Какое-то время дети смотрели на нее в изумлении и немного со страхом. Их мама никогда не плакала и не болела, всегда была веселой и жизнерадостной.
Первой не выдержала Люба, она подбежала к матери прижалась к ней и зашептала:
– Мамочка, родненькая, не плачь, пожалуйста! Я не буду просить денег у папы на сосиски, только ты не плачь! Мамочка… – не в силах больше слушать всхлипывания матери, она разревелась.
Виктор в одно мгновение оказался возле своих плачущих девчонок, обхватил, прикрикнул:
– Ну-ка, прекратите сырость разводить. У нас теперь все будет по-другому – слышите!
Милка перестала плакать, подняла на него свои мокрые от слез глаза. Сколько было боли и неверия в этих родных и любимых глазах.
Игорь подошел к матери и обнял ее за плечи, он впервые видел ее слезы и поэтому тихо говорил одно и то же:
– Мам, ты чего. Ну мам.
Виктор обхватил их всех руками, шептал:
– Простите меня, слышите. Простите. Все теперь будет по-другому. Я вам обещаю.
Сердце горело и раздиралось от боли, а это значило одно – не все в нем умерло. Любовь, запрятанная и затоптанная его пьянством, бушевала внутри. И она, эта любовь, поможет ему выстоять против самого злого врага на земле, и этот враг – он сам. Что бы ни говорила эта женщина насчет всяких сущностей, которые его толкают к пороку. Нет – порок в себе развел он сам, и сам должен с ним справиться.
Светка горела вся огнем, чужая сущность над ней недовольно ворочалась, ей нужна была душевная боль. Она не понимала, как очутилась над телом незнакомого ей человека, но сразу заняла главенствующую позицию, отодвинув в сторону своего слабого собрата.
Человеческая душевная боль такая вкусная, а самое главное с ее помощью легко выйти на другой уровень. Встать в ряды стражей, если удаться довести человека до самоубийства, то путь прямиком к верховным правителям. И это у нее уже практически было, оставалось всего несколько часов до заветной цели, сегодня кормилец должен был расстаться с жизнью. Но случилось непредвиденное, ее оторвали от тела ходячего мертвеца в одно мгновение. Не просто оторвали, ее перетянули, и как это произошло, она не поняла. Кто посмел разрушить все ее планы? Кто посмел? Хотелось выть, царапаться от несправедливости и вытянуть из нового кормильца все ее страдания и муки.
Сущность пронзила своими щупальцами ненавистное тело человека, которое встало у нее на пути.
Светка простонала, по всему телу пробегали мучительные ручьи боли. Они пронизывали ее насквозь, ломали кости, ломали внутреннюю суть, как будто что-то искали.
Перевернув весь организм, они ринулись в ее ауру. Столько разных отпечатков в жизни и все они тут. Сущность не интересовали ни радость, ни блаженство, ни даже обиды, ее интересовала душевная боль, над которой можно издеваться. Обшарив щупальцами все миры человека, над которым она оказалась, недовольно заворочалась. Все ничтожно мало.
«Не может быть, чтобы человек жил без душевной боли, все люди слабы, а тем более эта. Оттолкнуть ее наивную сущность не составляло труда. Нет, она не выбросила наивную сущность совсем, за это можно и поплатиться. Пусть болтается рядом, иногда буду подкармливать, чтобы не погибла. Еда. Как же я проголодалась. Надо лучше искать, искать и вывернуть наизнанку эту жалкую кормилицу».
Щупальца замерла у непонятного темного сгустка.
«Чтобы это могло быть? Сколько было у нее «хозяев», но такого никогда не встречала».
Не раздумывая создание из низшего мира, резко ударило по темному сгустку.
Человечка вскрикнула, – нет! Нет! Нет!
Светка закричала и вскочила. Лицо, перекошенное от боли, ужасом и страхом наполненные глаза. Кто-то бесцеремонно вышиб одну из ее дверей с номером 1995.
Светлана давно спрятала все свои переживания и душевную боль за большими толстыми дверьми, и никогда их не открывала. Конечно, иногда немного приоткрывала, и как только воспоминания едва касалась ее, мигом захлопывала дверь, быстро вешая замок покрепче. И вот пережитые события, хлынули потоком на нее, вновь бросая в водоворот душевной боли.
– Не хочу! – кричала она, – не хочу!
Да только на этот раз ее никто не спрашивал.
Светлану подхватили сильные мужские руки и уложили в постель. Она попыталась вырваться, но тщетно. Михаил держал ее крепко, хмурился, не понимая того, что сейчас переживает женщина, лежащая в постели.
«Остался в доме матери всего лишь на несколько минут, но судя по состоянию квартирантки, ночь предстоит не из легких».
Михаил не подозревал о терзаниях Светланы. Чужая сущность вероломно вломилась в ее воспоминания, чтобы насытиться. Ворочала, выворачивала душевную боль прошлого, которую новой хозяйке придется пережить заново.
В 1995 году на шестьдесят первом году жизни умер отец. Очередной инсульт, оборвал его жизнь. Отец болел более десяти лет, у него было несколько инфарктов. Но он держался и не поддавался болезни, занимался спортом, тренировал память, разгадывая кроссворды. Всегда был жизнерадостным, и не верилось в то, что его больше никогда не будет с ними. Никогда больше он не обнимет их и не скажет, – «Девчонки вы мои дорогие, самые красивые на свете. Как же я вас люблю».
Страшно было смотреть на застывшее лицо отца, на губы, покрытые синевой, на холодное и обездвиженное тело.
Они стояли три его девчонки у гроба и слезы не переставая, текли по их щекам. Поцеловав его на прощанье каждая, понимала, последний миг, когда можно еще раз посмотреть сказать то, что не успел. Но только понимаешь, ответа уже никогда не услышишь – никогда.
Последний миг, и деревянная крышка гроба навек перечеркивает время до и после. Останутся только воспоминания, светлые радостные и ощущения что ты была любима. Единственным мужчиной на свете – твоим отцом.
Может ты ждала любви от другого все эти годы, тыкалась лбом как слепой котенок, да только нарывалась на стену не понимания, и безразличия. Последняя горсть земли ударяется о пустоту, и она отзовется эхом в их душах, болью расставанием, и горечью потери. Свою маленькую частичку души, они навсегда оставили там, у холмика с крестом.
За поминальным столом собралось много народа. Три сестры и мать сели рядом, Светка примостилась с младшенькой Мариной, они давно ни выделись. В тяжелые девяностые года денег не хватало на продукты, а о поездах к друг другу и разговоры не велись. Всех собрала смерть отца.
Они помянули его, выпили по три стопки, как и положено. Градусы затуманили разум, немного облегчив боль утраты. На Светлану нахлынули воспоминания детства, как они с Маринкой дрались, когда были маленькими. Ее тянуло в детство, ведь там она могла вновь быть счастливой и любимой, только сестренка почему-то обиделась. Ее голубые глаза покрыла пелена слез.
Стоявшая на столе закрытая бутылка пива разлетелась в дребезги. Сидевшие за столом люди замолчали от страха, вокруг повисла мертвая тишина.
У Светки кольнуло в сердце от дурного предчувствия. Отец был здесь среди них и предупреждал о чем-то. Если бы она знала. Если бы.
– Нет! Нет! – кричала Светка, вскакивая с кровати. Прости Маришка – прости, за брошенное слово я ведь тогда ничего не знала.
Сестра встала и ушла, пряча свои слезы. Светка бросилась за ней, найдя Маришку на улице, стоящей у березы, нервно курившей.
– Мариш, ты чего, обиделась что ли?
Светлана подошла и обняла сестру. У той тряслись руки, когда она подносила сигарету к губам.
– Ты чего сестренка, случилось чего? – не отставала Светка с расспросами.
– Свет, зачем ты при Юрке рассказала, как мы в детстве дрались.
– Мариш – это ведь детство. Мы выросли, повзрослели и сейчас понимаем, как любим друг друга. Вы же у меня любимые сестренки. Я вас очень люблю, тебя и Наташу. Она обняла за плечи Марину и прижалась.
– Я не хотела говорить, но моя жизнь это, вечный кошмар. Юра с виду на людях такой ласковый и добрый. Он начал меня бить практически сразу после рождения Веры. Я попыталась его образумить, и он сказал, что больше этого не будет. Я, поверила. Но как видно зря. Когда забеременела второй раз, сразу знала, что это девочка. Какое-то внутреннее чутье. Так бывает. Когда после родов мне принесли мою крошечку, взяла ее на руки и была самой счастливой. Я хотела назвать ее в честь тебя. Держу, улыбаюсь и говорю ей – Светочка моя, а она хмуриться. И веришь или нет, я поняла, что она не хочет, чтобы ее так называли. Я тогда стала перебирать разные имена и на имени Люба, она заулыбалась. Представляешь несколько часов от роду, а она лежит, улыбается. Так, она сама себе выбрала имя. Да только моя кровиночка мало видела счастья с самого рождения. Сама знаешь девяностые, работы нет, денег нет, детских денег не дают. Чем хочешь, тем и корми детей. Юрка сидит не работает, а в кастрюлю заглядывает. Уговоры чтоб пошел и хоть как-то на еду детям заработал, только орал и злился. Я тогда взяла Любочку на руки и пошла с протянутой рукой. Стояла с ней с крохой просила милостыню, чтоб хоть как-то их прокормить. Люди добрые даже в такие голодные года, подавали немного, на картошку хватало. И я готовила на завтрак картошку, на обед картошку и на ужин картошку. Но постепенно жизнь стала налаживаться, Юрка взял денег в займы у друга, стал покупать старые машины и разбирать их на запчасти. Только жизнь лучше с ним не стала. Пьянки и драки. Иногда я убегала, он догонял меня бил. Я часто падала на землю от его ударов, он хватал меня за волосы и тащил домой. А там еще больше наказывал. Один раз, стал меня душить. Я в тот момент, побоялась за детей, – сказала, –«зачем грех на душу берешь, я сама на себя руки наложу». Он отпустил, и с того момента больше меня не трогал. Дуреха думала, наконец, понял, что творил и была счастлива. Такой заботливый, добрый стал, по дому все помогает, и драться перестал.
Прошло больше года нашей счастливой жизни, нас пригласили друзья на день рождения. Мы выпивали, ты же знаешь, я люблю красное вино, посидеть расслабиться. Играла музыка, он пригласил меня на танец. А потом во время танца наклонился и мне на ухо прошептал, – помнишь, ты обещала с жизнью распрощаться.
Я не знаю, как смогла весь оставшейся вечер улыбаться друзьям, танцевать и веселиться. В тот момент все решила и понимала, что живу последние часы, минуты, секунды. Мне было все равно, душевная боль душила. Человек, которому я родила двоих детей, человек с которым я делила постель, человек которого я любила – был исчадьем ада. Во мне в тот момент умерло все.
Мы вернулись домой, и легли спать. Я лежала и ждала, когда он уснет, и когда он захрапел, встала. Зашла к свекрови в комнату, сказала ей, чтобы она следила за детьми. А сама ушла в ванную, закрылась и выпила все имеющиеся в доме таблетки. Я, не слышала, как свекровь стучала в дверь и просила ее открыть. Как потом выбивали эту дверь, нашли меня уже без сознания. Быстро вызвали скорую.
В реанимации, пришла в сознание. Пришел следователь, стал расспрашивать, как все было. Я написала заявление и рассказала, почему это сделала. Юрка оказался под следствием, за попытку доведения до убийства. И когда меня выписали из больницы, свекровь и свекор просили не губить жизнь их сыну. Пришлось забрать заявление. Меня уговаривали этого не делать, но я не стала рушить жизнь человеку, который мою взял и уничтожил. Я бы давно от него ушла, но мне некуда идти. Вернуться в родительский дом с двумя детьми и сесть им на шею, не могу. Буду решать как-то по-другому.
Светка не могла поверить в то, что слышала.
– Маленькая моя сестренка, так не бывает, за что тебе достались все эти мучения. Ты такая молодая красивая, а где же женское счастье? Где эта треклятая любовь? Мы виноваты только в том, что хотим любить и быть любимыми. Прости меня, Мариш я не знала. Почему ты ничего не говорила?
–О чем говорить, о деспоте муже, который все во мне убил.
–Родненькая моя сестренка, сколько же тебе пришлось пережить?
Светка обняла сестру, и они стояли, обнявшись, плакали.
Плакала Светка, лежа на кровати, сущность вывернула всю скопившуюся душевную боль того года и обрушила на нее огромной волной. И от этой боли перехватывало дыхание, сердце замирало и переставало стучать от холодной руки прошлого, сжимающей ее в своих тисках. Светлану всю трясло, дверь под номером 1995, закрывающая коридор прошлого, была выбита, и там теперь гулял студеный ветер.
Вновь пережившая боль утраты и потери, попыталась поднять дверь и закрыть коридор, но даже не смогла дотронуться. Дорогу ей перегородила черная сущность со злыми красными глазницами. Она смотрела на Светку с ненавистью и открывала свою пасть как будто что-то говоря.
И, Светка вскоре поняла, что та говорит.
–«За все надо платить».
Мамочка родненькая, – почему – я? За что? Помоги мне – помоги!
Голова Светланы металась по подушке, слезы лились не переставая. Возле нее сидел Михаил и успокаивал, он едва удерживал ее, когда она вскакивала и кричала.
–Нет!
Ее лицо искажалось от боли, и ему было страшно. Он мало общался с женщинами, матери сложно было угодить. Поэтому он всячески избегал женщин порой капризных и совершенно непонятных.
Наконец найдя силы, Светлана поднялась с колен, шатаясь, стояла в коридоре у двери под номером 1995. Холодный колючий ветер раз за разом ударялся в нее, воспоминаниями прошлого стараясь сбить с ног, уничтожить и раздавить ее болью потери. Но Светка, подставив лицо ветру, прошептала, – Я Светка! Я светлая душа! Я люблю тебя папа – прощай!
Низшая тварь заворочалась, наконец, насытившись. Ничего, что не получилась сломать маленького человечка. Теперь она знает, где добыть себе пропитание. Теперь легко сможет уничтожить ту, которая оторвала ее от жертвы и от перехода на новую высшую ступень.
Светка, перестала метаться по кровати. Свернувшись калачиком, уснула, так и не открывая глаз.
Михаил еще немного посидел с ней рядом, поняв, что женщине стало лучше, встал и вышел из спальни. Прикрыв дверь, он прошел в коридор, обулся и вышел из квартиры. Будить мать не стал, ему сейчас совершенно было не до разговоров, уже прошло полночи, а впереди трудный рабочий день.
Светлана открыла глаза, яркий свет резанул по глазам болью. Она зажмурилась, все ее тело болело, казалось, силы совсем покинули.
«Давай, вставай, поднимайся моя хорошая».
Уговаривала она себя. Кое-как приподнялась, открыла глаза и опустила ноги с кровати. Осталось немного найти силы дойти до туалета и ванны. Просидев еще немного, встала. Голова кружилась, и чтобы не упасть старалась держаться ослабевшими руками, вначале за кровать, потом за стены.
Маленькими шажками, осторожно ступая чтобы не упасть, вышла из своей комнаты. В нее уперся брезгливый, недовольный взгляд глаз бабки, сидевшей на кухне.
Отведя взор, Светлана медленно прошла в туалет, выйдя из него, зашла в ванну, взглянув на себя в зеркало, ужаснулась. Через щелки опухших век на нее смотрели пустые бесчувственные глаза. Чужая сущность выглядела сытой и довольной. Светка посмотрела на свою сущность, та тоже подросла, но все равно была испуганной.
«Ух – вы – твари! До чего довели! Ничего меня просто так не возьмешь!».
Подбодрила она себя, открыла краны с водой и встала под струю.
Первой не выдержала Люба, она подбежала к матери прижалась к ней и зашептала:
– Мамочка, родненькая, не плачь, пожалуйста! Я не буду просить денег у папы на сосиски, только ты не плачь! Мамочка… – не в силах больше слушать всхлипывания матери, она разревелась.
Виктор в одно мгновение оказался возле своих плачущих девчонок, обхватил, прикрикнул:
– Ну-ка, прекратите сырость разводить. У нас теперь все будет по-другому – слышите!
Милка перестала плакать, подняла на него свои мокрые от слез глаза. Сколько было боли и неверия в этих родных и любимых глазах.
Игорь подошел к матери и обнял ее за плечи, он впервые видел ее слезы и поэтому тихо говорил одно и то же:
– Мам, ты чего. Ну мам.
Виктор обхватил их всех руками, шептал:
– Простите меня, слышите. Простите. Все теперь будет по-другому. Я вам обещаю.
Сердце горело и раздиралось от боли, а это значило одно – не все в нем умерло. Любовь, запрятанная и затоптанная его пьянством, бушевала внутри. И она, эта любовь, поможет ему выстоять против самого злого врага на земле, и этот враг – он сам. Что бы ни говорила эта женщина насчет всяких сущностей, которые его толкают к пороку. Нет – порок в себе развел он сам, и сам должен с ним справиться.
Глава 5. Двери прошлого.
Светка горела вся огнем, чужая сущность над ней недовольно ворочалась, ей нужна была душевная боль. Она не понимала, как очутилась над телом незнакомого ей человека, но сразу заняла главенствующую позицию, отодвинув в сторону своего слабого собрата.
Человеческая душевная боль такая вкусная, а самое главное с ее помощью легко выйти на другой уровень. Встать в ряды стражей, если удаться довести человека до самоубийства, то путь прямиком к верховным правителям. И это у нее уже практически было, оставалось всего несколько часов до заветной цели, сегодня кормилец должен был расстаться с жизнью. Но случилось непредвиденное, ее оторвали от тела ходячего мертвеца в одно мгновение. Не просто оторвали, ее перетянули, и как это произошло, она не поняла. Кто посмел разрушить все ее планы? Кто посмел? Хотелось выть, царапаться от несправедливости и вытянуть из нового кормильца все ее страдания и муки.
Сущность пронзила своими щупальцами ненавистное тело человека, которое встало у нее на пути.
Светка простонала, по всему телу пробегали мучительные ручьи боли. Они пронизывали ее насквозь, ломали кости, ломали внутреннюю суть, как будто что-то искали.
Перевернув весь организм, они ринулись в ее ауру. Столько разных отпечатков в жизни и все они тут. Сущность не интересовали ни радость, ни блаженство, ни даже обиды, ее интересовала душевная боль, над которой можно издеваться. Обшарив щупальцами все миры человека, над которым она оказалась, недовольно заворочалась. Все ничтожно мало.
«Не может быть, чтобы человек жил без душевной боли, все люди слабы, а тем более эта. Оттолкнуть ее наивную сущность не составляло труда. Нет, она не выбросила наивную сущность совсем, за это можно и поплатиться. Пусть болтается рядом, иногда буду подкармливать, чтобы не погибла. Еда. Как же я проголодалась. Надо лучше искать, искать и вывернуть наизнанку эту жалкую кормилицу».
Щупальца замерла у непонятного темного сгустка.
«Чтобы это могло быть? Сколько было у нее «хозяев», но такого никогда не встречала».
Не раздумывая создание из низшего мира, резко ударило по темному сгустку.
Человечка вскрикнула, – нет! Нет! Нет!
Светка закричала и вскочила. Лицо, перекошенное от боли, ужасом и страхом наполненные глаза. Кто-то бесцеремонно вышиб одну из ее дверей с номером 1995.
Светлана давно спрятала все свои переживания и душевную боль за большими толстыми дверьми, и никогда их не открывала. Конечно, иногда немного приоткрывала, и как только воспоминания едва касалась ее, мигом захлопывала дверь, быстро вешая замок покрепче. И вот пережитые события, хлынули потоком на нее, вновь бросая в водоворот душевной боли.
– Не хочу! – кричала она, – не хочу!
Да только на этот раз ее никто не спрашивал.
Светлану подхватили сильные мужские руки и уложили в постель. Она попыталась вырваться, но тщетно. Михаил держал ее крепко, хмурился, не понимая того, что сейчас переживает женщина, лежащая в постели.
«Остался в доме матери всего лишь на несколько минут, но судя по состоянию квартирантки, ночь предстоит не из легких».
Михаил не подозревал о терзаниях Светланы. Чужая сущность вероломно вломилась в ее воспоминания, чтобы насытиться. Ворочала, выворачивала душевную боль прошлого, которую новой хозяйке придется пережить заново.
***
В 1995 году на шестьдесят первом году жизни умер отец. Очередной инсульт, оборвал его жизнь. Отец болел более десяти лет, у него было несколько инфарктов. Но он держался и не поддавался болезни, занимался спортом, тренировал память, разгадывая кроссворды. Всегда был жизнерадостным, и не верилось в то, что его больше никогда не будет с ними. Никогда больше он не обнимет их и не скажет, – «Девчонки вы мои дорогие, самые красивые на свете. Как же я вас люблю».
Страшно было смотреть на застывшее лицо отца, на губы, покрытые синевой, на холодное и обездвиженное тело.
Они стояли три его девчонки у гроба и слезы не переставая, текли по их щекам. Поцеловав его на прощанье каждая, понимала, последний миг, когда можно еще раз посмотреть сказать то, что не успел. Но только понимаешь, ответа уже никогда не услышишь – никогда.
Последний миг, и деревянная крышка гроба навек перечеркивает время до и после. Останутся только воспоминания, светлые радостные и ощущения что ты была любима. Единственным мужчиной на свете – твоим отцом.
Может ты ждала любви от другого все эти годы, тыкалась лбом как слепой котенок, да только нарывалась на стену не понимания, и безразличия. Последняя горсть земли ударяется о пустоту, и она отзовется эхом в их душах, болью расставанием, и горечью потери. Свою маленькую частичку души, они навсегда оставили там, у холмика с крестом.
За поминальным столом собралось много народа. Три сестры и мать сели рядом, Светка примостилась с младшенькой Мариной, они давно ни выделись. В тяжелые девяностые года денег не хватало на продукты, а о поездах к друг другу и разговоры не велись. Всех собрала смерть отца.
Они помянули его, выпили по три стопки, как и положено. Градусы затуманили разум, немного облегчив боль утраты. На Светлану нахлынули воспоминания детства, как они с Маринкой дрались, когда были маленькими. Ее тянуло в детство, ведь там она могла вновь быть счастливой и любимой, только сестренка почему-то обиделась. Ее голубые глаза покрыла пелена слез.
Стоявшая на столе закрытая бутылка пива разлетелась в дребезги. Сидевшие за столом люди замолчали от страха, вокруг повисла мертвая тишина.
У Светки кольнуло в сердце от дурного предчувствия. Отец был здесь среди них и предупреждал о чем-то. Если бы она знала. Если бы.
– Нет! Нет! – кричала Светка, вскакивая с кровати. Прости Маришка – прости, за брошенное слово я ведь тогда ничего не знала.
Сестра встала и ушла, пряча свои слезы. Светка бросилась за ней, найдя Маришку на улице, стоящей у березы, нервно курившей.
– Мариш, ты чего, обиделась что ли?
Светлана подошла и обняла сестру. У той тряслись руки, когда она подносила сигарету к губам.
– Ты чего сестренка, случилось чего? – не отставала Светка с расспросами.
– Свет, зачем ты при Юрке рассказала, как мы в детстве дрались.
– Мариш – это ведь детство. Мы выросли, повзрослели и сейчас понимаем, как любим друг друга. Вы же у меня любимые сестренки. Я вас очень люблю, тебя и Наташу. Она обняла за плечи Марину и прижалась.
– Я не хотела говорить, но моя жизнь это, вечный кошмар. Юра с виду на людях такой ласковый и добрый. Он начал меня бить практически сразу после рождения Веры. Я попыталась его образумить, и он сказал, что больше этого не будет. Я, поверила. Но как видно зря. Когда забеременела второй раз, сразу знала, что это девочка. Какое-то внутреннее чутье. Так бывает. Когда после родов мне принесли мою крошечку, взяла ее на руки и была самой счастливой. Я хотела назвать ее в честь тебя. Держу, улыбаюсь и говорю ей – Светочка моя, а она хмуриться. И веришь или нет, я поняла, что она не хочет, чтобы ее так называли. Я тогда стала перебирать разные имена и на имени Люба, она заулыбалась. Представляешь несколько часов от роду, а она лежит, улыбается. Так, она сама себе выбрала имя. Да только моя кровиночка мало видела счастья с самого рождения. Сама знаешь девяностые, работы нет, денег нет, детских денег не дают. Чем хочешь, тем и корми детей. Юрка сидит не работает, а в кастрюлю заглядывает. Уговоры чтоб пошел и хоть как-то на еду детям заработал, только орал и злился. Я тогда взяла Любочку на руки и пошла с протянутой рукой. Стояла с ней с крохой просила милостыню, чтоб хоть как-то их прокормить. Люди добрые даже в такие голодные года, подавали немного, на картошку хватало. И я готовила на завтрак картошку, на обед картошку и на ужин картошку. Но постепенно жизнь стала налаживаться, Юрка взял денег в займы у друга, стал покупать старые машины и разбирать их на запчасти. Только жизнь лучше с ним не стала. Пьянки и драки. Иногда я убегала, он догонял меня бил. Я часто падала на землю от его ударов, он хватал меня за волосы и тащил домой. А там еще больше наказывал. Один раз, стал меня душить. Я в тот момент, побоялась за детей, – сказала, –«зачем грех на душу берешь, я сама на себя руки наложу». Он отпустил, и с того момента больше меня не трогал. Дуреха думала, наконец, понял, что творил и была счастлива. Такой заботливый, добрый стал, по дому все помогает, и драться перестал.
Прошло больше года нашей счастливой жизни, нас пригласили друзья на день рождения. Мы выпивали, ты же знаешь, я люблю красное вино, посидеть расслабиться. Играла музыка, он пригласил меня на танец. А потом во время танца наклонился и мне на ухо прошептал, – помнишь, ты обещала с жизнью распрощаться.
Я не знаю, как смогла весь оставшейся вечер улыбаться друзьям, танцевать и веселиться. В тот момент все решила и понимала, что живу последние часы, минуты, секунды. Мне было все равно, душевная боль душила. Человек, которому я родила двоих детей, человек с которым я делила постель, человек которого я любила – был исчадьем ада. Во мне в тот момент умерло все.
Мы вернулись домой, и легли спать. Я лежала и ждала, когда он уснет, и когда он захрапел, встала. Зашла к свекрови в комнату, сказала ей, чтобы она следила за детьми. А сама ушла в ванную, закрылась и выпила все имеющиеся в доме таблетки. Я, не слышала, как свекровь стучала в дверь и просила ее открыть. Как потом выбивали эту дверь, нашли меня уже без сознания. Быстро вызвали скорую.
В реанимации, пришла в сознание. Пришел следователь, стал расспрашивать, как все было. Я написала заявление и рассказала, почему это сделала. Юрка оказался под следствием, за попытку доведения до убийства. И когда меня выписали из больницы, свекровь и свекор просили не губить жизнь их сыну. Пришлось забрать заявление. Меня уговаривали этого не делать, но я не стала рушить жизнь человеку, который мою взял и уничтожил. Я бы давно от него ушла, но мне некуда идти. Вернуться в родительский дом с двумя детьми и сесть им на шею, не могу. Буду решать как-то по-другому.
Светка не могла поверить в то, что слышала.
– Маленькая моя сестренка, так не бывает, за что тебе достались все эти мучения. Ты такая молодая красивая, а где же женское счастье? Где эта треклятая любовь? Мы виноваты только в том, что хотим любить и быть любимыми. Прости меня, Мариш я не знала. Почему ты ничего не говорила?
–О чем говорить, о деспоте муже, который все во мне убил.
–Родненькая моя сестренка, сколько же тебе пришлось пережить?
Светка обняла сестру, и они стояли, обнявшись, плакали.
Плакала Светка, лежа на кровати, сущность вывернула всю скопившуюся душевную боль того года и обрушила на нее огромной волной. И от этой боли перехватывало дыхание, сердце замирало и переставало стучать от холодной руки прошлого, сжимающей ее в своих тисках. Светлану всю трясло, дверь под номером 1995, закрывающая коридор прошлого, была выбита, и там теперь гулял студеный ветер.
Вновь пережившая боль утраты и потери, попыталась поднять дверь и закрыть коридор, но даже не смогла дотронуться. Дорогу ей перегородила черная сущность со злыми красными глазницами. Она смотрела на Светку с ненавистью и открывала свою пасть как будто что-то говоря.
И, Светка вскоре поняла, что та говорит.
–«За все надо платить».
Мамочка родненькая, – почему – я? За что? Помоги мне – помоги!
Голова Светланы металась по подушке, слезы лились не переставая. Возле нее сидел Михаил и успокаивал, он едва удерживал ее, когда она вскакивала и кричала.
–Нет!
Ее лицо искажалось от боли, и ему было страшно. Он мало общался с женщинами, матери сложно было угодить. Поэтому он всячески избегал женщин порой капризных и совершенно непонятных.
Наконец найдя силы, Светлана поднялась с колен, шатаясь, стояла в коридоре у двери под номером 1995. Холодный колючий ветер раз за разом ударялся в нее, воспоминаниями прошлого стараясь сбить с ног, уничтожить и раздавить ее болью потери. Но Светка, подставив лицо ветру, прошептала, – Я Светка! Я светлая душа! Я люблю тебя папа – прощай!
Низшая тварь заворочалась, наконец, насытившись. Ничего, что не получилась сломать маленького человечка. Теперь она знает, где добыть себе пропитание. Теперь легко сможет уничтожить ту, которая оторвала ее от жертвы и от перехода на новую высшую ступень.
Светка, перестала метаться по кровати. Свернувшись калачиком, уснула, так и не открывая глаз.
Михаил еще немного посидел с ней рядом, поняв, что женщине стало лучше, встал и вышел из спальни. Прикрыв дверь, он прошел в коридор, обулся и вышел из квартиры. Будить мать не стал, ему сейчас совершенно было не до разговоров, уже прошло полночи, а впереди трудный рабочий день.
Светлана открыла глаза, яркий свет резанул по глазам болью. Она зажмурилась, все ее тело болело, казалось, силы совсем покинули.
«Давай, вставай, поднимайся моя хорошая».
Уговаривала она себя. Кое-как приподнялась, открыла глаза и опустила ноги с кровати. Осталось немного найти силы дойти до туалета и ванны. Просидев еще немного, встала. Голова кружилась, и чтобы не упасть старалась держаться ослабевшими руками, вначале за кровать, потом за стены.
Маленькими шажками, осторожно ступая чтобы не упасть, вышла из своей комнаты. В нее уперся брезгливый, недовольный взгляд глаз бабки, сидевшей на кухне.
Отведя взор, Светлана медленно прошла в туалет, выйдя из него, зашла в ванну, взглянув на себя в зеркало, ужаснулась. Через щелки опухших век на нее смотрели пустые бесчувственные глаза. Чужая сущность выглядела сытой и довольной. Светка посмотрела на свою сущность, та тоже подросла, но все равно была испуганной.
«Ух – вы – твари! До чего довели! Ничего меня просто так не возьмешь!».
Подбодрила она себя, открыла краны с водой и встала под струю.
