На вид ему было лет тридцать. В кулаке, который был размером примерно с мою голову, амбал сжимал ручку увесистого кожаного портфеля. Второй визитёр с виду был полной противоположностью первому: маленький, сухой, в очочках, лет пятидесяти на вид. В руках он держал какой-то странный прибор, состоящий из клубка проводов, экрана и такой же круглой антенны, какую я смастерил год назад. Своим технарским взглядом я сразу определил, что прибор самодельный и изготавливался, по всей видимости, в большой спешке.
— Лейтенант Банкин, — поставленным командным голосом отчеканил амбал.
— Майор Курмис. — Вначале мне показалось, что это прозвучало эхо где-то в глубине подъезда. Голос майора был тихим и бесцветным, будто сыплющийся песок. — Позвольте войти.
И не дожидаясь моего приглашения, Курмис первым просочился мимо меня в прихожую, не сводя взгляда с экрана прибора. Банкину, чтобы пройти в дверь, пришлось слегка согнуться, а затем невзначай плечом подвинуть меня.
— Сигнала нет, — сказал майор, показывая экран прибора Банкину. — Значит, правильно рубанули. Ну-с, молодой человек, — повернулся он ко мне, — показывайте прибор.
— Какой прибор? — я «включил дурочку», в надежде, что прокатит.
По усталому вздоху Курмиса было понятно, что примерно так же ему отвечает каждый второй.
— В вашей квартире находится опасное психотропное... — он замялся, подбирая правильное слово. — ...устройство. Скорее всего, оно попало к вам случайно, но вы его включили. Есть такое?
Я вдруг вспомнил, как ведут себя в таких ситуациях герои фильмов.
— А у вас есть ордер?
— Вот тебе ордер! — лейтенант сунул свой пудовый кулачище мне под нос. — Печать поставить?
— Банкин, ну что ты ведёшь себя как гопник подзаборный? — пристыдил подчинённого майор. — Мы же интеллигентные люди, а это, — он кивнул в мою сторону, — потерпевший, а не подозреваемый. Пока...
Банкин опустил кулак и достал из портфеля фонарик. Включив его, он начал не спеша осматривать мою квартиру.
— Молодой человек, — майор говорил очень вкрадчиво, — мы с вами оба прекрасно знаем, о каком приборе идёт речь. Ваш экземпляр далеко не первый, который попадает к нам в руки. И, к сожалению, он несёт большую угрозу в первую очередь для вас самого. Мы пришли конфисковать его, для вашей же безопасности. Поэтому будьте так любезны, покажите нам прибор. Иначе нам придётся самим его искать, доставляя неудобства всем троим.
Делать было нечего, и я повёл их в комнату, где на столе сиротливо стоял комп с транслятором мерности, через который та, которую я любил, уже больше не придёт никогда.
— Опять сетевуха, — довольно сказал майор. — Хоть в этом они повторяются, уже неплохо.
Он вынул из компьютера все провода, снова взглянул на экран своего прибора и, убедившись, что искомого ими сигнала так и не появилось, послал Банкина в подъезд включать рубильник. Так я понял, что обесточена была только моя квартира.
Когда комнаты вновь осветило электричество, майор достал из Банкинского портфеля отвёртку и стал деловито разбирать комп. Открутив все винты, он надел резиновые перчатки, осторожно вынул мою сетевуху, засунул её в прозрачный полиэтиленовый пакет и начал разглядывать.
— Такую конструкцию мы уже видели. Только цвет опять новый. Художники, блин! А это что за проводки припаяны?
— Ну, я экспериментировал... — пожал я плечами.
— Экспериментаторы хреновы! — проворчал Банкин.
— А вы можете хотя бы рассказать, в чём опасность этой штуки? — спросил я.
— Ну разумеется! — уверил меня майор. — Давайте сделаем так: сейчас мы будем писать протокол, и сначала вы нам расскажете, как к вам попал этот аппарат и что вы с ним делали, а потом мы расскажем вам всё, что нам о них известно.
Мы переместились на кухню и сели за стол. Банкин достал из портфеля кожаную папку с пачкой чистых листов, ручку и приготовился писать. Я не хотел никого посвящать в нашу с Зимбой тайну, но понимал, что без моего рассказа эти двое никуда не уйдут. И меня пробила мелкая дрожь.
— Можно я выпью? — спросил я у майора. — Волнуюсь очень...
— А восемнадцать вам есть? — оценивающе прищурился он.
— Да, конечно...
Получив официальное разрешение, я достал бутылку из батиной заначки и полез в ящик, где стояли рюмки.
— А вы будете?
Банкин умоляюще посмотрел на майора, но тот был непреклонен:
— На службе не пьём. А вот чаю можете заварить.
Я быстро налил себе рюмку, залпом выпил, запив компотом, кинул чайник на плиту и сел за стол рядом с майором. Монолог мой получился не очень длинным: я старался болтать по минимуму и рассказывал только общие факты без подробностей. Какая-то написала, потом вылезла, разговаривали за жизнь, назвалась инопланетянкой, я поверил ввиду необычности способа прихода. Лицо, глаза, волосы, руки-ноги — всё было при ней, как у настоящего человека. Ни имён, ни адресов не говорил.
— Такс, — вздохнул майор, когда я умолк и начал разливать чай. — Аннотация неплохая вышла. Ну теперь давайте сам рассказ.
— Так вроде, всё рассказал, — пожал я плечами.
— Виктор, возможно, вы не понимаете всей серьёзности дела...
— Ну как же! — удивился я. — Понимаю! Если по этому делу ко мне целый майор лично пожаловал.
— Это ещё что, — расхохотался Банкин. — Руководит расследованием целый полковник!
Курмис бросил на него испепеляющий взгляд, красноречиво намекавший, что говорить про полковника было совсем необязательно.
— Вот что, Виктор, — сказал он. — Давайте-ка я вам расскажу кое-какие интересные факты о похождениях вашей, как вы изволили выразиться, «инопланетянки», а вы уже сами решите, помогать следствию или нет.
Я меж тем поставил на стол три кружки чая, блюдце с печеньем и сел слушать.
— Прежде всего хотелось бы сказать, — начал Курмис, — что кроме вас пострадавших от действий неизвестного существа или существ уже более двадцати человек. И это только те случаи, которые нам известны.
— Простите, — перебил я, — но я от её действий никак не страдал.
— Ничего, скоро начнёте, — заверил майор.
— Можешь уже начинать, — злорадно усмехнулся Банкин.
— И от чего же я должен страдать? — не понял я.
— От осознания безвозвратной потери того, что у вас украли, — сказал майор.
— А разве у меня что-то украли? — Я был совсем сбит с толку.
— А вот это нам сейчас и предстоит выяснить. Но у остальных жертв они украли их эмоции.
На этом месте моя логическая половина мышления решила взять отпуск за свой счёт. Майор меж тем отхлебнул из кружки и продолжил:
— Мы не знаем точно, сколько этих злоумышленников. Может быть, один, а может — несколько. И вообще понятия не имеем, кто они. Но то, что это не люди, совершенно очевидно.
— А почему очевидно? — решил уточнить я.
— Даже если человек изобретёт способ кражи чужих эмоций, то останется главный вопрос: зачем они ему? Вот и я не знаю. А эти, — он кивнул на лежавшую на столе сетевуху, — даже вон какие хитрости придумали. По какому принципу они выбирают жертв и как потом подбрасывают подобные устройства — тоже пока точно не установлено. Наш руководитель, тот самый полковник, разбирается в этом лучше нас. Он говорит, что у человека крадут ту эмоцию, которая выражена у него ярче остальных. То есть, самую доминирующую. Но он сейчас в соседней области по другому подобному случаю. Именно тот факт, что несколько жертв «обрабатывается» одновременно, и заставляет нас сомневаться в численности этой шайки.
— А как они это делают, да ещё через эти интерфейсы?
— Общая схема простая. Вначале они начинают общение: либо через чат, как у вас, либо — сразу подкинув жертве видение человека. Потом втираются в доверие, вызывают в жертве сильную эмоцию, а затем постепенно выкачивают эту эмоцию из неё.
— Вы хотите сказать, — опешил я, — что эта девушка мне только померещилась?
— Именно. Вы сами сказали, что сделали антенну и вставили в гнездо. Так вот, у вас получился приёмопередатчик, работающий на частотах мозговых волн. Он передаёт в мозг жертвы образ собеседника со всеми ощущениями: вид, голос, прикосновения, даже запах. Этот «собеседник» говорит слова или совершает действия, приводящие к возникновению у жертвы сильных эмоций, а затем злоумышленники с помощью того же приёмопередатчика забирают эту эмоцию себе.
— Что-то я не понял, — почесал я затылок. — Ведь эмоции у человека возникают постоянно. И если даже какую-то забрать, то потом она появится снова при подобных обстоятельствах.
— В этом-то и заключается вся суть проблемы! — назидательно сказал майор. — Если оно крадёт у человека эмоцию, то она у него исчезает навсегда и больше не появляется!
Тут я задумался. Всех эмоций, что я испытывал к Зимбе, не сосчитаешь. Но я не заметил, чтобы хоть одна из них пропала: все были в сборе до сих пор. Я всё ещё не особо верил этим товарищам в штатском, сколь бы правдоподобно они ни рассказывали.
— Та девушка, которую они тебе показывали, — между делом поинтересовался лейтенант, — она была красивая?
— Для меня — да!
— А вы с ней сексом занимались? — майор спросил это обыденно, будто спрашивал дорогу на рынок.
— Ну... — Я почувствовал, как у меня краснеют уши. — Да.
— А припомните, пожалуйста, Виктор... С момента появления у вас этой призрачной дамы вы хоть раз хотели другую девушку?
И вот здесь я начал медленно холодеть, будто постепенно погружаясь в ледяную прорубь. С момента знакомства с Зимбой я никого другого больше ни разу не хотел! Ни одногруппниц, которые нравились мне начиная с первого курса, ни девчонок с других отделений и курсов. Даже Милюшу не хотел, хотя ещё год назад состоял в огромной армии её поклонников, развешивавших слюни и другие биологические жидкости всякий раз, когда она проходила мимо. Неужели Зимба спёрла у меня...
— Самая популярная эмоция, украденная этой тварью или тварями, — сказал Курмис, — это сексуальное влечение. Практически каждая вторая жертва лишилась именно его.
Уже не спрашивая разрешения, я поставил на стол бутылку с рюмкой и около минуты пытался налить водку так, чтобы хоть половина попала в цель: дрожь в руках очень мешала. Допившие свой чай следователи деликатно молчали, предоставив мне самому возможность оценить габариты северного пушного зверька, заглянувшего ко мне на огонёк и решившего, что теперь он будет жить здесь. Выпитая рюмка никак не успокоила меня, а только ещё сильнее разожгла панику в отдельно взятой черепной коробке.
— Где тут у вас туалет? — нарушил душившую тишину майор. Я молча указал ему стратегическое направление, и разделяющих мою скорбь стало наполовину меньше. Воспользовавшись отсутствием начальства, Банкин без лишних слов взял бутылку «беленькой» и плеснул себе в чайную кружку.
— Ну что, дружище, — сочувственно сказал мой внезапный собутыльник, — не повезло тебе малость. Но ты не расстраивайся, ведь в жизни ещё столько интересных вещей! Театры, музеи, футбол...
От сиюминутной жестокой расправы Банкина уберегли его весовая категория и должность. В него полетел лишь мой полный презрения взгляд, но и тот не достиг своей цели: лейтенант в этот момент как раз поднял кружку со словами «Ну, будь здоров хотя бы...»
— И что, ни у кого из пострадавших украденная эмоция так и не появилась? — с надеждой спросил я.
— Не-а, — занюхав рукавом, ответил Банкин. — Самый первый известный нам случай произошёл четыре года назад. Собственно, узнали мы о нём случайно, из десятых рук. Началось с обычного обращения в милицию: женщина на тротуаре пнула чужого ребёнка. Казалось бы, просто нервная, неуравновешенная. Галоперидолу в зад да пару месяцев исправительных работ — вот и весь разговор. Но доктору, который проводил судебную экспертизу, её история показалась странной, и он рассказал за рюмкой чая кому-то из наших.
— А что за история? — заинтересовался я.
— История весьма занятная. Мадам та ранее была очень сердобольной и жалостливой, всем старалась помочь. Плачущего ребёнка на улице успокоит, потерявшуюся зверушку приютит и хозяина найдёт. И вот один раз к ней прямо под дверь прибрёл котёнок со сломанной лапкой. Обычный такой, серенький заморыш. Она его, разумеется, взяла к себе, выходила, выкормила... Да только дочь её, школьница, стала замечать, что с каждым днём маманька становится всё злее. Вот нищего на улице на три буквы послала, вот старуху в очереди толкнула. От былого милосердия кукиш без масла остался. Дочь, разумеется, говорила с ней об этом, но мать каждый раз отвечала одно и то же: «сама не понимаю, что со мной происходит». И вот один раз (дело уже зимой было) идёт она по скользкой дороге, впереди мама с девочкой лет пяти. Девочка взяла да подскользнулась прямо перед ногами у нашей героини. А та, вместо того, чтобы помочь ей встать, ка-ак пнёт её! Да ещё недовольно возмущалась, что, дескать, понарожали тут детей, пройти не дают, на дорогу валятся. Мать, естественно, милицию вызвала, мадам ту повязали. И в тот же день её котёнок исчез! Из закрытой квартиры, как и не было!
— Нихрена себе! — удивился я, наливая себе очередную рюмку.
— Ну вроде как исчез — и чёрт бы с ним. Но тот психиатр делал ей кучу тестов и пришёл к выводу, что у этой женщины начисто отсутствует чувство жалости. Будто бы всю жизнь палачом проработала.
Я опустошил рюмку, не сводя глаз с рассказчика.
— Куда делись былые сострадание с милосердием — никто не знает. Равно как и то, куда делся котёнок. И вот уже четыре года эта бедняга ходит каждые три месяца на курс процедур в психушку, но прежние добрые чувства у неё так и не появились.
В это время вернулся майор. Бросил укоризненный взгляд на подчинённого, на его кружку, на бутылку... Затем налил уже в свою кружку и выпил, ничем не занюхивая и не закусывая, будто водичку родниковую.
— Это я чаю попил, если что, — строго сказал он мне. И я понял, что они чисто по-мужски мне искренне сочувствуют и стараются поддержать в меру своих возможностей и желания.
— Как видишь, они не только людьми прикидываются, — продолжал майор. Глоток сближающей собеседников жидкости помог ему перейти на «ты». — Мы пришли к выводу, что жертве может транслироваться любое существо, вызывающее нужные им эмоции. Но кстати, в случае с котёнком излучатель не был найден. Как и ещё в одном...
— Но всё-таки, — перебил я, — зачем им эти эмоции?
— Тут тоже много версий. Наш полковник неслучайно был выбран руководителем данного дела. Он долгое время изучал всякие эзотерические вещи, наподобие парапсихологии, биоэнергетики и прочей околонаучной хрени. Так вот, по его информации, в человеческих чувствах и эмоциях содержится колоссальный объём какой-то тонкой энергии, и вполне возможно, что наши воры просто-напросто ей питаются. Ну либо используют для зарядки какой-нибудь своей техники. Тот факт, что они предпочитают именно этот вид топлива, а не один из более доступных в нашем мире, говорит о том, что они появились здесь сравнительно недавно и просто не успели к ним приспособиться. Существа эти, без сомнения, во много раз превосходят нас по уровню развития, и потому вряд ли так долго тянули бы с переделкой техники под местное топливо. Значит, более вероятно, что эмоции служат едой для них самих.
— Я много фантастики перечитал, — сказал я, — но даже там ничего подобного не встречал.
— Реальность часто бывает куда загадочнее, — заверил Курмис. — Вот например, другой случай, о котором я хотел рассказать.
— Лейтенант Банкин, — поставленным командным голосом отчеканил амбал.
— Майор Курмис. — Вначале мне показалось, что это прозвучало эхо где-то в глубине подъезда. Голос майора был тихим и бесцветным, будто сыплющийся песок. — Позвольте войти.
И не дожидаясь моего приглашения, Курмис первым просочился мимо меня в прихожую, не сводя взгляда с экрана прибора. Банкину, чтобы пройти в дверь, пришлось слегка согнуться, а затем невзначай плечом подвинуть меня.
— Сигнала нет, — сказал майор, показывая экран прибора Банкину. — Значит, правильно рубанули. Ну-с, молодой человек, — повернулся он ко мне, — показывайте прибор.
— Какой прибор? — я «включил дурочку», в надежде, что прокатит.
По усталому вздоху Курмиса было понятно, что примерно так же ему отвечает каждый второй.
— В вашей квартире находится опасное психотропное... — он замялся, подбирая правильное слово. — ...устройство. Скорее всего, оно попало к вам случайно, но вы его включили. Есть такое?
Я вдруг вспомнил, как ведут себя в таких ситуациях герои фильмов.
— А у вас есть ордер?
— Вот тебе ордер! — лейтенант сунул свой пудовый кулачище мне под нос. — Печать поставить?
— Банкин, ну что ты ведёшь себя как гопник подзаборный? — пристыдил подчинённого майор. — Мы же интеллигентные люди, а это, — он кивнул в мою сторону, — потерпевший, а не подозреваемый. Пока...
Банкин опустил кулак и достал из портфеля фонарик. Включив его, он начал не спеша осматривать мою квартиру.
— Молодой человек, — майор говорил очень вкрадчиво, — мы с вами оба прекрасно знаем, о каком приборе идёт речь. Ваш экземпляр далеко не первый, который попадает к нам в руки. И, к сожалению, он несёт большую угрозу в первую очередь для вас самого. Мы пришли конфисковать его, для вашей же безопасности. Поэтому будьте так любезны, покажите нам прибор. Иначе нам придётся самим его искать, доставляя неудобства всем троим.
Делать было нечего, и я повёл их в комнату, где на столе сиротливо стоял комп с транслятором мерности, через который та, которую я любил, уже больше не придёт никогда.
— Опять сетевуха, — довольно сказал майор. — Хоть в этом они повторяются, уже неплохо.
Он вынул из компьютера все провода, снова взглянул на экран своего прибора и, убедившись, что искомого ими сигнала так и не появилось, послал Банкина в подъезд включать рубильник. Так я понял, что обесточена была только моя квартира.
Когда комнаты вновь осветило электричество, майор достал из Банкинского портфеля отвёртку и стал деловито разбирать комп. Открутив все винты, он надел резиновые перчатки, осторожно вынул мою сетевуху, засунул её в прозрачный полиэтиленовый пакет и начал разглядывать.
— Такую конструкцию мы уже видели. Только цвет опять новый. Художники, блин! А это что за проводки припаяны?
— Ну, я экспериментировал... — пожал я плечами.
— Экспериментаторы хреновы! — проворчал Банкин.
— А вы можете хотя бы рассказать, в чём опасность этой штуки? — спросил я.
— Ну разумеется! — уверил меня майор. — Давайте сделаем так: сейчас мы будем писать протокол, и сначала вы нам расскажете, как к вам попал этот аппарат и что вы с ним делали, а потом мы расскажем вам всё, что нам о них известно.
Мы переместились на кухню и сели за стол. Банкин достал из портфеля кожаную папку с пачкой чистых листов, ручку и приготовился писать. Я не хотел никого посвящать в нашу с Зимбой тайну, но понимал, что без моего рассказа эти двое никуда не уйдут. И меня пробила мелкая дрожь.
— Можно я выпью? — спросил я у майора. — Волнуюсь очень...
— А восемнадцать вам есть? — оценивающе прищурился он.
— Да, конечно...
Получив официальное разрешение, я достал бутылку из батиной заначки и полез в ящик, где стояли рюмки.
— А вы будете?
Банкин умоляюще посмотрел на майора, но тот был непреклонен:
— На службе не пьём. А вот чаю можете заварить.
Я быстро налил себе рюмку, залпом выпил, запив компотом, кинул чайник на плиту и сел за стол рядом с майором. Монолог мой получился не очень длинным: я старался болтать по минимуму и рассказывал только общие факты без подробностей. Какая-то написала, потом вылезла, разговаривали за жизнь, назвалась инопланетянкой, я поверил ввиду необычности способа прихода. Лицо, глаза, волосы, руки-ноги — всё было при ней, как у настоящего человека. Ни имён, ни адресов не говорил.
— Такс, — вздохнул майор, когда я умолк и начал разливать чай. — Аннотация неплохая вышла. Ну теперь давайте сам рассказ.
— Так вроде, всё рассказал, — пожал я плечами.
— Виктор, возможно, вы не понимаете всей серьёзности дела...
— Ну как же! — удивился я. — Понимаю! Если по этому делу ко мне целый майор лично пожаловал.
— Это ещё что, — расхохотался Банкин. — Руководит расследованием целый полковник!
Курмис бросил на него испепеляющий взгляд, красноречиво намекавший, что говорить про полковника было совсем необязательно.
— Вот что, Виктор, — сказал он. — Давайте-ка я вам расскажу кое-какие интересные факты о похождениях вашей, как вы изволили выразиться, «инопланетянки», а вы уже сами решите, помогать следствию или нет.
Я меж тем поставил на стол три кружки чая, блюдце с печеньем и сел слушать.
— Прежде всего хотелось бы сказать, — начал Курмис, — что кроме вас пострадавших от действий неизвестного существа или существ уже более двадцати человек. И это только те случаи, которые нам известны.
— Простите, — перебил я, — но я от её действий никак не страдал.
— Ничего, скоро начнёте, — заверил майор.
— Можешь уже начинать, — злорадно усмехнулся Банкин.
— И от чего же я должен страдать? — не понял я.
— От осознания безвозвратной потери того, что у вас украли, — сказал майор.
— А разве у меня что-то украли? — Я был совсем сбит с толку.
— А вот это нам сейчас и предстоит выяснить. Но у остальных жертв они украли их эмоции.
На этом месте моя логическая половина мышления решила взять отпуск за свой счёт. Майор меж тем отхлебнул из кружки и продолжил:
— Мы не знаем точно, сколько этих злоумышленников. Может быть, один, а может — несколько. И вообще понятия не имеем, кто они. Но то, что это не люди, совершенно очевидно.
— А почему очевидно? — решил уточнить я.
— Даже если человек изобретёт способ кражи чужих эмоций, то останется главный вопрос: зачем они ему? Вот и я не знаю. А эти, — он кивнул на лежавшую на столе сетевуху, — даже вон какие хитрости придумали. По какому принципу они выбирают жертв и как потом подбрасывают подобные устройства — тоже пока точно не установлено. Наш руководитель, тот самый полковник, разбирается в этом лучше нас. Он говорит, что у человека крадут ту эмоцию, которая выражена у него ярче остальных. То есть, самую доминирующую. Но он сейчас в соседней области по другому подобному случаю. Именно тот факт, что несколько жертв «обрабатывается» одновременно, и заставляет нас сомневаться в численности этой шайки.
— А как они это делают, да ещё через эти интерфейсы?
— Общая схема простая. Вначале они начинают общение: либо через чат, как у вас, либо — сразу подкинув жертве видение человека. Потом втираются в доверие, вызывают в жертве сильную эмоцию, а затем постепенно выкачивают эту эмоцию из неё.
— Вы хотите сказать, — опешил я, — что эта девушка мне только померещилась?
— Именно. Вы сами сказали, что сделали антенну и вставили в гнездо. Так вот, у вас получился приёмопередатчик, работающий на частотах мозговых волн. Он передаёт в мозг жертвы образ собеседника со всеми ощущениями: вид, голос, прикосновения, даже запах. Этот «собеседник» говорит слова или совершает действия, приводящие к возникновению у жертвы сильных эмоций, а затем злоумышленники с помощью того же приёмопередатчика забирают эту эмоцию себе.
— Что-то я не понял, — почесал я затылок. — Ведь эмоции у человека возникают постоянно. И если даже какую-то забрать, то потом она появится снова при подобных обстоятельствах.
— В этом-то и заключается вся суть проблемы! — назидательно сказал майор. — Если оно крадёт у человека эмоцию, то она у него исчезает навсегда и больше не появляется!
Тут я задумался. Всех эмоций, что я испытывал к Зимбе, не сосчитаешь. Но я не заметил, чтобы хоть одна из них пропала: все были в сборе до сих пор. Я всё ещё не особо верил этим товарищам в штатском, сколь бы правдоподобно они ни рассказывали.
— Та девушка, которую они тебе показывали, — между делом поинтересовался лейтенант, — она была красивая?
— Для меня — да!
— А вы с ней сексом занимались? — майор спросил это обыденно, будто спрашивал дорогу на рынок.
— Ну... — Я почувствовал, как у меня краснеют уши. — Да.
— А припомните, пожалуйста, Виктор... С момента появления у вас этой призрачной дамы вы хоть раз хотели другую девушку?
И вот здесь я начал медленно холодеть, будто постепенно погружаясь в ледяную прорубь. С момента знакомства с Зимбой я никого другого больше ни разу не хотел! Ни одногруппниц, которые нравились мне начиная с первого курса, ни девчонок с других отделений и курсов. Даже Милюшу не хотел, хотя ещё год назад состоял в огромной армии её поклонников, развешивавших слюни и другие биологические жидкости всякий раз, когда она проходила мимо. Неужели Зимба спёрла у меня...
— Самая популярная эмоция, украденная этой тварью или тварями, — сказал Курмис, — это сексуальное влечение. Практически каждая вторая жертва лишилась именно его.
Уже не спрашивая разрешения, я поставил на стол бутылку с рюмкой и около минуты пытался налить водку так, чтобы хоть половина попала в цель: дрожь в руках очень мешала. Допившие свой чай следователи деликатно молчали, предоставив мне самому возможность оценить габариты северного пушного зверька, заглянувшего ко мне на огонёк и решившего, что теперь он будет жить здесь. Выпитая рюмка никак не успокоила меня, а только ещё сильнее разожгла панику в отдельно взятой черепной коробке.
— Где тут у вас туалет? — нарушил душившую тишину майор. Я молча указал ему стратегическое направление, и разделяющих мою скорбь стало наполовину меньше. Воспользовавшись отсутствием начальства, Банкин без лишних слов взял бутылку «беленькой» и плеснул себе в чайную кружку.
— Ну что, дружище, — сочувственно сказал мой внезапный собутыльник, — не повезло тебе малость. Но ты не расстраивайся, ведь в жизни ещё столько интересных вещей! Театры, музеи, футбол...
От сиюминутной жестокой расправы Банкина уберегли его весовая категория и должность. В него полетел лишь мой полный презрения взгляд, но и тот не достиг своей цели: лейтенант в этот момент как раз поднял кружку со словами «Ну, будь здоров хотя бы...»
— И что, ни у кого из пострадавших украденная эмоция так и не появилась? — с надеждой спросил я.
— Не-а, — занюхав рукавом, ответил Банкин. — Самый первый известный нам случай произошёл четыре года назад. Собственно, узнали мы о нём случайно, из десятых рук. Началось с обычного обращения в милицию: женщина на тротуаре пнула чужого ребёнка. Казалось бы, просто нервная, неуравновешенная. Галоперидолу в зад да пару месяцев исправительных работ — вот и весь разговор. Но доктору, который проводил судебную экспертизу, её история показалась странной, и он рассказал за рюмкой чая кому-то из наших.
— А что за история? — заинтересовался я.
— История весьма занятная. Мадам та ранее была очень сердобольной и жалостливой, всем старалась помочь. Плачущего ребёнка на улице успокоит, потерявшуюся зверушку приютит и хозяина найдёт. И вот один раз к ней прямо под дверь прибрёл котёнок со сломанной лапкой. Обычный такой, серенький заморыш. Она его, разумеется, взяла к себе, выходила, выкормила... Да только дочь её, школьница, стала замечать, что с каждым днём маманька становится всё злее. Вот нищего на улице на три буквы послала, вот старуху в очереди толкнула. От былого милосердия кукиш без масла остался. Дочь, разумеется, говорила с ней об этом, но мать каждый раз отвечала одно и то же: «сама не понимаю, что со мной происходит». И вот один раз (дело уже зимой было) идёт она по скользкой дороге, впереди мама с девочкой лет пяти. Девочка взяла да подскользнулась прямо перед ногами у нашей героини. А та, вместо того, чтобы помочь ей встать, ка-ак пнёт её! Да ещё недовольно возмущалась, что, дескать, понарожали тут детей, пройти не дают, на дорогу валятся. Мать, естественно, милицию вызвала, мадам ту повязали. И в тот же день её котёнок исчез! Из закрытой квартиры, как и не было!
— Нихрена себе! — удивился я, наливая себе очередную рюмку.
— Ну вроде как исчез — и чёрт бы с ним. Но тот психиатр делал ей кучу тестов и пришёл к выводу, что у этой женщины начисто отсутствует чувство жалости. Будто бы всю жизнь палачом проработала.
Я опустошил рюмку, не сводя глаз с рассказчика.
— Куда делись былые сострадание с милосердием — никто не знает. Равно как и то, куда делся котёнок. И вот уже четыре года эта бедняга ходит каждые три месяца на курс процедур в психушку, но прежние добрые чувства у неё так и не появились.
В это время вернулся майор. Бросил укоризненный взгляд на подчинённого, на его кружку, на бутылку... Затем налил уже в свою кружку и выпил, ничем не занюхивая и не закусывая, будто водичку родниковую.
— Это я чаю попил, если что, — строго сказал он мне. И я понял, что они чисто по-мужски мне искренне сочувствуют и стараются поддержать в меру своих возможностей и желания.
— Как видишь, они не только людьми прикидываются, — продолжал майор. Глоток сближающей собеседников жидкости помог ему перейти на «ты». — Мы пришли к выводу, что жертве может транслироваться любое существо, вызывающее нужные им эмоции. Но кстати, в случае с котёнком излучатель не был найден. Как и ещё в одном...
— Но всё-таки, — перебил я, — зачем им эти эмоции?
— Тут тоже много версий. Наш полковник неслучайно был выбран руководителем данного дела. Он долгое время изучал всякие эзотерические вещи, наподобие парапсихологии, биоэнергетики и прочей околонаучной хрени. Так вот, по его информации, в человеческих чувствах и эмоциях содержится колоссальный объём какой-то тонкой энергии, и вполне возможно, что наши воры просто-напросто ей питаются. Ну либо используют для зарядки какой-нибудь своей техники. Тот факт, что они предпочитают именно этот вид топлива, а не один из более доступных в нашем мире, говорит о том, что они появились здесь сравнительно недавно и просто не успели к ним приспособиться. Существа эти, без сомнения, во много раз превосходят нас по уровню развития, и потому вряд ли так долго тянули бы с переделкой техники под местное топливо. Значит, более вероятно, что эмоции служат едой для них самих.
— Я много фантастики перечитал, — сказал я, — но даже там ничего подобного не встречал.
— Реальность часто бывает куда загадочнее, — заверил Курмис. — Вот например, другой случай, о котором я хотел рассказать.