. Всё казалось чуждым, начиная от высоких каменных стен, что заслоняли солнце, до странной одежды горожан. Ни в сарафаны, ни в запоны местные женщины не рядились, вместо этого мелькали странные рубашки из плотной ткани, а иногда цветастые юбки и безрукавки. Но куда больше поразило Клёну, что многие женщины и девушки ходили неподпоясанные! Как потом, в ответ на возмущенный шёпот, успокоил её рух: у приезжих южанок это не считалось чем-то бесстыдным, особенно если поверх длинной рубахи, называемой на юге туникой, надевался короткий плащ, скрепленный аграфом. Народ в Триречье вообще выглядел очень разномастно, в большой торговый город со всех сторон света по воде и по суше съезжались купцы, у которых местные перенимали традиции и не только в одежде.
Под южными стенами города, почти на выходе из порта, раскинулся огромный базар: разноцветные шатры, множество прилавков с фруктами, рыбой, тканями и всем, что только можно представить, сновавшие между рядами и продававшие сласти и безделушки лоточники, уличные музыканты, балаганщики и прочий сброд. Гомон, смешивающиеся запахи разнообразных товаров и людей, бесконечная череда лиц. Клёна так боялась потеряться в этой разноцветной толпе, что намертво вцепилась в рукав Витарра. Мужчина незаметно ухмыльнулся, но говорить ошарашенной девушке ничего не стал. То и дело путникам перегораживали путь ушлые торговцы, но рух упорно не обращал на них внимания.
Клёна надеялась, что сможет вздохнуть спокойно, когда они вступят за тяжелые городские ворота. От запахов и шума у неё сильно разболелась голова. Но какое было разочарование, когда городские улицы, непривычно узкие в сравнение с Зимогорьем, и темные вблизи стены, оказались едва ли менее шумные, чем пройденный базар. Девушка сильно утомилась с дороги, недавний путь через леса дался ей намного легче, чем это хождение среди людской толчеи.
— Я устала, Витарр. Куда мы идем? — В голосе Клёны послышали капризные нотки, что очень удивило руха: «По лесам значит молча, без единой жалобы, а тут вдруг... Занятно».
Но несмотря на недоумение, мужчина ответил так, будто спокойно увещевал маленькому ребёнку:
— Есть одно местечко ближе к восточной стене. Там прилично кормят и немного берут за постой. А хозяева мои давние знакомцы.
Девушка тяжело вздохнула и продолжила путь без лишних вопросов, но рукав руха не отпускала.
Статная пожилая женщина восседала на террасе в плетеном кресле и задумчиво крутила в руках небольшой кубок из тёмно-зелёного камня со светлыми прожилками. Волосы её были белы как шапки северных гор и уложены на голове подобно венцу, а взгляд устремлен вдаль на огромное раскидистое древо, по ветвям которого, казалось, можно забраться на самые облака. Размышления женщины прервала вошедшая послушница.
— Светлейшая хатагай , — девушка, одетая в светло-зелёную тунику, поклонилась, — простите, что отвлекаю вас.
— Ничего страшного, милое дитя, — женщина тяжело вздохнула, но голос её звучал мягко и убаюкивающе, — Что случилось, Макеа?
Девушка нерешительно переминалась с ноги на ногу, не зная, как сообщить дурную весть. Пожилая женщина снова тяжело вздохнула и попыталась ободрить послушницу:
— Ну же, Макеа. Ты ведь пришла именно за тем, чтобы что-то мне поведать.
— Совершено ещё одно нападение, светлейшая хатагай, — девушка упорно рассматривала пол террасы и не поднимала взгляда на наставницу.
Сидящая в плетеном кресле нахмурилась и обеспокоенно спросила:
— Кто-то погиб?
Макеа сглотнула и дрожащим голосом произнесла:
— Да, госпожа. Ещё одна шаамал , несколько саххи и почти весь оборонявший их отряд рюхов .
— Всемилостивая Перволунная Мать! — Ахнула хатагай, и каменный кубок с грохотом покатился по полу, расплескав содержимое.
Хатагай — южное обращение к женщине уважаемого рода.
Шаамал — южное название стихийниц.
Саххи — южное название кудесниц.
Рюх — южное название рухов.
День стоял жаркий, но тень от городской стены даровала прохладу. В едальне почти не было пустых столов, Витарр со своей спутницей с трудом нашли себе местечко. В Триречье торговля не затихала круглый год в отличие от остальных городов княжества.
— Зачем мы здесь? Разве нам не нужно спешить в гнездо? — Стараясь говорить не слишком громко, но так, чтобы голос её не потонул в шуме и достиг ушей до собеседника, спросила Клёна.
— Тебе нужна передышка. Я уж испугался, ты Змею душу отдашь на той ладье, — девушка хотела было возразить, но рух остановил её жестом, — Неплохо бы узнать какие слухи над миром летают да весточку своим передать.
Дородная русоволосая хозяйка в подпоясанной плотной темно-зелёной рубахе, проворно пролавировав с подносом через заполненный зал, поставила на стол перед Клёной и Витарром наваристую уху, корзиночку с небольшими округлыми булочками и две кружки кваса.
— Угощайтесь, дорогие, — голос у хозяйки был приятный, хотя и несколько низкий, — Как приятно встретить своих, а не этих пронырливых южан, — на последней фразе голос её понизился до шёпота, и женщина осторожно кивнула в сторону двух темноволосых мужчин за соседним столиком.
— Нынче много пришедших с юга? — Вежливо осведомился Витарр, пододвигая к себе плошку с ухой и принюхиваясь, что не осталось незамеченным хозяйкой.
— Вы, добрый кмет , не волнуйтесь, рыбка свежая. Только сегодня выловили, — Усмехнулась женщина и только после этого ответила тихо и раздраженно, — Прям проходу нынче от южан нет. Уж и девки наши на южный манер подпоясываться перестали. Бесстыдницы! Тьфу!
Рух понимающе покачал головой:
— Ну дела! И чего им не сидится на своем юге?
Клёна на мгновение оторвалась от трапезы и бросила недоуменный взгляд на своего спутника.
— Вот и я о чём толкую! Северянки хоть поскромнее будут и к распутству девок наших не подталкивают. А у меня пятеро дочерей знаете ли, — женщина вздохнула, — Если что-то понадобится, вы зовите. Мы своим всегда рады.
Когда дородная хозяйка ушла, Клёна возмущенно зашипела на руха:
— И что это было? Ты же сам с юга!
Обычно скупой на проявление эмоций Витарр подмигнул девушке:
— Проверял действие амулета. Радмила вот меня не узнала, — мужчина выглядел довольным, — Это их с Братиславом постоялый двор.
Больше ничего рух пояснять не стал, а девушка и не спрашивала, только молча ковырялась ложкой в плошке с ухой. У Клёны слишком болела голова от этого шумного города, и долгожданного облегчения это заведение не принесло. А Витарр прислушивался к разговорам, не смолкавшим со всех сторон. Южане за соседнем столиком порядочно набрались и их голоса звучали всё громче.
— Это… ик… не пиво, а… ик… ослиная моча! — Громко воскликнул тот, что моложе, стукнув глиняной кружкой по столу так, что часть жидкости выплеснулась через край.
— И не говори! — Старший покачал головой, — У этих детей лесов, что ни выпивка, то редкая дрянь.
Ещё некоторое время двое южан хаяли на разный манер местное пойло, после разговор плавно перешёл в громкое обсуждение проблем торговли винами, а через какое-то время свернул на торговлю тканями. Непредсказуемы нить пьяных разглагольствований.
— Да тебе ли… ик… жаловаться, нарён ! — Взревел младший, — Слыхал, у тебя почтенные саххи и даже сама… ик… шаамал ткани да меха заказывают!
Старший горестно вздохнул:
— Боги мне свидетели, ты или древоголовый или не слышал!
Младший не на шутку оскорбился и ударил кулаком по столу, от чего многие посетители на них обернулись:
— Это чего я… ик… древоголовый! Так люди говорят!
— Вот дурной! — Вздохнул старший, — Да не бушуй ты! — мужчина добавил несколько неразборчивых слов, а потом почти шёпотом продолжил, — Слухи ходят, будто шаамал погибают одна за другой. Неровен час закроют Сад Жизни для посетителей. И плакали мои заказы! — Он сокрушенно покачал головой и поморщившись отхлебнул из глиняной кружки. — Так-то!
Прислушивавшийся к разговорам Витарр всерьез встревожился. Клёна лишь недоуменно посмотрела на своего спутника. Что ей до каких-то там саххи и шаамал или как их там. Сколько её зареченских в Топи ушла, а об этом помалкивают!
Пыл молодого южанина немного поутих:
— Мда… Неужто… ик… опять рюхи?
Старший зашикал на собеседника и вспылил:
— Ну точно древоголовый! Ну кто ж о таком в слух то говорит! — И добавил чуть громче, — Милостивые Боги, да с чего бы рюхам своих же порешать?!
Молодой южанин всё никак не унимался:
— На базаре… ик… пришлые с севера поговаривали… ик… где-то выше по Березайке рюхи… ик… целую деревню сожгли! И-ик… чего этим выхухолям… ик… в своем гнезде не сидится!
Старший закатил глаза и запричитал:
— Да ты думай хоть, что несёшь, неразумный! Что ты заладил рюхи да рюхи?! Аль беду накликать хочешь? За что ж, ты дурень эдакий, на мою голову-то свалился!
В ответ молодой южанин только пристыжено икнул. Дальше их разговор снова свернул в сторону местного пойла и его вкусовых качеств.
Витарр хмуро посмотрел на свою спутницу. Девушка только доела свою уху и теперь задумчиво жевала булочку, одной рукой подперев голову. Рух тихо позвал её по имени, и Клёна мотнула головой, будто только проснулась, и недовольно буркнула что-то в ответ. Мужчина вздохнул и ушёл договариваться с дородной хозяйкой насчет постоя.
Кмет — свободный член общества.
Нарён — мужчина знатного рода, распространенное вежливое обращение в южном наречии.
Комната, одна из многих располагавшихся на втором этаже над едальней, была небольшой. Единственное окно выходило на задний двор и городскую стену, поэтому в помещении было темновато. Из убранства были только рассохшийся сундук с оплывшей свечой на крышке, небольшая бадья для умывания с ветхим, но чистым полотенцем да тюфяк с шерстяным покрывалом на деревянном настиле. Все остальные удобства располагались на заднем дворе за баней.
Клёна тяжело вздохнула. Видно по её косам хозяйка справедлива рассудила, что девушка мужняя, а значит им со спутником хватит одной комнаты на двоих.
— Свободных комнат всё равно больше нет, — будто прочитав мысли девушки, произнес рух, — Не волнуйся, я посплю на полу.
Хмурая Клёна кивнула и помедлив недовольно начала:
— Витарр, — она немного замялась, назвать своего спутника по имени оказалось труднее, чем мыслилось, — зачем мы здесь ночуем? Почему нельзя двинуться дальше?
Рух перебил её:
— Нужно отправить весть в гнездо.
— Так отправь! — девушка начала раздражаться, Витарр удивленно посмотрел на неё, — Я только это и слышу. Что происходит? Скажи мне честно.
Щёки Клёны заалели, кажется, девушка сама от себя не ожидала такого напора. Рух тяжело вздохнул: «Вот упрямая девка!», но вслух ответил иное:
— Не так легко найти проверенного… кхм… человека, которому можно было бы доверить письмо. Я бы сам слетал, но, — и мужчина посмотрел на свою разгоряченную спутницу в упор, что заставило девушку потупить взгляд.
— Почему нельзя вместе полететь? Как собирались, — голос её стал спокойнее, но сдаваться девушка не собиралась.
Рух воздел глаза к потолку, словно вопрошал о чём-то небо, но Клёна этого не видела.
— Алистер был прав, — при этих словах Витарр скривился так, будто съел пригоршню горького перца, что привозили купцы из дальних земель, — Слишком опасно. Особенно нести тебя в когтях. Вспомни прошлый перелёт! — Клёна вздрогнула, хотя вспомнить прошлый перелёт оказалось проблемно, ведь в тот раз она очень быстро потеряла сознание. — Ты же хочешь живой добраться до Смотрящего? — Мужчина криво усмехнулся и покачал головой, — А на большой высоте да такой длительный перелёт…
— Так давай полетим низко, — простодушно возразила ученица ведуньи, всплеснув руками.
Рух чуть не рассмеялся, но вовремя сделал вид, что закашлялся: «Святая простота!». Однако ответил девушке он предельно серьезно:
— Низко я с такой ношей далеко не улечу, это потребует много сил. Ветры не те.
— Я могла бы полететь у тебя на спине, — неуверенно произнесла девушка, но Витарр посмотрел на неё так, что Клёна невольно втянула голову в плечи.
— Я тебе лошадь что ли?! — Возмутился рух.
— У тебя одни отговорки! — Клёна заметалась как дикая рысь, выставленная на потеху люду в клетке на ярмарке.
Витарр подошёл к девушке и взял за плечи, заставляя остановиться:
— Обещаю, я доставлю тебя в Гнездо.
— Только слова, — девушка упрямо посмотрела руху в глаза, вывернулась из его рук и сделала шаг назад, — Я не понимаю, что происходит? Зачем ты прилетел в Заречье? Что ты там искал?
— Я уже объяснял тебе, — мужчина устало потер переносицу.
— Не верю тебе! — Зло отчеканила девушка.
— Ну а я что должен делать? — Раздраженно бросил в ответ рух.
Клёна задумчиво затихла на пару мгновений, даже метаться по комнате перестала.
— Скажи мне правду. Хоть о чём-нибудь! — Голос её стал спокоен, — Например, зачем рухам плащи? Раз уж не хочешь говорить о чём-то более значимом.
Витарр со вздохом опустился на крышку сундука, мысленно костеря спутницу: «Дурная девка, что ж ты не уймешься никак!», но после небольшой паузы начал спокойно рассказывать:
— Ты задумывалась, как мы превращаемся? — Девушка помотала головой. — Какого это, когда удлиняются кости, выворачиваются суставы, перья прорастают сквозь кожу… — рух передернул плечами, смотря прямо перед собой, — Первое превращение, когда птенец оперяется и встает на крыло, самое долгое, болезненное, мучительное… И каждый раз при обращении всё начинается сначала, пробиваются новые перья… Плащ придумала Мать Ветров, дабы облегчить участь первого руха. Собрала однажды, после его превращения обратно в человека, осыпавшиеся перья и три дня и три ночи творила свою магию, — Витарр хмыкнул, — и на четвертый день подарила первому руху плащ из его собственных перьев. Уходя из мира, она научила этому следующую Мать Ветров. Когда ты в плаще обращение проходит почти безболезненно и намного быстрее, не нужно каждый раз заново оперяться. И несомненное приятное дополнение, что магия плаща сохраняет твою одежду, доспехи и мелкие вещи, и превращаясь обратно из птичьей ипостаси ты не оказываешься голым посреди какого-нибудь леса или, скажем, людной площади, — рух усмехнулся и посмотрел на собеседницу.
Девушка стояла, опустив глаза. Молчание затянулось. Рух хлопнул себя по коленям и поднялся с сундука.
— Ты пойми, если понесу тебя в когтях, а в воздухе на нас нападут, я не смогу даже отбиваться! И не злись, что много не объясняю. Мне просто не дозволено, — Витарр говорил серьезно и спокойно, — Я найду верного посыльного и передам весть в Гнездо, чтобы нам на помощь выслали отряд. И тогда мы полетим.
Командир пил уже третий день. Последнее время это случалось все чаще. Птенцы, оказавшись рядом с его покоями, старались говорить шепотом и как можно быстрее ретироваться, чтобы не попасть под горячую руку. Когда он пил, то становился вспыльчив и жесток. Вот и сейчас никто не хотел идти к нему с дурной вестью: отряд вернулся без желанной добычи.
В городе девушка чувствовала себя неуютно, здесь всё было совсем не так, даже не как в Зимогорье. Три дня на ладье, а словно попала в другой мир. Всё казалось чуждым, начиная от высоких каменных стен, что заслоняли солнце, до странной одежды горожан. Ни в сарафаны, ни в запоны местные женщины не рядились, вместо этого мелькали странные рубашки из плотной ткани, а иногда цветастые юбки и безрукавки. Но куда больше поразило Клёну, что многие женщины и девушки ходили неподпоясанные! Как потом, в ответ на возмущенный шёпот, успокоил её рух: у приезжих южанок это не считалось чем-то бесстыдным, особенно если поверх длинной рубахи, называемой на юге туникой, надевался короткий плащ, скрепленный аграфом. Народ в Триречье вообще выглядел очень разномастно, в большой торговый город со всех сторон света по воде и по суше съезжались купцы, у которых местные перенимали традиции и не только в одежде.
Под южными стенами города, почти на выходе из порта, раскинулся огромный базар: разноцветные шатры, множество прилавков с фруктами, рыбой, тканями и всем, что только можно представить, сновавшие между рядами и продававшие сласти и безделушки лоточники, уличные музыканты, балаганщики и прочий сброд. Гомон, смешивающиеся запахи разнообразных товаров и людей, бесконечная череда лиц. Клёна так боялась потеряться в этой разноцветной толпе, что намертво вцепилась в рукав Витарра. Мужчина незаметно ухмыльнулся, но говорить ошарашенной девушке ничего не стал. То и дело путникам перегораживали путь ушлые торговцы, но рух упорно не обращал на них внимания.
Клёна надеялась, что сможет вздохнуть спокойно, когда они вступят за тяжелые городские ворота. От запахов и шума у неё сильно разболелась голова. Но какое было разочарование, когда городские улицы, непривычно узкие в сравнение с Зимогорьем, и темные вблизи стены, оказались едва ли менее шумные, чем пройденный базар. Девушка сильно утомилась с дороги, недавний путь через леса дался ей намного легче, чем это хождение среди людской толчеи.
— Я устала, Витарр. Куда мы идем? — В голосе Клёны послышали капризные нотки, что очень удивило руха: «По лесам значит молча, без единой жалобы, а тут вдруг... Занятно».
Но несмотря на недоумение, мужчина ответил так, будто спокойно увещевал маленькому ребёнку:
— Есть одно местечко ближе к восточной стене. Там прилично кормят и немного берут за постой. А хозяева мои давние знакомцы.
Девушка тяжело вздохнула и продолжила путь без лишних вопросов, но рукав руха не отпускала.
Глава 8
Статная пожилая женщина восседала на террасе в плетеном кресле и задумчиво крутила в руках небольшой кубок из тёмно-зелёного камня со светлыми прожилками. Волосы её были белы как шапки северных гор и уложены на голове подобно венцу, а взгляд устремлен вдаль на огромное раскидистое древо, по ветвям которого, казалось, можно забраться на самые облака. Размышления женщины прервала вошедшая послушница.
— Светлейшая хатагай , — девушка, одетая в светло-зелёную тунику, поклонилась, — простите, что отвлекаю вас.
— Ничего страшного, милое дитя, — женщина тяжело вздохнула, но голос её звучал мягко и убаюкивающе, — Что случилось, Макеа?
Девушка нерешительно переминалась с ноги на ногу, не зная, как сообщить дурную весть. Пожилая женщина снова тяжело вздохнула и попыталась ободрить послушницу:
— Ну же, Макеа. Ты ведь пришла именно за тем, чтобы что-то мне поведать.
— Совершено ещё одно нападение, светлейшая хатагай, — девушка упорно рассматривала пол террасы и не поднимала взгляда на наставницу.
Сидящая в плетеном кресле нахмурилась и обеспокоенно спросила:
— Кто-то погиб?
Макеа сглотнула и дрожащим голосом произнесла:
— Да, госпожа. Ещё одна шаамал , несколько саххи и почти весь оборонявший их отряд рюхов .
— Всемилостивая Перволунная Мать! — Ахнула хатагай, и каменный кубок с грохотом покатился по полу, расплескав содержимое.
Хатагай — южное обращение к женщине уважаемого рода.
Шаамал — южное название стихийниц.
Саххи — южное название кудесниц.
Рюх — южное название рухов.
***
День стоял жаркий, но тень от городской стены даровала прохладу. В едальне почти не было пустых столов, Витарр со своей спутницей с трудом нашли себе местечко. В Триречье торговля не затихала круглый год в отличие от остальных городов княжества.
— Зачем мы здесь? Разве нам не нужно спешить в гнездо? — Стараясь говорить не слишком громко, но так, чтобы голос её не потонул в шуме и достиг ушей до собеседника, спросила Клёна.
— Тебе нужна передышка. Я уж испугался, ты Змею душу отдашь на той ладье, — девушка хотела было возразить, но рух остановил её жестом, — Неплохо бы узнать какие слухи над миром летают да весточку своим передать.
Дородная русоволосая хозяйка в подпоясанной плотной темно-зелёной рубахе, проворно пролавировав с подносом через заполненный зал, поставила на стол перед Клёной и Витарром наваристую уху, корзиночку с небольшими округлыми булочками и две кружки кваса.
— Угощайтесь, дорогие, — голос у хозяйки был приятный, хотя и несколько низкий, — Как приятно встретить своих, а не этих пронырливых южан, — на последней фразе голос её понизился до шёпота, и женщина осторожно кивнула в сторону двух темноволосых мужчин за соседним столиком.
— Нынче много пришедших с юга? — Вежливо осведомился Витарр, пододвигая к себе плошку с ухой и принюхиваясь, что не осталось незамеченным хозяйкой.
— Вы, добрый кмет , не волнуйтесь, рыбка свежая. Только сегодня выловили, — Усмехнулась женщина и только после этого ответила тихо и раздраженно, — Прям проходу нынче от южан нет. Уж и девки наши на южный манер подпоясываться перестали. Бесстыдницы! Тьфу!
Рух понимающе покачал головой:
— Ну дела! И чего им не сидится на своем юге?
Клёна на мгновение оторвалась от трапезы и бросила недоуменный взгляд на своего спутника.
— Вот и я о чём толкую! Северянки хоть поскромнее будут и к распутству девок наших не подталкивают. А у меня пятеро дочерей знаете ли, — женщина вздохнула, — Если что-то понадобится, вы зовите. Мы своим всегда рады.
Когда дородная хозяйка ушла, Клёна возмущенно зашипела на руха:
— И что это было? Ты же сам с юга!
Обычно скупой на проявление эмоций Витарр подмигнул девушке:
— Проверял действие амулета. Радмила вот меня не узнала, — мужчина выглядел довольным, — Это их с Братиславом постоялый двор.
Больше ничего рух пояснять не стал, а девушка и не спрашивала, только молча ковырялась ложкой в плошке с ухой. У Клёны слишком болела голова от этого шумного города, и долгожданного облегчения это заведение не принесло. А Витарр прислушивался к разговорам, не смолкавшим со всех сторон. Южане за соседнем столиком порядочно набрались и их голоса звучали всё громче.
— Это… ик… не пиво, а… ик… ослиная моча! — Громко воскликнул тот, что моложе, стукнув глиняной кружкой по столу так, что часть жидкости выплеснулась через край.
— И не говори! — Старший покачал головой, — У этих детей лесов, что ни выпивка, то редкая дрянь.
Ещё некоторое время двое южан хаяли на разный манер местное пойло, после разговор плавно перешёл в громкое обсуждение проблем торговли винами, а через какое-то время свернул на торговлю тканями. Непредсказуемы нить пьяных разглагольствований.
— Да тебе ли… ик… жаловаться, нарён ! — Взревел младший, — Слыхал, у тебя почтенные саххи и даже сама… ик… шаамал ткани да меха заказывают!
Старший горестно вздохнул:
— Боги мне свидетели, ты или древоголовый или не слышал!
Младший не на шутку оскорбился и ударил кулаком по столу, от чего многие посетители на них обернулись:
— Это чего я… ик… древоголовый! Так люди говорят!
— Вот дурной! — Вздохнул старший, — Да не бушуй ты! — мужчина добавил несколько неразборчивых слов, а потом почти шёпотом продолжил, — Слухи ходят, будто шаамал погибают одна за другой. Неровен час закроют Сад Жизни для посетителей. И плакали мои заказы! — Он сокрушенно покачал головой и поморщившись отхлебнул из глиняной кружки. — Так-то!
Прислушивавшийся к разговорам Витарр всерьез встревожился. Клёна лишь недоуменно посмотрела на своего спутника. Что ей до каких-то там саххи и шаамал или как их там. Сколько её зареченских в Топи ушла, а об этом помалкивают!
Пыл молодого южанина немного поутих:
— Мда… Неужто… ик… опять рюхи?
Старший зашикал на собеседника и вспылил:
— Ну точно древоголовый! Ну кто ж о таком в слух то говорит! — И добавил чуть громче, — Милостивые Боги, да с чего бы рюхам своих же порешать?!
Молодой южанин всё никак не унимался:
— На базаре… ик… пришлые с севера поговаривали… ик… где-то выше по Березайке рюхи… ик… целую деревню сожгли! И-ик… чего этим выхухолям… ик… в своем гнезде не сидится!
Старший закатил глаза и запричитал:
— Да ты думай хоть, что несёшь, неразумный! Что ты заладил рюхи да рюхи?! Аль беду накликать хочешь? За что ж, ты дурень эдакий, на мою голову-то свалился!
В ответ молодой южанин только пристыжено икнул. Дальше их разговор снова свернул в сторону местного пойла и его вкусовых качеств.
Витарр хмуро посмотрел на свою спутницу. Девушка только доела свою уху и теперь задумчиво жевала булочку, одной рукой подперев голову. Рух тихо позвал её по имени, и Клёна мотнула головой, будто только проснулась, и недовольно буркнула что-то в ответ. Мужчина вздохнул и ушёл договариваться с дородной хозяйкой насчет постоя.
Кмет — свободный член общества.
Нарён — мужчина знатного рода, распространенное вежливое обращение в южном наречии.
***
Комната, одна из многих располагавшихся на втором этаже над едальней, была небольшой. Единственное окно выходило на задний двор и городскую стену, поэтому в помещении было темновато. Из убранства были только рассохшийся сундук с оплывшей свечой на крышке, небольшая бадья для умывания с ветхим, но чистым полотенцем да тюфяк с шерстяным покрывалом на деревянном настиле. Все остальные удобства располагались на заднем дворе за баней.
Клёна тяжело вздохнула. Видно по её косам хозяйка справедлива рассудила, что девушка мужняя, а значит им со спутником хватит одной комнаты на двоих.
— Свободных комнат всё равно больше нет, — будто прочитав мысли девушки, произнес рух, — Не волнуйся, я посплю на полу.
Хмурая Клёна кивнула и помедлив недовольно начала:
— Витарр, — она немного замялась, назвать своего спутника по имени оказалось труднее, чем мыслилось, — зачем мы здесь ночуем? Почему нельзя двинуться дальше?
Рух перебил её:
— Нужно отправить весть в гнездо.
— Так отправь! — девушка начала раздражаться, Витарр удивленно посмотрел на неё, — Я только это и слышу. Что происходит? Скажи мне честно.
Щёки Клёны заалели, кажется, девушка сама от себя не ожидала такого напора. Рух тяжело вздохнул: «Вот упрямая девка!», но вслух ответил иное:
— Не так легко найти проверенного… кхм… человека, которому можно было бы доверить письмо. Я бы сам слетал, но, — и мужчина посмотрел на свою разгоряченную спутницу в упор, что заставило девушку потупить взгляд.
— Почему нельзя вместе полететь? Как собирались, — голос её стал спокойнее, но сдаваться девушка не собиралась.
Рух воздел глаза к потолку, словно вопрошал о чём-то небо, но Клёна этого не видела.
— Алистер был прав, — при этих словах Витарр скривился так, будто съел пригоршню горького перца, что привозили купцы из дальних земель, — Слишком опасно. Особенно нести тебя в когтях. Вспомни прошлый перелёт! — Клёна вздрогнула, хотя вспомнить прошлый перелёт оказалось проблемно, ведь в тот раз она очень быстро потеряла сознание. — Ты же хочешь живой добраться до Смотрящего? — Мужчина криво усмехнулся и покачал головой, — А на большой высоте да такой длительный перелёт…
— Так давай полетим низко, — простодушно возразила ученица ведуньи, всплеснув руками.
Рух чуть не рассмеялся, но вовремя сделал вид, что закашлялся: «Святая простота!». Однако ответил девушке он предельно серьезно:
— Низко я с такой ношей далеко не улечу, это потребует много сил. Ветры не те.
— Я могла бы полететь у тебя на спине, — неуверенно произнесла девушка, но Витарр посмотрел на неё так, что Клёна невольно втянула голову в плечи.
— Я тебе лошадь что ли?! — Возмутился рух.
— У тебя одни отговорки! — Клёна заметалась как дикая рысь, выставленная на потеху люду в клетке на ярмарке.
Витарр подошёл к девушке и взял за плечи, заставляя остановиться:
— Обещаю, я доставлю тебя в Гнездо.
— Только слова, — девушка упрямо посмотрела руху в глаза, вывернулась из его рук и сделала шаг назад, — Я не понимаю, что происходит? Зачем ты прилетел в Заречье? Что ты там искал?
— Я уже объяснял тебе, — мужчина устало потер переносицу.
— Не верю тебе! — Зло отчеканила девушка.
— Ну а я что должен делать? — Раздраженно бросил в ответ рух.
Клёна задумчиво затихла на пару мгновений, даже метаться по комнате перестала.
— Скажи мне правду. Хоть о чём-нибудь! — Голос её стал спокоен, — Например, зачем рухам плащи? Раз уж не хочешь говорить о чём-то более значимом.
Витарр со вздохом опустился на крышку сундука, мысленно костеря спутницу: «Дурная девка, что ж ты не уймешься никак!», но после небольшой паузы начал спокойно рассказывать:
— Ты задумывалась, как мы превращаемся? — Девушка помотала головой. — Какого это, когда удлиняются кости, выворачиваются суставы, перья прорастают сквозь кожу… — рух передернул плечами, смотря прямо перед собой, — Первое превращение, когда птенец оперяется и встает на крыло, самое долгое, болезненное, мучительное… И каждый раз при обращении всё начинается сначала, пробиваются новые перья… Плащ придумала Мать Ветров, дабы облегчить участь первого руха. Собрала однажды, после его превращения обратно в человека, осыпавшиеся перья и три дня и три ночи творила свою магию, — Витарр хмыкнул, — и на четвертый день подарила первому руху плащ из его собственных перьев. Уходя из мира, она научила этому следующую Мать Ветров. Когда ты в плаще обращение проходит почти безболезненно и намного быстрее, не нужно каждый раз заново оперяться. И несомненное приятное дополнение, что магия плаща сохраняет твою одежду, доспехи и мелкие вещи, и превращаясь обратно из птичьей ипостаси ты не оказываешься голым посреди какого-нибудь леса или, скажем, людной площади, — рух усмехнулся и посмотрел на собеседницу.
Девушка стояла, опустив глаза. Молчание затянулось. Рух хлопнул себя по коленям и поднялся с сундука.
— Ты пойми, если понесу тебя в когтях, а в воздухе на нас нападут, я не смогу даже отбиваться! И не злись, что много не объясняю. Мне просто не дозволено, — Витарр говорил серьезно и спокойно, — Я найду верного посыльного и передам весть в Гнездо, чтобы нам на помощь выслали отряд. И тогда мы полетим.
***
Командир пил уже третий день. Последнее время это случалось все чаще. Птенцы, оказавшись рядом с его покоями, старались говорить шепотом и как можно быстрее ретироваться, чтобы не попасть под горячую руку. Когда он пил, то становился вспыльчив и жесток. Вот и сейчас никто не хотел идти к нему с дурной вестью: отряд вернулся без желанной добычи.
