ЧАСТЬ 1
ГЛАВА 1
Смоленск, май 1878 года
Женни Алфимова в десятый раз перечитывала письмо жениха. И никак не могла поверить, что написанное в нем – правда. Вчера, когда она получила это письмо, у нее мелькнула отчаянная надежда, что его мог писать вовсе не Вася, что это чей-то жестокий, отвратительный розыгрыш. Но потом они с матерью поехали к Пушкевичам, и все сомнения рассеялись. Он раздумал жениться на ней и сбежал из города – за неделю до свадьбы, к которой уже были закончены все приготовления!
И так поступил тот самый Вася Пушкевич, которого Женни целый год ждала с турецкой войны, за которого так тревожилась и молилась. Ради него она отказала двум состоятельным претендентам на свою руку, испортила отношения с матерью и сестрой. И вот она – награда!
«Милая Женни! Ради всего святого, прости меня и не проклинай! Там, на Балканах, я встретил другую женщину, которую глубоко полюбил. Мне не стоило возвращаться в Смоленск и готовиться к свадьбе. Но так вышло… Мы с нею поссорились, и я полагал, что между нами все кончено. И вдруг она шлет мне письмо… Прости меня, милая Женни! Ты не заслужила, чтобы с тобой поступили так ужасно. Прощай, не поминай лихом! Да пошлет Господь тебе счастья и достойного жениха! Василий Пушкевич».
Бросив письмо на стол, Женни угрюмо нахмурилась. Как могло получиться, что она ничего не заметила, не почувствовала перемену в отношении любимого? Или Вася искусно притворялся, а она верила, потому что не ждала подвоха? Конечно, она видела, что Вася невесел и задумчив, но это казалось естественным для побывавшего на войне человека. А оказывается, причина была иной. Ее жених полюбил другую женщину и терзался из-за размолвки с нею. Готовился, как ни в чем не бывало, к свадьбе, а сам только и думал о своей новой возлюбленной.
Женни посмотрела на подвенечный наряд, аккуратно разложенный на софе. Вспомнила радостную суету с выбором фасона, примерками, и ее сердце болезненно сжалось. Платье, сшитое из белоснежного атласа, тюля и кружев, было дорогим и красивым. Как и ажурная кружевная фата с венчиком искусственных цветов померанца. И куда все это теперь девать? Запихнуть в печку и сжечь? Пусть вспыхнет ярким пламенем и сгорит, как сгорели ее надежды на счастье с любимым человеком…
– Евгения Петровна, маменька зовут вас в гостиную, – известила заглянувшая в комнату горничная.
Женни тяжко вздохнула и поморщилась, однако вниз поспешила: иначе мать сама бы примчалась в ее комнату. Раиса Андреевна Алфимова не отличалась повышенным тактом и никак не желала понимать, что дочери хочется остаться наедине со своим горем.
– Ну, моя дорогая, все идет согласно моим предсказаниям, – с мрачным торжеством объявила она Евгении. – Пушкевичи отказываются возместить нам затраты на свадьбу. У них, изволите видеть, денег нет… Как будто в моих глазах это может служить оправданием! Пусть влезут в долги, а мне возместят все-все, до последней копейки. А не возместят, так я на них в суд подам да еще и за бесчестье сдеру, а не только за напрасные траты!
– Мамочка, ради бога, не надо так волноваться! – В комнату вбежала младшая сестра Женни, девятнадцатилетняя Зина. – Вы убьете себя из-за этой проклятой несостоявшейся свадьбы!
Раиса Андреевна страдальчески вздохнула.
– Да как же тут можно оставаться спокойной? Столько расходов, хлопот – и все псу под хвост! А позор-то какой, господи помилуй! От гордецов Алфимовых сбежал жених. Наверное, уже весь город о нас судачит. И, конечно, все смеются над нами и радуются нашему несчастью!
Женни посмотрела на мать с улыбкой грустной иронии.
– Так вот что вас беспокоит? Толки и пересуды? А я думала, вы из-за меня так переживаете…
– Ты не стоишь маменькиных переживаний, эгоистка! – запальчиво крикнула Зина. – Тебе следовало самой бросить этого бедняка Пушкевича и выйти за приличного человека! К тебе сваталось двое таких женихов, и обоим ты отказала. А теперь… Так тебе и надо! Ты получила по заслугам и не жди, что мы будем тебя утешать и жалеть!
– Перестань, Зиночка, не трави еще больше мое сердце! – с театральным надрывом воскликнула Раиса Андреевна. – Как вспомню князя Еропкина, так мне умереть хочется. Особняк в Москве, прекрасное имение, пятьдесят тысяч годового дохода… И все это досталось не нам, а противной кривляке Волчковой!
– Надо было сосватать за него нашу Зиночку, – язвительно бросила Женни. – Ей ведь все равно, что жениху уже за полтинник и с него труха сыплется, был бы богат.
– Да, я бы пошла за него, с превеликой радостью! – со злостью крикнула Зина. – Хотя бы ради матери, чтобы она жила на старости лет в довольстве. Я не такая эгоистка, как ты и наша старшая сестра. К несчастью, я не так красива, как вы, и богатые женихи не сватаются ко мне.
– Ну что ты, мой ангел, зачем ты на себя наговариваешь?
Раиса Андреевна бросилась утешать Зинаиду, а Женни поспешила уйти. На душе было горько и тяжко. Никогда еще Женни не чувствовала себя такой одинокой и несчастной. Никто не хотел понимать, как ей плохо, никто не сочувствовал. И мать, и сестра жалели только себя, сокрушались о том, что теперь над ними будут смеяться да о потраченных напрасно деньгах.
Но этого следовало ожидать. Ведь женихи, которым отказала Женни минувшей зимой, считалась выгодными по меркам провинции. Первый – преуспевающий местный чиновник, второй – богатый старик князь Еропкин из Москвы. Женни была официально помолвлена с Пушкевичем, но ее мать не считала, что эта помолвка накладывает на дочь обязательства. И когда Женни отказала Еропкину, мать с сестрой ополчились на нее. Но любовь к Васе Пушкевичу и уверенность в его чувствах давали ей силы держаться. В конце концов, Раиса Андреевна смирилась и утешилась возможностью козырять перед обществом широтой своих взглядов. Мол, да, жених ее средней дочери небогат, но зато молод и хорош собой, а она не какая-нибудь тиранка, чтобы заставлять дочерей жить с богатыми стариками, как делают иные родители. А тут, наконец, и Василий вернулся из армии, начали готовиться к свадьбе. Не обошлось без скандалов с будущей родней. Раиса Андреевна желала закатить шикарную свадьбу, а небогатые Пушкевичи не могли позволить себе больших трат. Так что пришлось Раисе Андреевне, скрепя зубы, раскошеливаться на банкет.
И вот, всего за неделю до свадьбы жених сбежал! Нечем больше утешаться и козырять. Надменная, самолюбивая и злоязыкая мадам Алфимова сделалась посмешищем всего города.
Женни не представляла, как ей теперь жить в родительском доме. Да маменька с Зинаидой ее просто съедят! А бежать некуда. Старшая сестра Женни, Анастасия, вышедшая наперекор матери за инженера простого происхождения, жила сейчас с мужем за границей. Женни не сомневалась, что сестра согласится дать ей приют, но, к сожалению, та пока не собиралась возвращаться в Россию.
Мрачные размышления Евгении прервала горничная. Загадочно улыбаясь, служанка протянула ей кремовую визитную карточку с золотым тиснением и записку. «Граф Ипполит Вадимович Турновский», – прочитала Женни на визитке. В коротенькой же записке содержалась просьба прийти прямо сейчас в кондитерскую, расположенную в десяти минутах ходьбы от дома Алфимовых.
– Как это попало к тебе? – спросила Женни служанку.
– Принес один симпатичный молодой мужчина, – ответила та. – Он просил передать карточку и записку лично вам в руки. А еще он просил сказать, что ему нужно незамедлительно обсудить с вами одно важное дело, о котором невозможно говорить при ваших родных.
Отпустив горничную, Женни с минуту помедлила и начала одеваться. Она не строила никаких догадок и не задумывалась о том, что свидание с незнакомым мужчиной в кондитерской может ее скомпрометировать. Все равно, большего позора, чем уже случился, быть не могло.
Когда Женни открывала бумажник, чтобы спрятать в него записку и карточку, на глаза ей попался листок клевера с четырьмя лепестками. Она нашла его за три дня до бегства Пушкевича. Невесты часто ищут такие листочки перед свадьбой, чтобы брак оказался удачным. Вот и она отправилась искать… И, к своему изумлению и радости, нашла! Только вот удачи этот клевер ей совсем не принес. Пустое, глупое суеверие, и больше ничего.
Женни вдруг так разозлилась на несчастный листок, что ей захотелось разорвать его на мелкие клочки. Но в последний момент она передумала и закрыла бумажник. В конце концов, листок-то не виноват…
Подойдя к кондитерской, Женни с удивлением обнаружила, что дверь заперта, а на окнах спущены занавески. Однако не успела она о чем-то подумать, как дверь приоткрылась, и служащий пропустил ее внутрь.
– Входите, мадемуазель, вас ждут, – приветливо сказал он.
Незнакомый молодой мужчина поднялся навстречу Женни. Она машинально отметила, что выглядит он прилично: элегантный темно-синий костюм, серый атласный жилет, голубой муаровый галстук с изящной жемчужной булавкой. Из-под красивых черных бровей на Женни приветливо и заинтересованно смотрели внимательные синие глаза.
– Добрый день, Евгения Петровна, – проговорил он. – Благодарю вас, что откликнулись на мою просьбу и пришли. Садитесь, прошу вас! Что мне заказать? Кофе или, может быть, легкого вина?
– Бокал красного вина и кофе, – сказала Женни. – Сладостей не нужно: я не в том настроении, когда тянет пировать.
– Понимаю. – Он сочувственно посмотрел на нее, потом сделал заказ и, закурив с позволения Женни тонкую сигару, продолжал: – Евгения Петровна, прежде всего я хочу извиниться за то, что нарушил приличия и пригласил вас сюда. Однако предложение, которое я хочу вам сделать, столь необычное, что я не решился прийти к вам домой. Пришлось бы объясняться с вашей матушкой, одно да другое…
– Да, у нас дома было бы невозможно спокойно беседовать, – кивнула Женни. И, криво усмехнувшись, спросила: – Полагаю, вам известно, что мой жених сбежал накануне свадьбы?
– Известно, – кивнул он. – Хотя я не местный, а приезжий. Я только что продал свое небольшое имение: Высокое, в тридцати верстах к северу от Смоленска.
– Знаю это имение. Оно находится рядом с имением моей подруги.
– Дочери Федора Ивановича Никитина? – спросил Турновский. И получив утвердительный кивок, прибавил: – Я как раз и продал свое имение этому господину. И именно от него узнал… о ваших неприятностях.
Женни не сдержала протяжного, горестного вздоха. Слово «неприятности» было слишком мягким для обозначения кошмарной ситуации, в которой она оказалась. Разбитое сердце, растоптанное самолюбие и ни капли сочувствия даже от самых близких людей!
– Я уже две недели в Смоленске, – продолжал Турновский. – И я видел вас в парке Блонье: вы гуляли вместе с женихом и матерью. Поэтому мне стало любопытно. Жена господина Никитина обмолвилась, что из-за расстроившейся свадьбы вы оказались в весьма незавидном положении, что ваша матушка теперь вам житья не даст.
– Похоже, весь город сейчас занят тем, что обсуждает побег моего жениха, – мрачно усмехнулась Женни. – И то сказать, ведь здешняя жизнь небогата веселыми событиями! – Она отпила вина и выжидающе посмотрела на Турновского: – Итак, Ипполит Вадимович, что за предложение вы хотите мне сделать?
– Заключить со мной фиктивный брак.
На какое-то время Женни опешила.
– Повторите, пожалуйста, – попросила она, внимательно глядя на Турновского.
Он улыбнулся, и в его синих глазах загорелись веселые огоньки.
– Евгения Петровна, вы не ослышались. Я совершенно серьезно предлагаю вам стать моей фиктивной женой.
С минуту она озадаченно смотрела на него, не зная, что отвечать на такое немыслимое предложение. Потом глубоко вздохнула и проговорила:
– Вот, значит, как – фиктивный брак… А позвольте узнать, зачем вам все это?
– Затем, что иначе я не могу вступить в наследство, оставленное мне двоюродной бабушкой, – ответил он. – Видите ли… Эта почтенная дама считала меня легкомысленным шалопаем. Надо признать, что основания для такого нелестного мнения у нее имелись, – на его лице мелькнула озорная усмешка. – Но мне-то, черт побери, от этого не легче! Бабушка умерла полгода назад, отписав мне свое имущество. Однако вступить в наследство я могу лишь после женитьбы, а она совершенно не входит в мои планы. Мне двадцать семь лет, и я не имею ни малейшего желания обременять себя заботами о семье. И вряд ли такое желание появится у меня в ближайшие годы. Поэтому я давно подумывал о фиктивном браке, только подходящей кандидатуры не находилось.
– А я кажусь вам подходящей кандидатурой?
– Более чем. По рассказу госпожи Никитиной я понял, что вы страстно мечтаете вырваться из-под родительской опеки. Любимый жених вас предал, и вы, конечно, нескоро найдете ему замену. Разве что матушка принудит вас выйти за нелюбимого, но богатого, а вы с отчаяния согласитесь… И потом всю жизнь будете страдать! – Он помолчал, красноречиво глядя на собеседницу. – И зачем вам это, скажите на милость? Не лучше ли заключить фиктивный брак, сделку, которая принесет нам обоим несомненную выгоду?
– Но… – Женни в замешательстве теребила бахрому своей шали, – но ведь потом нам придется разводиться, а это весьма непросто!
Турновский беззаботно махнул рукой.
– Не тревожьтесь: у меня достаточно связей в высоких кругах, чтобы благополучно получить развод. Поживем годик вместе, дабы соблюсти приличия, а потом разведемся. Разумеется, вы получите солидное обеспечение. И тогда заживете в свое полное удовольствие, свободной и независимой дамой.
Женни допила вино и задумчиво покачала головой.
– Признаться, Ипполит Вадимович, я даже не знаю, что вам и сказать. Дело непростое, мне нужно подумать…
– Да о чем тут раздумывать? Соглашайтесь, Евгения Петровна! Подвенечный наряд у вас готов, банкет оплачен. И потом, вы только представьте, как будут поражены обыватели! Не успел один жених сбежать, как тут же появился другой. Да не абы кто, а столичный дворянин, граф, – глаза Турновского интригующе заблестели. – Можно не сомневаться, что все ваши злопыхатели лопнут от досады. А ваш бывший жених… Думаю, ему будет не очень приятно узнать, что вы так быстро перестали о нем тосковать.
Сердце Женни суматошно забилось. О да, это будет великолепный сюрприз для изменника Васи! Хоть он и желает ей достойного жениха, а все-таки известие, что она так быстро забыла его и вышла за богатого – да еще молодого и красивого! – столичного графа должно нанести удар по его мужскому самолюбию. И маменька… Неужели она избавится от ее тиранической опеки?! Ни мать, ни сестра больше никогда не скажут ей обидного слова, не будут чего-то от нее требовать или упрекать. Она станет свободной от них, вырвется из домашнего плена. Не верилось, что такое возможно, но… Вожделенная свобода и новая жизнь находились от нее на расстоянии вытянутой руки.
Выпрямившись, Женни торжественно посмотрела на Турновского.
– Ипполит Вадимович, я принимаю ваше предложение, – сказала она.
Его лицо просияло. Довольно прищелкнув пальцами, он вскочил со стула и торопливо наполнил бокалы. Потом сел на место, поднял свой бокал и с улыбкой провозгласил:
– Ну что ж… За удачную сделку, мадемуазель!
Невольно улыбнувшись в ответ на его лучезарную, мальчишески озорную улыбку, Женни протянула к нему свой бокал. Потом откинулась на стуле и медленно выпила вино. Оно показалось ей чудесным.
