Муж алиментов платил мало, говорил, мол, радуйся, что хоть это даю. Великой радости хватало сходить один раз в магазин, но Юлька, стиснув зубы, улыбалась и говорила: «Все сделаю, чтобы моя дочь была одета не хуже всех», а на себя рукой махнула. Так пролетела молодость, оглядываясь назад, Юлька грустно говорила: «И вспомнить нечего, голод и нищета».
Светка вышла из автобуса и только нажала на звонок, как дверь сразу распахнулась.
Юлька окинула Светлану хмурым взглядом.
– Давай выкладывай, что там у тебя стряслось и что за сумка?
– Хватит, трещотка, затараторила, дай хоть обувь сниму.
Светка разулась, оставила сумку у порога, посмотрела на Юльку и произнесла:
– Все, кума, ушла я от своего!
– Куда ушла?!
– На Кудыкину гору, слыхала о такой!
– Не поняла.
– Объясняю для несоображающих, мой Генка нашел себе другую и попросил очистить его хоромы в ближайшее время. Я собрала свои вещи, а так как мне их деть некуда, придется им полежать у тебя, – на одном дыхании выпалила Светка, тяжело вздохнула и пошла на кухню, крикнув на ходу: – у тебя перекусить есть что-нибудь?
– Чего спрашиваешь, когда у меня пожрать не было?
Юлька прошествовала следом и принялась выгружать на стол из холодильника кастрюли и продукты.
– Угомонись, я не собираюсь уничтожить все твои припасы, мне хватит и одной тарелки супа.
– Супа нет, есть борщ. Что ты мне едой зубы заговариваешь. Я даже сообразить ничего не могу. Как же так, столько лет прожили.
– Мы что, в любви и радости жили? Как кошка с собакой грызлись, да и любви давно уже не было, сама знаешь.
– Этого просто не может быть, – не выдержав, Юлька разревелась.
– Ты чего, с ума сошла? Прекрати немедленно!
– Я думала, хоть у тебя все нормально будет, – всхлипывая и утирая слезы, промямлила Юлька.
– Ты знаешь, я уже успокоилась и начинаю привыкать к своему нынешнему положению. Прикинь, скоро я стану свободной независимой женщиной, ни кола ни двора, в общем, гуляй, рванина. Представь, как ко мне будут клеиться мужики, а узнав, что у меня ничего нет, будут бежать как от чумы. И даже такой, как Борька, почешет свою плешину, разведет руки в стороны и скажет: «Женщины с проблемами мне не нужны».
Обрисовав всю эту картину, прыснула от смеха. Юлька ее поддержала.
– Да ну тебя, ты как всегда шутишь! – сказала Юлька, ставя ковшик с борщом на газовую плиту. – А если серьезно!
– Серьезно, Юличка, сегодня я иду договариваться насчет съема жилья. Я еще не совсем представляю, как это все будет, главное, вещи свои собрала. Правда, тащить их все на съемную квартиру не стану, придется забить твою кладовку и менять в зависимости от сезона.
– Так, может, у меня поживешь?
– Слушай, мать Тереза, давай обойдемся без этих порывов слабости! Щи кипят, кормить меня будешь?
Юлька разлила щи по тарелкам, порезала хлеб, достала майонез и стала намазывать его хлеб.
Светка ела молча, то и дело поглядывая на куму. Хотя большей частью она смотрела на ее сущность, которая была в два раза толще Юльки и делала непонятные жесты. Светка замерла с ложкой у рта, Юлька стала повторять все движения, проделанные сущностью. Намазав майонез толстым слоем, она поднесла кусок хлеба ко рту и с большим наслаждением откусила.
– Ты майонеза поменьше бы ела, а то скоро в дверь не пройдешь, смотри, как себя раскормила, – не вытерпев, вымолвила Светка.
– А мне пофиг, хорошего человека должно быть много, – с набитым ртом ответила Юлька.
«Вот если бы ты видела, кого откармливаешь, тогда бы по-другому заговорила, а может, в обморок грохнулась».
Светка потихоньку стала привыкать к тому, что видит. Иногда, когда было страшно смотреть, просто отводила взгляд. Постепенно стало приходить понимание о сущностях и их пристрастиях. Серого вида паразиты питаются человеческими грехами. Прицепившись к человеку, дергают его за нити эмоций и желаний. Только нити бывают разные: боли, ревности, обжорства, печали, пьянства. Сколько их, этих нитей – не пересчитать. Выделялись из этой серой массы лишь желто-зеленые и черные сущности. Людей, носивших их, хотелось обойти за километр, а если свернуть было некуда, Светлана отводила взгляд. От вида бордовых глазниц черных сущностей спина покрывалась липким потом, а тело – колкими мурашками страха. Почему они разного цвета, женщина пока не разобралась, да особо и не тянуло найти ответ на свой вопрос.
– Спасибо, накормила, обалденно вкусно.
– Да чего там вкусного, три ложки съела. Все равно не могу поверить, столько лет вместе. Где он ее хоть нашел? – не унималась Юлька.
– На работе новой. Все, оставим эту тему, давай показывай, куда я могу сумки свои ставить.
Юлька встала, Светка пошла за ней, и они остановились у дверей кладовки. Открыв ее, Юлька присвистнула.
Светка заглянула и тоже слегка присвистнула – небольшая комнатка была завалена всякой ненужной дрянью.
– Ты что сюда, год не заглядывала? Давно бы выкинула все, что не надо.
– Так жалко!
– Жалко у пчелки, а пчелка знаешь где?
– Да знаю я все, думала, на диване поваляюсь, фильм посмотрю, а теперь разбирать придется!
– Хочешь, помогу, тащи мешки, ты будешь держать, а я складывать, или наоборот.
– Ты вроде бы куда-то собиралась, вот и чеши, а я потихоньку, никуда не торопясь, все разберу.
– Ну-ну, я даже представляю, как, – крикнула Светка, идя в коридор.
Когда она обулась, Юлька вышла проводить ее.
– И чего ты куда-то прешься, жила бы у меня.
– Спасибо, родная, если уж совсем будет невмоготу… а лучше помолись за меня, чтобы я хозяйке приглянулась, и она согласилась сдать мне комнату.
– Ладненько, помолюсь.
Выйдя из квартиры кумы, Светка прислонилась спиной к двери и закрыла глаза, отчего-то стало страшно сделать первые шаги в своей новой жизни. Неизвестность пугала. Совершенно не хотелось идти на встречу к незнакомой женщине, а ведь еще придется жить вместе с ней, если кандидатура Светки хозяйке квартиры подойдет.
«Будут тебя осматривать, словно лошадь при покупке на рынке. Будем надеяться, что зубы не заставят показывать, а остальное, наверное, все можно пережить. Что-то грудь разрывает, не то от тошноты, не то от дурного предчувствия. Только выбора у тебя, моя девочка, нет, давай двигай своими ногами, а тошнота, может, от страха».
Светлана распахнула глаза, отогнала прочь неуверенность и страх и заспешила по ступенькам на выход.
Выйдя из дома, Светка посмотрела на часы, еще уйма времени оставалась. Она решила пройтись пешком, прогуляться по знакомым улочкам города. Воспоминания прожитых лет закручивали ее в водоворот, наполняли душу теплом и счастьем. Вспомнила себя совсем маленькой, светловолосой малышкой с постоянной улыбкой на лице. Росла хохотушкой, сестренки специально ее смешили, покажут палец, и она начинает смеяться, надрывисто и звонко. Какая у нее тогда была светлая и чистая душа, никем не запачканная и не оскорбленная. Хотя никто не сможет добраться до твоей души, только ты сам.
В молодости, когда живешь с родителями, нет никаких забот, все кажется прекрасным. И скажи ей тогда кто-нибудь, что будет она выброшена на улицу, не поверила бы. В такое невозможно поверить, прожить полвека – и стать никому не нужной. Боли нет, есть только пустота, и эта пустота столько лет сопровождает тебя. Она в твоих мыслях, в желаниях, она в твоем сердце, и ты смотришь на мир глазами, наполненными пустотой. Так давно тебе холодно и одиноко, в этом огромном бурлящем и прекрасном мире. В мире, где люди находят друг друга, принадлежат друг другу, становятся единым целым.
«Какие дороги их сводят, и почему я иду одна по этой дороге, брошенная и никому не нужная? И почему он так долго идет ко мне? Мой мужчина единственный, дарованный мне вселенной – моя вторая половинка. А может, наши дороги никогда и не пересекутся, может, он уже идет по этой дороге с какой-то другой женщиной, любит ее, и они принадлежат друг другу».
Светка смахнула одинокую слезу со щеки.
«Глупая, опять терзаешь себя напрасными надеждами. Какая тебе любовь в твоем возрасте, седая уже вся почти, а все туда же. Сейчас же выбрось из своей головы всю эту дребедень про любовь и дороги. Опять этот гребанный гороскоп, и угораздило же тебя родиться под знаком Овна! Не знала бы, что Овны всю жизнь ждут свою вторую половинку, не теребила бы себе душу напрасными мечтами».
Светка разозлилась на себя.
«Сейчас же прекрати раскисать, бери себя в руки и дуй на встречу. Стыдно в твоём возрасте и без крыши над головой мечтать еще о ком-то. И твоя теперешняя жизнь сильно похожа на жизнь кота из притчи».
Она вспомнила, как недавно ей на работе Дашка рассказала притчу.
Собрал Бог всех тварей и решил каждому его век отмерить. Первым позвал человека.
«Ты, человече, существо некрупное, двадцать лет тебе хватит».
«Мало…» – подумал человек, но с Богом спорить не стал.
Подозвал Бог к себе лошадь: «Тебе, лошадь, сорок лет жизни назначаю, ты тварь большая». Но лошадь взмолилась: «Помилуй, Боже! Как представлю сорок лет с ярмом на шее ходить, плуг за собой таскать, мне и двадцати хватит… А оставшиеся отдай человеку, ему нужнее».
Позвал Бог корову, и тоже дал ей сорок лет жизни. Но корова отказалась: «Упаси, Боже! сорок лет за вымя меня дергать будут! Мне и двадцати хватит, а оставшиеся отдай человеку».
Согласился Бог и позвал собаку: «Тебе, собака, тридцать лет назначаю! А собака как заскулила. «Куда мне тридцать, сидеть на цепи, кость грызть да гавкать. Дай мне пятнадцать, а остальные отдай человеку».
Позвал Бог кота и предложил ему двадцать лет жизни. Но кот подумал, как столько лет мышатину есть будет, и отказался от десяти лет жизни. Выполнил Бог пожелания зверей и подарил человеку лишние годы жизни.
С тех пор так и живет человек… Сначала двадцать лет свои проживает – забот и горя не знает. Потом наступают двадцать лет лошадиных: работает человек как лошадь, тянет на себе воз – работа, дом, семья…
Следующие двадцать лет – те, что корова подарила: «доят» человека дети, внуки… Кто на дачу, кто на машину, а потом собачьи пятнадцать лет живет: сидит дома, за внуками присматривает да на улицу поглядывает…
А приходят кошачьи годы, тут уж как повезет… Могут, как кота, по голове погладить, а могут и под зад ногой пнуть…
«Так что маленький отрезок жизни, подаренной тебе собакой, ты просто перепрыгнула. Тебе сначала необходимо скопить деньги и приобрести дом, из окна которого ты будешь поглядывать на улицу. А с другой стороны, это даже лучше, что перепрыгнула, вот если бы тебе было семьдесят или девяносто, как одному дедушке, прошедшему войну до Берлина».
Этот случай рассказала одна женщина в поликлинике. Она была приезжей, из станицы Краснодарского края, и вот что произошло в тех краях. Бродил по станице дед, и годов ему было за девяносто, а выгнали его из дома собственные внуки. Вот он присядет на лавочку отдохнуть, попросит у хозяйки попить и хлеба, если не жалко. Кто ж откажет, глядя на старость и немощность, вот один раз и к женщине той заглянул. Провела она его в дом, накормила, а выгнать не смогла, оставила у себя жить. Купила ему носков, трусов, рубашек, в общем, одела, накормила, и крышу над головой дала. Сама, правда, пенсионерка, какие там средства, вот и пошла к председателю просить, чтобы хоть какую пенсию деду дали. А председатель руками разводит: «Прописки нет, что я могу, возьми хоть временно к себе пропиши». И прописала, стал дед небольшие деньги получать, и вот, бывало, сидит летом на стуле в тени винограда, а слёзы текут по щекам, не переставая: «Не думал я, Настасья Кирилловна, что на старости лет буду скитаться по чужим людям, и станут они мне роднее родных. И если бы не вы, пропал бы совсем, или замерз зимой под чьим-нибудь забором». А она ему: «Не терзайте себя, Захар Петрович, живите и жизни радуйтесь».
«Так что, Светка, ты во сто крат в лучшем положении. Пинок под зад ты получила, тебе до девяноста лет очень далеко, так что жизнь в пятьдесят три только начинается».
– А вот и дом двадцать три, второй подъезд, – прошептала Светка, нажала кнопки в домофоне и стала ждать. Веселую мелодию колокольчика прервал резкий скрипучий голос.
– Кто там?
– Здравствуйте, я Светлана, мы с вами договаривались о встрече, насчет съема комнаты.
– Хорошо проходите, третий этаж, квартира двадцать один.
Светка открыла дверь и вошла в плохо освещенный коридор, медленно стала подниматься по ступенькам, на ходу молясь:
– Боженька, родненький, помоги снять это жилье. Прости меня, что обращаюсь к тебе с такой просьбой, я знаю, просьба слишком мирская, но мне больше не у кого просить. Мне нужно жить дальше, помоги, Господи, мне на этом пути, не дай озлобиться и разувериться.
Она еще хотела что-то сказать, но, подняв голову, увидела, что стоит напротив добротной железной двери. Две цифры – два и единица – были прикреплены практически у самого косяка.
– Двадцать один, – прошептала женщина и нажала на звонок.
Дверь мгновенно открылась, и от неожиданности Светка вздрогнула.
– Что ты, девонька, так пугаешься?
– От неожиданности, – произнесла она и стала ждать, когда ее пригласят войти.
Но старушка не спешила, въедливо и оценивающе окинула Светку взглядом, и только затем вымолвила:
– Проходи.
Светлана осторожно зашла и остановилась у дверей.
– Разувайся, пойдем на кухню.
Хозяйка квартиры подождала, пока Светка разуется, и пошаркала по коридору.
Светлана последовала за ней.
– Садись и рассказывай, – приказала она, властно усаживаясь на стул.
Светка опешила, не понимая, что конкретно хотела услышать особа, сидевшая перед ней, но ерепениться не стала, а спокойно произнесла:
– Меня зовут Светлана, мне пятьдесят три года, и я хотела на долгое время снять жилье.
– Чего это ты на старости лет шатаешься по чужим домам? – прервала старуха Светлану.
Светка стала внутренне заводиться, стиснув зубы, смотрела на бабку и думала: «Если я старая, то ты просто древняя корова».
Софья Павловна была высокого роста, крупного телосложения, седые волосы у нее аккуратно причесаны. Голос грубый, с нотками властности и надменности, таких женщин обычно называют – мужик в юбке. На первый взгляд ей можно дать лет семьдесят, может, больше. Близко посаженные серые глаза с бесчувствием и немного с презрением смотрели на Светку. Бабка положила свою руку на стол и нервно стучала пальцами.
Поняв, что старуха на взводе, Светка вздохнула и вымолвила:
– Развелась с мужем, поэтому вынуждена ходить по чужим домам и искать себе жилье.
– Что же вы, на улице жили, имелось же у вас какое-то имущество?
– Я жила в доме мужа и никаких прав на его собственность не имею.
– Давно развелась?
– Пока не развелись, недавно подала заявление.
– Что, загулял?
«Сериалы, наверное, любишь смотреть?» – чуть не выпалила Светка, но сдержалась – впервые за время, когда она стала видеть сущностей, ей захотелось немного поэкспериментировать. Если учитывать размеры сидевшей перед ней хозяйки жилья, то сущность была раза в два больше, она пыжилась, выкручивалась, качалась из стороны в сторону.
«Так, чем ты больше всего любишь питаться?» – подумала Светка и, тихо шмыгая носом, стала лепетать, бросая мимолетные взгляды на сущность.
– Ой, и не говорите Софья Павловна, загулял с молодухой.
Бабка ударила кулаком по столу с такой силой, что сидевшая на стуле Светка подпрыгнула от неожиданности.
Светка вышла из автобуса и только нажала на звонок, как дверь сразу распахнулась.
Юлька окинула Светлану хмурым взглядом.
– Давай выкладывай, что там у тебя стряслось и что за сумка?
– Хватит, трещотка, затараторила, дай хоть обувь сниму.
Светка разулась, оставила сумку у порога, посмотрела на Юльку и произнесла:
– Все, кума, ушла я от своего!
– Куда ушла?!
– На Кудыкину гору, слыхала о такой!
– Не поняла.
– Объясняю для несоображающих, мой Генка нашел себе другую и попросил очистить его хоромы в ближайшее время. Я собрала свои вещи, а так как мне их деть некуда, придется им полежать у тебя, – на одном дыхании выпалила Светка, тяжело вздохнула и пошла на кухню, крикнув на ходу: – у тебя перекусить есть что-нибудь?
– Чего спрашиваешь, когда у меня пожрать не было?
Юлька прошествовала следом и принялась выгружать на стол из холодильника кастрюли и продукты.
– Угомонись, я не собираюсь уничтожить все твои припасы, мне хватит и одной тарелки супа.
– Супа нет, есть борщ. Что ты мне едой зубы заговариваешь. Я даже сообразить ничего не могу. Как же так, столько лет прожили.
– Мы что, в любви и радости жили? Как кошка с собакой грызлись, да и любви давно уже не было, сама знаешь.
– Этого просто не может быть, – не выдержав, Юлька разревелась.
– Ты чего, с ума сошла? Прекрати немедленно!
– Я думала, хоть у тебя все нормально будет, – всхлипывая и утирая слезы, промямлила Юлька.
– Ты знаешь, я уже успокоилась и начинаю привыкать к своему нынешнему положению. Прикинь, скоро я стану свободной независимой женщиной, ни кола ни двора, в общем, гуляй, рванина. Представь, как ко мне будут клеиться мужики, а узнав, что у меня ничего нет, будут бежать как от чумы. И даже такой, как Борька, почешет свою плешину, разведет руки в стороны и скажет: «Женщины с проблемами мне не нужны».
Обрисовав всю эту картину, прыснула от смеха. Юлька ее поддержала.
– Да ну тебя, ты как всегда шутишь! – сказала Юлька, ставя ковшик с борщом на газовую плиту. – А если серьезно!
– Серьезно, Юличка, сегодня я иду договариваться насчет съема жилья. Я еще не совсем представляю, как это все будет, главное, вещи свои собрала. Правда, тащить их все на съемную квартиру не стану, придется забить твою кладовку и менять в зависимости от сезона.
– Так, может, у меня поживешь?
– Слушай, мать Тереза, давай обойдемся без этих порывов слабости! Щи кипят, кормить меня будешь?
Юлька разлила щи по тарелкам, порезала хлеб, достала майонез и стала намазывать его хлеб.
Светка ела молча, то и дело поглядывая на куму. Хотя большей частью она смотрела на ее сущность, которая была в два раза толще Юльки и делала непонятные жесты. Светка замерла с ложкой у рта, Юлька стала повторять все движения, проделанные сущностью. Намазав майонез толстым слоем, она поднесла кусок хлеба ко рту и с большим наслаждением откусила.
– Ты майонеза поменьше бы ела, а то скоро в дверь не пройдешь, смотри, как себя раскормила, – не вытерпев, вымолвила Светка.
– А мне пофиг, хорошего человека должно быть много, – с набитым ртом ответила Юлька.
«Вот если бы ты видела, кого откармливаешь, тогда бы по-другому заговорила, а может, в обморок грохнулась».
Светка потихоньку стала привыкать к тому, что видит. Иногда, когда было страшно смотреть, просто отводила взгляд. Постепенно стало приходить понимание о сущностях и их пристрастиях. Серого вида паразиты питаются человеческими грехами. Прицепившись к человеку, дергают его за нити эмоций и желаний. Только нити бывают разные: боли, ревности, обжорства, печали, пьянства. Сколько их, этих нитей – не пересчитать. Выделялись из этой серой массы лишь желто-зеленые и черные сущности. Людей, носивших их, хотелось обойти за километр, а если свернуть было некуда, Светлана отводила взгляд. От вида бордовых глазниц черных сущностей спина покрывалась липким потом, а тело – колкими мурашками страха. Почему они разного цвета, женщина пока не разобралась, да особо и не тянуло найти ответ на свой вопрос.
– Спасибо, накормила, обалденно вкусно.
– Да чего там вкусного, три ложки съела. Все равно не могу поверить, столько лет вместе. Где он ее хоть нашел? – не унималась Юлька.
– На работе новой. Все, оставим эту тему, давай показывай, куда я могу сумки свои ставить.
Юлька встала, Светка пошла за ней, и они остановились у дверей кладовки. Открыв ее, Юлька присвистнула.
Светка заглянула и тоже слегка присвистнула – небольшая комнатка была завалена всякой ненужной дрянью.
– Ты что сюда, год не заглядывала? Давно бы выкинула все, что не надо.
– Так жалко!
– Жалко у пчелки, а пчелка знаешь где?
– Да знаю я все, думала, на диване поваляюсь, фильм посмотрю, а теперь разбирать придется!
– Хочешь, помогу, тащи мешки, ты будешь держать, а я складывать, или наоборот.
– Ты вроде бы куда-то собиралась, вот и чеши, а я потихоньку, никуда не торопясь, все разберу.
– Ну-ну, я даже представляю, как, – крикнула Светка, идя в коридор.
Когда она обулась, Юлька вышла проводить ее.
– И чего ты куда-то прешься, жила бы у меня.
– Спасибо, родная, если уж совсем будет невмоготу… а лучше помолись за меня, чтобы я хозяйке приглянулась, и она согласилась сдать мне комнату.
– Ладненько, помолюсь.
Выйдя из квартиры кумы, Светка прислонилась спиной к двери и закрыла глаза, отчего-то стало страшно сделать первые шаги в своей новой жизни. Неизвестность пугала. Совершенно не хотелось идти на встречу к незнакомой женщине, а ведь еще придется жить вместе с ней, если кандидатура Светки хозяйке квартиры подойдет.
«Будут тебя осматривать, словно лошадь при покупке на рынке. Будем надеяться, что зубы не заставят показывать, а остальное, наверное, все можно пережить. Что-то грудь разрывает, не то от тошноты, не то от дурного предчувствия. Только выбора у тебя, моя девочка, нет, давай двигай своими ногами, а тошнота, может, от страха».
Светлана распахнула глаза, отогнала прочь неуверенность и страх и заспешила по ступенькам на выход.
***
Выйдя из дома, Светка посмотрела на часы, еще уйма времени оставалась. Она решила пройтись пешком, прогуляться по знакомым улочкам города. Воспоминания прожитых лет закручивали ее в водоворот, наполняли душу теплом и счастьем. Вспомнила себя совсем маленькой, светловолосой малышкой с постоянной улыбкой на лице. Росла хохотушкой, сестренки специально ее смешили, покажут палец, и она начинает смеяться, надрывисто и звонко. Какая у нее тогда была светлая и чистая душа, никем не запачканная и не оскорбленная. Хотя никто не сможет добраться до твоей души, только ты сам.
В молодости, когда живешь с родителями, нет никаких забот, все кажется прекрасным. И скажи ей тогда кто-нибудь, что будет она выброшена на улицу, не поверила бы. В такое невозможно поверить, прожить полвека – и стать никому не нужной. Боли нет, есть только пустота, и эта пустота столько лет сопровождает тебя. Она в твоих мыслях, в желаниях, она в твоем сердце, и ты смотришь на мир глазами, наполненными пустотой. Так давно тебе холодно и одиноко, в этом огромном бурлящем и прекрасном мире. В мире, где люди находят друг друга, принадлежат друг другу, становятся единым целым.
«Какие дороги их сводят, и почему я иду одна по этой дороге, брошенная и никому не нужная? И почему он так долго идет ко мне? Мой мужчина единственный, дарованный мне вселенной – моя вторая половинка. А может, наши дороги никогда и не пересекутся, может, он уже идет по этой дороге с какой-то другой женщиной, любит ее, и они принадлежат друг другу».
Светка смахнула одинокую слезу со щеки.
«Глупая, опять терзаешь себя напрасными надеждами. Какая тебе любовь в твоем возрасте, седая уже вся почти, а все туда же. Сейчас же выбрось из своей головы всю эту дребедень про любовь и дороги. Опять этот гребанный гороскоп, и угораздило же тебя родиться под знаком Овна! Не знала бы, что Овны всю жизнь ждут свою вторую половинку, не теребила бы себе душу напрасными мечтами».
Светка разозлилась на себя.
«Сейчас же прекрати раскисать, бери себя в руки и дуй на встречу. Стыдно в твоём возрасте и без крыши над головой мечтать еще о ком-то. И твоя теперешняя жизнь сильно похожа на жизнь кота из притчи».
Она вспомнила, как недавно ей на работе Дашка рассказала притчу.
Собрал Бог всех тварей и решил каждому его век отмерить. Первым позвал человека.
«Ты, человече, существо некрупное, двадцать лет тебе хватит».
«Мало…» – подумал человек, но с Богом спорить не стал.
Подозвал Бог к себе лошадь: «Тебе, лошадь, сорок лет жизни назначаю, ты тварь большая». Но лошадь взмолилась: «Помилуй, Боже! Как представлю сорок лет с ярмом на шее ходить, плуг за собой таскать, мне и двадцати хватит… А оставшиеся отдай человеку, ему нужнее».
Позвал Бог корову, и тоже дал ей сорок лет жизни. Но корова отказалась: «Упаси, Боже! сорок лет за вымя меня дергать будут! Мне и двадцати хватит, а оставшиеся отдай человеку».
Согласился Бог и позвал собаку: «Тебе, собака, тридцать лет назначаю! А собака как заскулила. «Куда мне тридцать, сидеть на цепи, кость грызть да гавкать. Дай мне пятнадцать, а остальные отдай человеку».
Позвал Бог кота и предложил ему двадцать лет жизни. Но кот подумал, как столько лет мышатину есть будет, и отказался от десяти лет жизни. Выполнил Бог пожелания зверей и подарил человеку лишние годы жизни.
С тех пор так и живет человек… Сначала двадцать лет свои проживает – забот и горя не знает. Потом наступают двадцать лет лошадиных: работает человек как лошадь, тянет на себе воз – работа, дом, семья…
Следующие двадцать лет – те, что корова подарила: «доят» человека дети, внуки… Кто на дачу, кто на машину, а потом собачьи пятнадцать лет живет: сидит дома, за внуками присматривает да на улицу поглядывает…
А приходят кошачьи годы, тут уж как повезет… Могут, как кота, по голове погладить, а могут и под зад ногой пнуть…
«Так что маленький отрезок жизни, подаренной тебе собакой, ты просто перепрыгнула. Тебе сначала необходимо скопить деньги и приобрести дом, из окна которого ты будешь поглядывать на улицу. А с другой стороны, это даже лучше, что перепрыгнула, вот если бы тебе было семьдесят или девяносто, как одному дедушке, прошедшему войну до Берлина».
Этот случай рассказала одна женщина в поликлинике. Она была приезжей, из станицы Краснодарского края, и вот что произошло в тех краях. Бродил по станице дед, и годов ему было за девяносто, а выгнали его из дома собственные внуки. Вот он присядет на лавочку отдохнуть, попросит у хозяйки попить и хлеба, если не жалко. Кто ж откажет, глядя на старость и немощность, вот один раз и к женщине той заглянул. Провела она его в дом, накормила, а выгнать не смогла, оставила у себя жить. Купила ему носков, трусов, рубашек, в общем, одела, накормила, и крышу над головой дала. Сама, правда, пенсионерка, какие там средства, вот и пошла к председателю просить, чтобы хоть какую пенсию деду дали. А председатель руками разводит: «Прописки нет, что я могу, возьми хоть временно к себе пропиши». И прописала, стал дед небольшие деньги получать, и вот, бывало, сидит летом на стуле в тени винограда, а слёзы текут по щекам, не переставая: «Не думал я, Настасья Кирилловна, что на старости лет буду скитаться по чужим людям, и станут они мне роднее родных. И если бы не вы, пропал бы совсем, или замерз зимой под чьим-нибудь забором». А она ему: «Не терзайте себя, Захар Петрович, живите и жизни радуйтесь».
«Так что, Светка, ты во сто крат в лучшем положении. Пинок под зад ты получила, тебе до девяноста лет очень далеко, так что жизнь в пятьдесят три только начинается».
– А вот и дом двадцать три, второй подъезд, – прошептала Светка, нажала кнопки в домофоне и стала ждать. Веселую мелодию колокольчика прервал резкий скрипучий голос.
– Кто там?
– Здравствуйте, я Светлана, мы с вами договаривались о встрече, насчет съема комнаты.
– Хорошо проходите, третий этаж, квартира двадцать один.
Светка открыла дверь и вошла в плохо освещенный коридор, медленно стала подниматься по ступенькам, на ходу молясь:
– Боженька, родненький, помоги снять это жилье. Прости меня, что обращаюсь к тебе с такой просьбой, я знаю, просьба слишком мирская, но мне больше не у кого просить. Мне нужно жить дальше, помоги, Господи, мне на этом пути, не дай озлобиться и разувериться.
Она еще хотела что-то сказать, но, подняв голову, увидела, что стоит напротив добротной железной двери. Две цифры – два и единица – были прикреплены практически у самого косяка.
– Двадцать один, – прошептала женщина и нажала на звонок.
Дверь мгновенно открылась, и от неожиданности Светка вздрогнула.
– Что ты, девонька, так пугаешься?
– От неожиданности, – произнесла она и стала ждать, когда ее пригласят войти.
Но старушка не спешила, въедливо и оценивающе окинула Светку взглядом, и только затем вымолвила:
– Проходи.
Светлана осторожно зашла и остановилась у дверей.
– Разувайся, пойдем на кухню.
Хозяйка квартиры подождала, пока Светка разуется, и пошаркала по коридору.
Светлана последовала за ней.
– Садись и рассказывай, – приказала она, властно усаживаясь на стул.
Светка опешила, не понимая, что конкретно хотела услышать особа, сидевшая перед ней, но ерепениться не стала, а спокойно произнесла:
– Меня зовут Светлана, мне пятьдесят три года, и я хотела на долгое время снять жилье.
– Чего это ты на старости лет шатаешься по чужим домам? – прервала старуха Светлану.
Светка стала внутренне заводиться, стиснув зубы, смотрела на бабку и думала: «Если я старая, то ты просто древняя корова».
Софья Павловна была высокого роста, крупного телосложения, седые волосы у нее аккуратно причесаны. Голос грубый, с нотками властности и надменности, таких женщин обычно называют – мужик в юбке. На первый взгляд ей можно дать лет семьдесят, может, больше. Близко посаженные серые глаза с бесчувствием и немного с презрением смотрели на Светку. Бабка положила свою руку на стол и нервно стучала пальцами.
Поняв, что старуха на взводе, Светка вздохнула и вымолвила:
– Развелась с мужем, поэтому вынуждена ходить по чужим домам и искать себе жилье.
– Что же вы, на улице жили, имелось же у вас какое-то имущество?
– Я жила в доме мужа и никаких прав на его собственность не имею.
– Давно развелась?
– Пока не развелись, недавно подала заявление.
– Что, загулял?
«Сериалы, наверное, любишь смотреть?» – чуть не выпалила Светка, но сдержалась – впервые за время, когда она стала видеть сущностей, ей захотелось немного поэкспериментировать. Если учитывать размеры сидевшей перед ней хозяйки жилья, то сущность была раза в два больше, она пыжилась, выкручивалась, качалась из стороны в сторону.
«Так, чем ты больше всего любишь питаться?» – подумала Светка и, тихо шмыгая носом, стала лепетать, бросая мимолетные взгляды на сущность.
– Ой, и не говорите Софья Павловна, загулял с молодухой.
Бабка ударила кулаком по столу с такой силой, что сидевшая на стуле Светка подпрыгнула от неожиданности.
