– А есть другие варианты?
– И весь этот... маскарад, запреты фотографировать, запреты приближаться – только способ скрыться от бывшего мужа? Не многовато ли? Но, что уж, тебе удалось! Даже я не думал, что на самом деле ты – такая! – Мэрлин снова скользнул по ней взглядом.
– А ты сам бы обратил внимание на меня, а не на Аддис? Я пыталась пробиться, пыталась продавать свои работы, но без личности художника на его работы по большей части всем начхать.
– А так, ты и от мужа спряталась, и в деньгах и признании отказа не знала... Два зайца, молодец! Ну, по крайней мере, стервой ты не притворяешься.
– Не боишься, что я просто выкину тебя здесь, на обочине дороги?
– Так не терпится взять реванш? Ну, давай!
Инга промолчала, и только увеличила скорость. Дорога была хоть темной, но пустой.
– Стой, стой, тормози! – неожиданно заорал Мэрлин. От резкого толчка их обоих бросило вперед. Едва они остановились, Мэрлин, с третьего рывка отстегнувший-таки ремень, выскочил из машины, отмеряя широкие шаги. Инга, чуть помедлив и побарабанив пальцами по рулю, вышла вслед за ним. Дорога, машина, небольшая полоса деревьев и кустарников на обочине. И ночь. Инга оглянулась – сколько лет она пряталась и не видела всего этого?
– Ну как можно – вот так? – заорал Мэрлин уже издалека. Впрочем, вернулся к машине, но так и продолжал ходить туда-сюда в свете фар. – Как можно так изощренно обманывать людей, использовать их, но настолько не доверять – все это время! – что ни разу не показать своего истинного лица?! И, после этого, при малейшей угрозе, просто сорваться, бросить все, в том числе и тех, кто был рядом с тобой – и вот так уехать? Без плана, в никуда?! А дальше-то что? Новый облик, и еще три или пять лет до тех пор, пока он снова тебя не найдет?
Инга уселась на капот и закурила.
– Ну, выговорился? Ты явно ничего не понимаешь.
– Разумеется не понимаю! ...Господи, она еще и курит!
– А ты прямо поборник здорового образа жизни?
– Да не в этом же дело! Я столько лет закупал для тебя все, что наизусть выучил список, но я не помню там сигарет. Ни разу! Казалось, что знал тебя вдоль и поперек, но оказалось, что я знал только фикцию!
– Аддис – не фикция! – довольно резко оборвала его Инга. – Это всего лишь ответ времени. Сколько сейчас просто виртуальных персонажей? Даже не в фильмах или играх – а групп, моделей, певиц? Почему бы не быть виртуальной художнице? – о том, что выскользнуть за сигаретами, и не нарваться на дежурящих папарацци, было все равно что поучаствовать в сцене из шпионских боевиков, Инга сознательно упоминать не стала. В те моменты слишком много противоречий возникало в ее душе: полученная от самой же себя свобода становилась слишком контрастной всем ее упорным стремлениям. И, каждый раз, вернувшись в квартиру, она выдыхала равнозначно и, наконец, со спокойствием, и …с сожалением.
Ночь была теплой, однако, несмотря на это, Ингу начала пробирать дрожь. Мэрлин не мог этого не заметить. Хрупкая фигурка в белой майке и джинсах. Тонкие волосы скручены в узел. По виду – почти подросток. Он знал, что будет злиться на себя за это потом. Мэрлин скинул свой лакированный пиджак и укутал ее плечи.
– Инга, так нельзя. Надо все продумать, и только потом принимать решения. Давай вернемся в город. У меня тебя искать никто не будет. Ты мне все расскажешь, и мы что-нибудь придумаем. Хорошо?
Инга молчала. Глаза сузились, она выпустила струйку дыма почти в лицо своему собеседнику. Тот лишь хмыкнул.
– Хорошо, – сказала она. – Но у меня есть условие.
Мэрлин вопросительно поднял бровь.
– Ты не будешь обращаться в полицию, что бы я тебе ни рассказала.
Они возвращались по другой дороге, однако, едва они въехали в город, за ними увязалась какая-то машина.
– Мне кажется, или этот тип едет на нами уже минут десять? – кивнул Мэрлин на черный силуэт позади. Инга только плотнее сжала губы. И неожиданно рванула вправо. Машина, уже на красный, проскочила за ними.
– Как он только выследил?! – прошипела она, то и дело бросая взгляд в зеркало заднего вида.
– Давай сюда, попробуем дворами! – указал Мэрлин. Инга свернула. Не доверяя зеркалам, Мэрлин посмотрел через заднее стекло: несмотря на плотные ряды припаркованных машин, черный автомобиль и не думал отставать. Но страх отступил. Свое место заняла расчетливая уверенность. Инга увеличила скорость, выехала на перекресток, а затем снова скрылась во дворах, надеясь, что преследователь не успеет понять – в каком именно. Минут пять знакомый уже силуэт видно не было.
– Оторвались? – еще раз оглянулся Мэрлин. И в этот миг дорогу им перегородил невесть откуда взявшийся черный Volvo. Инга едва успела затормозить, ее пальцы вцепились в руль, а Мэрлин здорово ударился о подголовник. Окно Volvo опустилось. За рулем сидел тот самый человек, которого выпроводили с выставки. Он даже одежду не удосужился поменять, но на сей раз лицо он не скрывал.
– Как приятно все же видеть тебя в добром здравии, Инга! – он подчеркнул последнее слово. – Я должен был убедиться.
Высокий человек ослепительно улыбнулся, что никак не соответствовало ситуации, отсалютовал, и умчался прочь.
А Инга так и сидела, оцепенев, с сильно бьющимся сердцем, пока Мэрлин ее не растормошил, и они не смогли двинуться с места.
– Кто это был?
Мэрлин жил в небольшой, но неожиданно уютной, вопреки его собственному мрачноватому стилю, квартирке. По пути они еще сделали несколько петель, а там и вовсе бросили машину, взяв такси.
– Жрать у тебя, конечно же, нечего! – вместо ответа Инга бесцеремонно заглянула в холодильник. Выглядела она уже немного более спокойной.
– Еще бы! – язвительно хмыкнул Мэрлин. – Я все время посвящаю отнюдь не себе. Спорим, твоя лживая натура не откажется от пепперони?
– Валяй! – казалось, Ингу нисколько не трогали слова ее менеджера.
– И чего ради я выискивал весь этот веганский супер-фуд? – потихоньку спускал пар Мэрлин, одновременно делая заказ в приложении, и переобуваясь в домашние тапочки.
Вид в тапочках, впрочем, Инга не оценила, едва подавив смешок.
– Даже и не знала, что ты тяготеешь к чему-то такому... нежному.
Вид у Мэрлина, худощавого, но все же статного, в черной шелковой рубашке, со множеством цепочек и кулонов на шее, обтягивающих все нужное, и немного – ненужное, брюках, черном же, кожаном, пиджаке, который Инга успела ему вернуть, и розовых пушистых тапочках сорок пятого размера был и вправду комичен.
– Даже и не знала, что такие мужские бывают.
– Ты вряд ли знала, что бывают такие женские, будем уж честны. Хоть в чем-то, – парировал Мэрлин. – У менеджера художника тоже должен быть сценический образ. Разница только в том, что это именно образ, и тайны из этого не делается.
– Да ну? А Мэрлином тебя родители назвали? – решила поддеть его Инга. Но не вышло.
– Меня зовут Мирон. И я этого не только не скрываю, но и тебе говорил. Только вот кто-то настолько исключительно на себе сосредоточен, что никого вокруг и не замечает. О, прости! На двух "себе". Это же все меняет! За двумя личностями ведь действительно сложно следить! ...Да и хватит кусаться, пиццу скоро привезут. Голодная ты хуже… – Мэрлин-Мирон попытался найти сравнение, но ничего не подходило. – Хуже себя же, но сытой!
Раздался звонок. Мэрлин спустился вниз за приехавшей пиццей, а, когда вернулся, обнаружил Ингу рассматривающей фотографии, развешенные на одной из стен.
– Какие ...милые, – казалось Инга осторожно подбирала слова, указывая на фото, где Мирон, несколько моложе, чем сейчас, был изображен с двумя девочками лет четырех и семи.
– Угу, те еще занозы, – усмехнулся тот. – Слава Богу, что не мои, а сестры! Поиграл – и ушел. И ты – хороший дядя!
Почему-то, после его слов, плечи Инги расправились, и она вдохнула чуть свободнее.
– Ты хотел знать обо мне кое-что, – словно решилась она, – так вот. Нет, тот мужчина, который нас преследовал, не мой бывший муж. Я никогда раньше его не видела, но… Это даже нервирует, насколько они похожи! Наверное, даже и стоило ему позволить догнать нас. Должно быть, это детектив, которого муж нанял. А что же до него, то... У тебя можно курить?
– У меня можно есть. На столе пицца, прекрасно сервированная в коробках, и вино. В бокалах, но тоже из коробки, – казалось, Мэрлин ее испытывает. Но Инга только выше подняла голову, словно соревнуясь с Мэрлином в росте.
– Идет! – и направилась на кухню, будто это ее дом.
Вино оказалось легкое, розовое, под стать тапочкам хозяина, и в красивой высокой бутылке.
А историю Инги красивой назвать было нельзя.
– Ты хорошо жил?
– Когда? – не понял Мэрлин. – Ты, в общем-то, знаешь, как проходит бо'льшая часть моей жизни. Не замечала?
– Нет, до этого, – пропустила мимо ушей колкость Инга. – Давно.
– Давно... – задумался Мэрлин. – Ну, хорошо – может, и не всегда хорошо, но нормально. С кучкой страданий и кучкой счастья. Ни хуже, ни лучше других.
– Ну вот и я – нормально, – Инга как-то по-особенному, брезгливо, выделила это слово. – А хотела – замечательно. Я всегда стремилась к большему.
– Ну, в этом тоже ничего плохого нет.
– Только родители считали это блажью. Так же, как и мои, – Инга хмыкнула, – художества. Крыша – есть, тарелка супа – есть, да и парней вон сколько вокруг! Нормальных…
– …И какой же был нужен тебе? – осторожно спросил Мирон. – Ненормальный?
Инга, как-то болезненно прищурившись, уставилась на него. Проигнорировав запрет, потянулась к пачке, долго искала зажигалку по карманам. Мэрлин не выдержал, и достал из недр шкафа свою.
– Ты знаешь, как умеют ухаживать некоторые мужчины?
Это не было фигурой речи, и Мэрлин ответил, с нажимом:
– Нет, не знаю. Повторюсь – это только образ. Я вполне стандартной ориентации.
– О! – и Инга как-то по-другому оглядела Мэрлина. – А я думала вы с Тим-Тимом...
– А его-то ты за что приплела?
Инга пожала плечами. Мэрлин про себя выругался, обтер салфеткой испачканные соусом руки, и вышел. Вернулся минут через пять в простой черной футболке и домашних брюках. Тапочки, впрочем, остались прежние. Как и набор кулонов на шее.
– Так более однозначно?
– Вполне, – кивнула она.
За эти пять минут количество кусков в коробках уменьшилось на три, но Инга только опять пожала плечами, вроде как, понятия не имею, куда они телепортировались.
– Так что? Подарки-цветы-лимузины?
– А говоришь – не знаешь, – подначила Инга. – Но дело совсем ведь не в этом. Я вообще думала, что это такой обычный курортный флирт – даже и не роман. Я тогда училась сразу по двум направлениям. "Нормальное" экономическое, разумеется, оплачивали родители. А вот про единственную бесплатную школу живописи, которая была в нашем городе, они, конечно, были не в курсе. Им говорила, что нам ставят слишком много пар, и еще и упрекала их за то, что заставили меня пойти туда учиться, – Инга усмехнулась. – Они и верили. Даже тот тур мне оплатили, чтобы отдохнула.
– Действительно, – вздохнул едва ли не про себя Мирон, – и почему это люди верят больше всего тем, кто им врет? Отдохнула? – добавил он уже громче.
– Отдохнула, – передразнила его Инга. – Но знаешь, что больше всего подкупало? – спросила она, глядя на скептическую мину Мэрлина, которую тому никак не удавалось скрыть. – Взгляд. То, как Артур смотрел на меня. Будто я лучшее, что ему приходилось встретить в жизни. И я тоже посмотрела на него под другим углом.
Повисла пауза. Под взглядом Мирона Инга впервые за этот вечер почувствовала себя неловко, и потому продолжила:
– Родители, конечно, периодически знакомили меня с "сыном маминой подруги". Каждый раз – конечно, невзначай. Безумно напрягало! А после знакомства с Артуром стало напрягать еще больше. А он столько говорил о семье! Как много это значит для него! Расписывал эту идиллию!.. И я подумала… Как только представился случай, я уехала к нему. Тем более, что в его городе был университет искусств.
Мирон глубоко вздохнул, в воздухе, уже изрядно задымленном, несмотря на открытое окно, осталось невысказанное "А, так вот в чем дело! Могу поспорить, что про университет ты знала с самого начала!".
– ...Только проучиться в нем мне так и не дали. – Инга нервно дернула плечами. – Мэрлин, ты вот сразу понимаешь людей?
– Да вроде на слух не жалуюсь.
– Я не об этом. Я как раз о том, о чем люди и не говорят. Про то, что скрывается под маской.
– Или под рыжим париком?
Они снова уставились друг на друга.
– Ясно, – не отрывая взгляда произнесла Инга. Она и не думала просить прощения. За что? – Ты тоже не понимаешь. Вот и я, надеясь на то, что, наконец, устрою свою жизнь так, как хочу, не смогла понять, что же меня ждет на самом деле. Что делать все придется так, как позволит Артур.
– И что же было?
– У тебя есть еще вино?
Мирон скосил глаза на бутылку. В той оставалось совсем немного розовой жидкости. Вино, похоже, самотелепортировалось примерно туда же, куда и те три куска пиццы, а Инга была уже довольно-таки пьяна. Однако, одного этого, похоже, было недостаточно, чтобы развязать ей язык. Речь ее оставалась такой же четкой и надменной, как и всегда, но, за этой бетонной стеной явно начала чувствоваться какая-то болезненная уязвимость. И Инга не спешила ее раскрывать.
– Тебе точно это надо?
– Поверь, это надо тебе! – Инга многозначительно кивнула и сузила глаза.
– Думаешь, под градусом я восприму все твои ужасы, а я уже даже не сомневаюсь, что это ужасы, просто как страшный сон?
– Вроде того. А еще не сможешь мне навредить.
Мэрлин-Мирон поднял бровь, однако, никак не стал комментировать её последнюю фразу.
– Защитить не смогу тоже, – вместо этого добавил он. – Возможно, я смогу тебе помочь хотя бы в том, чтобы высказаться, но для этого тебе нужно будет сделать то, что ты никогда еще не делала в жизни.
– Вот сейчас ты начинаешь меня пугать!.. И что же ты хочешь?
– Зря ты. Тебе нужно будет просто мне довериться.
Инга зажгла очередную сигарету. Она всегда столько курит? Почему тогда Мирон не чувствовал этого удушающего запаха табака?
– Да, ты предлагаешь очень страшные вещи! Доверие сгубило не одну жизнь!
– Их сгубило не доверие, а людская злоба и предательство. Но люди склонны винить во всем себя. Обычно. Не все, конечно, но обычно, хотя бы на каком-то уровне, это происходит.
– Ты говоришь об этом так, будто это кнопка.
– Я говорю об этом так, будто это – решение. Реши, доверяешь ты мне, или нет. И... я могу помочь тебе это решение принять, – подумав, в итоге добавил Мирон. – В конце концов, мы оба для этого достаточно пьяны.
Мирон стащил с кровати одеяло и расстелил его на полу.
– Надеюсь, так будет удобнее. Кровать все же слишком мягкая, да и места там недостаточно.
В комнате царил полумрак. Чтобы туда не проникал включенный свет с кухни, Мирон закрыл дверь.
– Что мне надо делать? Может, тебе чем-то помочь?
Аддис предлагает свою помощь! Да, до такого надо было дожить! Или допиться.
– Подожди, ты поможешь мне чуть позже. А сейчас мне надо все подготовить.
Мэрлин зажег очередную свечу. По комнате уже довольно густо разносились запахи благовоний, от которых начинала кружиться голова. Как ни странно, в свете огня кулоны на шее Мэрлина начинали смотреться очень органично, и даже как что-то крайне им сейчас необходимое. Завершив приготовления, он уселся на одеяле, широко расставив ноги.
– И весь этот... маскарад, запреты фотографировать, запреты приближаться – только способ скрыться от бывшего мужа? Не многовато ли? Но, что уж, тебе удалось! Даже я не думал, что на самом деле ты – такая! – Мэрлин снова скользнул по ней взглядом.
– А ты сам бы обратил внимание на меня, а не на Аддис? Я пыталась пробиться, пыталась продавать свои работы, но без личности художника на его работы по большей части всем начхать.
– А так, ты и от мужа спряталась, и в деньгах и признании отказа не знала... Два зайца, молодец! Ну, по крайней мере, стервой ты не притворяешься.
– Не боишься, что я просто выкину тебя здесь, на обочине дороги?
– Так не терпится взять реванш? Ну, давай!
Инга промолчала, и только увеличила скорость. Дорога была хоть темной, но пустой.
– Стой, стой, тормози! – неожиданно заорал Мэрлин. От резкого толчка их обоих бросило вперед. Едва они остановились, Мэрлин, с третьего рывка отстегнувший-таки ремень, выскочил из машины, отмеряя широкие шаги. Инга, чуть помедлив и побарабанив пальцами по рулю, вышла вслед за ним. Дорога, машина, небольшая полоса деревьев и кустарников на обочине. И ночь. Инга оглянулась – сколько лет она пряталась и не видела всего этого?
– Ну как можно – вот так? – заорал Мэрлин уже издалека. Впрочем, вернулся к машине, но так и продолжал ходить туда-сюда в свете фар. – Как можно так изощренно обманывать людей, использовать их, но настолько не доверять – все это время! – что ни разу не показать своего истинного лица?! И, после этого, при малейшей угрозе, просто сорваться, бросить все, в том числе и тех, кто был рядом с тобой – и вот так уехать? Без плана, в никуда?! А дальше-то что? Новый облик, и еще три или пять лет до тех пор, пока он снова тебя не найдет?
Инга уселась на капот и закурила.
– Ну, выговорился? Ты явно ничего не понимаешь.
– Разумеется не понимаю! ...Господи, она еще и курит!
– А ты прямо поборник здорового образа жизни?
– Да не в этом же дело! Я столько лет закупал для тебя все, что наизусть выучил список, но я не помню там сигарет. Ни разу! Казалось, что знал тебя вдоль и поперек, но оказалось, что я знал только фикцию!
– Аддис – не фикция! – довольно резко оборвала его Инга. – Это всего лишь ответ времени. Сколько сейчас просто виртуальных персонажей? Даже не в фильмах или играх – а групп, моделей, певиц? Почему бы не быть виртуальной художнице? – о том, что выскользнуть за сигаретами, и не нарваться на дежурящих папарацци, было все равно что поучаствовать в сцене из шпионских боевиков, Инга сознательно упоминать не стала. В те моменты слишком много противоречий возникало в ее душе: полученная от самой же себя свобода становилась слишком контрастной всем ее упорным стремлениям. И, каждый раз, вернувшись в квартиру, она выдыхала равнозначно и, наконец, со спокойствием, и …с сожалением.
Ночь была теплой, однако, несмотря на это, Ингу начала пробирать дрожь. Мэрлин не мог этого не заметить. Хрупкая фигурка в белой майке и джинсах. Тонкие волосы скручены в узел. По виду – почти подросток. Он знал, что будет злиться на себя за это потом. Мэрлин скинул свой лакированный пиджак и укутал ее плечи.
– Инга, так нельзя. Надо все продумать, и только потом принимать решения. Давай вернемся в город. У меня тебя искать никто не будет. Ты мне все расскажешь, и мы что-нибудь придумаем. Хорошо?
Инга молчала. Глаза сузились, она выпустила струйку дыма почти в лицо своему собеседнику. Тот лишь хмыкнул.
– Хорошо, – сказала она. – Но у меня есть условие.
Мэрлин вопросительно поднял бровь.
– Ты не будешь обращаться в полицию, что бы я тебе ни рассказала.
Они возвращались по другой дороге, однако, едва они въехали в город, за ними увязалась какая-то машина.
– Мне кажется, или этот тип едет на нами уже минут десять? – кивнул Мэрлин на черный силуэт позади. Инга только плотнее сжала губы. И неожиданно рванула вправо. Машина, уже на красный, проскочила за ними.
– Как он только выследил?! – прошипела она, то и дело бросая взгляд в зеркало заднего вида.
– Давай сюда, попробуем дворами! – указал Мэрлин. Инга свернула. Не доверяя зеркалам, Мэрлин посмотрел через заднее стекло: несмотря на плотные ряды припаркованных машин, черный автомобиль и не думал отставать. Но страх отступил. Свое место заняла расчетливая уверенность. Инга увеличила скорость, выехала на перекресток, а затем снова скрылась во дворах, надеясь, что преследователь не успеет понять – в каком именно. Минут пять знакомый уже силуэт видно не было.
– Оторвались? – еще раз оглянулся Мэрлин. И в этот миг дорогу им перегородил невесть откуда взявшийся черный Volvo. Инга едва успела затормозить, ее пальцы вцепились в руль, а Мэрлин здорово ударился о подголовник. Окно Volvo опустилось. За рулем сидел тот самый человек, которого выпроводили с выставки. Он даже одежду не удосужился поменять, но на сей раз лицо он не скрывал.
– Как приятно все же видеть тебя в добром здравии, Инга! – он подчеркнул последнее слово. – Я должен был убедиться.
Высокий человек ослепительно улыбнулся, что никак не соответствовало ситуации, отсалютовал, и умчался прочь.
А Инга так и сидела, оцепенев, с сильно бьющимся сердцем, пока Мэрлин ее не растормошил, и они не смогли двинуться с места.
– Кто это был?
Мэрлин жил в небольшой, но неожиданно уютной, вопреки его собственному мрачноватому стилю, квартирке. По пути они еще сделали несколько петель, а там и вовсе бросили машину, взяв такси.
– Жрать у тебя, конечно же, нечего! – вместо ответа Инга бесцеремонно заглянула в холодильник. Выглядела она уже немного более спокойной.
– Еще бы! – язвительно хмыкнул Мэрлин. – Я все время посвящаю отнюдь не себе. Спорим, твоя лживая натура не откажется от пепперони?
– Валяй! – казалось, Ингу нисколько не трогали слова ее менеджера.
– И чего ради я выискивал весь этот веганский супер-фуд? – потихоньку спускал пар Мэрлин, одновременно делая заказ в приложении, и переобуваясь в домашние тапочки.
Вид в тапочках, впрочем, Инга не оценила, едва подавив смешок.
– Даже и не знала, что ты тяготеешь к чему-то такому... нежному.
Вид у Мэрлина, худощавого, но все же статного, в черной шелковой рубашке, со множеством цепочек и кулонов на шее, обтягивающих все нужное, и немного – ненужное, брюках, черном же, кожаном, пиджаке, который Инга успела ему вернуть, и розовых пушистых тапочках сорок пятого размера был и вправду комичен.
– Даже и не знала, что такие мужские бывают.
– Ты вряд ли знала, что бывают такие женские, будем уж честны. Хоть в чем-то, – парировал Мэрлин. – У менеджера художника тоже должен быть сценический образ. Разница только в том, что это именно образ, и тайны из этого не делается.
– Да ну? А Мэрлином тебя родители назвали? – решила поддеть его Инга. Но не вышло.
– Меня зовут Мирон. И я этого не только не скрываю, но и тебе говорил. Только вот кто-то настолько исключительно на себе сосредоточен, что никого вокруг и не замечает. О, прости! На двух "себе". Это же все меняет! За двумя личностями ведь действительно сложно следить! ...Да и хватит кусаться, пиццу скоро привезут. Голодная ты хуже… – Мэрлин-Мирон попытался найти сравнение, но ничего не подходило. – Хуже себя же, но сытой!
Раздался звонок. Мэрлин спустился вниз за приехавшей пиццей, а, когда вернулся, обнаружил Ингу рассматривающей фотографии, развешенные на одной из стен.
– Какие ...милые, – казалось Инга осторожно подбирала слова, указывая на фото, где Мирон, несколько моложе, чем сейчас, был изображен с двумя девочками лет четырех и семи.
– Угу, те еще занозы, – усмехнулся тот. – Слава Богу, что не мои, а сестры! Поиграл – и ушел. И ты – хороший дядя!
Почему-то, после его слов, плечи Инги расправились, и она вдохнула чуть свободнее.
– Ты хотел знать обо мне кое-что, – словно решилась она, – так вот. Нет, тот мужчина, который нас преследовал, не мой бывший муж. Я никогда раньше его не видела, но… Это даже нервирует, насколько они похожи! Наверное, даже и стоило ему позволить догнать нас. Должно быть, это детектив, которого муж нанял. А что же до него, то... У тебя можно курить?
– У меня можно есть. На столе пицца, прекрасно сервированная в коробках, и вино. В бокалах, но тоже из коробки, – казалось, Мэрлин ее испытывает. Но Инга только выше подняла голову, словно соревнуясь с Мэрлином в росте.
– Идет! – и направилась на кухню, будто это ее дом.
Вино оказалось легкое, розовое, под стать тапочкам хозяина, и в красивой высокой бутылке.
А историю Инги красивой назвать было нельзя.
– Ты хорошо жил?
– Когда? – не понял Мэрлин. – Ты, в общем-то, знаешь, как проходит бо'льшая часть моей жизни. Не замечала?
– Нет, до этого, – пропустила мимо ушей колкость Инга. – Давно.
– Давно... – задумался Мэрлин. – Ну, хорошо – может, и не всегда хорошо, но нормально. С кучкой страданий и кучкой счастья. Ни хуже, ни лучше других.
– Ну вот и я – нормально, – Инга как-то по-особенному, брезгливо, выделила это слово. – А хотела – замечательно. Я всегда стремилась к большему.
– Ну, в этом тоже ничего плохого нет.
– Только родители считали это блажью. Так же, как и мои, – Инга хмыкнула, – художества. Крыша – есть, тарелка супа – есть, да и парней вон сколько вокруг! Нормальных…
– …И какой же был нужен тебе? – осторожно спросил Мирон. – Ненормальный?
Инга, как-то болезненно прищурившись, уставилась на него. Проигнорировав запрет, потянулась к пачке, долго искала зажигалку по карманам. Мэрлин не выдержал, и достал из недр шкафа свою.
– Ты знаешь, как умеют ухаживать некоторые мужчины?
Это не было фигурой речи, и Мэрлин ответил, с нажимом:
– Нет, не знаю. Повторюсь – это только образ. Я вполне стандартной ориентации.
– О! – и Инга как-то по-другому оглядела Мэрлина. – А я думала вы с Тим-Тимом...
– А его-то ты за что приплела?
Инга пожала плечами. Мэрлин про себя выругался, обтер салфеткой испачканные соусом руки, и вышел. Вернулся минут через пять в простой черной футболке и домашних брюках. Тапочки, впрочем, остались прежние. Как и набор кулонов на шее.
– Так более однозначно?
– Вполне, – кивнула она.
За эти пять минут количество кусков в коробках уменьшилось на три, но Инга только опять пожала плечами, вроде как, понятия не имею, куда они телепортировались.
– Так что? Подарки-цветы-лимузины?
– А говоришь – не знаешь, – подначила Инга. – Но дело совсем ведь не в этом. Я вообще думала, что это такой обычный курортный флирт – даже и не роман. Я тогда училась сразу по двум направлениям. "Нормальное" экономическое, разумеется, оплачивали родители. А вот про единственную бесплатную школу живописи, которая была в нашем городе, они, конечно, были не в курсе. Им говорила, что нам ставят слишком много пар, и еще и упрекала их за то, что заставили меня пойти туда учиться, – Инга усмехнулась. – Они и верили. Даже тот тур мне оплатили, чтобы отдохнула.
– Действительно, – вздохнул едва ли не про себя Мирон, – и почему это люди верят больше всего тем, кто им врет? Отдохнула? – добавил он уже громче.
– Отдохнула, – передразнила его Инга. – Но знаешь, что больше всего подкупало? – спросила она, глядя на скептическую мину Мэрлина, которую тому никак не удавалось скрыть. – Взгляд. То, как Артур смотрел на меня. Будто я лучшее, что ему приходилось встретить в жизни. И я тоже посмотрела на него под другим углом.
Повисла пауза. Под взглядом Мирона Инга впервые за этот вечер почувствовала себя неловко, и потому продолжила:
– Родители, конечно, периодически знакомили меня с "сыном маминой подруги". Каждый раз – конечно, невзначай. Безумно напрягало! А после знакомства с Артуром стало напрягать еще больше. А он столько говорил о семье! Как много это значит для него! Расписывал эту идиллию!.. И я подумала… Как только представился случай, я уехала к нему. Тем более, что в его городе был университет искусств.
Мирон глубоко вздохнул, в воздухе, уже изрядно задымленном, несмотря на открытое окно, осталось невысказанное "А, так вот в чем дело! Могу поспорить, что про университет ты знала с самого начала!".
– ...Только проучиться в нем мне так и не дали. – Инга нервно дернула плечами. – Мэрлин, ты вот сразу понимаешь людей?
– Да вроде на слух не жалуюсь.
– Я не об этом. Я как раз о том, о чем люди и не говорят. Про то, что скрывается под маской.
– Или под рыжим париком?
Они снова уставились друг на друга.
– Ясно, – не отрывая взгляда произнесла Инга. Она и не думала просить прощения. За что? – Ты тоже не понимаешь. Вот и я, надеясь на то, что, наконец, устрою свою жизнь так, как хочу, не смогла понять, что же меня ждет на самом деле. Что делать все придется так, как позволит Артур.
– И что же было?
– У тебя есть еще вино?
Мирон скосил глаза на бутылку. В той оставалось совсем немного розовой жидкости. Вино, похоже, самотелепортировалось примерно туда же, куда и те три куска пиццы, а Инга была уже довольно-таки пьяна. Однако, одного этого, похоже, было недостаточно, чтобы развязать ей язык. Речь ее оставалась такой же четкой и надменной, как и всегда, но, за этой бетонной стеной явно начала чувствоваться какая-то болезненная уязвимость. И Инга не спешила ее раскрывать.
– Тебе точно это надо?
– Поверь, это надо тебе! – Инга многозначительно кивнула и сузила глаза.
– Думаешь, под градусом я восприму все твои ужасы, а я уже даже не сомневаюсь, что это ужасы, просто как страшный сон?
– Вроде того. А еще не сможешь мне навредить.
Мэрлин-Мирон поднял бровь, однако, никак не стал комментировать её последнюю фразу.
– Защитить не смогу тоже, – вместо этого добавил он. – Возможно, я смогу тебе помочь хотя бы в том, чтобы высказаться, но для этого тебе нужно будет сделать то, что ты никогда еще не делала в жизни.
– Вот сейчас ты начинаешь меня пугать!.. И что же ты хочешь?
– Зря ты. Тебе нужно будет просто мне довериться.
Инга зажгла очередную сигарету. Она всегда столько курит? Почему тогда Мирон не чувствовал этого удушающего запаха табака?
– Да, ты предлагаешь очень страшные вещи! Доверие сгубило не одну жизнь!
– Их сгубило не доверие, а людская злоба и предательство. Но люди склонны винить во всем себя. Обычно. Не все, конечно, но обычно, хотя бы на каком-то уровне, это происходит.
– Ты говоришь об этом так, будто это кнопка.
– Я говорю об этом так, будто это – решение. Реши, доверяешь ты мне, или нет. И... я могу помочь тебе это решение принять, – подумав, в итоге добавил Мирон. – В конце концов, мы оба для этого достаточно пьяны.
Мирон стащил с кровати одеяло и расстелил его на полу.
– Надеюсь, так будет удобнее. Кровать все же слишком мягкая, да и места там недостаточно.
В комнате царил полумрак. Чтобы туда не проникал включенный свет с кухни, Мирон закрыл дверь.
– Что мне надо делать? Может, тебе чем-то помочь?
Аддис предлагает свою помощь! Да, до такого надо было дожить! Или допиться.
– Подожди, ты поможешь мне чуть позже. А сейчас мне надо все подготовить.
Мэрлин зажег очередную свечу. По комнате уже довольно густо разносились запахи благовоний, от которых начинала кружиться голова. Как ни странно, в свете огня кулоны на шее Мэрлина начинали смотреться очень органично, и даже как что-то крайне им сейчас необходимое. Завершив приготовления, он уселся на одеяле, широко расставив ноги.
