Видя, что колдун уже не вздрагивает, смирился, с обреченным вздохом дав согласие на использование в корыстных целях, Ирис полностью разделась, на время оставила его в одиночестве и зашлепала босыми ногами на кухню. Достала с полки неприметный бутылек, плеснула в кружку воды и отсчитала сорок капель. Вернулась обратно и, приподняв голову Роша, велела:
— Пей – поможет.
Поморщившись, колдун отказался. Он чувствовал себя раздавленным и униженным.
— Это от боли, дурачок, — рассмеялась Ирис. — Для этого тоже могу принести, но не знала, что у колдунов там все так быстро умирает. Упрямый же ты!
Решив, что хуже уже не будет (куда уж хуже, если потом всю жизнь позор скрывать будешь), Рош все же проглотил странную жидкость. Она действительно мягкой периной укутала покалеченное тело, на время отогнав терзающие плоть челюсти боли. Теперь он смог в полной мере оценить умения оборотницы. И не только умения, но и тело. А Ирис специально то и дело касалась его грудью, полной, округлой, открыто демонстрировала желание. Не хочет как колдун – захочет как мужчина. Против природы не пойдешь, особенно если помочь.
Наконец ее руки скользнули вниз, сначала едва касаясь, а потом уже сжимая. Ладонь вольготно устроилась на новом месте, то убыстряя движения, то замирая, то скользя, то гладя, то сдавливая, то поглаживая подушечками пальцев.
Как ни был Рош преисполнен решимости и убеждения, что не станет потворствовать усладам волкодлака, но не помогли ни самовнушения, ни молитвы. Он сдался, прикрыл глаза, а тело отвечало на участившиеся ласки.
Нет, Ирис по-прежнему не казалась ему привлекательной, просто кровь прилила к чреслам, и бороться с этим было бесполезно.
Видя, что ласк уже достаточно, и лучше без зелий не сделает, оборотница с наслаждением отдалась бившему через край желанию. С каждой минутой ей хотелось все больше и больше, и она не церемонилась и брала, постанывая, впиваясь ногтями в бока и живот временного любовника.
Ирис была неистова. Едва успокоившись, она снова возбуждалась.
Рош, наплевав на свои убеждения, пытался поговорить с Ирис, объяснить, что больше не сможет, но оборотница целиком и полностью отдалась инстинктам. Сначала, как и прежде, возбуждала откровенными ласками, упрямо добиваясь своей цели всеми возможными способами: руками, губами, языком, а потом против воли опаивала любовным зельем.
Близость превратилась в пытку. Мучимый орган болел, но Ирис не желала останавливаться, тяжело возбужденно дыша, продолжая бешеную скачку. Его стоны, похоже, еще больше раззадоривали ее.
Наконец все кончилось. Блаженно замерев у него на груди, Ирис прошептала:
— Поздравляю, колдун, ты стал отцом моего детеныша. Мне понравилось, думала, сложнее придется. Видать, девок любишь.
Рош промолчал. У него онемели руки и ноги. Вернулась боль, прежняя и новая. Занозы глубоко вошли в кожу, а зад ныл так, будто он месяца три провел в седле, не слезая.
Его взгляд остановился на бинтах на спине Ирис: набухли от смеси пота, крови и мази. Но она ведет себя так, будто не чувствует этого. Если останется жив, нужно отписаться в Академию: пусть дополнят описание физиологии волкодлаков.
Полежав немного, Ирис встала, обошла стол и перерезала веревки. Но у Роша не осталось сил, чтобы воспользоваться долгожданной свободой, да и конечности не подчинялись ему.
С минуту пристально посмотрев на него, оборотница перекинулась (колдун предпочел не смотреть на то, как искажается, немыслимо изгибается, выворачивается наизнанку ее тело) и запрыгнула на стол, упершись передними лапами в живот Роша.
Колдуну стало страшно. Он невольно дернулся, пытаясь сбросить с себя нечисть, но был слишком слаб. А Ирис ощерилась, сверкнула горящими желтыми глазами.
Пожалуй, более позорной смерти сложно себе представить. Хотя, еще позорнее было бы умереть во время развлечений оборотницы, но бог миловал. Но теперь кто беду отведет? Даром, что маг – защититься не сможет.
Можно ведь и левой рукой чаровать, только не отходит она, болтается плетью, будто сломанная. Размять бы, кровь разогнать, но самому никак, а никто не поможет.
— Ты предлагала выбор, — напомнил Рош, впрочем, уже смирившись со своей незавидной участью.
Вот уж посмеются бывшие сокурсники, в девки запишут. Их бы на его место, проверили бы, каково волкодлаку в период гона сопротивляться. Неизвестно, выдержали ли бы.
На душе было паршиво. Может, смерть – оно и лучше? Не забудется никогда унижение, даже если никто не прознает. И страх внутри засядет, заставит волкодлаков опасаться.
— Помню, колдун, только я сама себя удовлетворила. А ты по этой части был труп трупом, пару раз только рыпнулся. Согласись, маловато, да и я умаялась, проголодалась, а тут ты… Ты не переживай, мучить не буду, так и быть, живого есть не стану. Прощай, колдун!
Ирис слегка прихватила ему зубами живот, сделав вид, что собирается рвануть на себя кожу.
У Роша захолодело сердце. Даже подумалось: а не попытаться ли договориться? Нечисть нечистью, но разумная, и женщина. Но слова застряли в горле, когда, с сожалением подметив, что мяса в нем не так много, Ирис приблизила морду к его лицу. Посмотрела пару минут, осклабилась – страх почувствовала, и потянулась к шее. Промахнулась, клацнув зубами, взвыла от удара коленом – откуда только силы у колдуна взялись, и, разозлившись, рванула тело жертвы…
Рош и не чаял очнуться. Решительно все, даже дыхание, причиняло боль. Вдобавок ко всему он окоченел. С трудом разомкнув глаза, понял, почему: оборотница бросила его умирать под открытым небом. Приволокла куда-то и бросила на снег. Как был – без одежды.
На груди горкой лежали амулеты.
Странно, почему в доме не убила? Он ведь и на пропитание сгодился, пусть тогда она была не голодна, но потом… В том, что оборотница знала, что он жив, Рош не сомневался: зверь живого от мертвого легко отличает.
Зубами разодрала бока, пару костей сломала. Грудь не тронула, шею тоже. Значит, делала осознанно, не желая, чтобы сразу умер. А вот он предательски потерял сознание после всех этих пыток.
Мороз быстро делал свое дело, путая мысли, окутывая небытием.
Рош попытался пошевелить здоровой рукой – бесполезно, окоченела. Да и весь он весь как ледышка.
Что ж, умереть на снегу лучше, чем в постели оборотня, со многими магами случалось. Можно, конечно, побороться за жизнь, но без посторонней помощи он напрасно потратит остаток сил. С другой стороны, не будет больше боли.
Пошел снег, легкий, пушистый. Он оседал на ресницах, забивался в рот. Пока еще таял.
«Значит, потеплеет», — безразлично мысленно подметил Рош и попытался подпихнуть под себя левую руку, чтобы отогреть. С третьей попытки это удалось, но пальцы отходили медленно. Сотни игл пронзали их, заставляя недобрым словом помянуть Ирис.
Наверное, благодаря этим ругательствам его и нашли, потому как припорошенное снегом тело мага издали походило на сугроб. Да и колдун постарался, превозмогая боль, позвать на помощь, заслышав тонкий перелив колокольчика. Он раздавался чуть в стороне, ближе к лесу. Потом замер: видимо, слабые крики были услышаны, и возница теперь гадал, не почудилось ли, не играет ли с ним нечистая сила.
Но нет, решился: заскрипел снег под полозьями, вновь забряцала сбруя.
Скосив глаза, Рош попытался что-либо разглядеть, но не смог: мешал снег. Закашлялся, морщась от жара в горле. Этого и следовало ожидать – воспаление подхватил. Если неизвестный проезжий сейчас над ним не сжалится, не укутает, не отвезет в тепло, к лекарю, то скоро все будет кончено. Голос уже больше на шепот похож, глаза закрываются. Тянет, тянет к себе небытие!
Сани остановились. Всхрапнула лошадь. На несколько минут воцарилась тишина.
Рош обессилено закрыл глаза – лучше уж заснуть, раз уж все равно кончено.
Слух различил чьи-то осторожные шаги. Вот человек остановился, задумался, потом решился и подошел вплотную.
Почувствовав обжигающее прикосновение человеческой ладони, колдун застонал: для него, окоченевшего, оно было сродни каленому железу.
Рука нерешительно легла на область сердца, вторая опустилась на лоб.
— Живой! – с облегчением произнес женский голос. – Эй, вы меня слышите? Не спите, я не добужусь потом.
Обладательница голоса энергично затрясла его за плечи, принуждая очнуться, а потом, ойкнув, извинилась: заметила увечья.
— Кто ж это вас так? Вы не отвечайте, просто глаза открытыми держите. Сейчас я, Бурку только ближе подведу, а то вы тяжелый. Да и тревожить напрасно не хочу: и так все плохо.
Рош с трудом разомкнул веки и увидел склонившуюся над ним девичью головку, закутанную в платок. Девушка улыбнулась и юркнула обратно в снежную мглу.
Когда она вернулась и вернулась ли, колдун не слышал, провалившись в пограничье между жизнью и смертью.
Девушка-травница намучилась с ним, затаскивая на сани, укутывая в собственный тулуп, хотя на улице зуб на зуб не попадал, гоня Бурку галопом по сугробам. Но старания ее были вознаграждены: к тому времени, как она втащила его в избу, дрожа от озноба, Рош еще был жив.
Колдун очнулся ближе к утру. Укутанный во все одеяла, которые только были в доме, растертый мазью против простуды, он пригрелся между печной трубой и травницей.
Девушка вправила и наложила лубок на сломанную руку, крепко привязав к ней палку. До капелек пота на лбу растирала его, накладывала примочки на грудь и стопы, обмывала и перевязывала раны. Сон сморил ее рядом с раненым, который больше походил на труп, нежели на живого человека.
Рош серьезно простудился, мучился сухим надрывным кашлем и жаром. Его посещали смутные видения. Колдун метался в бреду, пугая свою спасительницу. Она всерьез опасалась, что он не выживет. Что греха таить, понравился он девушке, и свой интерес был.
Местный гробовщик три раза на дню заглядывал в избу, косился на печь и шепотом спрашивал: «Ну как, не помер еще?» Травница шикала на него и с бранью гнала прочь.
О том, что она приютила у себя раненного найденыша, знало все Пятинежье, и никто не поставил бы ломаного медяка на то, что он выживет. Но он выжил.
Через неделю настал перелом.
Более-менее придя в себя, Рош поинтересовался судьбой Ирис, подавальщицей из местной корчмы – травница сказала, что живет в Пятинежье. Но добросердечная хозяйка ничего о ней не знала, оборотницы и след простыл. Да и имя она назвала вовсе не то, под которым ее знали люди, поэтому поиски зашли в тупик.
Приехали мать и сестра, забрали Роша домой, окружили заботой. Сельчан, пробовавших пробраться в избу с вопросами о волкодлаке, – мол, где, колдун, шкура? – выставляли вон с требованиями не тревожить больного.
Рош медленно приходил в себя, начав вставать, только когда зажурчали первые ручьи. Как только начали восстанавливаться силы, он начал лечить себя, за что не раз получал выговор от травницы: колдовством Рош нередко доводил себя до обмороков. К слову, с ней ему повезло: девушка оказалась не самоучкой, а дипломированным специалистом. Они охотно вели короткие вечерние беседы о здоровье и травах за огарком свечи, которые переросли в задушевные разговоры обо всем на свете.
Травница нравилась Рошу. Да и как не обратить внимания на свою спасительницу, особенно с хорошеньким личиком?
Видя, как травница смотрит на сына, как он сам на нее посматривает, мать уже готовилась гулять на свадьбе, но, увы, так далеко дело не зашло.
Травница, конечно, была согласна жить вместе без обещаний, но колдун отказался. Если будет заходиться сердце, сам вернется, раз и навсегда. Так и объяснил, еще раз поблагодарив спасительницу за помощь. Травница вздохнула, но промолчала – все равно силком не удержишь.
Совместными стараниями колдуна удалось поставить на ноги к концу снегогона, аккурат перед девичьим праздником. Все девки Пятинежья, Залатков и прочих мест на много верст вокруг наряжались в яркие платки, оплетали алыми лентами березки и ясени, играя меж ними свадьбы.
По преданью, коли провести под праздничным убором меж двух деревьев, мужского и женского, парня или мужчину, то жениться ему в том году на той, что под ленты заманила. Сбывалось ли, али нет, но девки парней с визгом отлавливали.
Травница тоже хотела бы с Рошем так пройти, только он не участвовал во всеобщих забавах. А ведь на него не только она с интересом посматривала: колдун колдуном, но не черт же! Он сильно исхудал, черты лица заострились. Уж сколько череды, брусники да зверобоя травница на него извела, почти все свои запасы, зато выжил. И был полон решимости отыскать надругавшуюся над ним оборотницу.
Мужики, разумеется, что в лицо, что за глаза выражали свое неудовольствие: колдун, а волкодлака отловить не сумел! От расправы спасло только то, что Ирис больше не шалила, ушла, видимо, в другие края. А так сельчане во главе с кузнецом рады были накостылять нерадивому колдуну, который работы своей выполнить не сумел. Хорошо, хоть денег наперед не взял.
Не был бы местным – еще хуже пришлось, а так только посмеивались.
Рош не стал писать в Академию, решил, что справится сам.
Поиски начал с «Зеленой лощины».
Хозяин, мужик осторожный, неразговорчивый, питавший природное недоверие ко всем, кто хоть как-то отличался от обычных людей, коротко, но безапелляционно заявил, что никакой Ирис у него отродясь не было. Ну да, ушла в конце зимы одна подавальщица, к тетке в город переехала, так ее Марышкой звали.
Рош повертел в пальцах серебряную монету и лениво поинтересовался, не знает ли хозяин, где живет Марышкина тетка.
— А вам зачем? – мужик не сводил взгляда с серебряного кругляшка.
— Да жениться хочу. Бегает она от меня.
Хозяин рассмеялся, ловко перехватил покатившуюся по столу монетку и засунул в карман. Нет, названия города он не слышал, знает только, в какую сторону Марышка поехала. На север.
Что ж, Каратор тоже на севере, а в Залатках колдун и так задержался. Того и гляди, заведется конкурент, клиентов переманит. Да и с деньгами туго – все на леченье истратил, опять же гостинцев матери с сестрой купил. Придется по дороге подработать: заговорить чего, упырей погонять, от зубной боли избавить. Заодно и о волкодлаке расспросит: не могла Ирис не наследить. А если и тихо себя вела, то, авось, кто-то вспомнит. Он ее приметы запомнил, благо столько часов перед глазами стояли, во всех своих прелестях.
Марышка, значит… Неужели настоящее имя ему назвала? Зачем? Или первое попавшееся с языка сорвалось?
Травень уже на дворе, если и вправду отяжелела, то от людских глаз не скроет: бабки в деревнях ушлые, сразу такое примечают, даже если живот невелик.
Беременного оборотня изловить легче: не так быстр и проворен, оборачивается медленнее и неохотнее. Обычно самки детенышей в человеческом обличии вынашивают, потому как в нем и рожают. Но они вдвойне осторожнее, своей тени пугаются.
Так Рош и объезжал деревеньку за деревенькой, расспрашивая как о работе, так и об Ирис. Первая ждать себя не заставила, а вот вторая будто сквозь землю провалилась. Никаких следов, будто и не было ее. Лесом, что ли, бегством спасалась?
Сидя на местном кладбище и листая потрепанную книгу (местный упырь его особо не волновал, еще неизвестно, есть ли, а то, может, мелкий бес шалит), Рош пытался освежить в памяти сразу два раздела: охоту на вурдалаков и истребление упырей.
— Пей – поможет.
Поморщившись, колдун отказался. Он чувствовал себя раздавленным и униженным.
— Это от боли, дурачок, — рассмеялась Ирис. — Для этого тоже могу принести, но не знала, что у колдунов там все так быстро умирает. Упрямый же ты!
Решив, что хуже уже не будет (куда уж хуже, если потом всю жизнь позор скрывать будешь), Рош все же проглотил странную жидкость. Она действительно мягкой периной укутала покалеченное тело, на время отогнав терзающие плоть челюсти боли. Теперь он смог в полной мере оценить умения оборотницы. И не только умения, но и тело. А Ирис специально то и дело касалась его грудью, полной, округлой, открыто демонстрировала желание. Не хочет как колдун – захочет как мужчина. Против природы не пойдешь, особенно если помочь.
Наконец ее руки скользнули вниз, сначала едва касаясь, а потом уже сжимая. Ладонь вольготно устроилась на новом месте, то убыстряя движения, то замирая, то скользя, то гладя, то сдавливая, то поглаживая подушечками пальцев.
Как ни был Рош преисполнен решимости и убеждения, что не станет потворствовать усладам волкодлака, но не помогли ни самовнушения, ни молитвы. Он сдался, прикрыл глаза, а тело отвечало на участившиеся ласки.
Нет, Ирис по-прежнему не казалась ему привлекательной, просто кровь прилила к чреслам, и бороться с этим было бесполезно.
Видя, что ласк уже достаточно, и лучше без зелий не сделает, оборотница с наслаждением отдалась бившему через край желанию. С каждой минутой ей хотелось все больше и больше, и она не церемонилась и брала, постанывая, впиваясь ногтями в бока и живот временного любовника.
Ирис была неистова. Едва успокоившись, она снова возбуждалась.
Рош, наплевав на свои убеждения, пытался поговорить с Ирис, объяснить, что больше не сможет, но оборотница целиком и полностью отдалась инстинктам. Сначала, как и прежде, возбуждала откровенными ласками, упрямо добиваясь своей цели всеми возможными способами: руками, губами, языком, а потом против воли опаивала любовным зельем.
Близость превратилась в пытку. Мучимый орган болел, но Ирис не желала останавливаться, тяжело возбужденно дыша, продолжая бешеную скачку. Его стоны, похоже, еще больше раззадоривали ее.
Наконец все кончилось. Блаженно замерев у него на груди, Ирис прошептала:
— Поздравляю, колдун, ты стал отцом моего детеныша. Мне понравилось, думала, сложнее придется. Видать, девок любишь.
Рош промолчал. У него онемели руки и ноги. Вернулась боль, прежняя и новая. Занозы глубоко вошли в кожу, а зад ныл так, будто он месяца три провел в седле, не слезая.
Его взгляд остановился на бинтах на спине Ирис: набухли от смеси пота, крови и мази. Но она ведет себя так, будто не чувствует этого. Если останется жив, нужно отписаться в Академию: пусть дополнят описание физиологии волкодлаков.
Полежав немного, Ирис встала, обошла стол и перерезала веревки. Но у Роша не осталось сил, чтобы воспользоваться долгожданной свободой, да и конечности не подчинялись ему.
С минуту пристально посмотрев на него, оборотница перекинулась (колдун предпочел не смотреть на то, как искажается, немыслимо изгибается, выворачивается наизнанку ее тело) и запрыгнула на стол, упершись передними лапами в живот Роша.
Колдуну стало страшно. Он невольно дернулся, пытаясь сбросить с себя нечисть, но был слишком слаб. А Ирис ощерилась, сверкнула горящими желтыми глазами.
Пожалуй, более позорной смерти сложно себе представить. Хотя, еще позорнее было бы умереть во время развлечений оборотницы, но бог миловал. Но теперь кто беду отведет? Даром, что маг – защититься не сможет.
Можно ведь и левой рукой чаровать, только не отходит она, болтается плетью, будто сломанная. Размять бы, кровь разогнать, но самому никак, а никто не поможет.
— Ты предлагала выбор, — напомнил Рош, впрочем, уже смирившись со своей незавидной участью.
Вот уж посмеются бывшие сокурсники, в девки запишут. Их бы на его место, проверили бы, каково волкодлаку в период гона сопротивляться. Неизвестно, выдержали ли бы.
На душе было паршиво. Может, смерть – оно и лучше? Не забудется никогда унижение, даже если никто не прознает. И страх внутри засядет, заставит волкодлаков опасаться.
— Помню, колдун, только я сама себя удовлетворила. А ты по этой части был труп трупом, пару раз только рыпнулся. Согласись, маловато, да и я умаялась, проголодалась, а тут ты… Ты не переживай, мучить не буду, так и быть, живого есть не стану. Прощай, колдун!
Ирис слегка прихватила ему зубами живот, сделав вид, что собирается рвануть на себя кожу.
У Роша захолодело сердце. Даже подумалось: а не попытаться ли договориться? Нечисть нечистью, но разумная, и женщина. Но слова застряли в горле, когда, с сожалением подметив, что мяса в нем не так много, Ирис приблизила морду к его лицу. Посмотрела пару минут, осклабилась – страх почувствовала, и потянулась к шее. Промахнулась, клацнув зубами, взвыла от удара коленом – откуда только силы у колдуна взялись, и, разозлившись, рванула тело жертвы…
Рош и не чаял очнуться. Решительно все, даже дыхание, причиняло боль. Вдобавок ко всему он окоченел. С трудом разомкнув глаза, понял, почему: оборотница бросила его умирать под открытым небом. Приволокла куда-то и бросила на снег. Как был – без одежды.
На груди горкой лежали амулеты.
Странно, почему в доме не убила? Он ведь и на пропитание сгодился, пусть тогда она была не голодна, но потом… В том, что оборотница знала, что он жив, Рош не сомневался: зверь живого от мертвого легко отличает.
Зубами разодрала бока, пару костей сломала. Грудь не тронула, шею тоже. Значит, делала осознанно, не желая, чтобы сразу умер. А вот он предательски потерял сознание после всех этих пыток.
Мороз быстро делал свое дело, путая мысли, окутывая небытием.
Рош попытался пошевелить здоровой рукой – бесполезно, окоченела. Да и весь он весь как ледышка.
Что ж, умереть на снегу лучше, чем в постели оборотня, со многими магами случалось. Можно, конечно, побороться за жизнь, но без посторонней помощи он напрасно потратит остаток сил. С другой стороны, не будет больше боли.
Пошел снег, легкий, пушистый. Он оседал на ресницах, забивался в рот. Пока еще таял.
«Значит, потеплеет», — безразлично мысленно подметил Рош и попытался подпихнуть под себя левую руку, чтобы отогреть. С третьей попытки это удалось, но пальцы отходили медленно. Сотни игл пронзали их, заставляя недобрым словом помянуть Ирис.
Наверное, благодаря этим ругательствам его и нашли, потому как припорошенное снегом тело мага издали походило на сугроб. Да и колдун постарался, превозмогая боль, позвать на помощь, заслышав тонкий перелив колокольчика. Он раздавался чуть в стороне, ближе к лесу. Потом замер: видимо, слабые крики были услышаны, и возница теперь гадал, не почудилось ли, не играет ли с ним нечистая сила.
Но нет, решился: заскрипел снег под полозьями, вновь забряцала сбруя.
Скосив глаза, Рош попытался что-либо разглядеть, но не смог: мешал снег. Закашлялся, морщась от жара в горле. Этого и следовало ожидать – воспаление подхватил. Если неизвестный проезжий сейчас над ним не сжалится, не укутает, не отвезет в тепло, к лекарю, то скоро все будет кончено. Голос уже больше на шепот похож, глаза закрываются. Тянет, тянет к себе небытие!
Сани остановились. Всхрапнула лошадь. На несколько минут воцарилась тишина.
Рош обессилено закрыл глаза – лучше уж заснуть, раз уж все равно кончено.
Слух различил чьи-то осторожные шаги. Вот человек остановился, задумался, потом решился и подошел вплотную.
Почувствовав обжигающее прикосновение человеческой ладони, колдун застонал: для него, окоченевшего, оно было сродни каленому железу.
Рука нерешительно легла на область сердца, вторая опустилась на лоб.
— Живой! – с облегчением произнес женский голос. – Эй, вы меня слышите? Не спите, я не добужусь потом.
Обладательница голоса энергично затрясла его за плечи, принуждая очнуться, а потом, ойкнув, извинилась: заметила увечья.
— Кто ж это вас так? Вы не отвечайте, просто глаза открытыми держите. Сейчас я, Бурку только ближе подведу, а то вы тяжелый. Да и тревожить напрасно не хочу: и так все плохо.
Рош с трудом разомкнул веки и увидел склонившуюся над ним девичью головку, закутанную в платок. Девушка улыбнулась и юркнула обратно в снежную мглу.
Когда она вернулась и вернулась ли, колдун не слышал, провалившись в пограничье между жизнью и смертью.
Девушка-травница намучилась с ним, затаскивая на сани, укутывая в собственный тулуп, хотя на улице зуб на зуб не попадал, гоня Бурку галопом по сугробам. Но старания ее были вознаграждены: к тому времени, как она втащила его в избу, дрожа от озноба, Рош еще был жив.
Колдун очнулся ближе к утру. Укутанный во все одеяла, которые только были в доме, растертый мазью против простуды, он пригрелся между печной трубой и травницей.
Девушка вправила и наложила лубок на сломанную руку, крепко привязав к ней палку. До капелек пота на лбу растирала его, накладывала примочки на грудь и стопы, обмывала и перевязывала раны. Сон сморил ее рядом с раненым, который больше походил на труп, нежели на живого человека.
Рош серьезно простудился, мучился сухим надрывным кашлем и жаром. Его посещали смутные видения. Колдун метался в бреду, пугая свою спасительницу. Она всерьез опасалась, что он не выживет. Что греха таить, понравился он девушке, и свой интерес был.
Местный гробовщик три раза на дню заглядывал в избу, косился на печь и шепотом спрашивал: «Ну как, не помер еще?» Травница шикала на него и с бранью гнала прочь.
О том, что она приютила у себя раненного найденыша, знало все Пятинежье, и никто не поставил бы ломаного медяка на то, что он выживет. Но он выжил.
Через неделю настал перелом.
Более-менее придя в себя, Рош поинтересовался судьбой Ирис, подавальщицей из местной корчмы – травница сказала, что живет в Пятинежье. Но добросердечная хозяйка ничего о ней не знала, оборотницы и след простыл. Да и имя она назвала вовсе не то, под которым ее знали люди, поэтому поиски зашли в тупик.
Приехали мать и сестра, забрали Роша домой, окружили заботой. Сельчан, пробовавших пробраться в избу с вопросами о волкодлаке, – мол, где, колдун, шкура? – выставляли вон с требованиями не тревожить больного.
Рош медленно приходил в себя, начав вставать, только когда зажурчали первые ручьи. Как только начали восстанавливаться силы, он начал лечить себя, за что не раз получал выговор от травницы: колдовством Рош нередко доводил себя до обмороков. К слову, с ней ему повезло: девушка оказалась не самоучкой, а дипломированным специалистом. Они охотно вели короткие вечерние беседы о здоровье и травах за огарком свечи, которые переросли в задушевные разговоры обо всем на свете.
Травница нравилась Рошу. Да и как не обратить внимания на свою спасительницу, особенно с хорошеньким личиком?
Видя, как травница смотрит на сына, как он сам на нее посматривает, мать уже готовилась гулять на свадьбе, но, увы, так далеко дело не зашло.
Травница, конечно, была согласна жить вместе без обещаний, но колдун отказался. Если будет заходиться сердце, сам вернется, раз и навсегда. Так и объяснил, еще раз поблагодарив спасительницу за помощь. Травница вздохнула, но промолчала – все равно силком не удержишь.
Совместными стараниями колдуна удалось поставить на ноги к концу снегогона, аккурат перед девичьим праздником. Все девки Пятинежья, Залатков и прочих мест на много верст вокруг наряжались в яркие платки, оплетали алыми лентами березки и ясени, играя меж ними свадьбы.
По преданью, коли провести под праздничным убором меж двух деревьев, мужского и женского, парня или мужчину, то жениться ему в том году на той, что под ленты заманила. Сбывалось ли, али нет, но девки парней с визгом отлавливали.
Травница тоже хотела бы с Рошем так пройти, только он не участвовал во всеобщих забавах. А ведь на него не только она с интересом посматривала: колдун колдуном, но не черт же! Он сильно исхудал, черты лица заострились. Уж сколько череды, брусники да зверобоя травница на него извела, почти все свои запасы, зато выжил. И был полон решимости отыскать надругавшуюся над ним оборотницу.
Мужики, разумеется, что в лицо, что за глаза выражали свое неудовольствие: колдун, а волкодлака отловить не сумел! От расправы спасло только то, что Ирис больше не шалила, ушла, видимо, в другие края. А так сельчане во главе с кузнецом рады были накостылять нерадивому колдуну, который работы своей выполнить не сумел. Хорошо, хоть денег наперед не взял.
Не был бы местным – еще хуже пришлось, а так только посмеивались.
Рош не стал писать в Академию, решил, что справится сам.
Поиски начал с «Зеленой лощины».
Хозяин, мужик осторожный, неразговорчивый, питавший природное недоверие ко всем, кто хоть как-то отличался от обычных людей, коротко, но безапелляционно заявил, что никакой Ирис у него отродясь не было. Ну да, ушла в конце зимы одна подавальщица, к тетке в город переехала, так ее Марышкой звали.
Рош повертел в пальцах серебряную монету и лениво поинтересовался, не знает ли хозяин, где живет Марышкина тетка.
— А вам зачем? – мужик не сводил взгляда с серебряного кругляшка.
— Да жениться хочу. Бегает она от меня.
Хозяин рассмеялся, ловко перехватил покатившуюся по столу монетку и засунул в карман. Нет, названия города он не слышал, знает только, в какую сторону Марышка поехала. На север.
Что ж, Каратор тоже на севере, а в Залатках колдун и так задержался. Того и гляди, заведется конкурент, клиентов переманит. Да и с деньгами туго – все на леченье истратил, опять же гостинцев матери с сестрой купил. Придется по дороге подработать: заговорить чего, упырей погонять, от зубной боли избавить. Заодно и о волкодлаке расспросит: не могла Ирис не наследить. А если и тихо себя вела, то, авось, кто-то вспомнит. Он ее приметы запомнил, благо столько часов перед глазами стояли, во всех своих прелестях.
Марышка, значит… Неужели настоящее имя ему назвала? Зачем? Или первое попавшееся с языка сорвалось?
Травень уже на дворе, если и вправду отяжелела, то от людских глаз не скроет: бабки в деревнях ушлые, сразу такое примечают, даже если живот невелик.
Беременного оборотня изловить легче: не так быстр и проворен, оборачивается медленнее и неохотнее. Обычно самки детенышей в человеческом обличии вынашивают, потому как в нем и рожают. Но они вдвойне осторожнее, своей тени пугаются.
Так Рош и объезжал деревеньку за деревенькой, расспрашивая как о работе, так и об Ирис. Первая ждать себя не заставила, а вот вторая будто сквозь землю провалилась. Никаких следов, будто и не было ее. Лесом, что ли, бегством спасалась?
Сидя на местном кладбище и листая потрепанную книгу (местный упырь его особо не волновал, еще неизвестно, есть ли, а то, может, мелкий бес шалит), Рош пытался освежить в памяти сразу два раздела: охоту на вурдалаков и истребление упырей.
