- Слышь, Соловьева? Не борзей! Скажи «здравствуй» своему однокласснику! – раздалось мне вслед аккурат в тот момент, когда троица у подъезда перегородила мне путь.
- Свалил в туман быстро! – рявкнула я. – И вы следом пошли! – сообщила я непрошенным стражам. – Пропустите немедленно!
- А то что? – осклабился Заточный. – Папе с мамой на меня настучишь? Ах, они же умерли, ужас-ужас. У Леси не осталось защитников.
Вот же тварь! Ведь явно высчитывал, куда побольнее ударить. Не учел Юрка только одного: я до сих пор пребывала в спасительном анабиозе, где всё чувствовалось словно через вату. А значит, эмоции и чувства уходили на второй план, а на первом царствовала логика. Простая, холодная и даже математическая.
В детстве я читала много книг. И большая их часть была отнюдь не из школьной программы. Не помню точно где, но сдается, это было из произведений Джона ле Карре, я увидела мысль, которая навсегда запала мне в память. Если ты оказался в безвыходной ситуации, твоим оружием может стать что угодно. Даже зажатый между пальцев спичечный коробок способен превратиться в страшный кастет. Поэтому я заранее распотрошила пачку с таблетками, и уже сжимала в руке одну из палеток. Не нож, конечно, но получить острой бронированной фольгой по физиономии – сомнительное удовольствие. Хуже всего будет, если меня потащат в машину. Если смогут увезти отсюда, я сама себе не позавидую. А значит, надо максимально привлечь к себе внимание соседей и прохожих и держаться подальше от их рыдвана.
- Еще раз повторяю: ушли с дороги! – я пристально посмотрела в лицо самому мелкому из троицы, преграждающей мне путь. Он занервничал, но близость компании и кураж не давали ему верно оценить ситуацию. Что ж, парень, это был твой последний шанс. Я мрачно оскалилась и без замаха полоснула палеткой по его физиономии. Парень взвыл от боли.
Второму стражу я тут же зарядила коленом в пах. Вроде бы попала, хотя и не поручусь. Но согнулся он точно. А вот третий страж, сообразив, что ему тоже не поздоровится, меня опередил. Жестко развернул спиной к себе и резко нагнул вперед, вывернув руки и практически лишив меня свободы маневра. Я, конечно, зарядила ему пяткой по голени, но без особого эффекта. Все-таки летние сандалии это вам не зимние ботинки на платформе. Похоже, этот раунд я безнадежно проигрываю. Черт, а ведь хороший был план: прорваться к двери подъезда и захлопнуть ее перед носом пацанов. Жаль, не сработал.
- Леська, ты что, в край охамела? – завопил Заточный. – Коза драная, с тобой нормально говорят, а ты что творишь?
В тот момент я молилась про себя так истово, как никогда в жизни. Только бы не попасть к ним в машину, только не попасть! В лучшем случае изнасилуют, в худшем убьют. И эти случаи явно не из тех, которые может покрыть моральная компенсация, если она вообще будет. Папа поднимет старые связи и окажется, что это я сама напросилась и спровоцировала, и что вы хотите от милого мальчика, который мухи не обидит?
- Зря ты про моих родителей вспомнил, - крикнула я. – Сам сиротой остаться не боишься? Того, кто их убил, не нашли. Уж не твоего ли папеньки это заслуга?!
Признаться, я не думала, что кричу. Лишь бы громко, только бы народ обратил внимание. Но почему-то мои слова вызвали у Заточного совершенно неожиданную реакцию. Он посерел, выпучил на меня глаза и на несколько секунд лишился дара речи. Просто стоял и тяжело дышал, как выброшенная на берег рыба. Я решила, что грех этим не воспользоваться.
- Я всё знаю! И не думай, что кому-то удастся спрятаться! Это всего лишь дело времени!
Сопровождающие Юрку парни уже с явным недоумением переглядывались и смотрели на своего лидера. И тут со стороны круглосуточного магазина пришло мое вымоленное спасение. Спасение звали дядя Игорь. В прошлом он был школьным учителем, в настоящем – мастером на все руки и бухариком-собеседником. Даже сейчас в одиннадцать утра в его пакете явно что-то звенело, намекая на скорейший приход праздника в отдельно взятое лицо. Оценив ситуацию, Игорь что было мочи заорал на меня:
- Леська, мать твою! Все с парнями ошиваешься?! А то, что бабушка одна дома страдает, тебе наплевать? Ну-ка подорвала свою задницу и пошла домой!
Я сообразила, в чем прикол, и рванула к подъезду. Увы, парень, который меня держал, на эту провокацию не повелся и отпускать меня не спешил. Мы совершили разворот вокруг оси и остались на прежней позиции.
- Эй, паря, сдрыстни в кусты по-бырому! Мне её бабка все ухо оттоптала, плачет, где, мол, внучка моя шляется с утра пораньше! Потом обжиматься будешь! Отпускай девку и ступай восвояси, а то осерчаю!
В дяде Игоре росту было метр с кепкой, причем в прыжке. Но школьное прошлое давало о себе знать. Когда он хотел, он был весьма убедителен, и вся его ахинея прозвучала так веско, что меня-таки выпустили. Я тут же бросилась к двери подъезда, стремглав достала ключ от домофона и вошла внутрь. Следом за мной отправился Игорь, не забыв тяжелым взглядом обвести Юрку и его воинство. Уже в подъезде он тихо шепнул:
- Пошли до твоего этажа. Убедимся, что там никого.
Возле нашей двери и вправду никто не стоял. Дядя Игорь грустно улыбнулся мне и пожелал быть аккуратнее, после чего отправился вниз, на свой второй этаж. А я птицей влетела в квартиру и тут же попала в объятия бабушки.
Я подробно рассказала Вере, что произошло. Почему-то ее очень заинтересовала реакция Заточного на мои слова о том, что убийца моих родителей не пойман стараниями отца Юрки. Мы знали, что машина, влетевшая в нашу «Нексию», была краденой. Её хозяин был на вахте в тысяче километров от родного дома и по этой причине не мог следить за целостностью своего гаража и его содержимого. Отпечатков на руле, как нам сказали в полиции, не нашли. Похоже, что угонщик был в перчатках, что и неудивительно: февраль же. Про камеры наблюдения можно было и не заикаться: это вам не столица, а простой скромный наукоград. Три года назад домофоны на подъездах поставили, уже немыслимое достижение. Но бабушка прямо клещами вытягивала из меня подробности нашего разговора. Мне пришлось трижды в лицах пересказывать этот кусок нашей беседы, после чего Вера Игнатьевна обронила странное:
- Почему-то именно это я и подозревала…
Я попыталась её расспросить, что она имеет в виду, но бабушка тут же в своей обычной манере ловко перевела стрелки и фактически поставила мне ультиматум: я сижу дома, никуда не выхожу без нее, продукты и прочее покупаем в магазине с доставкой на дом. Короче, полностью переходим на осадное положение. Отлично, прямо замечательно, особенно с учетом того, что на дворе лето и стоит прекрасная погода. А все потому, что кто-то не дружит с логикой и не умеет нормально общаться с людьми.
В итоге мы с Верой почти что поссорились, и я предпочла уйти в свою комнату. Да что ж это такое-то?! Я не виновата, что Заточный такой дебил, и в том, что ему захотелось привязаться ко мне, я тоже не виновата. Он бы еще в школе это проделал, если бы не считал меня тогда скучной зубрилой, и фиг бы мне кто из взрослых помог тогда. Ах, я такая неосмотрительная, деваться некуда. А что я должна была делать, спрашивается? Вера мне так на этот вопрос и не ответила, между прочим. Проще обвинять во всех грехах, чем по полочкам разложить, как я могла избежать этого нежелательного контакта. Потому что ответа на этот вопрос в природе не существует, а вот желание завернуться в белое пальто и залезть на постамент никуда не девается.
Я включила свой старенький ноут. Эх, совсем уже не ворочается, несмотря на то, что я его регулярно чищу и не забываю обновлять программы. Спасибо хоть, что выдержал мою защиту. Без него писать диплом было бы совсем кисло. Но сегодня мне был нужен не текстовый редактор, а программа для рисования. Я начала осваивать ее совсем недавно и похвастаться большими успехами пока не могла. Просто прочитала где-то фразу, что настоящему профессионалу без разницы, где и на чем рисовать. Хочешь – делай все от руки, хочешь – на компьютере. Но я-то умела только от руки и красками-карандашами! А вот все эти многочисленные слои и прочие кисти в программе меня просто вымораживали. Сколько ни пробовала, получались лишь каляки-маляки на уровне младшего детсадовца. И это означало, что я и профессионализм пока понятия диаметрально противоположные, чего бы я там себе не думала. Поэтому я решила, что хоть тушкой, хоть чучелком, но я эту программу освою.
К сожалению, настроение было безнадежно испорчено, и с рисованием у меня сегодня тоже не заладилось. Мысленно я возвращалась к нашей утренней перепалке и по сотому разу прокручивала ее в голове. И хоть ты тресни, так и не могла найти, в чем же, по мнению бабушки, я виновата. Почему вместо того, чтобы сказать, что Заточный перешел все допустимые границы, мне пытаются внушить, что я должна быть какой-то другой? Видимо, человеком-невидимкой. И вообще: разве то, что произошло сегодня утром у подъезда, это нормально и допустимо?
Ближе к вечеру, постучавшись, Вера Игнатьевна вошла в мою комнату. И с места в карьер озадачила меня безапелляционным выводом:
- В этом городе тебе больше находиться нельзя. У меня всего лишь одна внучка, и рисковать твоим здоровьем и жизнью я права не имею. Поэтому собирай вещи и послезавтра поедешь в столицу к тете Марине, я её уже предупредила. Она тебя встретит и поможет на первое время. Про деньги не беспокойся, приживалкой не будешь. У меня осталась сумма после продажи дачного участка, так что минимум полгода, а то и год можешь ни о чем не беспокоиться. Билет на поезд я тебе уже купила, осталось его только распечатать. Так что советую запустить стирку и начать сборы. Время пока есть, но его не так уж и много.
Вот так поворот! Начать с того, что тетю Марину я помню довольно смутно. Младшая сестра моего отца наше семейство не слишком жаловала и появлялась на моей памяти у нас в гостях раза три, не больше. Папа, впрочем, её тоже явственно недолюбливал и регулярно прохаживался по её неправильному образу жизни, безответственности и прочему. Правда, при Вере Игнатьевне он предпочитал молчать в тряпочку. Бабушка своих детей на любимчиков и отверженных не делила и вполне могла обидеться за наезд на Марину.
Что-то мне подсказывало, что тетушка вряд ли будет рада моему вторжению в её жизнь. Так что поиски отдельного съемного жилья – это всего лишь вопрос времени. Хорошо хоть бабушка меня туда отправляла с деньгами. Участок она продала ещё зимой, когда стало известно о трагедии. Похороны ни разу не дешевая церемония, а уж двойные-то… Нам повезло, что на участок уже был покупатель, наш сосед, который хотел увеличить собственные владения, и еще осенью подкатывал к Вере с предложением продать ему землю. И вторично повезло, что он оказался человеком совестливым и дал за него нормальную цену, не стал наживаться на горе. Поэтому влезать в долги бабушке не пришлось. Хватило и на похороны, и на памятник. И вот на мою новую жизнь тоже, как оказалось.
И тут меня накрыло. Если я уезжаю в столицу, значит, здесь появлюсь нескоро. А как же мама и папа? Я что, так с ними и не попрощаюсь?!
Бабушка, как ни странно, хотя бы тут полностью меня поняла. Но решила вопрос в своей фирменной манере:
- Будильник ставь на половину пятого утра. В пять вызовем такси до кладбища. Вернемся, думаю, где-то к семи утра, а в это время хулиганье еще сны смотрит. Лишний риск здесь ни к чему, лучше перестраховаться
- А как же цветы? Свечи? Я хотела маме фонарик поставить. Где мы их купим в такое время?
- Олеся, поверь мне: им это сейчас уже совсем не важно. Если хочешь, нарисуй букет. Положим его в файл, чтоб от дождя не пострадал, и поставим возле памятника. Все это наносное. Главное, что в твоем сердце. А то, что ты их любишь, они прекрасно знают даже оттуда.
И я позорно разревелась, уткнувшись в бабушкину футболку. Ненавижу себя за это. Я ведь провела так все похороны. Вера Игнатьевна договаривалась и все делала сама, даже не надеясь на мою помощь и поддержку. А я только плакала и плакала. Слабачка! Будто бабушке сейчас легче, чем мне. А я как назло не могу унять эти чертовы слезы.
Букет я рисовала полночи. Мама очень любила маки, но полюбоваться на них живьем в последнее время было сложновато. Все, у кого они росли в палисадниках, предпочли от этих цветов избавиться, чтоб не привлекать к себе ненужного внимания властей. Вот я и решила, что подарю ей именно маки. И не бледно-сиреневые или желтые, а настоящие, алые! К тому моменту, когда должен был прозвонить будильник, я все еще не ложилась. Просто выключила его и пошла умываться. Бабушка тем временем, как и обещала, отправила мою работу в прозрачный файл и для надежности заклеила скотчем. Мы прихватили с собой две пары рабочих перчаток, несколько пустых пакетов под мусор и поехали.
Вера Игнатьевна шла с большим трудом, опираясь одновременно и на палку, и на мой локоть. Но ни словом, ни вздохом не показала, как ей тяжело. Нам повезло, что место под могилу было относительно недалеко от входа, потому что папу и маму положили возле дедушки, которого не стало лет пятнадцать назад. В итоге уже через пять минут я усадила бабушку на лавочку возле парного захоронения. Вечно молодые родители, улыбаясь, смотрели на нас с памятника. Вера своей волей выбрала именно эту фотографию, где им лет по двадцать, и они еще даже не знают, что совсем скоро у них появлюсь я.
Пока нас не было, могилы успели зарасти сорняками, так что пришлось закатать рукава и заняться прополкой. Бабушка хотела мне помочь, но я все же убедила ее остаться на лавочке. Куда ей с больной спиной и ногами еще и нагибаться-то?
Минут через сорок все было убрано как надо. Мусор я за три приема утащила в контейнер на входе. Нарисованные маки поставили там, где и собирались. Рисунок очень удачно попал в щель между памятником и цветником, так что можно было не бояться, что его унесет отсюда первым же порывом ветра. Я смотрела на родные лица, и мне почему-то казалось, что я здесь больше никогда не появлюсь. Или же появлюсь очень и очень не скоро. И это чувство меня совсем не радовало.
По большому счету, я не хотела никуда уезжать. Мне всегда нравился наш наукоград, маленький и светлый, где соседи всё друг про друга знают и никогда не откажутся прийти на помощь. Мне нравилось то, что при желании его можно было пройти от начала до конца часа за полтора. Или за два, если двигаться по самой длинной диагонали. Нравился лес, нравилась река, нравилась наша проданная дача, пусть из строений там был всего лишь летний дощатый домик и будка туалета. Почему я должна это терять?! Почему мне надо бросать всё и ехать в большой город, причем совершенно мне не знакомый? Училась-то я в Санкт-Петербурге, а жить мне отныне придется в Москве без нормальной профессии и безо всякого понятия, чем мне заниматься и как существовать дальше. А все из-за случайной встречи с этим козлом Заточным!
- Я никуда не поеду!
Бабушка вздохнула и неожиданно спросила:
- Кто прав? Пешеход, который переходит дорогу по зебре, или пьяный водитель грузовика, который несется по улице на красный сигнал светофора?
- Пешеход, конечно!
- А какой прок в его правоте, если он погибнет или покалечится? Все, что от него реально требовалось, это внимательно посмотреть по сторонам и, завидев неадеквата, остаться на тротуаре.
- Свалил в туман быстро! – рявкнула я. – И вы следом пошли! – сообщила я непрошенным стражам. – Пропустите немедленно!
- А то что? – осклабился Заточный. – Папе с мамой на меня настучишь? Ах, они же умерли, ужас-ужас. У Леси не осталось защитников.
Вот же тварь! Ведь явно высчитывал, куда побольнее ударить. Не учел Юрка только одного: я до сих пор пребывала в спасительном анабиозе, где всё чувствовалось словно через вату. А значит, эмоции и чувства уходили на второй план, а на первом царствовала логика. Простая, холодная и даже математическая.
В детстве я читала много книг. И большая их часть была отнюдь не из школьной программы. Не помню точно где, но сдается, это было из произведений Джона ле Карре, я увидела мысль, которая навсегда запала мне в память. Если ты оказался в безвыходной ситуации, твоим оружием может стать что угодно. Даже зажатый между пальцев спичечный коробок способен превратиться в страшный кастет. Поэтому я заранее распотрошила пачку с таблетками, и уже сжимала в руке одну из палеток. Не нож, конечно, но получить острой бронированной фольгой по физиономии – сомнительное удовольствие. Хуже всего будет, если меня потащат в машину. Если смогут увезти отсюда, я сама себе не позавидую. А значит, надо максимально привлечь к себе внимание соседей и прохожих и держаться подальше от их рыдвана.
- Еще раз повторяю: ушли с дороги! – я пристально посмотрела в лицо самому мелкому из троицы, преграждающей мне путь. Он занервничал, но близость компании и кураж не давали ему верно оценить ситуацию. Что ж, парень, это был твой последний шанс. Я мрачно оскалилась и без замаха полоснула палеткой по его физиономии. Парень взвыл от боли.
Второму стражу я тут же зарядила коленом в пах. Вроде бы попала, хотя и не поручусь. Но согнулся он точно. А вот третий страж, сообразив, что ему тоже не поздоровится, меня опередил. Жестко развернул спиной к себе и резко нагнул вперед, вывернув руки и практически лишив меня свободы маневра. Я, конечно, зарядила ему пяткой по голени, но без особого эффекта. Все-таки летние сандалии это вам не зимние ботинки на платформе. Похоже, этот раунд я безнадежно проигрываю. Черт, а ведь хороший был план: прорваться к двери подъезда и захлопнуть ее перед носом пацанов. Жаль, не сработал.
- Леська, ты что, в край охамела? – завопил Заточный. – Коза драная, с тобой нормально говорят, а ты что творишь?
В тот момент я молилась про себя так истово, как никогда в жизни. Только бы не попасть к ним в машину, только не попасть! В лучшем случае изнасилуют, в худшем убьют. И эти случаи явно не из тех, которые может покрыть моральная компенсация, если она вообще будет. Папа поднимет старые связи и окажется, что это я сама напросилась и спровоцировала, и что вы хотите от милого мальчика, который мухи не обидит?
- Зря ты про моих родителей вспомнил, - крикнула я. – Сам сиротой остаться не боишься? Того, кто их убил, не нашли. Уж не твоего ли папеньки это заслуга?!
Признаться, я не думала, что кричу. Лишь бы громко, только бы народ обратил внимание. Но почему-то мои слова вызвали у Заточного совершенно неожиданную реакцию. Он посерел, выпучил на меня глаза и на несколько секунд лишился дара речи. Просто стоял и тяжело дышал, как выброшенная на берег рыба. Я решила, что грех этим не воспользоваться.
- Я всё знаю! И не думай, что кому-то удастся спрятаться! Это всего лишь дело времени!
Сопровождающие Юрку парни уже с явным недоумением переглядывались и смотрели на своего лидера. И тут со стороны круглосуточного магазина пришло мое вымоленное спасение. Спасение звали дядя Игорь. В прошлом он был школьным учителем, в настоящем – мастером на все руки и бухариком-собеседником. Даже сейчас в одиннадцать утра в его пакете явно что-то звенело, намекая на скорейший приход праздника в отдельно взятое лицо. Оценив ситуацию, Игорь что было мочи заорал на меня:
- Леська, мать твою! Все с парнями ошиваешься?! А то, что бабушка одна дома страдает, тебе наплевать? Ну-ка подорвала свою задницу и пошла домой!
Я сообразила, в чем прикол, и рванула к подъезду. Увы, парень, который меня держал, на эту провокацию не повелся и отпускать меня не спешил. Мы совершили разворот вокруг оси и остались на прежней позиции.
- Эй, паря, сдрыстни в кусты по-бырому! Мне её бабка все ухо оттоптала, плачет, где, мол, внучка моя шляется с утра пораньше! Потом обжиматься будешь! Отпускай девку и ступай восвояси, а то осерчаю!
В дяде Игоре росту было метр с кепкой, причем в прыжке. Но школьное прошлое давало о себе знать. Когда он хотел, он был весьма убедителен, и вся его ахинея прозвучала так веско, что меня-таки выпустили. Я тут же бросилась к двери подъезда, стремглав достала ключ от домофона и вошла внутрь. Следом за мной отправился Игорь, не забыв тяжелым взглядом обвести Юрку и его воинство. Уже в подъезде он тихо шепнул:
- Пошли до твоего этажа. Убедимся, что там никого.
Возле нашей двери и вправду никто не стоял. Дядя Игорь грустно улыбнулся мне и пожелал быть аккуратнее, после чего отправился вниз, на свой второй этаж. А я птицей влетела в квартиру и тут же попала в объятия бабушки.
Прода от 29.04.2022
Я подробно рассказала Вере, что произошло. Почему-то ее очень заинтересовала реакция Заточного на мои слова о том, что убийца моих родителей не пойман стараниями отца Юрки. Мы знали, что машина, влетевшая в нашу «Нексию», была краденой. Её хозяин был на вахте в тысяче километров от родного дома и по этой причине не мог следить за целостностью своего гаража и его содержимого. Отпечатков на руле, как нам сказали в полиции, не нашли. Похоже, что угонщик был в перчатках, что и неудивительно: февраль же. Про камеры наблюдения можно было и не заикаться: это вам не столица, а простой скромный наукоград. Три года назад домофоны на подъездах поставили, уже немыслимое достижение. Но бабушка прямо клещами вытягивала из меня подробности нашего разговора. Мне пришлось трижды в лицах пересказывать этот кусок нашей беседы, после чего Вера Игнатьевна обронила странное:
- Почему-то именно это я и подозревала…
Я попыталась её расспросить, что она имеет в виду, но бабушка тут же в своей обычной манере ловко перевела стрелки и фактически поставила мне ультиматум: я сижу дома, никуда не выхожу без нее, продукты и прочее покупаем в магазине с доставкой на дом. Короче, полностью переходим на осадное положение. Отлично, прямо замечательно, особенно с учетом того, что на дворе лето и стоит прекрасная погода. А все потому, что кто-то не дружит с логикой и не умеет нормально общаться с людьми.
В итоге мы с Верой почти что поссорились, и я предпочла уйти в свою комнату. Да что ж это такое-то?! Я не виновата, что Заточный такой дебил, и в том, что ему захотелось привязаться ко мне, я тоже не виновата. Он бы еще в школе это проделал, если бы не считал меня тогда скучной зубрилой, и фиг бы мне кто из взрослых помог тогда. Ах, я такая неосмотрительная, деваться некуда. А что я должна была делать, спрашивается? Вера мне так на этот вопрос и не ответила, между прочим. Проще обвинять во всех грехах, чем по полочкам разложить, как я могла избежать этого нежелательного контакта. Потому что ответа на этот вопрос в природе не существует, а вот желание завернуться в белое пальто и залезть на постамент никуда не девается.
Я включила свой старенький ноут. Эх, совсем уже не ворочается, несмотря на то, что я его регулярно чищу и не забываю обновлять программы. Спасибо хоть, что выдержал мою защиту. Без него писать диплом было бы совсем кисло. Но сегодня мне был нужен не текстовый редактор, а программа для рисования. Я начала осваивать ее совсем недавно и похвастаться большими успехами пока не могла. Просто прочитала где-то фразу, что настоящему профессионалу без разницы, где и на чем рисовать. Хочешь – делай все от руки, хочешь – на компьютере. Но я-то умела только от руки и красками-карандашами! А вот все эти многочисленные слои и прочие кисти в программе меня просто вымораживали. Сколько ни пробовала, получались лишь каляки-маляки на уровне младшего детсадовца. И это означало, что я и профессионализм пока понятия диаметрально противоположные, чего бы я там себе не думала. Поэтому я решила, что хоть тушкой, хоть чучелком, но я эту программу освою.
К сожалению, настроение было безнадежно испорчено, и с рисованием у меня сегодня тоже не заладилось. Мысленно я возвращалась к нашей утренней перепалке и по сотому разу прокручивала ее в голове. И хоть ты тресни, так и не могла найти, в чем же, по мнению бабушки, я виновата. Почему вместо того, чтобы сказать, что Заточный перешел все допустимые границы, мне пытаются внушить, что я должна быть какой-то другой? Видимо, человеком-невидимкой. И вообще: разве то, что произошло сегодня утром у подъезда, это нормально и допустимо?
Ближе к вечеру, постучавшись, Вера Игнатьевна вошла в мою комнату. И с места в карьер озадачила меня безапелляционным выводом:
- В этом городе тебе больше находиться нельзя. У меня всего лишь одна внучка, и рисковать твоим здоровьем и жизнью я права не имею. Поэтому собирай вещи и послезавтра поедешь в столицу к тете Марине, я её уже предупредила. Она тебя встретит и поможет на первое время. Про деньги не беспокойся, приживалкой не будешь. У меня осталась сумма после продажи дачного участка, так что минимум полгода, а то и год можешь ни о чем не беспокоиться. Билет на поезд я тебе уже купила, осталось его только распечатать. Так что советую запустить стирку и начать сборы. Время пока есть, но его не так уж и много.
Вот так поворот! Начать с того, что тетю Марину я помню довольно смутно. Младшая сестра моего отца наше семейство не слишком жаловала и появлялась на моей памяти у нас в гостях раза три, не больше. Папа, впрочем, её тоже явственно недолюбливал и регулярно прохаживался по её неправильному образу жизни, безответственности и прочему. Правда, при Вере Игнатьевне он предпочитал молчать в тряпочку. Бабушка своих детей на любимчиков и отверженных не делила и вполне могла обидеться за наезд на Марину.
Что-то мне подсказывало, что тетушка вряд ли будет рада моему вторжению в её жизнь. Так что поиски отдельного съемного жилья – это всего лишь вопрос времени. Хорошо хоть бабушка меня туда отправляла с деньгами. Участок она продала ещё зимой, когда стало известно о трагедии. Похороны ни разу не дешевая церемония, а уж двойные-то… Нам повезло, что на участок уже был покупатель, наш сосед, который хотел увеличить собственные владения, и еще осенью подкатывал к Вере с предложением продать ему землю. И вторично повезло, что он оказался человеком совестливым и дал за него нормальную цену, не стал наживаться на горе. Поэтому влезать в долги бабушке не пришлось. Хватило и на похороны, и на памятник. И вот на мою новую жизнь тоже, как оказалось.
И тут меня накрыло. Если я уезжаю в столицу, значит, здесь появлюсь нескоро. А как же мама и папа? Я что, так с ними и не попрощаюсь?!
Бабушка, как ни странно, хотя бы тут полностью меня поняла. Но решила вопрос в своей фирменной манере:
- Будильник ставь на половину пятого утра. В пять вызовем такси до кладбища. Вернемся, думаю, где-то к семи утра, а в это время хулиганье еще сны смотрит. Лишний риск здесь ни к чему, лучше перестраховаться
- А как же цветы? Свечи? Я хотела маме фонарик поставить. Где мы их купим в такое время?
- Олеся, поверь мне: им это сейчас уже совсем не важно. Если хочешь, нарисуй букет. Положим его в файл, чтоб от дождя не пострадал, и поставим возле памятника. Все это наносное. Главное, что в твоем сердце. А то, что ты их любишь, они прекрасно знают даже оттуда.
И я позорно разревелась, уткнувшись в бабушкину футболку. Ненавижу себя за это. Я ведь провела так все похороны. Вера Игнатьевна договаривалась и все делала сама, даже не надеясь на мою помощь и поддержку. А я только плакала и плакала. Слабачка! Будто бабушке сейчас легче, чем мне. А я как назло не могу унять эти чертовы слезы.
Прода от 04.05.02022
Букет я рисовала полночи. Мама очень любила маки, но полюбоваться на них живьем в последнее время было сложновато. Все, у кого они росли в палисадниках, предпочли от этих цветов избавиться, чтоб не привлекать к себе ненужного внимания властей. Вот я и решила, что подарю ей именно маки. И не бледно-сиреневые или желтые, а настоящие, алые! К тому моменту, когда должен был прозвонить будильник, я все еще не ложилась. Просто выключила его и пошла умываться. Бабушка тем временем, как и обещала, отправила мою работу в прозрачный файл и для надежности заклеила скотчем. Мы прихватили с собой две пары рабочих перчаток, несколько пустых пакетов под мусор и поехали.
Вера Игнатьевна шла с большим трудом, опираясь одновременно и на палку, и на мой локоть. Но ни словом, ни вздохом не показала, как ей тяжело. Нам повезло, что место под могилу было относительно недалеко от входа, потому что папу и маму положили возле дедушки, которого не стало лет пятнадцать назад. В итоге уже через пять минут я усадила бабушку на лавочку возле парного захоронения. Вечно молодые родители, улыбаясь, смотрели на нас с памятника. Вера своей волей выбрала именно эту фотографию, где им лет по двадцать, и они еще даже не знают, что совсем скоро у них появлюсь я.
Пока нас не было, могилы успели зарасти сорняками, так что пришлось закатать рукава и заняться прополкой. Бабушка хотела мне помочь, но я все же убедила ее остаться на лавочке. Куда ей с больной спиной и ногами еще и нагибаться-то?
Минут через сорок все было убрано как надо. Мусор я за три приема утащила в контейнер на входе. Нарисованные маки поставили там, где и собирались. Рисунок очень удачно попал в щель между памятником и цветником, так что можно было не бояться, что его унесет отсюда первым же порывом ветра. Я смотрела на родные лица, и мне почему-то казалось, что я здесь больше никогда не появлюсь. Или же появлюсь очень и очень не скоро. И это чувство меня совсем не радовало.
По большому счету, я не хотела никуда уезжать. Мне всегда нравился наш наукоград, маленький и светлый, где соседи всё друг про друга знают и никогда не откажутся прийти на помощь. Мне нравилось то, что при желании его можно было пройти от начала до конца часа за полтора. Или за два, если двигаться по самой длинной диагонали. Нравился лес, нравилась река, нравилась наша проданная дача, пусть из строений там был всего лишь летний дощатый домик и будка туалета. Почему я должна это терять?! Почему мне надо бросать всё и ехать в большой город, причем совершенно мне не знакомый? Училась-то я в Санкт-Петербурге, а жить мне отныне придется в Москве без нормальной профессии и безо всякого понятия, чем мне заниматься и как существовать дальше. А все из-за случайной встречи с этим козлом Заточным!
- Я никуда не поеду!
Бабушка вздохнула и неожиданно спросила:
- Кто прав? Пешеход, который переходит дорогу по зебре, или пьяный водитель грузовика, который несется по улице на красный сигнал светофора?
- Пешеход, конечно!
- А какой прок в его правоте, если он погибнет или покалечится? Все, что от него реально требовалось, это внимательно посмотреть по сторонам и, завидев неадеквата, остаться на тротуаре.
