Ведунья
Прабабка моя была ведуньей, и бабка была. А мамка – нет. Отказалась она от силы колдовской, потому что полюбила моего отца. Глупая была мамка. Любовь что? Тлен. Сегодня кажется тебе парень хорошим да пригожим, а завтра… А завтра и глаза б его не видели.
Но мамка любила моего отца до самой своей смерти, которая случилась, на беду, рано. Мне и трех годков не было, когда лихорадка болотная утащила ее на тот свет. А отец, погоревав немного, женился на другой. Не захотела я жить с мачехой и ушла к бабке, а отец и не удерживал.
Бабка учила меня всяким премудростям колдовским, но силу-то и не передавала. А без силы они ничего не стоят. Что с того, что знаю я, какие травы в приворотное зелье класть? Не будет оно действовать, пока силы ведовской во мне нет. А бабка и говорит мне: «Рано тебе еще ведуньей становиться, не пожила ты еще, опыта не набралась». А под опытом бабка любовь-то как раз и имеет ввиду! Вот чудная она у меня! Я ей говорю: «Да не нужна мне эта любовь! Много от нее добра? Вон мамка из-за любви отказалась от колдовской силы и сгорела рано. Будь она колдуньей, смогла бы сохранить и молодость, и красоту на долгие годы. Да и отца бы приворожила, никуда бы он от нее не ушел». А бабка только качает головой и говорит: «Полюби сначала, тогда и решение принимать будешь: нужна тебе эта любовь или нет. Если будет тебе от нее одно горе, значит, так тому и быть – передам тебе силу колдовскую. А ну как не захочешь колдуньей становиться?» Чудная бабка. Как можно захотеть от силы отказаться? Ума не приложу.
Знаю я, что решение мое не изменится, слово мое твердое. Но бабке-то это не докажешь. Так что хочешь, не хочешь, а придется мне открыть свое сердце.
Как раз и праздник подоспел, День Сварога. Подбила девок я на братчину, собрали мы ее по всей деревне, а избу сняли. Негоже мне как будущей колдунье в своем доме гулянку устраивать. Да и не пойдет ко мне никто, побоятся. Зазвали мы парней на вечерку, все пришли. Девки болтают с ними, хихикают, а я, знай, приглядываюсь.
Проще влюбиться в того, кто и сам на меня уже глаз положил. Раньше не обращала я внимание на заигрывание парней, а сейчас самое время пришло.
Деян, кузнец, пришел одним из первых. Меня за бок ущипнул – приветствует, стало быть, так, – на стол гостинцы выложил да и подсел к девкам. Теребит их, покоя не дает, то утащит вещь какую-нибудь, им принадлежащую, да за возврат поцелуй требует, то вдруг сдернет приглянувшуюся девицу за ноги с лавки, то еще что. А девки и рады его вниманию. Пищат, смеются. Конечно, Деян парень видный: статный, круглолицый, косая сажень в плечах, брови густые вразлет, черные волосы по шее кудрявятся. Любит он со мной заговаривать и пошучивать, но и другими девками не брезгует.
Знаю я, что Малуша, подружка моя, по нему сохнет. Отобью – обидится ведь.
А тут и она подскочила:
– Лада, позови всех на улицу хороводы водить да песни петь.
Некрасивая Малуша, неприметная. А вот голосище у нее звонкий, сильный. Думает она, что голосом и походкой плавной сможет Деяна привлечь. Ладно, позову.
Вышли все на улицу, Малуша и затянула песню, все подхватили, а Деян на нее и не смотрит, ко мне подбирается.
– Ладка, пошли в ручеек играть, – хвать меня за руку, и в толпу тянет. Мне-то что, могу поиграть. Малушу только жалко.
Встали мы с ним в «ручеек», да не долго простояли. Игорь, косарь, зацепил меня да поволок сквозь «ручей». Знаю, что нравлюсь ему, а он со мной за все время и слова не сказал. Добрый он, да глупый. Речей не ведет, молчит только да смотрит. Но девкам он нравится. Кудри белые как лен на солнце, сам худой да звонкий, а выносливость невиданная. С утра до ночи может косить, не присев да не передохнув. Вот его руку из моей и выхватила Любава, потащила за собой. А я вернулась к началу ручейка да схватила первого попавшегося парня. То Есений оказался, пастух, русоволосый да стройный. Хорошо он песни умеет петь да на дудочке играть. Всегда мое сердце тает, его слушая. Жаль только парня, кривой на один глаз.
Так играли мы, а я все к парням приглядывалась. На кого мое сердце вздрогнет да откликнется? Вроде и пригожие есть, и нравятся мне, но все не то.
Вдруг чья-то сильная рука выдернула меня из несильного захвата Есения да совсем из «ручейка» и вытянула.
– Здравствуй, Лада, – услышала я смешливый голос. – Ты сегодня за хозяйку? Что ж не позвала на вечерку?
Княжич пожаловал. Его только и не хватало сегодня.
– Не дури, княжич, – ответствовала я, подбоченившись. – Наши посиделки деревенские не твоего уровня.
– Прогонишь, что ль? – поднял он брови.
– Опять дуришь. Кто тебя прогонять-то будет? Только не обессудь, развлечения у нас простые, для важных персон не подходящие.
– Речь твоя песней литься стала. Видать, книжки читать ты начала, как я советовал? – ухмыльнулся княжич.
– Не обученная я грамоте, вишь ты какое дело. Так и помру темной девкой. Тебе-то что за печаль? – огрызнулась я.
– Верно, нет мне никакой печали. Дурой родилась, дурой и помрешь. Твое дело, – хмыкнул он и побежал к «ручейку», выхватил Малушу из руки Деяна и потащил по проходу. А Малуша и знать не знает, горевать ей или радоваться. Хоть и люб ей Деян, но кто же от внимания княжича откажется?
Я вот и откажусь! Неважно, что красивый он да пригожий. Неважно, что ловкий да умный.
Зато дерзкий да недобрый, на язык острый. Бахвалиться любит. Конечно, есть ему чем похвалиться, но заносчивый он не в меру. Меня вот считает темной и недалекой, посмеивается надо мной.
Игорь подошел, молча руку протянул. Подала руку, потащил меня снова в игру. С бессловесным парнем порой очень хорошо. Ничего объяснять не нужно.
Сумерки наступили. Похолодало. Народ потянулся в избу.
Я зашла и села на свое место напротив печки.
– Ох, Ладка! – зашептала мне Малуша. – Сам княжич пожаловал. Пойдет хорошая молва о наших посиделках.
– Больно нужно! – фыркнула я. – И без него неплохо было.
Плохо, не плохо, а, видать, произвел-то княжич на подружку мою впечатление.
– Давайте в «соседа» играть, – посыпались предложения.
Хорошо, в «соседа» так в «соседа». Я встала и взяла под руку Есения, который стоял в углу и стеснялся присоединиться к остальным.
Подошла к Дарене. Знаю, нравится ей молодой пастух, и не пугает ее его уродство.
– Люб сосед или не люб? – спросила я.
– Не люб, – улыбаясь, ответствовала Дарена, и сосед ее, широкоплечий Анисим, поднялся, уступая место Есению. Я взяла Анисима под руку и двинулась к новой девушке…
Так ходила я от девушки к девушке, предлагала парней. Кому-то свой сосед был люб, тогда целовались они на потеху народу, кто-то нового соседа выбирал, да не по одному разу. Деяна привела я к Малуше, рядом с которой сидел княжич. Любопытно было, кого же подруга выберет? Видать оба парня ей по сердцу. Недолго Малуша колебалась, и вот уже княжич встает и подает мне руку. Как ни пыталась я кому-нибудь княжича сплавить, никто больше его не захотел. Получилось, что остался он моей парой. Оно-то понятно. Я никого не люблю, и княжича никто не любит. Хороша парочка, гусь да гагарочка.
– Целуйтесь! – закричали все вокруг. – Подобралась пара, не отвертитесь.
Княжич стоял и ждал моего решения. Девушка может «отпеться» от не нравящегося соседа, парень – нет. И тут я и подумала: «Ах, вот так, не нравлюсь я тебе? А целоваться со мной придется!», и подставила ему губы свои. Не долго думая, обхватил он меня и поцеловал. Думала, чмокнет быстро, ан нет, прильнул основательно. Может, тоже решил отомстить мне таким способом?
Странное что-то со мной стало твориться. Бросило в жар, ноги задрожали, голова кругом пошла. Неужто от поцелуя княжича? Он мне даже не нравится!
Но парень уже отпустил меня.
– Пойдем, «жена», присядем. В ногах правды нет. – И смеется. Всегда надо мной смеется. Знаю, что никогда меня в жены не взял бы. Только и побыть его «женой», что в игре. Ну и подумаешь, не больно-то и хотелось.
Парни затеяли игру в жгут. «Муж» мой не пошел, со мной рядом остался. Сидит, смеется.
– Что, – говорю, – княжич, не идешь с парнями играть? Али боязно тебе? Не хочешь жгута на своей спине попробовать?
– Твоя правда, Лада, – смеется. – Кожа у меня нежная, неприспособленная для грубых игр.
Думала уязвить его, а он вона как повернул. Хитрый.
Сижу да кумекаю, что бы такое ему еще сказать, чтоб уколоть. Не все же ему надо мной потешаться. Да вдруг говорит он:
– Как так получилось, что ухажера у тебя нет? Девка красивая ты да видная. И парни с тебя глаз не сводят. А ты одинокая.
Вот и не поймешь его: то ли хвалит, то ли издевается?
– Бабка моя ведунья. Побаиваются ее. Ну и меня заодно.
– А самой тебе люб ли кто?
– А тебе-то что за дело? – нахмурилась я.
Не пойму, где подвох, но он должен быть непременно. Не может же княжич со мной по-простому разговаривать?
– Боишься сказать, что ли? – брови вскинул, будто взлететь хочет.
– Вот еще! Чего мне бояться? Никто мне не люб. Кого любить-то тут? – обвела я рукой избу.
– Так-таки и некого? – удивился княжич. – Чем Деян, к примеру, тебе не угодил?
– Грубый он да до девок падкий!
– Грубый, говоришь? А какого мужа ты себе желала бы?
– Никакого не желала бы! – отрезала я. – Но все равно кого-то придется брать в мужья. – Вздохнула. – Должна же у меня быть дочь, кому колдовскую силу потом передавать.
– И что, без любви замуж пойдешь?
Взглянула я на княжича. Странный он сегодня. Сидит, на меня пристально смотрит и не смеется больше. Даже как-то не по себе стало.
– А что в любви хорошего-то? – пожала плечами. – Я бы век ни в кого не влюблялась, да бабка велит.
– Зачем?
– Отказывается колдовскую силу передавать, пока не полюблю да не откажусь от любви.
– А ты, значит, ведуньей быть хочешь? – тихо так спрашивает и глядит все, глядит. Странный он. Так вот посмотришь да и подумаешь, что парень хороший да добрый.
– Хочу. Больше всего на свете хочу!
– А девки все любви ждут… – будто между прочим бормочет княжич.
– Что мне до девок? – пожала я плечами. – У меня своя жизнь.
– И то верно, – кивнул княжич, а потом вдруг поднялся, – пора мне и честь знать. Проводи-ка меня, «жена».
– Что, и не останешься на ночь? – растерялась я.
Не то чтобы мне хотелось с княжичем постель делить, только думала я, он не откажется. Сам сказал, что я девка видная. Да и стыдно будет, если он уйдет. Все девки с парнями парами, а я одна бобылкой останусь. Никому не нужная.
– Нет, пора мне.
Вышла я в сени его провожать. Вдруг обнял он меня да устами к моим прижался. Снова меня в жар бросило, даже ухватилась я за него, чтобы не упасть.
Отстранился княжич да смеется снова:
– А что не отталкиваешь меня? Неужто нравлюсь?
Разозлилась я, отпихнула его да убежала в избу.
Всю ночь крутилась одна на постели да о нем думала. Словно приворожил он меня.
На следующий день стали игры в лесу устраивать. Княжич снова пришел, но на меня даже не глядит. Все с Малушей заигрывает. Странный он. Что уже в подружке моей он нашел? Неужели считает, что она более красивая, чем я? Меня вчера бросил одну, а с ней, кажись, дело на лад идет. Малуша вся светится, про Деяна и думать забыла. «Ах, так, – думаю. – Ну, дождетесь вы у меня! Думаете, ухажера себе не найду?» Подошла к Деяну да давай с ним заговаривать да взгляды искоса бросать. Скумекал кузнец, что я задумала, тоже стал вокруг меня виться. Верила, увидит княжич да разозлится, а он и не смотрит даже.
Затянула Малуша песню, а он давай ей подпевать. И голос у него красивый, сильный, за душу берет. Сердце у меня в груди замерло, на него глядючи, а он, знай, поет да меня не замечает. Неприметная Малуша все его внимание притянула.
Старалась я веселиться да хмурого виду не показывать. Но стало мне тошно до того, что сладить сил нету. Улизнула я потихоньку подальше от народа, лишь бы не видеть княжича, в глаза моей подружке смотрящего.
Вышла к обрыву, стою, на бегущую речку гляжу да и думаю: вот жизнь моя так – протечет, и не заметишь. Вдруг хруст слышу. Обернулась, смотрю: Деян идет. Наверное, и ему не до веселья стало. А ну как Малуша ему все же нравится?
Хотела я с ним заговорить, да не стал дожидаться он моих слов. Обхватил ручищами, стиснул так, что ребра захрустели, ртом своим мои губы прижал, а запах у него изо рта как из конюшни. Едва не стошнило меня.
– Да ты что? – попыталась я отпихнуть его, не получается. – Деян, отпусти!
А он будто не слышит меня, тискает лапищами своими грудь да подол сарафана задирает:
– Сейчас, – шепчет, – сейчас, погоди. Сейчас нам хорошо будет.
– Пусти, Деян!
– Ну что ты, Ладка! Люблю же я тебя! Женюсь непременно, только дай мне тебя любить сейчас, мочи нет терпеть! – и рубаху мне на груди разорвал.
Вижу, что не шутит он. Всерьез решил овладеть мною.
– Пусти!
Брыкаюсь я, луплю по нему, по чему попадет, но куда мне против силы Деяна. Он и ухом не ведет, сарафан мне уже до талии задрал. Не столько страшно стало, сколько обидно. Силой возьмет, моего мнения не спросит. Была бы я ведуньей, наслала бы на него порчу какую. Эх, бабушка, зря ты ждала, пока я полюблю кого. Вот во что любовь мужская оборачивается.
– Оставь ее, – вдруг услышала я и своим ушам не поверила.
Деян тоже не поверил. Крякнул, развернулся вместе со мной к говорившему.
– Княжич? Тебе что тут?
– Оставь ее да иди с богом. Малуша тебя ждет.
– Не лезу я в твои дела, княжич, и ты в мои не лезь. Мы сами разберемся. Иди по добру, по здорову.
Княжич вздохнул:
– Деян, если я уйду, то только с ней. Не обессудь.
– Да что тебе до нее? – удивился кузнец. – Никогда ж она тебе не нравилась.
А я молилась про себя, чтобы княжич не ушел. Обещала безмолвно, что буду ему век благодарна, слова поперек не скажу, ноги ему буду целовать, только бы освободил от Деяна, не оставил меня на поругание. Молилась и сама себе не верила. Если кузнец упрется, не будет княжич с ним воевать, оставит меня да уйдет. На что я ему сдалась?
– Да ты не слышишь ли, что девка отпустить ее просит? – удивился ответно княжич. – Нравится она мне или не нравится, дело второе. А портить девок без их согласия… Не хорошо, Деян. Ты парень видный, легко согласную найдешь.
Деян аж зарычал от такой наглости.
– Да согласная она, просто кочевряжится, цену себе набивает. Сама меня завлекала.
– Нет! – возмутилась я, да кузнец мне рот своей мясистой ладонью заткнул.
– Иди, княжич, – с угрозой произнес кузнец. – А то как бы беды не случилось.
Снова вздохнул мой заступник и снова повторил:
– Как же мне до тебя донести, что не видать тебе Лады? Не хочет она тебя, а я прослежу, чтобы ее желание исполнилось, – и потянулся к застежке плаща.
– Да ты что, княжич? – опешил Деян. – Ты что… драться со мной за нее будешь? Из-за… девки? Да она же яблочко червивое, порченое. Ты… из-за нее…?
– Драться я тебя не заставляю. Отпусти ее просто, – пожал плечами мой заступник.
– Слушай, княжич. Уважаю я тебя. Я простой мужик, ты сын князя – не хорошо нам из-за девки ссориться. Но моя она, не уступлю я ее. Если хочешь за нее биться, то по-простому будем, как обычные мужики. И, чур, меня после не виноватить, что повредил я тебя.
– Не буду. Все по-честному.
Отставил меня в сторону Деян и стал с себя свиту стягивать.
А я стояла ни жива, ни мертва.
Прабабка моя была ведуньей, и бабка была. А мамка – нет. Отказалась она от силы колдовской, потому что полюбила моего отца. Глупая была мамка. Любовь что? Тлен. Сегодня кажется тебе парень хорошим да пригожим, а завтра… А завтра и глаза б его не видели.
Но мамка любила моего отца до самой своей смерти, которая случилась, на беду, рано. Мне и трех годков не было, когда лихорадка болотная утащила ее на тот свет. А отец, погоревав немного, женился на другой. Не захотела я жить с мачехой и ушла к бабке, а отец и не удерживал.
Бабка учила меня всяким премудростям колдовским, но силу-то и не передавала. А без силы они ничего не стоят. Что с того, что знаю я, какие травы в приворотное зелье класть? Не будет оно действовать, пока силы ведовской во мне нет. А бабка и говорит мне: «Рано тебе еще ведуньей становиться, не пожила ты еще, опыта не набралась». А под опытом бабка любовь-то как раз и имеет ввиду! Вот чудная она у меня! Я ей говорю: «Да не нужна мне эта любовь! Много от нее добра? Вон мамка из-за любви отказалась от колдовской силы и сгорела рано. Будь она колдуньей, смогла бы сохранить и молодость, и красоту на долгие годы. Да и отца бы приворожила, никуда бы он от нее не ушел». А бабка только качает головой и говорит: «Полюби сначала, тогда и решение принимать будешь: нужна тебе эта любовь или нет. Если будет тебе от нее одно горе, значит, так тому и быть – передам тебе силу колдовскую. А ну как не захочешь колдуньей становиться?» Чудная бабка. Как можно захотеть от силы отказаться? Ума не приложу.
Знаю я, что решение мое не изменится, слово мое твердое. Но бабке-то это не докажешь. Так что хочешь, не хочешь, а придется мне открыть свое сердце.
Как раз и праздник подоспел, День Сварога. Подбила девок я на братчину, собрали мы ее по всей деревне, а избу сняли. Негоже мне как будущей колдунье в своем доме гулянку устраивать. Да и не пойдет ко мне никто, побоятся. Зазвали мы парней на вечерку, все пришли. Девки болтают с ними, хихикают, а я, знай, приглядываюсь.
Проще влюбиться в того, кто и сам на меня уже глаз положил. Раньше не обращала я внимание на заигрывание парней, а сейчас самое время пришло.
Деян, кузнец, пришел одним из первых. Меня за бок ущипнул – приветствует, стало быть, так, – на стол гостинцы выложил да и подсел к девкам. Теребит их, покоя не дает, то утащит вещь какую-нибудь, им принадлежащую, да за возврат поцелуй требует, то вдруг сдернет приглянувшуюся девицу за ноги с лавки, то еще что. А девки и рады его вниманию. Пищат, смеются. Конечно, Деян парень видный: статный, круглолицый, косая сажень в плечах, брови густые вразлет, черные волосы по шее кудрявятся. Любит он со мной заговаривать и пошучивать, но и другими девками не брезгует.
Знаю я, что Малуша, подружка моя, по нему сохнет. Отобью – обидится ведь.
А тут и она подскочила:
– Лада, позови всех на улицу хороводы водить да песни петь.
Некрасивая Малуша, неприметная. А вот голосище у нее звонкий, сильный. Думает она, что голосом и походкой плавной сможет Деяна привлечь. Ладно, позову.
Вышли все на улицу, Малуша и затянула песню, все подхватили, а Деян на нее и не смотрит, ко мне подбирается.
– Ладка, пошли в ручеек играть, – хвать меня за руку, и в толпу тянет. Мне-то что, могу поиграть. Малушу только жалко.
Встали мы с ним в «ручеек», да не долго простояли. Игорь, косарь, зацепил меня да поволок сквозь «ручей». Знаю, что нравлюсь ему, а он со мной за все время и слова не сказал. Добрый он, да глупый. Речей не ведет, молчит только да смотрит. Но девкам он нравится. Кудри белые как лен на солнце, сам худой да звонкий, а выносливость невиданная. С утра до ночи может косить, не присев да не передохнув. Вот его руку из моей и выхватила Любава, потащила за собой. А я вернулась к началу ручейка да схватила первого попавшегося парня. То Есений оказался, пастух, русоволосый да стройный. Хорошо он песни умеет петь да на дудочке играть. Всегда мое сердце тает, его слушая. Жаль только парня, кривой на один глаз.
Так играли мы, а я все к парням приглядывалась. На кого мое сердце вздрогнет да откликнется? Вроде и пригожие есть, и нравятся мне, но все не то.
Вдруг чья-то сильная рука выдернула меня из несильного захвата Есения да совсем из «ручейка» и вытянула.
– Здравствуй, Лада, – услышала я смешливый голос. – Ты сегодня за хозяйку? Что ж не позвала на вечерку?
Княжич пожаловал. Его только и не хватало сегодня.
– Не дури, княжич, – ответствовала я, подбоченившись. – Наши посиделки деревенские не твоего уровня.
– Прогонишь, что ль? – поднял он брови.
– Опять дуришь. Кто тебя прогонять-то будет? Только не обессудь, развлечения у нас простые, для важных персон не подходящие.
– Речь твоя песней литься стала. Видать, книжки читать ты начала, как я советовал? – ухмыльнулся княжич.
– Не обученная я грамоте, вишь ты какое дело. Так и помру темной девкой. Тебе-то что за печаль? – огрызнулась я.
– Верно, нет мне никакой печали. Дурой родилась, дурой и помрешь. Твое дело, – хмыкнул он и побежал к «ручейку», выхватил Малушу из руки Деяна и потащил по проходу. А Малуша и знать не знает, горевать ей или радоваться. Хоть и люб ей Деян, но кто же от внимания княжича откажется?
Я вот и откажусь! Неважно, что красивый он да пригожий. Неважно, что ловкий да умный.
Зато дерзкий да недобрый, на язык острый. Бахвалиться любит. Конечно, есть ему чем похвалиться, но заносчивый он не в меру. Меня вот считает темной и недалекой, посмеивается надо мной.
Игорь подошел, молча руку протянул. Подала руку, потащил меня снова в игру. С бессловесным парнем порой очень хорошо. Ничего объяснять не нужно.
Сумерки наступили. Похолодало. Народ потянулся в избу.
Я зашла и села на свое место напротив печки.
– Ох, Ладка! – зашептала мне Малуша. – Сам княжич пожаловал. Пойдет хорошая молва о наших посиделках.
– Больно нужно! – фыркнула я. – И без него неплохо было.
Плохо, не плохо, а, видать, произвел-то княжич на подружку мою впечатление.
– Давайте в «соседа» играть, – посыпались предложения.
Хорошо, в «соседа» так в «соседа». Я встала и взяла под руку Есения, который стоял в углу и стеснялся присоединиться к остальным.
Подошла к Дарене. Знаю, нравится ей молодой пастух, и не пугает ее его уродство.
– Люб сосед или не люб? – спросила я.
– Не люб, – улыбаясь, ответствовала Дарена, и сосед ее, широкоплечий Анисим, поднялся, уступая место Есению. Я взяла Анисима под руку и двинулась к новой девушке…
Так ходила я от девушки к девушке, предлагала парней. Кому-то свой сосед был люб, тогда целовались они на потеху народу, кто-то нового соседа выбирал, да не по одному разу. Деяна привела я к Малуше, рядом с которой сидел княжич. Любопытно было, кого же подруга выберет? Видать оба парня ей по сердцу. Недолго Малуша колебалась, и вот уже княжич встает и подает мне руку. Как ни пыталась я кому-нибудь княжича сплавить, никто больше его не захотел. Получилось, что остался он моей парой. Оно-то понятно. Я никого не люблю, и княжича никто не любит. Хороша парочка, гусь да гагарочка.
– Целуйтесь! – закричали все вокруг. – Подобралась пара, не отвертитесь.
Княжич стоял и ждал моего решения. Девушка может «отпеться» от не нравящегося соседа, парень – нет. И тут я и подумала: «Ах, вот так, не нравлюсь я тебе? А целоваться со мной придется!», и подставила ему губы свои. Не долго думая, обхватил он меня и поцеловал. Думала, чмокнет быстро, ан нет, прильнул основательно. Может, тоже решил отомстить мне таким способом?
Странное что-то со мной стало твориться. Бросило в жар, ноги задрожали, голова кругом пошла. Неужто от поцелуя княжича? Он мне даже не нравится!
Но парень уже отпустил меня.
– Пойдем, «жена», присядем. В ногах правды нет. – И смеется. Всегда надо мной смеется. Знаю, что никогда меня в жены не взял бы. Только и побыть его «женой», что в игре. Ну и подумаешь, не больно-то и хотелось.
Парни затеяли игру в жгут. «Муж» мой не пошел, со мной рядом остался. Сидит, смеется.
– Что, – говорю, – княжич, не идешь с парнями играть? Али боязно тебе? Не хочешь жгута на своей спине попробовать?
– Твоя правда, Лада, – смеется. – Кожа у меня нежная, неприспособленная для грубых игр.
Думала уязвить его, а он вона как повернул. Хитрый.
Сижу да кумекаю, что бы такое ему еще сказать, чтоб уколоть. Не все же ему надо мной потешаться. Да вдруг говорит он:
– Как так получилось, что ухажера у тебя нет? Девка красивая ты да видная. И парни с тебя глаз не сводят. А ты одинокая.
Вот и не поймешь его: то ли хвалит, то ли издевается?
– Бабка моя ведунья. Побаиваются ее. Ну и меня заодно.
– А самой тебе люб ли кто?
– А тебе-то что за дело? – нахмурилась я.
Не пойму, где подвох, но он должен быть непременно. Не может же княжич со мной по-простому разговаривать?
– Боишься сказать, что ли? – брови вскинул, будто взлететь хочет.
– Вот еще! Чего мне бояться? Никто мне не люб. Кого любить-то тут? – обвела я рукой избу.
– Так-таки и некого? – удивился княжич. – Чем Деян, к примеру, тебе не угодил?
– Грубый он да до девок падкий!
– Грубый, говоришь? А какого мужа ты себе желала бы?
– Никакого не желала бы! – отрезала я. – Но все равно кого-то придется брать в мужья. – Вздохнула. – Должна же у меня быть дочь, кому колдовскую силу потом передавать.
– И что, без любви замуж пойдешь?
Взглянула я на княжича. Странный он сегодня. Сидит, на меня пристально смотрит и не смеется больше. Даже как-то не по себе стало.
– А что в любви хорошего-то? – пожала плечами. – Я бы век ни в кого не влюблялась, да бабка велит.
– Зачем?
– Отказывается колдовскую силу передавать, пока не полюблю да не откажусь от любви.
– А ты, значит, ведуньей быть хочешь? – тихо так спрашивает и глядит все, глядит. Странный он. Так вот посмотришь да и подумаешь, что парень хороший да добрый.
– Хочу. Больше всего на свете хочу!
– А девки все любви ждут… – будто между прочим бормочет княжич.
– Что мне до девок? – пожала я плечами. – У меня своя жизнь.
– И то верно, – кивнул княжич, а потом вдруг поднялся, – пора мне и честь знать. Проводи-ка меня, «жена».
– Что, и не останешься на ночь? – растерялась я.
Не то чтобы мне хотелось с княжичем постель делить, только думала я, он не откажется. Сам сказал, что я девка видная. Да и стыдно будет, если он уйдет. Все девки с парнями парами, а я одна бобылкой останусь. Никому не нужная.
– Нет, пора мне.
Вышла я в сени его провожать. Вдруг обнял он меня да устами к моим прижался. Снова меня в жар бросило, даже ухватилась я за него, чтобы не упасть.
Отстранился княжич да смеется снова:
– А что не отталкиваешь меня? Неужто нравлюсь?
Разозлилась я, отпихнула его да убежала в избу.
Всю ночь крутилась одна на постели да о нем думала. Словно приворожил он меня.
На следующий день стали игры в лесу устраивать. Княжич снова пришел, но на меня даже не глядит. Все с Малушей заигрывает. Странный он. Что уже в подружке моей он нашел? Неужели считает, что она более красивая, чем я? Меня вчера бросил одну, а с ней, кажись, дело на лад идет. Малуша вся светится, про Деяна и думать забыла. «Ах, так, – думаю. – Ну, дождетесь вы у меня! Думаете, ухажера себе не найду?» Подошла к Деяну да давай с ним заговаривать да взгляды искоса бросать. Скумекал кузнец, что я задумала, тоже стал вокруг меня виться. Верила, увидит княжич да разозлится, а он и не смотрит даже.
Затянула Малуша песню, а он давай ей подпевать. И голос у него красивый, сильный, за душу берет. Сердце у меня в груди замерло, на него глядючи, а он, знай, поет да меня не замечает. Неприметная Малуша все его внимание притянула.
Старалась я веселиться да хмурого виду не показывать. Но стало мне тошно до того, что сладить сил нету. Улизнула я потихоньку подальше от народа, лишь бы не видеть княжича, в глаза моей подружке смотрящего.
Вышла к обрыву, стою, на бегущую речку гляжу да и думаю: вот жизнь моя так – протечет, и не заметишь. Вдруг хруст слышу. Обернулась, смотрю: Деян идет. Наверное, и ему не до веселья стало. А ну как Малуша ему все же нравится?
Хотела я с ним заговорить, да не стал дожидаться он моих слов. Обхватил ручищами, стиснул так, что ребра захрустели, ртом своим мои губы прижал, а запах у него изо рта как из конюшни. Едва не стошнило меня.
– Да ты что? – попыталась я отпихнуть его, не получается. – Деян, отпусти!
А он будто не слышит меня, тискает лапищами своими грудь да подол сарафана задирает:
– Сейчас, – шепчет, – сейчас, погоди. Сейчас нам хорошо будет.
– Пусти, Деян!
– Ну что ты, Ладка! Люблю же я тебя! Женюсь непременно, только дай мне тебя любить сейчас, мочи нет терпеть! – и рубаху мне на груди разорвал.
Вижу, что не шутит он. Всерьез решил овладеть мною.
– Пусти!
Брыкаюсь я, луплю по нему, по чему попадет, но куда мне против силы Деяна. Он и ухом не ведет, сарафан мне уже до талии задрал. Не столько страшно стало, сколько обидно. Силой возьмет, моего мнения не спросит. Была бы я ведуньей, наслала бы на него порчу какую. Эх, бабушка, зря ты ждала, пока я полюблю кого. Вот во что любовь мужская оборачивается.
– Оставь ее, – вдруг услышала я и своим ушам не поверила.
Деян тоже не поверил. Крякнул, развернулся вместе со мной к говорившему.
– Княжич? Тебе что тут?
– Оставь ее да иди с богом. Малуша тебя ждет.
– Не лезу я в твои дела, княжич, и ты в мои не лезь. Мы сами разберемся. Иди по добру, по здорову.
Княжич вздохнул:
– Деян, если я уйду, то только с ней. Не обессудь.
– Да что тебе до нее? – удивился кузнец. – Никогда ж она тебе не нравилась.
А я молилась про себя, чтобы княжич не ушел. Обещала безмолвно, что буду ему век благодарна, слова поперек не скажу, ноги ему буду целовать, только бы освободил от Деяна, не оставил меня на поругание. Молилась и сама себе не верила. Если кузнец упрется, не будет княжич с ним воевать, оставит меня да уйдет. На что я ему сдалась?
– Да ты не слышишь ли, что девка отпустить ее просит? – удивился ответно княжич. – Нравится она мне или не нравится, дело второе. А портить девок без их согласия… Не хорошо, Деян. Ты парень видный, легко согласную найдешь.
Деян аж зарычал от такой наглости.
– Да согласная она, просто кочевряжится, цену себе набивает. Сама меня завлекала.
– Нет! – возмутилась я, да кузнец мне рот своей мясистой ладонью заткнул.
– Иди, княжич, – с угрозой произнес кузнец. – А то как бы беды не случилось.
Снова вздохнул мой заступник и снова повторил:
– Как же мне до тебя донести, что не видать тебе Лады? Не хочет она тебя, а я прослежу, чтобы ее желание исполнилось, – и потянулся к застежке плаща.
– Да ты что, княжич? – опешил Деян. – Ты что… драться со мной за нее будешь? Из-за… девки? Да она же яблочко червивое, порченое. Ты… из-за нее…?
– Драться я тебя не заставляю. Отпусти ее просто, – пожал плечами мой заступник.
– Слушай, княжич. Уважаю я тебя. Я простой мужик, ты сын князя – не хорошо нам из-за девки ссориться. Но моя она, не уступлю я ее. Если хочешь за нее биться, то по-простому будем, как обычные мужики. И, чур, меня после не виноватить, что повредил я тебя.
– Не буду. Все по-честному.
Отставил меня в сторону Деян и стал с себя свиту стягивать.
А я стояла ни жива, ни мертва.
