Я смогла удовлетворить его страсть и пробудить желание новых встреч. Даже если мой господин и призовет на свое ложе других женщин, чтобы никого не обидеть по своей неизмеримой доброте, я знаю, что только я могу разжечь настоящий огонь в его крови.
Джулиана, слышавшая эти самодовольные признания, презрительно усмехнулась. Ей казалось удивительным и забавным, что многие женщины гарема не стесняются открыто выражать свои чувства. Как можно хвастаться перед другими своими победами, вызывая зависть и недоброжелательство, желание навредить? Или все дело в том, что у несчастных пленниц золотой клетки так мало возможностей удовлетворить свое непомерное тщеславие, и они стараются как можно полнее насладиться короткими минутами случайного торжества, если уж такие выпадают на их долю?
Выбравшись из бассейна с прохладной водой, Джулиана обернулась махровым полотенцем и прошла в соседний зал, где можно было погреться на теплых мраморных плитах, устилавших пол вокруг бассейна с теплой водой, окутанного клубами пара. Что больше всего восхищало Джулиану в гареме, так это роскошные бани, или по-арабски – хаммам. Здесь в каждом зале стены и полы были облицованы мрамором разного цвета. В купальне с прохладной водой – зеленого, в парильне – розового, в той комнате, где она оказалась сейчас – желтоватого. Имелось еще помещение, где находились многочисленные ванны и скамейки для массажа, там стены покрывал мрамор редчайших сиреневых и голубых оттенков.
Изабель была в том зале, куда вошла Джулиана. Из-за своей беременности Изабель не грелась на мраморном полу, а отдыхала на матрасе, обтянутом мягкой кожей. Разложив на полу полотенце, Джулиана пристроились рядом с сестрой.
– Не верится, что я провела в этих стенах почти два месяца, – покачала она головой. – Для меня эти недели пролетели, как один день.
Изабель снисходительно улыбнулась.
– Это потому, что ты постоянно была занята делами. Но вообще-то, время в гаремах тянется медленно, а дни кажутся бесконечными.
– Завтра вечером я снова увижу этого ужасного человека...
– Джулиана, – лицо Изабель внезапно посерьезнело, а губы сложились в тонкую полоску, – подумать только, я чуть не забыла тебя предупредить! Ты ни в коем случае не должна говорить Джаббару, что мы – родные сестры. Это неминуемо оттолкнет его от тебя и даст ему в руки лишний козырь... Ты понимаешь?
– Понимаю. Он получит возможность оказывать на тебя давление, угрожая, что расправится с твоей сестрой.
– Да. – Изабель помассировала виски. – Я очень боюсь чего-то подобного. Хотя все может обернуться и не так. Но благоразумнее нам молчать.
Джулиана с беспокойством взглянула на сестру. За те два месяца, что они провели вместе, Изабель смогла хоть в какой-то мере стать прежней веселой и деятельной женщиной, она почти не вспоминала о своем опасном положении и угрозах Джаббара, посвящая все свое время занятиям с младшей сестренкой. Но теперь... теперь она снова была близка к той депрессии, в которой Джулиана ее когда-то застала. Этого нельзя было допустить, ведь подобное состояние могло оказаться губительным для женщины в ее положении. Подавив тяжелый вздох, Джулиана постаралась придать лицу беззаботное выражение и с беспечной улыбкой обернулась к сестре. Она попала в эту мышеловку, чтобы спасти Изабель, и спасет, вопреки всем плачевным обстоятельствам и каверзам судьбы.
– Не беспокойся, дорогая моя, он ничего не заподозрит, – с уверенностью пообещала она. – Хотя у нас с тобой почти одинаковые черты лица, мы кажемся совершенно непохожими. У тебя глаза матери, а волосы отца, а у меня – наоборот. Помнишь, как про нас сказал когда-то старый садовник Альфред из Риверс-холла?
– Да, прекрасно помню. Он сказал, что мы похожи и отличаемся, как белые и красные цветки шиповника.
Сестры рассмеялись и принялись вспоминать свои детские годы, забыв ненадолго про невеселую действительность.
– А знаешь, я ведь отправляла тебе письмо с одним надежным человеком, когда стала фавориткой Касима, – неожиданно сообщила Изабель.
– Ты отправляла мне письмо? – удивилась Джулиана. – Но разве... такое возможно? Разве реально послать отсюда весточку своим близким?
– Вообще-то, нет, – вздохнула Изабель. – Но Касим так любил меня, что разрешил это сделать.
– Но я ничего не получала! Когда это было, Изабель?
– В первой половине марта. Я знаю, что это письмо не дошло до тебя. Человек, которого Касим отправлял в Лондон, пропал.
Джулиана вспомнила про покушение на свою жизнь. Это случилось вскоре после того, как человек с сообщением из Туниса отправился в Англию. Но кто хотел, чтобы ее убили? И почему? Она не могла сейчас ответить на эти вопросы и сочла за лучшее не рассказывать Изабель об этом происшествии, чтобы не волновать ее лишний раз.
– О моя добрая госпожа! Ты прекрасна, как восходящая луна в Шабан! Сегодня ты затмишь всех женщин гарема, и наш милостивый господин обязательно обратит на тебя свое внимание, – восторженно проговорила сириянка Зара, пятнадцатилетняя служанка Джулианы, закончив наряжать хозяйку и любуясь своей работой.
Джулиана благодарно улыбнулась, пытаясь разглядеть себя в маленькое зеркальце.
– Как жаль, что я еще не стала фавориткой всемогущего бея, – шутливо посетовала она. – Тогда у меня были бы большие зеркала в серебряных рамах, и я могла бы любоваться своим прекрасным отражением с утра до вечера,
– У тебя скоро все это будет, госпожа, – пылко заверила Зара, – а пока я и блистательная госпожа Джамиля будем твоими зеркалами.
Джулиана недовольно поморщилась, как и всегда, когда кто-нибудь называл ее сестру этим варварским именем. Но в целом она сама пришла в восторг от своего вида. Хотя ее добрая матушка никогда не жалела денег, чтобы нарядить дочерей, такой роскошной одежды у Джулианы еще никогда не было. Ей принесли шифоновые шаровары изумительного лазурного оттенка, тонко расшитые серебряной нитью с небольшим добавлением золота, и такого же цвета полупрозрачное платье с низким треугольным вырезом и узкими рукавами, свободно ниспадающими от локтей.
Сквозь тонкую ткань отчетливо просвечивали ее груди с сосками, подведенными для яркости гранатовым соком. На завитые распущенные волосы Джулианы набросили ярко-голубое газовое покрывало, невесомое, словно пушинка, а поверх укрепили маленькую шапочку из малинового бархата с золотыми кистями и рубиновой подвеской, свисающей на лоб. Туфельки были пошиты из такого же материала, а грудь девушки украшало маленькое рубиновое колье, подаренное сестрой. В ушах, на запястьях и лодыжках – везде поблескивали маленькие рубиновые капельки, словно брызги вишневого сока.
– Какой аромат ты сегодня выберешь, о прекрасный цветок садов Эдема? – не без иронии спросила Изабель, доставая деревянный ларчик с благовониями. – Возьми-ка вот это – смесь розы и пиона, такой запах больше подойдет к твоему наряду, чем масло апельсинового дерева и жасмина, которым я обычно пользуюсь.
На лицо Джулианы набежало легкое облачко.
– Сколько усилий мы прилагаем, чтобы я смогла понравиться человеку, которого ненавижу всем сердцем, – тихо сказала она и, сглотнув подкативший к горлу комок, осторожно прижалась к груди Изабель.
– Не думай сейчас ни о чем плохом, дорогая, – Изабель успокаивающе погладила ее по плечам. – Помни одно: больше того, что уготовила нам судьба, не случится.
Прочитав короткую молитву, Джулиана направилась в главный зал гарема, где уже собрались остальные наложницы, разодетые так же роскошно, как и она сама. Только Айша выбрала наряд, который был ей меньше всего к лицу: шаровары и бесформенную жилетку блеклого кофейного оттенка. Наряды остальных девушек блистали золотым и серебряным шитьем, драгоценными камнями, яркими воздушными тканями. Белокурая англичанка, которую Джулиана видела у пруда, тоже находилась здесь, как всегда, бледная и задумчиво печальная. Лалла Фатин нарядила ее в светло-зеленое платье нежного оттенка, под цвет глаз, украшенное золотой вышивкой. Пышные волосы девушки не были прикрыты покрывалом, а спадали роскошным каскадом на покатые плечи и прямую спину.
Наложницы взволнованно переговаривались, были возбуждены и немного испуганы. Общее настроение невольно передалось и Джулиане. Не в силах стоять на месте, она принялась расхаживать по залу, небрежно скользя взглядом по розовым мраморным колоннам, белым алебастровым стенам, изукрашенным цветной резьбой, разноцветным витражам высоких окошек... Какое будущее ожидает ее в этой величественной тюрьме? Удастся ли ей осуществить задуманное и вырваться отсюда на волю вместе с Изабель?
– Идет, идет! Господин приближается к главному залу! – испуганно зашептали вокруг, и в следующий момент тяжелые двери распахнулись и все, кто находился в комнате, как по команде, рухнули на мраморный пол, прижавшись лбами к холодному камню.
Джаббар Хафиз, блистательный в своем розовом парчовом одеянии, светло-сером кафтане без рукавов, расшитом жемчугом, и высоком белоснежном тюрбане с закрученным страусовым пером и сверкающим розовым алмазом, стремительной, легкой походкой прошел в зал, знаком приказал всем подняться и восхищенно оглядел новых одалисок. Коротко переговорив с главным евнухом и лаллой Фатин, бей принялся прохаживаться между рядами наложниц, задерживаясь около каждой, посылая одним приветливый взгляд, другим – заинтересованную улыбку, а кое-кому – и несколько ласковых слов. При этом Джулиану удивило, как вели себя девушки во время осмотра. Никакой застенчивости или природной стыдливости. Наоборот, все они кокетливо улыбались господину, старались обратить его внимание на свои полуобнаженные прелести и бросали на Джаббара заискивающие и пылкие взгляды.
Но вот бей остановился возле голубоглазой эфиопки, и его густые брови недовольно сомкнулись у переносицы.
– Фатин, нерадивая моя служанка, – недовольно обратился он к побледневшей смотрительнице, – объясни мне, почему эта девушка так плохо одета? Разве я выделил недостаточно денег для содержания моего гарема?
– О, мой милостивый господин, – смотрительница гарема склонилась перед беем в почтительном поклоне, – клянусь тебе, здесь нет моей вины! Я и подумать не могла, что служанка Айши так несообразительна...
– …или что она сама так безнадежно глупа, что считает, будто от своего господина можно спрятаться под некрасивой одеждой, – презрительно закончил за женщину бей. – Служанку немедленно заменить и отослать на кухню. А ты, моя нерадивая рабыня, в следующий раз будешь наказана, если посмеешь повторить свою дерзкую выходку.
Бросив на девушку грозный взгляд, Джаббар двинулся дальше. Взгляд бея снова потеплел, когда он остановился напротив Джулианы.
– Рыжеволосая англичанка с трудным именем, – чуть насмешливо произнес он, глядя на Джулиану прищуренными глазами. – Ты выглядишь сегодня прекрасно, словно полный месяц в ночь радости. Этот лазурный наряд очень тебе к лицу, Небесная Роза. А эти рубиновые капельки... Откуда они? Я еще не успел подарить тебе драгоценностей, достойных твоей красоты.
– Мне одолжила их одна из твоих добрых наложниц, милостивый господин, – ответила девушка, почтительно склонив голову. – Не знаю, окажется ли достаточно моих скромных достоинств, чтобы заслужить твои щедрые подарки, о добрейший из земных правителей!
– Придет день, когда я поближе познакомлюсь с твоими достоинствами, – покровительственно отвечал бей и, подарив Джулиане милостивую улыбку, направился к белокурой англичанке, понуро стоявшей чуть в стороне от остальных наложниц.
Девушка даже не подняла головы при приближении Джаббара, только ее нежные веки настороженно затрепетали.
– Я слышал, ты долго болела, моя скромная английская лилия, – обратился бей к девушке на арабском языке. – Но сейчас ты кажешься мне еще красивее, чем в тот день, когда я выбрал тебя. Только слишком бледна... Я дам тебе имя Талиджа – от арабского слова «снег», потому что твоя красота подобна прелести чистого и нетронутого первого снега... Ты слышишь, что я говорю тебе, англичанка? Подними свои прекрасные глаза и посмотри на меня!
Девушка не сделала того, что требовал бей, и лицо Джаббара стало мрачнее тучи.
– Она что, не выучила арабского языка? – гневно спросил он лаллу Фатин.
– Я велела, чтобы ее обучили нашему языку, великий господин, но она была слишком слаба и не очень настойчива, – оправдывалась смотрительница гарема.
Бей неохотно перешел на английский и еще раз повторил все то, что сказал на арабском. Когда девушка посмотрела ему в глаза, как он приказывал, на ее лице появился ужас, смешанный с неприкрытым отвращением. Джаббар угадал ее чувства, и его взгляд сделался язвительным и коварным, как у змеи.
– Не слишком-то ласково ты смотришь на своего господина, английская лилия, – произнес он таким голосом, что внутри у девушки, а также у Джулианы, понимавшей то, что он говорит, все похолодело от страха. – Должно быть, ты еще не поняла, где находишься и с кем имеешь дело. Но я сегодня же вечером объясню тебе это. Фатин, – повернулся бей к управительнице, – я желаю провести сегодняшнюю ночь с Талиджой. Дай ей необходимые наставления и прикажи отвести в мои покои к девяти вечера.
И тут несчастная девушка сделала то, чего от нее никак нельзя было ожидать. Угадав, что приказал бей, а может быть, и поняв что-то из его слов, она побледнела и в нарушение всех приличий схватила его за рукав розовой туники.
– Не призывай меня к себе, повелитель, – испуганно закричала Талиджа, – выбери другую девушку! Их у тебя так много, и каждая готова послушно исполнять все твои прихоти... Только не меня, господин, только не меня! Я не смогу... не смогу стать твоей женщиной и любить тебя...
Поднялся ужасный переполох. Невольницы принялись испуганно причитать и перешептываться. Лалла Фатин едва не лишилась сознания. Двое евнухов схватили нарушительницу порядка и оттащили ее от правителя. Когда Джаббар повернулся к Талидже, его привлекательное лицо исказилось от гнева.
– Так-то ты стараешься угодить своему господину, наглая дрянь! – яростно проговорил он, глядя на девушку испепеляющим взглядом. – Да знаешь ли ты, несчастная, что быть избранной на ночь – огромная честь, которой иные добиваются месяцами? Ну что ж, ты сама накликала беду на свою глупую голову! Ты не пожелала, чтобы твоего драгоценного тела касались руки повелителя, так узнаешь, каково это, когда на твою спину опускается тяжелая плеть. Двадцать ударов курбашом этой дерзкой нахалке, да таких, чтобы неделю не могла ни сесть, ни лечь, – бросил Джаббар, не обращаясь, собственно, ни к кому, но расторопные евнухи тотчас сорвали с девушки одежду и приготовились по знаку господина исполнить его повеление.
Глаза Талиджи потемнели от смертельно страха, а из ее груди вырвался стон. Она поняла, что натворила, но было уже поздно. Затравленный взгляд девушки скользнул по непроницаемым лицам свидетелей этой сцены, и на мгновение ее глаза встретились с глазами Джулианы. И тут Джулиану словно кто-то толкнул в бок. Не отдавая себе ясного отчета в том, что собирается делать, она бросилась перед Джаббаром на колени и с отчаянной мольбой протянула к нему руки.
– О могущественный и великодушный повелитель! – крикнула она, с трепетом глядя в глаза грозному бею Туниса. – Заклинаю тебя, отмени свое жестокое приказание, пощади мою неразумную соотечественницу! Она еще не успела познакомиться с обычаями гарема, не суди ее за это слишком строго.
Джулиана, слышавшая эти самодовольные признания, презрительно усмехнулась. Ей казалось удивительным и забавным, что многие женщины гарема не стесняются открыто выражать свои чувства. Как можно хвастаться перед другими своими победами, вызывая зависть и недоброжелательство, желание навредить? Или все дело в том, что у несчастных пленниц золотой клетки так мало возможностей удовлетворить свое непомерное тщеславие, и они стараются как можно полнее насладиться короткими минутами случайного торжества, если уж такие выпадают на их долю?
Выбравшись из бассейна с прохладной водой, Джулиана обернулась махровым полотенцем и прошла в соседний зал, где можно было погреться на теплых мраморных плитах, устилавших пол вокруг бассейна с теплой водой, окутанного клубами пара. Что больше всего восхищало Джулиану в гареме, так это роскошные бани, или по-арабски – хаммам. Здесь в каждом зале стены и полы были облицованы мрамором разного цвета. В купальне с прохладной водой – зеленого, в парильне – розового, в той комнате, где она оказалась сейчас – желтоватого. Имелось еще помещение, где находились многочисленные ванны и скамейки для массажа, там стены покрывал мрамор редчайших сиреневых и голубых оттенков.
Изабель была в том зале, куда вошла Джулиана. Из-за своей беременности Изабель не грелась на мраморном полу, а отдыхала на матрасе, обтянутом мягкой кожей. Разложив на полу полотенце, Джулиана пристроились рядом с сестрой.
– Не верится, что я провела в этих стенах почти два месяца, – покачала она головой. – Для меня эти недели пролетели, как один день.
Изабель снисходительно улыбнулась.
– Это потому, что ты постоянно была занята делами. Но вообще-то, время в гаремах тянется медленно, а дни кажутся бесконечными.
– Завтра вечером я снова увижу этого ужасного человека...
– Джулиана, – лицо Изабель внезапно посерьезнело, а губы сложились в тонкую полоску, – подумать только, я чуть не забыла тебя предупредить! Ты ни в коем случае не должна говорить Джаббару, что мы – родные сестры. Это неминуемо оттолкнет его от тебя и даст ему в руки лишний козырь... Ты понимаешь?
– Понимаю. Он получит возможность оказывать на тебя давление, угрожая, что расправится с твоей сестрой.
– Да. – Изабель помассировала виски. – Я очень боюсь чего-то подобного. Хотя все может обернуться и не так. Но благоразумнее нам молчать.
Джулиана с беспокойством взглянула на сестру. За те два месяца, что они провели вместе, Изабель смогла хоть в какой-то мере стать прежней веселой и деятельной женщиной, она почти не вспоминала о своем опасном положении и угрозах Джаббара, посвящая все свое время занятиям с младшей сестренкой. Но теперь... теперь она снова была близка к той депрессии, в которой Джулиана ее когда-то застала. Этого нельзя было допустить, ведь подобное состояние могло оказаться губительным для женщины в ее положении. Подавив тяжелый вздох, Джулиана постаралась придать лицу беззаботное выражение и с беспечной улыбкой обернулась к сестре. Она попала в эту мышеловку, чтобы спасти Изабель, и спасет, вопреки всем плачевным обстоятельствам и каверзам судьбы.
– Не беспокойся, дорогая моя, он ничего не заподозрит, – с уверенностью пообещала она. – Хотя у нас с тобой почти одинаковые черты лица, мы кажемся совершенно непохожими. У тебя глаза матери, а волосы отца, а у меня – наоборот. Помнишь, как про нас сказал когда-то старый садовник Альфред из Риверс-холла?
– Да, прекрасно помню. Он сказал, что мы похожи и отличаемся, как белые и красные цветки шиповника.
Сестры рассмеялись и принялись вспоминать свои детские годы, забыв ненадолго про невеселую действительность.
– А знаешь, я ведь отправляла тебе письмо с одним надежным человеком, когда стала фавориткой Касима, – неожиданно сообщила Изабель.
– Ты отправляла мне письмо? – удивилась Джулиана. – Но разве... такое возможно? Разве реально послать отсюда весточку своим близким?
– Вообще-то, нет, – вздохнула Изабель. – Но Касим так любил меня, что разрешил это сделать.
– Но я ничего не получала! Когда это было, Изабель?
– В первой половине марта. Я знаю, что это письмо не дошло до тебя. Человек, которого Касим отправлял в Лондон, пропал.
Джулиана вспомнила про покушение на свою жизнь. Это случилось вскоре после того, как человек с сообщением из Туниса отправился в Англию. Но кто хотел, чтобы ее убили? И почему? Она не могла сейчас ответить на эти вопросы и сочла за лучшее не рассказывать Изабель об этом происшествии, чтобы не волновать ее лишний раз.
– О моя добрая госпожа! Ты прекрасна, как восходящая луна в Шабан! Сегодня ты затмишь всех женщин гарема, и наш милостивый господин обязательно обратит на тебя свое внимание, – восторженно проговорила сириянка Зара, пятнадцатилетняя служанка Джулианы, закончив наряжать хозяйку и любуясь своей работой.
Джулиана благодарно улыбнулась, пытаясь разглядеть себя в маленькое зеркальце.
– Как жаль, что я еще не стала фавориткой всемогущего бея, – шутливо посетовала она. – Тогда у меня были бы большие зеркала в серебряных рамах, и я могла бы любоваться своим прекрасным отражением с утра до вечера,
– У тебя скоро все это будет, госпожа, – пылко заверила Зара, – а пока я и блистательная госпожа Джамиля будем твоими зеркалами.
Джулиана недовольно поморщилась, как и всегда, когда кто-нибудь называл ее сестру этим варварским именем. Но в целом она сама пришла в восторг от своего вида. Хотя ее добрая матушка никогда не жалела денег, чтобы нарядить дочерей, такой роскошной одежды у Джулианы еще никогда не было. Ей принесли шифоновые шаровары изумительного лазурного оттенка, тонко расшитые серебряной нитью с небольшим добавлением золота, и такого же цвета полупрозрачное платье с низким треугольным вырезом и узкими рукавами, свободно ниспадающими от локтей.
Сквозь тонкую ткань отчетливо просвечивали ее груди с сосками, подведенными для яркости гранатовым соком. На завитые распущенные волосы Джулианы набросили ярко-голубое газовое покрывало, невесомое, словно пушинка, а поверх укрепили маленькую шапочку из малинового бархата с золотыми кистями и рубиновой подвеской, свисающей на лоб. Туфельки были пошиты из такого же материала, а грудь девушки украшало маленькое рубиновое колье, подаренное сестрой. В ушах, на запястьях и лодыжках – везде поблескивали маленькие рубиновые капельки, словно брызги вишневого сока.
– Какой аромат ты сегодня выберешь, о прекрасный цветок садов Эдема? – не без иронии спросила Изабель, доставая деревянный ларчик с благовониями. – Возьми-ка вот это – смесь розы и пиона, такой запах больше подойдет к твоему наряду, чем масло апельсинового дерева и жасмина, которым я обычно пользуюсь.
На лицо Джулианы набежало легкое облачко.
– Сколько усилий мы прилагаем, чтобы я смогла понравиться человеку, которого ненавижу всем сердцем, – тихо сказала она и, сглотнув подкативший к горлу комок, осторожно прижалась к груди Изабель.
– Не думай сейчас ни о чем плохом, дорогая, – Изабель успокаивающе погладила ее по плечам. – Помни одно: больше того, что уготовила нам судьба, не случится.
Прочитав короткую молитву, Джулиана направилась в главный зал гарема, где уже собрались остальные наложницы, разодетые так же роскошно, как и она сама. Только Айша выбрала наряд, который был ей меньше всего к лицу: шаровары и бесформенную жилетку блеклого кофейного оттенка. Наряды остальных девушек блистали золотым и серебряным шитьем, драгоценными камнями, яркими воздушными тканями. Белокурая англичанка, которую Джулиана видела у пруда, тоже находилась здесь, как всегда, бледная и задумчиво печальная. Лалла Фатин нарядила ее в светло-зеленое платье нежного оттенка, под цвет глаз, украшенное золотой вышивкой. Пышные волосы девушки не были прикрыты покрывалом, а спадали роскошным каскадом на покатые плечи и прямую спину.
Наложницы взволнованно переговаривались, были возбуждены и немного испуганы. Общее настроение невольно передалось и Джулиане. Не в силах стоять на месте, она принялась расхаживать по залу, небрежно скользя взглядом по розовым мраморным колоннам, белым алебастровым стенам, изукрашенным цветной резьбой, разноцветным витражам высоких окошек... Какое будущее ожидает ее в этой величественной тюрьме? Удастся ли ей осуществить задуманное и вырваться отсюда на волю вместе с Изабель?
– Идет, идет! Господин приближается к главному залу! – испуганно зашептали вокруг, и в следующий момент тяжелые двери распахнулись и все, кто находился в комнате, как по команде, рухнули на мраморный пол, прижавшись лбами к холодному камню.
Джаббар Хафиз, блистательный в своем розовом парчовом одеянии, светло-сером кафтане без рукавов, расшитом жемчугом, и высоком белоснежном тюрбане с закрученным страусовым пером и сверкающим розовым алмазом, стремительной, легкой походкой прошел в зал, знаком приказал всем подняться и восхищенно оглядел новых одалисок. Коротко переговорив с главным евнухом и лаллой Фатин, бей принялся прохаживаться между рядами наложниц, задерживаясь около каждой, посылая одним приветливый взгляд, другим – заинтересованную улыбку, а кое-кому – и несколько ласковых слов. При этом Джулиану удивило, как вели себя девушки во время осмотра. Никакой застенчивости или природной стыдливости. Наоборот, все они кокетливо улыбались господину, старались обратить его внимание на свои полуобнаженные прелести и бросали на Джаббара заискивающие и пылкие взгляды.
Но вот бей остановился возле голубоглазой эфиопки, и его густые брови недовольно сомкнулись у переносицы.
– Фатин, нерадивая моя служанка, – недовольно обратился он к побледневшей смотрительнице, – объясни мне, почему эта девушка так плохо одета? Разве я выделил недостаточно денег для содержания моего гарема?
– О, мой милостивый господин, – смотрительница гарема склонилась перед беем в почтительном поклоне, – клянусь тебе, здесь нет моей вины! Я и подумать не могла, что служанка Айши так несообразительна...
– …или что она сама так безнадежно глупа, что считает, будто от своего господина можно спрятаться под некрасивой одеждой, – презрительно закончил за женщину бей. – Служанку немедленно заменить и отослать на кухню. А ты, моя нерадивая рабыня, в следующий раз будешь наказана, если посмеешь повторить свою дерзкую выходку.
Бросив на девушку грозный взгляд, Джаббар двинулся дальше. Взгляд бея снова потеплел, когда он остановился напротив Джулианы.
– Рыжеволосая англичанка с трудным именем, – чуть насмешливо произнес он, глядя на Джулиану прищуренными глазами. – Ты выглядишь сегодня прекрасно, словно полный месяц в ночь радости. Этот лазурный наряд очень тебе к лицу, Небесная Роза. А эти рубиновые капельки... Откуда они? Я еще не успел подарить тебе драгоценностей, достойных твоей красоты.
– Мне одолжила их одна из твоих добрых наложниц, милостивый господин, – ответила девушка, почтительно склонив голову. – Не знаю, окажется ли достаточно моих скромных достоинств, чтобы заслужить твои щедрые подарки, о добрейший из земных правителей!
– Придет день, когда я поближе познакомлюсь с твоими достоинствами, – покровительственно отвечал бей и, подарив Джулиане милостивую улыбку, направился к белокурой англичанке, понуро стоявшей чуть в стороне от остальных наложниц.
Девушка даже не подняла головы при приближении Джаббара, только ее нежные веки настороженно затрепетали.
– Я слышал, ты долго болела, моя скромная английская лилия, – обратился бей к девушке на арабском языке. – Но сейчас ты кажешься мне еще красивее, чем в тот день, когда я выбрал тебя. Только слишком бледна... Я дам тебе имя Талиджа – от арабского слова «снег», потому что твоя красота подобна прелести чистого и нетронутого первого снега... Ты слышишь, что я говорю тебе, англичанка? Подними свои прекрасные глаза и посмотри на меня!
Девушка не сделала того, что требовал бей, и лицо Джаббара стало мрачнее тучи.
– Она что, не выучила арабского языка? – гневно спросил он лаллу Фатин.
– Я велела, чтобы ее обучили нашему языку, великий господин, но она была слишком слаба и не очень настойчива, – оправдывалась смотрительница гарема.
Бей неохотно перешел на английский и еще раз повторил все то, что сказал на арабском. Когда девушка посмотрела ему в глаза, как он приказывал, на ее лице появился ужас, смешанный с неприкрытым отвращением. Джаббар угадал ее чувства, и его взгляд сделался язвительным и коварным, как у змеи.
– Не слишком-то ласково ты смотришь на своего господина, английская лилия, – произнес он таким голосом, что внутри у девушки, а также у Джулианы, понимавшей то, что он говорит, все похолодело от страха. – Должно быть, ты еще не поняла, где находишься и с кем имеешь дело. Но я сегодня же вечером объясню тебе это. Фатин, – повернулся бей к управительнице, – я желаю провести сегодняшнюю ночь с Талиджой. Дай ей необходимые наставления и прикажи отвести в мои покои к девяти вечера.
И тут несчастная девушка сделала то, чего от нее никак нельзя было ожидать. Угадав, что приказал бей, а может быть, и поняв что-то из его слов, она побледнела и в нарушение всех приличий схватила его за рукав розовой туники.
– Не призывай меня к себе, повелитель, – испуганно закричала Талиджа, – выбери другую девушку! Их у тебя так много, и каждая готова послушно исполнять все твои прихоти... Только не меня, господин, только не меня! Я не смогу... не смогу стать твоей женщиной и любить тебя...
Поднялся ужасный переполох. Невольницы принялись испуганно причитать и перешептываться. Лалла Фатин едва не лишилась сознания. Двое евнухов схватили нарушительницу порядка и оттащили ее от правителя. Когда Джаббар повернулся к Талидже, его привлекательное лицо исказилось от гнева.
– Так-то ты стараешься угодить своему господину, наглая дрянь! – яростно проговорил он, глядя на девушку испепеляющим взглядом. – Да знаешь ли ты, несчастная, что быть избранной на ночь – огромная честь, которой иные добиваются месяцами? Ну что ж, ты сама накликала беду на свою глупую голову! Ты не пожелала, чтобы твоего драгоценного тела касались руки повелителя, так узнаешь, каково это, когда на твою спину опускается тяжелая плеть. Двадцать ударов курбашом этой дерзкой нахалке, да таких, чтобы неделю не могла ни сесть, ни лечь, – бросил Джаббар, не обращаясь, собственно, ни к кому, но расторопные евнухи тотчас сорвали с девушки одежду и приготовились по знаку господина исполнить его повеление.
Глаза Талиджи потемнели от смертельно страха, а из ее груди вырвался стон. Она поняла, что натворила, но было уже поздно. Затравленный взгляд девушки скользнул по непроницаемым лицам свидетелей этой сцены, и на мгновение ее глаза встретились с глазами Джулианы. И тут Джулиану словно кто-то толкнул в бок. Не отдавая себе ясного отчета в том, что собирается делать, она бросилась перед Джаббаром на колени и с отчаянной мольбой протянула к нему руки.
– О могущественный и великодушный повелитель! – крикнула она, с трепетом глядя в глаза грозному бею Туниса. – Заклинаю тебя, отмени свое жестокое приказание, пощади мою неразумную соотечественницу! Она еще не успела познакомиться с обычаями гарема, не суди ее за это слишком строго.
