Я наполнила оба ведра, подхватила их коромыслом и пошла, согнувшись под тяжестью ноши. Староста за мной не пошел, но стоило мне сделать несколько шагов, как в спину мне прилетел камень, сбив с ног. Я полетела вперед, роняя ведра, вода пролилась, а я плюхнулась в эту лужу. Оглядываясь, я силилась рассмотреть, кто это сделал, но кругом было безлюдно. Да что гадать. Любой мог спокойно кинуть этот камень, ну кроме деда Есея. Даже не удивлюсь, если это сделал сам староста, но скорее всего, это проделка детей. Они самые безжалостные и не думают о последствиях. Хорошо, что в голову не попали. Пришлось возвращаться снова к колодцу…
       Когда я пришла с водой, тетка бушевала, а увидев меня, грязную и мокрую, совсем рассвирепела. Хорошо, что в руках у нее не было ничего тяжелого, а полотенцем хлестнула, так это не считается.
       Потом я дополола грядки с морковью, получила причитающиеся мне краюху хлеба, крынку молока и кусочек сыра, и поспешила домой. Бежала огородами, так как боялась нарваться на косые взгляды, а то и очередной камень.
       - Мама, я пришла, - заявила я с порога, стягивая грязное платье. – Я сейчас переоденусь и покормлю тебя.
       - Хорошо, умойся только, - прозвучал ответ. – Я тут без тебя уборку небольшую сделала, вот окно помыла.
       - Ну, зачем? – простонала я. – Опять встать завтра не сможешь!
       - Тебе еще у нас в огороде возиться, когда бы еще с уборкой успела, - ответила мама. – А я отдохну, ничего не случиться.
       Я быстро вымыла руки и ноги, умылась сама, переплела косу, одела другое платье, и только потом зашла в горницу.
       - И правда светлее стало, - заметила я, когда лучик света попал на чистое стекло окна. - Спасибо, мамочка.
       Но сам вид моей дорогой мамы был отнюдь не светел и радостен. Под её серыми глазами залегли темные круги, делая лицо изможденным, постаревшим. И волосы, когда-то светло-русые, блестящие, сейчас были пепельно-серыми, тусклыми. На щеках играл румянец, но это был признак болезни, а не крепкого здоровья. Мама давно не выходила дальше нашего двора, и то этот переход давался ей не с первой попытки, а с остановками на чурбачках поленьев, которые я специально расставила по двору, чтобы она смогла присаживаться на них и отдыхать.
       Я подошла и поцеловала маму в щеку, приобнимая за талию. А потом мы ужинали молоком с хлебом и сыром. Остатки молока я развела водой и сварила немного каши для мамы на завтрашний день. Еще меня ждал огород и опять грядки с морковью и свеклой, а еще капусту надо полить, собрать и засолить огурцы, спустить кадушку с ними в подпол, чтоб не испортились. О том, что случилось у колодца, я маме не рассказала. К чему волновать больного человека, а это не первый и не последний случай, когда меня «учили жизни», как выражался дядя Гнат.
       Пока я возилась с хозяйством, мама уснула. Хоть летний вечер и длинный, и долго не темнеет, но и он закончился, обессилив мои хрупкие плечи и руки. Стоило моей голове прикоснуться к подушке, как сон меня сморил.
       Снов я не видела, так как устав за день просто проваливалась в черноту и спала крепко. Только иногда соскакивала по ночам, словно кто толкал меня в бок, проверить дышит ли мама. Этот страх появился у меня после того, как она сказала, что я скоро останусь одна. Но в этот раз из черноты сна выплыло белое красивое лицо мужчины с серебристыми яркими глазами, которые смотрели изучающе и внимательно. Лицо мужчины было молодо, но его обрамляли серебристо-белые волосы, которые я сначала приняла за седину. Приглядевшись, поняла, что это иней на белых волосах или искристый снег. Одеяние мужчины тоже было белоснежным, таким ярким, что резало глаза от этой белизны. Потом мужчина заговорил и поманил меня пальцем, на котором красовался большой перстень с красным камнем. Слов не было слышно, но чувство, что меня ждут, возникло. А потом все закружилось в круговерти и пропало, а я соскочила с постели, так как пропел петух.
       Я проспала! Едва умывшись, бросилась кормить кур и побежала к колодцу за водой. Ведь я уходила на целый день, а маме может понадобиться вода.
       - Позавтракай, дочка, – донеслось до меня, когда я уже выскакивала из дома, чтобы бежать на работу к дяде.
       …
       Так проходили мои дни. Только к концу осени становилось меньше работы. Началась новая зима с девичьими посиделками с пряжей и вышивкой, с пением заунывных протяжных песен, но меня никогда на них не приглашали. Да и не интересовалась я рукоделием. В такие свободные от работы дни мама занималась со мной грамматикой, математикой, историей, заставляла даже писать. За неимением тетрадей и карандашей, мы пользовались обычной доской, которую мама покрывала сажей из печи, а я выводила по этой поверхности палочкой буквы и цифры. А еще мама учила меня правильно говорить. Когда мы были дома одни, она всегда поправляла мою деревенскую речь, объясняя, почему правильно говорить так, а не иначе. Так что по меркам деревни я была грамотной, даже слишком, если учесть, что читать из всех жителей умели только староста, мои дед с дядей и дед Есей.
       Книга в доме была одна, и давно зачитана нами. Сначала её читала мама вслух мне, а потом уже я училась по ней складывать слова. Книга была по истории, вроде учебника, и казалась мне очень интересной. В ней рассказывалось о дальних странах и расах, что живут в нашем мире. Вот только во многое верилось с трудом. Ну как поверить, что где-то могут жить эльфы или гномы, если живьем их никто не видел? А драконы? Как может дракон быть Владыкой своей страны, править справедливо, как написано в книге, если он зверь, страшный монстр величиной с избу? Сомнения вызывала вся эта книга, тем более дед Есей сказки рассказывал тоже про драконов и гномов. Вот и разбери, где правда, а где выдумка.
       К этой зиме мы подготовились хорошо. Часть овощей с огорода, что шли как излишки, удалось в трактире выменять на муку и крупу. Еще и травами целебными нас снабдила местная травница за то, что я ей огород помогала пропалывать. Эти травы зимой очень хороши, душисты и бодрят.
       Но зима не принесла облегчения душе. Мама все слабела, а я ни чем не могла ей помочь. А еще добавились по ночам странные сны с беловолосым мужчиной, и тянущее чувство беспокойства, которое нервировало днем. Я словно хотела что-то выплеснуть наружу, так оно жгло иногда в груди и начинало давить. Мама с беспокойством поглядывала на меня в такие минуты, порывалась что-то сказать, но не решалась, отворачивалась от моих вопрошающих взглядов.
       Как-то сидя у печки, мама долго смотрела на меня, а потом сказала:
       - Я должна тебе что-то рассказать важное. Может, в жизни тебе пригодиться. Твой отец был магом, стихийником, а значит, дар силы может проявиться и у тебя. У меня самой магии очень мало, но и её хватает понять, что в тебе просыпается наследие отца. Я чувствую отголоски этого пробуждения. Нам надо проверить это.
       - Как? – вырвалось у меня. Мало сказать, что я была удивлена, я была просто шокирована. – Почему ты раньше не говорила.
       - Всему своё время, дочка. Как стемнеет, выйдем на улицу, и ты попытаешься освободить силу. В доме это опасно делать, можем без крыши над головой остаться.
       - А расскажи мне о магии, какая она? – разыгралось моё любопытство.
       - Ну, слушай. Магия бывает очень разной. Стихийной, ментальной, целительской, смерти.
       - Как смерти? – перебила я маму.
       - Слушай, Малина, узнаешь. Вот какие стихии ты знаешь?
       - Ветер, огонь, вода, - дальше я запнулась.
       - Еще земля. Так вот, некоторые маги владеют магией одной стихии, некоторые нескольких, но есть и те, кому подвластны все стихии. Их зовут универсалами. Твой отец был стихийник-универсал, но больше всего ему подчинялась стихия огня. Стихийники часто становятся боевыми магами, но могут и управлять кораблями на морях, ведь их слушаются ветер в парусах и вода. Целительской магией владеют лекари, которые потоками своей силы могут срастить кости и соединить края ран, их сила подпитывает жизнь. Менталистам подвластно чтение мыслей людей и даже управление ими. Это очень редкий дар. Магия смерти – это некромантия, она противоположна силе целителей и может убивать, но может и поднимать из могил мертвых и снова упокоевать их.
       - И зачем нужна эта некромантия? – меня аж передернуло от услышанного. – Понятно, что целительская магия нужна всем, а кому нужен поднятый мертвец?
       - Ах, Малина, значит, нужна, если её в академиях изучают. Вроде, ею уничтожают всякую нежить и разных монстров, - ответила мама.
       - И ледяного монстра в Проклятом лесу можно ею уничтожить?
       - Если бы можно было, маги бы давно с этим монстром расправились, а так не знают до сих пор, что там такое. Может, там и убивать некого, - скептически откликнулась матушка.
       - А дед Есей рассказывал, что там чудище живет.
       - Дед Есей любит байки плести, а вы и слушаете, уши развесив.
       - Хочешь сказать, что он неправду о Ледяной чащобе говорит? – удивилась я. – Может и ходить туда можно?
       - Правду он говорит об опасности в том лесу, но кто эту смерть на нас напускает, даже дед не знает. Может, действительно, там магическая аномалия.
       - Аномалия? Дед о какой-то намалии говорил? – спросила я, услышав новое слово от мамы.
       - Аномалия – это отклонение от нормы, - смеясь, ответила мама. – А дед и слов таких не знает, вот и произносит неправильно.
       В деревне осенью и зимой рано укладываются спать, так как масляные лампы дороги, а лучины жечь – только потолок коптить. Вот бы увидеть те магические лампы, про которые успела рассказать мама! С ними и ночью, как днем светло.
       Когда в домах погасли последние огни, и улица погрузилась во тьму, мы оделись и вышли в огород. Я помогла маме дойти до табуретки, что прихватила с собой. Над деревней стояла тишина, только изредка где-то на другом конце побрехивала собака, похоже ей что-то снилось. Светлой полоской прочертил поле яркий месяц, звезды высыпали, как ягоды из лукошка. Они искрились на небе, а на земле так же переливался в кристалликах выпавший снежок.
       - Малина, хватит глазеть на небо. Сосредоточься. Успокойся. Прислушайся к себе. И скажи что чувствуешь, – распорядилась мама.
       Я раза два вдохнула в себя морозный воздух, слушая, как он проникает в легкие, и теряется там, становится частью меня. Потом закрыла глаза. Хотя веки опустились, перед глазами все еще сверкали звезды, а потом закружились и исчезли, втянулись в меня и сосредоточились в районе солнечного сплетения. Там становилось сначала тепло, а потом стало жечь. Я быстро заговорила, рассказывая маме что чувствую.
       - Дочка, открой глаза и повернись лицом к полю. А затем попытайся вытолкнуть из себя это тепло, - давала советы матушка, а я пыталась сделать, как она говорила.
       Сначала я не понимала, как я могу что-то выпустить, если я только чувствую, но не могу это ни взять руками, ни потрогать, ни увидеть. Мне пришлось долго сосредотачиваться, прислушиваться, напрягаться, выдувая из себя воздух, но ничего не получалось.
       - Мама, может, и нет во мне ни магии, ни силы, - застонала я, устав и начав замерзать.
       - Есть, Малинка, есть. Я ведь и сейчас почувствовала всплеск в тебе, только управлять силой надо учиться. И ты научишься со временем. В магической школе, где я работала, тоже дети были, у которых не все с первого раза выходило. Они тренировались каждую свободную минуту, - успокаивала меня мама, пока я помогала ей дойти до дома. – И ты пробуй, только не днем, и не на виду у всех.
       Уже лежа в кровати, я размышляла, что иметь магию – это даже очень хорошо, но только если ты этому искусству обучена. А кто меня учить тут будет? Мама только около магии работала, знает мало. Вот выясним мы, что есть во мне сила, и что? Уходить в город придется. А как быть с матушкой? Ведь она здесь никому не нужна, она же через неделю ноги протянет! Так её и хоронить никто не будет! От этих дум разволновалась и почувствовала снова в солнечном сплетении горячий комок, который согревал. Постепенно я задремала, и во сне пришел снова беловолосый мужчина.
       Сначала я пугалась этих снов, но постепенно привыкла. Мужчина из сна не угрожал, смотрел несколько холодно, но как можно смотреть без холода, если у тебя глаза, как льдины, переливающиеся на солнце? Вот и сейчас он звал и манил меня рукой, но потом его лицо очень близко приблизилось к моему, и я услышала едва уловимый шепот: «Проснись, девочка! Тебе надо выпустить силу. Она проситься наружу. Я помогу. Смотри, как это надо делать».
       Мужчина опять отдалился, раскинул руки в стороны от себя, глубоко вздохнул, а на выдохе прижал одну руку к области живота, вокруг него заклубился воздух вперемешку со снегом, закрывая фигуру мага, а это, несомненно, был маг. И все пропало, исчезло, а я проснулась.
       И что это было? Надо выдохнуть и нажать на солнечное сплетение? И еще мне срочно надо выпустить то, что стремится вырваться наружу. Это так меня испугало, что я соскочила с постели и в одной рубахе, босиком выскочила во двор, а затем метнулась в огород. Впустила в легкие холодный воздух, а … выдохнула … огонь! Нет, он не вырвался из моего рта, а появился вокруг меня, заплясал по рукам и груди, но не обжигал, а ластился, как котенок. Ужас сначала сковал меня, было жутко смотреть, как я горю. Завороженно наблюдала, как язычки пламени скапливаются на моих пальцах, образуя огненные шары в ладонях. Когда все язычки сконцентрировались в руках. Я поняла, что не знаю, как быть. Просто стряхнуть? Или замахнуться и швырнуть подальше? Выбрала второй вариант. Подняла сначала одну руку, отвела чуть назад и бросила. Яркий шарик, переливаясь всполохами, отлетел недалеко и рассыпался с хлопком по белому снегу. Так же бросила следом второй. От произведенного мной шума загавкали собаки, а через минуту уже лай стоял вокруг знатный. Только после этого я поняла, что не чувствую своих ног, ведь стою босая. Снег подо мной сначала подтаял от моего тепла, а потом стал застывать ледяной корочкой. Сломя голову бросилась домой.
       - Где ты ходишь? – спросила мама, когда я на цыпочках пробиралась к своей кровати. – Что за шум на улице?
       - Мама, у меня получилось! – воскликнула я. – Вот лежала, лежала, а потом поняла, что из меня что-то вырваться хочет. Только и успела, что добежать до огорода.
       - И что было? – с нетерпением спрашивала матушка.
       - Огонь. Мама, огонь вышел из меня, пробежал по телу и собрался в ладонях. И я бросила эти шарики огня в снег. Они лопнули исками и немного пошумели.
       - Надеюсь, тебя никто не видел?
       - Так по ночам никто не ходит, тем более, сейчас, когда мороз, - ответила я.
       Матушка еще немного расспрашивала меня о моем огне, о том, боялась я или нет, но я обещала в скором времени показать ей все, чтобы она увидела своими глазами.
       Несколько дней прошли спокойно. Я больше не чувствовала в груди жара и давления, что приводило меня в беспокойство. Это заметила мама. Пришлось поделиться своей проблемой.
       - Не стоит переживать, Малинка. Ты выплеснула сразу столько силы, что понадобится не один день, чтобы снова накопить её.
       С той поры повелось, что раз в неделю я зимней ночью выходила с мамой на огород и выпускала на свободу свою магию. Играла язычками пламени, то собирая их в одном месте, то перекидывала с руки на руку. Но когда я попыталась передать один язычок маме, она отшатнулась.