Не раз Кай ловил на себе его странные взгляды – не то грустные, не то виноватые. Встретившись глазами с сыном, лорд Ллойд тут же отворачивался, и красивое лицо превращалось в неподвижную маску.
И всё же отец научился если не любить, то по-своему уважать младшего сына. У Кая оказалось врождённое чутьё на опасность, а цепкость ума и проницательность заменяло тихое, ненавязчивое внимание, которое он оказывал собеседнику. Мягкость, с какой он относился к людям, и неподдельное участие, расслаблявшее человека настолько, что юного лорда переставали воспринимать как угрозу, позволяли молодому рыцарю увидеть гораздо больше, чем он считал нужным говорить вслух. Отец ценил это; а ещё – дар исцеления, которым Бог наградил младшего сына. За редкие моменты внимания Кай был благодарен до безумия. Лорд Ллойд знал это, и оттого чувство вины в нём разгоралось ещё больше.
- …Кай, - молодой рыцарь вздрогнул, открывая глаза, и резко обернулся.
В приоткрывшуюся дверь сунулась знакомая голова. Увидев стоявшего на коленях перед распятием друга, сэр Джерольд слегка смутился.
- Молишься? Я позже зайду.
- Нет, Джерольд, я просто… я закончил, - Кай поднялся с колен, шагнул к грубой постели, присел на край, растирая уставшие глаза. – Заходи.
Друг скользнул внутрь, опасливо косясь на коридор. Сэр Кай ночевал в одной с лордом Ллойдом келье, и присутствию сэра Джерольда командир бы не обрадовался. Сэр Джон вообще не одобрял их дружбы.
- Завтра казнят шпиона, которого мы поймали в лагере, помнишь? – в тусклом свете лучины медные пряди Джерольда отливали почти кровавым блеском. Молодой рыцарь перешёл на шёпот: не хватало ещё, чтобы их слышали. – На площади…
Кай кивнул.
- Ты придёшь?
- Как велит отец, - тихо и невыразительно ответил рыцарь.
Джерольд задержал взгляд на друге. Лорд Ллойд и сэр Кай были непохожи так разительно, что об этом не уставали судачить в войске. Крупный, черноволосый лорд – и невысокий, светлый Кай. О супруге лорда, леди Элис, знали мало. Как и о старшем брате Кая, Роланде, который исчез три года назад и больше никогда не появлялся в Англии. Весь их род, тайна фамилии, вызывали не одну волну сплетен и пересудов. Задавать вопросы хладнокровному, опасному лорду никто не решался, но и на первый взгляд мягкий, уступчивый Кай оказался для шпионов не лучшим информатором. Ни один охотник до слухов не мог вытянуть и слова из юного Ллойда, и спустя какое-то время обсуждать то, разгадку чему добыть всё равно не получилось, перестали.
- Твой отец уйдёт с его величеством, - снова зашептал Джерольд. – Я точно знаю, я слышал. Они собираются в обход ещё до рассвета, и будут наблюдать казнь с балкона, вместе с капитанами.
Кай не ответил, и Джерольд подавил вздох. Он ни разу не видел, чтобы друг улыбался, и никогда не слышал его смеха. Кай не завязывал разговора первым, уклонялся от рыцарских забав, безумств, бесчинств. Молодого рыцаря не очень любили, но и открытой неприязни к нему никто не испытывал. Джерольд привязался к нему по-настоящему после одной битвы, когда его лошадь завалилась набок, намертво пригвождая рыцаря к земле. В момент отступления крестоносцев он оказался почти в тылу противника. Сэр Кай заметил, повернул коня, спрыгнул наземь, упёрся плечом в тяжёлую тушу…
И Джерольд понял, что те, с кем он делил брагу на привале, боевые товарищи, с которыми он грабил небольшие посёлки втайне от командиров, давние друзья, - все бросили его погибать, и только странный, отрешённый сын лорда вернулся за ним.
Но дружить с молчаливым Каем оказалось не так интересно, как с теми, кто не отказывал себе в развлечениях. Окончательно сэр Джерольд изменил своё мнение, когда после очередного набега лежал в шатре с разбитой головой, а лекарь всё не шёл, потому что раненых оказалось очень много. Кай появился, когда он уже совсем отчаялся. Промыл рану, наложил мазь, перевязал, не уставая шептать неслышные молитвы. Джерольд смотрел на друга, на его светящееся внутренним светом лицо с внимательными зелёными глазами, и со страхом понимал, что боль исчезла напрочь, словно Кай её рукой снял. С тех пор Джерольд привязался к нелюдимому молодому рыцарю, и – чего греха таить – не без тайного умысла. Порой Каю стоило лишь положить ладонь поверх раны – и боль утихала, забиваясь вглубь, оставляя хотя бы на время ослабевшее тело. Джерольд стыдился корыстных своих побуждений, но отказать себе в общении с юным рыцарем не мог.
- Кай, - вкрадчиво начал Джерольд, - а я на площади книжную лавку видел.
- Правда? – Кай поднял глаза, и Джерольд с удовольствием закивал: нащупал наконец ахиллесову пяту непробиваемого рыцаря.
- А то! Выберешь, что душе угодно. Наверняка всё на арабском, но ты у нас учёный…
Кай задумчиво глянул на друга. Учёным он не был, но арабскую речь за годы блужданий по чужой земле уже понимал. Читал Кай на арабском ещё плохо, сказывалось отсутствие книг и учителей, но он не сдавался. Отец оказался снисходителен к его слабости, если только Кай не занимался чтением в ущерб тренировкам и службе.
- Хорошо, - сказал он, - если я не понадоблюсь отцу, отправимся с тобой на площадь.
…На площади было грязно и людно, и они с Джерольдом держались вместе, поближе к помосту. Кирасы и шлема не одели, ограничившись кольчугами и мечами. Вдоль стен выстроились крестоносцы, перед виселицей уже шумела толпа.
- Кай, - шепнул Джерольд, рассматривая смуглые, чужие лица, - дождёмся конца, и ускользнём потихоньку, пока нас не хватились. Забежим в книжную лавку…
- Ведут.
К виселице уже подводили шпиона. Король Ричард и лорд Джон Ллойд наблюдали казнь с невысокого балкона над площадью, под ними высилась плаха. Кай глянул на отрешённого отца, но тот не ответил на взгляд сына, и рыцарь отвернулся.
Казнь началась. Шпион не вырывался, не упирался, только дрожал мелко-мелко и прятал ненавидящий, горящий взгляд.
- Жители Акры! Христиане!..
Кай опустил слезящиеся от ветра глаза, не глядя на взявшего слово проповедника. Сэр Джерольд покосился на друга: Кай опустил веки, и лишь безмолвно шевелящиеся губы доказывали, что тот всё слышит.
Засмотревшись, сэр Джерольд пропустил момент, когда от толпы метнулась быстрая тень, и дикий крик прорезал тишину:
- Ассасин! Убийца!..
Тяжеловооруженные крестоносцы не успели оказаться на плахе, и потому первым, кого встретил убийца, прыгнувший на помост, был сэр Кай. Низкий капюшон всколыхнулся, человек на миг замер, и рыцарь сумел рассмотреть смуглое лицо с холодными синими глазами. Ассасин оттолкнул его, прыгнул вверх, подтянулся, забираясь на дыбу, и, почти не задерживаясь, метнулся вперёд и вверх, на балкон.
Кай резко обернулся, увидев, как узкое лезвие скользнуло по щеке Ричарда. Короля тотчас закрыл собой отец, и закованный в сталь кулак сэра Джона ударил по незащищённому лицу убийцы. Не удержавшись, тот взмахнул руками, падая вниз. Кай отступил на шаг, но ассасин перекатился, тут же поднимаясь на ноги, и метнулся в толпу. Крики и вопли горожан только усилились, когда вслед за ним устремился отряд крестоносцев. Сэр Кай отпустил судорожно сжатую рукоять меча и обернулся.
Отец заслонял собой короля Ричарда, глядя на сумасшествие, развернувшееся на месте казни. Король морщился, прижимая руку к рассечённой щеке.
- Заканчивайте, - бросил он палачу и покинул балкон.
Лорд Ллойд обернулся, встречая взгляд сына, и коротко кивнул. Сэр Кай тотчас заторопился, покидая помост. Он нужен там. Отец был прекрасно осведомлён о его умении снимать боль, и, конечно, королю Ричарду это сейчас очень бы пригодилось…
Он умирал, казалось, уже целую вечность, когда чья-то тень закрыла его от жестокого светила, и Кай невольно расслабился, поворачивая голову к благословенной тени.
Вода коснулась его губ, и Кай жадно распахнул их, принимая божественную влагу. Собственное горло отказалось служить — он не мог глотнуть, захлёбываясь, давясь, дрожа от жажды и невозможности её утолить.
- Ссох, ссох*, - сказал чей-то голос.
(*араб. - Тише, тише).
Кай безумно хотел увидеть говорящего, но не мог раскрыть глаз. Кто-то поддержал его голову, помогая воде просочиться в непослушное горло. Кажется, он сделал всего несколько глотков — а затем безжалостная рука отняла флягу от его губ.
- Будет больно, - предупредил тот же голос.
Кай едва расслышал его из-за адского звона в ушах. Плечо обожгла боль, но юный лорд даже вскрикнуть не сумел; лишь зажмурился, чувствуя, как по щеке скатилась одинокая слеза.
- Ещё.
Боль вспыхнула вновь, в левом бедре, и на этот раз от неожиданности Кай открыл глаза.
Солнце ударило слепящими лучами; серо-голубое небо и высокие горные хребты казались далёкими, невозможно чужими — и на их фоне смутно знакомое лицо человека, склонившегося над ним. На миг их взгляды встретились — блуждающий, ищущий Кая и острый, пронзительный незнакомца — а затем молодой рыцарь закрыл глаза, позволяя сознанию рухнуть в небытие.
…Во внутреннем дворике царили тишина и прохлада. Кай ожидал возвращения отца, отправившегося на встречу с информатором. Недавние беспорядки в городе требовали расследования; свидетельства соглядатаев пришлись бы кстати. Кто-то собирался отравить все источники воды в городе, а нынешней шаткой власти Ричарда это не могло не навредить. Кто бы мог подумать, что им не будут рады даже христиане, мирно сосуществовавшие с арабами в Акре до прихода крестоносцев. Отец ничего не говорил, но Кай видел сам — Ричард отменил все льготы, заставил мирное христианское население снабжать его армию провиантом и припасами, поставил их в состояние войны с соседями-арабами, и это, конечно, никому не нравилось. Отравление источников могло стать той последней каплей, которая переполняет чашу народного терпения.
Лорд Ллойд делился тайнами с младшим сыном неохотно, но достаточно спокойно, зная, что Кай, несмотря на юный возраст, не страдал пустословием. Сын не настаивал, не выпытывал, но лорд всё чаще делился с ним своими мыслями, планами и рассуждениями, которые скрывал от всех прочих. Младший сын оказался той бессловесной, но беззаветно преданной поддержкой, какую сэр Джон искал и не находил в других, порой гораздо более зрелых людях.
Блаженный покой — редкие минуты без муштры, тренировок, палящего чужого солнца и бесконечной агрессии. Сэр Кай прислонился спиной к колонне, откидываясь на каменной скамейке. Отец не позволял ему ходить безоружным и без доспехов, и Кай подчинялся беспрекословно. Бывали в Акре случаи, не раз и не два, когда расслабившихся крестоносцев резали, как собак, в подворотнях и на узких улицах, и молодой рыцарь считал требование отца справедливым.
- Держи, держи его!!!
Кай оторвал голову от колонны, вслушиваясь в крики на улице. Шум погони прокатился мимо двора, дальше по кварталу, и рыцарь вновь расслабился, складывая руки на коленях. Не осталось сил даже молиться, поэтому подниматься юный лорд не спешил.
Молитва — то единственное, что не мог ему запретить даже отец. Порой сэр Кай ловил себя на мысли, что скучает по жизни в монастыре, куда его отправил сэр Джон в неполные семь лет, и он где провёл почти столько же – семь лет, наполненные молитвой, постом и долгими тренировками под руководством сэра Кеннета, монашествующего рыцаря, заменившего ему в те годы семью. Кай скучал по любимому брату Роланду, скучал даже по лорду Ллойду, но там, в монастыре, в каждой молитве, на каждой службе он чувствовал такую бесконечную Божественную любовь, такую близость к Господу, какую ни разу не ощутил здесь, на Святой земле. Быть может, это оттого, что он стал недостаточно усерден в молитве, делал себе попущения в постные дни, и лишь один раз сумел попасть на службу — уже здесь, в Акре, приняв Святое Причастие…
- Куда он делся?!
- Проверь соседнюю улицу! Живее, живее!
Кай, не отрываясь от колонны, повернул голову в сторону улицы. По проулку сновали стражники и горожане, спешившие по своим делам и опасливо обходившие крестоносцев стороной.
Отделившийся от людского потока человек, припадая на одну ногу, проковылял через арку, проходя во внутренний двор. Сэр Кай тотчас насторожился. Человек был одет в простую одежду – такую здесь носили ремесленники и мастера – а на голове торчал грязный тюрбан, ткань с которого свисала на лоб, закрывая пол-лица, но тружеником он всё равно не казался.
- Стой, - потребовал сэр Кай, поднимаясь. – Кто такой? Здесь проход запрещён.
- Я гончар, мессир, - пробормотал мужчина, пытаясь обойти крестоносца. – Работаю тут недалеко... простите, мессир! Думал сократить путь... я уйду, мессир, простите! Да благословит вас Бог...
- Постой, - напряжённо велел Кай, делая шаг навстречу. – Твоё лицо... кажется знакомым. Я тебя знаю?
- Что вы, мессир, что вы! – всплеснул руками человек, продолжая делать осторожные шаги. – Откуда? Никто из благородных не удостаивал меня августейшим вниманием! Я делаю простую глиняную посуду, мессир... всего лишь скромный ремесленник...
- Ремесленник, - медленно повторил Кай, опуская глаза на смуглые руки гончара. - Ремесленник...
Мысль сформировалась быстро.
У гончаров не бывает такой гладкой, чистой кожи. И свежую кровь на сбитых костяшках у них не часто встретишь.
Кай вскинул глаза, встречаясь взглядом с мужчиной, и мгновенно выхватил из ножен меч. Потому что уже видел однажды эти синие, как море, глаза на умном – слишком умном для простолюдина – лице.
- Я видел тебя! На площади, во время казни! Ассасин! Убийца...
Синие глаза блеснули, и мужчина сразу стал другим. Да, теперь Кай бы не ошибся. У ряженого гончара даже осанка изменилась, и рыцарь безошибочно определил, что уже через секунду они сцепятся в смертельной схватке. Но в следующий миг со стороны улицы раздались злые голоса, бряцание кольчуг и доспехов, и на лице загнанного в каменную ловушку убийцы отразилась дикая, холодная ярость. Ассасин подался вперёд, и Кай понял, что теперь, прижатый к стенке, он не уйдёт, не забрав с собой хотя бы одну жизнь. Даже если его самого защитит стража — здесь и сейчас разразится бойня, и погибнут люди…
- Готовься к смерти, крестоносец, - раздался незнакомый, так непохожий на блеяние гончара, злой и насмешливый голос.
...А ещё он почувствовал отражение чужой боли, так явственно, так остро... Взгляд выхватил окровавленную штанину, полускрытую длинной рабочей рубахой, и Кай одним движением убрал меч в ножны.
- Сюда, - он не позволял себе думать, иначе вся решимость могла испариться. – Уходи через эту дверь. Она ведёт на ту сторону квартала, тебя не догонят. Я захлопну створку сразу за тобой.
Ассасин замер, и на смуглом лице мелькнуло удивление. Рыцарь не трусил — в любой миг во двор могли ворваться стражники, и всё, что ему нужно сделать — просто позвать на помощь...
- Быстрее, - позвал Кай, - уходи!
Ассасин не заставил упрашивать себя трижды. Метнувшись к указанной двери, он дёрнул створку за себя и оглянулся.
- Ступай с миром, - сказал Кай. – И не возвращайся.
- Я запомню твою доброту, - отозвался ассасин, и глубокий голос эхом отразился от каменных стен подземного коридора. – И отблагодарю. Мы ещё встретимся, крестоносец!
И всё же отец научился если не любить, то по-своему уважать младшего сына. У Кая оказалось врождённое чутьё на опасность, а цепкость ума и проницательность заменяло тихое, ненавязчивое внимание, которое он оказывал собеседнику. Мягкость, с какой он относился к людям, и неподдельное участие, расслаблявшее человека настолько, что юного лорда переставали воспринимать как угрозу, позволяли молодому рыцарю увидеть гораздо больше, чем он считал нужным говорить вслух. Отец ценил это; а ещё – дар исцеления, которым Бог наградил младшего сына. За редкие моменты внимания Кай был благодарен до безумия. Лорд Ллойд знал это, и оттого чувство вины в нём разгоралось ещё больше.
- …Кай, - молодой рыцарь вздрогнул, открывая глаза, и резко обернулся.
В приоткрывшуюся дверь сунулась знакомая голова. Увидев стоявшего на коленях перед распятием друга, сэр Джерольд слегка смутился.
- Молишься? Я позже зайду.
- Нет, Джерольд, я просто… я закончил, - Кай поднялся с колен, шагнул к грубой постели, присел на край, растирая уставшие глаза. – Заходи.
Друг скользнул внутрь, опасливо косясь на коридор. Сэр Кай ночевал в одной с лордом Ллойдом келье, и присутствию сэра Джерольда командир бы не обрадовался. Сэр Джон вообще не одобрял их дружбы.
- Завтра казнят шпиона, которого мы поймали в лагере, помнишь? – в тусклом свете лучины медные пряди Джерольда отливали почти кровавым блеском. Молодой рыцарь перешёл на шёпот: не хватало ещё, чтобы их слышали. – На площади…
Кай кивнул.
- Ты придёшь?
- Как велит отец, - тихо и невыразительно ответил рыцарь.
Джерольд задержал взгляд на друге. Лорд Ллойд и сэр Кай были непохожи так разительно, что об этом не уставали судачить в войске. Крупный, черноволосый лорд – и невысокий, светлый Кай. О супруге лорда, леди Элис, знали мало. Как и о старшем брате Кая, Роланде, который исчез три года назад и больше никогда не появлялся в Англии. Весь их род, тайна фамилии, вызывали не одну волну сплетен и пересудов. Задавать вопросы хладнокровному, опасному лорду никто не решался, но и на первый взгляд мягкий, уступчивый Кай оказался для шпионов не лучшим информатором. Ни один охотник до слухов не мог вытянуть и слова из юного Ллойда, и спустя какое-то время обсуждать то, разгадку чему добыть всё равно не получилось, перестали.
- Твой отец уйдёт с его величеством, - снова зашептал Джерольд. – Я точно знаю, я слышал. Они собираются в обход ещё до рассвета, и будут наблюдать казнь с балкона, вместе с капитанами.
Кай не ответил, и Джерольд подавил вздох. Он ни разу не видел, чтобы друг улыбался, и никогда не слышал его смеха. Кай не завязывал разговора первым, уклонялся от рыцарских забав, безумств, бесчинств. Молодого рыцаря не очень любили, но и открытой неприязни к нему никто не испытывал. Джерольд привязался к нему по-настоящему после одной битвы, когда его лошадь завалилась набок, намертво пригвождая рыцаря к земле. В момент отступления крестоносцев он оказался почти в тылу противника. Сэр Кай заметил, повернул коня, спрыгнул наземь, упёрся плечом в тяжёлую тушу…
И Джерольд понял, что те, с кем он делил брагу на привале, боевые товарищи, с которыми он грабил небольшие посёлки втайне от командиров, давние друзья, - все бросили его погибать, и только странный, отрешённый сын лорда вернулся за ним.
Но дружить с молчаливым Каем оказалось не так интересно, как с теми, кто не отказывал себе в развлечениях. Окончательно сэр Джерольд изменил своё мнение, когда после очередного набега лежал в шатре с разбитой головой, а лекарь всё не шёл, потому что раненых оказалось очень много. Кай появился, когда он уже совсем отчаялся. Промыл рану, наложил мазь, перевязал, не уставая шептать неслышные молитвы. Джерольд смотрел на друга, на его светящееся внутренним светом лицо с внимательными зелёными глазами, и со страхом понимал, что боль исчезла напрочь, словно Кай её рукой снял. С тех пор Джерольд привязался к нелюдимому молодому рыцарю, и – чего греха таить – не без тайного умысла. Порой Каю стоило лишь положить ладонь поверх раны – и боль утихала, забиваясь вглубь, оставляя хотя бы на время ослабевшее тело. Джерольд стыдился корыстных своих побуждений, но отказать себе в общении с юным рыцарем не мог.
- Кай, - вкрадчиво начал Джерольд, - а я на площади книжную лавку видел.
- Правда? – Кай поднял глаза, и Джерольд с удовольствием закивал: нащупал наконец ахиллесову пяту непробиваемого рыцаря.
- А то! Выберешь, что душе угодно. Наверняка всё на арабском, но ты у нас учёный…
Кай задумчиво глянул на друга. Учёным он не был, но арабскую речь за годы блужданий по чужой земле уже понимал. Читал Кай на арабском ещё плохо, сказывалось отсутствие книг и учителей, но он не сдавался. Отец оказался снисходителен к его слабости, если только Кай не занимался чтением в ущерб тренировкам и службе.
- Хорошо, - сказал он, - если я не понадоблюсь отцу, отправимся с тобой на площадь.
…На площади было грязно и людно, и они с Джерольдом держались вместе, поближе к помосту. Кирасы и шлема не одели, ограничившись кольчугами и мечами. Вдоль стен выстроились крестоносцы, перед виселицей уже шумела толпа.
- Кай, - шепнул Джерольд, рассматривая смуглые, чужие лица, - дождёмся конца, и ускользнём потихоньку, пока нас не хватились. Забежим в книжную лавку…
- Ведут.
К виселице уже подводили шпиона. Король Ричард и лорд Джон Ллойд наблюдали казнь с невысокого балкона над площадью, под ними высилась плаха. Кай глянул на отрешённого отца, но тот не ответил на взгляд сына, и рыцарь отвернулся.
Казнь началась. Шпион не вырывался, не упирался, только дрожал мелко-мелко и прятал ненавидящий, горящий взгляд.
- Жители Акры! Христиане!..
Кай опустил слезящиеся от ветра глаза, не глядя на взявшего слово проповедника. Сэр Джерольд покосился на друга: Кай опустил веки, и лишь безмолвно шевелящиеся губы доказывали, что тот всё слышит.
Засмотревшись, сэр Джерольд пропустил момент, когда от толпы метнулась быстрая тень, и дикий крик прорезал тишину:
- Ассасин! Убийца!..
Тяжеловооруженные крестоносцы не успели оказаться на плахе, и потому первым, кого встретил убийца, прыгнувший на помост, был сэр Кай. Низкий капюшон всколыхнулся, человек на миг замер, и рыцарь сумел рассмотреть смуглое лицо с холодными синими глазами. Ассасин оттолкнул его, прыгнул вверх, подтянулся, забираясь на дыбу, и, почти не задерживаясь, метнулся вперёд и вверх, на балкон.
Кай резко обернулся, увидев, как узкое лезвие скользнуло по щеке Ричарда. Короля тотчас закрыл собой отец, и закованный в сталь кулак сэра Джона ударил по незащищённому лицу убийцы. Не удержавшись, тот взмахнул руками, падая вниз. Кай отступил на шаг, но ассасин перекатился, тут же поднимаясь на ноги, и метнулся в толпу. Крики и вопли горожан только усилились, когда вслед за ним устремился отряд крестоносцев. Сэр Кай отпустил судорожно сжатую рукоять меча и обернулся.
Отец заслонял собой короля Ричарда, глядя на сумасшествие, развернувшееся на месте казни. Король морщился, прижимая руку к рассечённой щеке.
- Заканчивайте, - бросил он палачу и покинул балкон.
Лорд Ллойд обернулся, встречая взгляд сына, и коротко кивнул. Сэр Кай тотчас заторопился, покидая помост. Он нужен там. Отец был прекрасно осведомлён о его умении снимать боль, и, конечно, королю Ричарду это сейчас очень бы пригодилось…
***
Он умирал, казалось, уже целую вечность, когда чья-то тень закрыла его от жестокого светила, и Кай невольно расслабился, поворачивая голову к благословенной тени.
Вода коснулась его губ, и Кай жадно распахнул их, принимая божественную влагу. Собственное горло отказалось служить — он не мог глотнуть, захлёбываясь, давясь, дрожа от жажды и невозможности её утолить.
- Ссох, ссох*, - сказал чей-то голос.
(*араб. - Тише, тише).
Кай безумно хотел увидеть говорящего, но не мог раскрыть глаз. Кто-то поддержал его голову, помогая воде просочиться в непослушное горло. Кажется, он сделал всего несколько глотков — а затем безжалостная рука отняла флягу от его губ.
- Будет больно, - предупредил тот же голос.
Кай едва расслышал его из-за адского звона в ушах. Плечо обожгла боль, но юный лорд даже вскрикнуть не сумел; лишь зажмурился, чувствуя, как по щеке скатилась одинокая слеза.
- Ещё.
Боль вспыхнула вновь, в левом бедре, и на этот раз от неожиданности Кай открыл глаза.
Солнце ударило слепящими лучами; серо-голубое небо и высокие горные хребты казались далёкими, невозможно чужими — и на их фоне смутно знакомое лицо человека, склонившегося над ним. На миг их взгляды встретились — блуждающий, ищущий Кая и острый, пронзительный незнакомца — а затем молодой рыцарь закрыл глаза, позволяя сознанию рухнуть в небытие.
***
…Во внутреннем дворике царили тишина и прохлада. Кай ожидал возвращения отца, отправившегося на встречу с информатором. Недавние беспорядки в городе требовали расследования; свидетельства соглядатаев пришлись бы кстати. Кто-то собирался отравить все источники воды в городе, а нынешней шаткой власти Ричарда это не могло не навредить. Кто бы мог подумать, что им не будут рады даже христиане, мирно сосуществовавшие с арабами в Акре до прихода крестоносцев. Отец ничего не говорил, но Кай видел сам — Ричард отменил все льготы, заставил мирное христианское население снабжать его армию провиантом и припасами, поставил их в состояние войны с соседями-арабами, и это, конечно, никому не нравилось. Отравление источников могло стать той последней каплей, которая переполняет чашу народного терпения.
Лорд Ллойд делился тайнами с младшим сыном неохотно, но достаточно спокойно, зная, что Кай, несмотря на юный возраст, не страдал пустословием. Сын не настаивал, не выпытывал, но лорд всё чаще делился с ним своими мыслями, планами и рассуждениями, которые скрывал от всех прочих. Младший сын оказался той бессловесной, но беззаветно преданной поддержкой, какую сэр Джон искал и не находил в других, порой гораздо более зрелых людях.
Блаженный покой — редкие минуты без муштры, тренировок, палящего чужого солнца и бесконечной агрессии. Сэр Кай прислонился спиной к колонне, откидываясь на каменной скамейке. Отец не позволял ему ходить безоружным и без доспехов, и Кай подчинялся беспрекословно. Бывали в Акре случаи, не раз и не два, когда расслабившихся крестоносцев резали, как собак, в подворотнях и на узких улицах, и молодой рыцарь считал требование отца справедливым.
- Держи, держи его!!!
Кай оторвал голову от колонны, вслушиваясь в крики на улице. Шум погони прокатился мимо двора, дальше по кварталу, и рыцарь вновь расслабился, складывая руки на коленях. Не осталось сил даже молиться, поэтому подниматься юный лорд не спешил.
Молитва — то единственное, что не мог ему запретить даже отец. Порой сэр Кай ловил себя на мысли, что скучает по жизни в монастыре, куда его отправил сэр Джон в неполные семь лет, и он где провёл почти столько же – семь лет, наполненные молитвой, постом и долгими тренировками под руководством сэра Кеннета, монашествующего рыцаря, заменившего ему в те годы семью. Кай скучал по любимому брату Роланду, скучал даже по лорду Ллойду, но там, в монастыре, в каждой молитве, на каждой службе он чувствовал такую бесконечную Божественную любовь, такую близость к Господу, какую ни разу не ощутил здесь, на Святой земле. Быть может, это оттого, что он стал недостаточно усерден в молитве, делал себе попущения в постные дни, и лишь один раз сумел попасть на службу — уже здесь, в Акре, приняв Святое Причастие…
- Куда он делся?!
- Проверь соседнюю улицу! Живее, живее!
Кай, не отрываясь от колонны, повернул голову в сторону улицы. По проулку сновали стражники и горожане, спешившие по своим делам и опасливо обходившие крестоносцев стороной.
Отделившийся от людского потока человек, припадая на одну ногу, проковылял через арку, проходя во внутренний двор. Сэр Кай тотчас насторожился. Человек был одет в простую одежду – такую здесь носили ремесленники и мастера – а на голове торчал грязный тюрбан, ткань с которого свисала на лоб, закрывая пол-лица, но тружеником он всё равно не казался.
- Стой, - потребовал сэр Кай, поднимаясь. – Кто такой? Здесь проход запрещён.
- Я гончар, мессир, - пробормотал мужчина, пытаясь обойти крестоносца. – Работаю тут недалеко... простите, мессир! Думал сократить путь... я уйду, мессир, простите! Да благословит вас Бог...
- Постой, - напряжённо велел Кай, делая шаг навстречу. – Твоё лицо... кажется знакомым. Я тебя знаю?
- Что вы, мессир, что вы! – всплеснул руками человек, продолжая делать осторожные шаги. – Откуда? Никто из благородных не удостаивал меня августейшим вниманием! Я делаю простую глиняную посуду, мессир... всего лишь скромный ремесленник...
- Ремесленник, - медленно повторил Кай, опуская глаза на смуглые руки гончара. - Ремесленник...
Мысль сформировалась быстро.
У гончаров не бывает такой гладкой, чистой кожи. И свежую кровь на сбитых костяшках у них не часто встретишь.
Кай вскинул глаза, встречаясь взглядом с мужчиной, и мгновенно выхватил из ножен меч. Потому что уже видел однажды эти синие, как море, глаза на умном – слишком умном для простолюдина – лице.
- Я видел тебя! На площади, во время казни! Ассасин! Убийца...
Синие глаза блеснули, и мужчина сразу стал другим. Да, теперь Кай бы не ошибся. У ряженого гончара даже осанка изменилась, и рыцарь безошибочно определил, что уже через секунду они сцепятся в смертельной схватке. Но в следующий миг со стороны улицы раздались злые голоса, бряцание кольчуг и доспехов, и на лице загнанного в каменную ловушку убийцы отразилась дикая, холодная ярость. Ассасин подался вперёд, и Кай понял, что теперь, прижатый к стенке, он не уйдёт, не забрав с собой хотя бы одну жизнь. Даже если его самого защитит стража — здесь и сейчас разразится бойня, и погибнут люди…
- Готовься к смерти, крестоносец, - раздался незнакомый, так непохожий на блеяние гончара, злой и насмешливый голос.
...А ещё он почувствовал отражение чужой боли, так явственно, так остро... Взгляд выхватил окровавленную штанину, полускрытую длинной рабочей рубахой, и Кай одним движением убрал меч в ножны.
- Сюда, - он не позволял себе думать, иначе вся решимость могла испариться. – Уходи через эту дверь. Она ведёт на ту сторону квартала, тебя не догонят. Я захлопну створку сразу за тобой.
Ассасин замер, и на смуглом лице мелькнуло удивление. Рыцарь не трусил — в любой миг во двор могли ворваться стражники, и всё, что ему нужно сделать — просто позвать на помощь...
- Быстрее, - позвал Кай, - уходи!
Ассасин не заставил упрашивать себя трижды. Метнувшись к указанной двери, он дёрнул створку за себя и оглянулся.
- Ступай с миром, - сказал Кай. – И не возвращайся.
- Я запомню твою доброту, - отозвался ассасин, и глубокий голос эхом отразился от каменных стен подземного коридора. – И отблагодарю. Мы ещё встретимся, крестоносец!
