Представив описываемую призраком картину, не вытерпев, прыснула и я, но быстро состроила строгую рожицу, чтобы не смущать нашу тихоню, которая продолжила:
– Если честно, я так растерялась, что не смогла сдвинуться с места. Это было так неприлично – смотреть на обнаженные тела, слушать сдавленные стоны, наблюдать, как капельки пота стекают по лбу и вискам короля. Очнувшись, решила покинуть покои королевы, но резко остановилась.
Дверь в комнату распахнулась, и в нее вошел Гариар Тармийский. Приставляете мое изумление. Я переводила взор с одного короля на другого. Тот, что вдувал королеве при виде своего двойника, не остановился, а лишь участил движение своим мужским органом в лоно королевы. Издав сладостный утробный стон, король закончил свое действо.
Альберина простонала следом и, открыв глаза, некоторое время смотрела на вошедшего мужчину. Опомнившись, она завизжала, откатилась на край кровати. Схватив дрожащими руками атласное покрывало, прикрыла им голое тело. И некоторое время переводила ошеломленный взгляд с одного короля на другого. Пришла в себя Альберина лишь тогда, когда вошедший запустил огненный магический шар в своего голого двойника. Попадание было точным. Беднягу отбросило назад с развороченной грудиной. Отделившаяся душа мужчины некоторое время безучастно смотрела на то, как смерть возвращает мертвому телу его истинный облик. От вида лежащего на королевской кровати незнакомого мужчины королева упала в обморок. Семейные разборки мне были неинтересны, и я улетела.
– Интересное кино! – не выдержала я. – Мне, если честно, жаль Гариара. Смотреть на то, как твоя жена совокупляется с тобой… Да такого и врагу не пожелаешь. Теперь понятна эта ненависть к метаморфам и закон о не расторжении брака. Я живу с женщиной, которая мне изменила, вот и вы страдайте. Ба… неужели ты поспособствовала разводу?
– К сожалению, на развод Яримы и Лавира я не могла повлиять. У Симоры было немного времени перед тем, как ее тело захоронят в склепе, а это значит, привяжут к нему и душу. После похорон Симора не смогла бы уже летать, куда ей вздумается. Через год наши души засыпают и откликаются лишь на призыв родственной ведьминской души. Ей служим и помогаем.
– Но подожди. Вы ведь летали в столицу, когда я вас попросила разузнать недвижимость Лавира.
– Не отрицаю. Но мы были лишь в тех местах, где Ярима появлялась и оставила свой след пребывания. Ко всему прочему изрядно потратили сил.
– Ясно, чем дальше в лес, тем больше дров. Завтра у нас с матерью выход в город. Недолгая прогулка по центральной улице, ознакомление со столичными достопримечательностями, ценами на товары и продукты питания.
И в этот раз мы не стали засиживаться. Тетушки и бабуля остались в гостевой зале, а мы с матерью отправились по своим комнатам.
Обычно я вставала до восхода солнца. Сделав утренние процедуры, надевала сшитую по заказу пижаму и отправлялась в смежную комнату, не имеющую окон. Дотронувшись до висевшего на стене бра, наблюдала, как медленно разгораются магические свечи и лишь после этого закрывала дверь на ключ.
Начинала с разминки. Зарядка. Затем переходила к физическим нагрузкам для укрепления мышц тела. Изрядно устав от упражнений, задействовала свой дар метаморфа. Надевая разные личины, не забывала наблюдать в зеркале за действом перевоплощения своего тела. И как всегда в завершение трансформация в Уфу. Может, от того, что первое мое обращение было в змею, принять ее облик получается легко и безболезненно. Налюбовавшись красными, рубинового цвета глазами, темно-серой чешуей, острыми клыками, издав шипение, приняла свой облик.
Первые дни сильно тянуло накинуть морок моего родного тела. Но пораздумав, решила этого не делать. Привыкание к телу Ливин было трудным. Сначала вздрагивала, когда смотрела на себя в зеркало. Никак не могла принять чужое для моего понимания тело. Графиня была юным созданием с ангельским личиком и, смотря не нее, понимала, что это не я.
Но, как говорят, время лечит. Теперь я стала замечать за собой привычку любоваться своим отражением. Длинными, чуть вьющимися волосами цвета утреннего тумана, черными бархатными ресницами, коралловыми, притягательными губами и глазами, в которых бунтует пепел. Про пухленькие покрытые легким румянцем щечки умолчу. Дала себе зарок меньше пить сливок. Но кто же устоит перед таким соблазном. Натуральный, экологически чистый продукт. Попросила Маршу, когда я бываю у нее на кухне, прятать от меня все вкусненькое. А она, увидев меня, как бы невзначай подхватит кувшин, наполненный сливками, и мигом их в кружку. А уж блюдце с пончиками словно по волшебству на столе появляется. Боюсь, моя ладная фигурка скоро потеряет все свои прелести. Кстати, я выросла на целых два сантиметра. Пользуясь воспоминаниями Ливин, понимаю, что от той худенькой девочки, в тело которой я попала, ничего практически не осталось.
Выйдя из комнаты, быстрым шагом отправляюсь на очередные водные процедуры. Ополоснувшись, я накинула на мокрое тело халат и, выйдя из ванны, встречаюсь с улыбчивым взглядом Уаны.
Служанка во всеоружии готова приступить к своим прямым обязанностями. До чего она любит ухаживать за моими волосами и наряжать меня в очередной наряд. Уана в курсе, что я не люблю долго засиживаться перед зеркалом. Уложив в прическу мои волосы, она бежит в гардеробную и возвращается с полным комплектом одежды: сорочкой из шерстяной фланели, чулками из тонкой пряжи, утепленными панталонами и платьем из двойного шерстяного муслина горчичного цвета, отделанного по вороту, низу и рукавам черным бархатом.
Зима закончилась, но весеннее тепло пока еще не спешило греть. Одно из утепленных платьев, в которое я должна была нарядиться, было сшито специально для прогулок по улице. Сразу вспоминала курточки на синтепоне. Легко, тепло и душу греет…
Пока я надевала нижнее белье, Уана сбегала за ботиночками темно-бежевого цвета со шнуровкой спереди и на невысоком каблучке. К одежде этого мира я привыкла быстро. Может, от того, что часто видела подобное одеяние в фильмах и на картинах. А еще восхищалась пышными юбками платьев. Единственное, что меня раздражало – это корсеты. Хотела отказаться от них, но понимала, что скоро лето и появиться в неподобающем для леди виде – позор. Мне все равно, а вот Яриму не хотелось расстраивать.
Отблагодарив Уану, поспешила в малую столовую залу на завтрак. Была еще большая, но «дорогих сердцу гостей» мы с матерью не собирались встречать, поэтому просто закрыли двери.
Увидев меня, мама улыбнулась. Проследила, когда я усядусь на стул. И лишь после этого мы принялись за еду.
Марша готовила наивкуснейшую кашу и к нашему приходу расставляла на столе тарелки с нарезкой. Моя привычка лакомиться по утрам бутербродами с чашечкой кофе никуда не делась.
Позавтракав, мы отправились на выход. У самых дверей Уана водрузила на наши головы аккуратные шляпки. Завязав ленточки, я осмотрела себя в зеркале, улыбнулась своему отражению и, подмигнув Яриме, толкнула дверь на улицу.
Управляющего или дворецкого у нас пока не было. Впускать в свой круг чужих людей мне не хотелось. А в открытие и закрытие деревянных створок я не видела ничего позорного. Но мама была против того, чтобы я прислуживала, и уже раздумывала обратиться в контору по найму слуг.
Эром дожидался нас у главных ворот. Двойка запряженных лошадей переставляла в нетерпении ногами, глухо постукивая подковами по мостовой, уложенной каменно-колотыми камнями.
Открыв дверь, Эром помог нам войти в карету. Заняв свои места, мы с матерью переглянулись и одновременно вздохнули, когда повозка медленно тронулась с места. В наш, можно сказать, первый выезд в высший свет мы решили прогуляться по лавкам, расположенным в центральном районе столицы.
Эром остановил карету недалеко от главной площади. Подержав наши руки, помог спуститься со ступенек и, не задавая вопросов, вновь запрыгнул на козлы.
Подхватив Яриму под локоть, я улыбнулась ей, наклонившись, шепнула на ушко:
– Сегодня ты будешь моим гидом.
По взмаху ее бровей поняла, что опять сболтнула незнакомое ей слово.
– Будешь водить меня по лавкам, прицениваться к товарам. А я в уме подсчитывать дебет и кредит. Нужно быстрей понять, на какое время нам хватит выделенных Лавиром денег.
После двух часов хождения по торговым лавкам мои ноги стали изрядно ныть. Да и настроение все больше портилось. Товары стоили неимоверно дорого, да и немудрено – столица. Хочешь в ней жить – плати. Пришло осознание, что мы сильно продешевили. Тысяча золотых. Их едва хватит на обслуживание особняка, а это: магически заряженные камни, уход за садом, корм лошадям, плюс ремонт всех повозок, а их насчитывается три штуки. Также оплата работы слуг. Покупка продуктов питания и одежда. Может, что-то и упустила, подсчитаю, когда приедем домой. Замечтавшись, почти у самого выхода из площади, нечаянно задела рукой добротного телосложения пожилую даму.
– Леди, прошу прощения. Я немного замечталась и нечаянно вас задела, – сама себе стала противна, голосок отчего-то стал тоненьким и пищащим.
Дама была не одна. Ее сопровождала, худющая, с жердеобразной фигурой леди. По виду компаньонка или бедная родственница, те любят полебезить, и эта не отставала.
Пробежав по мне беглым взглядом, перевела взор на Яриму, задержалась с изучающим прищуром и затем опять посмотрела на меня. И принялась быстро что-то нашептывать на ухо толстой незнакомке. К бабке не надо было ходить гадать, и так стало понятно, кого она так красочно описывает.
Лицо толстухи исказилось в пренебрежительной гримасе.
– Ты безродная девка! Не видишь, куда идешь! Кланяться должна, когда перед тобой графиня стоит.
Прошипела она, дожидаясь от меня дальнейших действий.
– Простите мою неосведомленность, но у вас на лбу не написано о том, что вы графиня. А кланяться не могу, спина болит. Ревматизм замучил.
Графиня, видно, не ожидала от меня такого ответа. Лицо ее пошло красными пятнами, а затем и вовсе побагровело.
– Ваше сиятельство. Вы осторожней должны быть с внутренним негативом. У вас лицо сильно покраснело. А это говорит лишь о сильном притоке крови к головному мозгу. Не ровен час, паралич разобьет. Лекарь не успеет прийти на помощь, а там и погост. А оно вам нужно. Дышите глубже. Полной грудью, а она у вас вон какая шикарная. Повторяйте за мной: вдыхаем розовенькое, выдыхаем голубенькое. И так несколько раз. Самочувствие улучшается. Одним словом, дыхательная гимнастика или то, что доктор прописал.
– Да… да… да…
Было видно, что леди изрядно заело, и тогда я пришла ей на помощь:
– Как ты посмела? Вы это хотели сказать. Вот видите, не послушали моего совета и уже заикаться начали. Если пары не выпустите, паралич обеспечен.
Очнувшись от нашей перепалки, Ярима подхватила меня под локоть и поволокла к нашей карете, стоявшей невдалеке.
– Киара… ты сошла с ума! Это ведь Клэр Маджонская! Склочней старухе во всем государстве нет.
От такого заявления я остановилась, как вкопанная. Постепенно до меня дошел смысл услышанного. Да и по выражению лица матери поняла, с кем мы повстречались.
– А яблоко от яблони недалеко упало. Гнилые корни издалека вид…
Договорить я не успела от оглушительного вскрика, разнесшегося по центральной площади.
– Доченька!
Я дернулась. Мое тело самопроизвольно отозвалось на голос Флави Корхарт. Мать Ливин сейчас стояла в трех шагах у меня за спиной. А я не представляла, что делать. Врать. Выкручиваться. Но я не могла во второй раз разбить материнское сердце.
Посмотрев на побелевшее лицо Яримы, я улыбнулась ей одними уголками губ, выразив взглядом, чтобы она не беспокоилась, медленно повернулась. В воспоминаниях Ливин ее мать была скромной, забитой женщиной, обожавшая своих детей и не любившая мужа-гуляку. Решение проблемы пришло спонтанно. И я сделала шаг навстречу графине, затем второй. Остановившись напротив нее, постаралась принять искренность во взгляде.
– Леди, прошу меня извинить, но вы ошиблись. Я – дочь Яримы Барванской и Рихарда Корхарт, – сказала это как можно громче, чтобы все зеваки успели хорошо расслышать и поделиться новостями со своими близкими и знакомыми. И, не дав опомниться Флави, подхватила ее под руку и повела в сторону матери, говоря с лаской в голосе: – Пройдемте в карету. И уже вместе обсудим этот вопрос в нашем особняке.
Женщина, которую я поддерживала под руку, едва шла. И ее можно было понять. Хоронить родную любимую кровиночку, а потом увидеть живой. Я бы сама с ума сошла, если бы со мной такое произошло. А здесь очередной нож в сердце от моих слов. Флави сейчас была не краше моих призраков. Смертельно-бледное лицо, дрожащая нижняя губа и пелена слез на глазах рвали мою душу. Не выдержав, наклонилась и шепнула:
– Не делайте резких движений. Я должна скрываться.
Графиня остановилась. Посмотрела на меня глазами, наполненными болью, коснулась пальчиками моего лица.
– Ты не Ливин, но очень на нее похожа.
– И да, и нет. Лучше пройдемте в карету, и я расскажу вам, почему должна так себя вести.
Посадка в карету не вышла без приключений. По всей видимости, у Флави отказывали ноги, и она никак не могла встать на ступеньку. Эрому пришлось подхватить леди на руки и посадить на сиденье. Лицо графини нужно было видеть. Видно, бедняжку первый раз на руки взяли. Понимаю. Незабываемые впечатления, хоть бы на минуту почувствовать сильную мужскую грудь, а не хилое плечо гуляки-мужа.
Перед тем, как войти в карету, я оглянулась и с ухмылкой осмотрела собравшихся зевак. Хотела фак показать, но решила попридержать свои амбиции. Эх, как из меня перло! Едва себя сдержала. Моя женская психика с трудом сохраняла терпение. Сначала зловредная старуха, потом встреча с матерью.
Войдя в карету, я села рядом с Флави. Подхватив ее руку, удивилась ледяным пальчикам и сама не поняла, почему по моим щекам потекли слезы. Повозка тронулась. Нас стало медленно раскачивать. А меня душили слезы. Рыдания вырывались из моей груди. Сквозь пелену слез я смотрела на Яриму и видела в материнских глазах ласку и поддержку.
Графиня Барванская встала, сделав шаг, обняла меня. А я уткнулась ей в живот и, наконец, дала волю слезам. Я выла, как раненый зверь. Рычала, вновь переживая насилие и смерти. Снова мою душу рвала тоска и беспомощность что-либо изменить.
От плача Флави мое сердце обожгло раскаленной лавой. Грудь сжало от горечи и любви к женщине. Отстранившись, от Яримы, я посмотрела на мать Ливин. Наблюдала, как по ее щекам текут слезы одиночества и тоски по родной девочке. Понимала, что материнская любовь к кровиночке рвет ей душу. Да и можно ли обмануть материнское сердце? Оно чувствует, что рядом с ней сидит ее малышка, любимица, которую она носила под сердцем все девять месяцев. Разговаривала с ней, пела, ждала появления на свет. И я не могла противиться воспоминаниям Ливин и тяги к материнской груди. Не выдержав терзаний, шепнула:
– Мама.
Глаза Флави округлились в изумлении. Она потянула дрожащие пальчики к моим мокрым от слез щекам. Вытирая их, с нежностью прошлась по одной щеке, затем по другой.
Сглотнув тугой комок, стоявший в горле, я едва смогла вымолвить:
– Мамочка.
Не сдерживая больше душевных терзаний, прильнула к материнской груди и вновь разрыдалась. Ощутила, как меня заключили в объятия одни материнские руки, а затем и другие.
– Если честно, я так растерялась, что не смогла сдвинуться с места. Это было так неприлично – смотреть на обнаженные тела, слушать сдавленные стоны, наблюдать, как капельки пота стекают по лбу и вискам короля. Очнувшись, решила покинуть покои королевы, но резко остановилась.
Дверь в комнату распахнулась, и в нее вошел Гариар Тармийский. Приставляете мое изумление. Я переводила взор с одного короля на другого. Тот, что вдувал королеве при виде своего двойника, не остановился, а лишь участил движение своим мужским органом в лоно королевы. Издав сладостный утробный стон, король закончил свое действо.
Альберина простонала следом и, открыв глаза, некоторое время смотрела на вошедшего мужчину. Опомнившись, она завизжала, откатилась на край кровати. Схватив дрожащими руками атласное покрывало, прикрыла им голое тело. И некоторое время переводила ошеломленный взгляд с одного короля на другого. Пришла в себя Альберина лишь тогда, когда вошедший запустил огненный магический шар в своего голого двойника. Попадание было точным. Беднягу отбросило назад с развороченной грудиной. Отделившаяся душа мужчины некоторое время безучастно смотрела на то, как смерть возвращает мертвому телу его истинный облик. От вида лежащего на королевской кровати незнакомого мужчины королева упала в обморок. Семейные разборки мне были неинтересны, и я улетела.
– Интересное кино! – не выдержала я. – Мне, если честно, жаль Гариара. Смотреть на то, как твоя жена совокупляется с тобой… Да такого и врагу не пожелаешь. Теперь понятна эта ненависть к метаморфам и закон о не расторжении брака. Я живу с женщиной, которая мне изменила, вот и вы страдайте. Ба… неужели ты поспособствовала разводу?
– К сожалению, на развод Яримы и Лавира я не могла повлиять. У Симоры было немного времени перед тем, как ее тело захоронят в склепе, а это значит, привяжут к нему и душу. После похорон Симора не смогла бы уже летать, куда ей вздумается. Через год наши души засыпают и откликаются лишь на призыв родственной ведьминской души. Ей служим и помогаем.
– Но подожди. Вы ведь летали в столицу, когда я вас попросила разузнать недвижимость Лавира.
– Не отрицаю. Но мы были лишь в тех местах, где Ярима появлялась и оставила свой след пребывания. Ко всему прочему изрядно потратили сил.
– Ясно, чем дальше в лес, тем больше дров. Завтра у нас с матерью выход в город. Недолгая прогулка по центральной улице, ознакомление со столичными достопримечательностями, ценами на товары и продукты питания.
И в этот раз мы не стали засиживаться. Тетушки и бабуля остались в гостевой зале, а мы с матерью отправились по своим комнатам.
Глава 9. Встреча с родной матерью Ливин
Обычно я вставала до восхода солнца. Сделав утренние процедуры, надевала сшитую по заказу пижаму и отправлялась в смежную комнату, не имеющую окон. Дотронувшись до висевшего на стене бра, наблюдала, как медленно разгораются магические свечи и лишь после этого закрывала дверь на ключ.
Начинала с разминки. Зарядка. Затем переходила к физическим нагрузкам для укрепления мышц тела. Изрядно устав от упражнений, задействовала свой дар метаморфа. Надевая разные личины, не забывала наблюдать в зеркале за действом перевоплощения своего тела. И как всегда в завершение трансформация в Уфу. Может, от того, что первое мое обращение было в змею, принять ее облик получается легко и безболезненно. Налюбовавшись красными, рубинового цвета глазами, темно-серой чешуей, острыми клыками, издав шипение, приняла свой облик.
Первые дни сильно тянуло накинуть морок моего родного тела. Но пораздумав, решила этого не делать. Привыкание к телу Ливин было трудным. Сначала вздрагивала, когда смотрела на себя в зеркало. Никак не могла принять чужое для моего понимания тело. Графиня была юным созданием с ангельским личиком и, смотря не нее, понимала, что это не я.
Но, как говорят, время лечит. Теперь я стала замечать за собой привычку любоваться своим отражением. Длинными, чуть вьющимися волосами цвета утреннего тумана, черными бархатными ресницами, коралловыми, притягательными губами и глазами, в которых бунтует пепел. Про пухленькие покрытые легким румянцем щечки умолчу. Дала себе зарок меньше пить сливок. Но кто же устоит перед таким соблазном. Натуральный, экологически чистый продукт. Попросила Маршу, когда я бываю у нее на кухне, прятать от меня все вкусненькое. А она, увидев меня, как бы невзначай подхватит кувшин, наполненный сливками, и мигом их в кружку. А уж блюдце с пончиками словно по волшебству на столе появляется. Боюсь, моя ладная фигурка скоро потеряет все свои прелести. Кстати, я выросла на целых два сантиметра. Пользуясь воспоминаниями Ливин, понимаю, что от той худенькой девочки, в тело которой я попала, ничего практически не осталось.
Выйдя из комнаты, быстрым шагом отправляюсь на очередные водные процедуры. Ополоснувшись, я накинула на мокрое тело халат и, выйдя из ванны, встречаюсь с улыбчивым взглядом Уаны.
Служанка во всеоружии готова приступить к своим прямым обязанностями. До чего она любит ухаживать за моими волосами и наряжать меня в очередной наряд. Уана в курсе, что я не люблю долго засиживаться перед зеркалом. Уложив в прическу мои волосы, она бежит в гардеробную и возвращается с полным комплектом одежды: сорочкой из шерстяной фланели, чулками из тонкой пряжи, утепленными панталонами и платьем из двойного шерстяного муслина горчичного цвета, отделанного по вороту, низу и рукавам черным бархатом.
Зима закончилась, но весеннее тепло пока еще не спешило греть. Одно из утепленных платьев, в которое я должна была нарядиться, было сшито специально для прогулок по улице. Сразу вспоминала курточки на синтепоне. Легко, тепло и душу греет…
Пока я надевала нижнее белье, Уана сбегала за ботиночками темно-бежевого цвета со шнуровкой спереди и на невысоком каблучке. К одежде этого мира я привыкла быстро. Может, от того, что часто видела подобное одеяние в фильмах и на картинах. А еще восхищалась пышными юбками платьев. Единственное, что меня раздражало – это корсеты. Хотела отказаться от них, но понимала, что скоро лето и появиться в неподобающем для леди виде – позор. Мне все равно, а вот Яриму не хотелось расстраивать.
Отблагодарив Уану, поспешила в малую столовую залу на завтрак. Была еще большая, но «дорогих сердцу гостей» мы с матерью не собирались встречать, поэтому просто закрыли двери.
Увидев меня, мама улыбнулась. Проследила, когда я усядусь на стул. И лишь после этого мы принялись за еду.
Марша готовила наивкуснейшую кашу и к нашему приходу расставляла на столе тарелки с нарезкой. Моя привычка лакомиться по утрам бутербродами с чашечкой кофе никуда не делась.
Позавтракав, мы отправились на выход. У самых дверей Уана водрузила на наши головы аккуратные шляпки. Завязав ленточки, я осмотрела себя в зеркале, улыбнулась своему отражению и, подмигнув Яриме, толкнула дверь на улицу.
Управляющего или дворецкого у нас пока не было. Впускать в свой круг чужих людей мне не хотелось. А в открытие и закрытие деревянных створок я не видела ничего позорного. Но мама была против того, чтобы я прислуживала, и уже раздумывала обратиться в контору по найму слуг.
Эром дожидался нас у главных ворот. Двойка запряженных лошадей переставляла в нетерпении ногами, глухо постукивая подковами по мостовой, уложенной каменно-колотыми камнями.
Открыв дверь, Эром помог нам войти в карету. Заняв свои места, мы с матерью переглянулись и одновременно вздохнули, когда повозка медленно тронулась с места. В наш, можно сказать, первый выезд в высший свет мы решили прогуляться по лавкам, расположенным в центральном районе столицы.
Эром остановил карету недалеко от главной площади. Подержав наши руки, помог спуститься со ступенек и, не задавая вопросов, вновь запрыгнул на козлы.
Подхватив Яриму под локоть, я улыбнулась ей, наклонившись, шепнула на ушко:
– Сегодня ты будешь моим гидом.
По взмаху ее бровей поняла, что опять сболтнула незнакомое ей слово.
– Будешь водить меня по лавкам, прицениваться к товарам. А я в уме подсчитывать дебет и кредит. Нужно быстрей понять, на какое время нам хватит выделенных Лавиром денег.
После двух часов хождения по торговым лавкам мои ноги стали изрядно ныть. Да и настроение все больше портилось. Товары стоили неимоверно дорого, да и немудрено – столица. Хочешь в ней жить – плати. Пришло осознание, что мы сильно продешевили. Тысяча золотых. Их едва хватит на обслуживание особняка, а это: магически заряженные камни, уход за садом, корм лошадям, плюс ремонт всех повозок, а их насчитывается три штуки. Также оплата работы слуг. Покупка продуктов питания и одежда. Может, что-то и упустила, подсчитаю, когда приедем домой. Замечтавшись, почти у самого выхода из площади, нечаянно задела рукой добротного телосложения пожилую даму.
– Леди, прошу прощения. Я немного замечталась и нечаянно вас задела, – сама себе стала противна, голосок отчего-то стал тоненьким и пищащим.
Дама была не одна. Ее сопровождала, худющая, с жердеобразной фигурой леди. По виду компаньонка или бедная родственница, те любят полебезить, и эта не отставала.
Пробежав по мне беглым взглядом, перевела взор на Яриму, задержалась с изучающим прищуром и затем опять посмотрела на меня. И принялась быстро что-то нашептывать на ухо толстой незнакомке. К бабке не надо было ходить гадать, и так стало понятно, кого она так красочно описывает.
Лицо толстухи исказилось в пренебрежительной гримасе.
– Ты безродная девка! Не видишь, куда идешь! Кланяться должна, когда перед тобой графиня стоит.
Прошипела она, дожидаясь от меня дальнейших действий.
– Простите мою неосведомленность, но у вас на лбу не написано о том, что вы графиня. А кланяться не могу, спина болит. Ревматизм замучил.
Графиня, видно, не ожидала от меня такого ответа. Лицо ее пошло красными пятнами, а затем и вовсе побагровело.
– Ваше сиятельство. Вы осторожней должны быть с внутренним негативом. У вас лицо сильно покраснело. А это говорит лишь о сильном притоке крови к головному мозгу. Не ровен час, паралич разобьет. Лекарь не успеет прийти на помощь, а там и погост. А оно вам нужно. Дышите глубже. Полной грудью, а она у вас вон какая шикарная. Повторяйте за мной: вдыхаем розовенькое, выдыхаем голубенькое. И так несколько раз. Самочувствие улучшается. Одним словом, дыхательная гимнастика или то, что доктор прописал.
– Да… да… да…
Было видно, что леди изрядно заело, и тогда я пришла ей на помощь:
– Как ты посмела? Вы это хотели сказать. Вот видите, не послушали моего совета и уже заикаться начали. Если пары не выпустите, паралич обеспечен.
Очнувшись от нашей перепалки, Ярима подхватила меня под локоть и поволокла к нашей карете, стоявшей невдалеке.
– Киара… ты сошла с ума! Это ведь Клэр Маджонская! Склочней старухе во всем государстве нет.
От такого заявления я остановилась, как вкопанная. Постепенно до меня дошел смысл услышанного. Да и по выражению лица матери поняла, с кем мы повстречались.
– А яблоко от яблони недалеко упало. Гнилые корни издалека вид…
Договорить я не успела от оглушительного вскрика, разнесшегося по центральной площади.
– Доченька!
Я дернулась. Мое тело самопроизвольно отозвалось на голос Флави Корхарт. Мать Ливин сейчас стояла в трех шагах у меня за спиной. А я не представляла, что делать. Врать. Выкручиваться. Но я не могла во второй раз разбить материнское сердце.
Посмотрев на побелевшее лицо Яримы, я улыбнулась ей одними уголками губ, выразив взглядом, чтобы она не беспокоилась, медленно повернулась. В воспоминаниях Ливин ее мать была скромной, забитой женщиной, обожавшая своих детей и не любившая мужа-гуляку. Решение проблемы пришло спонтанно. И я сделала шаг навстречу графине, затем второй. Остановившись напротив нее, постаралась принять искренность во взгляде.
– Леди, прошу меня извинить, но вы ошиблись. Я – дочь Яримы Барванской и Рихарда Корхарт, – сказала это как можно громче, чтобы все зеваки успели хорошо расслышать и поделиться новостями со своими близкими и знакомыми. И, не дав опомниться Флави, подхватила ее под руку и повела в сторону матери, говоря с лаской в голосе: – Пройдемте в карету. И уже вместе обсудим этот вопрос в нашем особняке.
Женщина, которую я поддерживала под руку, едва шла. И ее можно было понять. Хоронить родную любимую кровиночку, а потом увидеть живой. Я бы сама с ума сошла, если бы со мной такое произошло. А здесь очередной нож в сердце от моих слов. Флави сейчас была не краше моих призраков. Смертельно-бледное лицо, дрожащая нижняя губа и пелена слез на глазах рвали мою душу. Не выдержав, наклонилась и шепнула:
– Не делайте резких движений. Я должна скрываться.
Графиня остановилась. Посмотрела на меня глазами, наполненными болью, коснулась пальчиками моего лица.
– Ты не Ливин, но очень на нее похожа.
– И да, и нет. Лучше пройдемте в карету, и я расскажу вам, почему должна так себя вести.
Посадка в карету не вышла без приключений. По всей видимости, у Флави отказывали ноги, и она никак не могла встать на ступеньку. Эрому пришлось подхватить леди на руки и посадить на сиденье. Лицо графини нужно было видеть. Видно, бедняжку первый раз на руки взяли. Понимаю. Незабываемые впечатления, хоть бы на минуту почувствовать сильную мужскую грудь, а не хилое плечо гуляки-мужа.
Перед тем, как войти в карету, я оглянулась и с ухмылкой осмотрела собравшихся зевак. Хотела фак показать, но решила попридержать свои амбиции. Эх, как из меня перло! Едва себя сдержала. Моя женская психика с трудом сохраняла терпение. Сначала зловредная старуха, потом встреча с матерью.
Войдя в карету, я села рядом с Флави. Подхватив ее руку, удивилась ледяным пальчикам и сама не поняла, почему по моим щекам потекли слезы. Повозка тронулась. Нас стало медленно раскачивать. А меня душили слезы. Рыдания вырывались из моей груди. Сквозь пелену слез я смотрела на Яриму и видела в материнских глазах ласку и поддержку.
Графиня Барванская встала, сделав шаг, обняла меня. А я уткнулась ей в живот и, наконец, дала волю слезам. Я выла, как раненый зверь. Рычала, вновь переживая насилие и смерти. Снова мою душу рвала тоска и беспомощность что-либо изменить.
От плача Флави мое сердце обожгло раскаленной лавой. Грудь сжало от горечи и любви к женщине. Отстранившись, от Яримы, я посмотрела на мать Ливин. Наблюдала, как по ее щекам текут слезы одиночества и тоски по родной девочке. Понимала, что материнская любовь к кровиночке рвет ей душу. Да и можно ли обмануть материнское сердце? Оно чувствует, что рядом с ней сидит ее малышка, любимица, которую она носила под сердцем все девять месяцев. Разговаривала с ней, пела, ждала появления на свет. И я не могла противиться воспоминаниям Ливин и тяги к материнской груди. Не выдержав терзаний, шепнула:
– Мама.
Глаза Флави округлились в изумлении. Она потянула дрожащие пальчики к моим мокрым от слез щекам. Вытирая их, с нежностью прошлась по одной щеке, затем по другой.
Сглотнув тугой комок, стоявший в горле, я едва смогла вымолвить:
– Мамочка.
Не сдерживая больше душевных терзаний, прильнула к материнской груди и вновь разрыдалась. Ощутила, как меня заключили в объятия одни материнские руки, а затем и другие.
