Он, скорее, счастливым оказался, но это исключение. Один мужик был заядлым игроманом, все деньги спускал в казино. Ну и однажды во дворе сел перекинуться в карты с только что въехавшим в их дом соседом. Догадываешься, что дальше было? — подмигнул он мне.
— Азарт пропал?
— Именно! Через две недели он не то что в казино — с женой в «города» не хотел играть! Соседа-новосёла, разумеется, никто в глаза не видел. Да и к горе-игроку нашему он тоже приходить перестал. Узнали мы об этом опять же случайно: мужик обратился к тому же психиатру, который вёл гражданку с котёнком.
— А зачем он к психиатру пошёл? — не понял я.
— Так для него-то самого это трагедия! — усмехнулся майор. — Можно сказать, единственной радости в жизни лишился.
— Ну, за радость в жизни! — поднял тост Банкин, успевший уже разлить.
Я подумал, что эта «радость», которую мы только что в очередной раз приняли на грудь, вполне может стать главной спутницей моих жалких дней, если дорога к женскому полу мне будет отрезана. Пушной зверёк уже вырыл себе уютную норку и похоже, ждал пополнения в семействе.
— А потом пошли дела любовные, — взял слово Банкин, — и к врачам стали обращаться молодые люди вроде тебя с жалобами на полное отсутствие нежных чувств к противоположному полу. Разумеется, поначалу обращались не к психиатрам, но к тому моменту вся медицина уже была нами оповещена и обязана сообщать обо всех подобных случаях. Вот тогда-то мы и нашли эти чёртовы излучатели. — Он ткнул пальцем в пакет с моей сетевухой. Интересно, эта жопа сатаны, назвавшая себя Зимбой, ещё сидела там, или же, хихикая, подглядывала за нами из своего восьмого измерения, будь оно неладно?
— Наши инженеры, как могли, изучили эти устройства, — продолжал лейтенант. — Конечно, полный принцип работы остался непонятен даже им, но кое-что всё же удалось выяснить. Например, частоту и форму волн, на которых идёт связь с человеческим мозгом. Зная это, ребята сварганили вот такой пеленгатор, — он указал на прибор с проводами и экраном, который его шеф положил на подоконник. — Он может засечь местонахождение излучателя. С его помощью мы уже нашли штук пятнадцать подобных хреновин, в том числе и твою.
— Странно, что вы её уловили, — удивился я. — Она сгорела незадолго до вашего прихода.
— Сгорела? — приподнял брови майор. — От чего?
— Проработала дольше сорока минут.
— И что? Наши ребята гоняли эти платы сутками в хвост и в гриву, и ни одна ещё не вышла из строя. С чего ты взял, что она должна была сгореть?
— Ну... Эта девушка мне сказала, что передатчик нельзя держать включенным дольше сорока минут, иначе перегреется и накроется.
Банкин с Курмисом переглянулись, и их суровые лица озарились светлой догадкой — прямо как у тех двоих из ларца, одинаковых с лица. Не хватало только хором сказанной фразы «А-а-а, ясно!»
— За сорок минут у нас не получается определить местоположение излучателя с помощью этого пеленгатора, — объяснил Курмис. — А вот часа уже, как правило, бывает достаточно.
— Твою ж об угол! — Я в сердцах стукнул по столу. — И здесь обманула!
— Тем и живёт, — развёл руками майор. — Или живут. Но в любом случае, по ту сторону передатчика находится очень и очень умное существо. Запредельно умное.
Это я знал и сам, но в таком наборе обстоятельств никакой чести означенное качество Зимбе не прибавляло. Ну или кто там прячется под этой маской...
— А были случаи ещё более трагические, — говорил Банкин, задумчиво разглядывая бутылку, содержимое которой быстро испарялось. — Один мужик лишился страха.
— А что тут трагичного? — не понял я. — Быть смелым — это же круто!
— Ну не совсем. Страх — это, всё-таки, защитная реакция организма на угрозу. А если не бояться опасностей, жизнь твоя будет хоть и героической, но очень короткой. Собственно, тот супермен отправился в свой полёт к облакам, когда абсолютно бесстрашно попёр в неположенном месте через десятиполосную автостраду. К сожалению, узнать у него подробности похищения его эмоции мы уже не смогли. Излучатель, конечно, нашли, но что толку? Кем ему предстал похититель и чем пугал — боюсь, навсегда останется загадкой.
— Но даже этот случай не самый трагичный, — принял эстафету майор. — Одному гражданину повезло ещё меньше.
— То есть, как? — опешил я. — Что может случиться с человеком хуже смерти?
— Ха! В некоторых случаях смерть бывает чудесным спасением. А у нашего бедолаги эта хтоническая хрень сожрала сразу все эмоции, эдаким винегретом. И даже не подавилась. То ли жутко голодная была, то ли ещё по какой причине.
— И что с ним случилось?
— Ну как что... Стал практически овощем. Или зомбаком. Представь себе человека, который вообще ничего не хочет, ничем не интересуется, ничего не боится... Просто сидит, смотрит в одну точку и ходит под себя.
— Полный крындец... — вздохнул я. — То есть, я ещё сравнительно легко отделался.
— Ну не знаю... — покачал головой Курмис. — Если бы меня в мои восемнадцать поставили перед выбором — либо всю жизнь без секса, либо под машину и насмерть — я, наверно, предпочёл бы второе.
— Во-во! — подтвердил Банкин. — В восемнадцать любой здоровый пацан целиком состоит из одного полового влечения. Немудрено, что эта тварь тебя унюхала за версту.
— Но почему именно меня? — спросил я, скорее, у судьбы, нежели у моих собеседников. — Ведь в городе полно парней моего возраста, многие из которых гораздо более... эээ... самцастые, чем я. Взять даже пэтэушников, учившихся со мной — большинство из них вообще, кроме как о бабах, ни о чём другом не говорило. Да и, наверно, не думало.
— А вот об этом, скорее всего, знает только оно само, — Банкин снова кинул взгляд на интерфейс. — Чем ты его так привлёк, что оно предпочло на десерт именно тебя, а не «более самцастых», как ты выражаешься. Но вряд ли тебе удастся задать ему этот вопрос: после наших визитов оно ни к одной из жертв больше не возвращалось, насколько нам известно.
— И это, в общем-то, логично, — добавил майор. — Зачем возвращаться туда, где всё уже съедено?
Сблизившая в откровенном душеизлиянии бывшего студента и двух сотрудников национальной безопасности бутылка почти закончилась. Почерк Банкина, оформлявшего мою скорбь в протокол, с каждой страницей становился всё больше похожим на врачебный. Наблюдавший эту жалкую сцену майор, поняв, что я с подробными показаниями от них уже никуда не денусь, решил не мучать никого из присутствующих. Он дал мне свою визитку и настоятельно рекомендовал явиться к нему в кабинет в ближайший понедельник.
— Как раз немного отойдёшь от шока и страданий, вспомнишь побольше подробностей, — успокаивал он меня. — А сейчас рекомендую хорошенько выспаться.
Но в моей опустошённой голове возник насущный вопрос.
— А позвольте полюбопытствовать: что вы будете делать, когда выясните, кто похититель?
— Сомневаешься в наших возможностях? — грустно усмехнулся майор.
— Ну, как бы это сказать без печальных для меня последствий... — задумался я.
— Да скажи уж как есть, — махнул он рукой. — Всё равно будет недалеко от истины.
— Ваши возможности безграничны относительно людей, граждан нашей великой Родины. Но сомневаюсь, что вас хотя бы чисто для проформы испугается неведомое существо с другой планеты. Арестовать и допросить его вы не сможете. Отсудить компенсацию ущерба и упрятать за решётку — тем более.
— Всё верно говоришь! — кивнул майор. — Но у нас и нет цели его наказывать, мы не милиция. Государству оно ущерба не нанесло, а интересы простых граждан мы рассматриваем только в контексте.
Возможно, трезвый майор и не сболтнул бы лишнего, но глубокая ночь и невесть откуда (точнее, из той же батиной заначки) взявшаяся вторая бутылка сделали своё подлое дело.
— Мы хотим с ним договориться. С нас — море жратвы, с него — польза Родине.
— Вот это поворот! — изумился я. — И что ж это за сделка века такая планируется? Если, конечно, не секрет.
— Представь себе солдат, лишённых страха и сострадания, — полушёпотом сказал Курмис.
Если не можешь предотвратить нежелательные для тебя события, то хотя бы постарайся извлечь из них максимальную выгоду — вот пример образа мышления настоящего руководителя. Это я сейчас понял, но в те годы, живя лишь мнением своих работяг-родителей, я думал, что в правительстве и на других высоких должностях сидят одни идиоты, поэтому всей гениальности плана, придуманного, возможно, их полковником, а может, и кем повыше, я, разумеется, не заценил.
— То есть, уберечь простых граждан от этого пожирателя эмоций в ваши задачи не входит? — спросил я после довольно длинной паузы, во время которой я обдумывал услышанное, а Банкин с Курмисом хлопнули ещё по пятьдесят.
— Напрямую — нет, — спокойно, без какого-либо признака смущения, ответил майор. — Но есть предположение, что после барского обеда страхом целой роты солдат это существо уже не захочет шарахаться в поисках случайной единичной добычи, и таким образом простые граждане будут чувствовать себя немного более безопасно. Если только наш гость — не прирождённый охотник, и поиск добычи для него — смысл жизни. В таком случае — увы и ах.
— Нда, способ, конечно, так себе, на мой взгляд, — почесал я подбородок. — Но за неимением лучшего... Кстати, в связи с этой нашей историей прямо заиграли новыми красками народные сказки о драконах, прилетавших в города и бравших дань красавицами за то, чтобы не съедать всё население.
— А что... Ик! Хорошая аналогия! — просиял Банкин. Несмотря на то, что был он раза в два тяжелее майора, но при одинаковом количестве выпитого, выглядел он намного пьянее своего начальника. Видимо, житейский и питейский опыт здесь имели большее значение, нежели природные данные.
— А что, вы считаете, она может за один присест схряпать весь страх у целой роты солдат? — решил уточнить я, просто для общей эрудиции.
— Ну, за один присест — это вряд ли, — задумчиво сказал Курмис. — В среднем, одну жертву оно обгладывает от недели до полутора-двух месяцев. Так что роты ему должно хватить надолго.
— Тогда странно... Со мной она была год.
— Год?! — бравые сотрудники аж привстали со своих табуреток. — Это ж сколько в тебе мужицкой силы-то... Было...
— А может, она это... — Банкин пытался подобрать правильную формулировку. — Удовольствие растягивала? Смаковала?
— По ходу, точно «она», а не «оно», — согласился майор. — Хотя кто ж их разберёт...
Заполнявшему стаканы, паузы и пустоту в душе зелёному змию надоело быть гвоздём ночной программы, и он, незаметно подвинувшись, уступил место неотвратимо надвигавшемуся рассвету. Чокнувшись «на ход ноги», госорганы кое-как встали и направились в сторону коридора. Майор держался отлично, его военная выправка ничуть не пострадала от нескольких жалких стопок. А вот Банкин умудрился устроить ДТП с холодильником, посмевшим перейти ему дорогу. Я даже не пытался встать, памятуя, что во мне ещё до их прихода уже сидело энное количество градусов. Зато в моей полусонной голове возникли кадры из недавно посмотренного на пиратском диске фильма «Люди в чёрном».
— А вы не будете стирать мне память, как в кино? — спросил я на всякий случай. Оказалось, мои визитёры тоже имели удовольствие насладиться голливудской картиной.
— С какой целью, позволь узнать? — спросил Курмис, надевая плащ.
— Ну чтобы я никому не проболтался...
— О том, что ты чпокался с инопланетянкой, вылезшей из твоего компьютера, а потом напился с чекистами? — расхохотался майор. — Рассказывай смело, тебе всё равно никто не поверит.
«Ещё одна дверь захлопнулась», — такая мысль проскользнула в промежность моих извилин, когда ушли ночные визитёры. И посвящена она была отнюдь не щелчку замка, поставившего точку в одной из глав моей донельзя скудной биографии. Была ли эта глава последней? Определённо, нет! После неё должен следовать, как минимум, эпилог. Возможно, перед ним ещё будет какая-то совсем коротенькая глава, в которой напишут, как наш герой в понедельник сходил в один угрюмый кабинет, рассказал строгим дядям в штатском, что с ним происходило в предыдущем разделе, а затем отправился на все четыре стороны заниматься тем, что в обществе принято называть жизнью и радоваться тому, что у тебя есть хотя бы это. Как наслаждаться жизнью без одного из главных её удовольствий, никто, конечно, не научит. Может быть, в сорок лет мужика и начинают интересовать театры с музеями, но мне до этого возраста ещё предстояло дожить. В успехе последнего я не был уверен ни на грамм.
Будущее рисовалось мне личным постапокалипсисом. Тот обман, в который меня втянуло потустороннее нечто, до сих пор грохотал эхом в пространстве между моих ушей, стремительно схлопывающемся в сингулярность. Что будет после него? Точнее, так: будет ли вообще хоть что-нибудь после него? И поверю ли я ещё хоть кому-то и хоть во что-то? Обманула. Втёрлась в доверие, заставила полюбить и обманула. Но лузер... Я всегда был лузером, который не способен думать своей головой, в результате чего просто вынужден верить на слово всем, кого считает хоть немного умнее. Такие, как я — идеальный корм для системы. А вот поди ж ты: вместо системы мной полакомилась хтоническая хрень из другой галактики. А может, и не из другой — ей соврать, что глазом моргнуть (хотя и глаз-то у неё нет). Но какая мне разница, откуда она и кто? Факт остаётся фактом: сыграв на самых тёплых чувствах, обманула и обглодала. Кто-то скажет: «Жив остался, и слава богу!» Но то, что у меня осталось, жизнью может назвать разве что безрукий и безногий. Или слепоглухонемой.
Как-то по пьяной лавочке мой отец разоткровенничался и признался, что топит в водке мечты, которые не смог осуществить. Они были до хохота банальными: объездить мир, повидать лучшие его красоты и познать лучших его красавиц. Но вместо чудесных приключений в его жизни случилась моя мать. А потом неожиданно случился я. Вместо Нью-Йорка и Парижа были ясли и детские больницы, вместо круассанов и такоса — сухие смеси и подгузники. А вместо молодого жизнерадостного двадцатисемилетнего паренька появился угрюмый, осунувшийся, ненавидящий весь мир двадцативосьмилетний взрослый мужчина с потухшим взглядом. Мы с отцом держали нейтралитет: он не любил меня, но терпел и старался не срываться, хотя, по его мнению, именно я испортил его жизнь. Я отвечал ему взаимностью. Но именно сейчас я понял, что потерял он: ведь то же самое потерял и я. И кажется, я уже знал, чем буду глушить свой внутренний вопль отчаяния до тех пор, пока не утону весь вместе с ним.
Перебравшись, наконец, в свою комнату, я задёрнул шторы. Подлому рассвету было плевать на моё горе, и он внаглую вламывался в моё окно с коварной целью не дать мне заснуть. Я был согласен с майором: сон — это лучшее, что может со мной случиться сейчас. Но затащив носившее его тело на матрас, мой истыканный со всех сторон мозг выдал порцию новых сомнений. А что если врали Банкин с Курмисом? Мотивы их лжи вполне очевидны: они хотят заполучить себе Зимбу и любыми способами пытаются добыть побольше информации о ней. У кого ещё можно выведать кучу секретов об интересующей тебя личности, как не у её ближайшего друга, в одночасье ставшего врагом и желающего поквитаться?
Кому бы вы охотнее поверили? Существу, называющему себя пришельцем из другой галактики, у которого даже тела нет, или же биологически родным тебе сотрудникам госорганов? Для меня выбор вообще ни разу не очевиден: убедительно врать могут и те, и эти.
— Азарт пропал?
— Именно! Через две недели он не то что в казино — с женой в «города» не хотел играть! Соседа-новосёла, разумеется, никто в глаза не видел. Да и к горе-игроку нашему он тоже приходить перестал. Узнали мы об этом опять же случайно: мужик обратился к тому же психиатру, который вёл гражданку с котёнком.
— А зачем он к психиатру пошёл? — не понял я.
— Так для него-то самого это трагедия! — усмехнулся майор. — Можно сказать, единственной радости в жизни лишился.
— Ну, за радость в жизни! — поднял тост Банкин, успевший уже разлить.
Я подумал, что эта «радость», которую мы только что в очередной раз приняли на грудь, вполне может стать главной спутницей моих жалких дней, если дорога к женскому полу мне будет отрезана. Пушной зверёк уже вырыл себе уютную норку и похоже, ждал пополнения в семействе.
— А потом пошли дела любовные, — взял слово Банкин, — и к врачам стали обращаться молодые люди вроде тебя с жалобами на полное отсутствие нежных чувств к противоположному полу. Разумеется, поначалу обращались не к психиатрам, но к тому моменту вся медицина уже была нами оповещена и обязана сообщать обо всех подобных случаях. Вот тогда-то мы и нашли эти чёртовы излучатели. — Он ткнул пальцем в пакет с моей сетевухой. Интересно, эта жопа сатаны, назвавшая себя Зимбой, ещё сидела там, или же, хихикая, подглядывала за нами из своего восьмого измерения, будь оно неладно?
— Наши инженеры, как могли, изучили эти устройства, — продолжал лейтенант. — Конечно, полный принцип работы остался непонятен даже им, но кое-что всё же удалось выяснить. Например, частоту и форму волн, на которых идёт связь с человеческим мозгом. Зная это, ребята сварганили вот такой пеленгатор, — он указал на прибор с проводами и экраном, который его шеф положил на подоконник. — Он может засечь местонахождение излучателя. С его помощью мы уже нашли штук пятнадцать подобных хреновин, в том числе и твою.
— Странно, что вы её уловили, — удивился я. — Она сгорела незадолго до вашего прихода.
— Сгорела? — приподнял брови майор. — От чего?
— Проработала дольше сорока минут.
— И что? Наши ребята гоняли эти платы сутками в хвост и в гриву, и ни одна ещё не вышла из строя. С чего ты взял, что она должна была сгореть?
— Ну... Эта девушка мне сказала, что передатчик нельзя держать включенным дольше сорока минут, иначе перегреется и накроется.
Банкин с Курмисом переглянулись, и их суровые лица озарились светлой догадкой — прямо как у тех двоих из ларца, одинаковых с лица. Не хватало только хором сказанной фразы «А-а-а, ясно!»
— За сорок минут у нас не получается определить местоположение излучателя с помощью этого пеленгатора, — объяснил Курмис. — А вот часа уже, как правило, бывает достаточно.
— Твою ж об угол! — Я в сердцах стукнул по столу. — И здесь обманула!
— Тем и живёт, — развёл руками майор. — Или живут. Но в любом случае, по ту сторону передатчика находится очень и очень умное существо. Запредельно умное.
Это я знал и сам, но в таком наборе обстоятельств никакой чести означенное качество Зимбе не прибавляло. Ну или кто там прячется под этой маской...
— А были случаи ещё более трагические, — говорил Банкин, задумчиво разглядывая бутылку, содержимое которой быстро испарялось. — Один мужик лишился страха.
— А что тут трагичного? — не понял я. — Быть смелым — это же круто!
— Ну не совсем. Страх — это, всё-таки, защитная реакция организма на угрозу. А если не бояться опасностей, жизнь твоя будет хоть и героической, но очень короткой. Собственно, тот супермен отправился в свой полёт к облакам, когда абсолютно бесстрашно попёр в неположенном месте через десятиполосную автостраду. К сожалению, узнать у него подробности похищения его эмоции мы уже не смогли. Излучатель, конечно, нашли, но что толку? Кем ему предстал похититель и чем пугал — боюсь, навсегда останется загадкой.
— Но даже этот случай не самый трагичный, — принял эстафету майор. — Одному гражданину повезло ещё меньше.
— То есть, как? — опешил я. — Что может случиться с человеком хуже смерти?
— Ха! В некоторых случаях смерть бывает чудесным спасением. А у нашего бедолаги эта хтоническая хрень сожрала сразу все эмоции, эдаким винегретом. И даже не подавилась. То ли жутко голодная была, то ли ещё по какой причине.
— И что с ним случилось?
— Ну как что... Стал практически овощем. Или зомбаком. Представь себе человека, который вообще ничего не хочет, ничем не интересуется, ничего не боится... Просто сидит, смотрит в одну точку и ходит под себя.
— Полный крындец... — вздохнул я. — То есть, я ещё сравнительно легко отделался.
— Ну не знаю... — покачал головой Курмис. — Если бы меня в мои восемнадцать поставили перед выбором — либо всю жизнь без секса, либо под машину и насмерть — я, наверно, предпочёл бы второе.
— Во-во! — подтвердил Банкин. — В восемнадцать любой здоровый пацан целиком состоит из одного полового влечения. Немудрено, что эта тварь тебя унюхала за версту.
— Но почему именно меня? — спросил я, скорее, у судьбы, нежели у моих собеседников. — Ведь в городе полно парней моего возраста, многие из которых гораздо более... эээ... самцастые, чем я. Взять даже пэтэушников, учившихся со мной — большинство из них вообще, кроме как о бабах, ни о чём другом не говорило. Да и, наверно, не думало.
— А вот об этом, скорее всего, знает только оно само, — Банкин снова кинул взгляд на интерфейс. — Чем ты его так привлёк, что оно предпочло на десерт именно тебя, а не «более самцастых», как ты выражаешься. Но вряд ли тебе удастся задать ему этот вопрос: после наших визитов оно ни к одной из жертв больше не возвращалось, насколько нам известно.
— И это, в общем-то, логично, — добавил майор. — Зачем возвращаться туда, где всё уже съедено?
Сблизившая в откровенном душеизлиянии бывшего студента и двух сотрудников национальной безопасности бутылка почти закончилась. Почерк Банкина, оформлявшего мою скорбь в протокол, с каждой страницей становился всё больше похожим на врачебный. Наблюдавший эту жалкую сцену майор, поняв, что я с подробными показаниями от них уже никуда не денусь, решил не мучать никого из присутствующих. Он дал мне свою визитку и настоятельно рекомендовал явиться к нему в кабинет в ближайший понедельник.
— Как раз немного отойдёшь от шока и страданий, вспомнишь побольше подробностей, — успокаивал он меня. — А сейчас рекомендую хорошенько выспаться.
Но в моей опустошённой голове возник насущный вопрос.
— А позвольте полюбопытствовать: что вы будете делать, когда выясните, кто похититель?
— Сомневаешься в наших возможностях? — грустно усмехнулся майор.
— Ну, как бы это сказать без печальных для меня последствий... — задумался я.
— Да скажи уж как есть, — махнул он рукой. — Всё равно будет недалеко от истины.
— Ваши возможности безграничны относительно людей, граждан нашей великой Родины. Но сомневаюсь, что вас хотя бы чисто для проформы испугается неведомое существо с другой планеты. Арестовать и допросить его вы не сможете. Отсудить компенсацию ущерба и упрятать за решётку — тем более.
— Всё верно говоришь! — кивнул майор. — Но у нас и нет цели его наказывать, мы не милиция. Государству оно ущерба не нанесло, а интересы простых граждан мы рассматриваем только в контексте.
Возможно, трезвый майор и не сболтнул бы лишнего, но глубокая ночь и невесть откуда (точнее, из той же батиной заначки) взявшаяся вторая бутылка сделали своё подлое дело.
— Мы хотим с ним договориться. С нас — море жратвы, с него — польза Родине.
— Вот это поворот! — изумился я. — И что ж это за сделка века такая планируется? Если, конечно, не секрет.
— Представь себе солдат, лишённых страха и сострадания, — полушёпотом сказал Курмис.
Если не можешь предотвратить нежелательные для тебя события, то хотя бы постарайся извлечь из них максимальную выгоду — вот пример образа мышления настоящего руководителя. Это я сейчас понял, но в те годы, живя лишь мнением своих работяг-родителей, я думал, что в правительстве и на других высоких должностях сидят одни идиоты, поэтому всей гениальности плана, придуманного, возможно, их полковником, а может, и кем повыше, я, разумеется, не заценил.
— То есть, уберечь простых граждан от этого пожирателя эмоций в ваши задачи не входит? — спросил я после довольно длинной паузы, во время которой я обдумывал услышанное, а Банкин с Курмисом хлопнули ещё по пятьдесят.
— Напрямую — нет, — спокойно, без какого-либо признака смущения, ответил майор. — Но есть предположение, что после барского обеда страхом целой роты солдат это существо уже не захочет шарахаться в поисках случайной единичной добычи, и таким образом простые граждане будут чувствовать себя немного более безопасно. Если только наш гость — не прирождённый охотник, и поиск добычи для него — смысл жизни. В таком случае — увы и ах.
— Нда, способ, конечно, так себе, на мой взгляд, — почесал я подбородок. — Но за неимением лучшего... Кстати, в связи с этой нашей историей прямо заиграли новыми красками народные сказки о драконах, прилетавших в города и бравших дань красавицами за то, чтобы не съедать всё население.
— А что... Ик! Хорошая аналогия! — просиял Банкин. Несмотря на то, что был он раза в два тяжелее майора, но при одинаковом количестве выпитого, выглядел он намного пьянее своего начальника. Видимо, житейский и питейский опыт здесь имели большее значение, нежели природные данные.
— А что, вы считаете, она может за один присест схряпать весь страх у целой роты солдат? — решил уточнить я, просто для общей эрудиции.
— Ну, за один присест — это вряд ли, — задумчиво сказал Курмис. — В среднем, одну жертву оно обгладывает от недели до полутора-двух месяцев. Так что роты ему должно хватить надолго.
— Тогда странно... Со мной она была год.
— Год?! — бравые сотрудники аж привстали со своих табуреток. — Это ж сколько в тебе мужицкой силы-то... Было...
— А может, она это... — Банкин пытался подобрать правильную формулировку. — Удовольствие растягивала? Смаковала?
— По ходу, точно «она», а не «оно», — согласился майор. — Хотя кто ж их разберёт...
Заполнявшему стаканы, паузы и пустоту в душе зелёному змию надоело быть гвоздём ночной программы, и он, незаметно подвинувшись, уступил место неотвратимо надвигавшемуся рассвету. Чокнувшись «на ход ноги», госорганы кое-как встали и направились в сторону коридора. Майор держался отлично, его военная выправка ничуть не пострадала от нескольких жалких стопок. А вот Банкин умудрился устроить ДТП с холодильником, посмевшим перейти ему дорогу. Я даже не пытался встать, памятуя, что во мне ещё до их прихода уже сидело энное количество градусов. Зато в моей полусонной голове возникли кадры из недавно посмотренного на пиратском диске фильма «Люди в чёрном».
— А вы не будете стирать мне память, как в кино? — спросил я на всякий случай. Оказалось, мои визитёры тоже имели удовольствие насладиться голливудской картиной.
— С какой целью, позволь узнать? — спросил Курмис, надевая плащ.
— Ну чтобы я никому не проболтался...
— О том, что ты чпокался с инопланетянкой, вылезшей из твоего компьютера, а потом напился с чекистами? — расхохотался майор. — Рассказывай смело, тебе всё равно никто не поверит.
Глава 5
«Ещё одна дверь захлопнулась», — такая мысль проскользнула в промежность моих извилин, когда ушли ночные визитёры. И посвящена она была отнюдь не щелчку замка, поставившего точку в одной из глав моей донельзя скудной биографии. Была ли эта глава последней? Определённо, нет! После неё должен следовать, как минимум, эпилог. Возможно, перед ним ещё будет какая-то совсем коротенькая глава, в которой напишут, как наш герой в понедельник сходил в один угрюмый кабинет, рассказал строгим дядям в штатском, что с ним происходило в предыдущем разделе, а затем отправился на все четыре стороны заниматься тем, что в обществе принято называть жизнью и радоваться тому, что у тебя есть хотя бы это. Как наслаждаться жизнью без одного из главных её удовольствий, никто, конечно, не научит. Может быть, в сорок лет мужика и начинают интересовать театры с музеями, но мне до этого возраста ещё предстояло дожить. В успехе последнего я не был уверен ни на грамм.
Будущее рисовалось мне личным постапокалипсисом. Тот обман, в который меня втянуло потустороннее нечто, до сих пор грохотал эхом в пространстве между моих ушей, стремительно схлопывающемся в сингулярность. Что будет после него? Точнее, так: будет ли вообще хоть что-нибудь после него? И поверю ли я ещё хоть кому-то и хоть во что-то? Обманула. Втёрлась в доверие, заставила полюбить и обманула. Но лузер... Я всегда был лузером, который не способен думать своей головой, в результате чего просто вынужден верить на слово всем, кого считает хоть немного умнее. Такие, как я — идеальный корм для системы. А вот поди ж ты: вместо системы мной полакомилась хтоническая хрень из другой галактики. А может, и не из другой — ей соврать, что глазом моргнуть (хотя и глаз-то у неё нет). Но какая мне разница, откуда она и кто? Факт остаётся фактом: сыграв на самых тёплых чувствах, обманула и обглодала. Кто-то скажет: «Жив остался, и слава богу!» Но то, что у меня осталось, жизнью может назвать разве что безрукий и безногий. Или слепоглухонемой.
Как-то по пьяной лавочке мой отец разоткровенничался и признался, что топит в водке мечты, которые не смог осуществить. Они были до хохота банальными: объездить мир, повидать лучшие его красоты и познать лучших его красавиц. Но вместо чудесных приключений в его жизни случилась моя мать. А потом неожиданно случился я. Вместо Нью-Йорка и Парижа были ясли и детские больницы, вместо круассанов и такоса — сухие смеси и подгузники. А вместо молодого жизнерадостного двадцатисемилетнего паренька появился угрюмый, осунувшийся, ненавидящий весь мир двадцативосьмилетний взрослый мужчина с потухшим взглядом. Мы с отцом держали нейтралитет: он не любил меня, но терпел и старался не срываться, хотя, по его мнению, именно я испортил его жизнь. Я отвечал ему взаимностью. Но именно сейчас я понял, что потерял он: ведь то же самое потерял и я. И кажется, я уже знал, чем буду глушить свой внутренний вопль отчаяния до тех пор, пока не утону весь вместе с ним.
Перебравшись, наконец, в свою комнату, я задёрнул шторы. Подлому рассвету было плевать на моё горе, и он внаглую вламывался в моё окно с коварной целью не дать мне заснуть. Я был согласен с майором: сон — это лучшее, что может со мной случиться сейчас. Но затащив носившее его тело на матрас, мой истыканный со всех сторон мозг выдал порцию новых сомнений. А что если врали Банкин с Курмисом? Мотивы их лжи вполне очевидны: они хотят заполучить себе Зимбу и любыми способами пытаются добыть побольше информации о ней. У кого ещё можно выведать кучу секретов об интересующей тебя личности, как не у её ближайшего друга, в одночасье ставшего врагом и желающего поквитаться?
Кому бы вы охотнее поверили? Существу, называющему себя пришельцем из другой галактики, у которого даже тела нет, или же биологически родным тебе сотрудникам госорганов? Для меня выбор вообще ни разу не очевиден: убедительно врать могут и те, и эти.
